Текст книги "Ее зовут Тьма"
Автор книги: Келли Китон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
У меня внутри похолодело от отчаяния.
– Послушайте, я моту заплатить. Я достану денег. Пожалуйста, я хочу хоть что-нибудь узнать, что угодно! Что он вам сказал?
Но Жан подвел нас к французским дверям, надавил ручку, и створки сами собой распахнулись. Хозяин жестом велел нам выйти.
– Прошу, уходите.
Я медлила, и Себастьян тихонько дернул меня за руку. Жан Соломон уставился в пол и не смотрел на нас, но, едва мы оказались во дворике, вышел вслед за нами и плотно прикрыл дверь в дом. Я удивилась.
– Ваше присутствие здесь оскорбило лоа, – очень тихо, очевидно опасаясь быть подслушанным, заговорил Жан. – Я сам в этом виноват, но я разглядел, кто вы такая, только когда вступил в связь с Легбой. Никогда больше сюда не приходите.
– Но почему? Что все это значит? – У меня невольно сжались кулаки. Так и хотелось заорать на незадачливого шамана. – Что со мной не так, черт возьми?!
В глазах Жана проступила печаль.
– Надеюсь, вы никогда об этом не узнаете…
И, покачав головой, он отвернулся, чтобы уйти.
– Пожалуйста, Жан! – взмолилась я. Он видел мое проклятие, он знал, в чем оно состоит, – единственный из людей. – Помогите же мне!
Боже правый, как же я ненавидела упрашивать! От этого мне сделалось так противно, что в груди все больно сжалось и закололо. Жан вздохнул, затем снова покачал головой, будто заранее осуждая себя за опрометчивый поступок. Отклонившись на всякий случай подальше от дверей, он произнес:
– Вы хотите знать прошлое и то, что на вас наложено? Растолките в порошок, а лучше в пыль кость Алисы Кромли – и вам все станет ясно. Кости поведают вам ваше предание. Скажи, Себастьян!
Тот кивнул, и Жан, удовлетворившись таким ответом, попрощался:
– Удачи, chere!
Затем он вошел в дом и запер за собой дверь. Я посмотрела на Себастьяна.
– Он ведь пошутил, правда?
Себастьян взял меня за руку и повлек из дворика к каменному тоннелю.
– К сожалению, это совсем не шуточки.
Похоже что…
Я вырвала у него руку и пошла вперед по тоннелю к Думейн-стрит. Не дожидаясь Себастьяна, я выскочила за ворота, хлопнув ими так, что замок автоматически защелкнулся, и направилась в южную часть города. Мне всего-то и хотелось – выглядеть и жить как все! Всего-то! Почему же эта гребаная нормальность так трудно достижима? Ну почему?
Глаза щипало от слез, глупых и жгучих слез. Я утирала их рукой. Глубоко в груди зародился вопль, распирая внутри ребра и наполняя сердце адским страданием.
Я судорожно потянула носом воздух, как вдруг…
Яркая вспышка ослепила меня. Мозг прошила насквозь ужасная боль. Я вскрикнула, схватившись за голову, рухнула на колени прямо на тротуаре и сложилась пополам, ударившись локтями о брусчатку. Пальцами я вцепилась в волосы, в самые их корни, потому что боль, зародившаяся во всех закоулках черепа, разрасталась и сочилась сквозь кожу, а потом рикошетом возвращалась обратно, усиливая мои мучения. Не в состоянии выдержать приливы и отливы агонии, я закричала что было сил.
Нет мочи терпеть… Нет мочи!
Кто-то взял меня за плечи, потянул, поставил на ноги… Я открыла глаза, но ничего не увидела, ослепнув от боли, и мокрой щекой прижалась к чьей-то груди. Запах Себастьяна, его футболки… Он что-то говорил, хотя слов я не понимала, и нежно касался губами моего виска. Ощутив его теплое дыхание, я прижалась плотнее, ища утешения, поддержки, некоего избавления, но боль все не унималась. Каждое движение отдавалось в моей голове новыми спазмами.
А потом, слава богу, все прекратилось. Себастьян крепко обнимал меня, а я, прижавшись к его груди, уткнувшись в нее, не спешила открывать глаза. Теперь я была не одна. Какое счастье, что на этот раз я была не одинока.
