Текст книги "Сумочка фей"

Автор книги: Келли Линк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

Вы были когда-нибудь в такой стране – Бальдезивурлекистане? Не были? Говорите, такая не существует? А вот бабушка нашей главной героини утверждает, что она именно оттуда! А еще она утверждает, что ей ни много, ни мало – 200 лет! Но самое главное – у нее еще есть особенная такая сумочка, сшитая из кожи черной собаки. А чем она такая особенная, спросите вы? Дело в том, что она волшебная, внутри нее живут феи, и даже целая деревня, откуда родом наша бабушка...

Вы конечно не верите? Я тоже! Но вдруг это все – правда?!

© ceh

Сумочкафей/ The Fairy Handbag

Келли Линк / Kelly Link

Перевела Lichttraegerin(В.Дмитриева)

Я раньше часто ходила со своими друзьями в магазины распродаж. Мы садились в поезд до Бостона и ехали в «Гармент Дистрикт», самый большой магазин винтажной одежды. Там все вещи распределены по цветам, и каким-то непостижимым образом вся одежда от этого кажется красивой. Это немного похоже на то, как будто вы проходите через шкаф, как в «Хрониках Нарнии». Только вместо Аслана, Белой Колдуньи и вселяющего ужас Юстаса перед вами предстает магический мир одежды, вместо говорящих животных вас окружают боа из перьев, свадебные платья, обувь для боулинга, рубашки с рисунком «огурцы» и ботинки «Доктор Мартенс». Все вещи распределены по вешалкам, так, что сначала вы видите черные платья, все вместе, будто вы оказались на самых больших в мире похоронах, которые проходят внутри помещения. А потом идут голубые платья – всех оттенков голубого, которые только можно вообразить, а за ними – красные и так далее. Розово-красные и оранжево-красные, и пурпурно-красные, и неоново-красные, как на табличках с надписью «выход», и красные как леденцы. Иногда я закрывала глаза, и Натали, Наташа, и Джейк вели меня к какой-нибудь вешалке и проводили платьем по моей руке. «Догадайся, какого оно цвета?»

У нас была теория, что можно научиться определять, какого цвета вещь, просто пощупав ее. Например, если вы сидите на лужайке, можно с закрытыми глазами определить, какой оттенок зелени у травы. Это зависит от того, насколько шелковисто-резиновой она кажется на ощупь. А когда щупаешь с закрытыми глазами одежду, все вещи из эластичного бархата кажутся красными, даже если они на самом деле не красные. Наташа всегда лучше всех угадывала цвета, но она еще и лучше всех умела жульничать и не попадаться на этом.

Однажды мы перебирали детские футболки и нашли одну с изображением кукол-марионеток из шоу «Маппетс» – Натали носила ее в третьем классе. Мы знали, что это была именно она, потому что на внутренней стороне футболки все еще было имя Натали, которое ее мама написала несмывающимся маркером, когда отправляла дочь в летний лагерь. Джейк купил эту футболку и отдал Натали, потому что в тот раз только у него были с собой деньги. Из нас троих работал только он.

Может быть, вам трудно понять, что такой парень, как Джейк делал в «Гармент Дистрикт»в компании девчонок? У Джейка было одно интересное качество – что бы он ни делал, ему всегда было хорошо. Ему нравится всё и все, но больше всего ему нравлюсь я. Где бы он сейчас ни был, я уверена, он радуется жизни и гадает, когда же и я появлюсь там. Я всегда опаздываю. Но он это знает.

Еще мы верили, что у вещей, как у людей, есть жизненные циклы. Жизненные циклы свадебных платьев, боа из перьев, футболок, обуви и сумочек связаны с «Гармент Дистрикт». Если вещи в хорошем состоянии, или в плохом, но от этого они становятся интереснее, после смерти они отправляются в «Гармент Дистрикт». Вы можете определить, что они мертвы, по их запаху. А когда вы их покупаете, стираете, снова их носите, и они начинают пахнуть вами, они переживают новое воплощение. Но все дело в том, что если ищешь конкретную вещь, нельзя сдаваться. Ее нужно очень хорошо искать.

