Текст книги "Письмо из дома"

Автор книги: Кэролин Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Глава 9

Что заставило меня убежать в тот день? Ревность? Конечно. Ревность и страх. Я не хотела потерять маму. И не хотела ее ни с кем делить. Я знала – хотя тогда еще не испытала страсти, – что это объятие означало связь, с которой я не могла смириться. Я так и не спросила маму, знала ли она, почему я убежала с озера. Так много я никогда не говорила ни ей, ни кому другому. Наверно, только сейчас я поняла, чего мне стоило то лето. Я чувствовала себя брошенной мамой, друзьями, Томми, первым мальчиком, с которым целовалась. Много позже я сидела на веранде гостиницы «Ла Джолла» с Эдвардом, за которого вышла замуж после многолетнего развода и одиночества, и он посмотрел на меня изумленно и задумчиво, когда я ловко уклонилась от мягкого вопроса о моем прошлом: «Ты мне не доверяешь, Гиги?» На что я быстро ответила: «Конечно, доверяю, Эдвард. Но сегодня такое чудное утро, что не хочется быть серьезной. И все это было так давно». Я уронила салфетку и вскочила, показывая на море: «Смотри, кит. Вон там, за мысом».

Смотри в сторону, смотри в сторону…

Гретхен остановилась, судорожно глотая ртом воздух. Легкие болели, сердце бешено колотилось. По лицу текли слезы, смешиваясь с потом. Мама познакомилась с ним всего неделю назад. Как она может целоваться с ним? Правда, он скоро уезжает. Тогда снова все будет в порядке.

Она сгребла свою одежду с заднего сиденья, натянула рубашку и шорты поверх купальника, сунула ноги в сандалии и нацарапала записку на бумажной салфетке: «Ушла домой. Гретхен». Убежать, убежать от мамы, и от девочек, которых раньше считала подругами, и от Томми. Но каждый шаг по дороге приближал ее к хижине Пурдисов.

Она помедлила и чуть не вернулась на озеро. Идти в лес не хотелось. Но кто-то должен предупредить Клайда Татума. Только трое знают, где он: Гретхен, бабушка и женщина, звонившая бабушке.

Гретхен заставляла себя идти вперед. Каждый шаг был мукой. Вскоре она уже не замечала пот и не думала о маме, Сэме, озере, девочках или Томми. В мире осталась только горячая пыльная дорога и страх, холодом сводивший внутренности.

Она дошла до поворота и остановилась, не сводя глаз с едва заметного просвета в густых зарослях кустарника. Пели птицы. Трещали цикады. На ветру вздыхали листья. Одна, совсем одна. Некому пойти с ней.

Но надо идти этой тропой.

В голове светилась единственная мысль: что бы ни случилось, как бы страшно ни было идти по мрачному, безмолвному лесу, она должна предупредить Клайда Татума.

Стремительно, боясь передумать, Гретхен бросилась в густой полумрак. Она не старалась соблюдать тишину. Отбрасывала ветки ложной акации, ломала сухие прутья, шаркала ногами по земле. Если позволить тишине леса обмануть себя, страх будет расти и раздуваться внутри нее, пока она снова не бросится прочь.

Она продиралась сквозь заросли дикой гортензии. За одежду цеплялись побеги папоротника, ветки деревьев хлестали по голым рукам и ногам. Ну вот и заросшая поляна. Хижина казалась частью леса: тяжелые ветви дуба нависли над крышей, кусты крыжовника восемь футов высотой оплели стены. На ветру колыхалась трава по пояс. Крыльцо почти полностью скрывал плющ. Ступеньки сгнили и провалились. Грязные оконные рамы зияли пустотой, как мертвые глазницы.

– Мистер Татум! – Голос дрожал и прозвучал тонко и пронзительно. – Мистер Татум, мистер Татум… – Не испугается же он голоса девчонки. – Это Гретхен Гилман, подруга Барб. Мистер Татум…

Несмотря на звуки леса, шелест деревьев, тишина окутала ее, словно густой плотный туман, поднимающийся над прудом. Гретхен задержала дыхание, потом наклонилась и потерла комариный укус на лодыжке.

