Текст книги "Козел отпущения"

Автор книги: Кэролайн Черри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

IV

Далек ли той ямы конец, что мы роем?

Конца ей не будет, мой друг.

А жар почему опаляет порою?

Так ад недалече, мой друг.

– Эта полковник, – говорит эльф, – это ее солдаты там, за дверью.

– В яблочко, – отвечает Де Франко.

– Это не самый высший ранг.

– Нет. Не самый. Даже на этой планете. – Руки Де Франко разжимаются и сжимаются, переплетенные, с побелевшими костяшками. Голос звучит спокойно. – Но это серьезная власть. Она не одна. Есть и другие, от имени которых она действует. Это они послали меня сюда. Я понял это.

– Я путаюсь в ваших отношениях.

– Политика. Все это политика. «Шишки» прикрывают своих. – Де Франко на ходу меняет слова. – Есть некоторые вещи, с которыми они должны считаться. Должны делать. Например, если они не примут предложения мира – дома поднимется большая буча. Человеческий космос огромен. Но война… люди хотят прекратить ее. Я знаю это. У людей ошибку не замолчишь. Слишком много у нас частных интересов… У нас есть ученые и полдюжины разнообразных командующих…

– И они все прекратят воевать?

– Да. Моя сторона прекратит. Я уверен, что прекратит. – Де Франко сжимает руки сильнее, как будто озноб уже пробрал его до костей. – Если мы сможем предложить им что-нибудь, какое-нибудь решение. Вы должны понимать, о чем они думают. Если где-нибудь есть проблема, она может вырасти. Ведь могут же быть и другие, вы когда-нибудь задумывались над этим? А вдруг еще какая-нибудь раса сейчас как раз крутится поблизости… Такое случалось. Вдруг наша маленькая война мешает им? Мы живем в большом доме, вы это уже поняли? Вы молоды, вы, со своими кораблями, юная сила космоса. Видит бог, мы совершали ошибки, но на этот раз первую сделали не мы.

Мы пытаемся остановить войну. Все это время мы пытаемся остановить войну.

– Я верю тебе, вот чему, – говорит эльф. – Не полковнику. Не вашим словам о договоре. Не вашему миру. Тебе. Слова – не вера. Что вы делаете – вот вера. Что вы делаете, покажет нам.

– Я не могу!

– Я могу. Это важно для меня, а не для тебя. Наша маленькая война. Не понимаю, как ты можешь так об этом думать.

– Только посмотри! – Де Франко в отчаянии обводит рукой комнату, мир. Вверх. – Он такой большой. Неужели ты не понимаешь? И одна планета, один кусок скалы. Это маленькая война. Неужели она того стоит? Неужели она стоит такого дурацкого упрямства? Стоит того, чтобы на ней погибнуть?

– Да, – говорит эльф просто, и ни в зеленых, как море, глазах, ни в белом лице нет ни гнева, ни порицания.

Де Франко отсалютовал и вышел и ждал до тех пор, пока ординарец полковника не поймал его в коридоре и не выдал конвою все необходимые разрешения, поскольку никто не мог расхаживать по этой базе без конвоя. («Но эльфы же в двухстах километрах внизу, – подумал Де Франко, – а с кем еще нам воевать?») В коридорах он увидел черную форму элиты Союза и голубую звездоплавателей Альянса, и унылую коричневую армейских офицеров, и белую с бледно-голубой двух Научных бюро, но все, что он ощущал, – это неуловимый мир: черт побери, может, нам и нужна эта война, может, она заставляет человечество говорить друг с другом, они там сытые и гладкие и в глаза не видели грязи; но в коридорах была толчея. Но на лицах людей, целеустремленно двигающихся в то или иное место, было напряженное выражение, и в воздухе висело ощущение, как будто коллективный разум что-то задумал, как будто вокруг него происходит что-то безмолвное, тайное, критическое. «Атака на передовой», – подумал он и вспомнил другой раз, когда атака началась на одном рубеже и стремительно распространилась еще на дюжину, а ракеты все вышли. И город погиб.

