Текст книги "Исцеляющая сила без медицины. Руководство к преодолению жизненных препятствий и возвращению радости"

Автор книги: Кэрол Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

§ 02. Модели целительства: прошлое и настоящее

Здоровье – это состояние полного физического, умственного, эмоционального и социального благополучия, а не только отсутствие болезни или недомогания.

Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ)

Повсюду в мире, включая культуру американских индейцев до прихода Колумба, медицине были свойственны глубоко укоренившиеся культуральные верования в связь тела, разума и духа. Древние изучали звезды и землю с благоговейным смирением и желанием участвовать в ритмах вселенной, слившись с ней воедино. Тогда не существовало разделения на объективные и субъективные истины – науку и религию. Лишь недавно Запад стал свидетелем растущего осознания и изменения мировосприятия, возвращающегося к древней и традиционной философии исцеления и развития тела-разума-духа. Однако перед нами по-прежнему стоит задача оценки, развития и интеграции духовных методик в нашу жизнь и, особенно, в традиционную медицину.

Декарт отделяет разум от тела

Можно поблагодарить Рене Декарта, который положил начало этой печальной эпохе, распространив в XVII веке утверждение о том, что разум и тело не связаны друг с другом. Его слова «Я мыслю, следовательно, я существую» неверны с философской точки зрения, поскольку способность мыслить не может пролить свет на конечную сущность или истинную природу человека. «Человеческий разум, как и воспринимаемый мир, который он познает, пребывает в постоянном изменении и не способен на какие-либо конечные результаты. Интеллектуальное удовлетворение не является конечной целью» (Йога-нанда, 2001, с. 427). Тем не менее, вознамерившись спасти ученых от вымирания под давлением церкви, Декарт разделил реальность на две части: то, что можно измерить, было отдано науке, а то, что не подлежит измерению, досталось церкви. К несчастью, это привело к глубоко укоренившемуся в Европе убеждению в дуалистической разрозненности разума и тела. Впоследствии, иммигрировав в Америку, европейцы принесли эту философию с собой, развив ее до такой степени, что отделение церкви от государства стало частью нашей конституции. «Разъединенность» разума и тела вплелась в нашу культуру и психику. Научный метод был провозглашен сутью познания. Появилась биомедицинская модель с упрощенной перспективой, сфокусированной на одноразрядных, однопричинных и односледственных моделях здоровья, болезни и страданий. Современная наука, с ее смещением в левое, аналитическое полушарие головного мозга, продолжает со скептицизмом относиться ко всему духовному, интуитивному и мистическому, что нельзя измерить согласно ее стандарту научного метода. Это отрицает обоснованность того, что священно. Сознание само по себе является субъективным.

Напротив, если мы вернемся во времена ведических мудрецов Индии, их поиски истины назывались брахмавидья, «высшая наука», дисциплина, сосредоточенная на содержании сознания. На практике это означает медитацию. Современный разум противится признанию научности медитации. Однако в страсти этих мудрецов к истине, в их поисках реальности как чего-то неизменного в любых условиях и с любых точек зрения, в их настойчивом стремлении к прямому наблюдению и систематическому эмпирическому методу мы находим сущность научного духа. Не будет ошибкой назвать брахмавидья рядом экспериментов – над разумом, посредством разума – с предсказуемыми, воспроизводимыми результатами. Конечно, путь мудрецов «Упанишад»[2]2
  Упанишады – древнеиндийские трактаты религиозно-философского характера. В них в основном обсуждается философия, медитация и природа Бога.


[Закрыть] отличался от пути современной науки. Они обращались не к внешнему миру, но к человеческим знаниям о внешнем мире. Они искали в содержании сознания инварианты и исключали все преходящее, как в конечном итоге не относящееся к реальности – так же, как ощущения, испытываемые во сне, оказываются нереальными при пробуждении. Их принципом было нети, нети атма: «Я не это, я не то». Они очищали личность, словно луковицу, слой за слоем, не обнаруживая ничего постоянного в массе ощущений, мыслей, эмоций, побуждений и воспоминаний, которые мы называем своим «Я». И в конечном итоге, после отделения всего индивидуального, оставалось лишь глубокое понимание: чистое сознание.

Мудрецы называли эту конечную основу личности атман, Высшее «Я». Если, как заметил Олдос Хаксли, наука – это «сокращение множественности к единству», ни одна цивилизация не была более научной. Со времен «Ригведы»[3]3
  Ригведа (санскр. «веда гимнов») – собрание преимущественно религиозных гимнов, первый известный памятник индийской литературы. Ригведа была составлена, видимо, около 1700–1100 гг. до н. э.