– Мистер Татум… – Его здесь нет. Она прошла такой путь, чуть с ума не сошла от страха, а его нет. Гретхен наклонила голову, вытерла пот воротником рубашки. Густая, тяжелая тишина нависла над поляной. Может, он уже ушел, чтобы сдаться. Эта мысль на мгновение взбодрила ее. А если нет, если он собирается вернуться сюда…

Она глубоко вдохнула, вспоминая грязный стол и обрывки бумажных пакетов из бакалеи. Он написал на них какие-то имена толстым карандашом. Надо положить на стол записку, предупредить, что его ищут с оружием. Нужно писать печатными буквами и постараться не оставить отпечатков.

Не заботясь о соблюдении тишины, Гретхен быстро прошла по высокой колышущейся траве, на секунду заглушив треск цикад, и поднялась по ступеням в солнечных бликах. Старые доски крыльца заскрипели под ее весом. Дверь была открыта. Гретхен торопилась, сейчас ей хотелось только оставить записку и уйти.

Она дошла до дверного проема, остановилась.

– О… – Слабый стон, едва слышный из-за возобновившегося крещендо цикад, принадлежал ей. – О… О… – Она отступила. Перед глазами навсегда запечатлелись набитая хламом хижина и тело Клайда Татума, упавшее на стол.

Гретхен развернулась и, перескакивая ступеньки, бросилась к лесу. Раздирая сплетенье веток лианы, она споткнулась о бревно, с трудом встала и поняла, что заблудилась. Нужно вернуться, найти тропинку к дороге. Нужно искать помощь. Ее мутило от страха. Отец Барб мертв, мертв, мертв…

– Вы окружены, – прогремел глубокий низкий голос. – Выходите, подняв руки. Мы вооружены. Выходите…

Гретхен спряталась за ясенем, прижалась к его толстому стволу. Громкий угрожающий приказ прозвучал снова. Осторожно она заскользила между веток, которые только что с треском ломала, упала на колени за огромным кустом магнолии и выглянула на поляну, слегка раздвинув блестящие листья и дурманяще сладкие цветы.

У ступеней хижины стоял шериф Мур, в одной руке держа мегафон, а в другой – черный пистолет. Столб солнечного света проникал сквозь навес из деревьев. Поля ковбойской шляпы закрывали верхнюю часть его лица, но напряженные мускулы щек, выступающий подбородок, набухшие вены на шее остались открытыми ослепительному летнему солнцу. Пистолет в руке медленно, плавно двигался то вверх, то вниз, как голова раскачивающейся кобры.

Гретхен едва дышала. Она никогда раньше не видела человека, готового убить. Все худое, угловатое тело шерифа дышало угрозой. За ним полукругом выстроились шеф полиции Фрейзер, сержант Холлиман, сержант Петти и Дональд Дарвуд.

Шеф Фрейзер стоял немного поодаль от своих офицеров. Лунообразное морщинистое лицо было напряжено, а в слезящихся глазах застыла скорбь. Он наклонился вперед, уронив голову набок и сгорбившись, словно пытался что-то услышать. Шляпа сержанта Холлимана по-прежнему сидела на затылке поверх бинтов. Он согнулся, будто спринтер перед стартом. Сержант Петти держала пистолет обеими руками, как на учениях. Пот струился по лицу Дональда Дарвуда. В руках у него ничего не было. Он напряженно смотрел на дверной проем, широко раскрыв глаза.

– Может, эта записка – розыгрыш. Сюда, кажется, годами никто не заходил.

– Тихо. – Шериф повелительно опустил мегафон, словно флажок на ипподроме. Наклонил голову, прислушался и медленно двинулся к двери. – Татум, выходите. – Еще один осторожный шаг. – Или я до вас доберусь.

– Подожди минуту. – Шеф Фрейзер вышел вперед.

Шериф Мур стоял прямо, как уличный фонарь, и не повернул головы. Он не сводил глаз с двери.

– Считаю до пяти и начинаю стрелять. Раз…

Шеф схватил Мура за локоть.

– Боже мой, да он мог уже давно нас всех перестрелять. Дай мне шанс. Позволь мне туда пойти. – Он глубоко вдохнул. – Дай мне попробовать.

– Чтобы он схватил тебя? И использовал как заложника? Говорю тебе, Бак, – шериф ронял слова, как комья земли на гроб, – парень вооружен.

– Никто еще никого не застрелил. – Шеф сделал шаг вперед.

Шериф поднял руку. Огромный черный пистолет был направлен на дверь и в спину шефа полиции.