И эльфийских детей, малышей, обнимающих друг друга, и птиц, парящих в вышине, и Дибса – Дибса, лежащего в своем скафандре словно испорченный механизм: когда в тебя попадают, то попадают в щиток шлема и ты лишаешься лица, но даже не узнаешь об этом, или в сочленение, и тогда ты истекаешь кровью, запертый в неисправной оболочке, просто лежишь и истекаешь кровью. Он слышал о том, как умирали таким образом мужчины и женщины, все слыша в своих наушниках, разговаривая со своими друзьями и все равно уходя в одиночку, в одиночку в своем проклятом скафандре, который заслонял небо и воздух…

Его провели по туннелям, которые были отлиты и закалены за ночь, сооружение подобного уровня, которое так и не появилось нигде на передовой. Огни горели ярко, полы, по которым ступали бравые офицеры, были сухими; в конце оказались новехонькие двери, перед которыми с оружием на изготовку стояли охранники…

«Боятся нас?» У Де Франко снова возникло чувство нереальности, он заморгал, когда ему велели показать жетоны и удостоверения, чтобы пройти внутрь, несмотря на приказы полковника, данные конвою.

Потом его провели внутрь и дальше, в еще один коридор, где были еще охранники. Сотрудники Альбеза. Службы безопасности Альянса. Разведка и спецслужбы. В самом воздухе висел какой-то холодок здесь, где были одни лишь эти мундиры. Эльф был у них. У кого же еще? Он стал дипломатической собственностью, а армейские с генералами не имели к этому никакого отношения. Он был на территории Финн. Службы безопасности и Наземной тактики требовали, чтобы армейские прикрывали их только сверху, но не изнутри здания. У Финн было начальство, но соседям по иерархии она не подчинялась. Даже Альбезу. Сдержки и противовесы в объединенном командовании на расстоянии слишком многих световых лет от дома, чтобы рисковать мелким диктаторством. Он только что переступил границу и с тем же успехом мог бы находиться совершенно на другой планете.

И явно о его появлении предупредили заранее, потому что здесь были и мрачные типы из Научного бюро, и тот, кто пропустил Де Франко, едва взглянул на удостоверение. Смотрел он на его лицо, долго и пристально, и это был тот самый интервьюер из Ксенобюро, чей голос звучал на пленке.

– Удачи, – пожелал он.

И появился майор из Назтака, сурового вида черный мужчина в назтаковском хаки, совершенно не похожий на штабного. Он взял папку с разрешениями и взглянул на нее и на Де Франко темным взглядом, крепко сжав квадратные мускулистые челюсти.

– Полковник дала вам три часа, лейтенант. Распорядитесь ими с толком.

– У нас больше одного правительства, – говорит Де Франко эльфу, тихо, горячо. – Мы враждовали в прошлом. Мы вели войны. Мы заключили мир и работаем вместе. Может быть, мы снова будем воевать, но все надеются, что не будем, и вероятность этого растет и растет. Война обходится дорого. Здесь все слишком открыто, и именно это я пытаюсь объяснить тебе. Начинаешь войну и не знаешь, кто еще может тебя слышать.

Эльф откидывается на стуле, закинув одну руку на спинку. Он смотрит на Де Франко, и лицо его серьезно как никогда.

– Ты и я, ты-и-я. Мир был целым, пока вы не нашли нас. Как могут люди делать вещи, которые не имеют смысла? Вся вещь целиком имеет смысл, части ее – полное безумие. Нельзя превратить часть одной вещи в другую, листьям не стать перьями, ваш разум не сможет стать нашим разумом. Я вижу наши ошибки. Я хочу избавиться от них. Тогда эльфы не будут ошибаться, и вы не будете ошибаться. Но вы называете все это маленькой войной. Погибших всего несколько. Вас так много. Вам нравится ваша ошибка. Вы не расстанетесь с ней. Вы будете лелеять ее. И этих других встретите с ней. Но они увидят это, разве нет, когда посмотрят на вас?

– Это безумие!

– Когда мы с вами встретились, мы подразумевали «мы». Это была первая наша огромная ошибка. Но и ваша тоже.

