Текст книги "Хакеры (takedown)"

Автор книги: Кэти Хефнер

Соавторы: Джон Маркоф
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)

Во время перекрестного допроса свидетелей обвинения Гвидобони вынуждал их признать, что червь не вызвал никаких повреждений. Он старался доказать, что большая часть времени, которое у них ушло на борьбу с червем, приходилась на чисто интеллектуальные, теоретические рассуждения и изучение проблемы уже после того, как она была вырвана с корнем. Самым ярким эпизодом защиты стал перекрестный допрос Кейта Бостика, старшего администратора системы UNIX в Беркли. Обвинитель спрашивал у Бостика в каких изнурительных трудах провели ночь компьютерщики. Гвидобони же интересовало, а не заставил ли червь обратить внимание на дыры в защите sendmail и finger?

– В результате программа sendmail стала чуточку надежнее, не правда ли?

– Это верно, – ответил Бостик.

– И теперь она, конечно, более защищена.

– Это верно, – Бостик начал улыбаться.

– То же самое можно сказать и о программе finger, не так ли?

– Это верно, – отвечал Бостик.

Гвидобони хотел прояснить еще один вопрос – вопрос санкционированного доступа

– Не предоставляют ли такие программы, как finger и ftp, любому, кто ими пользуется, определенную степень доступа ко всем компьютерам, в которых вдет их прогон?

Бостик склонил голову набок, словно впервые обдумывал такую возможность.

– Да, – ответил он.

– Так, может быть, в определенном смысле Роберт Моррис был авторизован использовать любой компьютер, на котором могли прогоняться эти программы?

Бостик согласился и с этим. Каждого свидетеля после дачи показаний окружали журналисты: «Заслуживает ли Роберт Моррис тюрьмы?»

– Я искренне надеюсь, что его признают виновным и засадят за решетку, – ответил один сердитый системщик – Иначе по всей сети откроется охотничий сезон.

Администратор сети из армейской исследовательской лаборатории смотрел на ситуацию несколько иначе: «Не стоило бы держать такого типа в тюрьме. Он там таким штукам научится, что станет настоящей угрозой».

Каждый день Боб и Энн занимали места в первом ряду. У Энн на коленях лежала тетрадка, где она иногда делала записи. Моррис – старший определенно был заметной фигурой. Ехидный блеск в его глазах слегка заглушался унынием. Моррис был одет в серый костюм-тройку и черные разношенные ботинки. Лицо у него посерело, и в перерывах он постоянно курил, окутывая дымовой завесой тех, кому случалось стоять рядом.

Во время трехдневного перерыва в судебном заседании произошла серьезная авария в службе междугородных телефонных линий компании ATT. В понедельник почти половина междугородных, международных и аварийных звонков по сети ATT не дошли до места назначения. Операторы сидели без работы. Пошел слух, что какой-то хакер из Нью-Йорка таким образом выразил протест против суда над Робертом. Марк Раш даже позвонил коллегам в Вашингтон узнать, так ли это. В конце концов выяснилось, что в ПО телефонной компании была ошибка. Однако этот инцидент снова заставил почувствовать роль компьютеров в повседневной жизни. Те из присяжных, кому в тот день не удалось дозвониться по междугородке, получили более живое представление об ощущениях администраторов Internet, когда они столкнулись с робертовским червем. Защитники Морриса беспокоились, что этот случай может ожесточить присяжных.

Ко второй неделе судебного заседания прибыли новые сторонники обвиняемого. Питер Нойманн, эксперт по компьютерной защите и бывший сотрудник Bell Labs, приехал из Калифорнии свидетельствовать в защиту Роберта. Дуг Макилрой представил суду характеристики подсудимого. Подруга Роберта Джанет присутствовала почти на всех заседаниях. Прибыли Бен и Мередит. Во время долгих перерывов Джанет, Роберт, Бен и Мередит сидели кучкой и разгадывали кроссворды.

Старые друзья семьи Моррисов – Кен Томпсон, Фред Грамп и Джим Риде, пионеры в области компьютерной защиты, прилетели на маленьком частном самолете из Нью-Джерси только для того, чтобы демонстрировать свою поддержку семье в целом и подсудимому в частности. Если бы защита уже не набрала характеристик больше, чем могла использовать, она представила бы слово и этим троим. Здание суда стало напоминать место ежегодной встречи асов компьютерной защиты. Немедленно вступивших в оживленную дискуссию ученых легко было принять за делегатов технической конференции в перерывах между заседаниями. Компьютерщики из Bell Labs вспоминали случай с Arpanet в октябре 1980 года, когда простой отказ железа на одном компьютере привел к сбою всю сеть. Правда, тогда в Arpanet было всего несколько сотен машин.