– Клайд, это Бак. – Ступени скрипели под его ногами. Он остановился на крыльце. – Послушай, пора выходить. Надо поговорить. – Один шаг, другой. Он дошел до двери. – Клайд… – Его массивные плечи опустились. Медленно Фрейзер положил пистолет в кобуру. Протянул руку и взялся за косяк двери. – О боже.

– Осторожно, Бак, осторожно! – закричал шериф. Красивое лицо окружного прокурора исказила напряженная гримаса. Сержант Холлиман бросился к крыльцу. Сержант Петти опустила пистолет, неуверенно шагнула к хижине, не в силах скрыть страх в глазах.

Шеф полиции посмотрел на них, его большое лицо мгновенно осунулось.

– Все кончено. Клайд мертв. Разнес себе голову к чертям. – Он потер щеку кулаком. – Я думал, что он невиновен. – Он глубоко вздохнул. – Я ошибался.

Дональд Дарвуд вытянул руки. Запонки в виде львиных голов на накрахмаленной белой рубашке ослепительно сверкнули на солнце. В опрятной рубашке и брюках он казался не на месте на этой заросшей сорняками поляне.

– Если бы мы нашли записку раньше, мы могли бы успеть вовремя.

Сержант Петти поежилась.

– Боже, я так виновата, что опоздала. У велосипеда прокололась шина, поэтому я опоздала на работу. Если бы я пришла вовремя, я бы первым делом нашла записку.

– Это не имеет значения, Роза. – Шеф полиции, тяжело ступая, спустился с крыльца. – Ничего бы не изменилось, даже если бы ты приехала на работу вовремя. Клайд мертв уже несколько часов. Кровь совсем засохла. Если бы мы нашли записку вчера вечером, еще был шанс успеть. Теперь этого не узнаешь. Но кто бы ни подсунул ее под дворник джипа, он сделал это после дождя. Кто-то знал, что Клайд здесь. – Он кивнул головой на шерифа. – Пол вчера об этом и говорил. Я думаю, что этот человек пришел на городскую площадь, потом отправился домой, подумал и решил сдать Клайда. Но он к тому времени уже был мертв.

Гретхен прислонилась к ветке магнолии. Прошлой ночью до дождя она была здесь, в лесу и почувствовала себя в опасности. Может, это и было ощущение смерти? Может, Клайд Татум прятался среди деревьев, наблюдал за ней, держа пистолет, которым собирался покончить с собой, и ждал, когда она уйдет, а потом вернулся в развалившуюся хижину и поприветствовал смерть?

Шериф Мур поднялся по ступеням.

– Думаешь, он прятался здесь с тех пор, как убил Фей?

Шеф полиции потер щеку.

– Возможно. Не думаю, что сейчас это важно. Клайд убил Фей и не смог это пережить. Хорошо, – устало подытожил Фрейзер, – давайте покончим с этим. Роза, возвращайся в город, позвони доктору Джемисону.

Гретхен вернулась на тропинку и побежала. На дороге она остановилась от неожиданности. Столько машин… старый «паккард» шефа полиции, полицейский джип, черный «форд», черный «кадиллак». Если бы по пути с озера она шла этой дорогой, то увидела и узнала бы «паккард» и полицейскую машину.

Сзади раздался шум мотора. До дома можно дойти и пешком. Но она не сможет увидеть бабушку и маму и притвориться, что ничего не знает. Хорошо, она шла домой с озера, увидела машины и решила узнать, что случилось.

Вернувшись в лес, на полдороге к поляне она столкнулась с сержантом Петти.

Офицер полиции резко остановилась и развела руками.

– Боже милосердный, что ты здесь делаешь?

– Я увидела машины на дороге и решила узнать, что случилось. – Она постаралась не смотреть в лицо сержанту.

– Здесь не место для прогулок. Иди домой, – строго распорядилась сержант.

Гретхен перешла в наступление.

– Вы нашли мистера Татума?

– С чего ты взяла? – Глаза сержанта Петти сузились.

– Машины. – Гретхен махнула рукой в сторону дороги. – Почему еще все бы здесь собрались? – Она попыталась заглянуть в конец тропинки. – Там же, кажется, хижина Пурдисов?

Лицо Розы Петти закаменело.

– Это дело полиции, Гретхен. Никаких посторонних. Иди домой.

Гретхен не двинулась с места.

– Я здесь для «Газетт».

Затрещали ветки. За спиной сержанта Петти появился шеф полиции Фрейзер.

– Идите, сержант. Я с этим разберусь.