Де Франко вошел в комнату, где держали эльфа, – роскошную комнату, комнату наземного гражданского, с постельным бельем в какой-то желто-зеленый узорчик, которое свободно свисало на наземный манер. И среди этого буйства красок на кровати, поджав ноги, сидел эльф, безмятежно, не обращая внимания на то, что открылась дверь и кто-то вошел внутрь, пока не забрезжила и не разрослась искра узнавания. Это было первое подобие человеческой эмоции, буквально единственная эмоция, которую эльф проявил при виде Де Франко. Разумеется, вокруг были камеры, которые записывали это, записывали все. Так сказала полковник, и эльф, возможно, тоже об этом знал.

– Саитас. Ты хотел меня видеть.

– Де Франко.

Лицо эльфа снова застыло в непроницаемости.

– Мне сесть?

Ответа не последовало. Де Франко подождал, сам не осознавая сколько, потом уселся на стул у стола и уперся локтями в белую пластиковую столешницу.

– С тобой хорошо обращаются? – спросил Де Франко, для камер, нарочито, для полковника.

«Черт тебя дери, я не дурак, я могу играть в вашу поганую игру, полковник, я сделал то, что не удалось Назтаку, верно? Так что берегитесь меня».

– Да, – ответил эльф.

Его руки мирно покоились на обтянутых багряным одеянием коленях. Он уткнулся в них взглядом и снова поднял глаза.

– Я старался обращаться с тобой нормально. Мне казалось, я так и делал.

– Да.

– Зачем тогда ты позвал меня?

– Я солдат, – сказал эльф, свесил ноги с края кровати и поднялся. – Я знаю, что и ты тоже. Думаю, ты лучше меня поймешь.

– Я об этом не знаю. Но выслушаю. – У него мелькнула мысль о том, что его возьмут в заложники, о какой-нибудь бессмысленной вспышке насилия, но он сделал вид, что задавил ее, и махнул рукой на другой стул. – Не хочешь присесть? Пить хочешь? Тебе принесут.

– Я сяду с тобой. – Эльф подошел и опустился на второй стул и уткнулся локтями в столешницу. На свету явственно заметны стали синяки на его запястьях. – Я думал, тебя уже могли отправить обратно на фронт.

– Мне дали немного времени. Ну, то есть… – («Не разговаривай с ним, – велела полковник. – Пусть говорит он».) – Три часа. Время. Ты не просто так захотел со мной увидеться. Тебе что-то нужно? Или просто поговорить. Я согласен и на это тоже.

– Да, – проговорил эльф медленно своим напевным шелестящим голосом. И посмотрел на него зелеными, как море, глазами. – Ты молод, Де Франко? Ты кажешься мне молодым человеком.

Это выбило Де Франко из равновесия.

– Я вовсе не так уж и молод.

– У меня есть сын и дочь. А у тебя?

– Нет.

– Родители?

– Зачем тебе это знать?

– У тебя есть родители?

– Мать. Далеко отсюда.

Ему не нравился этот допрос. Письма – вот и все, что Надя Де Франко получала от него, да и то нечасто, и слава богу, что у нее есть сыновья поближе. Де Франко сидел и смотрел на эльфа, который за два простых вопроса проник сквозь его защиту и умудрился задеть за живое, и вспомнил, что Финн предупреждала его.

– А у тебя, эльф?

– Родители живы. Да. Много родных?

Черт, какого солдата они раздели донага, постигая эту часть человеческого языка? В чью душу влезли?

– Кто ты такой, Саитас? Почему тебя вот так выдали?

– Чтобы заключить мир. Саитас всегда так делают.

– Вот так, связанными?

– Я пришел, чтобы стать твоим пленником. Ты понимаешь это.

– Ну да, это сработало. Я мог бы застрелить тебя; я не говорю, что сделал бы так, но мог бы, если бы не это. Это был умный ход, полагаю, что так. Но, черт побери, ты мог бы сперва дать нам знать. Вы свалились на нас как снег на голову, в темноте – напрашивались на то, чтобы оторвать вам башку. Почему вы не воспользовались радио?

Зеленые, как море, глаза, заморгали.

– Другие спрашивали меня об этом. Ты бы тогда пришел?

