Текст книги "Ее последний круиз"

Автор книги: Керен Певзнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Тем временем события продолжали развиваться. Разбойники переговаривались между собой на каком-то гортанном языке. Те, что держали девушек, распалились вовсю, и одного поглаживания им было уже мало.

Что-то во всей этой картине меня тревожило и смущало... И я поняла, что именно. Не могут настоящие разбойники быть так картинно одеты: в шелковые шаровары, в туфли с загнутыми носками, фески... Какие-то опереточные мавры. И оружия у них никакого нет, кроме кривых ятаганов. Наверняка из жести...

Начало смеркаться. Еще немного – и наступит абсолютная темнота. Мне захотелось узнать, куда это бегал маленький разбойник, и я, не мешкая, и пытаясь не шуметь, двинулась по направлению к их логову.

Спустя несколько минут я очутилась на довольно большой поляне, на которой было установлено две восьмиместные палатки. Рядом кучей валялось различное оборудование, среди которого я заметила несколько сильных ламп-отражателей, кабели и небольшой генератор.

Заглянув в палатку, я увидела там сваленные на матрасы карнавальные костюмы, грим, парики и бороды. В другой палатке, более прибранной, я нашла купальные костюмы девушек и упаковку с мороженым. Мне так захотелось вкусненького, что я просто не совладала с собой.

Открыв коробку, я пошарила внутри, и, к моему негодованию и разочарованию, обнаружила, что никакого пломбира нет, а лежит там точно такая же коробка, как те, что я недавно раздала девушкам, а в ней еще один купальник, красного цвета, точно такой же, как те, что были отобраны у девушек.

От злости я швырнула его в кучу других, но потом, подумав, что не стоит вести себя как глупая девчонку, положила купальник на место в коробку.

Больше в палатке не нашлось ничего интересного. Надо было пробираться к своим. Уже в темноте, зацепившись ногой за кабель, я чуть не упала, и судорожно схватилась за первое, что подвернулось под руку.

Это оказалась лампа на металлическом штативе. Я щелкнула выключателем, и она вдруг зажглась, озарив поляну ярким слепящим светом.

И точно так же меня озарила идея! Только бы хватило длины кабеля! И я принялась действовать.

Схватив две лампы, я начала разматывать кабель, и, когда дошла до того места, где бандиты-артисты оригинального жанра захватили девушек, расставила лампы на небольшом расстоянии друг от друга и одновременно включила их.

Яркий свет залил поляну. Все опешили от такой неожиданности. Этого мне и надо было.

Выскочив навстречу псевдоянычарам, я залепила одному из них ногой в пах, и по инерции свалила другого с ног, правда при этом растянулась сама.

Девушки не растерялись. Я вспомнила (все из того же пресловутого украденного досье), что Галья служила в армии, а Шарон проходила спецподготовку. Они легко высвободились и замолотили по опешившим бандитам так, что любо-дорого было смотреть: статные, высокие красавицы, ростом под метр восемьдесят, лихо обрабатывали опереточных янычар в слепящем свете люминесцентных ламп.

А я, тем временем, разрезала путы на прочих.

Глинский, не теряя времени, схватил свой кодак и защелкал затвором. Девушки, освобожденные от веревок, побежали к своей одежде и неизвестно, от чего они больше спасались – от разбойников или от фотоаппарата Глинского.

– Хватит, отпустите, мы только пошутили!!!

И тут голос подал Шуман.

– Пошутили?! Да я вас в порошок сотру! Да я на вас полицию натравлю! Да я...

Он заглотнул много воздуха и закашлялся. Гарвиц подскочил и стал бить его по спине, при этом уговаривая:

– Успокойтесь, господин Шуман, все в порядке, все окончилось благополучно... Никто не пострадал...

– Я требую удовлетворения за нанесенный мне моральный и физический ущерб, – вдруг сказала Галья, тряхнув волосами.

– Мы просто обязаны рассказать о том, что здесь произошло! – вторила ей неразлучная подружка Ширли.

– Послушайте, – у "предводителя янычар" прорезался дар речи, – мы съемочная группа. Частная студия, снимаем приключенческий фильм, и просто не могли удержаться от соблазна немного подурачиться. Вообще-то, мы тоже из России, услышали русскую речь – и вот...