В подвале «Гармент Дистрикт» потрепанные чемоданы, одежда и чашки продаются на вес. Можно купить восемь килограммов выпускных платьев всего за восемь долларов: облегающее черное платье, бледно-лиловое платье с буфами, розовое платье с лентами, переливающееся серебристое платье из парчи, настолько тонкое, что его можно продеть через кольцо от ключей. Я хожу туда каждую неделю в поисках сумочки фей, которая принадлежала моей бабушке Зофье.

Так вот, эта сумочка большая, черная и как бы волосатая. Даже с закрытыми глазами она черная на ощупь. Черная, как самый черный цвет в мире, и кажется, что если до нее дотронуться, рука может в ней увязнуть, словно в дегте или черных зыбучих песках, будто протягиваешь ночью руку, чтобы включить свет, но все, чего ты касаешься – это темнота.

В ней живут феи. Да, я знаю, как это звучит, но все же это правда.

Моя бабушка Зофья сказала, что это семейная ценность и что этой сумочке уже больше двухсот лет. Она мне это прошептала, когда умирала, и просила меня беречь ее. Быть ее хранителем. Я теперь за нее отвечаю.

Я ответила, что сумка не выглядела такой уж старой и что двести лет назад сумок еще не было, но это ее только разозлило. Она спросила: «Тогда скажи мне, дорогая моя Женевьева, куда же, по-твоему, пожилые дамы складывали свои пенсне, лекарства от сердца и спицы?»

Я знаю, что никто не поверит и десятой части этой истории. Ничего. Если бы я думала, что вы поверите, я бы не смогла вам этого рассказать. Пообещайте мне, что вы не поверите ни единому моему слову. Зофья всегда так говорила, когда рассказывала мне истории. На похоронах моя мама, то ли плача, то ли смеясь, назвала свою мать самой лучшей вруньей в мире. Думаю, ей казалось, что Зофья не по-настоящему умерла. Но я подошла к гробу, где лежала Зофья, и посмотрела ей прямо в глаза. Они были закрыты. В бюро похоронных услуг ее накрасили голубыми тенями и подводкой. Она выглядела так, будто бы собиралась вести новости на канале «Фокс», а не быть мертвой. От этого вида мне стало жутко и еще печальнее. Но это не должно было меня отвлекать.

«Ладно, Зофья, – прошептала я. – Я знаю, ты умерла, но это очень важно. Ты же знаешь, как это важно. Где сумочка? Что ты с ней сделала? Как мне ее найти? Что же мне теперь делать?»

Конечно же, она не сказала ни слова. Она просто лежала в гробу с легкой улыбкой на лице, как будто приняла все – смерть и голубую подводку для глаз, Джейка, сумочку, «Скраббл» ¹и Бальзацивурлекистан, все-все – за шутку . Да, у нее всегда было странное чувство юмора. Вот почему они так хорошо ладили с Джейком.

Я выросла в доме, по соседству с домом, где жила моя мама, когда была маленькой. Зофья Свинк, ее мать и моя бабушка, присматривала за мной, когда мама и папа были на работе.

Зофья никогда не была похожа на бабушку. У нее были черные волосы, которые она заплетала в маленькие остроконечные башенки из косичек, и большие голубые глаза. Она была выше моего отца. И вообще она выглядела как шпионка или балерина, или предводительница пиратов, или рок-звезда. И вела она себя так же. Например, она никогда никуда не ездила на машине – у нее был мотоцикл. Все это сводило мою маму с ума. «Ну, почему ты не можешь вести себя, как положено в твоем возрасте?» – негодовала она, а бабушка просто смеялась в ответ.

Мы с Зофьей часто играли в «Скраббл».Она всегда выигрывала, несмотря на то, что по-английски говорила далеко не идеально. Просто она решила, что ей можно использовать бальзацивурлекистанские слова. Бальзацивурлекистан – это место, где около двухсот лет назад родилась Зофья. Так она сказала. (Моя бабушка заявляла, что ей двести лет, или даже больше. Иногда она утверждала, что видела Чингисхана, и он был гораздо ниже ее. Хотя, наверно, у меня нет времени рассказывать эту историю.) Бальзацивурлекистан, помимо всего прочего, был еще и чрезвычайно ценным словом, за которое в нашей игре давалось много очков, даже несмотря на то, что оно не умещалось на доске. Зофья написала его, когда мы играли в первый раз. Я тогда очень радовалась, потому что за слово «застежка-молния» я получила сорок одно очко.

