Текст книги "Из дыхания и разрушения (ЛП)"

Автор книги: Керри Райан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Из дыхания и разрушения

Переводчик и редактор: Лена Меренкова

Обложка: Лена Меренкова

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Сны я видела не часто, но когда они были, я не сразу могла найти из них выход. Почти всегда выход найти удавалось. В других случаях, как бы я ни старалась, я не могла проснуться, вырваться из оков сна. И приходилось жить в кошмарах, которые казались слишком реальными.

Сердце гремело в ушах, я снова пыталась понять, где находилась. Сны постоянно различались происходящим и местом, но одно у них было общее – они словно звали меня, хотя я не понимала, как.

Порой я была в стороне, смотрела, как придворные танцевали, пряча кинжалы из стали и остроумия. А потом они кланялись и становились дымом, пепел их лжи и скрытых признаний разносило по ветру, будто пыль.

Порой я была посреди действия, меня бросало в стороны, башни рушились, вода текла мимо. Воздух трепал волосы, бросал их мне в лицо, земля подо мной дрожала, огонь сыпался на всех нас.

Но этой ночью видения были иными. Я была главной, сон происходил со мной, я не смотрела в стороне на то, что не понимала.

Но я стояла на поляне, сзади была зима, впереди – лето с жутким жаром. Весна плясала справа от меня прохладным теплом, и ощущение запутывало, а осень задевала меня слева, теплая прохлада удивляла еще сильнее.

Передо мной были две тени, тянули руки, звали меня шепотом. Я слышала только их дыхание, не голоса, так что не знала, кем они были, что представляли в этом сне, чтобы я вспомнила, проснувшись.

– Лирика, – звали они в унисон. – Лирика.

И хоть это было мое имя, звучало так, словно они звали не меня. Они словно звали ту, кем мне нужно было стать. Я не была той личностью. Не была такой, как им было нужно, и могла и не стать ею.

И хоть я была в том же теле, что и в реальности – изгибы тела были чуть больше среднего и выпирали из платья, а рост был чуть ниже среднего, так что платье волочилось по земле – во сне была не настоящая я.

Светлые волосы трепал ветер, они ловили свет и порой выглядели как белые, а порой как золотые. Оттенок менялся от того, как часто я была на солнце, но во сне цвет волос немного менялся от направления, куда я поворачивалась.

«Это не настоящая я», – снова сказала я себе. Это было не мое платье, не моя жизнь.

Те тени не могли звать меня, ведь я не была тут собой.

– Лирика, – снова позвали тени.

– Проснись, – потребовала та, что стояла ближе к весне.

– Пора, – шепнула та, что была ближе к осени.

И хоть они шептали, слова были криками в моих ушах.

Я резко проснулась, кожа была липкой от пота, я пыталась отдышаться. Майка промокла, прилипла к телу, и шорты задрались, пока я ворочалась во сне. Одеяло было на полу, а простыни смялись у края кровати, так что я точно барахталась.

Я сглотнула, прищурилась, глядя на часы. Солнце уже встало, хотя не было и семи утра, но в Денвере, Колорадо, было лето, и это означало голубое небо, яркое солнце и дожди, возникающие из ниоткуда.

Белые шторы были задвинуты, но они не подавляли свет, так что я научилась уже давно спать с лучами, падающими на лицо. Приходилось, если я хотела выспаться. Я была подростком, и сон был частью жизни, особенно летом.

Мне было восемнадцать, и я была готова идти в колледж осенью, но я все еще ощущала себя подростком, который хотел спать и не вставать рано на уроки. Не помогало то, что стены в комнате были сиреневыми с тех времен, когда я обожала фиолетовый, и на шторах и кровати внизу были кружева.

У моей семьи был неплохой доход, но мы относились к среднему классу, и нынче это означало, что денег на ремонт в спальне, чтобы она подходила для девушки, которую ждал колледж, не хватало. Я не переживала. Я не собиралась тут задерживаться. Вскоре я буду в общежитии в местном университете, филиале Колорадского университета, потому что я не могла позволить университет в Боулдере. А еще так я могла оставаться близко к дому.

