Текст книги "Я ви ги (ЛП)"

Автор книги: Кэмерон Джейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Кэмерон Джейс

Явиги

(Дневники Братьев Гримм. Приквелы #10)

Переведено специально для группы

˜"*°†Мир фэнтез膕°*"˜ http://vk.com/club43447162

Переводчики romanenkokarina, 289080659, NDobshikoVa

Редакторы Евгения Волкова, NDobshikoVa

Обложка Татьяна Шкребнева

Внимание! Данный перевод подготовлен только для ознакомительного чтения.

Явиги

Со слов Гримма Песочника

Чернильный Хранитель Снов и Собиратель Песочных Книг

Дорогой дневник,

Один мудрый человек сказал однажды, что величайшая хитрость дьявола состоит в том, что он убедил мир, будто его не существует¹.

Меня всегда интересовало: почему люди верят всему, что им говорят, или что они прочтут? Если начать рассказ словами «Жили-были…», то все будут ждать в конце фразу «И жили они долго и счастливо». А если начать с «Это была мрачная, грозовая ночь», то они начинают искать монстра под кроватью.

Словно мы все ожидаемо предсказуемые, слеплены по тому образцу, который хотят видеть окружающие. Словно то, как они видят истории – единственная и определяющая истина, а наш вариант – сплошная ложь.

Если задуматься, то каждая сказка, которую нам когда-либо рассказывали, даже самые правдивые, – это ложь. Такова уж человеческая натура. Мы любим ложь, мы её лелеем. Даже хуже – мы её пересказываем друг другу. Но только с одним условием: ложь должна быть красивой, чарующей и захватывающей. Наши герои отправляются в глубины ада и возвращаются вновь, возможно, чтобы поцеловать ту, что хранит ключ к истинной любви.

А раз так, истории просто ни могут не быть предсказуемыми. Вы знаете, кто герой, а кто злодей, и двести с чем-то страниц спустя, герой обязательно побеждает.

Прочитано! Следующая книга, такая же история с небольшими изменениями.

А вот история, которую я вам расскажу, далека от предсказуемости, и к концу этого дневника вы поймёте, о чём я говорю. Вы будете шокированы, ведь ещё до того, как начать рассказ, я знаю, кто вы. Да-да, вы, читатели Песочных Книг. Вы удивитесь, насколько вы сами предсказуемы, а я позволю вам узнать завершение этой истории.

Возьмём, к примеру, рассказ о Королеве Скорби. В какой части дневника я бы её не упомянул, читатель будет кривить губы при каждом её появлении, осуждая её за всё, но даже понятия не имея, каково её настоящее имя, или откуда она появилась.

Но кто я такой, чтобы говорить об этом? Я всего ли Чернильный Хранитель Снов, Собиратель Песочных Книг, обычный библиотекарь, собирающий и проверяющий подлинность дневников бессмертных сказочных персонажей каждые сто лет. Я – как книга, которую вы разорвали пополам только оттого, что история, которую вы читали, пошла не тем путём, которого вы хотели. Внезапная ярость всегда была самым неконтролируемым грехом человеческим. Вы ненавидите книги, даже не задумываясь, что книга – просто посланница, она не имеет отношения к судьбам героев, разворачивающимся меж её страниц. Книга лишь передаёт события после того, как они уже произошли.

Так с чего мне начать? «Это была мрачная, грозовая ночь»? Думаю, да. Теперь вы догадываетесь, куда ведёт этот рассказ…

Это была мрачная, грозовая ночь, заставшая меня в уединённом Трактире на краю земли. Я еле-еле пробрался сквозь грозу, накрывшую Тёмный лес. Я рисковал своей жизнью, но, спустя два дня, добрался до Трактира. Он был одним из самых жутких мест Королевства Скорби.

Чёрный шёлковый плащ под коричневым шерстяным пальто защищал мою кожу от ужасного холода. Снежинки садились на мою длиную белую бороду, а покрывшиеся инеем ресницы почти не двигались, когда я подходил к Трактиру.

У двери в Трактир меня встретил мой личный ворон и опустился на плечо. Я выпрямил спину и вошёл в пещеру, делая вид, что путешествие было таким же простым, как засыпание песка в глаза детям, пока они спят – подработка, которой я занимался, будучи Чернильным Хранителем.