Зофья все переставляла слова на своей доске, а потом посмотрела на меня, будто подначивая запротестовать, и поставила слово «цивурлекистан» после «бальза».Использовав «вкусный», «застежка-молния», «просьба», «кисмет» и «спица», и сделав из «во» «вон», она написала «Бальзацивурлекистан», которое протянулось через всю доску и завернуло вниз с правой стороны.

Я засмеялась.

«Я использовала все свои буквы», – заявила Зофья и, облизнув карандаш, стала подсчитывать очки.

«Это не слово, – возразила я. – Нет такого слова «Бальзацивурлекистан». И потом, так нельзя. Нельзя написать слово из восемнадцати букв на доске, в которую поперек вмещается только пятнадцать букв».

«Почему же? Это страна, – пояснила Зофья. – Я там родилась, мой зайчонок».

«Поспорим? – спросила я и пошла за словарем, чтобы посмотреть, есть ли такая страна. – Нет такого места».

«Конечно, теперь его нет, – сказала бабушка. – Он был небольшим местечком, даже в те времена, когда он был местечком. Но ты же слышала о Самарканде и Узбекистане, о Шелковом пути и Чингисхане. Разве я не рассказывала тебе о своей встрече с Чингисханом?»

Я поискала в словаре Самарканд.

«Ладно, – согласилась я. – Самарканд действительно существует. Он настоящий. А вот Бальзацивурлекистан – нет».

«Сейчас его называют как-то по-другому, – пояснила Зофья. – Но ведь необходимо помнить, откуда мы. Думаю, это честно, что я использую бальзацивурлекистанские слова, ведь ты знаешь английский намного лучше меня. Крошка моя, ты должна мне кое-что пообещать, совсем пустяк. Пообещай, что ты запомнишь его настоящее название. Бальзацивурлекистан. Ладно, теперь у меня триста шестьдесят восемь очков за это слово. Так?»

Если сумочку фей называть правильно, это будет звучать как «орципаниканикч», что означает «кожаная сумка, в которой живет мир». Правда, Зофья всегда писала это слово по-разному. Это совершенно необходимо. Она объяснила, что его нельзя писать правильно, иначе может случиться беда.

Сумочку фей я так называла, потому что однажды, когда мы играли, я написала «феи». А Зофья сказала, что слово пишется с «й», а не «и». Она нашла в словаре правильное написание и признала, что проиграла.

Бабушка рассказывала, что в Бальзацивурлекистане доску и керамические плитки с буквами использовали для гадания и предсказания, а иногда просто так, шутки ради. Это чем-то напоминало нашу игру в слова. Бальзацивурлекистанцы использовали доску и пластинки для общения с людьми, которые жили под холмом. Эти люди знали будущее. Бальзацивурлекистанцы снабжали людей под холмом брагой из молока и меда, а деревенские девушки ходили на холм, чтобы провести ночь под звездным небом. Очевидно, люди из-под холма были очень симпатичными. Главное, никогда не спускаться в холм и оставаться там на всю ночь, даже если парень из-под холма очень красивый. Если остаться там хоть на одну ночь, наверху может пройти сотня лет. «Помни об этом, – наставляла меня Зофья. – Неважно, насколько красив молодой человек. Если он захочет, чтобы ты снова пришла к нему, это будет не самой лучшей идеей. Нет ничего плохого в том, чтобы развлечься, но на ночь оставаться нельзя».

Время от времени женщины из-под холма выходили замуж за мужчин из деревни, хотя это ничем хорошим не заканчивалось. Все дело в том, что женщины из-под холма ужасно готовили. Они никак не могли привыкнуть к деревенскому ходу времени, поэтому ужин всегда подгорал, или, наоборот, не был прожарен. Но они не выносили критики в свой адрес. Это ранило их чувства. Если деревенский муж жаловался или хотя бы казалось, что он собирался пожаловаться, всему приходил конец. Женщины из-под холма возвращались к себе домой, и даже когда их мужья извинялись и умоляли и упрашивали их вернуться, могло пройти три года, или тридцать лет, или вообще несколько поколений, прежде чем жены соглашались.

