Текст книги "Самые страшные истории (СИ)"

Автор книги: Керн Лиза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Утром тетради на месте не оказалось. Уплетая яичницу с кофе на завтрак, я спросил о тетради у бабушки. Вид у неё был удивлённый, и она утверждала, что ни о какой тетради не знает. Особо разбираться мне было некогда, и я плюнул на этот факт.

Перед началом викторины я в волнении сидел в аудитории. Мой взгляд упал на герб России. «Вот было бы классно, если бы попался вопрос про византийскую принцессу», – подумал я. И это случилось, причём в самый критический момент, на финальном вопросе. Я победил!

По поводу тетради бабушка продолжала отнекиваться ещё долго, пока я не забыл эту историю. Но пришлось вспомнить. Бабушка умерла через десять лет. Разбирая вещи в её квартире, в кабинете деда, в нижней полке шкафа, я наткнулся на старый саквояж. На мой вопрос, заданный отцу по поводу его содержимого, он ответил, что это какие-то бумаги деда. «Только вот ключ после его смерти так никак и не нашли», – посетовал отец.

Этот саквояж меня зацепил. Я решил, что его надо обязательно вскрыть. Дома, в одиночку я взломал замок. Ну, и вы, наверное, уже догадались, какую вещь я нашёл в нём. В числе прочих бумаг – ту самую тетрадь. Отец говорит, что помнит, как дед записывал туда разные интересные для него исторические факты. В тетради лежала закладка – простой вырезанный из листочка в клеточку прямоугольник. В верхней его части стояла пометка, сделанная почерком деда. И опять же, нет сомнений, что все догадались, на какой странице лежала эта закладка. Да, про ту самую принцессу. А надпись на закладке гласила: «Как-нибудь пригодится». И ведь не поспоришь...

Адская больничка .

В тот весенний день у меня разболелась рука. Полгода назад, будучи в командировке в Москве, я неудачно упал. В итоге перелом лучезапястного сустава, гипс, в котором я работал все два месяца командировки. Перелом сросся идеально, не болел, не беспокоил, и вот на тебе! На любое движение большим пальцем – болезненный щелчок, стоит потянуться спросонья – адская боль. Печатать текст на сенсорном экране телефона стало невозможно. И так две недели. А в этот проклятый день я проснулся от боли и понял: велика моя глупость, а отступать некуда. Придется идти к костоправу.

Будучи немного с бодуна, я оставил автомобиль на стоянке и поехал маршруткой. Взяв талон, я посмотрел номер кабинета. Ага, пятьсот седьмой, значит, пятый этаж.

Поднялся я на лифте. Двери, открывшись на пятом этаже, предоставили моему взору две приколоченные доски, перекрывающие выход. Сматерившись на тупых джамшутов, я пролез под досками и осмотрелся. Дверь напротив выбита, окна зияют пустыми рамами, по полу ветер гоняет листву, хотя на дворе весна. Давненько я не был в нашей поликлинике, лет десять, если не больше. Перелом, и то лечил в Москве. В суровые девяностые здесь веселее было. Видимо, ремонт прошел с применением нанотехнологий. Хотя, может, мне на другой этаж? Нет, на валяющейся двери написано «540»...

По полу пробежала крыса, и я брезгливо отошел к лифту. «Может, ну его на фиг, – подумал я, – эту вашу бесплатную медицину?».

Там, где должна была находиться кнопка вызова лифта, густым слоем была наложена шпатлевка. Черт с ним, решил я, спущусь пешком, но сначала поищу травматолога, а потом сразу к главврачу. Такой беспредел в лечебном учреждении – уму непостижимо.

В коридоре стоял запах тухлятины, прелых листьев и сгнивших матрасов. И ни одного человека. Некоторые кабинеты были распахнуты, другие – наглухо затворены. Вот ворюги! А ведь первый этаж сверкает пластиком – белые потолки, пластиковые окна, наманикюренная регистраторша сверкает фарфоровой улыбкой... Ох, показушники. Сделали для комиссий, а выше не пускают, сразу в сауны. Я зло сплюнул на лежащую под ногами дверь с надписью 512. Значит, по логике, мой кабинет рядом.