В Трактире было темно и тихо. В неосвещённом углу зазвенела пара стаканов, а у бара спиной ко мне сидел одинокий мужчина. Я усмехнулся. Именно его я и пришёл увидеть.

– Якоб, – хлопнул я его по спине и забрался на соседний высокий стул.

Он медленно повернулся ко мне и глянул из-под ресниц тяжёлым взглядом, изо всех сил притворяясь трезвым.

– Песочник Гримм, – слабо улыбнулся Якоб. – Не знал, что ты приходишь к пьяным мужчинам.

– А я не знал, что ты пьёшь, – я снова хлопнул его по спине. – Просто поверить не мог, когда мне сказали, что ты здесь, на краю земли, напиваешься, чтобы заснуть.

– Тебе легко говорить, – произнёс Якоб. – Ты Песочник. Вся твоя жизнь – большая сказка. Ты сыпешь песок детям в глаза и убаюкиваешь их. Бьюсь об заклад, у тебя нет проблем со сном, – он чуть наклонился вперёд, – потому что тебя, в отличие от меня, не мучают ночные кошмары.

Я не хотел на это отвечать. Он почти ничего не знал обо мне. О, поверьте, он действительно почти ничего не знал обо мне. Интересно, почему никто никогда не задавался вопросом, кто сыпет песок в глаза Песочнику, пока тот спит. Но это уже совсем другая история.

– У меня ночные кошмары, Песочник.

Якоб стукнул кружкой по деревянной барной стойке, подзывая владельца Трактира – парнишку с копной волос и густыми бакенбардами, протирающего стаканы. – Ночные. Кошмары. Мрачные, жуткие и отвратительные, – пояснил Якоб.

– Ясно, – ровно ответил я.

Якоб выглядел гораздо более слабым и уставшим, чем прежде. Он рассмеялся, будто издеваясь над самим собой. Как грешник, играющий в русскую рулетку, отдавая свою судьбу револьверу в своих руках из-за того, что не мог понять – он добро или зло.

– Ты Песочник? – спросил он, будто предыдущего разговора не было, и он только что увидел меня, вошедшего в Трактир.

– Да, – кивнул я в ответ на этот глупый вопрос.

– Тогда можешь уложить меня спать? – он сильно хлопнул меня по плечу. – Попросишь Бога, чтобы сохранил мою душу?

Теперь он был настолько пьян, что начал петь.

– А если я умру, прежде чем проснусь? – в глазах застыли слёзы и он даже повторил:

– А если я умру, прежде чем проснусь? Попроси Бога забрать мою душу².

– Не переживай, Якоб. Я не удивлён, что тебе снятся кошмары. Они мучают большинство писателей.

– Ты называешь меня писателем? – он усмехнулся своему вопросу.

– Ты Якоб Карл Гримм, – произнёс я. – Тебя будет помнить и ценить весь мир. Ну, не наш мир, а человеческий.

– Меня не должны ценить или помнить, и я не писатель. Я фальсификатор сказок, убийца персонажей и манипулятор историями, – он стал говорить тише, не спуская глаз с невидимых людей в углу, постукивающих стаканами. – Люди считают, что я собираю сказки для детей, Песочник. Куда уж дальше от правды! Только посмотри на то, что мы сегодня сделали!

– Это должно было быть сделано, – ответил я. – И мы все знаем почему. Не вини себя так.

– И мы? – посмотрел он на меня.

– Что «и мы»?

– И мы все знаем, почему я фальсифицирую сказки?

– Не понимаю, о чём ты говоришь.

Я начал раздражаться, и не только из-за его странных вопросов, но и из-за серебряного подсвечника за спиной владельца Трактира. Меня нервировала его отражающая поверхность. Я ненавидел зеркала. Не всегда, нет. Но сегодня я их терпеть не мог и не хотел видеть в нём своё отражение, поэтому чуть-чуть сместился в сторону.

– Смотри на меня! – потребовал Якоб. – Я тебе вопрос задал.

– Не знаю, Якоб, – пожал я плечами. – Я простой Песочник, получивший новую возможность собирать дневники. Это ты подделывал истории. У тебя должны были быть на то свои собственные причины.

Я не стал рассказывать ему, что проверил кучу сказок. В некоторых вещах абсолютно не было смысла, но у меня тогда была другая забота, поэтому я на всё смотрел сквозь пальцы. Я сейчас здесь для кое-чего более важного.