Я не могла дальше молчать.

– Ах, русская речь?! – закричала я. – Значит, если русские, так нас можно хватать, а потом продавать в гарем к султану?!

– Бог с вами, в Турции уже сто лет как нет султанов... – попробовал оправдаться очкастый янычар. Но я не дала ему себя перебить:

– А вот это ты в суде расскажешь! Будешь нам пожизненые страховки платить! Всем! – тут я услышала, как Рики тихонько спрашивает, о чем я, собственно говоря, кричу. Действительно, мы с янычаром общались на великом и могучем. Неужели и Рики он посчитал русской? Наследием университета "Жружбы народов", что ли? Впрочем, наша эфиопочка над этим особо не задумывалась.

– Позвольте мне... – вдруг вмешался Элиэзер Гарвиц со своей вечно приклеенной улыбкой на устах. – Я понимаю, с девушками поступили нехорошо, но не надо шума. Каждая из вас получит хороший подарок при возвращении домой. Наши замечательные фотокоры уже сделали прекрасные снимки...

– Кстати о снимках, – вмешался Шуман. – Немедленно засвети пленку, на которую ты снимал весь этот бардак!

– Но... – пытался протестовать Глинский. – На этой пленке рекламные снимки с мороженым...

– Ничего, Блюм тоже сфотографировал. Поэтому вас двоих и взяли. На всякий случай, так сказать...

– Я протестую! Это произвол! – заорал Глинский, но двое рабочих скрутили его и вытащили пленку из фотоаппарата.

– Я хочу свой купальник, – напомнила Рики.

– Хорошо, хорошо, – бросил Шуман. – Принесите назад вещи девушек.

Опять маленький янычар побежал выполнять приказание. Через минуту он принес ворох переливающегося тряпья и бросил его на траву. Девушки быстро разобрали свои вещи.

– У кого еще какие-либо претензии? – грозно спросил Шуман. – Нет? Тогда собирайтесь и едем назад. И чтоб никто даже слова не сказал! Иначе моя репутация будет подорвана, фирма разорена, а одна из вас останется без выгодного контракта! Хорошенькая история, нечего сказать! Я уже вижу гигантские заголовки в "Едиот ахронот" и "Маарив": "Глава фирмы по производству мороженного захвачен в плен русской мафией! Мафионеры были вооружены жестяными ятаганами!" Тьфу!

Мы разместились по машинам, и когда отъезжали, я оглянулась назад. На лице "предводителя янычар" блуждала довольная улыбка. А я всю дорогу гадала: накроет Шуман киношников на пару миллионов, или заставит их бесплатно снимать рекламу своего мороженного?

x x x

На корабль мы вернулись затемно. Мне было не по себе от пережитого, от благодарности девушек и от плача Глинского по засвеченной фотопленке.

Стянув с себя одежду, я рухнула в постель, и забылась тяжелым сном. Сквозь мутную дремоту чувствовалость, как корабль покачнулся и глухо зашумели двигатели...

Меня разбудила трель сотового телефона.

– Валерия, где ты? – голос Дениса звучал взволнованно.

– Корабль возвращается и я вместе с ним, – пробормотала я спросонья. Что-нибудь случилось? Как Даша?

Моя дочь наотрез отказалась переселяться к своей подруге, мотивируя поведение тем, что она уже большая девочка и вполне может сама за собой поухаживать. Но я вчинила Денису в обязанность каждый день звонить и проверять, чем она занимается.

– С Дарьей ничего не сделается, а вот ты находишься в сомнительной компании. Я жду-не дождусь, когда ты вернешься.

– Да не волнуйся ты за меня. Я одна, в своей каюте. Сплю давно. Что у тебя новенького?

– Долго рассказывать, но, кажется, мне придется менять работу.

– Переквалифицируешься в управдомы?

– Хуже... – хохотнул он. – Скорее в брокеры.

– Неужели? – удивилась я. Степенный Денис, бегающий по бирже и разбрасывающий бумаги, мог нарисоваться только в горячечном бреду. Да и зачем ему в брокеры? В своей программистской фирме он неплохо зарабатывает. Или зарабатывал? Что-то он там про сводки рассказывал... Акции высоких технологий падают, программисты без работы остаются. Действительно, не в управдомы же им идти...

