Текст книги "Игольное ушко"

Автор книги: Кен Фоллетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

9

Барка, которая регулярно, раз в две недели привозила продукты и все остальное из Абердина, медленно обогнула мыс и направилась по направлению к Штормовому острову. Небо было синим. В барке находились две женщины: одна из них – жена шкипера – его призвали в армию, и сейчас она продолжила его ремесло, другая – мать Люси.

Мать спрыгнула с перекидного мостика на землю. На ней был повседневный пиджак, короткая, выше колен, юбка, мужская куртка. Люси крепко ее обняла.

– Мама! Вот это да! Какой сюрприз!

– Но я же тебе писала.

Вся почтовая корреспонденция находилась в это время на барке. Мать просто забыла, что почту тоже доставляют на остров только два раза в месяц.

– Неужели это мой внук? Какой он уже большой!

Джо, которому уже почти исполнилось три года, застенчиво отвернулся и спрятался за юбку Люси. Это был темноволосый, прелестный ребенок, довольно высокий для своего возраста.

– Как похож на своего отца, – сказала мать.

– Да, – подтвердила Люси. – Но что же мы стоим, ты, наверное, замерзла – пойдем скорее в дом. Где ты достала такую модную юбку?

Они взяли с собой продукты и стали взбираться наверх по склону. По дороге мать говорила, не умолкая.

– Это такой фасон, дорогая. Уходит совсем мало ткани. Да, но у вас на острове заметно холоднее. Такой ветер!.. Думаю, ничего, что я пока оставила свой чемодан внизу – здесь его некому брать. Знаешь, Джейн помолвлена с американским солдатом – слава Богу, он белый. Сам выходец из… Как там называется место… ах, да, Милуоки. Хорошо, что не жует эту противную жевательную резинку, как все янки. Теперь мне осталось выдать замуж только четырех дочерей. Твой отец – капитан Местной обороны, не помню, писала я тебе или нет. По ночам он где-то патрулирует, все ловит немецких парашютистов. Магазин дяди Стивена разбомбили – просто не знаю, что он будет сейчас делать, проклятая война…

– Не спеши, мам. Ты теперь каждый день в течение двух недель будешь рассказывать мне новости, – засмеялась Люси. – А вот и наш дом.

– По-моему, очень мило, – сказала мать. Женщины вошли внутрь. – Да у вас просто отлично.

Люси усадила маму за кухонный стол и приготовила чай.

– Том заберет твой чемодан. Он сейчас зайдет к нам на ленч.

– Это пастух?

– Да.

– Ну что, он находит Дэвиду здесь какую-нибудь работу?

Люси рассмеялась.

– Совсем наоборот. Однако пусть он лучше сам тебе все расскажет. А я хочу знать, как это ты надумала приехать.

– Доченька. Дело в том, что я тебя порядком не видела. Знаю, сама ты не любишь уезжать и бросать дом, но хотя бы раз в четыре года ты могла бы…

В эту минуту они услышали шум мотора, и вскоре Дэвид с Томом въехали на «джипе» во двор. Они открыли дверь дома, Дэвид поцеловал тещу и познакомил ее с Томом.

– Том, сегодня ты можешь заработать свой ленч, если принесешь сюда мамин чемодан, она уже захватила твои продукты, – сказала Люси.

Дэвид грел руки у камина.

– Что-то совсем сыро сегодня.

– Ну что, говорят, ты серьезно занялся разведением овец? – спросила мать.

– За три года стадо увеличилось вдвое. Жаль, что мой отец здесь никогда к этому серьезно не относился. Я огородил овцам место, где они пасутся, улучшил пастбищные условия, применил новые методы овцеводства. Сейчас у нас не только увеличилось поголовье, но еще и с каждой овцы стали получать больше мяса и шерсти.

Мать осторожно спросила:

– Полагаю, ты только руководишь, а всю физическую работу делает Том?

Дэвид захохотал.

– Нет, нет, мы с ним на равных, мама.

На ленч было овечье сердце, а мужчины съели еще и гору картошки. Мать похвалила Джо, удивившись, как мальчик умеет держать себя за столом. Она была довольна, что даже на далеком острове внук получает правильное воспитание. Потом Дэвид зажег сигарету, а Том набил табак в трубку.