7
Неторопливая джазовая мелодия лилась под мягкий аккомпанемент ударов сердца Себастьяна, звуки фортепианных клавиш струились сквозь мое полусонное сознание, подобно безмятежному бризу. Тупые отголоски боли витали вокруг головы – последствия приступа, постигшего меня посреди Думейн-стрит. Руки, подхватившие меня в тот момент, обнимали и сейчас.
Правой щекой я прижималась к тонкой ткани футболки Себастьяна, ухом приникнув к тому месту, где сердце. Одна его рука покоилась на моем затылке, перебирая распущенные волосы, вторая была распластана на голой пояснице – там, где задралась рубашка. Меня окутывало тепло – его тепло, его запах, его ладони. Я сидела боком к нему, уютно пристроив бедро меж его ног, и чем больше приходила в себя, тем учащённое билось мое сердце. Внутри все похолодело, а мои нервные окончания пульсировали от такой непривычной близости… от дикого смущения перед Себастьяном из-за того, что мы слишком уж долго обнимаемся.
Может, пора и меру знать?
Незаметно переведя дух и закусив нижнюю губу, я подняла голову и открыла глаза, затем, упершись в Себастьяна обеими руками – одной в грудь, другой в плечо, – выпрямилась, сидя на его колене. Распущенные волосы лавиной упали мне на лицо. Никогда еще мне не приходилось так обниматься с парнем, чувствовать рядом тепло его тела, ладонями ощущать твердость мышц и упругость кожи.
Я посмотрела на него, впервые радуясь распущенным волосам и тому, что они закрывают мое лицо. По крайней мере, сейчас они служили мне надежным укрытием. Себастьян расслабленно расположился в угловой кабинке, головой откинувшись на спинку темно-зеленого диванчика. Бармен протирал стойку, пианист наигрывал что-то, а официантка подавала напитки другой паре посетителей – единственной, кроме нас, в темном зале. Входная дверь была распахнута прямо на улицу.
Я снова перевела взгляд на Себастьяна. Сквозь полуопущенные веки его непостижимые глаза внимательно изучали меня. Цветом они теперь напоминали пепел, серебристо-серую дымку. Губы его в покое темно рдели, по бледному горлу проходили едва заметные толчки. Я боялась пошевелиться – просто не решалась. Мне вдруг стало неловко оттого, что волосы закрывают мне лицо. На душе сделалось безмятежно, я ощущала себя совершенно непринужденно, а вот с телом все было далеко не так просто. Кровь струилась по жилам со скоростью света, а откуда-то изнутри то и дело проскакивали электрические искры.
Себастьян бережно пропустил прядь моих волос между пальцами. Мое сердце заколотилось сильнее, потому что потом он погладил мою щеку и, положив руку мне на затылок, притянул к себе.
Мне казалось, что я все еще сплю, что я попала в страну грез.
Себастьян, наверное, ощущал то же самое, потому что я не заметила в нем ни малейшего напряжения и без лишних пауз, без колебаний, медленно, но верно проложила путь к его губам. Замерев над ними на одно лишь неосязаемое мгновение – так близко, что наши дыхания смешались, – я ощутила в себе полный и абсолютный переворот. Тогда я слегка коснулась его губ.
Меня словно окатила волна прохладного адреналина. Мы сдвигались все ближе, все теснее. Себастьян отстранялся – я настигала. Касания наших языков пробудили во мне сонмы порхающих мотыльков. Я наконец-то поняла, что означает выражение: «мотыльки в животе».
Он прижал меня к себе еще сильнее, крепче, проникая языком все глубже, словно голодающий в попытке насладиться вкусом каждого мгновения. Я и раньше умела целоваться, представляла себе технологию, но впервые в жизни увлеклась настолько, что забывала дышать и желала лишь, чтобы поцелуй длился до скончания веков, пока наша планета не рассыплется в прах.
Познала, что такое жить – не просто быть, а жить в прямом смысле слова.
– Ой, блин! – воскликнул кто-то над самым ухом. Задохнувшись, я отодвинулась. По ту сторону столика весело ухмылялась официантка.