Даже самые удачные и счастливые браки между бальзацивурлекистанцами и людьми из-под холма распадались, когда дети вырастали и начинали критиковать обед. Все же в жилах всех жителей деревни текло и немного «холмистой» крови.

«В тебе она тоже есть, – сказала Зофья и поцеловала меня в нос. – От моей бабушки и от ее мамы. Вот почему мы такие красивые».

Когда Зофье было девятнадцать, шаманка из ее деревни бросила керамические плитки и увидела, что грядет беда. К деревне приближался конный отряд. Сражаться с ними смысла не было – они бы просто сожгли все дома, а юношей и девушек забрали бы в рабство. Но не это было самым ужасным. Скоро должно было случиться землетрясение, которое разрушит холм. Это значило, что деревня не сможет опять укрыться на ночь под холмом и выйти на утро, не опасаясь всадников, ведь они уже уехали бы месяцы, десятилетия или даже столетия назад.

Люди из-под холма были в опасности. Их дом погибнет, а их постигнет участь неприкаянных скитальцев, оплакивающих свою злую судьбу. Они будут обречены на скитания, пока не лопнет солнце, не рухнет небо и не выкипят океаны, а люди не высохнут и не превратятся в прах, который развеет ветер. Шаманка продолжала гадать и предсказала еще кое-что. Тогда люди из-под холма велели ей убить черную собаку, содрать с нее шкуру и сделать из нее сумку, в которую поместились бы цыпленок, яйцо и кастрюля. Так она и поступила, а люди из-под холма сделали сумку внутри такой большой, чтобы туда поместились вся деревня и все люди из-под холма, горы и леса, моря и реки, озера и сады, небо и звезды. А еще духи, сказочные чудовища, сирены, драконы, дриады, русалки, животные и все маленькие боги, которым поклонялись бальзацивурлекистанцы и люди из-под холма.

«Твоя сумочка сделана из собачьей шкуры? – спросила я. – Фу, какая гадость!»

«Лапочка моя, − ответила задумчиво Зофья, – собаки очень вкусные. Для бальзацивурлекистанцев это настоящий деликатес!»

Прежде чем прибыл конный отряд, жители деревни собрали все свое имущество и переехали в сумку. Застежка у сумочки была из кости. Если ее открыть одним способом, то можно увидеть простую сумку, в которую поместятся цыпленок, яйцо и кастрюля или очки, библиотечная книга и упаковка таблеток. Если открыть ее по-другому, окажешься в маленькой лодке, плывущей по устью реки. И по сторонам можно будет увидеть лес, в котором поселились бальзацивурлекистанцы и люди из-под холма.

А вот если сумочку открыть неправильно, можно очутиться во мгле, которая пахнет кровью. Там живет страж сумочки – пес, из шкуры которого она сшита. У стража нет шкуры, а от его воя уши и нос начинают кровоточить. Эта собака разорвет на части любого, кто повернет застежку не в ту сторону и не так откроет сумочку.

«Вот как не нужно открывать сумку, – пояснила Зофья и повернула замок, чтобы я видела. Она приоткрыла сумочку и протянула ее мне. – Давай, милая, послушай чуть-чуть».

Я наклонилась к сумке, но не очень близко. Ничего не было слышно.

«Я ничего не слышу», – сказала я.

«Бедный пес, наверно, спит, – предположила Зофья. – Даже кошмарам иногда нужен сон».

После того, как Джейка выгнали из школы, его все называли Гудини. Все, кроме меня. Я объясню, почему, но будьте терпеливы – трудно рассказывать все по порядку.

Джейк умнее и выше, чем почти все наши учителя. Хотя и не такой высокий, как я. Мы познакомились, когда были в третьем классе. Он всегда был в меня влюблен. Он говорит, что любил меня еще до третьего класса, даже до того, как мы встретились. А мне понадобилось время, чтобы влюбиться в Джейка.

