Текст книги "Леди, будте плохой"
Автор книги: Кэндис Герн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Грейс робко взглянула на него, намекая, что есть и другие вещи, которые она ждет с не меньшим нетерпением.
Они приехали в «Королевскую голову» и предоставили форейторам заниматься каретой и лошадьми. Рочдейл достал из багажного отделения небольшую коробку и отнес ее в гостиницу. Хозяин хорошо знал его и получил щедрую награду за то, что быстро и незаметно провел их в приготовленные комнаты: две спальни, разделенные небольшой гостиной. По предварительной договоренности путешественников ждал холодный ужин с графином лучшего хозяйского кларета. Еще один соверен скользнул в руку хозяина гостиницы, когда он уходил, – дополнительная гарантия, что их не потревожат.
Они разошлись по своим отдельным комнатам, чтобы смыть дорожную пыль. От глаз Рочдейла не ускользнуло, что Грейс облегченно вздохнула, поняв, что ненадолго остается одна. Он бросил шляпу на кровать и снял сюртук, чтобы умыться. Затем не спеша побрился, щетина на его подбородке уже становилась жесткой, а он не хотел поцарапать нежную кожу Грейс.
Рочдейл изо всех сил старался отбросить чувство вины. Встреча с Серенити напомнила ему, как важно выиграть это пари. Это даже важнее, чем выиграть Альбиона у Шина; возможная потеря Серенити причиняла боль, не хотелось даже думать об этом.
Грейс присоединилась к нему в гостиной, она сняла шляпку и накидку. Ее платье было из простого белого муслина с вышивкой по подолу и по краю корсажа. Рукава короткие, оставляющие тонкие бледные руки восхитительно обнаженными. Волосы убраны на затылке в простой пучок. Рочдейл вспомнил, как они выглядели на маскараде, распущенные по спине, и возбудился от одной мысли, что увидит их снова.
Пока они ужинали, он не без усилий справлялся со своим возбуждением. Грейс ела мало, и он видел, что она нервничает. Он предложил ей выпить вина. Когда ее бокал опустел, Рочдейл снова наполнил его. Она быстро проглотила второй бокал, икнула и застенчиво улыбнулась.
– Для храбрости, – сказала она.
Новая волна вины окатила его от этих простых слов. Смелость совершенно другого рода привела ее сегодня сюда. Он, наверное, никогда не поймет, насколько это для нее огромный шаг, никогда не поймет, что она поставила на себе крест, чтобы быть с ним. Но Рочдейл понимал – это серьезный поступок.
Он старался поддерживать непринужденный разговор и развлекал ее. Она, кажется, немного расслабилась, но тревога все еще была заметна. Грейс сидела и ковырялась в тарелке. Смех, который ему удалось вызвать у нее, не был глубоким, страстным звуком, который он любил, – он был робким и хрупким.
В конце концов Рочдейл извинился, прошел в свою спальню и открыл маленький чемодан, который привез с собой. Он достал из него две прозрачные вещицы и вернулся в гостиную.
– Поскольку я не предупредил вас честно о своих планах, – сказал он, – я взял на себя смелость привезти для вас это. Я не знал, что вы выберете. Если хотите, завтра мы можем пройтись по магазинам.
Он протянул ей вещи, розовую шелковую ночную рубашку и такой же халат. Он потратил немало времени, выбирая для нее подходящее ночное одеяние. Оно не было ни слишком непристойным, ни слишком пуританским. Оно было красивым и элегантным и казалось именно таким, какое могла бы носить Грейс.
– О, как… как красиво, Джон! Я не представляла… я думала… О Господи, боюсь, я все-таки нервничаю. Вы должны простить меня, но я не знаю, что происходит. – Ее кожа порозовела от лица до шеи и вниз по рукам.
– Это произойдет так, как вы захотите, моя дорогая. Мы можем пойти в вашу спальню и раздеть друг друга, вообще забыв о ночной рубашке, или я могу подождать и войти после того, как вы наденете ее. Решать вам.
– Думаю, я лучше разденусь сама, если вы не против. Все это для меня так ново. Боюсь, я могу упасть в обмороки все испортить.
Рочдейл улыбнулся. Ее честное признание было таким милым.