– И где, позвольте спросить, ты собираешься быть брокером? – спросила я.

– На алмазной бирже в Рамат-Гане.

– Но ты же ничего не понимаешь в алмазах! – изумилась я.

– В работе брокера главное не понимать в алмазах, а тонко чувствовать коньюктуру рынка.

– А-а! – протянула я. – Тогда успехов тебе на твоем новом поприще. Приеду – поговорим, а сейчас буду спать. Не обижайся, милый.

Не успела я захлопнуть крышечку мобильника, как в дверь тихонько постучали и приглушенный голос произнес:

– К вам можно, Валерия?

– Кто это?

Дверь приоткрылась и в комнату вошла Линда. В руке она держала какой-то сверток.

– Ты зачем пришла? – спросила я настороженно, помня историю с босоножками. – Уходи немедленно. Я не хочу с тобой разговаривать.

– Простите меня, пожалуйста! Я была не в себе и хочу вам все объяснить, – жалобным тоном произнесла Линда.

Но я не верила ей. Пришла ночью, сверток в руке. А вдруг там пистолет? Или еще хуже, веревки... Вон какая она сильная и высокая. Такая скрутит, мало не покажется. Лучше уж от греха подальше.

– Нет, я не могу уйти, – заартачилась Линда. – Я должна вам все рассказать!

– Садись и рассказывай, – вздохнув, смирилась я со своей судьбой. Повяжет, прикончит – значит, так тому и быть. О Дашке Денис позаботится. Похороны обеспечит Шуман.

– Я так вам ответила в прошлый раз, потому что боялась. Я же видела Мири последней. Мы повздорили. И, в общем, я зацепилась босоножкой за кровать и порвала ее.

– Кровать? – машинально спросила я.

– Нет, ремешок, – серьезно ответила Линда. – Правда, я и не заметила, что пряжка отлетела. А потом я их утопила в море. И поэтому принесла вам деньги.

– Расскажи-ка подробней, из-за чего вы поссорились и когда ты была у нее? – я поудобнее устроилась в постели.

– Ну, во-первых, она с самого начала поставила себя выше остальных девочек. Вела себя так, будто она королева, а мы – так, мусор. А сама всего-навсего шумановская подстилка. Прости Господи, что я так о покойной...

– Вы были раньше знакомы?

– Конечно! Вместе начинали в модельном агентстве. Только она тогда не была платиновой блондинкой а-ля Мерилин Монро. У нее от природы каштановые волосы. А я – натуральная блондинка! Где хочешь смотри!

Кто должен смотреть "где хочешь" и где именно, Линда не уточнила, да и я особо расспрашивать не стала. В два часа ночи мне просто хотелось спать.

– Вы думаете, она работать туда пришла? – повысила голос Линда. – Да она богатого мужика искала! Ни перед чем не останавливалась! А когда Шуман с женой явились на показ коллекции, она только на него и смотрела, дефилировала так, что всем понятно было – охмуреж чистой воды!

– А жена? Куда она смотрела?

– А что жена? Мышь серая! Ни во что не вмешивается, нигде с ним не бывает, так, для очага. Он на ней из-за денег женился. Мири рассказывала, что Шуман пришел в фирму ее папеньки, удачно женился на его дочке, старой деве, стал сначала компаньоном, а потом и полным владельцем компании.

– Но это вполне реальное желание любой девушки – устроить свою жизнь, возразила я. – Правда, не все идут вразрез со своей совестью, но таких случаев полно. В чем же Мири такая особенная?

– В том, что она как бульдозер прошлась по всем! Переспала даже с руководительницей агентства, только для того, чтобы получить престижные платья. А потом как пиявка присосалась к Шуману. Думала, что он бросит свою жену и женится на ней.

– И какой вывод можно сделать из всей этой истории? – подыграла я ей.

– Что она надоела любовнику своими истериками, и он ее попросту придушил!

Я была несколько разочарована. Ведь я сама, вне зависимости от рассказа Линды пришла к тому же выводу. Но пряжка от туфель потеряла Линда, а не Шуман.

– А почему вы поругались?