Когда прибыла тройка из Bell Labs, Энн Моррис ловко направила репортеров в их направлении, намекнув, какие титаны посетили Сиракузы. В поисках свежей информации после стольких дней утомительных технических деталей репортеры облепили Кена Томпсона, возможно, самого известного из компьютерщиков. Томпсон со своими редеющими каштановыми волосами до плеч очень подходил под стереотип оригинала, эксцентричность которого прощается из уважения к его гению. Рядом стоял Боб Моррис и веселился. Когда Томпсон заявил, что считает запуск червя безответственным поступком, Моррис ухмыльнулся и громко сказал: «А сам-то делал такое, а, Кен?».

Странно было видеть этих людей на суде. Эта группа представляла собой не просто абстрактное сборище гениев – это были живые люди, которые стояли за теоретическими рассуждениями о технологической этике и интеллектуальной собственности. Их присутствие напоминало о давнем законе экспертов по защите «Ты только тогда получишь нашивки, когда взломаешь защиту». Но так было в старые добрые времена, когда компьютерное сообщество было гораздо меньше, компьютеры не были персональными, ставки в игре были гораздо ниже, а взломать защиту считалось научным экспериментом.

Не такие люди были Моррисы, чтобы тратить время без пользы. Все они приходили на судебное заседание с книжками, чтобы читать во время перерывов. По их стандартам это было легкое чтиво. Боб читал «Жизнеописание двенадцати цезарей» Светония, Роберт – исторический роман Роберта Грейвза «Велизарий», Мередит – только что вышедший «Маятник Фуко» Умберто Эко. Энн присматривала за Бобом, которого явно развлекало пристальное внимание журналистов. Сама Энн использовала прессу более продуктивно: в перерывах между заседаниями рассказывала репортерам о всевозможных достоинствах Роберта, о его бесспорных талантах и обо всех подшивках Scientific American, которые он перечел в детстве. Не преминула она и рассказать о приступе слабости, что случился с ним в вашингтонском метро в тот день, когда они впервые посетили Гвидобони.

Пол Грэхем был вызван в суд обвинением, Энди Садат – защитой. Когда Роберт увидел друзей, входящих в зал, он побагровел, словно ему стало стыдно за всех троих. Показания двух гарвардских студентов оживили монотонное течение процесса. Пол был болтливым как всегда. Он пересказал свои беседы с Робертом, когда червь был еще на стадии разработки, и тот панический звонок от Роберта, когда стало ясно, что изящный эксперимент превратился в грандиозную катастрофу. Пол и Энди внесли в суд дополнительный привкус элитарности. Энди рассказал, как учился в Эксетерской академии, прежде чем поступил в Гарвард, и как он помог Гарварду выиграть кубок по гребле в последние выходные перед атакой червя, когда Роберт был в Кембридже, предположительно изучая исходный код UNIX. Даже судья, почтенный выпускник Пенсильванского университета, тоже входившего в Лигу Плюща (Лига Плюща объединяет старейшие и наиболее престижные университеты Новой Англии), начал проникаться этой атмосферой клубности. Он прервал показания Пола, чтобы уточнить один из спортивных терминов, а после того, как кончил выступать Энди, судья отклонился от процедуры, чтобы поздравить свидетеля с его серебряной медалью на Олимпийских играх 1984 года.

Единственной загадкой в тактике защиты было, вызовет ли Гвидобони для дачи показаний самого Роберта. Однако и тут особо сомневаться не приходилось. По мнению Гвидобони, только на пользу делу пойдет, если присяжные услышат всю историю от самого Роберта. Помимо того, что это будет как-никак первое публичное заявление Роберта, его искренность и полнейшая беззащитность помогут присяжным увидеть суть дела сквозь весь технический жаргон: Роберт Моррис допустил ужасную ошибку, но он не преступник.