– Тогда мы не будем торопиться. Идите, переоденьтесь в рубашку. Я приду, когда вы будете готовы. Вам нужна помощь с корсетом?
– Нет! – Ее глаза расширились от страха. – Нет, благодарю вас. Я справлюсь.
Он прошел в свою спальню и переоделся в тяжелый парчовый халат, который туго завязал на талии, но под него не надел ничего. Никогда он не готовился к наслаждению с такими дурными предчувствиями. Бедная взволнованная Грейс верила, что он научит ее секретам любви, потому что, без всяких сомнений, епископ этого не сделал. Рочдейл желал ее больше, чем любую женщину в своей жизни, но чем ближе становился момент капитуляции, тем больше он обнаруживал, что к желанию примешиваются ощущение обмана и чудовищное чувство вины. Но, Господь милосердный, как же он желал ее. Когда Рочдейл вернулся в гостиную, Грейс как раз открыла дверь своей спальни. Он едва не застонал при виде ее. Тонкий розовый шелк халата, туго стянутого на талии, облегал каждый нежный изгиб. Свет свечей откуда-то из комнаты за ее спиной так подсвечивал золотые волосы в блестящий шелк, что Грейс казалась сияющей, как видение ангела. Она остановилась на самом пороге, прямая, высокая и гордая, ее груди натянули шелк, бугорки сосков были четко очерчены. Волосы все еще были убраны наверх, но одна длинная прядь свободно упала на шею. Грейс выглядела так великолепно, что ему захотелось проглотить ее по кусочку.
– Я готова, – произнесла она на удивление ровным голосом. Теперь она казалась скорее решительной, чем взволнованной. Возможно, рубашка придала ей смелости. Но нет, это была не смелость. В глазах Грейс светилась чистая женская гордость. Она знала, что красива; она хотела, чтобы Рочдейл смотрел на нее.
И он смотрел. Потом пошел прямо к ней и заключил в объятия, закрыв ногой дверь. Он просто обнимал ее, наслаждаясь теплом кожи под тонким шелком.
– Боже мой, Грейс. У меня просто перехватило дыхание. Вы так прекрасны.
– Вы тоже, Джон.
Он наклонился и поцеловал ее. Шелковый халат невероятно чувственно скользил под его ищущими руками. Он касался каждого уголка ее тела, набрасываясь в это время как разбойник на ее рот, сжимая ее нежные бедра. Она тихо застонала, когда он осыпал поцелуями ее щеки и шею. Его руки обхватили ее затылок и погрузились в волосы.
– Распусти их, Грейс. Я хочу видеть их распущенными.
Пока он продолжал целовать ее шею и уши, она подняла руки к затылку. Он услышал звон, шпильки посыпались на пол, и вдруг сразу тяжелая золотая масса упала на его руки. Он отстранился, повернул Грейс, чтобы она оказалась к нему спиной, поднял густые волосы и зарылся в них лицом. Господи, как они восхитительны. Потом он снова притянул ее к себе и провел руками по груди, не отрывая лица от ее сладко пахнущих волос. Она задрожала от его прикосновения, но позволила продолжать.
Опустив руки, он развязал пояс на ее талии, снова повернул Грейс к себе лицом и скользнул руками под халат, потом стянул его с ее плеч, тонкая ткань соскользнула на пол. Теперь между ним и ее телом оставался только один тонкий слой шелка.
Рочдейл снова набросился на нее поцелуем, горячим и жадным, скользя языком внутрь и обратно, имитируя то, что должно произойти. Потом оставил ее губы и, нежно прикусывая, занялся мочкой уха, потом опустился на горло, к нежной ложбинке там, где ее плечо соединялось с изящной белой колонной шеи.
Ее дыхание стало неглубоким и учащенным. Он стянул бретельку ночной рубашки с ее плеча, следуя за ней поцелуями. Все ниже и ниже, пока одна бледная, совершенной формы грудь не оказалась открытой. Он легко коснулся ее, и Грейс тихо вскрикнула от страха.