– В тот вечер я немного выпила после неудачи, и у меня было такое задиристое настроение. И я пошла сказать этой вертихвостке, что несмотря на ее потуги, приз достанется не ей, а рыженькой Шарон, – Линда запнулась на минутку. – А потом мы подрались. Она оказалась сильнее и выставила меня за дверь. По-моему, она кого-то ждала и очень нервничала. Поэтому она меня пинками за дверь прогнала.

– А кого она ждала, ты не поняла?

– Нет, не поняла, – с сожалением ответила Линда. – Но если узнаем кто, то и убийцу вычислим. Я же была у нее совсем незадолго...

Мы помолчали.

– Да, – спохватилась она. – Я подозревала, что вы не возьмете деньги за босоножки. Так этот подарок вам. И не отказывайтесь!

Она сунула мне в руки пакет и вышла из каюты.

Я и не отказывалась, на это у меня уже точно не осталось сил. Просто сунула сверток в чемодан и завалилась спать.

x x x

Утром в мою дверь дубасили из всех сил.

– Валерия! Ты живая? Открой немедленно!

Не разбирая дороги, я кинулась к двери, отперла ее и в каюту ввалились Соломон Барнеа и Костя Блюм. Взъерошенный Костантин держал наготове фотоаппарат.

– Уф! – облегченно вздохнул Соломон и вытер пот со лба. – А я уж подумал...

– Интересно, и что вы подумали? – язвительно спросила я. – Нет, это не поездка, это какое-то издевательство над личностью! Спать не дают, по ночам шляются, по кораблю бродит убийца, острова сплошь заселены янычарами-мамелюками с киностудии "Грузия-фильм". Как тут не сойти с ума?

– Лера, Линду убили, – тихо сказал Блюм.

Мне показалось, что корабль сильно качнуло. Сердце сорвалось со своего места в груди и свалилось куда-то в них живота.

– Когда мы придем в порт?! – закричала я. – Я не хочу здесь больше находиться. Нас всех перебьют! И меня, и девушек!

Соломон размахнулся и отвесил мне здоровенную оплеуху. Это привело меня в чувство, и начинающаяся истерика исчезла без следа. Схватившись за щеку, я испуганно посмотрела на него.

– Одевайся, и пойдем с нами. Нужна твоя помощь при переводе. Будем всех опрашивать, – резко сказал начальник охраны.

Они вышли, а я, натянув на себя одежду, выскочила в коридор. Левая щека болела как при флюсе. Ну, мужики, нашли способ успокаивать!

– Как это произошло? – спросила я Соломона.

– Кэт вернулась под утро. Вот девка! – Начальник охраны недовольно покачал головой. – Была бы в каюте, а не шлялась по матросам, может, и убийства никакого бы не было. А так... Она зашла в каюту, и видит, что Линда лежит, на полу лужа крови, голова проломлена. Вокруг все переворошено, вещи раскиданы, видно, искал преступник что-то. А вот что – неизвестно, – он замолчал и я спросила на ходу:

– А куда мы идем?

– В кают-компанию. Буду опрашивать девушек, а вы поможете с переводом, если кто запнется. И еще... Валерия, вы их знаете лучше меня, так что смотрите в оба, может кто-то из них нервозностью себя выдаст.

Девицы сидели в кают-компании зареванные и испуганные. Ширли жалась к Галье, Шарон смотрела прямо перед собой, а Рики уткнулась носом в спинку кресла и не поднимала головы. Яэль, гладила ее по плечу. И только Кэт сидела в стороне одна, стиснув зубы.

Увидев меня, девушки бросились навстречу.

– Валерия, когда мы вернемся домой? Здесь нельзя оставаться! (Будто я сама не знаю!) Этот маньяк перебьет всех нас одну за другой, – галдели они. – Нельзя даже выходить из кают! Пусть к нам охрану приставят.

– Девушки, девушки, успокойтесь... Все под контролем, не волнуйтесь... – я говорила невпопад, только бы утихомирить их и усадить на места.

– Я прошу вас помочь нам, – обратился Соломон к перепуганным девицам. Пожалуйста, припомните, что необычного было вчера вечером и ночью. Слышали ли вы какие-нибудь подозрительные шумы, видели кого-то? Может быть, Линда что-то рассказывала?