[Закрыть] индийские священные тексты пропитаны убежденностью во всеобъемлющем порядке (ритам), отраженном в каждой части всего целостного мира. В средневековой Европе осознание того, что не могут одни законы природы управлять землей, а другие – небом, привело к рождению классической физики. В подобном озарении ведическая Индия считала, что мир природы – не только физические явления, но и мысли и действия человека, – всецело подчиняется универсальному закону – дхарме… В наиболее широком понимании дхарма представляет собой основной закон жизни, гласящий, что все предметы и события – это части неделимого целого» (Дхаммапада, 2007, с. 19–20).

Мощное биомедицинское культуральное обусловливание Запада, основанное на заложенных Декартом научных стандартах, все еще довлеет над нашим обществом, что было отмечено Его Святейшеством Далай-ламой в интервью, данном психиатру Говарду К. Катлеру. Его Святейшество объяснил, что в некоторых случаях базовые посылки и параметры западной науки могут ограничивать способность чувствовать некоторые вещи, например, отпечатки прошлых жизней. Он также коснулся западного метода анализа, в силу своей склонности к рационализму предполагающего, будто всему можно найти логическое объяснение. Например, он встречался с докторами медицинской школы университета, которые обсуждали мозг, утверждая, что мысли и чувства являются результатом происходящих в нем различных химических реакций и изменений. Далай-лама спросил: «Возможно ли предположить обратную последовательность, где мысли запускают цепочку химических реакций в мозгу?» Их ответом было: «Мы отталкиваемся от того, что все мысли – это продукт или функция химических реакций в мозгу» (Далай-лама, 1998, с. 6). Невелика польза от врачей, не желающих открыть дверь в иные реальности и подвергнуть сомнению косность мышления. Именно по этой причине люди начинают осознавать, что их общие потребности в сфере здравоохранения остаются неудовлетворенными, ведь биомедицинские исследования не имеют достаточного влияния с гуманистической точки зрения.

Врачебное немилосердие

Несмотря на то, что взаимоотношения врача и пациента могут оказывать такое же, если не большее, влияние на положительный исход лечения, как техническое мастерство и физическое вмешательство, современные медицинские образовательные учреждения продолжают ставить эти знания гораздо выше навыков межличностного общения. В результате врачей часто критикуют за то, что они не находят времени, чтобы побеседовать со своими пациентами или выслушать их. Ирония заключается в том, что пациенты сами подталкивают их к этому, требуя, чтобы медики, опираясь на науку и технологию, быстро решали их вопросы, не выясняя скрытые причины, вызвавшие появление проблемы.

Чарака (Фроли и Ренейд, 2001) утверждал: «Врач, знающий болезнь, но не способный достичь внутренней сущности пациента, не добьется успеха в лечении». Однако, как большинство из нас испытали на собственном опыте, многие врачи встречаются с больными мимоходом, несмотря на то, что те ждут их в приемной часами. Я лично знакома с медиками, назначающими пациентам консультации в пятиминутные промежутки, а один из врачей в течение всей консультации никогда не поднимал глаз от моей карты. Это не дает возможности создать исцеляющую, духовную атмосферу, где пациент ощущает сострадание и заботу. И хотя я повидала буквально сотни студентов и пациентов, перенесших неудачное традиционное лечение, я могу по пальцам пересчитать истории о сострадательных врачах. Вместо этого я слышу рассказы о том, что последние ведут себя – главным образом, общаются с пациентами – холодно, безлико и очень далеки от сопереживания страданиям своих подопечных. Не могу не вспомнить слова Сесилия Сондерс, основательницы первого хосписа, когда она приехала в Соединенные Штаты и воскликнула, обращаясь к группе врачей: «Вы шайка жестоких варваров! Боль можно контролировать!»

Не раз, сидя за обеденным столом, мне приходилось слышать, как хирурги травят свои «байки из операционной». Я высказывала свои опасения относительно влияния, которое этот юмор оказывает на пациента, лежащего на операционном столе. И хотя хирурги заявляли, что шутки помогают им снять напряжение, я предлагала им гораздо более приемлемые варианты, такие как молитва, мантры или звуки целительной музыки. Нам уже известно, что «бессознательный» пациент, находясь под общим наркозом, может слышать каждое слово. Например, пациентка с раком недавно призналась в том, что она «сдалась» после хирургической операции. Женщина обратилась за помощью к психотерапевту для выяснения причин этого внезапного желания умереть. В состоянии гипноза она поведала, что ее хирург произнес во время операции следующие слова: «Если бы я не опекал эту женщину, она уже давно была бы мертва».