– Простите, не хотела мешать. Я подойду попозже… Себастьян распрямился, потер ладонями лицо, взъерошил волосы. Я неловко откашлялась, с новой силой ощутив недавнее смятение. Впрочем, ему все равно не под силу было охладить жар нашего поцелуя, обоюдный пыл, до безумия приятный, волнующий и такой соблазнительный.
– Ничего, – с трудом произнесла я прерывающимся голосом. – Принесите мне воды, если у вас есть…
Еще бы у них не было воды! Ничего глупее не придумала.
– А тебе, Себастьян?
– Тоже воды. Спасибо, Пэм.
Пэм удалилась. Себастьян положил ладони мне на бедра.
– Как ты себя чувствуешь? – На его щеках на мгновение проступил румянец, и он смущенно усмехнулся: – То есть как голова? Еще болит?
– Нет, все прошло. И спасибо… за помощь. Где мы?
– В «Габонне». В квартале от того места, где у тебя случился приступ. Я всегда сюда прихожу. А такое часто бывает?
– Что часто бывает?
Он улыбнулся уголком рта:
– Вопли на улице, падение на колени. Рыдания…
По правде говоря, я не знала, что ему ответить. В последнее время у меня действительно участились мигрени, но такой сильной боли я еще ни разу не испытывала.
Официантка принесла воду. Я залпом выпила полстакана. Ледяная жидкость помогла мне встряхнуться, и голова наконец прояснилась. Поставив стакан на стол, я принялась скручивать волосы в узел.
– Лучше оставь так…
Чувствуя, что мои щеки опять покраснели, я с улыбкой спросила:
– Это комплимент?
– Да. Мне нравится. Они такие…
– Странные? Необычные? Ненормальные? Мне все это говорят.
Покончив с прической, я выразительно закатила глаза.
– Я хотел сказать, что они красивые.
– О!
Отлично. Вот тебе и болван… Мне стало ясно, что я неисправимая пацанка и не привыкла ко всяким там ухаживаниям и девчачьим штучкам. В детстве я обычно или держалась подальше от мальчишек, или дралась с теми, кто не давал мне прохода.
– Извини, – сказала я, решив выложить все начистоту. – Знаешь, я вообще-то пока ни с кем не встречалась… И не целовалась.
– То есть парень дома не ждет?
Я не могла понять, подтрунивает он надо мной или просто любопытствует. Пожалуй, то и другое вместе.
– Нет…
– Что так?
– Наверное, просто мне чаще всего попадались такие, кто повернут на спорте, гормонах и тусовках.
– А тебя все это не интересует?
– Может, и интересовали бы, – пожала я плечами, – живи я иначе, но увлечения моих ровесников из обычных семей давным-давно стали мне безразличны или вообще всегда казались бессмысленными. – Я комично поклонилась. – Знакомься, перед тобой продукт недофинансированных всем-на-все-наплевательских социальных служб.
– Кажется, пора перекусить, – усмехнулся Себастьян. – Но как бы вкусно здесь ни кормили, я придумал кое-что получше. Давай пойдем в другое место. Что скажешь?
– Что же этакое ты придумал?
– Бенье [12]12
Пончик квадратной формы без отверстия в середине, посыпанный сахарной пудрой, – кулинарная особенность Луизианы.
[Закрыть].
При этом слове у меня в желудке немедленно заурчало. Себастьян улыбнулся мне в ответ – по-своему, неотразимо.
– Уж это мне вполне по силам!
До меня вдруг дошло, что мы сидим и улыбаемся друг другу, как два идиота. Я тут же отвела глаза. Пока Себастьян нашаривал вкармане несколько долларов, чтобы оставить их на столике для Пэм, я подхватила рюкзак и пулей вылетела из кафе.
Небо к этому времени заволокло, но грозой вроде не пахло. На самом деле тучи были для меня настоящим спасением, потому что после той адской мигрени я не представляла себе, как в ближайшее время пережить хоть малую порцию яркого солнечного света.
У «Габонны» Себастьян свистнул кучеру, чей экипаж уныло плелся по Сент-Энн-стрит. Тот помахал в ответ, развернулся и остановился рядом с нами.