– Ты прав, – повесил голову Якоб. Я не знал, он готов упасть в обморок или провалиться со стыда. Я всегда слышал, что Якоб приятный человек, доверенный наставник для многих других писателей. Но в данный момент он таким не выглядел. Он менялся. – Это я виноват. Во всём виноват я.

Якоб поднял голову, но я не был уверен, что он меня видит.

– Правда в том, что на самом деле я не знаю, что есть правда.

– Да уж, загадочную фразу ты сейчас произнёс.

– Это так, и так оно должно быть, потому что я изменял истории, которые мне рассказывали. Ты можешь в это поверить? Я изменял истории, которые получал от других. А может те, кто мне их рассказывал, тоже лгали?

Слова Якоб были такими искренними.

– Но ты же должен был найти какие-то доказательства, почему так поступал?

– Конечно, находил, – произнёс Якоб. – Я заглянул в глаза тьме, и не думаю, что с тех пор она спускала с меня глаз.

– Ты имеешь в виду… – я пожал плечами. – Королеву Скорби? Белоснежку? Или кого?

– Я имею в виду то, что имею в виду, – он похлопал меня, словно защищая от витавшего в воздухе вокруг нас зла. – Я не хочу, чтобы ты знал об этом. Лучше оставайся и дальше Песочником – милым и заботливым человеком, засыпающим песок в глаза детям.

– Но я всё равно, так или иначе, узнаю правду, когда начну собирать дневники, – улыбнулся я, гордясь тем, что мне поручил такую работу сам Морфей, Король Мира Сновидений.

– Это произойдёт только через сотню лет, – ответил Якоб. – А пока я хочу, чтобы ты оставался таким же заботливым и любящим, как и прежде, потому что, когда ты прочтёшь эти дневники, твоя жизнь полностью изменится.

– К худшему или к лучшему?

– А это тебе предстоит решить самому. Такие решения всегда принимает читатель, и даже самый умелый фальсификатор не сможет обмануть читателя, – он слабо усмехнулся, выделив слово «фальсификатор». Он даже поднял подсвечник и секунду смотрел на свои зубы в отражении. Я отклонился назад, чтобы не отражаться в его поверхности, и плотнее натянул капюшон на голову. Чёртовы зеркала.

– Так зачем ты здесь, Песочник? – спросил Якоб, отставляя в сторону подсвечник. – Проведать старину Якоба Гримма?

– Не совсем, – ответил я.

– Печально. Я думал, ты обо мне заботишься, – он наклонился ко мне и скривил забавную пьяную рожицу. – Расскажи мне, какие сны ты засыпал в мои глаза, когда я был ребёнком?

Это был искренний вопрос, и меня это поразило.

– Не тот ли, когда я ехал в карете с прекрасной женщиной, но стоило мне её поцеловать, как она превратилась в лягушку?

Я чуть не засмеялся, потому что вопрос определённо был искренним.

– Я здесь для того, чтобы спросить у тебя, что ты делал с Морфеем, – твёрдо произнёс я и пожал плечами. – Всё прошло гладко, когда вы накладывали заклятия на персонажей сказок?

Якоб нахмурил брови.

– Это ещё что за вопрос? – откинулся он назад. – Разве ты не знаешь, как всё прошло? Ты не встречался с Морфеем?

– Пока нет. Я вернулся из долгого путешествия, – ответил я. – Я лишь слышал, что он назначил меня собирать Песочные Книги каждое столетие. Я прочёл несколько коротких дневников, которые Морфей считал ложью, и теперь они не будут учтены в течение ста лет. Но если не хочешь рассказывать, я могу спросить Морфея.

– Да всё в порядке, – Якоб потрепал меня по плечу и улыбнулся. – Ты такой милый человек, такой наивный, такой добрый в душé. Я расскажу тебе то, что ты хочешь знать. Морфей предал забвению всех персонажей моих книг в Мире Сновидений, – он снова рассмеялся, но в этом смехе слышалась боль.

– И что?

– Это было непросто. Вся эта магическая чушь, заклинания и правила Мира Сновидений. Но, в конце концов, мы наложили заклинание.

– Как? – поинтересовался я. – Я слышал, что многие из них ещё бодрствуют.