Сержант прошла мимо Гретхен, оставив легкий аромат духов, причудливо контрастировавший с лесными запахами.

Гретхен заставила себя взглянуть в глаза шефа и понадеялась, что он не заметит владевшие ею чувства страха и вины. Если бы она рассказала кому-нибудь раньше, если бы они с бабушкой пошли в полицию и рассказали про хижину Пурдисов, Клайд Татум был бы сейчас в тюрьме, но – живой.

Шеф Фрейзер держался отстраненно.

Гретхен слегка расслабила напряженные мышцы лица. Он посмотрел на нее, но ничего не увидел.

– Я шла домой с озера…

Это его не интересовало.

– Ты знаешь, где Барб Татум?

– Я не уверена. – Не следует шефу – или кому другому – знать, что Барб осталась в своем доме солдатом. – Я могу найти ее. Это, – она не смогла сдержать дрожь в голосе, – касается ее папы? – Войдя в хижину, Гретхен едва взглянула на грузную фигуру и рванула прочь. И сейчас она вздрогнула, вспомнив массивное неподвижное тело в мятой защитной форме и гладкую серую кожу на закоченевшей руке, свесившейся со стола.

Шеф полиции нахмурился и тяжело вздохнул.

– Клайд мертв. Застрелился. Постарайся найти Барб. Отведи ее к себе. Я зайду, – он посмотрел на часы, – около двух часов.

Гретхен обхватила себя за плечи, ощутив неудобный, жесткий рубчик купальника.

– Что мне ей сказать?

Фрейзер ударил кулаком по раскрытой ладони.

– Господи боже, скажи ей правду. – Его голос дрожал от гнева и боли. – Я не верил, что Клайд убил Фей, но он это сделал. И сейчас он ушел и оставил девочку. Скажи ей, – он резко потер щеку, – что иногда люди, которых мы любим, поступают плохо. Может, он слишком много выпил. Может, рассвирепел и не соображал, что делает, пока не было слишком поздно. Скажи ей, что он был хорошим человеком и любил ее, и таким она и должна его помнить. – Голос его дрогнул. – Скажи ей, что ее папа мертв и больше уже не страдает. И он просит прощения.

Мимо пронесся кардинал, яркий, как вечернее солнце.

– Просит прощения? – Откуда шеф полиции об этом знает?

– Он написал записку. Я принесу ее, когда зайду. – Он развернулся и тяжело пошагал обратно к хижине.

Входная дверь хлопнула. Глаза Лоррейн сверкали, лицо исказилось от гнева. Она стояла на крыльце, уперев руки в бока, рукава блузки, завязанной на талии, болтались по полу.

– Гретхен, где ты была? Ты нас до смерти напугала. Мы тебя везде искали. Я не знала, что и думать. А потом мы побежали к машине и нашли записку. Не помню, когда я была так расстроена. Приезжаем домой, а тебя нет. Мы уже собирались возвращаться на озеро. Прождали весь обед, и маме стало плохо из-за тебя…

Гретхен зажала рукой рот. Хотелось заплакать, закричать или убежать, но бежать было некуда. Ее бросало то в жар, то в холод, живот свело в комок, грудь и ноги вспотели, а ей надо искать Барб… Где-то глубоко, под мыслями, что угрями извивались в голове, сидело воспоминание о недвижном теле у старого деревянного стола.

Мамино лицо изменилось. Она сбежала по ступенькам, обняла Гретхен.

– Гретхен, малышка, что случилось? – В ее голосе не осталось гнева, только страх.

Гретхен прижалась к матери.

– Я шла по дороге с озера… – Говорить было больно. – Я пошла домой помочь бабушке, – первая ложь, – увидела полицейскую машину и пошла в лес. Они нашли Клайда Татума. – Это вторая ложь, которая останется с ней навсегда. Никто не должен знать, что она первой прошла по тропинке и видела его мертвым. – Он застрелился.

– Гретхен! – едва слышно позвала с крыльца бабушка. Она прислонилась к двери, прижав руку к груди, лицо ее побелело. – Что ты сказала?

Гретхен высвободилась и подбежала к бабушке.

– Все кончено. – Слова шефа Фрейзера придали ей силы. – Бабушка, для него уже никто не может ничего сделать. Шеф Фрейзер сказал, что он больше не страдает.

– Клайд… – Бабушкино лицо сразу осунулось.