За поворотом я увидел людей. Ну, наконец-то! Все смирно сидели на ублюдочных лавочках из кожзама и обреченно смотрели в стену. Человек десять, кажется.

– Кто к травматологу крайний?

Бородатый мужик с огромными кустистыми бровями ответил глухим прокуренным голосом:

– Все к патологоанатому.

Он повернул голову и посмотрел на меня пустой глазницей с мерзко сочащейся кровью. Кровь сочилась из многочисленных ожогов и порезов сквозь дыры в одежде. С моей стороны, прикрытое волосами, свисало полуоторванное ухо. Да его на каталке в реанимацию надо, а он в очереди сидит. Вот тебе и бесплатная медицина. Докатились. Сдерживая рвотные порывы, я пробормотал:

– Да, братишка, патологоанатом тебе в самый раз.

Я еще раз осмотрел очередь. Кто-то изрезанный, кто-то обгоревший, у одной женщины вместо ног обрубки, из которых хлещет кровь. Бабушка рядом заботливо придерживает вываливающиеся кишки... Да с таким не живут, а они сидят, как ни в чем не бывало, только что хвори не обсуждают.

Я переспросил:

– В пятьсот седьмой есть кто?

Молчание. Оно и логично. Я б с такими болячками тоже особо не болтал бы.

Намереваясь обматерить ленивого эскулапа, я дернул дверь и застыл. Мужчина в белом костюме покачивался на веревке, весело выпучив глаза и высунув язык. «Ходяков Игнат Юрьевич», – гласил бейджик. На моем талоне значилась та же фамилия.

– Вылечил руку, называется, – мой голос от страха и злости дал петуха. – Гребаный бардак!

Надо найти хоть кого-нибудь, чтобы помогли тем доходягам, чтобы сняли доктора, вызвали полицию... Да хоть что-то сделать!

Захлопнув за собой дверь, я понял, что один я уже никуда не пойду. У меня началось что-то, близкое к ступору и к истерике одновременно. Я осмотрел еще раз толпу калек и с моей стороны с краю увидел красивую брюнетку в темно-красном платье и с добрыми глазами. На вид она была целая. А это уже плюс. Я плюхнулся рядом с ней.

– Слушайте, девушка, как вас зовут? – мой голос дрожал.

– Алевтина.

– Меня Леша, – и тут меня прорвало. – Аля, я сойду с ума, мне нужен хоть один нормальный человек, врач там или медсестра, или, на худой конец, долбаная уборщица баба Клава, ворчливая, полная, знающая все на свете, и чтобы она не придерживала кишки и не болталась в петле под потолком! Я боюсь. Пойдем со мной!

– Я не могу. У меня ноги не ходят. Еще с утра садилась в маршрутку, а сейчас не ходят. И, к тому же, – она кивнула на очередь, – скоро наши врачи придут.

– Да пока они придут, тут все передохнут! – я успокоился и облокотился на стену. – Аль, ты куришь?

– Курю.

Решив, что от сигарет обстановка хуже не будет, я достал початую пачку и протянул ей.

Очередь оживилась:

– Молодой человек, а можно мне?

– И мне.

– Я б тоже не отказалась...

Пройдя по рукам, пустая пачка полетела в угол.

Да, надо что-то решать, думал я, затягиваясь горьким дымом.

Из-за угла вышли два здоровых мужика с каталкой, скальпелями, ножами и прочим инструментом. Оба – в светло-зеленых костюмах. Очередь устало и как-то обреченно посмотрев на них продолжила тянуть сигареты.

– Алексей, – девушка нервно потушила окурок, – мне страшно, я не хочу это видеть.

– Да что ж бояться? Сейчас всем помогут, а потом и нам подскажут выход, – начал я ее успокаивать и осекся. Одноглазый бородач, бывший первым в очереди, разделся и лег на каталку: глаза закрыты, руки по швам. А врачи деловито начали его вскрывать. Вот уже вскрыта грудная клетка, руки сортируют внутренности по тазикам...

И я понял: это не просто врачи. Это патологоанатомы. Безумные патологоанатомы, вскрывающие живых людей.

Я зашептал:

– Аля, Алечка, валим отсюда, пока не поздно...

– Мне нельзя, мне туда, – она показала на маньяков. – Побудь со мной, ты живой, тебя не тронут. А мне страшно.