– Bonjour, mesarnis! [13]13
Здравствуйте, друзья! (фр.)
[Закрыть]Куда прикажете нам с мисс Пралине отвезти вас втакой славный денек?
Он одарил меня ослепительной белозубой улыбкой, и я улыбнулась вответ, ступив на подножку его скрипучей коляски. Отважившись совершить набег на Новый-2, я никак не ожидала, что в программу посещения войдет прогулка по Французскому кварталу вэкипаже, поэтому развлечение показалось мне очень заманчивым. Тем более с таким попутчиком…
– Площадь Джексона, – велел Себастьян кучеру, усаживаясь рядом со мной.
– Вы слышали, мисс Пралине? Площадь Джексона! Кучер слегка стегнул поводьями по объемистому крупу, и мисс Пралине двинулась рысью.
Можно было, конечно, добраться до места в тысячу раз быстрее, но замысел состоял в том, чтобы ехать не торопясь и наслаждаться видами и звуками Старого квартала. Себастьян прислонился ко мне плечом, и я, следуя его примеру, тоже оперлась об него. Немного непривычно, но приятно.
Мне очень нужна была подобная передышка, чтобы на время забыть обо всех своих неприятностях и передрягах, и я с готовностью выслушивала пояснения кучера о достопримечательностях, которые попадались нам на пути, и послушно смотрела туда, куда направлял палец Себастьян, показывавший мне нечто, по его мнению, достойное внимания.
– А вот здесь, – произнес кучер, пока мы неторопливо проезжали мимо трехэтажного особняка с двускатным крыльцом и железными перилами, – говорят, и жила небезызвестная Алиса Кромли.
То же самое имя назвал мне Жан Соломон. Подстрекаемая любопытством, я метнула на Себастьяна многозначительный взгляд, наклонилась к кучеру и поинтересовалась:
– А кем была эта Алиса Кромли?
Кучер полуобернулся ко мне и заерзал на своем красном облучке. Его глаза так и горели от желания поведать мне какую-то байку.
– Кем была Алиса Кромли, спрашиваете вы? Алиса Кромли была квартеронкой, [14]14
Квартеран – представитель белой расы с четвертью негритянской или индейской крови.
[Закрыть]необыкновенной красоты креолкой, какой в Старом квартале отродясь не видывали. За ней увивался целый рой воздыхателей, но она кое-что о них знала. Видите ли, знала такие вещи, о которых возлюбленной догадываться не положено, понимаете, на что я намекаю? – Он похихикал. – Дело в том, что Алиса была ясновидящей, по крайней мере так говорят. Она неслыханно разбогатела на предсказаниях желающим их судьбы. И никогда не ошибалась, если, конечно, сама того не желала, ясно? А в один прекрасный день она взяла и пропала. С концами. Еще через две недели в Миссисипи нашли двоих утопленников. Опознать их не удалось, потому что, видите ли, они долго пробыли в воде. Но по слухам, бренные останки одного из несчастных, отдавших Богу душу, были облачены в лучший наряд Алисы Кромли. – Кучер опять захихикал и подстегнул нерадивую ослицу. – Один из ее ухажеров воздвиг ей гробницу на местном кладбище. Никто до сих пор не знает, какую именно. Говорят, внутри погребены оба тела. Видимо, из расчета, что одно наверняка принадлежит несравненной Алисе. – Кучер пожал плечами. – Возможно, тот обожатель смекнул, что одна из двух лучше, чем вообще ничего.
По словам Жана Соломона, ее кости и поведают мне о моем прошлом. Как же, держи карман шире…
Наша коляска миновала собор Святого Людовика и выкатила на площадь Джексона. Залюбовавшись высоким церковным шпилем, я на какое-то время начисто забыла об Алисе Кромли. Мисс Пралине повлекла экипаж дальше, мимо многоквартирных домов Понталба, старейших во всех Соединенных Штатах. Дома из красного кирпича были украшены длинными балконами с витыми решетками, на первых этажах разместились магазинчики. В центре площади высилась конная статуя Эндрю Джексона [15]15
Эндрю Джексон (1767–1845) – седьмой президент Соединенных Штатов (1829–1837), военный и государственный деятель.