Потому что, хоть я думала, что была готова начать новую жизнь и быть взрослой, кошмары мучили меня, сколько я себя помнила, намекая, что я была не такой взрослой, как считала себя.

Какому подростку нужен был ночник, чтобы прогонять страшные тени?

Мне. Лирике Камарон, ходячему воплощению нерешительности, не готовой полностью ни к чему.

Я провела рукой по лицу, не дала себе скривиться от того, как вспотела, и вздохнула. Сны раньше были не такими частыми, а теперь я видела их почти каждую ночь, и я не знала, что они значили. У меня всегда было хорошее воображение, но сны теперь были на другом уровне.

Я уже не была девочкой, но мне все еще снились принцы и принцессы, магия. Дворы и красивые платья, цветы и дождь. Но я думала, что это было лишь оболочкой. Вуалью поверх ненависти, лжи и тайн, которые скрывались за снами.

Я всегда тайно хотела записать их, сделать из них книгу или пару историй, но почему-то сдерживалась. Не было смысла записывать то, в чем не разобраться. Сны пугали меня, хотя не должны были, и, если их записать, они станут только реальнее.

И записи не помогли бы мне в жизни вне снов. Мне нужно было вырасти, перестать думать о сказках, которые не были сияющими, и понять, кем я хотела быть, когда вырасту. Потому что я уже не была ребенком, и, к сожалению, пора было уже принимать решения, а я все еще сомневалась.

– Молчи, Лирика, – буркнула я себе. Было еще слишком рано, и я еще не проснулась, так, чтобы размышлять о таком. Меня могли похоже отчитать и родители за завтраком, а то и обедом и ужином.

Они любили меня, а я любила их.

И мне нужно было вести себя как лучшая дочь.

Для этого нужно было выбраться из кровати и смыть пот с кожи. А потом постирать простыню, проветрить одеяло и, может, пробежаться, чтобы прогнать паутину из головы. Я не любила кофе, потому что туда нужно было добавлять слишком много сахара, чтобы мне оно нравилось, так что я не могла взбодриться так. Поэтому я отвлекалась занятиями и свежим воздухом, заставляя сны оставаться подальше от моей реальности и не мешаться моему дню.

Я могла сделать это. Точно. Только нужно было прогнать из головы обрывки сна.

Те две тени появлялись часто в моих кошмарах, и я невольно думала, что они что-то означали. Кем они были и что представляли? Почему были важными? Я не знала, были это мужчины или женщины, были ли это люди. Если бы они были любовными интересами, то это могли быть мужчина и женщина, и тогда сон представлял бы мое влечение в настоящей жизни к обоим полам, ведь я и на свидания ходила с обоими полами. Но я все еще не знала, что означали сны или тени.

В паре снов призраки двигались, и я могла почти представить, что они хотели быть ближе. Они всегда протягивали руки, словно я должна была выбрать, с кем из них пойти.

Времена года казались символом выбора и изменений. Как и те сны, где я была в земле, воде, воздухе или огне. Все указывало на выбор.

Может, сны и не намекали на что-то, чего я не знала.

Мне на самом деле пора было делать выбор.

Выбор, кем быть. Кем Лирика Камарон могла быть во взрослой жизни.

Этот выбор был самым сложным, но и важным. Все подростки проходили это, они все принимали решения, как бы на них ни влияли со стороны.

Я знала, что передо мной лежала дорога, которая приведет в жизнь, не сильно отличающуюся от той, что я вела сейчас. Она делала решения практичными. Мне нужно было пойти по этой дороге, ведь это было проще, и многое там было уже продумано.

Но часть меня хотела чего-то другого. Я хотела быть Лирикой, которая не застыла посреди дороги, как подросток-бисексуал, живущий в Денвере, Колорадо.

Мне нужно было принять четкие решения, не связанные с принцами и стихиями, временами года и переменами.

Я приму правильное решение.

Должна была.

И я собиралась игнорировать сны и то, что меня могло ждать нечто большее. До этого ничего такого не было, и я не собиралась ждать ответов, которые пугали меня, переводов снов, которые путали меня.

Я пойду по своему пути, принимая свои решения.

И они будут правильными, потому что они будут моими.

Сны со временем пропадут.