Это ее «ты живой» меня окончательно разозлило:

– Твою мать! – зарычав, я взвалил девушку на плечо. Спина тут же испачкалась чем-то липким, просачивающимся сквозь красное платье на груди. Стараясь не думать, что это, я рванул по коридору прочь из этого ада.

Входная дверь была закрыта. Все, приплыли.

Раздался скрип, из ближайшего кабинета выглянул двухметровый мужик, не иначе, ряженый. Все тело покрывала шерсть, на голове рога, а вместо носа пятачок. «Интересный костюм», – подумал я отстраненно.

– Эй, рогатый! – черт оглянулся. – Помоги дверь открыть.

– Тебе открою, тебе здесь не место, а девушку оставь.

– Брось шутить, а то перекрещу, – не знаю, почему я вспомнил эту фразу. То ли Гоголя перечитал, то ли Высоцкого переслушал, но рогатый пожал плечами и одной рукой сорвал амбарный замок.

– А девку оставь, пожалеешь. Ей в котел пора.

– Леша, – раздался жалобный голос. – Бросьте, вам жить надо...

По лестнице поднимались еще двое. Поняв, что это ни хрена не ряженые, я самым натуральным образом обгадился, а черт с лестницы произнес:

– Мы тебя не тронем, а вот Алевтину оставь.

– Хрена вам под воротник, – злобно зарычал я и рванул обратно.

Паталогоанатомы разделывали бабушку, а рядом вертелся висельник в белом халате и канючил:

– Ребят, меня, вообще-то, вне очереди надо, я ж медработник.

Увидев его, просто так расхаживающего с веревкой на шее, я чуть повторно не наложил в штаны.

Забежав в пятьсот седьмой, я рванул к распахнутому окну. А там, на улице, на свободе, заканчивалась осень и раздавался запах тлена. Я не знал раньше, как он пахнет. Так вот, тлен пахнет прелой листвой, землей и спиртом. И легкий запах тухлого. На облезлых деревьях сидело воронье. И куда делась весна, радовавшая меня буквально час назад?

Я снял Алевтину с плеча, вынул свой брючной ремень и пояс ее платья, мокрый от крови. Я решил ни за что не отдавать ее монстрам, спасти во что бы то ни стало, пусть и ценой своей жизни. Я никогда не был героем, убегал даже от уличных драк в детстве, но сегодня я понял: ради нее стоит умереть.

Привязав девушку к себе так, чтобы она была впереди меня, спиной ко мне, я поковылял к окну.

– Леша, оставьте меня, не надо...

– Заткнись и слушай, – я был уставший и злой, мой голос дрожал от страха. – Сейчас мы отправимся в полет. И не вздумай пошевелиться, угробишь обоих. А тебе здесь не место. У тебя глаза красивые.

С грузом на груди я взгромоздился на окно, встал в полный рост, лицом к двери, и прыгнул спиной вниз. У меня нет шансов выжить, но мое тело смягчит падение девушке, и, может, она сходит потом на мои поминки. Главное, упасть спиной.

Долгие секунды полета я видел блеклое небо и белоснежного мужика с огромными пушистыми крыльями. Он ухватил нас за пояса, следом подлетел второй такой же, потом третий, и я почувствовал, что мы летим вверх и вправо. Если есть черти, то почему бы не быть ангелам, подумал я.

– Самопожертвование – высшее проявление любви, – услышал я неимоверно добрый мягкий голос. – Ты спас...

Потом меня вырубило.

Очнулся я в больнице, на этот раз в нормальной. Оглядев себя, я обнаружил, что забинтовано почти все тело. На ноге гипс, рука перевязана, грудь что-то сдавливает.

– Где Алевтина?

Надо мной склонилось лицо в маске:

– Какая Алевтина? Вам отдыхать надо.

Сзади раздался второй голос:

– Маш, как его зовут?

Ответил я сам:

– Соболев Алексей Петрович.

– Во втором боксе ваша Алевтина. Тоже Лешу спрашивала. Вас, наверно.

– Жива? – я задал самый глупый вопрос.

– Жива, жива, еле вытащили, отдыхайте, после поговорим.

– С меня коньяк, – я с облегчением откинулся на подушку.