Неудивительно, что в адрес западных врачей все чаще звучат обвинения в недостаточном сострадании. Их воспринимают скорее как процедурщиков и техников, нежели как целителей. Например, Розен (2008) прокомментировал исследование, опубликованное в Архивах медицины внутренних органов. Исследователи изучили записи 20 консультаций мужчин, больных раком легких, с их хирургами или онкологами в госпитале для ветеранов. Из 384 возможностей выразить своим пациентам сочувствие, врачи проявили его лишь в 39 случаях. Мы также вспоминаем происшествие с врачом, личные качества которого давали основание надеяться, что он станет блестящим хирургом, пока однажды во время операции он не оставил пациента на операционном столе, чтобы обналичить свой чек в банке (Суиди, 2004).

Однако ограниченность врача зависит от его образования и подготовки. Дэниел Дж. Сигел, доктор медицины, психиатр, сделал паузу в своем обучении, потому что был «обескуражен отсутствием сострадания у моих профессоров и тем, что к пациентам – и студентам – относятся как к физическим объектам, не обладающим внутренним миром». Когда после изучения «этой широко распространенной слепоты к внутренней реальности разума» (Сигел, 2010, с. 69) он вернулся в медицинскую школу, Сигел осознал:

«Многие мои преподаватели медицины до совершенства отполировали линзы своих очков и микроскопов и распознают малейшие признаки и симптомы физиологических заболеваний. Это важное, но не единственное условие профессии целителя. Я пришел к осознанию того, что моим профессорам не хватает линз, позволяющих разглядеть чувства или мысли разума, его надежды, мечты и взгляды. Они обитали в материальном мире, а субъективная, внутренняя жизнь пациента, к прискорбию, ускользала из их мировосприятия» (с. 69, 96).

Теперь нам известно то бесчувственное, равнодушное отношение, с которым сталкиваются ординаторы во время своей практической подготовки, работая в 24–30-часовых сменах годами, недосыпая или вовсе без сна. Они проводят все время в операционных, отделениях экстренной помощи, на дежурствах и в клинике, а затем садятся за руль автомобиля, чтобы добраться домой. Между тем, уже несколько десятилетий предприятия, связанные с общественной безопасностью, подлежат государственному контролю, ограничивающему количество рабочих часов. Можно ли представить пилота, управляющего самолетом после 30 часов без сна? Наставники ординаторов сами устанавливают стандарты равнодушия, пренебрегая здоровьем, благополучием и безопасностью своих подопечных и пациентов, за которых они отвечают. К счастью, Институт медицины (2008) издал полный, современный отчет, суммирующий неоспоримые доказательства связи между усталостью, снижением производительности и повышением количества медицинских ошибок и заявляющий о необходимости принятия «эффективных и незамедлительных мер».

Биопсихосоциальная модель

В силу того, что медицинские образовательные учреждения учили врачей концентрироваться на болезни, те утрачивали интерес к личным проблемам пациентов и их семей, демонстрируя холодное, бесчувственное и безликое поведение. Вскоре медицина подверглась нападкам за невнимание к психосоциальной сфере. Некоторые считали, что биомедицинскую модель следует заменить на многоразрядную, многопричинную и многоследственную биопсихосоциальную модель, отражающую важное изменение научного мировоззрения в целом (Шварц, 1982). Был задан уместный вопрос: является ли страдание индивидуальным патологическим явлением, или страдания вызваны множественными факторами в рамках биопсихосоциальных параметров?

Парли (1981) утверждал, что практически все социологи и антропологи, некоторые психологи и немногие биологи знают – и воспринимают как должное идеи о социологии познания и социального устройства реальности, создающие пробелы во многих дисциплинах. Некоторые теоретики социальных и психологических наук спорили о том, что предположение о психосоциальных причинах болезненных патологий пользуется, по сути, недоверием. Считается, что эти факторы способны лишь усиливать или обострять уже существующее физиологическое заболевание. Ученые спорили о том, что биопсихосоциальная модель является «блестящей» биомедицинской моделью (Армстронг, 1987), и считали, что социальные науки имеют второстепенное значение (Энгель, 1980), хотя болезни определяются членами общества, прежде чем их причина или основание для их развития будут найдены в организме (Армстронг, 1987; Гэтчел и Баум, 1983).