Рочдейл отпрянул и был в самое сердце поражен ее видом: волосы распущены и растрепаны, кожа пылает, одна грудь обнажена, губы приоткрыты, глаза расширены. Это была Грейс Марлоу, прекрасная честная женщина, которая посвятила свою жизнь благотворительной работе. Добрая, порядочная, уважаемая Грейс Марлоу. И это он довел ее до такого.
Вся вина и стыд, которые он чувствовал, слились воедино при виде такого беспорядка и смятения. Он всегда хотел заполучить ее, но в этот момент мысль овладеть ею показалась неправильной, словно это было насилие над чем-то хорошим и чистым.
Он не мог сделать этого.
Он хотел этого, именно этого: видеть скромность и достоинство епископской вдовы уничтоженными. Но теперь это казалось омерзительным, глупым, и ему было невыносимо даже смотреть на нее.
Он не может сделать это.
Грейс растерянно смотрела на него:
– Что-то не так?
Рочдейл покачал головой. Он протянул руку, вернул бретельку на место и закрыл ее грудь.
– Простите, Грейс. Пожалуйста, простите.
На ее лице отразилась паника.
– Это я что-то сделала? Я не знаю, как это делается. Это вы знаете. Я сделала что-то не так? Скажите мне, Джон!
Он погладил ее по щеке и отступил назад, прочь от искушения.
– Вы не сделали ничего плохого, моя дорогая. Это меня нужно винить. Вы слишком хороши для таких, как я, Грейс. Я не должен был заходить с вами так далеко. Это было неправильно, совершенно неправильно. Вы благородны и порядочны, а я не могу сказать про себя ни того ни другого. Я не могу тащить вас на дно. Я думал, что это легко, но я не могу. Я не хочу быть причиной падения хорошей женщины. Я слишком люблю вас, чтобы совершить такое. Мне жаль, Грейс. Правда жаль.
Он отвернулся от ее широко открытых от недоверия глаз и вышел, закрыв за собой дверь. Придя в свою спальню, он рухнул в кресло, оперся локтями о колени и закрыл лицо ладонями.
Черт, черт, черт!
Каким же он был дураком. Он не верил, что это может случиться, не понимал, что это уже случилось. Рочдейл, испорченный, беспринципный развратник каким-то образом превратился в благородного болвана, каким хотела его видеть Грейс. Он только что, впервые более чем за двенадцать лет, сделал что-то совершенно бескорыстное.
Почему же тогда он чувствует себя так отвратительно?
Глава 14
Как он посмел!
Грейс стояла в комнате, одетая в красивую ночную рубашку, и смотрела на закрытую дверь, не веря своим глазам. Она скрестила руки на груди и задрожала. Не от холода, а от чистого, раскаленного добела бешенства.
Как смел он привезти ее в такую даль, в Ньюмаркет, заставить надеть на себя эту тонкую ночную рубашку, целовать ее почти до бесчувствия – Боже мой! – касаться ее обнаженной груди… а потом уйти. Что с ним не так, если он вдруг так резко передумал?
Или что не так с ней?
Нет, это не ее вина. Не ее. Она не сделала ничего плохого. Рочдейл оскорбил ее, оставив одну, возбужденную и сконфуженную. Он должен был понимать, чего ей стоило надеть эту рубашку и предстать перед ним практически голой. Он должен был понимать, как повлияет на нее его вид в одном халате – она была уверена, что под халатом на нем ничего не было, – в вырезе которого виднелись шея и грудь, покрытая темными волосами. Он должен был знать, что она чувствует, когда он прикасается к ней.
И. все же он сбежал. Будь он проклят!
Грейс решила позволить ему затащить себя в постель. Это было тяжелое решение, невероятное и меняющее всю жизнь, но, черт побери, она решила и приготовилась довести дело до конца. Она была готова позволить Рочдейлу заняться с ней любовью. Больше чем готова, она хотела этого. Действительно хотела. Она хотела испытать физическую страсть, о которой так часто говорили «веселые вдовы», и Рочдейл был единственным мужчиной, которому она, неопытная, могла довериться. Потому что она нравилась ему, он уважал ее и знал, какой это для нее значительный шаг.
Она не могла не нервничать из-за этого. Она никогда раньше не видела мужскую обнаженную грудь. Она никогда не позволяла мужчине видеть, а тем более прикасаться к своей обнаженной груди. Естественно, это заставляло ее нервничать.