Через две недели я уже мог перемещаться на костылях, кое-где начали проходить ожоги. И хотя врачи ворчали, все время я проводил у постели Алевтины. А через месяц она приехала ко мне в палату на инвалидной коляске.

Друзья принесли мне ноутбук, и я прочитал про ДТП, в которую угодила наша маршрутка. Пьяный водитель «КамАЗа» размазал нас по асфальту. Что-то загорелось, случился пожар. Из девяти пассажиров микроавтобуса выжили только двое – я и Алевтина. Оба водителя погибли. Я пролистывал фото с места происшествия и узнавал людей, сидящих в той очереди. Бровастый бородач был виновником ДТП, бабушку выбросило на асфальт, по пути распоров ей живот. Кстати, Ходяков повесился в то утро от несчастной любви, правда, не в кабинете, а у себя дома. Об этом я узнал из разговоров медперсонала.

Меня выписали через четыре месяца. Алевтина выехала через полгода на инвалидной коляске. На ней же моя будущая жена въехала в ЗАГС.

Как-то после нескольких операций, прогуливаясь по парку уже на своих ногах, Алевтина рассказала мне о том, что было с ней. Ее воспоминания полностью совпадали с моими, за исключением одного момента. Ей, как и остальной очереди, дали направление в морг.

– Знаешь, как мы тебе завидовали, – она вздохнула. – Ты-то был живой...

Метка Дьявола .

Говорят, что на свет рождаются люди, которые отмечены самим Дьяволом. Они становятся бесчеловечными убийцами и очень редко их удаётся остановить: они невероятно хитры, умны и осторожны. Убивать они начинают с самого детства, первыми их жертвами становятся близкие и родные им люди. В них нет жалости или сострадания, лишь только желание забирать человеческие жизни.

Ирина вцепилась в свои волосы обеими руками, из глаз её на кухонный стол капали горькие слезы. Она до крови кусала нижнюю губу, на её переносице залегла глубокая морщина. Молодая женщина напряженно размышляла, что же ей делать дальше. Вдруг, в детской раздался плач и, вздрогнув, Ирина со страхом пошла туда. Младший её сынишка сладко спал: Диме не было еще и года. Старший же сын беспокойно ёрзал в кроватке и капризно хныкал.

Женщина подошла к детской кроватке и со смешанными чувствами – ненависти и родства, взяла сына на руки. Ей первенца назвали в честь покойного отца мужа – Глеб. Сейчас ребенок четырех лет отроду тянул к маме пухлые ручки. Ирина с омерзением качала его на руках, а сама пыталась не смотреть на своё дитя. В её голове не переставая крутилась картинка, недавней смерти своего мужа Константина. Все случилось всего неделю назад:

Костя жизнерадостно улыбается жене, нежно целует её в висок и строго говорит:

– Милая, а полезу-ка я посмотрю, что там с антенной, а то больше половины каналов не показывают.

Ирина была полностью погружена в готовку и лишь проронила в ответ:

– Аккуратнее будь. И посмотри, чем там Глеб во дворе занимается.

– Да как всегда в песочнице возиться. Вот подрастет немного Димка и будут вместе играться, вот тогда начнется веселье...– рассмеялся счастливый отец, и шуточно хлопнув жену по заду, вышел во двор.

Выглянув из окошка, женщина увидела, как муж вытаскивает из сарая старую деревянную лестницу, а сынишка увлеченно играет в песочнице. Накрыв сковородку крышкой, Ирина поставила тушиться мясо на слабый огонь и пошла в детскую, чтобы посмотреть, не проснулся ли маленький Дима. Младший сын спокойно спал, и она вновь вернулась к готовке. Спустя полчаса женщина заметила, что Глеба нет в песочнице, и с беспокойством выскочила во двор. Много раз уже малыш терялся, таким непоседой он был. Повернув за угол дома, женщина опешила, увидев страшную картину. Костя спускался с лестницы, находясь уже на её середине. Маленький Глеб же стоит рядом и вдруг не с детской силой толкает шаткую конструкцию. Ирина успевает издать лишь истошный крик, когда любимый муж, падая с высоты, ударяется головой о бетонный блок и мгновенно умирает.