В третьем классе Джейк уже все знал, не знал только, как знакомиться. Он преследовал меня целыми днями, и это меня так злило, что я пнула его по колену. Когда и это не помогло, я выбросила его портфель в окно автобуса. Это тоже не сработало, но в следующем году он написал несколько тестов, и учителя решили, что он может пропустить четвертый и пятый классы и сразу перейти в шестой. Даже я тогда из-за этого расстроилась. Но трюк с шестым классом не прошел. Шестиклассники постоянно окунали его головой в унитаз; тогда он поймал скунса и запустил его в раздевалку для мальчиков.

Руководство школы собиралось исключить его до конца года, но Джейк решил пропустить два года и перейти на домашнее образование. Он выучил латинский, иврит и греческий и научился писать стихотворения из шести шестистиший, делать суши, играть в бридж и даже вязать. Еще он умеет фехтовать и танцевать бальные танцы. Он работал в бесплатной столовой и снял настоящий фильм об игроках Супер Лиги, которые, разыгрывая Гражданскую войну, прямо в костюмах играли в экстремальный крокет, вместо того, чтобы стрелять из пушек. Он начал учиться игре на гитаре. Он даже написал роман, хотя я его никогда не читала – он сказал, что получилось отвратительно.

Когда через два года Джейк вернулся – тогда у его мамы впервые обнаружили рак – его опять определили к нам, в седьмой класс. Он все еще был намного умнее нас, но его ума уже хватало на то, чтобы понять, как лучше вписаться в коллектив. К тому же, он здорово играл в футбол и был очень привлекательным. А я уже говорила, что он играет на гитаре? Все девчонки в школе с ума по нему сходили, но после школы он шел со мной домой, играл с Зофьей в «Скраббл» и расспрашивал ее о Бальзацивурлекистане.

Маму Джейка звали Синтия. Она коллекционировала керамических лягушек и шутки-дразнилки.Когда мы были в девятом классе, у нее снова обнаружили рак. После смерти мамы Джейк разбил всех ее лягушек. Это были первые похороны, на которых я присутствовала. Через несколько месяцев папа Джейка пригласил его учительницу по фехтованию на свидание. Они поженились сразу после того, как Джейка выгнали из школы из-за его учебного проекта о Гарри Гудини в рамках курса истории для продвинутых.Это была первая свадьба, на которой я присутствовала. Мы с Джейком стащили бутылку вина и вдвоем ее выпили. После этого меня стошнило в бассейн кантри-клуба, а его прямо на мои туфли.

Как бы там ни было, люди из деревни и из-под холма счастливо жили в сумке уже несколько недель. Свою сумку они привязали к камню в высохшем колодце, который, как они определили, должен пережить землетрясение. Но некоторые Бальзацивурлекистанцы хотели снова выйти и посмотреть, что происходит в мире. Зофья тоже была с ними. Когда они поселились в сумочке, было лето, но когда они вышли оттуда и вылезли из колодца, падал снег, а их деревня превратилась в руины и кучу камней. Они брели по снегу – сумочку несла бабушка – и вскоре вышли к другой деревне, которую раньше никогда не видели. Все ее жители собирали вещи и покидали дома. Зофья и ее друзья почувствовали неладное, казалось, что вся история повторяется.

Они последовали за беженцами, которые будто бы знали, куда идти, и наконец оказались в городе. Зофья ничего подобного раньше не видела. Там были поезда, электрический свет и кинотеатры, и еще там были люди, которые стреляли друг в друга. Падали бомбы. Шла война. Почти все бальзацивурлекистанцы решили залезть обратно в сумку, а Зофья вызвалась остаться в этом мире и присматривать за ней. Она влюбилась в кино, и шелковые чулки, и в молодого человека, который был русским дезертиром.

Бабушка вышла замуж за этого дезертира, и они пережили кучу приключений, оказавшись в конце концов в Америке, где и родилась моя мама. Время от времени Зофья просила совета у керамических плиток и разговаривала с людьми из сумки. Они советовали ей, как лучше всего избегать неприятностей и как им с мужем нажить денег. Иногда кто-нибудь из бальзацивурлекистанцев или людей из-под холма выбирался из сумки и шел в продуктовый магазин или в кино, или в парк развлечений, чтобы покататься на американских горках, или в библиотеку.