Мне было неуютно. С одной стороны надо было сообщить, что Линда ночью ко мне приходила. С другой стороны – иди знай, может убийца – одна из них. И выкладывать всю подноготную не хотелось абсолютно. А вдруг убийца – Соломон? Вот как ноздри раздувает, показывает, что он не при чем. Или это у меня мания преследования разыгралась, помноженная на инстинкт самосохранения?

Я решила подождать со своими откровениями до берега, хотя это было не просто. Трудно говорить о том, чего не знаешь, но еще труднее о том, что знаешь, промолчать ...

Расследование топталось на месте. Катя рассказала, что ушла на вечеринку с симпатичным матросом и в свою каюту вернулась около пяти утра. По дороге в коридоре она наткнулась на оставленный кем-то пылесос, шлепнулась, парень ее поднял, они посмеялись и пошли дальше.

– Какой пылесос? – встрепенулся начальник охраны.

– Обыкновенный, на колесиках, со шлангом. Да я не помню, – Кэт подняла брови. – Темно было, да и выпили мы немного.

Соломон тут же отдал приказ двум своим парням разыскать того матроса, чтобы подтвердить слова Кэт.

– Странно... – вслух подумала я, – какая уборка в пять часов утра? Спят же все. Может, его с вечера забыли убрать?

– Нет, – твердо ответила Кэт. – Когда я в полночь выходила из каюты, его там не было. Хотя от корабельной качки он мог выкатиться из какой-нибудь подсобки.

– Надо опросить горничных, убирающих на этом этаже, – Соломон движением головы послал еще одного парня выполнять поручение.

– Мне кажется, – тихо сказала Рики, – что у меня вещи не на месте лежали.

– Как это, не на месте? – спросила я.

– Когда горничная убирает, то просто застилает кровать, и если что-то на полу валяется, то кладет на стул. А у меня в сумке рылись.

– А меня вот что интересует, – вдруг разжала губы Шарон. – Будет ли продолжение конкурса, и кого выберут "лицом фирмы"?

Все оцепенели.

– Ну, ты даешь, подруга! – выдохнула Кэт.

– Как не стыдно! Шарон, как ты можешь говорить о таких вещах, когда Мири и Линда погибли?

Но Шарон сделала жест рукой, будто отмахнулась от ее слов.

– Это задача полиции найти убийцу. А моя задача, вернуть затраченные усилия на эту поездку. И не забывайте, что по результатам первого тура я лидирую. Слишком много всего вложено в этот проект, чтобы останавливаться даже из-за такой скорбной причины.

Ширли вскочила с места:

– Ты дрянь! И убийца! Это ты убила девочек, потому что боялась, что они тебя обойдут! – с этими словами она набросилась на Шарон и вцепилась ей в волосы.

Соломон тут же бросился к ней, схватил ее за плечи и оттянул от соперницы. Ширли уткнулась ему в грудь и зарыдала:

– Нас всех убьют! Всех! Спасите...

– Прекрати истерику, глупая! – сказала Шарон, приглаживая свои разлохмаченные пряди. – Нужна ты кому, чтобы убивать тебя!

– А кому нужны были Мири и Линда? – спросила я Шарон. Моя интуиция подсказывала мне, что эта девушка что-то знает, но говорить не собирается.

– Пусть полиция разбирается, – ответила она отрывисто. А у вас нет никакого права задавать мне вопросы!

Больше на протяжении всей встречи она не сказала ни слова. И я еще раз похвалила себя за молчание, так как оказалось, что не одна я придерживаюсь такого мнения. Действительно, во всем нужно доверять специалистам. Вот им я и расскажу о ночном визите Линды.

Ничего путного больше узнать не удалось. Проводив девушек до кают, я прошла дальше, на палубу. Мне хотелось немного подышать и проветрить голову.

Проходя мимо каюты Шумана, я невольно замедлила шаг. Мой босс орал что есть сил по телефону:

– Что ненастоящие? Как ненастоящие? Вы мне голову не морочьте! Это настоящие деньги!

Наступила пауза, а потом снова раздраженный голос Шумана:

– Спасибо, Адольф, можете идти.

Хмыкнув, я прошла мимо. Шуман был в своей стихии: казалось, он просто не мог говорить ни о чем другом, как о деньгах. Даже во время бритья. Понятно, почему они мрут от инфаркта, как мухи. Хотя где это видано, чтобы мухи от инфаркта помирали?