– Да, хорошо у вас, но когда, хочу вас спросить, вы подарите нам с отцом еще внуков? – Мать подмигнула и улыбнулась.

Тут вдруг наступила долгая пауза. Все молчали. Мать почувствовала неладное и, чтобы как-то разрядить обстановку, сказала:

– Дэвид такой молодец у тебя, успешно со всем справляется.

– Да, – произнесла Люси тихим голосом.

* * *

Они бродили вдвоем по холму. Мать находилась на острове уже третий день, ветер стих, и можно было совершать приятные прогулки. Женщины взяли с собой Джо. Мальчик шел в теплом рыбацком свитере и меховой шубке. Они стояли на верху холма и смотрели, как Дэвид с Томом пасли овец. Люси чувствовала, что матери очень хочется о многом расспросить ее, но она не решается, поэтому дочь решила начать разговор сама.

– Дэвид меня не любит.

Мать быстро оглянулась – хотела убедиться, что Джо сейчас нет рядом и он не слышит разговора.

– Уверена, что все не так плохо, как тебе кажется. Понимаешь, мужчины проявляют свои чувства по-разному.

– О чем ты говоришь? Мы с ним после свадьбы практически не живем.

– Но как же?.. – Мать кивнула в сторону Джо.

– Это произошло еще до свадьбы.

– Боже, неужели все из-за той аварии?

– Нет, совсем не то, что ты думаешь. Как мужчина, он вполне нормален. Дэвид просто… не хочет. – По обветренным щекам Люси потекли слезы.

– Ты уже говорила с ним?

– Пыталась.

– Ничего, возможно, со временем…

– Мама! Прошло почти четыре года!

На минуту обе замолкли, размышляя об одном и том же. Они спустились вниз, к вереску, брели по мягкой земле, слабые солнечные лучи освещали им путь. Джо гонялся за чайками.

– Знаешь, однажды я чуть не потеряла твоего отца, – произнесла наконец мать.

Теперь уже Люси не знала, что сказать.

– Когда?

– Вскоре после того, как родилась Джейн. В то время у нас были проблемы с деньгами – отец все еще работал у своего папаши, к тому же это были тяжелые годы экономической депрессии. Я ждала уже третьего ребенка за три года; казалось, мне судьбой только и уготовано, что рожать детей и сводить концы с концами. И тут я вдруг узнаю, что он встречается со своей старой любовью – некоей Брендой Симмондс – ты ее не знала, она училась в Бейзингстоке. Мне тогда было тяжело. Я задавала себе вопрос: зачем живу, зачем все это делаю, и никак не могла найти подходящий ответ.

Люси смутно, отрывочно помнила те дни: ее дедушка с седыми усами, отец – копия дед, только более худой; продолжительные завтраки, обеды и ужины на кухне большого фермерского дома; много смеха, солнца и животных. Тогда ей казалось, родительский союз очень крепкий, надежный, счастливый.

– Ну и что же ты? Не ушла, я имею в виду.

– В то время это было не принято. Не было никаких нынешних разводов, одинокая женщина с большим трудом могла устроиться на работу.

– А сейчас, посмотри, женщины работают повсюду.

– И в прошлую войну так, но затем ситуация на рынке труда изменилась в худшую сторону. Думаю, на этот раз нас ждет то же самое. Вообще, если говорить, мужчина всегда находится в лучшем положении.

– Словом, ты рада, что осталась.

– Понимаешь, я далека от мысли делать громкие заявления, учить других, как жить. Знаю лишь одно: в жизни мне всегда приходилось довольствоваться тем, что имею, как и большинству женщин, с которыми я знакома. Покорность только выглядит как жертва, уступка с чьей-то стороны, но, обычно, это нечто иное. Впрочем, не собираюсь давать тебе советы. Все равно ты ими не воспользуешься, а если и примешь, то потом будешь винить меня в ваших проблемах. В таких вопросах каждый решает сам.

– Ну что ты, мама. Понятно. Я просто вижу, что ты переживаешь за нас.

– Может, повернем назад? – сказала мать. – Думаю, достаточно прошлись на сегодня.

* * *

Как-то вечером на кухне Люси сказала Дэвиду:

– Я бы хотела, чтобы мама погостила у нас еще недельки две, если, конечно, захочет. – Мать в это время была наверху. Она укладывала Джо спать, читала ему сказку.