Они растают, как девочка, какой я была. На этом месте будет будущее, которое я хотела.

Я говорила себе, что больше снов не будет. Я не могла их уже видеть.

Я не хотела знать, что означали тени. Не хотела знать, откуда они знали мое имя.

Я не хотела знать, почему все ощущалось реальным. И я не хотела знать, почему видела те же тени, когда не спала. Потому что это меня пугало. То, что ощущалось как настоящее.

Я была Лирикой, девушкой, у которой все еще было впереди. Я не была той, что видела тени и сны.

Нет, я не могла быть такой.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Я отправила простыню в стиральную машинку, быстро приняла душ и отправилась на пробежку. Я решила пойти в длинных черных леггинсах, ярко-розовом спортивном лифчике под двумя черными майками и черной кофте с дырками для проветривания и отверстиями для больших пальцев в рукавах. Это была моя любимая кофта, и я расстроилась, когда пошла купить еще одну и обнаружила, что такие уже не делали. Края уже обтрепались, и порой молния задевала кожу, и я вздрагивала.

То, что я была так привязана к спортивной одежде, говорило мне, что нужно было чаще выбираться из дома – и не только для бега по району. Я фыркнула, медленно взбегая по холму у одного из районов, проклиная то, что жила в городе у гор. Да, на востоке от города были равнины, ходить было просто, но в пределах города и на западе? Холмы, от которых кололо в боку во время бега.

Я всегда бегала, но не занималась этим в школе. Я не была ни в одной спортивной команде. Я играла в футбол и бейсбол в детстве, но не была в этом хороша, не так, чтобы уделять этому много времени. Я даже пробовала гимнастику и балет, когда была маленькой девочкой, как делали многие дети, но это было не мое. И, хоть мне нравилось бегать – до сих пор – делать это ради состязаний было невесело. Я всегда немного завидовала тем, кто мог прилагать усилия и получать веселье, но для меня спорт был не таким. Я неплохо справлялась в школе, зная, что мне нужны были хорошие оценки для колледжа, но мне приходилось усиленно работать над всем, не связанным с английским. Я умела писать. Я обожала писать.

Дифференциалы? Нет.

Я подавила дрожь от этой мысли, побежала вторую милю. Я не собиралась делать ничего больше, ведь хотела позавтракать, и я уже ощущала, что пришла в себя после сна. Но я думала пробежаться еще раз позже, когда жара спадет. Нагрузки помогали мне сосредоточиться.

Мне показалось, что я уловила тень краем глаза, но, когда я повернула туда голову, чуть не запнувшись о свои ноги при этом, я поняла, что это были просто мои волосы и игра света. Я не видела тени вне снов. Нет.

Мне просто нужно было прогнать эти странные мысли из головы и начать день.

Мои родители не проснулись, когда я отправилась на пробежку, но, благодаря записке, которую я оставила у кофемашины, они знали, что я была не дома. Я была взрослой, но все еще их ребенком, жила под их крышей. Нужно было следовать правилам, придерживаться комендантского часа и манер. Я не знала, как собиралась жить вне их правил в общежитии, но я не думала, что буду безумной, как рассказывали в историях, которые я слышала, пока росла. Я не хотела вылететь из колледжа, когда я даже не выбрала цель в жизни. И я была уверена, что не собиралась все время выпивать и совершать преступления или что-то, что навсегда запятнает мою репутацию.

Нет, на такое меня не искусить.

Когда я вернулась домой, родители ушли на работу, но я знала, что увижу их за ужином. Моя лучшая подруга Брэлинн и бывшая девушка/подруга Эмори придут поесть с нами, и я знала, что мои родители хотели узнать, что две девушки запланировали дальше. Мама с папой считали, что, если я знала, что делали остальные, это подтолкнет меня к принятию решения. Вот только, чем больше они на меня давили, тем больше я хотела скрыться в панцире, как черепаха, и вовсе не делать выбор.

Сон вернулся ко мне, и я старалась не хмуриться, наливая себе сок и погружая два куска хлеба в тостер. То, что у меня снова были странные сны, которые я пыталась понять, не показывало, что они обязательно что-то означали.