– Чтобы заклятие полностью сработало, надо семь дней, – произнёс Якоб. – Мы наложили его только вчера. Несколько Охотников за Сновидениями похоронят героев сказок в их снах различными способами. Мне говорили, что это будет жестокая охота.

– Ты знаешь, как Охотники за Сновидениями делают это?

– Нет, – покачал головой Якоб. – Нам не положено это знать. Это тайное искусство, – Якоб опустил голову и зашептал: – Охотники за Сновидениями работают на Небеса, – пояснил он. – Они наполовину люди, наполовину ангелы, и Морфей сказал, что нам нельзя знать о них больше, чем мы уже знаем.

– Интересно, – почесал я подбородок. – Звучит так, будто ты мечтаешь от них избавиться.

– Это не так-то просто, – заключил Якоб, снова ведя себя, как трезвый человек. – Наложенное заклятие работает не так, как я предполагал.

– Это как?

– Морфей сказал, что у настолько масштабного заклятие всегда есть последствия. И он сказал, что миру нужно равновесие в подобных случаях.

– Не понимаю.

– Он сказал, что хоть заклятие и похоронит их в снах, но они смогут просыпаться каждые сто лет на определённое количество времени.

– Это так необходимо?

– Всё дело в равновесии, о котором говорил Морфей. Так должно быть. Он что-то упоминал про алхимию, но я не совсем уловил суть.

– Кажется, я знаю, о чём ты говоришь, – произнёс я. – В алхимии невозможно создать заклятие, пока не отдашь что-то взамен. Таково всемирное правило магии и заклятий. Равновесие найденного и потерянного.

– Ну, раз ты так говоришь, значит, так оно и есть, – отхлебнул из кружки Якоб. – Только вот что будет, если они вернутся? Проблема. Смогут ли они изменить историю? Сменить роли? Разрушить наложенное заклятие? Или ещё хуже – смогут ли они рассказать всему миру, что случилось на самом деле? Какое нерациональное правило. Мне оно не нравится?

– А Вильгельму? Ему нравится? – спросил я, зная, что Вильгельм всегда испытывал слабость к персонажам. Он всех их любил и считал, что большинство из них хорошие, просто неправильно понятые.

– Естественно, Вильгельму нравится. Боюсь, когда дело доходит до взглядов на заклятие, мы с моим братом становимся врагами. Ты ведь знаешь, как он продолжал настаивать на добавление в поддельные истории маленьких ниточек, ведущих к правде.

– Он на таком настаивал? – удивился я.

– Всегда. В каждой сказке, которую мы собрали или изменили, он оставлял намёки на истину. Он даже начал распространять по Королевству Скорби колыбельные, в которых тоже скрыта за загадками правда.

– Колыбельные?

– Сейчас их называют потешки и прибаутки – коротенькие песенки, содержащие намёки на исторические события, в форме радостных детских стишков. Должен сказать, очень умно со стороны Вильгельма. Детям они нравятся, и они поют их постоянно. Подобным образом Вильгельм обеспечил бессмертность этим стихотворениям, век за веком.

– Вильгельм всегда был умён, но почему ты такое одобрил?

– Я не мог его остановить. Морфей всё время был на его стороне. Как я и говорил, он хотел равновесия. Если мы хотели изменять истории, то должны появляться и подсказки, указывающие на истину. Таковы правила Мира Сновидений.

– Понятно, – кивнул я. – И это всё? То есть, я до сих пор не понимаю, из-за чего именно весь тот конфликт, но, похоже, пойму, когда прочитаю дневники. Кстати, в одном из них я прочитал кое-что о Коллекции Сердец. Ты об этом что-то знаешь?

Якоб внезапно резко протрезвел и схватил меня за плащ.

– Никогда даже не заговаривай о том, чего не знаешь. Пока не прочтёшь полностью дневники, даже не упоминай о Коллекции Сердец, – глаза Якоба снова метнулись к тёмному углу Трактира. – Ты меня услышал? – прошептал он, глядя мне в глаза.

– Хорошо, хорошо, – я не мог разжать его пальцы, сжавшие мою одежду. – Ты так реагируешь, словно это Святой Грааль.

– Ты не понимаешь. Это гораздо важнее, чем Святой Грааль. Ты задаёшь мне слишком много вопросов, которые не должен задавать. Проще тебе встретиться с Морфеем и узнать всё у него. Так что оставь меня наедине с гложущей меня виною.