– Валерия, иди к нам! – услышала я знакомый голос. Скрытые рядами шезлонгов, на бухтах канатов сидели Глинский, Блюм и толстый Генрих, корреспондент газеты. На палубе стояла почти пустая бутылка водки "Голд", рядом на пластмассовой тарелке были разложены оливки, лук и шампиньоны из банки.

– Ага, пир в полном разгаре, – заключила я. – Вам на крахмальных скатертях кусок в горло не лезет, серебряными вилками пусть недорезанные буржуи рябчиков смакуют.

– Эт-точно! – подтвердил Костя Блюм. Вытаскивая откуда-то из-за спины пластмассовый стаканчик. – Присаживайся, деточка, выпьем за упокой души. Такие девки пропали! Обидно!..

Мне налили "Голды" на донышко и я присела на свободную бухту.

– Так вот, – продолжил Глинский начатую до моего прихода мысль, – я ей и говорю: "Я тебя звездой сделаю! Твои фотографии в "Космополитене" висеть будут! Ты..."

Он махнул рукой и допил из своего стаканчика. Друзья удрученно молчали.

– А она мне: "У меня, говорит, Миша, цель в жизни есть! И я ее добиваться буду!" Так и сказала.

– И что здесь плохого? – решила я поддержать разговор, хотя не знала, о ком идет речь. – Если человек целеупс... целеустремленный, то это очень хорошо.

У-упс! Пить я не умею совершенно, и чайная ложка "Голды" на меня подействовала сногcшибательно.

– Это хорошо, когда твердая жизненная позиция, – многозначительно добавил Блюм. – Главное, чтобы не по трупам. А то ведь как бывает? Цель оправдывает средства... Достиг цели, средства потратил. И какие!.. А получил... пшик!

– Ты на кого намекаешь, длинношеее?! По каким таким трупам? Шарон убивать их пойдет? Да она в сто раз красивее этих, прости Господи...

В разговор вмешался Генрих:

– Это твое субъективное мнение, кто красивее. Мне вот Катенька нравится. У нее попка пухлая, не то, что эти стиральные доски! По моему мнению – первый приз ей должен был достаться.

– Нет, ты не уходи от ответа, – горячился Блюм. – У твоей Шарон алиби на эти два убийства есть? Есть? Или нет, я спрашиваю?

– Откуда я знаю? – возразил Глинский. – Я ее возле себя по ночам не держу.

"А хотелось бы..." – чуть не вырвалось у меня.

– И потом, почему именно она? Ты мне про свое алиби расскажи. А ты где был, когда девочек убивали? В койке? А кто об этом знает? – Глинский смял в руке пластмассовый стаканчик.

– Да что ты на меня нападаешь? – возмутился Костя Блюм. – Это ты к ней неровно дышишь, а не я, а она... Если бы ты знал!..

– А что он должен знать? – встрепенулся Генрих.

– Это не для печати! – важно ответил пьяный Костя, отводя в сторону протянутую руку с блокнотом толстого журналиста.

– Расскажи, раз уж начал, – попросила я.

– Ей уже двадцать семь лет, – начал Костя, как-то сразу посерьезнев. Она уже была замужем, у нее родилась девочка, которая сейчас у бабушки.

– А муж? Где муж? – спросил Глинский.

– Муж, объелся груш.... Муж – это я... – он ткнул себя пальцем в грудь и тут же скривился в подобии скорбного всхлипа. – И я ее предал. Мы познакомились в студенческом театре. В Одессе. Уже тогда было видно, какая она талантливая девочка. Я потерял голову. Ходил за ней как собачонка на привязи, умолял, ревновал, в общем, вел себя как последний кретин, начиненный под самую завязку гормонами.

– И она мне отдалась... – мрачно констатировал Глинский, опрокидывая в себя еще один стаканчик. – Бедна сакля моя... В смысле, твоя...

– Вот-вот. Бедна сакля моя. Мы поженились и снимали какую-то халупу около Привоза. Я уже тогда считал себя гением в фотографии, тратил все деньги на оборудование, а она тяжело работала. Потом я погнался в Москву за птицей счастья, а она осталась в Одессе. Я и не знал тогда, что она беременна.