Представленная Энгелем (1977) биопсихосоциальная модель основывалась на системном подходе, согласно которому в основе модели находятся субатомные частицы, проходящие сквозь взаимосвязанные и иерархические уровни сложности, образуя клетки, ткани, органы, поведение индивидов и их отношения с окружающими; культуру и общество; и, наконец, биосферу. Эта теория укрепила принцип многих дисциплин, лежащих за пределами биомедицинской области: упрощение жизни до молекулярного уровня препятствует постижению природы здоровья человека, его болезней и благополучия, поскольку он не рассматривается как «целостная» сущность. Это, в свою очередь, послужило подтверждением философских учений о холистическом здоровье, учений, возникших более десятилетия назад, но не включавших в себя духовную сферу.

Шварц (1982) вслед за Йельской конференцией, посвященной поведенческой медицине в 1977 году, выступил в защиту объединяющей теории биопсихосоциальной модели. Теория признавала развивающиеся области поведенческой медицины и поведенческого здоровья, предполагая, что для полной оценки здоровья человека и составления рекомендаций по лечению диагноз должен всегда учитывать взаимодействие биологических, психологических и социальных факторов. Позднее Дреер (1986) утверждал, что эти условия являются одновременно причиной и следствием большинства заболеваний. Далее, несмотря на мнимую необоснованность биопсихосоциальной модели, было обнаружено, что совокупность социальных факторов является более эффективной, чем биомедицинская модель в лечении таких расстройств, как депрессия у детей (Льюис и Льюис, 1981); множественный склероз (Вандерплейт, 1984), тоска (Энгле, 1977) и предменструальный синдром (Кейе и Трюннелл, 1986; Уилсон, 1992). Очевидно, что социальная динамика семьи и отношений с другими людьми была признана важным фактором в лечении этих заболеваний. Однако в моделях тела-разума-духа явственно ощущалось отсутствие «социальной» составляющей, несмотря на ее несомненную значимость. Я обнаружила, что болезни и недомогания часто связаны с дисфункциональными отношениями или нуждающейся в коррекции семейной динамикой. Порой нам даже приходится пересекать границы пространства и времени, чтобы оказать целительное воздействие на несколько поколений. «Социально» вызванные болезни и недомогания достигают уже уровня эпидемий и пандемий. Например, нарушение питания по большей части – если не исключительно – возникают под влиянием сигналов, получаемых нами от семьи, социума и средств массовой информации, устанавливающих всеобщий стандарт худобы. Болезни, передающиеся половым путем, в том числе ВИЧ/СПИД имеют социальную/поведенческую составляющую, необходимую для передачи заболевания. Следовательно, как мы можем не обращать внимания на социальный аспект, говоря о моделях здоровья и целительства?

Моя докторская диссертация и последующая публикация (Уилсон, Тюнер и Кейе, 1991) стали результатом исследования «Взаимообусловленность ПМС и не-ПМС пар мать-дочь в фазе менструального цикла и биологические, психологические и социальные факторы». Я провела оценку страдающих матерей, страдающих дочерей-подростков и страдающих семей, что вызвало у меня глубокий интерес к дисфункциональным сценариям функционирования семьи. Я надеялась, что разработанная и опубликованная мной модель «Профилактика, выявление и решение проблемы предменструальной симптоматологии» (Уилсон и Кейе, 1989) сможет как-то помочь женщинам и их семьям. Я также проводила семинары и телефонные опросы женщин, пытавшихся облегчить сильную предменструальную боль при помощи традиционной медицины, слушала их описания симптомов, которые почти всегда включали в себя гнев, тревожность и депрессию. К сожалению, биомедицинские и психологические методы лечения, к которым они обращались, были безуспешны. Я также заметила, что многие врачи, занимавшиеся изучением ПМС, не получали поддержку и теряли интерес к продолжению своих исследований. Вот какой комментарий я услышала от медиков, участвовавших во втором Международном симпозиуме, посвященном предменструальным, послеродовым и менопаузальным нарушениям настроения: «Мы смотрим вниз в огромную, черную дыру».

Образ жизни как образ смерти

Каждое человеческое существо является творцом собственного здоровья или собственной болезни.