Однако когда Роберт стал на свидетельское место, он невольно повел себя как-то отчужденно и выглядел менее привлекательно, чем мог бы. Он так сосредоточенно объяснял технические детали, что, вместо того, чтобы завоевать сердца присяжных, показался им немного высокомерным. Гвидобони с большим трудом удалось заставить Роберта выразить его чувства па поводу инцидента с червем, не спровоцировав своими подсказками немедленных возражений обвинения. Трижды Гвидобони пытался, и трижды Раш его прерывал. Наконец Роберт ухитрился выпалить: «Это была ошибка, и я в ней раскаиваюсь», прежде чем обвинитель успел указать Гвидобони на четвертую подсказку.

Даже честность Роберта обернулась против него. Во время перекрестного допроса Роберт просто и прямо отвечал «да» почти на каждый вопрос Раша Да, он преднамеренно писал программу-червя для того, чтобы входить в компьютеры, к которым не имел доступа. Да, он преднамеренно сделал код трудным для понимания. Да, да.

После того, как закончился допрос свидетелей, Гвидобони выступил с речью, требуя оправдания подзащитного, заявляя, что правительство не доказало состава преступления. Самое большее, утверждал он, обвинение доказало пункты менее тяжкого преступления, по законодательному акту – мисдиминор. Вопрос о меньшем составе преступления уже поднимался, и к этому времени судья был готов рассмотреть его серьезно. Но он не мог предложить присяжным выбирать между фелонией и мисдиминором, пока этого не потребует сам подсудимый. Это значило, что выбирать предстоит Роберту. Дело было рискованное. Надо было взвесить шансы на оправдание и на компромиссный вердикт. Разумеется, обвинение в мисдиминоре предпочтительней. Но, с другой стороны, если присяжные убедятся, что действия Роберта не соответствуют тяжести предъявленного обвинения, им ничего не останется, как вынести оправдательный приговор. Когда Мансон отложил заседание до следующего понедельника, вопрос все еще оставался открытым. Моррисам предстояли три дня напряженного ожидания. Чтобы убить время, они с утра отправлялись играть в боулинг, а потом шли в кино. Роберт отсыпался.

Поскольку судья все еще не отреагировал на ходатайство обвинения об отводе показаний, касавшихся намерений Роберта нанести ущерб, ожидалось, что он коснется этого вопроса, когда будет давать указания присяжным. Мансон сделал трехдневный перерыв, чтобы подумать об этом. В понедельник с самого утра и защита, и обвинение собрались в кабинете судьи и выслушали его решение. Гвидобоии был разочарован, но не удивлен: судья не изменил своего мнения о безотносительности намерений Роберта к нанесенному его действиями ущербу. Судья истолковал закон таким образом, что вопрос преднамеренности касается только того, имел ли обвиняемый намерение совершить несанкционированный доступ, а не того, намеревался ли он нанести ущерб.

В этот момент Гвидобони уже знал, что проиграл дело. Его заключительная речь была вялой и отдавала поражением. Напротив, обвинитель Эллен Мельтцер выступала с особым пылом. Она напомнила присяжным, что Моррис сам признался в совершенном преступлении, в его преднамеренном характере и в том, что в результате его действий санкционированные пользователи утратили контроль над своими компьютерами. «Компьютерный червь мистера Морриса – не проделка подростка, – подчеркнула она. – Никоим образом это и не плановый эксперимент, закончившийся фатально. И разумеется, не за что благодарить обвиняемого. Вы же не станете благодарить террориста за то, что в результате его действий повысилась безопасность на авиалиниях, и не станете благодарить пьяного водителя…»

Не успела она закончить, как с места сорвался возмущенный сравнением Гввдобони. Судья согласился с ним. Слово «террорист» имело в Сиракузах особое значение. Год назад террористы взорвали реактивный лайнер компании Pan Am над Локерби, в Шотландии; среди пассажиров находились 35 студентов Сиракузского университета, возвращавшихся домой после обучения в рамках программы обмена студентами. Разумеется, в Сиракузах сравнивать Роберта Морряса с террористом, убивающим невинных людей, было абсолютно недопустимо. Судья поддержал возражение защитника.

Когда судья Мансон инструктировал присяжных, он особо остановился на ходатайстве обвинения, порекомендовав присяжным не принимать во внимание свидетельские показания, касавшиеся отсутствия у подсудимого намерений нанести ущерб, как не относящиеся к делу. Если присяжные во время совещания придут к заключению, что правительство не смогло доказать каждый из пунктов обвинения, они должны будут вынести оправдательный приговор. Однако судья ничего не сказал о менее тяжком преступлении. Роберт решил ставить на оправдание.