Водка как-то странно на меня подействовала. Или это был крепкий коктейль, смешанный из алкоголя, морского йода, криков чаек и атмосферы латиноамериканского сериала. Во всяком случае, от Костиного рассказа у меня щипало в носу, а на ресницах повисли вполне натуральные слезы.

– Дальше, – всхлипнула я. – Душа жаждет!

– О том, что у меня родилась дочь, я узнал только здесь. Как ей удалось приехать без моего разрешения, остается только гадать. Я ее случайно встретил на одном из показов. Выглядела Александра великолепно, держалась на подиуме мастерски, а в глазах была такая усталость, что я не мог дождаться конца представления.

– Кто такая Александра? – спросил Генрих.

– Шурочка, Шарон. Она здесь поменяла имя. И стала совсем чужой. Сколько я потом просил ее показать мне дочь, она не согласилась. Она не прощает ошибок.

– Как "Тетрис" на девятой скорости, – зачем-то вспомнила я интернетовскую шутку.

– Потом прошло несколько лет. Я уже работал в одном журнале, иногда видел ее на различных тусовках, которые фотографировал. И однажды она сама подошла ко мне и спросила: "Костя, ты можешь мне помочь?" Конечно, я сразу же согласился. Я должен был проследить за Шуманом и Мири и сделать компрометирующие снимки. За это она обещала показать мне дочь.

– И ты согласился? – на Глинского было больно смотреть. Его лицо перекосила гримаса. Правда я не могла понять, что именно она означала, но, смотреть на Мишу было грустно.

– А что мне оставалось делать? Конечно, согласился! Сфотографировал их выходящих вместе из "Зеленой лагуны" – это подозрительная гостиница в Бат-Яме. Потом на набережной как он ухватил ее за попку – классный кадр получился. Но вершина моего "творчества" – вот это, – Костя полез в сумку с фотопринадлежностями и достал оттуда помятый снимок. – Любуйтесь!

На фото Шуман и Мири сидели в каком-то полутемном ресторанчике. Мири томно улыбалась, а Шуман надевал ей на палец кольцо с огромным бриллиантом. Бриллиант получился особенно хорошо, а лица любовников расплывчаты, хотя и узнаваемы.

Глинский долго рассматривал фотографию.

– Пленка "Кодак-800", длиннофокусный объектив? – спросил он после продолжительного молчания.

– Хорош камушек, – восхитился Генрих, глянув на фото. – Блестит как настоящий!

– Он настоящий, – подтвердил Костя. – Мири с тех пор с ним не расставалась. Просто иногда носила как кулон – прятала на груди. Между прочим, среди ее вещей перстня не оказалось.

– Может, его Линда взяла, а ее за это и убили? – вдруг вырвалось у меня.

– Все может быть... – покачал головой Генрих. Глинский и Блюм удрученно молчали.

– Смотрите, берег! – закричала я. – Пошли собираться.

x x x

Прощание затянулось. Теперь вместо роскошных лимузинов на пристань прибыли две машины скорой помощи, полиция и еще целая куча журналистов со вспышками. Теперь участники этого трагического круиза не позировали перед объективами, а пытались отвернуться и закрыть лица.

Расставание с девушками оставило какую-то щемящую ноту. Ширли плакала навзрыд, не стесняясь окружающих. А когда мы увидели, что в скорую загружают завернутые тела, к ней присоединились и остальные девочки.

К нам подошел Элиэзер Гарвиц.

– Валерия, можно вас на минутку, – он отвел меня в сторону и, понизив голос, произнес: – Вы, конечно, понимаете, что в наших интересах было бы хранить полную конфиденциальность. Вы не пожалеете, администрация добавит вам к вашей зарплате существенный бонус.

– Прекрасно вас понимаю, господин Гарвиц, – официально ответила я, – но как добропорядочная гражданка, я не вправе буду утаивать от полиции известные мне факты.

– Ни в коем случае! – он протестующе замахал руками. – Следователям надо говорить обо всем! Просто не нужно выносить сор из избы. Вы меня понимаете... Список участников турне я отдал в полицию. С вами свяжутся.

И отвесив церемонный поклон, Элиэзер Гарвиц удалился.