– Тебе что, не хватило этих двух недель, чтобы твоя мамаша узнала обо мне все? – спросил Дэвид.

– Не говори ерунду, пожалуйста.

Он подъехал в кресле к столу, где сидела Люси.

– Только не уверяй меня, что вы не болтали обо мне.

– Почему, болтали немножко – ты же мой муж.

– И что ты ей рассказала?

– А почему это тебя так волнует? – ответила Люси с оттенком горечи и раздражения. – Тебе есть чего стыдиться?

– К черту, стыдиться мне действительно нечего. Только никому не понравится, когда две сплетницы вторгаются в его личную жизнь.

– Мы о тебе не сплетничаем.

– Что ты ей говоришь?

– Боже, какой ты стал чувствительный, это ж надо.

– Ты не ответила на мой вопрос.

– Хорошо, я говорю, что хочу уйти от тебя, а она пытается убедить меня не делать этого.

Дэвид резко крутанул кресло и отъехал в сторону.

– Скажи ей, что может обо мне не беспокоиться, не пропаду.

– Ты это серьезно? – почти крикнула Люси. Он остановился.

– Мне никто не нужен, поняла теперь? Я могу жить один.

– А как же я? – тихо спросила жена. – Ты обо мне подумал? Может, мне кто-то нужен.

– Тебе? Зачем?

– Чтобы меня любили.

Вошла мать и сразу же почувствовала напряженную атмосферу.

– Ребенок крепко спит. Заснул как раз на том месте, когда Золушка приходит на бал. Наверное, я тоже пойду к себе укладывать вещи, чтобы не оставлять все на завтра. – Она вышла.

– Думаешь, что-то изменится, Дэвид? – спросила Люси.

– Не понимаю твоего вопроса.

– Ты когда-нибудь сможешь снова стать прежним… как тогда, до свадьбы?

– Ноги у меня уже не вырастут, это точно, если я тебя правильно понял.

– Боже, как странно, мы говорим с тобой на разных языках. Я просто хочу быть любимой.

Дэвид пожал плечами.

– Это твоя проблема. – Он выехал до того, как она расплакалась.

* * *

Мама не осталась еще на две недели. На следующее утро Люси вышла с ней к молу. Обе женщины были одеты в плащи из непромокаемой ткани, так как шел сильный дождь.

Они стояли и молчали, ожидая барку, наблюдая, как дождь падает в море частыми мелкими каплями. Мать держала Джо на руках.

– Со временем все образуется, поверь мне, – сказала она. – Четыре года в браке – не срок, это почти ничего.

– Не знаю, – ответила Люси. – От меня теперь уже мало что зависит. Но есть Джо, война, искалеченный Дэвид – как я могу все бросить и уйти?

Пришла барка, привезла три коробки с продуктами и пять писем, но сейчас заберет маму. Море слегка волновалось. Мать прошла в крошечную каюту… Дочь и внук все махали рукой на прощание, пока судно не скрылось за мысом. Люси чувствовала себя совсем одинокой.

Джо начал плакать.

– Не хочу, чтобы бабушка уезжала.

– Я тоже, – произнесла Люси, глядя на воду.

10

Годлиман и Блогс шли по тротуару некогда очень оживленной улицы Лондона. Сейчас повсюду были следы войны – то здесь, то там они видели разрушенные здания. Эта пара смотрелась очень странно: сутулый, похожий на птицу, профессор в круглых очках, с трубкой в зубах, вперед не смотрит, семенит маленькими шажками – и решительный, целеустремленный молодой человек со светлыми волосами, в плаще детектива и опереточной шляпе. Просто карикатура какая-то, осталось лишь придумать название.

Разговор начал Годлиман.

– Думаю, у этого Иглы хорошие связи в рейхе.

– Почему?

– Только так можно объяснить, что он не боится наказаний за свое явное пренебрежение к вышестоящему начальству, за элементарное несоблюдение субординации. Взять, к примеру, его «Привет Вилли». Должно быть, адресовано самому Канарису.

– Думаете, они с Канарисом были друзьями?

– Так или иначе, у него есть высокий покровитель, возможно, даже более влиятельный человек, чем был до недавнего времени Канарис.