Может быть, его отвратило это? Тот удивленный вскрик, когда он коснулся ее груди? Разумеется, он понимал, какой испуг – и волнующее наслаждение – она испытала. Но возможно, он принял потрясение за страх и посчитал, что она не готова к такой близости. Или решил, что ему неинтересно обучать такую пугливую неопытную женщину.
В конце концов, он не посчитал ее достаточно желанной, чтобы заниматься с ней любовью, хотя изначально именно это и собирался сделать. Но нет, она чувствовала его желание. По тому, как он возбудился, как прижимался к ней, по его настойчивости, по голоду в его поцелуях, в его ласках. А как он купался в ее волосах! Грейс едва не потеряла сознание от того, как нежно он трогал их, как будто это было бесценное золото. Он заставил ее чувствовать себя прекрасной, желанной, и она была более чем готова сделать то, что делала в своем сне.
Но он отказал ей в этом наслаждении.
Хотя Грейс избавилась от «мантии» вдовы епископа, возможно, Рочдейл был не в силах видеть дальше этого образа. Возможно, он обнаружил, что все-таки не сможет вынести физической близости с таким образцом совершенства.
Она устала быть вдовой епископа; Рочдейл поощрял ее порывы создать свою собственную жизнь. Он научил ее хотеть большего, и, Бог свидетель, она хотела. Он показал ей, что такое желание. Не греховные порывы, которые епископ заставлял ее подавлять. А честное, естественное желание к мужчине. Он научил ее этому, и она хотела большего. Она хотела страсти и любви. Господи, она умирала от этого желания, так же как пьяница умирает от желания получить очередную бутылку.
Будь Рочдейл проклят за то, что заставил ее хотеть всего и отказался дать ей это. Будь он проклят, что вознес ее тело на такие высоты и не закончил работу. Будь он проклят, что оказался таким трусом!
Нет, он так просто не отделается. Грейс больше не зажатая, сдержанная, тихая мышка, которой когда-то была. Он хотел, чтобы она стала сильной, независимой, самостоятельной женщиной, и она ею стала. Она определенно чувствовала себя новой женщиной. Прежняя Грейс никогда бы не осмелилась поехать в Ньюмаркет с пресловутым лордом Рочдейлом. Да, она изменилась. Но, Бог свидетель, Рочдейл еще не видел всей силы этой новой Грейс Марлоу.
Дверь его спальни с громким стуком распахнулась, ударившись о стену. Рочдейл поднял глаза и увидел Грейс, стоящую посреди комнаты в розовой ночной рубашке, уперев руки в бока, всей своей нежной кожей источая гнев и ярость.
– Какой же вы трус! – выпалила она.
Он покачал головой:
– Нет, Грейс, это не трусость. Я просто впервые в жизни пытаюсь сделать что-то хорошее. – А видя ее такой, было очень трудно сохранить эти добрые намерения.
– И это хорошо – оставить меня одну, обуреваемую желанием?
– Я сожалею, Грейс. Это было непростительно.
– Да, непростительно. И трусливо. Вы боитесь соблазнить меня. Боитесь призрака епископа Марлоу.
– Нет, Грейс, это не…
– Но я больше не буду жертвой этого призрака. Вы сами научили меня этому. Я не вдова епископа. Я просто Грейс Марлоу, обычная женщина с обычными потребностями. Вы привезли меня сюда, чтобы соблазнить, и я готова, я жду, что вы это сделаете. Вы поставили себе цель возбудить меня, и, Бог свидетель, вам это удалось. А теперь вы решили оставить меня неудовлетворенной. Как вы смеете быть таким жестоким?
Каждое слово было как клинок, вонзаемый в его живот.
– Вы правы. Я действительно заставил вас отдаться страсти. Вы были вызовом, перед которым я не мог устоять.
– Я знала это. Я всегда знала это. Но мне нужен был этот ваш вызов. Мне нужно было измениться, прекратить быть такой закрытой, неприкасаемой. Вы помогли мне понять, что я могу быть чем-то большим. Вы заставили меня почувствовать себя женщиной, желанной женщиной, в первый раз в жизни. С тех пор как я узнала вас, я ожила. Я даже мечтала о том, чтобы разделить с вами постель. Но из-за какой-то извращенной чести вы отказываетесь исполнить мои мечты.