У меня были дела в этот день, а не только мысли о кошмарах, которые не значили ничего, кроме того, что нужно было следить, что я ела перед сном. Да, было лето, и я временно не работала, ведь кофейня, в которой я работала, неожиданно закрылась, но у меня были другие дела в жизни. Например, решить, что я хотела делать со своей жизнью.

Но сначала нужно было сосредоточиться на подругах и грядущем разговоре, который точно состоится за пюре и жареной курицей этой ночью.

* * * 

Странно, но я не ощущала безопасность после того, как родители вернулись домой и ни разу не упомянули учебу или мое будущее. Я знала, что разговор состоится, но они давали мне время опустить защиту, чтобы они напали.

Я не знала, почему продолжала медлить, когда нужно было принять важное решение, но было страшно из-за масштабов этого решения. Мне было восемнадцать, в таком возрасте можно было сражаться и умереть на войне, но я не могла пить. Я могла купить сигареты и голосовать, но все еще технически была подростком.

Принятие важного решения, когда я хотела просто изучать и узнавать, что подходило мне больше, было не весело. Я знала, что тысячи людей делали это каждый год, и многие из них даже не знали, что хотели делать, но хотя бы догадывались о направлении.

Я? Я знала, что я любила, но за такое не платили. Так мне говорили. И я отчасти верила.

Мой разум всегда был полон мечтаний и слоев воображения. Я любила воплощать эти видения, хотя бы в своей голове. Такая направленность не понравилась бы моим родителям. Идея сделать все это самостоятельно или выбрать специальность и узнать, что я не очень хорошо в ней разбираюсь или мне она больше не нравится, была огромной.

Это все было слишком.

Я увидела еще тень краем глаза и повернулась, пытаясь ее уловить, но поймала взгляд отца. Его глаза были большими, ведь я быстро повернулась, явно испуганная.

– Ого, Лирика. Я не хотел тебя напугать, – я выглядела как идеальная смесь моих родителей, но я не замечала этого, пока не подросла. У меня были светлые волосы и рост моей мамы, но светло-карие глаза папы. Все остальное было их смесью, и мне нравилось, что я всегда знала, откуда была, хоть и не знала, куда двигалась.

Папа продолжил:

– Я просто хотел знать, когда тут будут Брэлинн и Эмори, – папе не нравилась Эмори. Не из-за того, что она была лесбиянкой, а я – бисексуалкой, это его устраивало, и я знала, что у меня были лучшие родители. Нет, ему она не нравилась, потому что она была моей бывшей. Он не понимал, как мы могли дружить, когда она бросила меня. Честно говоря, я тоже не понимала этого. Порой казалось, что наша дружба трещала по швам, но я не думала, что это было связано с нашим расставанием. Мы просто узнали, что изменились, и все отправлялись в колледж. Было обидно, и я не знала, что чувствовать насчет этого. С Эмори у меня никогда не было ответа.

Но этого объяснения не хватило бы папе. Я все еще не знала, что моя мама думала об этом, ведь она хорошо скрывала это, но она хотя бы старалась.

– Они скоро будут тут, – в дверь позвонили, и я улыбнулась. – Вот и они.

Папа кивнул и пропустил меня к двери, чтобы я успела туда до мамы. Мои родители были отличными, но они были родителями, и им нравилось знать, что делали мои друзья, даже если это было не их дело. Я была уверена, что все родители так делали, и я научилась мириться с этим.

Брэлинн широко улыбнулась мне, ее черные волосы длиной до плеч были собраны в хвост, и я видела медовые пряди, которые она добавила на нижних слоях. Ее мама ненавидела это, а Эмори звала ее скунсом, но мне нравилось.

– Рада ужину. Я принесла булочки, – Брэлинн подняла корзинку, и я пропустила ее, зная, что Эмори пришла сразу за ней.

– Булочки! Я знаю, что мама будет рада, ведь ты и твои мамы печете лучший хлеб.

– Точно. У меня лучшие мамы, – Брэлинн подмигнула и отдала корзинку, Эмори прошла в дом. Почему она покачивала бедрами при этом, я не знала, но ей шло.