Чем больше советов Зофья давала мужу, тем больше денег они зарабатывали. Ее мужа заинтересовала сумочка (он ведь видел, что с ней творится что-то странное), но она посоветовала ему не совать нос, куда не надо. Он начал следить за женой и обнаружил, что из их дома туда-сюда ходят какие-то странные люди. Он был уверен, что Зофья шпионит на коммунистов или что она ему изменяет. Они постоянно ссорились, и он все больше и больше пил, а под конец он вообще выбросил ее гадальные пластинки. «Из русских получаются плохие мужья», – заключила Зофья. И вот, однажды ночью, пока она спала, ее муж открыл сумочку и забрался внутрь.

«Я думала, что он меня бросил, – сказала Зофья. – На протяжении почти двадцати лет я думала, что он бросил нас с твоей мамой и уехал в Калифорнию. Не могу сказать,что я очень расстроилась – я устала быть замужем, готовить кому-то обеды и убирать дом. Гораздо лучше готовить то, что я сама хочу, и убирать дом тогда, когда мне удобно. Но твоей маме без отца было тяжелее. Это-то меня и беспокоило.

Потом все-таки оказалось, что он не сбежал. Он провел одну ночь в сумочке и вышел из нее двадцать лет спустя, такой же красивый и молодой, каким я его помнила. К тому же прошло достаточно времени, чтобы я забыла все наши ссоры. Мы помирились, и все было так романтично, но на следующее утро мы опять поссорились. Тогда он поцеловал твою маму в щеку (она проспала все время, пока он был дома) и забрался обратно в сумку. Я его увидела снова только через двадцать лет. В последний раз, когда я видела мужа, он пошел смотреть «Звездные войны», и ему так понравилось, что он вернулся в сумку, чтобы всем рассказать про этот фильм. Через пару лет они все появились из сумки и захотели посмотреть фильм и все егосиквелы на видео».

«Скажи им, чтобы не тратили время на приквелы», – посоветовала я.

У Зофьи всегда были проблемы с библиотекой – дело в том, что она постоянно теряла книги. Она утверждает, что не потеряла и даже не просрочила их. Просто одна неделя в сумочке фей длится гораздо дольше, чем в мире библиотек. Она же с этим ничего не может поделать. Все библиотекари ненавидели Зофью. Ее исключили из всех библиотек в нашем районе. Когда мне было восемь, она послала меня в одну из них, чтобы я взяла кучу биографий, научных книг и несколько романов Джоржетт Хейер. Моя мама была вне себя, когда узнала об этом, но было уже поздно. Зофья уже потеряла большую их часть.

Очень тяжело писать о ком-то, как будто он на самом деле мертв. Мне все еще кажется, что бабушка, должно быть, сидит у себя дома в гостиной, смотрит какой-нибудь старый фильм ужасов и бросает попкорн в свою сумочку. Может, она ждет, когда я приду и буду составлять с ней слова.

Теперь уж точно никто не вернет те книги в библиотеку.

«Ты опять рассказывала им эти сказки о феях? – спрашивала мама, приходя с работы, и закатывая при этом глаза. – Женевьева, твоя бабушка ужасная врунья».

А Зофья сворачивала доску для «Скраббла», пожимала плечами и говорила: «Я прекрасная лгунья, самая лучшая в мире. Пообещайте мне, что ни единому моему слову не поверите».

Но она никогда не рассказывала Джейку историю о сумочке фей. Только старые народные бальзацивурлекистанские сказки и предания о людях под холмом. Она рассказала ему, как они с мужем перебрались через всю Европу, скрываясь в стогах и амбарах, и как однажды, когда муж ушел на поиски еды, один фермер нашел ее в курятнике и попытался изнасиловать. Но Зофья открыла сумочку фей так, как она мне показывала, и из нее выбежал пес и съел фермера и всех его цыплят.

Она учила нас с Джейком ругаться по-бальзацивурлекистански. Еще я знаю, как сказать «я тебя люблю», но я никому этого никогда не скажу, только Джейку, когда найду его.