Потом следуют тяжелые разбирательства с полицией и похороны. Слезы родственников и друзей. А Ирина впадает в жуткую апатию и не желает осознать произошедшее несчастье. Её четырехлетний сын убил своего отца... Как такое возможно? Он только ребенок, маленький и невинный – её сын. Надо пережить это и жить дальше, но уже без любимого Кости. Она не может отделаться от чувства неприязни к собственному сыну, даже смотреть на него она не в состоянии – на глаза наворачиваются горячие слезы. Глеб всегда отличался недетской жестокостью: первой его жертвой был маленький котенок, которого мальчик удушил, второй небольшая собака, которую он полгода назад забил камнями, а сейчас собственный отец. Может это проклятие какое? Ну как еще можно всё это объяснить?

Ирина отгоняет от себя горькие воспоминания и видит, что сын уже заснул, убаюканный материнскими руками. Она кладет его в кроватку, и еще долго всматривается в детское личико, силясь понять, почему же её сердце переполняет ненависть к этому маленькому человечку, которого она сама и породила на этот свет.

Следующий день принес много горя и боли: Ирина оставила детей одних в комнате возиться с игрушками, её не было буквально десять минут. Когда же она вернулась, то застала Глеба с подушкой в руках, он яростно душил ею младшего брата, и в глазах у него мелькало что-то нечеловеческое. Женщина кинулась к детям и, отобрав у Глеба подушку, взревела от отчаянья – Дима уже не дышал, вот если бы Ирина вернулась немного раньше.... Она бы успела спасти сына. Она рыдала над телом своего маленького восьмимесячного ребенка и в ярости замахнулась на Глеба, но в последнюю секунду все же опустила руку, уже ничего нельзя было поделать. Судьба сыграла с ней злую шутку.

Снова потянулись разбирательства с полицией, и вновь инцидент признали несчастным случаем. Но соседи уже начали обходить Ирину стороной, словно прокаженную. Снова похороны. Жизнь превратилась в сплошной страшный кошмар.

Сильно постаревшая за этот месяц женщина плетется домой. Волосы её поседели от горя и лишь местами проглядываются темные пряди. Спина сгорбленная, а голова опущена вниз, Ирина в свои тридцать – стала старухой, её уже перестали узнавать знакомые.

Неожиданно проходящая мимо женщина хватает её за руку и произносит:

– Постой, я вижу у тебя большое горе. Мне рассказывали о том, что с тобой приключилось. Твой сын отмечен Дьяволом, он убийца с рождения, следующей его жертвой станешь ты. А потом их будет ещё очень много: старики, дети, женщины – я вижу будущее. Ты можешь все остановить! Убей его и всё закончиться. Либо ты убьешь его, либо он тебя. – Женщина говорила это ,словно спешила куда-то, она с силой трясла руку Ирины, как будто силилась привести её в себя.

Ирина же отмахнулась от странной женщины и прокричала:

– Вы сумасшедшая? Как я могу убить своего сына? Идите прочь! – она развернулась и побежала домой, её душили жгучие слезы. Ирина не понимала за что ей это наказание, за что Бог наказывает её так?

Ночью она слышит шум в детской, на цыпочках она подходит к двери и со страхом заглядывает в щелку:

Глеб обхватил руками деревянные прутья манежа и с силой их трясет, он плачет и кричит:"Мама! Мама!"

Ирина заходит в детскую и, не смотря на своё дитя, берет в руки подушку. Она решается убить своего ребенка. Может, она уже сошла сума от горя? Кто знает...

В последний раз она вглядывается в своего сына и тут его лицо искажается и сморщивается в мерзкой нечеловеческой гримасе, словно в этот момент проявляется его истинная сущность.

Ирина начинает душить ребенка, но маленький мальчик с невероятной силой сопротивляется и кричит нечеловеческим – бесовским голосом. Женщина изо всех сил нажимает подушкой на лицо Глеба и удерживает, через несколько минут дитя затихает – он мертв.

Ирина падает на пол, и горький плач её, вдруг сменяется диким хохотом, рассудок женщины не выдерживает произошедшего кошмара и она сходит сума.

Эту историю я услышала много лет назад от одной женщины, которая близко знала Ирину. Я глубоко задумалась тогда, но всё же, мне кажется, что люди, помеченные Дьяволом – это правда

Пить хочешь?