– У меня такое ощущение, что надо поработать в этом направлении – может, откроются новые детали…

– Хорошие связи обычно тянутся еще из школы, университета, военного учебного заведения. Необходимо здесь покопаться.

Они проходили мимо полуразрушенного магазина. В здании темнела огромная дыра – прямо в том месте, где когда-то находилась зеркальная витрина. Табличка с грубым, от руки нацарапанным текстом была прикреплена к чудом уцелевшей раме и гласила: «Сегодня открыты даже больше, чем всегда». Блогс от души рассмеялся, оценив юмор.

– Однажды я видел надпись на полицейском участке, в который тоже попала бомба: «Участок работает, ведите себя хорошо, не нарушайте установленных правил».

– Похоже, такие надписи все больше становятся одной из форм народного творчества.

Они пошли дальше, и Блогс снова заговорил об Игле.

– А что если Игла действительно учился вместе с тем, кто позднее занял в Вермахте высокий пост?

– В любом случае должны сохраниться какие-то школьные фотографии. Вот, например, Мидлтон. Там в подвале, что на Кензингтон – ну вспомни, дом, где располагалась МИ-6 до войны – у него буквально тысячи фотографий немецких офицеров: школьные фото, веселые попойки в клубах, парады, представления фюреру, снимки из газет – словом, все.

– Понимаю, – сказал Блогс. – Если вы правы, да к тому же Игла учился в Германии в известных учебных заведениях, мы, возможно, сумеем достать его фотографию.

– Почти наверняка. Как ты знаешь, шпионы сниматься не любят, но в школе шпионами не становятся. Надо посмотреть у Мидлтона, может, найдем какое-нибудь фото Иглы в юности.

Теперь они шли мимо большой воронки от бомбы, совсем рядом с парикмахерской. Само заведение не пострадало, но традиционная – в полоску, красная с белым – вывеска была разбита вдребезги, и осколки лежали на тротуаре. В окне выставлено объявление: «Гладко бреем – приходите и убедитесь сами».

– Но как мы его узнаем? – продолжил Блогс, – ведь никто его не видел.

– Нет, видел. В пансионе миссис Гарден на Хайгейт его знали отлично.

* * *

Дом викторианской постройки стоял на холме. Казалось, он смотрит на Лондон. Он был из красного кирпича, и Блогс подумал даже, что дом, возможно, сердится, видя какие разрушения приносит городу война. На холме прекрасный прием из эфира. Игла наверняка жил здесь на последнем этаже. Блогс задумался, какие сообщения он передавал отсюда в смутные дни 1940 года: вероятно, координаты авиа– и сталелитейных заводов, информацию об обороне побережья, политические сплетни, сообщал о противогазах повсюду, о бомбоубежищах, мешках с песком, моральном духе населения, о результатах бомбежек… «Так держать, ребята, молодцы, вот вы и Кристину Блогс угрохали…» Стоп, хватит об этом.

Дверь открыл пожилой мужчина в черном жакете и полосатых брюках.

– Доброе утро. Я инспектор Блогс из Скотланд-Ярда. Хотел бы поговорить с хозяином, если можно.

Блогс заметил страх в глазах мужчины, но тут откуда-то из глубины коридора появилась молодая женщина и сказала:

– Входите, пожалуйста.

В покрытом плиткой холле пахло мастикой. Блогс повесил полушинель и шляпу на вешалку. Старик куда-то исчез, женщина повела Блогса в комнату отдыха. Комната была обставлена богато, в старом викторианском духе. На маленьком передвижном столике стояли бутылки виски, джина и хереса – все непочатые. Женщина села в широкое цветастое кресло, положила ногу на ногу.

– Почему старик вдруг испугался, когда узнал, что я из полиции? – спросил Блогс.

– Это мой свекор. Он – немецкий еврей, попал в Англию в 1935 году, спасаясь от Гитлера, а уже в 1940 англичане отправили его в концентрационный лагерь. Свекровь тогда покончила жизнь самоубийством. Сейчас его только что освободили из лагеря с острова Мэн. У него письмо от короля, в котором приносятся извинения за вынужденные лишения и неудобства.

– У нас нет концентрационных лагерей, – возрази Блогс.