Во время совещания присяжных Роберт, Джанет, Бен и Мередит играли в карты на адвокатском столе, пока охранник их не одернул. Роберт уткнулся в свой исторический роман. Боб занялся старым дешевым изданием «Истории Рима» Ксенофона. Энн общалась с журналистами. Через пять часов присяжные вернулись для вынесения решения. Роберт внимательно смотрел, как каждый из присяжных отвечал: «Виновен»… Пресса рванула к телефонам. Судья назначил срок подачи ходатайств и прервал заседание. Роберт стоял и растерянно улыбался. Энн кинулась к адвокату, но Боб медлил, глядя в пространство и слабо шевеля пальцами левой руки, словно перебирая невидимую ткань. Энн жестами звала мужа присоединиться к остальным членам семьи, сбившимся в кучу у адвокатского стола. Она хотела немедленно обсудить с Гвидобони их права. Моррисы были людьми, привыкшими контролировать ситуацию, и обвинительный приговор не был исключением. И даже если ситуация не поддавалась контролю, Энн все-таки искала выход. Но Гвидобони выставил перед собой ладони и сказал: «Слушайте, люди, не стоит заниматься этим прямо сейчас. У нас еще будет масса времени».

В других обстоятельствах системщик, который работал на американское разведуправление, настолько засекреченное, что даже его название раньше было тайной, и его сын жили бы себе тихо и спокойно, как и вся интеллектуальная элита США. Теперь отец попал под ослепительные прожекторы прессы, а сын оказался на скамье подсудимых. Тот, кому самой судьбой, казалось, предначертано стать одной из звезд компьютерного мира Америки, стоял сейчас на пороге тюрьмы.

Адвокат виновато пожал Роберту руку, пробился сквозь толпу журналистов и отправился к себе в отель. Прикрытый с флангов родственниками Роберт молча вышел из зала. Боб остался на площади, отвлекая на себя журналистов, окруживших его плотным кольцом, и тихо, почти шепотом, отвечал на их вопросы. Он сказал, что по-прежнему верит в честность и порядочность своего сына.

Эпилог

Как только судебные исполнители Лос-анжелесской прокуратуры услышали об аресте Кевина Митника в декабре 1988 года, они бросились к мировому судье и потребовали, чтобы она отказала в передаче на поруки. Подозреваемый, сказали они, однажды уже улетел в Израиль, и неизвестно, куда он сбежит на этот раз. Более того, он представляет угрозу лично для них. Они утверждали, что Митник подделал кредитный баланс одного судьи и испортил автоответчик офицера, наблюдавшего за его испытательным сроком. Судья отказала в передаче на поруки. Газеты запестрели заголовками «Неуловимый хакер – электронный террорист» и «Компьютерный вундеркинд – угроза обществу».

Учитывая, что невозможно предугадать, что Митник сможет натворить с помощью одного только телефона, судья резко ограничила его пользование телефоном. Он мог звонить только по номерам, разрешенным судьей.

Алан Рубин, назначенный судом адвокат Митника, пытался разрушить некоторые мифы, окружавшие его клиента. Митник не только не летал в Израиль, но и вообще никогда не выезжал за пределы Америки. Рубин не оспаривал махинаций с телефонной службой митниковского куратора, но настаивал на том, что Митник ничего не менял в кредитном балансе судьи. После того как Digital оценила ущерб, нанесенный ей Митником, в 160000 долларов, Рубин сделал попытку выговорить мягкий приговор и составил соглашение обвиняемого с Министерством юстиции – Митник признает себя виновным по двум из четырех пунктов обвинения и получает год в федеральной тюрьме с последующим наблюдением у психотерапевта. Прокурора это вполне устраивало, поскольку передача дела в суд потребовала бы предоставления неприкосновенности Ленни Ди Чико, которого обвинение считало в равной степени виновным. По каким-то своим причинам корпорация Digital удовлетворилась бы решением дела без открытого судебного процесса.

Но судья, возможно под влиянием того, что она читала в газетах, нарисовавших уж очень неприглядный портрет Митника, отклонила этот вариант. Она напирала на то, что в прошлом к Кевину Митнику уже проявили снисхождение, и ни к чему хорошему это не привело. Года тюрьмы будет недостаточно для такого опасного и непредсказуемого преступника. «Когда мы узнаем, что еще натворил мистер Митник, будет уже поздно», – заявила она на заседании.