Живу я вместе со старшей сестрой, квартира у нас однокомнатная, зато кухня очень большая.

Как-то я возвращалась с очередной гулянки, изрядно выпившая. Еле-еле открыв двери, включив в прихожей свет и свалив с грохотом тумбу я стала снимать кроссовки.

–О, мать, ну ты и налакалась,-сестра вышла с кухни.

–Пить хочешь?

–Очень, -ответила я.

Я услышала звук насоса-помпы, сестра набирала мне воду в мою большую кружку с баллона с чистой водой.

Я пошла в комнату и рухнула на кровать. Кружилась голова, начинало тошнить.

Я задремала. Мне приснилось море, я сидела на берегу и слушала звук волн... Я резко проснулась, вздрогнув от всплеска воды.

В комнате было темно, а на кухне всё так же горел свет. Но был он более приглушённый, чем обычно. Я посмотрела на часы. Прошло три часа после того, как я пришла домой. У меня похолодело всё внутри, когда я услышала звук насоса-помпы.

Минут десять я пролежала просто таращась в темноту, мне было не по себе. Звук не прекращался. Более того, он участился.

Я спустила ноги на пол с кровати. Мои ноги были в воде. Я включила свет. Повсюду в комнате была вода. Грязная, болотная.

–Сестра!!!

Я бросилась на кухню, дверь была закрыта, слышался звук насоса. Резко открыв дверь, я задохнулась от страха.

В кухне была вода. До потолка. И она не выливалась наружу. Это был будто аквариум.

В воде я увидела сестру. Она улыбалась, глаза были белёсыми, а кожа как у утопленницы.

Прямо в голове у меня прозвучал её голос:

–Пить хочешь?

Я закричала.

Проснулась, взглянула на часы. В комнату зашла сестра:

–Напилась? Веди себя прилично! Держи, твоя вода.

Поднесла мне кружку. Я взяла, но пить не смогла. Вода в кружке была грязной, болотной.

Подняв глаза, я увидела утопленницу.

–Милая, у тебя нет сестры, я утонула 20 лет назад.

Черная свадьба.

Хочу написать тоже историю. Рассказывал дядька. Мужчина пошел помогать то ли знакомому, то ли другу в соседнюю деревню.После работы угостили самогонкой, не знаю сколько выпил. Ему предложили остаться переночевать, но он решил пойти домой, хотя время было позднее.

Между деревнями расстояние было около 7 -9 км, а проходить надо было через пасеки. Но кто знает в пасеках есть дома. Вот проходя через пасеку заметил в доме люди гуляют. Шум, гам и песни, пляски. Тут пьяному захотелось дальше погулять и зашел в дом для продолжения банкета.

Ну как он рассказывал дядьке, вижу, говорит: марийскую свадьбу, а кто не знает объясняю. Гуляют толпой в национальных костюмах с национальными песнями. Но с марийским обычаем. Ну и мужчина с ними гулять, плясать по полной программе, его накормили, напоили, как положено. Не знаю сколько времени прошло, но в конце свадьбы по обычаю своим родным и гостям подарки дарят, в основном из одежды. Ему дали рубашку.

Но в ходе свадьбы мужчина заметил, что свадьба странная, не обычная, не христианская что ли: ни благословений, ни о упоминании про Бога. В конце свадьбы сказали, чтобы он рубашку здесь прямо и примерил, и он, произнеся слово: "Господи помилуй",– стал одевать рубашку, и вдруг его осенило, что нет никакой свадьбы.

Вокруг тишина, а сам стоит и на шею веревку одел, осталось только дернуться. Вот что было бы, если без молитвы одел рубашку. А потом он понял, что вместо пирогов ел навоз. Поэтому говорят в народе: Если кажется – перекрестись.

Красавица.