– Ну, пришел бы кто-то другой. Послушай, ты поговорил бы с ними на человеческом языке, они выслушали бы и придумали что-нибудь куда более надежное.

Эльф смотрел, полный своих собственных неясностей.

– Брось, они ведь вышвырнули тебя оттуда? Они твои враги?

– Кто?

– Те, которые оставили тебя там, на холме.

– Нет.

– Неужто друзья? Друзья оставили тебя там?

– Они согласились со мной. Я согласился остаться там. Я больше всего боялся, что ты застрелишь их. Но ты отпустил их.

– Черт, послушай, я просто выполняю приказы.

– И приказы побудили тебя отпустить их?

– Нет. Мне приказано говорить при малейшей возможности. Послушай, я, лично я, никогда не хотел убивать вас. Я не стал бы, будь у меня выбор.

– Но убивал же.

– Елки-палки, вы сбивали наши корабли. Может быть, с вашей стороны тоже не было личной вражды, но мы были твердо уверены, что вы не можете поступать так по обычаю. Все, что вам, черт побери, надо было сделать, это убраться и оставить нас в покое. Вы потрясли мир, эльф. Может быть, не большую его часть, но вы убили больше тысячи человек на том, самом первом, корабле. Тридцать тысяч на той базе, ради всего святого, да не смотри ты на меня так!

– Это была ошибка.

– Ошибка. – Де Франко обнаружил, что руки у него трясутся. Нет. Не повышать голоса. Не выходить из себя. («Будь самим собой, малыш». Снисходительно. Полковник знала, что это ему совсем не по зубам. И он знал.) – Разве большинство войн – не ошибки?

– Ты так считаешь?

– Если это ошибка, разве мы не можем положить ей конец? – Он ощущал внимание незримых слушателей, дипломатов, ученых – он, спецагент, ведет разговор с эльфийским переговорщиком и все портит, запарывает все дело. («Будь самим собой». Полковник сошла с ума, эльф тоже, война и весь мир тоже, а он отчаянно продирался вперед, пробуя то хитрость, то карикатурную бесхитростность на дипломате, для которого первая шита такими же белыми нитками, как и вторая.) – Понимаешь, все, что нужно сделать, это сказать «хватит», и можно немедленно остановить стрельбу, свернуть все это, а потом начинать разговоры о том, как нам все уладить. Ты говоришь, что ты за тем и пришел. Ты пришел по адресу. Все, что тебе нужно сделать, это убедить ваших остановиться. Они же там убивают друг друга, ты знаешь это? Ты пришел сюда договориться о мире. А они наседают на нас по всему фронту. Я только что узнал, что потерял друга. Одному богу известно, что там теперь. Это глупо. Если можешь остановить это, так останови.

– Я расскажу тебе, что такое мир по-нашему. – Эльф безмятежно поднял лицо, развел руками. – Здесь ведь есть камера, верно? По меньшей мере, микрофон. Они слушают.

– Да. У них есть камера и микрофон. Я уверен, что слушают.

– Но именно твое лицо я вижу. Твое лицо для меня – все человеческие лица. Они могут слушать, но говорю я с тобой. Только с тобой. И это и есть мир по-нашему. Война прекратится, мы снова построим корабли и выйдем в космос, и не будем больше враждовать. Ошибки больше не будет. Вот мир, какого я хочу.

– Так как нам его добиться? – («Будь самим собой, малыш». Де Франко отступился от себя. «Не смотри на кожу, не смотри на инопланетное лицо, просто говори, говори, как будто с человеком, не беспокойся о протоколах. Давай, малыш».) – Как нам остановить войну?

– Я же сказал. Они слышали.

– Да. Они слышали.

– У них есть два дня, чтобы заключить мир.

У Де Франко вспотели ладони. Он стиснул пальцы на сиденье стула.

– А что будет потом?

– Я умру. Война продолжится.

(«Боже, что теперь-то мне делать, что говорить? Как далеко я могу зайти?»)