Клинок погрузился глубже, кромсая внутренности на лоскуты. Нет, он слишком заботится о ней, чтобы стать инструментом ее падения.
Взывая к лучшему в ней, Рочдейл процитировал Писание:
– «Берегись ложных пророков, которые приходят к тебе в овечьей шкуре, но внутри они хищные волки».
– Но вы никогда не надевали овечью шкуру, Джон. Вы никогда не делали вид, что вы не волк. И даже если я видела в вас больше хорошего, чем вы позволяете видеть другим, я всегда остерегалась хищного волка. Я знаю и хорошее, и плохое в вас, и я хочу и то и другое. Я хочу всего вас. – Грейс спустила рубашку с плеч, и она соскользнула на пол. – Я хочу отдать вам всю себя.
Его глаза расширились, он резко втянул воздух. Она стояла перед ним, обнаженная и бесстыдная, одетая только в свет свечи, стоящей на соседнем столике, Господи, она великолепна. Высокая и стройная, она была не пышной, но изящно-пропорциональной; с грациозными изгибами. Ее груди были небольшими, но крепкими и очаровательными, с темными сосками, восставшими от возбуждения. Тонкая талия, живот не совсем плоский, а нежно-округлый, бедра широкие, но не слишком, а ноги длинные и стройные.
И каждый обнаженный дюйм этой совершенной плоти светился розовым, как он и ожидал.
Рочдейл встал и подошел к ней.
– Моя дорогая Грейс, вы ведете себя так, что мне очень, очень трудно вести себя благородно. – Он протянул руку к длинным роскошным волосам, которые так долго мечтал увидеть вот такими, свободно рассыпавшимися по ее плечам. Он поднял их, и они заструились сквозь его пальцы, как вода. Все, довольно. К черту добрые намерения, сейчас он уже не может ей сопротивляться.
– Благородным поступком было бы закончить то, что вы начали, – сказала она.
К его удивлению, она потянулась к поясу его халата и развязала его. Ее глаза расширились, когда халат распахнулся, открыв его наготу и неистовое желание. Не утратив смелости, Грейс стянула тяжелую парчу с его плеч. Он повел плечами, и халат упал на пол.
Рочдейл взял ее руки и отстранил от себя, они оба изучали тела друг друга. Ее румянец стал гуще, и он улыбнулся:
– Вы никогда раньше не были обнаженной с мужчиной, да?
Она покачала головой, ее взгляд все еще скользил по его телу.
– Вы… очень хорошо сложены, Джон. Прекрасно, честно говоря.
– Единственное слово, каким я могу описать вас, моя дорогая, это совершенство. Для меня честь, что мне позволено смотреть на вас. Быть первым, кто это делает.
– Я хочу прикасаться к вам, Джон. Чувствовать вашу кожу своей.
– Я ваш слуга, мадам. – Он заключил ее в объятия и поцеловал.
Пока они исследовали тела друг друга, поцелуй становился все безумнее и необузданнее. Она издала жалобный стон, он ласкал ее грудь, его пальцы играли с соском. Ее колени, кажется, немного подогнулись, и он схватил ее на руки и отнес на кровать.
Они быстро превратились в клубок сплетенных рук и ног, продолжая целоваться и целоваться. Грейс купалась в ощущениях, которых никогда не могла и представить. Даже ее яркие сны не могли сравниться с этим. Грудь, ноги и руки Рочдейла были покрыты черными волосами, и ей нравилось ощущать их на своей гладкой коже. Ее кожа стала такой чувствительной, что каждое прикосновение, каждая ласка, каждое касание его языка погружали Грейс в новый восторг.
Все эти ощущения невозможно было описать. Все это было неожиданно, и в тоже время это именно то, чего она ожидала.
Рочдейл лег на нее, и Грейс подумала, что скоро все закончится, но он пока не вошел в нее. Сначала он взял в рот одну ее грудь, потом занялся другой. Она извивалась под ним, под невообразимым блаженством его губ и языка. Без всяких осознанных мыслей она выгибалась навстречу его рту, навстречу наслаждению, желая получить все и еще больше.