– Подожди, у меня ещё остался один вопрос, – непреклонно заявил я, пока Якоб по-прежнему стискивал мой плащ. Я был упрямым стариком.

– А ты не сдаёшься, так, господин Песочник?

– Я хотел бы узнать имя, которое дал тебе Морфей из Мира Сновидений.

– И зачем тебе его знать? – подозрительно сощурился Якоб.

– Пожалуйста, ты можешь просто ответить? – взмолился я, снова избегая отражения в подсвечнике. – Я пытаюсь узнать всё об этом мире. Вскоре на меня ляжет ответственность собирать дневники. Различные точки зрения из различных источников помогут мне увидеть картину происходящего целиком и решить, что есть правда, а что – ложь. Поэтому прошу, помоги мне. Я не знаю, когда мы снова сможем увидеться.

– Если бы ты не был Песочником, которого я всегда любил, я бы тебе не сказал. Но я понимаю твоё рвение узнать как можно больше, – Якоб снова сделал глоток. Не думаю, что он рассказал мне больше, если бы не был пьян. – Это Явиги.

– Явиги?

– Да, – подтвердил Якоб. – И ты не станешь спрашивать меня, что это имя значит или как оно было создано. Я и так сказал тебе достаточно.

– Конечно, нет, – я слегка передвинулся, жутко желая узнать больше. – Я знаю всё о силе имён и знаю, что сила имён Мира Сновидений заключается в знании истинного значения имени. Некоторые имена надо читать задом наперёд; некоторые являются анаграммами; некоторые происходят от древних языков, например, латинского; а некоторые являются аббревиатурами. Если раскрыть эту загадку, то можно узнать значение, спрятанное за именем. И таким образом контролировать его силу и получить доступ к снам тех, на кого было наложено заклятие.

– Всё верно, дядюшка Песочник. Ты же не против, если я буду тебя так называть? – он снова наклонился ко мне и прошептал сквозь пальцы: – Это тоже своеобразная аббревиатура. Я-Ви-Ги. Каждый слог – аббревиатура определённого слова. Теперь доволен? – он подмигнул мне и откинулся обратно на спинку стула. – Но не жди, что я расскажу тебе, что это за слова.

– Понимаю, – кивнул я и окинул взглядом помещение, особенно тёмный угол. – Знание истинного имени в мире Сновидений опасно, а мы ведь не хотим, чтобы заклинание разрушилось. Особенно после того, через что тебе ради этого пришлось пройти.

– Вот именно.

Якоб попросил владельца Трактира принести ещё выпивки.

– Мы ведь не хотим, чтобы Белосне…

– Хватит! – Якоб повернулся ко мне, яростно сверкая глазами. – Я больше ничего не хочу слышать об этих историях!

– Понимаю, – снова кивнул я, по-прежнему желая задать ещё кучу вопросов.

Я минуту наблюдал, как Якоб пьёт, не произнося ни слова. Как заставить его слушать меня?

– Знаешь, я тут прочёл несколько дневников. Ну… Те, которые называются Приквелами, – произнёс я.

– Переходи к делу, Песочник, – сказал Якоб. – Ты мне это уже говорил. Если ты продолжаешь их читать и верить всему написанному, то запутаешься ещё больше.

– Да, знаю. Просто послушай. Я понимаю, что ты не хочешь о них говорить, но мне интересно, читал ли ты именно этот дневник.

– Какой именно? – нетерпеливо спросил Якоб.

– О Королеве Скорби.

– Она написала их десятки, и большинство из них являются ложью, – произнёс Якоб.

– Тот, где она описывает день, когда родилась Бело… То есть, её дочь.

– Что? – прищурился Якоб. – Об этом случае тоже написан дневник?

– И не только, – пояснил я. – Этот дневник с каждым разом интригует меня всё больше и больше. Я могу тебе его прочитать, если не против. Он не очень длинный.

Якоб заинтересованно на меня взглянул. Его лицо засветилось любопытством, хотя он только что покончил с заклятием и не хотел больше ничего об этом слышать.