– Нет? Это мы их и придумали. В Южной Африке. Вы что, не знаете? Мы так кичимся нашей историей, демократией, но не хотим замечать нелицеприятных фактов.

– Мне больше по душе другой пример.

– Какой?

– В 1939 году мы так не хотели замечать тот факт, что в одиночку нам не справиться с Германией – и посмотрите, что получилось.

– Это как раз то, что говорит мой свекор. Он не такой желчный, как я. Ладно, чем мы можем помочь Скотланд-Ярду?

Блогсу начало нравиться спорить с этой милой женщиной, поэтому он с сожалением перешел к делу, ради которого, собственно, пришел.

– Четыре года назад в вашем доме произошло убийство.

– Ну и что? Ведь это случилось давно.

– И тем не менее, за данное время открылись новые обстоятельства.

– Да, я в курсе того, о чем вы говорите. Прежнюю хозяйку убил один из ее жильцов. Мой муж купил дом у ее душеприказчика – наследников, в сущности, не было.

– Меня интересует, где сейчас все квартиросъемщики, которые жили здесь в то время.

– Ясно. – Вся настороженность и враждебность полностью исчезли с ее умного лица. Женщина стала вспоминать. – Когда мы поселились в доме, жильцов было трое – все они въехали сюда еще до убийства: отставной морской офицер, торговец и юноша из Йоркшира. Юноша позже ушел в армию – он до сих пор пишет нам. Торговца призвали на службу, и он погиб в море. Я это знаю совершенно точно, ибо получила известия сразу от двух из пяти его жен. А капитан третьего ранга все еще тут.

– Тут!!! – Это уже был кусочек удачи. – Я бы хотел его как можно скорее увидеть.

– Нет проблем. – Она встала. – Он, правда, сильно постарел. Я провожу вас.

Они поднялись по покрытой дорожкой лестнице на второй этаж.

– Пока вы будете с ним беседовать, я поищу последнее письмо с фронта от того юноши. – Женщина постучала в дверь.

Какая, однако, любезная, подумал Блогс и криво усмехнулся, представив мину на лице его хозяйки, если бы к ней вдруг заявились из полиции.

Из комнаты ответили:

– Открыто.

Блогс вошел. Капитан сидел на стуле у окна, на коленях лежало теплое одеяло. На нем был блейзер с воротником, галстук, очки. Блогс обратил внимание на редкие волосы, серые усы, кожа старческая, в складках, на лице, которое когда-то наверняка было волевым, морщины. Комната выглядела жилищем человека, живущего своими воспоминаниями – на стенах развешаны картины с изображением парусных судов, секстант, телескоп, его собственная фотография мальчиком на борту английского военного корабля «Винчестер».

– Взгляните сюда, – сказал капитан, не поворачивая головы. – Интересно, почему этот парень до сих пор не во флоте?

Блогс подошел к окну. Рядом с домом он увидел фургон булочника с запряженной в него лошадью. Пока фургон разгружали, старая кобыла понуро стояла, уткнувшись носом в торбу. Парень оказался блондинкой с короткой стрижкой, в брюках. У нее был изумительный бюст. Блогс засмеялся.

– Это женщина в брюках, – сказал он.

– Разрази меня гром, действительно! – воскликнул капитан. – Что за времена настали! Женщины – в штанах.

Блогс представился.

– Мы снова ведем дело об убийстве, совершенном в этом доме в 1940 году. Насколько я осведомлен, вы жили здесь одновременно с главным подозреваемым лицом – неким Генри Фабером.

– Точно! Чем могу помочь?

– Вы хорошо знали Фабера?

– Конечно. Высокий такой, темноволосый, говорил красиво, спокойный. Одежонка, правда, не ахти – но по одежде вообще нельзя судить о человеке. Он мне даже чем-то нравился, я был не прочь познакомиться с ним поближе, но он этого сам не хотел. Думаю, тогда ему было столько же, сколько вам сейчас.

Блогс улыбнулся – он привык, что ему давали на вид больше лет, чем было на самом деле, просто из-за того, что он уже детектив из полиции.

– Хотите знать мое мнение? – продолжил капитан. – Уверен, что убийца не Фабер. Уж в чем в чем, а в людях я разбираюсь – это обязательно, иначе просто нельзя быть командиром корабля. Скажу вам так – если он сексуальный маньяк, то я Герман Геринг.