Пока язык рисовал круги вокруг ее соска, его рука опустилась ниже, лаская живот и бедра. Пальцы скользили по внутренней стороне ее бедра, и Грейс инстинктивно развела ноги. Тогда его рука поднялась вверх по бедру и зарылась в мягких кудряшках, скрывающих центр ее женственности. Она вскрикнула, когда он раздвинул ее и скользнул пальцем внутрь. Грейс на долю мгновения смутилась из-за влаги, которую он нашел там, но мгновенно отбросила все запреты. Рочдейл стал двигать палец внутрь и обратно, погружая ее в беспамятство ощущений. Она едва не подскочила на кровати, когда его влажный палец начал ласкать крошечный бугорок над ее женским центром. Боже, палец был такой чувствительный, что было почти невозможно выносить его прикосновение, будто этой интимной ласки никогда не должно было быть, будто она была слишком безнравственной. И все же Грейс поднималась, прижимаясь к нему, желая большего.
Рот Рочдейла оставил ее грудь и вернулся к губам, вовлекая в поцелуй, лишивший ее чувств. Он прижался губами к ее уху и прошептал:
– Так хорошо, Грейс?
– Да. О да!
– Я горю желанием к тебе. Ты страстная и чудесная, Грейс. Горячая, влажная и готовая к любви. Ты хочешь большего?
– Да.
– Всего?
– Да!
– Тогда позволь мне подарить тебе это.
Он провел своим горячим языком по ее горлу и между грудей, вниз по ребрам и животу и, наконец, к самому краю той самой тайной части ее, где недавно были его пальцы. Господь милосердный, вот это должно быть действительно грешно. Это не может быть правильным или нормальным. Или может?
– Ч-что вы делаете?
Он поднял голову и сказал:
– Ты хочешь всего, правда, Грейс? Расслабься. Откройся мне. Позволь доставить тебе удовольствие.
И, Боже помоги ей, она приняла его. Она задрожала, когда кончик его языка начал ласкать центр её женственности и крошечный бугорок над ним. Это было грешно, безнравственно… и чудесно. Никогда раньше она не чувствовала ничего подобного. Это смущало и покоряло ее. Она извивалась под его ртом, отрывая бедра от кровати. Она тянулась и тянулась… не зная, к чему… но было что-то… что-то большее. Она напрягалась и выгибалась, поднимая бедра. Она не могла оставаться неподвижной, и он схватил ее, поднимая, держа в своих объятиях, заставляя принять наслаждение его языка. Ее мускулы напряглись и сжались, и она застонала в агонии, не в силах больше выносить это. Наконец, когда она подумала, что умрет – от чего? от наслаждения? от боли? – ее женское начало сжалось в одной мощной конвульсии, разорвавшей ее, словно взрыв, заставивший ее, выгнувшись, подняться над постелью, выкрикивая его имя.
Прежде чем она начала гадать, что же такое сейчас случилось, Рочдейл поднялся над ней, широко развел коленями ее ноги и погрузился глубоко в нее. На мгновение он замер, а затем с наслаждением застонал.
Это по крайней мере должно быть знакомым, но в ее опыте не было ничего, похожего на то, что она чувствовала сейчас, наполненная Рочдейлом. Грейс чувствовала внутри себя странную пульсацию, последствия взрыва, и каждая волна как будто сжимала ее вокруг него.
– Господи, Грейс. Ты убиваешь меня.
Она подумала, что чем-то причиняет ему боль, но он начал двигаться внутри ее, и это было так хорошо, что она подумала, кто же кого убивает. Сначала он двигался очень медленно, поднимаясь над ней и почти совсем выходя, а потом глубоко погружаясь снова. Он нагнулся и нежно целовал ее, двигаясь внутри, взяв ее за руки и удерживая их около плеч, сплетясь пальцами с ее пальцами. Он погружался в нее снова и снова, и Грейс удивлялась, что этот акт близости, продолжавшийся с ее мужем всего несколько секунд, мог подарить такое длительное наслаждение.