В спешке я собрала свои дорожные сумки и спустилась на нижнюю палубу, попрощавшись со всеми, вышла на пристань, поймала такси и через неполных сорок минут оказалась дома.

Дом, как и следовало ожидать, был пуст. Поморщившись от вида пыли, украшавшей крышку телевизора, я сняла туфли и принялась распаковывать вещи.

В дверь позвонили. На пороге стоял Денис.

– Откуда ты узнал?

– Позвонил в порт, и там сказали, что корабль уже прибыл. Иди ко мне, моя дорогая, я так соскучился!

Сумки на время остались нераспакованными.

Когда мы почувствовали, что пришло время поесть, то плавно переместились на кухню.

– Рассказывай, что там у тебя приключилось.

И я принялась говорить, между делом наливая Денису чай и нарезая бутерброды.

Когда рассказ дошел до нападения киношных янычар, пришла моя дочь.

– Мамулечка, ты вернулась! – бросилась она мне на шею. – Что ты мне привезла?

И, не дожидаясь ответа, стала копаться в моей дорожной сумке.

– Ура! Это мне? Спасибо, мамочка! – Дарья протягивала мне красный купальник, украшенный стеклярусом.

– Ч-черт! – вырвалось у меня. – Совсем забыла о нем!

– Что такое? – спросил Денис.

– Это один из тех купальников, в которых девушки позировали на водопадах. Я же тебе рассказывала.

Дашка тут же начала клянчить:

– Мам, ну, ты же мне его привезла, правда? Тебе он не пойдет, он маленький на тебя, а мне в самый раз.

– Дарья, уймись! – сказала я, строго глядя на нее, хотя у меня это плохо получалось. – Это купальник одной девушки, и ты его взяла без спросу. Ведешь себя как маленькая.

– Вот такая ты мама! – с обидой в голосе сказала моя дочь. – Сама уехала, а мне ничего не привезла!

– Дарья! – я строго сдвинула брови. – Перестань хныкать. Я еще ничего не решила. И вообще, срам один, а не квартира – все пылью заросло.

– Ладно, вы тут работайте, а мне на работу пора.

Поцеловав меня на прощанье, Денис вышел из дома, и запер дверь своим ключом. Дашка тоже намылилась увильнуть от генеральной уборки, которую я собиралась начать. И исчезла с такой скоростью, что я не успела ей сказать ни слова.

Я чертыхнулась. Вот тебе и встреча с дорогими и любимыми! Иди, Валерия, мой полы, вытирай пыль и расставляй мебель!

Что я и принялась делать, вслух сетуя на тяжкую бабью долю. Когда в носу засвербило от пыли, а поясница готова была переломиться от усталости, я плюнула на чистоту и порядок и плююхнулась на диван. Имею я право отдохнуть или не имею?

Злосчастный купальник лежал рядышком и я, взяв его в руки, стала поглаживать гладкие стеклышки.

Говорят, блеск ярких предметов может ввести человека в состояние гипноза. В моем случае и яркости-то особой не требовалось. Так что я задремала почти мгновенно. Даже не задремала, а словно провалилась в сон. И представали глазам моим в этом сне странные картины, в которых бедная моя голова с трудом узнавала странным образом исказившиеся и перепутанные эпизоды недавнего круиза. То Глинский с фотоаппаратом в руках гонялся за ухмыляющимся очкастым янычаром, то Шуман размахивал купальниками, пускавшими во все стороны блики, то из коробки с ананасным мороженым выскакивала горничная. В довершение ко всему привиделось мне мертвое лицо Мири, и во лбу у нее горел огромный бриллиант, подаренный Шуманом...

И тут меня словно вытолкнуло из моего собственного сна. В считанные секунды, отделявшие дрему от бодрствования я вдруг поняла, что мучило меня в последнее время.

Уж очень походил тот самый подаренный камешек на стекляшки, которыми были обшиты купальники наших девочек.

Я помотала головой, пытаясь избавиться от наваждения. Но ничего не получилось, напротив – все вдруг сформулировалось четко и однозначно.

Хотя и невероятно. Но ведь говаривал мой любимый джентльмен с Бейкер-стрит: "Если после того, как вы отбросите все неправильные решения, у вас останется одно, самое невероятное, именно оно и будет верным."