Историю эту услышал я в поезде от соседки по купе. Ехать нужно было 5 часов. Со мной в купе ехала молодая девушка с маленькой девочкой пяти лет и женщина лет 60-ти. Девочка была такой непоседой, постоянно бегала по поезду, шумела, а молодая мать гонялась за ней и пыталась успокоить. Это продолжалось до тех пор, пока пожилая женщина не взяла непоседу на руки. Сунула ей в руки яркую книжечку, которую достала из сумки. Девочка на удивление сразу же успокоилась и увлеченно стала рассматривать красочные картинки. Молодая мама (звали ее Марина) не знала, как и благодарить эту женщину за помощь. А женщина улыбнулась и сказала: «Эту книжку я везу своей внучке, долгожданной», – и из глаз женщины потекли слезы. Я и Марина стали ее успокаивать. В ответ женщина рассказала нам такую историю:

"История моя такова, что мне проще рассказать ее чужим людям, чем делиться с родными и близкими. Это произошло со мной давно, когда родилась моя доченька – Лилия. Родилась она такая некрасивая, рябая вся, бледная, тощая. Муж, когда глянул на нее, только и сказал: «И в кого она такая страшная пошла?» Росла Лиля очень болезненным и слабым ребенком. Ходить начала поздно. Из больниц мы не вылезали. Муж даже не выдержал этого испытания и в один прекрасный день ушел от меня. В школу Лиля пошла в 8 лет и то не хотели ее брать. В школе все ее дразнили и обижали. Иногда и поколачивали. Так продолжалось до 18 лет. До того момента, когда Лиля в первый раз влюбилась. Любовь эта была безответная и принесла моей дочери много страданий. Я все надеялась, что дочь моя похорошеет с годами, но этого не случалось. И вот эта первая любовь. Дочь моя страдала и переживала, больше переживала за свою некрасивость. А молодой человек не обращал на нее внимания. И когда Лиля решилась ему открыться, он в грубой форме ее послал и обозвал страшилищем. Дочь моя не выдержала этого и решила покончить жизнь самоубийством. Она наглоталась таблеток, врачи еле её откачали. В больнице, сидя у постели умирающей дочери, я не знала, что мне делать от отчаяния. И вот, когда я задремала, снится мне сон.

Иду я по лесу, вокруг высокие и темные деревья. И выхожу на поляну. На поляне на поваленном дереве сидит существо настолько отвратительное, что и смотреть на него не хотелось. А оно глянуло на меня и сказало: «Что, некрасивая дочь твоя? Хочешь, чтобы стала она первой красавицей? Помогу тебе. Только расплатиться ты должна со мной за красоту. А чем расплатиться, я тебе потом скажу. Согласна?» Я в таком состоянии согласилась с этим существом. Только я сказала «Да» – тут же проснулась. Дочь моя пошла на поправку. Начала жизнь заново. И вот стала я замечать, что дочь моя меняется. Волосы у нее потемнели, стали красивого каштанового оттенка, черты лица изменились, похорошела фигура. Не прошло и года, а дочь мою все иначе как красавица и не называли. Радости у нее не было предела. И кавалеры появились. И замуж стали звать. В скором времени вышла она замуж за хорошего парня. Стали они жить со мной в квартире. Вскорости забеременела моя дочь. Ребеночка ждали все с нетерпением. И вот на 7 месяце беременности снится мне сон. Опять лес, опять поляна и чудище на дереве. Говорит оно мне: «Расплатиться со мной пришла пора. Скоро узнаешь как». А вскоре у дочери моей преждевременные роды начались. Родился мальчик слабенький, пожил пару дней, да и умер. Дочь моя переживала страшно. Через год она опять забеременела и опять с ней случилась эта беда на 7 месяце. Родилась девочка и что только врачи не делали, на третий день умерла. Дочь моя почернела от горя. И никто не мог объяснить причину детской смертности. Бедная моя девочка пережила четверых своих детей, которые умирали на третий день жизни. Вся красота ее от горя ушла. Стала она прежней, какая была. Но хорошо хоть муж от нее не ушел, поддерживал, как мог. Долго она не решалась заводить детей. И когда узнала, что снова беременна, не знала, что делать. Со страхом стала ждать 7 месяца. А на 7 месяц мне приснился опять сон. Лес, поляна, чудище. Сидело на дереве и так мне сказало: «Сыт я уже. Наелся. Не хочу пока больше. Считай, рассчитались со мной. Ну что, натешились красотой? Буду ждать следующую красавицу». Я в ужасе проснулась и поняла, что детки наши умершие были расплатой за красоту дочкину. И стала молить Бога, чтобы помог нам с пятым ребеночком. На 9 месяце Лиля родила девочку. Красивую. И не умерла она на третий день, а слава богу жива до сих пор. Только знаете, снился мне недавно сон: лес, поляна и чудище это:

– Проголодалось я, – говорит. – Есть хочу. Красивая внучка у тебя родилась? Чем расплатишься? – И вот уже третий месяц я живу в страхе и не знаю, что думать. Еду к внучке в гости...