– Слушай, Песочник, – Якоб ткнул пальцем в бутылку, из которой пил. – Моя бутылка полупуста. Ты читаешь, пока я пью. Когда бутылка заканчивается, я ухожу, и мы с тобой снова долго не увидимся. А, и ещё ты платишь за мою выпивку! Так давай быстрее, прочитай этот чёртов дневник!

– Прочитаю, – ответил я и надел очки-половинки. – Давным-давно…

– Не надо этой чепухи, – перебил меня Якоб. – Это я придумал фразу «давным-давно». Переходи сразу к делу.

– Но так начинается дневник, – возразил я.

– Есть только одно истинное предложение, начинающееся с «давным-давно», Песочник. Вроде такого: «Давным-давно сказки были чертовски мрачными и жуткими, и это было восхитительно!»

Якоб истерически захихикал, снова ударяя по стойке, а потом со звоном чокаясь со стаканом владельца Трактира. Я расслышал смех из неосвещённого угла Трактира.

Якоб пил быстро, поэтому я решил, что буду читать дневник Королевы, не обращая внимания на его прерывания.

И вот что я прочёл от имени Королевы Скорби…

«…Я кричала от боли, когда у ворот моего замка остановилась карета доктора. Я лежала в своей королевской кровати, а мой любимый муж, Король Скорби, сгорбившись, смотрел в окно. Он ужасно меня любил. Моя боль была его болью, и я знала, что он не мог стоять и смотреть на меня, пока я так страдала.

Для него было лучше смотреть в окно и наблюдать, как из стены снега появляется повозка доктора. Спустя несколько мгновений мой муж повернулся ко мне и улыбнулся. Доктор прибыл.

Я еле-еле кивнула и сильнее сжала руку своей служанки, изо всех сил пытаясь справиться с болью в спине. Слуги смотрели на меня с сочувствием и участием, а у меня от боли чуть не ломались кости. Каждый мускул в моём теле дрожал, когда я выгибала спину, стараясь облегчить боль. Слуги советовали мне прикусить угол подушки. Я так и сделала, но это было бесполезно, и я продолжила кричать, что ещё больше усилило мою боль. Лёгкие горели от недостатка кислорода.

Предыдущие доктора советовали мне медленно вдыхать на четыре счёта, а потом выдыхать. Я пыталась, но это тоже оказалось бесполезным. Всё эти чёртовы доктора тоже были бесполезны. Я не могла спокойно дышать, пока эта боль разрывала меня изнутри. Вместо этого я начинала дышать часто, прерывисто, как задыхающаяся собака или вытащенная на берег рыба.

Я заметила своё отражение в зеркале на стене и не могла поверить, что это я. Я всегда была самой красивой в королевстве. Но больше нет. Я выглядела безумной, околдованной старухой, а к моему телу липла промокшая от пота ночная рубашка.

Но я не могла отвести взгляд от зеркала, потому что видела мрачное будущее, что меня ожидает. Оно отпечаталось на моём лице. Я боялась неизвестности, что принесёт мне моя дочь, которую я собиралась родить.

Мои мысли затопили жуткие образы. Я представляла, как она рождается наиболее чудовищными способами, вылезая из моих внутренностей и разрывая меня пополам.

И хоть я и знала, каким чудовищем беременна, я хотела этого ребёнка больше, чем что-либо на свете. Я пожертвовала всем дорогим, чтобы иметь её, и я намерилась её родить.

– Держись, дорогая, – произнёс мой муж. – Доктор, наконец, приехал. У него должно быть решение.

– Какое? – прокричала я. – Ты посылал за многими, но никто из них не смог помочь.

– Его зовут Фредерик Ван Хельсинг, – ответил король. – Он голландец, хотя и родился в Лоре в Германии.

– Лоре? – удалось выдавить мне между всхлипами и прерывистыми вдохами. Мой муж родился в Лоре, хотя его предки были венграми.

Король на секунду остановился, взглянул на слуг, опасаясь, что они узнают о нас больше, чем должны.

– Не беспокойся, – вскрикнула я и стиснула руки моих служанок сильнее. – Я им доверяю.

Мой муж отсутствовал несколько месяцев, ведя масштабную войну против захватчиков, пытавшихся проникнуть в наше королевство.

– В таком случае, тебе стоит знать, что Ван Хельсинг тоже о нас знает. И он знает, что она такое, – он имел в виду мою ещё не рождённую дочь. – Он изучал подобных ей по всей Европе, и он очень хорошо обучен. Он знает о пророчествах.