Блогс слушал старика, и сомнения лезли в душу. Он отметил про себя блондинку в штанах, ошибку в определении возраста… и в итоге пришел к удручающему выводу. Вслух же Блогс произнес:

– Кстати, всегда необходимо спрашивать удостоверение, когда к вам заходит мужчина и говорит, что он из полиции. Уж кто-кто, а вы должны это знать.

Старик смутился.

– Вы правы, конечно. Покажите ваше удостоверение.

Блогс открыл бумажник и повернул его той стороной, где была фотография Кристины.

– Вот оно, пожалуйста.

Капитан с минуту изучал предъявленный «документ».

– Здесь вы очень похожи, – сказал он.

Блогс вздохнул. Теперь было ясно, что старик почти слепой.

– На сегодня все. Спасибо. – Блогс встал.

– Заходите в любое время, теперь у меня его много. Всегда рад помочь. Сейчас я уже не такая большая ценность для Британии – понял это, когда меня по инвалидности «ушли» из Местной обороны.

– Всего вам доброго, – сказал Блогс на прощание и вышел.

Женщина сидела внизу, в холле. Она вручила Блогсу письмо.

– Здесь в обратном адресе указан номер военно-полевой почты. Фамилия Паркин – без сомнения, полиция сможет его разыскать.

– Вы определенно знали, что капитан ничем помочь не сможет, – сказал Блогс.

– Мне-то что знать. Это ваше дело. – Она открыла дверь.

Неожиданно для самого себя, словно повинуясь какому-то внутреннему порыву, Блогс спросил:

– Скажите, вы бы не согласились пообедать со мной?

На ее лице промелькнула тень.

– У меня есть муж, и он все еще там, на острове Мэн.

– Извините, я не знал, я только хотел…

– Ничего. Вы мне даже польстили вашим предложением. Оно ведь сделано из добрых побуждений, правда?

– Я хотел убедить вас, что мы вовсе не гестапо.

– Знаю, что нет. Простите и вы меня.

Когда женщина одна, она становится злой.

– У меня погибла жена при бомбежке.

– Тогда вы понимаете, откуда берется ненависть.

– Да, понимаю, – ответил Блогс, и быстро вышел из дома. Дверь за ним закрылась. На улице начал моросить дождь.

* * *

Тогда тоже моросил дождь. Было поздно. Блогс шел домой. Он задержался в конторе, копаясь с Годлиманом в кое-каких новых делах. Блогс спешил – ведь у него оставалось только полчаса побыть с Кристиной, прежде чем она, как всегда, умчится на своей «санитарке». На улице темно, налет уже начался. Ночью на выездах Кристина видела так много ужасного – смерть, кровь, стоны раненых, людское горе – она даже ему перестала рассказывать обо всем.

Блогс по праву гордился своей женой. Люди, которые с ней работали, говорили, что Кристина одна стоит двух крепких мужчин. Она носилась по затемненному Лондону, машину вела, как заправский водитель, насвистывая и отпуская шутки, даже когда вокруг были одни пожары. Ее прозвали Бесстрашная, но Блогс знал Кристину лучше других. Она, несомненно, боялась, хотя никогда этого не показывала. Блогс видел все – ее усталые глаза утром, когда вставал, а она, наоборот, ложилась на несколько часов после своей ночной смены, видел, что это не бесстрашие, не безрассудство, а мужество, и он гордился ею.

Когда Блогс соскочил с автобуса на остановке, дождь усилился. Он надвинул шляпу и приподнял воротник. В табачной лавке купил Кристине сигарет – жена недавно закурила, как и многие другие женщины. Ему всегда давали только пять штук – сигарет не хватало. Блогс положил их в свой бакелитовый портсигар.

Его остановил полицейский и попросил предъявить документы – еще две минуты потеряны. Мимо проехала санитарная машина – на такой же ездит его Кристина – затем реквизированный военными грузовик для перевозки фруктов, выкрашенный в серый цвет.

По мере приближения к дому Блогс почему-то начал нервничать. Взрывы раздавались все ближе, в небе ясно слышался гул самолетов. Ист-Энд опять лупят с воздуха – черт, придется спать в убежище, ужинать тоже будут там. Убежище было совсем рядом, и он ускорил шаг.