В восемь лет, я верила всему, что говорила мне Зофья, а к тому времени, когда мне исполнилось тринадцать, я уже не верила ни одному ее слову. Когда мне было пятнадцать, я увидела, как из бабушкиного дома вышел мужчина, взял ее трехскоростной велосипед и поехал по улице. Он был смешно одет и выглядел гораздо моложе моих мамы и папы, и хотя я раньше его никогда не видела, он показался мне знакомым. Я поехала за ним на велосипеде, пока он не остановился у супермаркета. Я притаилась и ждала за кассами, пока он купит арахисовое масло, виски «Джек Дэниелс», штук пять фотоаппаратов, которые делают моментальные снимки, и по крайней мере шестьдесят упаковок с чашками с эмблемой арахисового масла. Плюс ко всему он купил три упаковки шоколадных конфет «Хершиз Киссез», охапку батончиков «Милки Вэй» и кучу других сладостей из тех, что обычно находятся у касс. Пока кассир помогал ему упаковывать все эти шоколадки, мужчина заметил меня. «Женевьева? – спросил он. – Тебя ведь так зовут?»

Я развернулась и выбежала из магазина, а он схватил сумки и побежал за мной. Думаю, он даже сдачу не успел взять. Я все бежала и бежала, и вдруг, как это обычно бывает, один из ремешков на моих шлепанцах оторвался от подошвы. Я так разозлилась, что мне пришлось остановиться. Я посмотрела назад:

«Ты кто?»

Но ответ я уже знала. Он выглядел так, как мог бы выглядеть младший брат моей мамы. Он был очень симпатичный, так что я понимала, почему Зофья в него влюбилась.

Его звали Рустан. Моим родителям бабушка сказала, что он специалист по бальзацивурлекистанскому фольклору и что он несколько дней поживет у нее. Она его пригласила на семейный ужин. Джейк там тоже был, и он чувствовал, что происходит нечто необычное. Все, кроме моего отца, знали это.

«Вы хотите сказать, что Бальзацивурлекистан действительно существует? – спросила моя мама Рустана. – Моя мать говорит правду?»

Я видела, что этот вопрос поставил Рустана в тупик. Ему, конечно же, хотелось подтвердить, что его жена неисправимая лгунья, но тогда где же он был все это время? Тогда бы он не смог выдавать себя за того, кем он назвался.

Наверно, ему хотелось очень много всего сказать, но произнес он только: «Уж больно пицца хороша».

За обедом Рустан много фотографировал. На следующий день мы с ним пошли проявлять все эти фотографии. Еще он взял с собой пленку с фото, которые сделал, когда был в сумке, но они вышли не очень хорошо. Может быть, пленка была слишком старой. Фотографии обеда мы сделали в двух экземплярах, чтобы я могла оставить их себе. Среди них есть замечательное фото Джейка, где он сидит на крыльце. На ней он смеется, поднеся руку ко рту, будто собирается поймать свой собственный смех. Я повесила ее над своим компьютером и на стене над своей кроватью.

На прощание я купила Рустану шоколадное яйцо с кремом. Потом мы пожали друг другу руки, и он расцеловал меня в обе щеки. «Передай один из этих поцелуев маме», – попросил он, и я подумала, что, когда мы увидимся в следующий раз, мне уже может быть столько же лет, сколько сейчас Зофье, а он постареет всего лишь на несколько дней.

Я знаю, что Рустан хотел уговорить Зофью, отправиться с ним в сумку, но она отказалась.

«У меня там кружится голова, – говорила она мне. – И потом, у них нет кинотеатров. К тому же, я должна присматривать за тобой и твоей мамой. Возможно, когда ты подрастешь и сможешь оберегать сумочку, я загляну туда, настолько, чтобы визит не затянулся».

Я влюбилась в Джейка не потому, что он был умным. Я и сама умная. Умный далеко не всегда означает приятный или даже рассудительный. Только посмотрите, какие проблемы создают себе умные люди.

Я влюбилась в Джейка не потому, что он умел делать роллы-маки, и не потому, что у него был черный пояс по фехтованию, или что там они получают, когда начинают хорошо фехтовать. И я в него влюбилась вовсе не потому, что он играет на гитаре. В футбол он все равно играет лучше.