– Я голодна, – сказала Эмори вместо приветствия, а потом склонилась, чтобы поцеловать меня в щеку. Она делала так до наших свиданий, и это не прекратилось. Я не возражала, не отталкивала ее. Как только я решу, что нужны границы, она прекратит. Такой она была.

– И я голодна, – сказала я. – Привет, Эмори.

Эмори разглядывала мое лицо и хмурилась.

– Ты не спала.

Я пыталась скрыть эмоции на лице, но знала, что получилось плохо.

– Я в порядке. Закончим накрывать на стол.

– Хм, – только это она сказала и пошла в столовую, поздоровалась с моими родителями, словно не разбила мое сердце, оставив меня гадать, что я наделала.

И… я не знала, откуда была эта мысль. Может, мне нужно было больше спать без сновидений о тенях, временах года и стихиях, путающих меня.

Когда мы собрались за столом, булочки Брэлинн порадовали нас. Но я нервничала, ведь Эмори разглядывала меня. Я не знала, почему, и это волновало меня, ведь я понимала, что ужин станет только хуже, потому что родители затронут самую жуткую тему.

Они всегда делали это, и я знала, что никак не могла это решить, пока не сделаю выбор. Но я не хотела ошибиться.

Я не могла ошибиться с выбором.

– Итак, Эмори, где ты решила учиться? – спросила мама, даже не пытаясь подобраться к теме мягко.

«Началось».

Эмори пожала плечами.

– Фотография с уклоном в историю. Я хочу работать на «АП»¹, ездить по миру, делать фотографии людей, брошенных в войне и раздоре.

Мои родители кивали, словно понимали, а не просто радовались, что Эмори сделала выбор в жизни. Не важно, что это было опасно, и такая карьера вряд ли обеспечила бы ее. Но Эмори была не их дочерью.

– А ты, Брэлинн?

Моя лучшая подруга мило улыбнулась. Она всегда была милой, нежной. Я любила ее невероятно сильно, знала, что я сделала хороший выбор, когда в первый день в садике поделилась с ней кубиками.

– Ветеринарная школа. Знаю, будет трудно, но это моя страсть.

Я скривилась от этого слова. Страсть.

У меня этого не было, насколько я знала. Откуда мне знать, что делать, когда мне нужно было еще так много изучить? Я пыталась не показывать эти мысли на лице, потому что родители повернулись ко мне, смотрели с выжиданием.

Они любили меня. По-настоящему.

Но не понимали меня.

И я не была уверена, что понимала себя.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

– Это было неловко, – сказала Эмори, пнув камешек на дороге.

– Еще бы. Но это хоть не были твои родители, – я вздохнула. Брэлинн подвинулась на тротуаре, чтобы идти между Эмори и мной. Я не знала, замечала ли Брэлинн такое свое поведение, но она отлично улаживала ситуацию и прогоняла напряжение одним своим присутствием. Это я как-то подслушала слова мамы папе. И я была с этим согласна.

– Твои мама и папа хотят как лучше… – начала Брэлинн, но Эмори перебила ее.

– О, хватит. Их тут нет. Не нужно их защищать. Все и так знают, что ты подхалимка.

– Заткнись, Эмори, – рявкнула я. – Она просто пытается помочь.

– Тогда ей нужно перестать врать за них. Боже, – Эмори скрестила руки на груди, и я подавила вздох. Потому было сложно дружить с Эмори. Она была вспыльчивой и говорила то, что, как она позже говорила, не имела в виду. Хотя я не была уверена, что верила ей, когда она извинялась за это.

И извинения были редкими.

Я игнорировала странное ощущение в желудке, которое говорило мне, что, каким бы ни был мой выбор насчет будущего, Эмори в нем вряд ли будет. Я обвила рукой плечи Брэлинн и притянула ее ближе.

– Я знаю, мама и папа хотят добра, но это их не оправдывает. Или, может, оправдывает, а мне нужно подрасти и понять, что я хочу делать до конца жизни.

– То, что ты будешь учиться дальше, – уже шаг. Ты во многом была хороша, и тебе нравилось это делать. Ты не как я, которая решила в семь лет, пока играла с куклами и соседским щенком, что я хочу быть ветеринаром. Это детская мечта, из которой я никак не вырасту.