– Послушай, ты не понимаешь, сколько времени уходит у нас на то, чтобы принять решение. Нам понадобится куда больше, нежели два дня. Они же умирают там, твой народ гибнет на наших рубежах, и все это напрасно. Останови это. Поговори с ними. Скажи им, что мы готовим переговоры. Прекрати это.

Щелочки глаз моргнули, оставаясь в своей буддоподобной задумчивости, устремленные в бесконечность.

– Де Франко, придется заплатить.

(«Думай, Де Франко, думай. Задавай правильные вопросы».)

– Что заплатить? От чьего имени ты говоришь? От имени всех вас? Города? Района?

– Одного мира будет достаточно для вас – нет? Вы уйдете. Вы сниметесь, и мы не увидим друг друга до тех пор, пока мы снова не отстроим корабли. Вы начнете уходить – как только мой мир настанет.

– Отстроите корабли, ну надо же. И снова нападете на нас?

– Нет. Война – ошибка. Другой войны не будет. Одной достаточно.

– Но все согласятся?

– Все согласны. Я назову тебе мое настоящее имя. Анган. Анган Анассиди. Мне сорок один год. У меня есть сын по имени Агаита, дочь по имени Сайиди, я появился на свет в городке Даогисши, он теперь сгорел. Мою жену зовут Ллаотай Сохайль, она родилась в том городе, где мы живем сейчас. У моей жены я единственный муж. Моему сыну двенадцать, дочери – девять. Сейчас они живут в городе только с моей женой и моими и ее родителями. – Голос эльфа обрел неуловимую музыкальность, когда он произносил имена, и она исчезла не сразу, делая неразборчивыми слова человеческого языка. – Я написал… я сказал им, что все им напишу. Я умею писать на вашем языке.

– Кому сказал?

– Людям, которые спрашивали меня. Я записал все.

Де Франко смотрел на эльфа, на лицо, безупречное и бесстрастное, как у статуи.

– Кажется, я тебя не понимаю. Я запутался. Мы говорим о фронте. Мы говорим о том, что твоя жена и дети могут быть в опасности, так? О том, что моих друзей, может быть, сейчас убивают. О падающих снарядах и подрывающихся людях. Мы можем что-нибудь с этим сделать?

– Я здесь для того, чтобы заключить мир. Я – саитас. Дар тебе. Я – плата.

Де Франко захлопал глазами и покачал головой.

– Плата? Кажется, я этого не понимаю.

Долго было тихо.

– Убей меня, – сказал эльф. – Затем я и пришел. Чтобы стать последним погибшим. Саитасом. Чтобы стереть ошибку.

– Черт, нет. Нет. Мы не расстреляем тебя. Послушай, эльф, мы только хотим положить конец войне. Нам не нужна твоя жизнь. Никто не хочет тебя убивать.

– Де Франко, у нас не осталось больше ресурсов. Мы хотим мира.

– И мы тоже. Послушай, мы просто заключим соглашение – соглашение, понимаешь?

– Я и есть соглашение.

– О господи, соглашение – это клочок бумаги. Мы пообещаем друг другу мир, вы пообещаете не нападать на нас, мы пообещаем не нападать на вас, мы установим границы между нами, и ты отправишься домой к жене и ребятишкам. И я отправлюсь домой, и дело с концом. Никаких больше смертей. Никаких убийств.

– Нет. – Глаза эльфа блеснули за бледной маской. – Нет, Де Франко, не надо бумаги.

– Мы заключаем мир чернилами на бумаге. Мы записываем мир, устанавливаем соглашения, и этого довольно; мы исполняем то, что обещаем исполнить.

– Тогда запиши это на вашем языке.

– Тебе придется подписать договор. Подписать на нем свое имя. И соблюдать условия. Вот и все, понимаешь?

– Два дня. Я подпишу вашу бумагу. Я заключу ваш мир. Он – ничто. Наш мир – во мне. И я здесь, чтобы дать его.

– Черт побери, мы не убиваем людей ради соглашения.

Глаза цвета моря заморгали.

– Неужели одного так трудно, а миллионы – так легко?

– Это не одно и то же.

– Почему?

– Потому что… потому что… послушай, война затем, чтобы убивать, мир – чтобы оставаться в живых.