– Пойдем в дом, мама. – Голос Лоррейн дрожал.

Она кивнула Сэму, и они вместе помогли бабушке, повисшей на их руках.

Гретхен пошла за ними, но остановилась в дверях.

– Мама, мне нужно найти Барб. Я обещала шефу Фрейзеру.

Мама стояла на коленях у кресла бабушки, крепко держа ее беспомощно повисшую руку. Она обернулась к Гретхен.

– Нет. Тебе нельзя делать этого. Шеф сам должен сказать ей.

– У него много дел. – Гретхен сцепила руки. – В лесу. – Она посмотрела на часы. Почти полдень. Уже время сидеть за столом за хрустящей жареной курицей с бабушкиной восхитительной сметанной подливкой и картофельным пюре с зеленым горошком. Почти полдень. Воскресный выпуск «Газетт» отправляют в типографию в субботу днем. «Газетт»… – Простите. – Она бросилась в кухню.

Мама удивленно смотрела ей вслед.

– Мне надо позвонить мистеру Деннису. – Она пролетела мимо Сэма с чашкой горячего чая в руках, темного, как кофе, и схватила трубку. Диктуя оператору номер «Газетт», она старалась не смотреть на мамино вопросительное лицо.

Сэм протянул чашку бабушке.

– Вот, миссис Пфицер. Пожалуйста, выпейте. У вас шок… Постарайтесь дышать глубже…

Мистер Деннис ответил после первого же гудка, отрывисто, стремительно, решительно.

– Городской отдел.

– Мистер Деннис, это Гретхен. В хижине Пурдисов нашли Клайда Татума. Он застрелился. – И лежит там неподвижный и задеревеневший, как накрахмаленная рубашка на бельевой веревке.

В гостиной мама резко спросила:

– С кем Гретхен разговаривает?

– С редактором их газеты, – едва слышно ответила бабушка.

– Газеты, – странным голосом повторила Лоррейн.

– Но она должна, – мгновенно встала на защиту бабушка. – Это ее работа. Мистер Деннис должен узнать новости для завтрашней газеты.

На телефонной линии возникла пауза. Мистер Деннис прочистил горло.

– Когда?

– Полиция считает, что вчера вечером. – В глубокой тьме этого страшного леса. – Я недавно шла домой с озера, увидела машины на дороге и пошла посмотреть, в чем дело.

– Хижина Пурдисов, – задумчиво проговорил редактор. – Как они его нашли?

– Кто-то оставил записку на одной из полицейских машин, и в ней говорилось, что он там. Сержант Петти нашла ее сегодня утром. Она почти плакала, потому что думала, что если бы не опоздала, еще можно было бы успеть вовремя. Но шеф сказал, что ее опоздание не имело значения, потому что Клайд Татум умер вчера вечером.

– Пистолет Клайда? – рявкнул мистер Деннис.

Гретхен представила косматые брови редактора, его напряженное от бешено работающей мысли лицо, горящие глаза и дымок, струящийся из трубки.

– Не знаю. – Пистолета она не видела.

– Ральф этим займется. Кто там на месте? – Он прикрыл рукой трубку и крикнул: «Джуэл, возьми телефон, и найди Ральфа. Быстро». Отрывистые слова смешивались со стуком печатной машинки в глубине комнаты.

Пять человек и труп. Она перечислила всех.

– Шеф полиции, сержант Холлиман, сержант Петти, шериф, мистер Дарвуд. – На знойной, неподвижной поляне, где трава по пояс, они стояли и смотрели на старую хижину, и шериф поводил пистолетом то вверх, то вниз, готовый совершить убийство. Но стрелять ему не пришлось.

– Отлично сработано, малышка, – бодро сказал мистер Деннис. – Послушай, тебе нет нужды идти в хижину, но подожди Ральфа на дороге и покажи ему, куда идти.

– Я не могу сейчас пойти. Шеф Фрейзер попросил меня найти Барб. – Никто не должен знать, что Барб сейчас с солдатом. – Мистер Кули и сам легко найдет это место. Там припаркованы машины, и тропинка хорошо утоптана.

– Конечно, Гретхен. Я понимаю. – Она услышала, как в редакции хлопнула дверь и раздался чей-то голос: «Ральф уже идет, Уолт. Мне поехать в больницу?» – «Да, поезжай», – быстро ответил мистер Деннис и резко спросил: – Гретхен, ты в порядке?