– И ты будешь крутым ветеринаром. А я? Я останусь жить с родителями до сорока, а потом они меня выгонят.

– Я пущу тебя жить в моем подвале до того, как это произойдет, – сказала Брэлинн, смеясь.

Эмори закатила глаза, и я хмуро посмотрела на нее. Ей не нравилась Брэлинн, и я была уверена, что чувство было взаимным. К счастью – для них, наверное – они недолго будут вместе. Обидно, но Эмори собиралась в университет в другом штате, а Брэлинн будет в Боулдере, при этом я застряла дома, собираясь в университет Колорадо. Я разберусь с планами, всегда так делала, просто мне не нравилась неуверенность, словно я ждала чего-то, что не понимала.

Мы прошли еще улицу, солнце садилось, становилось прохладнее. В Колорадо было так сухо, что всю влажность в городе давно выжгло солнце. Когда село солнце, было не так ужасно холодно, как в другие времена года, но я все еще жалела, что не взяла куртку.

Мы решили прогуляться после ужина, а не ехать, ведь ночь была хорошей, и дел больше у нас не было. У меня не было своей машины, ведь я копила на учебу в университете и знала график автобусов наизусть. У Брэлинн была машина, но ей не нравилось ехать с Эмори, потому что моя бывшая вела себя ужасно на месте пассажира.

У Эмори был крутой джип на зиму и еще более крутой кабриолет на лето стараниями ее терпеливых родителей, которые не знали, что делать с сексуальной ориентацией их дочери. Но никто не был против прогулки, и мы брели без особого направления, будто были в средней школе, а не только недавно закончили старшую.

Мы говорили о мелочах, обсуждали все, что могло стать проблемой, ведь казалось, что мы втроем были на грани. А потом мы завернули за угол, и я чуть не споткнулась о свои ноги от вида трех человек, стоящих перед домом, который я знала. Они хмуро смотрели друг на друга, еще не поняв, что были не одни.

Я знала их, конечно. Было сложно не знать подростков в моем районе, потому что мы ходили в одну старшую школу. Те, кто не ходил туда, учились на дому или в частных школах, но они все равно пересекались с нами на разных кружках, где многим приходилось бывать за годы.

Ладно, «приходилось» было не лучшим словом, ведь и я пробовала такое в детстве, пытаясь понять, что подходило мне лучше всего. Но я не хотела сейчас думать о том, что ничего так и не приглянулось.

Почему?

Две девушки стояли перед нами, и с ними был парень. Высокий мускулистый парень, который был на пару лет старше нас, но который, как по мне, всегда выглядел как идеальный человек.

Родес Люс.

Если бы я позволила себе говорить о парне, как о мечте, то он был за пределами. Его светло-коричневая кожа всегда выглядела шелковистой и почти сияющей, словно он только что-то закончил пробежку и блестел под солнцем. Его каштановые волосы были не простого оттенка, а будто медовыми, волнистые пряди были сверху длиннее, чем по бокам, и от этого он выглядел немного растрепано, а мне хотелось поиграть с его волосами.

Хотя я так не сделаю.

Никогда.

Даже в мечтах.

Я могла поклясться, что заметила тень краем глаза, когда подумала о мечтах, но проигнорировала это, глядя на Родеса, остановившись с подругами.

Когда я была рядом с ним, я не могла перестать смотреть. И дело было не только в его сильных скулах. Не только в его красоте.

Дело было в его глазах.

Они были такими светлыми, что я могла назвать их серебряными. Но у людей не было серебряных глаз.

Но у Родеса? Вполне могли быть.

Он не был один, и я постаралась отвести от него взгляд, неловко помахала им всем. Слева от Родеса улыбалась его младшая сестра, Розамонд, ее платье-тунику трепал ветер. Я была уверена, что Розамонд была хиппи в прошлой жизни, и она не хотела меняться. Но ей было хорошо так с ее кудрями и почти светящейся коричневой кожей. Она выглядела как фейри Нового времени, ее речь и поведение подходили под это описание.

Она окончила школу с нами пару недель назад, и с тех пор я ее не видела.