– Я не понимаю, зачем вы воюете. Все, что вы делаете, для нас бессмыслица. Но я думаю, мы почти понимаем. Мы говорим друг с другом. Мы употребляем одни и те же слова. Де Франко, не надо больше нас убивать.

– Только тебя. Только тебя, так, да? Черт подери, это безумие!

– Чаша пойдет. Или пистолет. Что угодно. Де Франко, разве ты не убивал нас раньше?

– Господи, это совсем другое дело!

– Ты говоришь, для вас довольно бумаги. Эта бумага перечеркнет все ваши ошибки и заключит мир. Но нам бумаги недостаточно. Я никогда не поверю ей. Вам придется заключить и мой мир тоже. Тогда обе стороны будут знать, что это по-настоящему. Но должен быть саитас и от людей тоже. Кто-то должен стать саитасом от имени людей. Кто-то должен пойти к нам.

Де Франко сидел, сцепив руки.

– Ты хочешь сказать, отправиться к вам и отдать свою жизнь.

– Последняя смерть.

– Елки-палки, да вы психи. Долго же ты ждал, эльф.

– Ты не понимаешь.

– Это уж точно, не понимаю. Чертовы кровожадные психи!

Де Франко взмахнул руками – встать, уйти от этого безгранично терпеливого и нечеловеческого лица, лица, на котором каким-то образом появились неуловимые выражения, от этого голоса, который заставлял его забыть, откуда впервые появились слова. А потом он вспомнил о слушателях, слушателях, делающих пометки, о полковнике, которая смотрела на него из-за своего стола. Информация. Победить – не результат. Вопросы – вот результат. Выяснить, на что они способны. Мир перестал быть целью. Они имели дело с безумцами, с душами, которые не знают мира. С эльфами, которые гибли назло неприятелю. Которые кончали с собой шутки ради и ни в грош не ставили чужую жизнь.

Он остался на своем стуле. Сделал еще один вдох. Собрался с мыслями и вспомнил еще одно, о чем стоило узнать.

– Что вы сделали с пленниками, у которых учились языку, а? Расскажи мне.

– Мертвы. Мы поднесли им чашу. По одной, когда они захотели этого.

– Правда?

И снова разведенные руки, изящные пальцы.

– Я здесь за все ошибки. Сколько бы за них не пришлось платить.

– Черт побери, эльф!

– Не называй меня так. – В голосе послышалась слабая мелодия. – Помни мое имя. Помни мое имя. Де Франко…

Он должен подняться. Он должен подняться и скрыться от этого инопланетянина, скрыться от этого взгляда. Он резко отодвинулся от стола и посмотрел обратно – эльф отвернулся. От саитаса Ангана пахло чем-то сухим и пряным, как будто специями. Глаза ни на миг не раскрывались полностью, лимонные щелки. Они следили за ним.

– Поговори со мной, – сказал эльф. – Поговори со мной, Де Франко.

– О чем? О том, чтобы передать вам одного из нас? Не дождетесь. Черта с два. Мы не психи.

– Тогда война не прекратится.

– Вы все сдохнете, все до единого!

– Если таковы ваши намерения, – сказал эльф, – да. Мы не верим, что вы хотите мира. У нас больше не осталось надежды. Поэтому я пришел сюда. А последние из нас начали погибать. Это не тихая смерть. Наши сердца не остановятся. Мы будем сражаться.

– Там, на фронте, ты имеешь в виду.

– Я буду умирать так долго, как вы захотите, здесь. Я не остановлю свое сердце. Саитас не может.

– Черт побери, мы не этого добиваемся! Это не то, чего мы хотим.

– Вы тоже не можете останавливать ваши сердца. Я знаю это. Мы не жестоки. Я все еще надеюсь на тебя. Все еще надеюсь.

– Ничего не получится. Мы не можем этого сделать, понимаешь ты меня? Это против наших законов. Законов, понимаешь?

– Законов.

– Добро и зло. Мораль. Господи, убийство – это зло.

– Значит, вы натворили много зла. Вы тоже сделали ошибку, Де Франко. Ты же солдат, как я. Ты знаешь, чего стоит жизнь.