– Да. – Еще одна ложь.

Редактор помолчал.

– Мне жаль, что тебе пришлось такое пережить. Постарайся не думать об этом.

– Да, сэр. – Она повесила трубку и подумала, как хорошо было бы остаться на бабушкиной кухне. Кружевные занавески сияли от белизны на ярком солнце. Вощеная бумага закрывала блюдо с жареной курицей. Дом пропитался запахом воскресного обеда, знакомым и успокаивающим, как церковные колокола. Над нарезанным арбузом жужжала муха. Надо взять мухобойку…

Она ощутила мягкое прикосновение.

– Гретхен.

В маминых глазах были неуверенность, грусть, тревога.

– Малышка моя…

Хотелось упасть в мамины объятия и разрыдаться.

Раздались шаги. К Лоррейн подошел Сэм и обнял ее за плечи.

– Не бойся, Лорри.

Гретхен изумленно посмотрела на него. Лорри маму называла только бабушка.

Голос Сэма действовал успокаивающе.

– С мамой все будет в порядке. У нее просто шок. Никто не ожидает, что такое может произойти с соседями.

– Больше чем с соседями. – Слезы текли по щекам Лоррейн. – Мы с Клайдом все детство играли вместе. Он много времени проводил у нас. Его мать умерла, когда ему был восемь, и благодаря маме он стал членом нашей семьи.

Сэм нагнулся и заговорил еще мягче.

– Нужно, чтобы мама что-нибудь съела и легла. И, Лорри, я могу позвонить родителям и сказать, что мы не можем приехать сегодня.

Лоррейн выпрямилась и вытерла слезы руками.

– Нет. Мы поедем к твоим родителям. – В ее голосе прозвучала непонятная Гретхен решимость.

Лоррейн протянула руки к дочери.

– Ты же позаботишься о маме, правда? – Она потянулась, погладила Гретхен по щеке. – Малышка, я понимаю, это тяжело. Но сейчас всем тяжело. – И она жестко продолжила: – Каждый стук в дверь может принести весть о смерти Джимми. Люди приходят на работу, и ты уже знаешь, что произошло, по их красным глазам и по тому, что они идут, как будто им все равно, куда они идут и придут ли. А сейчас вот Фей, Клайд и бедняжка Барб. И ты в гуще чего-то, что ты даже не понимаешь, и некому тебе помочь. Гретхен, если бы я могла помочь, я бы помогла. Но я ничего не могу сделать. А Сэму и мне надо уехать сразу после обеда. Ты меня поймешь, если я не останусь?

Гретхен поняла бы, если бы маме надо было возвращаться на смену. Бабушка говорила, что все должны вносить свой вклад в победу, и по радио объясняют, как важно рабочим не пропускать работу. Но мама собиралась уехать после обеда не поэтому. Для нее важней уехать в Талсу к родителям Сэма Хойта, чем остаться с Гретхен и бабушкой, даже когда бабушка расстроена и больна.

– Конечно. – Опустив голову, Гретхен выскользнула из кухни.

– Гретхен, если ты мне скажешь, где живет девочка, я найду ее и поговорю с ней.

Помощи от Сэма ей не надо, что бы ни случилось.

– Мне нужно найти Барб. Я обещала шефу полиции.

Гретхен направилась прямо к черному ходу дома Татумов и постучала. Дверь в кухню была не заперта. Гретхен подергала ее и позвала Барб.

Из кухни вышел солдат.

– Барб не хочет никого видеть.

Гретхен потянула на себя дверь.

– Мне нужно поговорить с ней. – Сейчас она думала лишь о том, что должна сказать, и ей было безразлично, как она скажет это. – Плохие новости.

– Плохие новости… – Он сжал кулаки, отвернулся, постоял, склонив голову, и медленно пошел в дом.

Гретхен поднялась на веранду. Картина Фей – та, которую она не успела закончить – стояла совсем близко. Холст покрылся пятнами от недавнего дождя. Под ногами бесформенной грудой валялся брезент. Никто не позаботился укрыть картину от грозы. Раньше веранда казалась такой экзотичной: горы картин, палитра вся в ярких мазках, у мольберта плетеный стол с бутылкой пива, переполненной медной пепельницей в форме слона и коробком спичек в изгибе его хобота. Сейчас маленькая застекленная пристройка выглядела захламленной, как кладовка в старом доме. Во внезапном порыве Гретхен нагнулась, подняла брезент и накинула его на картину.