Будда

Если бы мы осознали и поняли, что большинство заболеваний возникают вследствие определенного образа жизни, традиционная медицина, вероятно, канула бы в Лету. Приблизительно у каждого четвертого развивается рак, а среди причин преждевременной смерти лидирующую позицию занимает табакокурение. Это настоящая трагедия, что табачные компании и их историческая ложь о вызывающем зависимость никотине уничтожили больше жизней, чем Адольф Гитлер, Иосиф Сталин и Мао Цзэдун вместе взятые, ежегодно убивая 5 миллионов человек во всем мире. То, что табачные компании увиливают от ответственности, заявляя о свободном выборе курящих людей, лишь показывает, как мало они знают о зависимости. Осознают ли люди, что дети начинают распознавать верблюда Джо[4]4
  Символ бренда «Camel». – Примеч. пер.


[Закрыть] первым, после Микки Мауса? В этом факте сокрыто нечто коварное. Когда я жила в штате Вирджиния, кажется, изображение верблюда Джо встречалось мне чуть ли не на каждом углу, а последствия пристрастия к табаку воспринимались как общепринятый образ жизни. Например, однажды за маникюром моя соседка обмолвилась: «Сегодня моей двадцативосьмилетней подруге удаляют правое легкое».

Убийцей номер один для жителей Запада является коронарная болезнь сердца, вызывающая инфаркт миокарда (сердечный приступ) и инсульт, развивающаяся, главным образом, вследствие стресса, курения, недостаточной физической активности и плохого питания (высокое кровяное давление и высокий уровень холестерина также являются результатами неправильного питания). К сожалению, изменение образа жизни происходит не скоро, потому что поведенческие привычки обычно глубоко укореняются в нас с детства. Например, в течение многих лет моей докторской программы, когда я вела университетский курс «Здоровый образ жизни», я просила своих студентов (в общей сумме 568 человек) поднять руку и держать ее, если они соблюдали все из перечисленных мной семи условий здорового образа жизни: 1) съедали питательный завтрак; 2) занимались физическими упражнениями, по меньшей мере, трижды в неделю; 3) спали по крайней мере 7 часов в сутки; 4) не курили; 5) ограничивали прием алкоголя; 6) каждый день пили воду в расчете 30 граммов на один килограмм массы тела и 7) поддерживали нормальный вес ±10 процентов. Когда я заканчивала перечислять все эти условия, 95 процентов студентов опускали руки. И тогда я спрашивала те 5 процентов, чьи руки были все еще подняты: «Почему вы поддерживаете здоровый образ жизни?» И раз за разом получала один и тот же ответ: «Я всегда так жил». Здоровый образ жизни был смоделирован и привит им родителями еще в детстве. Тем не менее, оказалась среди моих студентов и одна молодая женщина, начавшая заниматься физическими упражнениями после того, как ее отец – никогда не являвшийся сторонником здорового образа жизни – умер от сердечного приступа.

Обнадеживающая новость заключается в том, что нам уже не обязательно воспринимать своих родителей как ролевые модели, поскольку все больше людей получают знания о том, как поддерживать здоровье и предотвращать развитие заболеваний, и положительные результаты этого очевидны. В XX веке средняя ожидаемая продолжительность жизни превысила 30 лет – величайшее достижение за 5000 лет истории человечества. Люди, чей жизненный срок равен тройному среднему показателю, уже не являются столь исключительным явлением – с 1990 по 2000 годы их численность увеличилась на 51 процент. Это влияние образования на здоровье также заметно по отчету Центра Контроля на болезнью (ЦКБ), сообщающего, что среди студентов колледжей курят лишь 10 процентов, тогда как лишь 31 процент курильщиков имеют законченное среднее или общее образование (ЦКБ, 2006).

Наибольшей проблемой американцев является их малоподвижный образ жизни и потребление фаст-фуда. Детское ожирение приобрело масштабы эпидемии, а сокращение количества уроков физкультуры в программе государственных школ внесло свой вклад в распространение этого явления. Большинство мер по борьбе с детским ожирением, которые я видела, сосредоточены на вовлечение детей в физическую активность после школы и отстранение их от просмотра телевизора и видеоигр. Воодушевляют сообщения о том, что пользу здоровью приносят даже ежедневные получасовые прогулки, поскольку это избавляет нас от сложных уравнений, часто ассоциируемых с физическими упражнениями. Люди больше не считают, что для здоровья необходимо быть мастером спорта или стать членом оздоровительного клуба.