Если это было безнравственно, она больше не желала быть хорошей. Прежде чем ее разум снова пропал для всех рациональных мыслей, она на мгновение вспомнила епископа и немного возненавидела его за то, что он лишил ее всего этого. И пожалела его за то, что он лишил этого и самого себя.
Рочдейл увеличил темп и со стоном зарылся лицом в ее волосы. Она все сильнее прижималась к нему. Наслаждение нарастало с каждым толчком. Нарастало и нарастало, пока не стало почти болезненным, почти невыносимым. И точно так же, как и в первый раз, тугой узел напряжения взорвался, она воспарила в какое-то новое и ослепительное место, в ореол чистого сверкающего наслаждения, который сомкнулся вокруг нее, и Грейс закричала от силы этого полета. Потом она медленно, робко вернулась назад на землю. И не было никакой боли. Только умиротворение и всепоглощающая радость.
Высвобождение Рочдейла наступило следом. Он продолжал двигаться в ней, все быстрее и быстрее. А потом с дрожащим стоном вышел, изливая семя на ее живот. Когда она поняла почему, к глазам подступили слезы. Он защищал ее. Опять. Он не хотел, чтобы результатом этой ночи стал ребенок. Она была слишком возбуждена, слишком забылась, чтобы хотя бы подумать о такой возможности. Вильгельмина просила ее быть осторожной, напоминая, что отсутствие беременности за время брака могло быть виной епископа, а не ее. Но никакие из этих предостережений не всплыли в голове Грейс. Слава Богу, что у Рочдейла достало присутствия, духа, которого не хватило ей.
Он рухнул на нее, тяжело дышащий и мокрый от пота.
– Моя милая Грейс, – задыхаясь, произнес он. – Это было… изумительно.
– Да. Изумительно.
Через мгновение он скатился с нее и лег на спину. Потом, взял ее за руку.
– Ты выжила?
– С трудом.
Рочдейл рассмеялся, и Грейс почувствовала, как дрожит матрас.
– Это было… это было то, чего ты ожидала?
Грейс покачала головой:
– Нет. Я понятия не имела… – Ничто из того, что она слышала от подруг или о чем мечтала, ничто из ее отношений с мужем не приготовило ее к тому, что только что произошло. Особенно к тем двум взрывам ощущений, которые она до сих пор не совсем поняла.
– Но это было хорошо?
Она повернула голову, чтобы посмотреть на него.
– Очень, очень хорошо. И подумать только, ведь вы почти отказали мне в этом наслаждении, негодник.
– Я пытался быть благородным, но вы играли нечестно. Предлагая себя обнаженной. Что оставалось бедняге делать?
– Я рада, что мы сделали это, Джон. Я рада.
– Я тоже. – Он наклонился над ней и быстро поцеловал, а потом встал с постели.
Она смотрела, как он, обнаженный, идет через комнату. Все, что снилось ей, было здесь, на виду, во всей красе. Гибкая животная грация его тела. Мужская крепость. Неудивительно, что столько женщин находили его неотразимым.
Он опустил конец полотенца в таз с водой и, повернувшись к ней спиной, стал мыться. Потом прополоскал полотенце, принес ей и отвернулся, чтобы дать Грейс немного уединения, пока она смывала следы их занятий любовью.
Когда она закончила, Рочдейл бросил полотенце в таз, задул единственную свечу и забрался в постель; Он накрыл их обоих одеялом и крепко прижал ее к себе. Грейс уютно устроилась рядом с ним, наслаждаясь ощущением соприкосновения обнаженных тел. Она никогда и подумать не могла, что нагота может быть такой… приятной. Вовсе не безнравственной, как она раньше думала, а невероятно приятной. Ей нравилось ощущать мягкие простыни своей разгоряченной плотью. Нравилось ощущать вес своих волос на обнаженной спине. Ей даже нравился прохладный воздух комнаты, холодящий ее плечи и руки. Каждый дюйм ее тела, казалось, ожил для новых, простых, приятных ощущений. Не последним из которых было теплое соприкосновение с мужчиной, лежащим рядом.
Она обняла его рукой за талию. Никогда в своей жизни она не чувствовала себя более уютно и спокойно.