Из-за всего этого я пошла с ним на свидание. Ну и еще, потому что он меня пригласил. Он спросил, не хочу ли я сходить в кино, а я уточнила, могу ли я взять с собой бабушку, Наташу и Натали. Он с радостью согласился, и мы впятером сидели и смотрели «Добейся успеха», а Зофья иногда кидала в сумку попкорн и другую вкуснятину. Я не знаю, кормила ли она собаку, или, если сумочка была открыта правильно, бросала всю эту еду мужу.

В Джейка я влюбилась, потому что он рассказывал глупые шутки-дразнилки Натали, а Наташе сказал, что ему нравятся ее джинсы. Я в него влюбилась, когда он проводил нас с Зофьей домой. Он довел бабушку до ее двери, а меня – до моей. Я влюбилась в него, потому что он не пытался меня поцеловать. Я ведь ужасно волнуюсь из-за поцелуев. Многие мальчишки переоценивают свое умение целоваться. Я вовсе не думаю, что сама виртуозно это делаю, но ведь поцелуи не должны становиться соревнованием. Это же не теннис.

Мы с Наташей и Натали учились целоваться друг на друге. Не подумайте, что мы испытывали друг к другу какие-то серьезные чувства, просто нужно же было как-то тренироваться. И мы здорово научились это делать. Нам было ясно, почему всем так нравится целоваться.

Но Джейк даже не пытался это сделать. Он просто крепко-крепко обнял меня, зарылся лицом в мои волосы и вздохнул. Так мы и стояли, а потом я спросила: «Что ты делаешь?»

«Просто хотел понюхать твои волосы», – ответил он.

«А-а-а», – растерянно сказала я. Мне это показалось странным, но в хорошем смысле. Я тоже уткнулась носом в его курчавые каштановые волосы. Мы стояли, вдыхая запах наших волос, и мне было так хорошо. Я была такой счастливой!

«Ты знаешь того актера, Джона Кьюсака?» – сказал Джейк мне в волосы.

«Да. «Уж лучше умереть» – один из самых любимых фильмов Зофьи. Мы часто его смотрим», – ответила я.

«Так вот, он любит нюхать у женщин подмышки».

«Фу! – воскликнула я. – Врешь ты все! Ой, что ты делаешь? Щекотно!»

«Нюхаю твое ухо», – пояснил Джейк.

Его волосы пахли как чай с медом и со льдом, который уже растаял.

Целоваться с Джейком – это как целоваться с Натали или Наташей, только все гораздо серьезнее. Для этого ощущения невозможно подобрать слова в даже «Скраббле».

Вся эта каша с Гудини заварилась, когда Джейк увлекся им на курсе американской истории для продвинутых. На этот курс нас с ним определили в десятый класс. Мы готовили биографические исследования: он про Гудини, а я про сенатора Джозефа Маккарти. Моя бабушка могла кучу всего о нем рассказать. Она его просто ненавидела за то, что он сделал с Голливудом.

Джейк не пришел на историю, вместо этого он пригласил всех нас, кроме мистера Стрипа (мы его зовем Мерил), в субботу в спортивный зал. Когда мы пришли, Джейк проделал один из трюков Гудини, для которого он использовал мешок, наручники, шкафчик из раздевалки спортзала, велосипедную цепь и школьный бассейн. Ему понадобилось три с половиной минуты, чтобы выбраться, а один парень, Роджер, заснял чудесное высвобождение Джейка и разместил все эти фото на сайте в Интернете. Одну из фотографий в последствии напечатали в газете «Бостон Глоуб» – вот Джейка и выгнали. По иронии судьбы, пока его мама лежала в больнице, он подал документы на поступление в Массачусетский технологический институт. Он сделал это только ради нее – думал, что она тогда не умрет. А через пару дней после исключения из школы, пока его отец и учительница фехтования были в свадебном путешествии на Бермудах, Джейку пришло письмо, в котором говорилось, что его приняли в институт, но кто-то из приемной комиссии позвонил и сказал, что это решение придется отменить.