Демонстрируя ту же готовность утопить приятеля, которую уже проявил Ленни, Митник изъявил желание сотрудничать с федеральным прокурором и дать показания против Ленни. Тогда адвокат сменил тактику. Он убедил судью, что «компьютерная одержимость» его подзащитного мало поддается самоконтролю, не отличаясь от наркомании, алкоголизма или клептомании. Это был роскошный аргумент. На этот раз судья согласилась с приговором, но год заключения должен быть дополнен шестимесячной программой психологической реабилитации. Теперь Кевин был не просто хакером – он стал компьютерным наркоманом.

Свой срок Кевин отбывал в Ломпоке, штат Южная Калифорния, в тюрьме с довольно мягким режимом. После отсидки он начал посещать резидентную группу психотерапии, где особый упор делался на 12-этапную модель реабилитации, разработанную для Анонимных Алкоголиков. На занятиях он держался особняком, заявив, что его проблема уникальна и никто не в состоянии ее понять. Он вел себя холодно и отчужденно. После первых недель групповой терапии Кевин продолжал утверждать, что вполне контролирует себя и может остановиться в любую минуту, если захочет (его психотерапевт назвала это классическим случаем сопротивления). Постепенно он все-таки пришел к осознанию реального положения вещей, стал сотрудничать с терапевтом, и она сказала, что верит в то, что его поведение изменится.

Он стал делать зарядку почти каждый день и всерьез сел на диету. За время реабилитационной терапии Кевин похудел на сто фунтов. По условиям испытательного срока ему запрещалось даже близко подходить к компьютеру, но когда он доказал, что в состоянии контролировать себя, ему разрешили искать работу, связанную с компьютерами, хотя пользование модемом по-прежнему оставалось под запретом.

Кевин начал посещать собрания «проблемных групп» и «Взрослых детей алкоголиков». Он закончил реабилитационную программу на два месяца раньше срока и нашел работу программиста в лос-анжелесской фирме, занимавшейся поставками спортивного оборудования. Бонни Митник так и не смогла простить ему многомесячную ложь и попросила о раздельном проживании. Кевин со своей бабушкой переехал в Ван-Нюйс, небольшой городок в долине Сан-Фернандо.

Ленни в конце концов признали виновным и приговорили к 5-летнему испытательному сроку и 750 часам общественных работ. Поначалу он помогал налаживать компьютерную службу в приюте для бездомных, но когда приют закрылся, Ленни не стал искать новую общественную работу, и его куратор смотрел на это сквозь пальцы. Ленни получил место программиста в маленькой фирме в округе Оривдж. В счет возмещения убытков он должен был выплатить Digital 12000 долларов. Ленни попытался было получить старый кевиновский номерной знак «X HACKER», но в департаменте автомобильного транспорта ему отказали. Ленни пришлось довольствоваться знаком «VMS WIZ».

Вскоре после суда в Целле Пенго переехал в большую квартиру на тихой улице в Кройцберге и продолжил свою жизнь свободного программиста. После дачи показаний в суде в январе 1990 года он предоставил событиям развиваться своим чередом и спокойно ожидал решения суда. Спустя три месяца, после затяжных переговоров между адвокатом Пенго в Байрейте и немецкими властями, из Карлсруэ пришло сообщение, что все обвинения с Пенго сняты.

По совету юриста корпорации Digital Equipment, который присутствовал на процессе в Целле, корпорация решила вчинить Пенго гражданский иск за пользование ПО, являвшимся собственностью Digital. В конце концов адвокат Пенго уладил и это дело. Пенго подписал документ, в котором обещал никогда не взламывать компьютеры Digital. Компания отказалась от иска.

В конце 1990 года Emery Air Freight Corporation, идентификатор пользователя сети которой Пенго так щедро пускал в ход, прислала ему письмо с требованием 13000 долларов. Не дождавшись ответа, адвокаты фирмы подали на Пенго в суд. И снова вмешался адвокат Пенго, провел переговоры с фирмой и урегулировал дело полюбовно, сойдясь на сумме в 2300 долларов, как раз чтобы покрыть расходы на гонорары юрисконсультов фирмы.