Он погрузил руку в ее волосы и лениво пробежал по ним пальцами.
– Грейс, вы уверены, что не жалеете, что я сделал вас соучастницей оргии? Знаете, меня все еще терзает чувство вины.
– Если это была оргия, то я с радостью соглашаюсь на это. Вам не нужно чувствовать себя виноватым. В конце концов, я же разделась первой.
Он усмехнулся:
– Это верно.
– Вы чувствуете себя неловко просто потому, что я не подхожу под привычный вам тип женщины. Но то, что я уважаемая вдова, не означает, что вы сделали что-то плохое, занявшись со мной любовью. Это означает только, что вы неотразимы для женщин всех сортов.
– Неужели? – Его зубы блеснули в улыбке. – Ну, ничего этого не случилось бы, если бы вы не были так чертовски неотразимы. – Его рука пробралась вниз и провела по ее бедрам. – Дело в том, Грейс, что меня очень заботит ваша респектабельность. Что бы ни случилось с нами после этой ночи, я никоим образом не позволю запятнать ваше имя. Здесь, в Ньюмаркете, мы будем осторожны. Большинство людей будет считать вас моей новой любовницей, так что не поднимайте вуаль. У вас есть второе имя?
– Да. Мари.
– Если кто-то будет настаивать на знакомстве с вами, я представлю вас как Мари.
– Я чувствую себя новым человеком. Могу взять и новое имя.
– Сегодня был долгий день, – сказал он, перекатываясь на бок и поворачивая ее так, что она оказалась прижатой спиной к его груди. Он крепко прижал ее к себе и обнял, положив руку на ее грудь. Грейс никогда раньше не спала в объятиях мужчины. Она ожидала, что будет слишком напряжена, чтобы заснуть, но ощущала только восхитительную истому. В объятиях Рочдейла было так уютно и тепло.
– Давай поспим, – сказал он.
Но большую часть ночи желание не давало им покоя, и они почти совсем не спали.
После быстрого визита в конюшни Рочдейл повез Грейс по магазинам на Хай-стрит, чтобы купить ей новое платье и все необходимое из белья. Он ждал, что она будет возражать, жаловаться, что непристойно принимать такие интимные подарки от него. Вместо этого она весело поехала с ним, делая вид, что она Мари, его любовница.
Но ее поведение ничуть не соответствовало шлюхе, так же как и вкус оказался совсем недешевым. Рочдейлу было все равно, сколько она потратит. После ночи с ней он был готов купить ей луну, если она того пожелает.
Это новое отношение влюбленного забавляло его. Он провел всю жизнь, оттачивая лезвие цинизма, которое Грейс совершенно затупила за одну-единственную ночь.
Она выбрала элегантное платье из полосатого муслина и короткий зеленый жакет, отделанный золотой тесьмой, наряд идеально сидел на ней, так что даже не требовалась подгонка. Шляпка с синей вуалью не гармонировала с этим костюмом, поэтому Рочдейл настоял и на новой шляпе. Модистка, умевшая распознать высокий уровень, была очень любезна и услужливо добавила вуаль к соломенной шляпке с маленькими полями. Сначала она прикрепила короткую вуаль, которая свободно ниспадала на лицо Грейс, но «Мари» настояла на более длинном куске прозрачного шелка, который можно было собрать под подбородком и завязать сзади. Это не соответствовало теперешней моде, но на Грейс это выглядело потрясающе.
Рочдейл вернулся с ней в «Королевскую голову», чтобы она могла переодеться в новое платье. Он помог ей раздеться, и вскоре они оказались в постели. Они снова занимались любовью, хотя она, наверное, была измождена после трех раз прошлой ночью и медленного, неторопливого блаженства этим утром.
Теперь, когда Рочдейл получил ее, он, казалось, не мог насытиться. Нет сомнений, новизна скоро пройдет, но пока он был просто одержим Грейс. И более чем слегка ослеплен.
Грейс всегда была красива, но за ночь она расцвела еще больше. Она постоянно улыбалась. Ее серые глаза ни на мгновение не переставали сиять. Она часто смеялась. Этот соблазнительный гортанный смех подтверждал понимание того, что она его любовница. Это был смех прямо из спальни.