Блогс свернул на свою улицу, увидел санитарные машины, пожарных и побежал.

Бомба попала как раз на их сторону, где-то в центре. Должно быть, около дома. «Боже милостивый, только не в наш, только…»

Прямое попадание – точно в крышу. Дом буквально развалился, как карточный домик. Он подбежал к толпе, где были его соседи, пожарники, добровольцы.

– Где моя жена? С ней все в порядке? Она вышла или там?

Старый пожарный посмотрел на него.

– Сынок, вся беда в том, что оттуда никто не выходил.

Спасатели разбирали обломки. Вдруг один из них закричал:

– Идите скорее сюда! Боже, да это Бесстрашная Блогс.

Фредерик сразу бросился к нему. Кристина лежала под большим обломком кирпичной стены. Сверху можно было увидеть ее лицо, закрытые глаза. Спасатель крикнул:

– Ребята, кран сюда, быстро.

Кристина застонала и пошевельнулась.

– Она жива! – сказал Блогс скорее самому себе. Он наклонился, стал на колени и снизу ухватился руками за край кирпичной плиты, пытаясь ее приподнять.

– Не надо, так просто ее не сдвинуть, – сказал спасатель.

Тем не менее, плита чуть подалась.

– Да ты сам убьешься! – Спасатель стал ему помогать. Когда удалось оторвать плиту от земли фута на два, они смогли навалиться на нее плечом. Сейчас Кристина была свободна от тяжести. К ним подбежал еще один, за ним еще… Пот градом стекал с их лиц.

– Вы держите, я ее вытащу, – крикнул Блогс. Он подполз под плиту и дотянулся до Кристины.

– Вот сволочь, соскальзывает, – прокричал кто-то рядом.

Крепко прижав жену к груди, Блогс уже почти вылез, но зацепился и на секунду выпустил ее из рук. Мгновение оказалось роковым. Соскользнув, плита с грохотом упала, спасатели отпрыгнули. Когда Блогс увидел, что жена осталась внизу и на нее опустилась плита, он понял, что это конец.

Чуть удалось разобрать обломки, Блогс бережно отнес ее в машину, и «скорая» моментально тронулась. Перед тем, как умереть, Кристина на миг открыла глаза и прошептала:

– Придется тебе побеждать в этой войне без меня, малыш.

Сейчас, уже более чем год спустя после той трагедии, он шагал вниз по Хайгейт, слезы и капли дождя смешались на его щеках. Та женщина, хозяйка дома, сказала сущую правду. Он понимал, откуда берется ненависть.

* * *

На войне мальчишки становятся мужчинами, мужчины – рядовыми, затем рядовые продвигаются по службе и получают новые звания. Так случилось и с Билли Паркином, который ушел в армию прямо из того дома на Хайгейт. Ему было восемнадцать лет, и, в принципе, по возрасту он должен бы сейчас быть подмастерьем на кожевенной фабрике своего отца в Скарборо. Однако в армии он сумел всех убедить, что ему двадцать один; Паркину присвоили звание сержанта и сделали командиром отделения. Союзники наступали, и он вел своих людей вперед в жару, через сухой лес к пыльной итальянской деревне с домами из белого известняка.

Итальянцы капитулировали, но немцы продолжали сражаться и оказывать сопротивление. Большей частью именно с ними приходилось иметь дело англо-американским войскам в Италии. Союзники наступали на Рим, и отделению сержанта Паркина предстояло пройти долгий путь.

Они вышли из леса на вершину холма и залегли, тесно прижавшись телами к земле. Внизу находилась деревня. Паркин оторвался от бинокля и сказал:

– Мать твою, сейчас все отдал бы за долбаную кружку чая. – В армии он быстро узнал вкус спиртного, сигарет, женщин. Он во всем, даже в выборе крепких словечек, старался не отстать от бывалых солдат. На проповеди Билли больше не ходил.

В одних из этих деревень была организована оборона, в других – нет. Паркин по достоинству оценил такую тактику – пробираешься к деревне и не знаешь, что тебя ждет, поэтому приходится идти очень осторожно, а на это уходит время.