– Сейчас-то какая разница? – раздался безразличный голос Барб за ее спиной.

Гретхен обернулась.

Барб, неуклюже прихрамывая, вышла на веранду. Веки ее покраснели и припухли. На белом как мел лице не было косметики, красновато-каштановые волосы спутались, плечи поникли, словно каждый мускул и каждая кость болели.

– Я все надеялась, что торнадо снесет этот дом. И меня вместе с ним. А вместо этого просто прошел дождь. Как ты думаешь, дождь – это как будто Бог плачет? – Она принялась наматывать на палец завиток волос.

– Барб, милая. – Солдат схватил ее за руку. – Я здесь. Я о тебе позабочусь.

Она посмотрела на него пустыми глазами, губы ее задрожали.

– Бадди… Бадди, я тебя не стою.

Он погладил ее по руке, взял в свою. Лицо его засветилось.

– Я просто хочу сделать тебя счастливой.

– Счастливой. – Барб повторила это слово, словно никогда его раньше не слышала. – Счастливой.

Он снова поник.

– Прости. Боже, Барб, я для тебя все сделаю. Ты ведь это знаешь, правда?

– Да. – Она подняла голову и посмотрела на Гретхен. – Ты же не ради маминой картины пришла. Что-то с папой, да?

– Мне очень жаль. – Она ощутила родство с солдатом. Он хотел помочь Барб, но никто из них не мог ей помочь. – Твой папа мертв.

Барб не двигалась, лицо ее осталось неподвижным, как каменный ангел на могильной плите.

– Он застрелился прошлой ночью в хижине Пурдисов, – Гретхен заговорила быстро. – Его недавно нашли. Я обещала шефу полиции, что найду и приведу тебя.

– Приведешь меня? – Барб подняла глаза на Гретхен.

Гретхен почувствовала, что Барб отдалилась, как едва различимая звезда в ночном небе, и они с солдатом остались на раскаленной веранде одни. Она повысила голос.

– Я сказала шефу полиции, что приведу тебя к нам. Он придет в два часа. Твой папа оставил записку.

Гретхен вошла домой, захлопнув за собой дверь. В душной гостиной никого не было, шторы задернули, и в углу жужжал вентилятор. Она заглянула в столовую. По воскресеньям и особым случаям они всегда собирались там. Сейчас кружевную скатерть свернули, и за столом осталось два накрытых места.

В кухне раздались шаги. Вошел Сэм Хойт, держа в одной руке посудное полотенце, а в другой – полную тарелку.

– Вот твой обед, Гретхен. – Он снова надел белоснежную форму, с которой никак не вязался ярко-желтый фартук.

– А где мама? – Кто он такой, чтобы заходить в их кухню, предлагать ей еду, надевать бабушкин фартук?

– Она с бабушкой. – Он поставил тарелку на стол. – Ты нашла девочку?

– Да.

Гретхен чуть не побежала в бабушкину комнату, да разве этим поможешь? Мама собирается уехать с этим чужим человеком. Она села за стол. Жареная курица и картофельное пюре с зеленым горошком, ее любимая еда. Она взяла куриную ногу и начала есть, не обращая внимания на Сэма.

Он посмотрел на входную дверь.

– Я думал, ты ее приведешь с собой, и оставил вторую тарелку. Она в порядке?

– Нет, – ответ прозвучал презрительно. Барб в порядке? Сначала умерла мать, теперь отец. Он что, совсем дурак? – Сейчас она не хочет никуда идти. – Неужели она до сих пор стоит на веранде с Бадди, и ее душа по-прежнему витает где-то далеко-далеко? – Она придет в два, как и шеф полиции. – Может, и к записке отца Барб отнесется так же, как к испорченной картине: какая сейчас разница?

Сэм вернулся в кухню, принес высокий стакан чая.

– Сахар положить?

Бабушка всегда сластила чай, когда заваривала. Он этого не знает.

– Нет, спасибо. – Еда казалась безвкусной, но она продолжала есть.

Сэм стоял в футе от нее. Гретхен видела его краем глаза. Он прочистил горло.

– Гретхен…

Она не ответила, но продолжала смотреть на него, не поворачивая головы. Он выглядел уставшим и грустным, и в глазах застыло отстраненное выражение, словно он смотрел на что-то, чего она не видела.