Мы с Мариной не знали, что этой женщине ответить. Жутко стало от этого рассказа. Остается только надеяться, что все у этой женщины сложилось хорошо.

Не ходи за мной.

Лет 20 мне тогда было... Летом умерла моя лучшая подруга. Вечером уснула и не проснулась – была официальная версия, а на самом деле... Не так уж и важно.

На похоронах у нее я была, на кладбище ездила, с поминками ее маме помогала, то есть осознание, что Светки больше нет – было...

Не захотела я оставаться ночевать с родителями на даче (не любит меня дачный домик), пошла на электричку. Тропинка прямая, вдоль железнодорожного полотна по небольшому пролеску тянется до станции. Нет чтобы по тропинке, как все нормальные люди, я на насыпь железнодорожную забралась (хотя поездов боюсь), и ковыляю по шпалам... Народу – никого, в город никто не едет, суббота все-таки. И тут впереди я вижу Светку... Она! Даже платье на ней её коротенькое, которое она очень любила и носила чаще всего... Я как ломанусь за ней по шпалам:

– Света! Света!

А она разворачивается ко мне лицом, злая такая и как шикнет на меня:

– Куда прешь! Дура!

От неожиданности подскальзываюсь на мокрых камнях, нога подворачивается, я падаю, лечу вниз с насыпи, ободрала руки, ноги, в кусты какие-то приземлилась...

В этот момент вверху по рельсам "товарняк" тяжелый проносится. А ведь я его даже не слышала...

Вот так.

У каждого свое время в расписании...

Ели мясо мужики

Лето в этом году выдалось жаркое. Я проснулся еще до первых петухов, ведь сегодня нужно было сделать много всего. Позавтракав, я пошел в поле. В конюшне кончалось сено, и я решил привести немного. Я конюх, и мне не привыкать. В поле сидели мужики и о чем-то бурно спорили. Я не обратил на это внимание, и стал закидывать сено в телегу. Прислушавшись немного к разговору, я понял, что обсуждают меня. Хотел бы я вмешаться, но не охота портить отношения со всеми. Прикатив телегу с сеном к конюшне, я накормил лошадей. Делать пока что было нечего и я поднялся на холм. Тут я недавно соорудил скамеечку, чтобы спокойно смотреть, как пасутся мои скакуны и заниматься своими делами.

Вилы совсем притупились, и я решил их наточить. Воздух был приятный и еще не прогревшийся. С холма открывался прекрасный вид на нашу деревню. Сегодня нужно было убраться в конюшне, сходить на поле, наколоть дров. Еще много дел, но я постарался об этом не думать, по крайней мере сейчас. Было еще тихо, но слышно, как поют в поле мужики.

Вдруг я услышал, как хлопнула калитка моего дома. Дом находится на окраине, и только моя калитка так громко закрывается со скрипом. Я повернул голову и увидел, как моя красавица-жена с кувшином в руках направилась в сторону поля. Она была действительно красавица. Густые, золотистого цвета волосы были собраны в аккуратную, длинную и толстую косу. Льняное платье с ситцевыми красными рукавами и подолом подчеркивало ее фигуру. Гордая походка, холодный взгляд. За меня она вышла по расчету. Правда детей нам Господь не дал, да и Марья сама не очень любит меня.

Мне стало интересно, зачем она идет в поле. Ведь обычно я в это время в конюшне. Если, конечно, она вообще ко мне идет...

Моя Марьюшка, подошла к плетеному забору и, облокотившись на него, что-то крикнула. Мужики её дружно и радостно поприветствовали. Марья развернулась и пошла к небольшому сараю, где мужики оставляли лопаты и вилы. Прошло несколько минут. Я не понимал, что она там так долго делает, пока мужики не стали по одному заходить к ней, выстраиваясь в очередь. Мне стало обидно. Очень обидно. Я знал, что она мне изменяет, но ничего не мог с этим поделать.