В то время Европе угрожало то, что местные называли «Вампирским Безумием» – необъяснимый феномен, когда люди возвращались из могил кровососущими созданиями.

Спустя несколько минут в комнату вошёл доктор Ван Хельсинг. Он был невысоким, с широкими плечами и заметным немецким акцентом.

– Бог мой! – произнёс он. – Я всегда хотел с вами встретиться, Ваше Величество, – обратился он к моему мужу. Король был легендой во всей Европе – да, легендой жуткой, но незабываемой.

– У нас на это нет времени, – ответил мой муж. – Пожалуйста, называйте меня Ангел.

Он пожал руку Ван Хельсингу, а потом легонько похлопал её второй рукой, будто скрыто умоляя мужчину спасти меня.

– Никогда не посмею обратиться к Его Величеству по имени, – склонил голову Ван Хельсинг, так и не сняв шляпу.

– Хватит формальностей, – жёстко произнёс Ангел, заставив сердце ванн Хельсинга сжаться от страха. – Рад, что вы приехали. Сколько дней и ночей заняла у вас поездка?

Это была неотъемлемая часть характера моего мужа: в одно мгновение он пугает человека, а во второе – уже заботлив, как никогда.

– Двадцать один день и ночь, мой Король, – Ван Хельсинг не смог себя заставить назвать правителя по имени. – Мы шли на «Деметре»³, самом храбром корабле всех морей. Прежде чем взойти на корабль в Испании и пересечь океан, а посоветовался с докторами Европы. Мне потребовалась неделя на материке, а потом я отправился в Королевство Скорби.

– Вы встречались с моим отцом? – обеспокоенно спросил король.

– Не беспокойтесь, мой Король. Он не знает, что я здесь. А если бы узнал, то сейчас я был бы уже мёртв.

Ван Хельсинг повернулся ко мне и снял шляпу.

Даже в такие мрачные моменты упоминание отца Ангела заставило вздрогнуть моих служанок.

Ван Хельсинг нарушил стоявшее в комнате напряжение, обратившись ко мне и сняв шляпу:

– Это огромная честь, моя Королева.

– Пожалуйста, помогите мне ослабить боль! – прокричала я.

– Слушаюсь, – произнёс он.

Фредерик Ван Хельсинг начал меня осматривать, и я немного успокоилась после того, как он дал мне сок золотого яблока. Доктор утверждал, что это было его изобретение. А за пару мгновений до того, как он напоил меня ещё одной жидкостью, я чуть не потеряла сознание. Жидкость была синей, привезена им из Европы, и Ван Хельсинг называл её Русалиада. Он сказал, что это была кровь русалки – а синяя, предположительно, под цвет океана. Я не стала расспрашивать его – за свою короткую двадцатилетнюю жизнь я видела достаточно бредовых вещей. А в то мгновение я желала лишь одного – чтобы он облегчил мою боль.

– Ну, что? – спросил Ангел Ван Хельсинга. – Вы можете ослабить боль моей жены?

– Простите, – рассеянно произнёс Фредерик, думая о чём-то другом. – Это, скорей всего, находится за пределами моих возможностей.

– Что вы имеете в виду? – проревел Ангел. Фредерик отступил назад. Даже испытывая такую сильную боль, я боялась моего мужа в приступе ярости. – Я искал вас во всех уголках мира, потому что вы – специалист!

– Потерпите, мой Король, – произнёс Фредерик. – Единственный способ для вашей жены выжить – это отказаться от ребёнка, хотя это практически невозможно, потому что она может родить с минуты на минуту.

– И что вы предлагаете? – озадаченно спросил Ангел.

Ван Хельсинг медленно сделал шаг к Ангелу и попросил поговорить наедине. Я видела, как они отошли в угол комнаты. Ангел рассердился, услышав предложение Ван Хельсинга, но я его расслышать не могла.

Единственное, что я разобрала, были слова «Королева Батори». Я не была уверена, но мне показалось, что ванн Хельсинг связывает рождение моей дочери с восхождением Королевы Батори.

– Кто такая Королева Батори? – крикнула я Ангелу. – И что этот доктор тебе говорит?