– Еще как знаю. И я до сих пор жив.

– Мы отклонились. Мы запутались. Ты умрешь за войну, но не за мир. Я не понимаю.

– Я не понимаю. Вы считаете, что мы вот так возьмем какого-нибудь бедолагу и выдадим его вам.

– Тебя, Де Франко. Я прошу тебя заключить мир.

– Дьявол. – Он покачал головой, подошел к двери – к черту полковника, к черту слушателей. Его рука на ручке двери тряслась, и он боялся, что это было заметно. Положить конец войне. – Давай, говори дальше.

Дверь распахнулась. Он ожидал охранников. Ожидал…

За дверью был пустой коридор, чистый кафельный пол. На кафеле темнело что-то круглое, со своеобразной симметрией и безобразием вещи, предназначенной убивать. Граната. Целая.

У него екнуло сердце. Он ощутил косяк, вжавшийся в бок. На коже выступил ледяной пот, кишки начали таять. Он застыл, глядя на гранату, но та не исчезала. Все тело, с головы до ног, охватила дрожь, как будто из гранаты уже выдернули чеку.

– Полковник Финн. – Обернувшись в проеме двери, он орал в незримые объективы камер. – Полковник Финн! Выведите меня отсюда!

Никто не ответил. Ни одна дверь не открылась. Эльф сидел и смотрел на него с выражением, наиболее близким к страданию из всех эмоций, которые он до сих пор выказывал.

– Полковник! Полковник, чтоб вам!

И снова тишина. Эльф поднялся на ноги и стоял, глядя на него словно бы в недоумении, как будто подозревал, что стал свидетелем какого-то человеческого умопомешательства.

– Они оставили нам подарок, – сказал Де Франко. Голос у него дрожал, и он попытался унять дрожь. – Они оставили нам подарочек, мать их так, эльф. И заперли нас здесь.

Эльф смотрел на него, и Де Франко вышел в коридор, нагнулся и, подняв смертоносный черный цилиндр, показал его.

– Это из ваших, эльф.

Тот стоял в проеме. Его опущенные глаза были глазами изваяния земного святого, поднятые же вверх казались пятнами цвета на белой коже. Длинные пальцы без ногтей коснулись косяка, эльф задумчиво рассматривал его и человеческое вероломство.

– Таковы их обычаи?

– Не мои. – Он крепко сжал в руке цилиндр, похожий и непохожий в своей смертоносности на все прочее оружие, с которым ему доводилось иметь дело. – Совсем не мои.

– Ты не можешь выйти.

Потрясение ошеломило его. Мгновение он ничего не соображал. Потом дошел по коридору до главной двери и подергал ее.

– Заперто, – бросил он через плечо эльфу, который последовал за ним в коридор. Двое вместе. Де Франко пошел обратно, дергая по пути все двери. На него нашло странное оцепенение. Коридор стал ирреальным, спутник-эльф, как и он, словно перенесся из какого-то другого места. – Черт побери, что вы задумали?

– Они согласились, – сказал эльф. – Они согласились, де Франко.

– Они спятили.

– Одна дверь все еще закрывается, верно? Ты можешь защититься.

– Ты все еще стремишься к самоубийству?

– Ты будешь в безопасности.

– Чтоб им провалиться!

Эльф обхватил себя руками, как будто тоже чувствовал озноб.

– Полковник дала нам время. Оно прошло?

– Еще нет.

– Идем, сядем вместе. Сядем и поговорим. Друг мой.

– Пора? – спрашивает эльф, когда Де Франко снова смотрит на часы. И Де Франко поднимает глаза.

– Пять минут. Почти.

Голос у Де Франко хриплый.

В руке у эльфа клочок бумаги. Он протягивает его. На столе между ними лежит ручка. Рядом с гранатой.

– Я написал твой мир. И поставил под ним свое имя. Теперь ты.

– Я – никто. Я не могу подписать соглашение, клянусь Богом. – Лицо у Де Франко белое. Губы дрожат. – Что ты написал?

– Мир, – говорит эльф. – Я просто написал «мир». Нужно еще что-то?