– Гретхен, война все изменила. Раньше у нас было время лучше узнавать людей. А сейчас ты то здесь, то там, и нельзя рассчитывать, что «завтра» наступит. – Он говорил тихо.

Гретхен положила вилку и повернулась к нему.

– Я просто хочу, чтобы ты знала. Я думаю, твоя мама… – Взгляд его смягчился. Он рассмеялся. – Ну, мне не надо рассказывать тебе, какая особенная у тебя мама.

– Сэм? – По деревянному полу застучали каблуки. В гостиную вбежала Лоррейн. – Малышка, Сэм о тебе позаботился? Я знала, что так и будет. – Она огляделась. – А Барб пришла?

– Пока нет. – Сэм снял и свернул фартук. – Но скоро придет.

Лоррейн вздохнула.

– Если бы только мы могли остаться. – Она глубоко вдохнула. – Но мы не можем.

Гретхен снова подвинула к себе тарелку. Куриную ногу она съела наполовину, к пюре и горошку не прикоснулась.

Лоррейн подошла ближе, погладила ее напрягшиеся плечи.

– Я люблю тебя, малышка.

– Я тебя тоже люблю, – шепотом выдавила Гретхен.

Лоррейн подняла руку и разгладила темный завиток на щеке дочери. Та подняла голову.

– У тебя все получится, милая. И сегодня, и завтра. Что бы ни случилось, ты справишься. Даже такой ужас, как с Фей и Клайдом. Гретхен, как это ни страшно, что Клайд застрелился, для Барб, может, это и лучше…

Гретхен постаралась оттолкнуть воспоминание о теле Клайда Татума, грузно навалившемся на стол.

– …потому что было бы еще хуже, если бы его арестовали, и ей пришлось бы выслушивать весь этот кошмар в суде. Клайда бы осудили и посадили в тюрьму, а может, даже отправили на электрический стул. Шеф полиции говорит, что Клайд оставил записку?

Гретхен кивнула.

– Знаешь, я все думала. – Лоррейн сжала руки, как в молитве. – Клайд любил Фей. Я это точно знаю. Это покажется странным, раз он убил ее. Но я уверена, что он и в мыслях не держал причинить ей вред. Он слишком сильно переживал, был вне себя от ярости и боли. Поэтому убежал. Он не мог жить после того, что сделал. Он даже и не думал о том, чтобы притвориться невиновным…

Гретхен хотелось рассказать, как Клайд клялся бабушке, что не убивал Фей. Она сама это слышала, но не могла сказать ни маме, ни кому другому. Как и бабушка.

– …и он спрятался, а потом узнал, что он натворил, знал, что будет с Барб, если его поймают. Похоже, он все обдумал. А может, он не мог больше жить без Фей. Для Барб так лучше, хоть она никогда так и не будет думать. Бедная, бедная Барб. – Лоррейн наклонилась, прижалась щекой к макушке Гретхен и отошла.

Утрата ее прикосновения обдала холодом, как сквозняк зимой. Гретхен встала из-за стола и пошла за ними к входной двери. Лоррейн выглядела очень нарядно в блузке с мягким галстуком и короткой гофрированной юбке, которая разлеталась при ходьбе. Она слегка пошатывалась на высоких каблуках, когда шла по гравиевой дорожке. Блестящие кольца волос, еще влажных от купания, были зачесаны в копну. Плоская шляпка съехала вперед, как шустрая парусная лодка на озере, и перо развевалось, словно парус на ветру. Макияж был безупречен, темные брови подведены тонкой дугой.

Сэм придержал дверь машины, надолго задержал ее руку в своей, помогая сесть на переднее сиденье.

Мама выглянула в открытое окно и замахала рукой.

– Позаботься о маме. До свиданья, милая, до свиданья.

Сэм сел за руль. Мотор кашлянул и завелся.

Гретхен стояла на крыльце и смотрела, как голубой бьюик выезжает на Арчер-стрит и направляется в центр города. Она махала, пока машина не доехала до угла и не скрылась из виду.

Гретхен поставила чашку горячего чая на тумбочку у кровати. Бабушка лежала неподвижно, повернув голову к двери, ее седые косы разметались на подушке. Она спала, подложив руку под щеку. Влажное от пота лицо выглядело постаревшим и изможденным.

Гретхен на цыпочках вышла из комнаты. Заснула ли бабушка из-за болезни или ушла в сон, спасаясь от нерадостных утренних новостей? В любом случае, ей нужен отдых.