– Да о чём ты? – Ангел подошёл ко мне, опустился рядом с кроватью на колени и сжал мою ладонь. Я знала, что на счёт Королевы Батори он лжёт, но хотела послушать, что ему придётся сказать. – Ван Хельсинг сказал, что может тебя спасти, – Ангел передёрнул плечами. – Если ты отпустишь нашу дочь.

– Что? – я взвизгнула от смеси боли и удивления. – Ангел, как ты можешь такое говорить?

– Знаю, – поцеловал он мою руку. – Я хочу этого ребёнка даже больше, чем ты, но, в конце концов, я могу потерять вас обеих.

– Я не откажусь от нашей дочери, – произнесла я. – Мне плевать, если я умру.

– Проблема в том, что вы можете умереть обе, – объяснил Ангел. – Помнишь, в самом начале ты думала, что беременна двойней?

Так и было. Когда я только забеременела, королевские доктора считали, что я жду двоих детей.

– Ван Хельсинг сказал, что это была правда. Доктора не ошиблись. Наша дочь… – Ангел снова передёрнул плечами. Для такого жестокого воина, каким был мой муж, он слишком часто передёргивает плечами.

– Что «наша дочь»? Говори, – взмолилась я.

– Она съела своего близнеца, – Ангел не мог посмотреть мне в глаза.

– Я в это не верю! – снова закричала я. – Это тебе Ван Хельсинг сейчас сказал? И кто такая Батори?

– Никакой Батори, – сказал Ангел, сжимая мою руку. – Ты неправильно расслышала. Всё, что сейчас важно, это ты. Я не могу жить без тебя. И ты знаешь, кем является наша дочь.

– Даже если она может быть одной из тех Вампиров, мне плевать, – сказала я. – Я покажу моей дочери этот мир. Она моя дочь. Меня не волнуют пророчества. Моя дочь заслуживает шанс на…

– Она не совсем вампир, моя Королева, – Ван Хельсинг почувствовал, что стоит вмешаться. – Она… – Ван Хельсинг передумал, словно напомнил себе остановиться и не произносить это имя.

– Что она? – потребовала я ответа.

– Она убьёт вас всех, – медленно ответил Фредерик и добавил: – Моя Королева, – он опустил голову, отказываясь рассказывать мне, что говорится в пророчестве о моей дочери. – Моя Королева, я могу вас спасти, но вы должны от неё отказаться.

– Я не откажусь от неё! – я повернулась к Ангелу и посмотрела на него молящим взором.

Нас прервал внезапный стук в дверь. Это был один из моих охотников.

– Они здесь, мой Король, – обеспокоенно произнёс охотник.

– Кто здесь? – спросила я.

– Наверно, они следовали за мной, – сказал Ван Хельсинг.

– Кто здесь? – снова закричала я. – Захватчики?

– Не совсем, моя Королева, – ответил охотник. – Они послали своих пантер.

– О Боже! – две служанки вскрикнули и отпустили мои руки.

– Чёрные пантеры, моя Королева, – произнёс Ван Хельсинг. – Они здесь для того, чтобы убить Вас и Короля. Я полагаю, когда захватчиком не удалось пересечь зачарованные границы королевства, они послали своих пантер, которые могут пройти везде.

Ангел заглянул мне в глаза.

– Ты уверена, что хочешь её сохранить? – спросил он, крепче стискивая мою ладонь.

– Я не откажусь от моей дочери! – ещё раз взвизгнула я. Сколько мне ещё это прокричать? Я – Королева! Почему никто в этой комнате мне не подчиняется?! – Меня не волнуют чёрные пантеры, и я буду бороться до последнего вздоха.

– Как скажешь, моя Королева, – ответил Ангел, уважая моё решение. – И я буду бороться вместе с тобой. Ради нашей дочери. Есть только один способ дать ей жизнь.

– Но, мой Король, она монстр… – попытался вразумить Ван Хельсинг.

– Да мне плевать, даже если она – сам дьявол во плоти! – проревел король. – Она моя дочь. Мы отвезём её в Тёмный Лес. Я знаю безопасное место у Древа Авалон. Помона нас защитит, – Ангел поднялся и приказал служанкам помочь добраться мне до кареты со специальными решётками на окнах, которая использовалась во времена войн.

Когда они начали поднимать меня с кровати, боль стала невыносимой. Я схватила Ван Хельсинга за рукав, идя к выходу.