Маркус Гесс все еще работает программистом в маленьком ганноверском издательстве. Клифф Столл расстался с Мартой Мэтьюз, пишет книгу по астрономии и частенько читает лекции по компьютерной защите. Ласло Балог по-прежнему живет в Питтсбурге.

Когда по делу Пенго принимали окончательное решение, Роберту Моррису выносили приговор. Репортеры набились в зал. Прибыл весь клан Моррисов. Боб был в новых черных ботинках и бейсбольной кепочке с надписью «Деликатесы Бэзила», прихваченной в любимой закусочной сотрудников Агентства национальной безопасности.

Дэвид О'Брайен, компаньон Тома Гвидобони, сделал прочувствованное заявление от имени защиты. Старательно называя своего клиента не иначе как по имени, О'Брайен сказал, что подзащитный – «славный парень, который уже достаточно наказан». Потом Гвидобони стал оспаривать определенную правительством в 160000 долларов сумму ущерба, нанесенного червем, и требовать снисхождения к Роберту, поскольку он признает свою ответственность за содеянное. Гвидобони утверждал, что Роберт не заслуживает тюрьмы.

Когда пришла очередь Марка Раша, федеральный прокурор мало что смог добавить к тому, что какое-то время в тюрьме будет соответствующим наказанием. Кстати, в Министерстве юстиции в последнюю минуту разгорелся спор о сроке заключения. Мало того, что до этого они в течение 8 месяцев не могли договориться, выступать ли в качестве обвинителя, теперь чиновники не могли решить, как наказать Морриса. И – поступок необычный – Министерство не выдвинуло никаких предложений относительно приговора.

Как ведущий телевизионной игры объявляет рекламную паузу, так и судья Мансон объявил пятиминутный перерыв перед тем, как прочесть приговор. Вернувшись, судья спросил у подсудимого, хочет ли тот что-нибудь сказать. Моррис от последнего слова отказался. Судья произнес коротенькую речь. Его засыпали письмами, сообщил он. В одних просили о снисхождении, в других клеймили Морриса, называя его угрозой свободному обществу. Мансон пожаловался, что шагу не мог ступить за порог дома без того, чтобы не натолкнуться на желающих поделиться своей точкой зрения на дело Морриса. Женщины в местном клубе пооткручивали ему все пуговицы, объясняя, какой подсудимый симпатичный молодой гений. Тюремное заключение, сказал наконец судья, не представляется соответствующим наказанием. Он приговаривает Роберта к трем годам испытательного срока, штрафу в 10000 долларов и к 400 часам общественных работ. "Мне хотелось бы побольше узнать об этих «люках», – ввернул он термин, подхваченный от свидетелей, закрывая судебное заседание. Сиди Роберт поближе, судья, наверное, потрепал бы его по голове.

Спустя несколько дней Гвидобони заявил, что Роберт собирался обжаловать обвинительный приговор.

Дело Роберта Морриса разделило на два лагеря как компьютерщиков, так и общество в целом. Одни считали, что мягкий приговор был справедливым: Роберт допустил ужасную ошибку и уже заплатил за нее в общей сложности свыше 150000 долларов штрафов и судебных издержек. Других такой приговор только озлобил. Юджин Сгаффорд, программист из Пурду, оказался таким ханжой, что в «Журнале Ассоциации вычислительной техники» призывал бойкотировать продукты любой компьютерной фирмы, которая примет Роберта на работу.

Что касается самого Роберта, то он предпочитал отмалчиваться. Не считая утверждения, что его программа – не до конца продуманный эксперимент, он ни сказал ни слова о том, чем руководствовался при ее написании.

После объявления приговора мать крепко обняла его, а отец пожал руку. Роберт по-прежнему отказывался говорить с журналистами. Когда семья вышла навстречу толпе репортеров, Роберт остался в зале и обсуждал со своим адвокатом и судебными исполнителями условия своего испытательного срока. Позднее он, никем не замеченный, вышел через боковой выход.

Свои 400 часов общественных работ Роберт отработал в Бостонской ассоциации адвокатов. Сейчас он программист в фирме, занимающейся программотехникой, в Кембридже, штат Массачусетс, и учит древнегреческий, как когда-то его отец. Он собирается подавать заявление о приеме в аспирантуру Гарвардского университета по специальности «Компьютерные науки». 7 марта 1991 года Апелляционный суд США на второй выездной сессии оставил без изменений обвинительный приговор Роберту.