Де Франко берет бумажку. Смотрит на нее. И внезапно хватает ручку и тоже подписывает ее, бешеным росчерком. И откладывает ручку.

– Вот, – говорит он. – Вот, будем им мое имя. – И миг спустя: – Если бы я мог поступить по-иному… О Господи, мне страшно. Мне страшно.

– Тебе не нужно идти в мой город, – негромко говорит эльф. Его голос подрагивает, как у Де Франко. – Де Франко… здесь… здесь все записывают. Уйдем со мной. Сейчас. Запись останется. Мы добились мира, ты и я, мы заключили его, здесь, сейчас. Последний погибший. Не оставляй меня. И мы сможем положить конец этой войне.

Де Франко еще некоторое время сидит. Берет с середины стола гранату, протягивает руку с ней над столом. Смотрит он лишь на эльфа.

– Выдергивай чеку, – говорит он. – Давай. Ты выдернешь, а я подержу.

Эльф протягивает руку, берется за чеку и дергает ее, быстро.

Де Франко кладет гранату на стол между ними, и его губы шевелятся в молчаливом отсчете. Но потом он поднимает глаза на эльфа, а эльф смотрит на него. Де Франко выдавливает улыбку.

– Ты учился счету на этой штуковине?

Экран затягивают полосы.

Аппаратчица протянула руку и выключила экран, и некоторое время Агнес Финн смотрела мимо находящихся в кабинете. Слезы нечасто наворачивались ей на глаза. Сейчас глаза были мокры, и она старательно не смотрела на членов комиссии, которые здесь собрались.

– Будет обязательное расследование, – произнес мужчина из группы армейских. – Сегодня днем мы возьмем у майора показания.

– Ответственность лежит на мне, – сказала Финн.

Все было согласовано со штабом. Все было подготовлено заранее – разговор, формальности.

Кто-то должен был нанести прямой удар. Это мог быть и Назтак. Она отдала бы этот приказ, если бы все пошло по-другому. Верховное командование прикрыло бы ее. Записи можно было бы уничтожить. Пленки засекретить. Генерал-майор, который втянул ее в это безумие, а сам – в кусты, провернул это все через подчиненных. И вышел чистеньким.

– Бумага, полковник.

Она взглянула на них, придвинула к себе простой лист бумаги. Член комиссии забрал его и положил в папку. Осторожно.

– Это более чем доказательство, – сказала она. – Это договор. Туземцы признают его.

Она уже собрала вещи. Возвращалась обратно на одном корабле с телом эльфа, всю дорогу до Пелл и базы.

Когда по вещательной ленте поступил ответ эльфов, никто не удивился. Надежды возросли, когда сражение прекратилось и на фронт прибыла эльфийская делегация; однако возникло некоторое замешательство, когда эльфы осмотрели оба тела и взяли Де Франко. Только Де Франко.

Они похоронили его на изрытой снарядами равнине и поставили каменный памятник; на нем высекли все, что было о нем известно.

«Меня звали Джон Рэнд Де Франко, – сообщала надпись. – Я появился на свет на космической станции в двадцати световых годах отсюда. Я покинул свою мать и своих братьев. Все мои друзья были солдатами, и многие из них погибли раньше меня. Я пришел с войной и умер ради мира, несмотря на то что моя сторона побеждала. Я погиб от руки Ангана Анассиди, а он погиб от моей, ради мира, и мы были друзьями до последнего вздоха».

Эльфы – «суилти», вот как они называли себя сами, – приходили туда и приносили шелковые ленты и букеты цветов – цветов, посреди всей этой разрухи, и тысячами скорбели и плакали в своей бесстрастной, бесслезной манере.

По своему врагу.

Один из их сородичей находился на пути к человечеству. Чтобы человечество оплакивало его. «Меня звали Анган Анассиди» – будет написано на его могиле, и все остальное, что нужно. Быть может, ни один человек не прольет по нему ни слезинки. Кроме ветеранов Эльфляндии, когда они вернутся по домам, если заглянут на ту планету – они могут и всплакнуть, подобно Агнес Финн, на свой собственный лад, по своим погибшим, перед усыпальницей существа из иного мира.