У подножия холма почти не за что спрятаться – только несколько одиноких кустов, и сразу же за ними начиналась деревня. Сначала несколько белых домов и речка с перекинутым через нее деревянным мостом, далее еще дома, небольшая деревенская площадь, ратуша и часовня. Все пространство от часовни к мосту хорошо простреливалось, и здесь вполне могли притаиться немцы. Несколько человек работали в поле рядом с деревней. Одному Богу известно, кто они на самом деле. Это могли быть крестьяне, в принципе, кто угодно из итальянцев: фашисты, мафиози, корсиканцы, партизаны, коммунисты; возможно, даже переодетые немцы. Не знаешь, на чьей стороне эти люди, пока не начинается стрельба.

– Давай, капрал, – сказал Паркин.

Капрал Уоткинс скрылся в лесу и через пять минут появился на грязной дороге, ведущей в деревню, в широкополой крестьянской шляпе и старом ветхом одеяле поверх формы. Он медленно брел по дороге, шаркая ногами, за плечом висела котомка. Вот капрал добрел до окраины деревни и скрылся в темном проеме одного из близлежащих домов.

Через минуту он вышел. Прижавшись к боковой стене дома, капрал, как и было условлено, три раза помахал рукой ребятам, в напряжении ждавшим на холме.

Отделение спустилось с холма в деревню.

– Все чисто, сержант, – доложил Уоткинс.

Паркин кивнул. Это еще ничего не значило, впереди была река.

– Теперь ты, Веселый! Вот твоя Миссисипи, действуй.

Рядовой Хадсон, которого в отделении звали Веселым, снял с себя каску, оружие, всю амуницию, форму и аккуратно сложил на траве, затем нырнул в узкую речушку и пропал. Вот он появился на другой стороне, вскарабкался на берег и скрылся меж домов. На этот раз разведчика ждали дольше – необходимо было все проверить. Наконец, Хадсон вернулся.

– Ничего. Если они и здесь, то где-то прячутся, командир, – сказал он.

Солдат быстро оделся, отделение переправилось по мосту в деревню. Они прижимались к домам, когда входили на площадь. Птица слетела с крыши, и это заставило Паркина вздрогнуть. Ударом ноги солдаты резко распахивали двери – вокруг не было ни души.

Они стояли уже на краю площади. Паркин показал на ратушу.

– Ты туда входил, Веселый?

– Да, сэр.

– Тогда, похоже, деревня наша.

– Так точно, сэр.

Паркин сделал шаг – и тут началось. Захлопали выстрелы из винтовок, вокруг засвистели пули, кто-то кричал. Отделение бросилось врассыпную. Паркин побежал, петляя и пригибаясь. Уоткинс, который вырвался чуть вперед, вдруг дико закричал и схватился за ногу, Паркин подхватил капрала. Пуля царапнула его по каске. Он добежал до ближайшего дома, пнул дверь и рухнул на пол.

Выстрелы стихли. Паркин осторожно выглянул наружу. На площади лежал только раненый Хадсон. Солдат пошевелился – в ответ прогремел выстрел. Хадсон затих.

– Суки! – выругался Паркин.

Уоткинс возился в углу со своей ногой и ругался.

– Пуля там? – спросил Паркин. Уоткинс взвыл от боли и, морщась, показал ему что-то в руке.

– Уже нет.

Паркин опять выглянул.

– Боши в часовне. Как они там уместились? Должно быть, их немного.

– Но стреляют они неплохо.

– Да уж, прижали нас. – Паркин нахмурился. – У тебя остался динамит?

– Ага.

– Лежи, я сам взгляну. – Паркин открыл его полевую сумку и вытащил динамитные шашки. – Вот, бери. Установи взрыватель на десять секунд.

Остальные находились в доме напротив.

– Эй! – крикнул Паркин.

В проеме двери показалось лицо.

– Это вы, сержант?

– Я сейчас брошу «помидор». Когда закричу, прикройте меня огнем.

– О'кей.

Паркин зажег сигарету. Уоткинс дал ему связку динамитных шашек. Паркин скомандовал:

– Огонь!

Он поджег шнур от сигареты, высунулся на улицу, размахнулся, и изо всей силы бросил связку в часовню. Сержант едва успел спрятаться назад в дом, как его буквально оглушила беспорядочная стрельба, которую вели ребята из дома напротив. Пуля чиркнула по дереву, и ему прямо в щеку отлетела щепка. Наконец, раздался взрыв.