С другой стороны от Родеса стояла другая моя бывшая одноклассница. Алура.

И если Розамонд казалась странной, Алура была еще страннее. Ее длинные почти белые волосы раздувал ветер, который порой задевал только ее – хотя вряд ли такое было возможно, но так выглядело. У нее были ярко-синие глаза, словно она ходила с особыми линзами, как персонаж фильма, и она редко говорила.

Я даже не знала, что Алура дружила с Родесом и Розамонд, но они явно знали друг друга.

– О, привет! – Розамонд подбежала к нам. – Я как раз говорила с Родесом и Алурой о походе завтра, и я хотела узнать, хотела ли ты пойти, Лирика.

Я моргнула. Я обычно не пересекалась с ними вне школы, а с Родесом – тем более. Да, у меня была влюбленность в парня, но я не говорила с ним толком, кроме пары слов с тех пор, как они с Розамонд переехали в этот район пару лет назад. Он уже окончил школу, так что мы туда не ходили вместе, и я редко видела его на улице, как и не видела его родителей, которые много работали.

– Поход? Серьезно? – фыркнула Эмори.

Розамонд взглянула на Эмори, словно отмахнулась от нее одним взглядом.

– Раз мы будем учиться вместе, Лирика, я решила, что стоит познакомиться ближе. Понимаешь? О, и вы можете пойти, – сказала она Брэлинн и Эмори. – Будет отличный день, и так мне не придется идти одной с Родесом, который постоянно рычит, что я медленная.

– Я не рычу.

Но… он на самом деле рычал.

Я стала от этого лужицей? Потому что я себя так ощущала.

Эмори взглянула на меня, и мне показалось, что я плохо скрывала свои мысли.

Подавляя ругательство, я улыбнулась Розамонд.

– Думаю, поход – это весело. Погода должна быть хорошей. А куда вы решили отправиться?

Родес пожал плечами, и я старалась не смотреть на его предплечья, ведь он сунул ладони в карманы.

– В место, которое мы любим. В часе пути от города, не очень далеко. И подъем не такой сильный, раз Розамонд с этим справляется.

– Я тебя слышу, – пропела она.

– Знаю. Я тебя вижу, – он подмигнул мне, и я чуть не оглянулась, проверяя, смотрел ли он на меня.

Брэлинн подтолкнула меня локтем, Эмори едва слышно рычала, и я поняла, что он смотрел на меня.

Ого.

– А ты, Алура? – спросила Брэлинн, всегда хранящая мир, поразительная подруга.

Другая девушка покачала головой.

– Не в этот раз. Это не для меня, – она посмотрела мне в глаза своими пронзительными синими глазами, не моргая. – Но скоро. Думаю, скоро.

И она повернулась и пошла прочь, больше ничего не сказав. Брат и сестра не переживали из-за этого, но Эмори закатила глаза.

– Конечно, ее зовут ведьмой.

– Будь милее, – прошептала я. – Не нужно вредничать.

– Как хочешь. У меня завтра дела с родителями, так что меня не будет, – Эмори взглянула на меня, словно и я отказалась.

Я не понимала девушку, которая когда-то была моей самой близкой подругой и первой девушкой. Она была не такой, как раньше. Но и я изменилась. Может, было даже хорошо, что все так быстро менялось.

– Я пойду, – быстро сказала я.

– И я, – добавила Брэлинн.

– Где и во сколько встречаемся? – я игнорировала Эмори рядом со мной, пытаясь отогнать покалывание во мне, указывающее, что это был еще признак окончания эпохи.

Розамонд хлопнула в ладоши.

– Ура! Не могу дождаться.

Родес посмотрел на меня, глаза вспыхнули серебром, будто он был в линзах.

– И я тоже не могу дождаться.

Я прикусила губу, пока они описывали детали, и старалась не выглядеть слишком радостно. Потому что это было не свидание. Это не было новое начало. Нет. Это был просто поход в горы, тут такое делали часто те жители, которые любили природу.

Но, уговаривая себя, а гадала, было ли это правдой.

Потому что это ощущалось иначе. Ощущалось важным.

И почему-то мне казалось, что дело было не только в юноше с серебряными глазами передо мной.