[Закрыть]. В ней чувствовалась энергичность, которой мне так не хватало, и при взгляде на президента я ощутила небывалый душевный подъем. Все кругом дышало живостью, многоцветьем и красотой. Здесь было подлинное царство гадалок, ювелиров, мастеровых, музыкантов – эклектичная мешанина из всего на свете.
Мы направились к Риверуолку и далее к Декатурстрит, где находилась стоянка конных экипажей. Расплатившись с кучером, Себастьян помог мне выбраться из коляски, и мы пешком прогулялись до кафе «дю-Монд». Себастьян не выпускал моей руки, и я не отнимала свою: мне понравилось. А если он не возражал, то и я была не против.
Почуяв запах свежевыпеченных булочек и кофе, я вновь ощутила в желудке голодные спазмы. Мы выбрали столик снаружи под тентом в бело-зеленую полоску. Себастьян заказал блюдо с бенье и два кофе, я же во все глаза разглядывала живописную площадь, наблюдая за ее толчеей и поражаясь количеству зелени.
– Спорим, твоя мама приводила тебя сюда, – прервал мое созерцание Себастьян.
– Почему ты так решил?
Он пожал плечами, едва заметно улыбаясь уголками темно-красных губ.
– Раз она жила в Новом Орлеане, значит, наверняка бывала здесь. Это из разряда реальных фактов.
Пожалуй, он был прав: я не считала себя местной жительницей, однако не сомневалась, что все поголовно ходят в кафе «дю-Монд».
– Верно, – тихо согласилась я, незаметно оглядывая посетителей. – Наверное, она водила меня в это кафе…
Если бы только у меня сохранились хоть какие-то воспоминания! Интересно, как все это выглядело? Мы приходили сюда с мамой, садились за один из столиков…
– Значит, ты решила разыскать Алису Кромли? – сменил тему Себастьян, искусно маскируя насмешку, но не достигнув в этом ощутимых успехов.
– Ох… Нет уж, спасибочки. Лучше я попытаю счастья у твоей бабушки, чем пойду тайком откапывать из могилы чьи-то кости и перетирать их в порошок.
Меня даже передернуло. В этот момент подошла официантка с заказом.
– Что, слабо? – Себастьян долил сливок себе в кофе. – Гробокопательство – вот где поймешь, что такое настоящая жизнь!
Я поперхнулась от смеха – хорошо еще, не успела приняться за кофе.
– Скажешь тоже!
В промозглый январский день в Старом квартале обжигающий кофе пришелся очень кстати. Я отхлебнула несколько глотков, взялась за бенье и разломила. Его начинка еще дымилась.
– Дело твое! – не отступал Себастьян. – Даб – лучший гробокопатель во всей округе. Тебе стоит взглянуть, что ему удалось отыскать.
– Даб? Даб разрывает могилы? Это наколка, да? – Бенье так и таял во рту. Я даже замычала от удовольствия. Черт, как вкусно!
– Многие пацаны этим промышляют. Нам всем надо как-то зарабатывать на жизнь. Крэнк возит почту. Я работаю на Новем. Генри очищает здания от крыс и змей. А Даб грабит могилы. Все, что найдет, сдает в сувенирные или антикварные лавки.
– Нездоровая какая-то фигня…
Брови Себастьяна поползли вверх.
– Да, – согласился он, – зато мы как раз не слишком озабочены спортом, гормонами и тусовками. Он поклонился точно так же, как я недавно: – Знакомься, перед тобой продукт Нового-два. – И засмеялся искренним, заразительным смехом, от которого на его щеках снова появились потрясающие ямочки…
– Расскажи лучше мне о девяти семьях, о Новеме, – попросила я, желая увести разговор подальше от трупов и кладбищ, а заодно отвлечься от неприличного любования своим экскурсоводом. – Почему они до сих пор все делают втайне?
– Вовсе не втайне. Просто их, в отличие от вас, не заботит мнение посторонних.
– Что же тогда их заботит? – Я откусила от нового бенье.
– Сохранность города. – Себастьян не отставал от меня и между делом жевал свой пончик. – Родословная его жителей, предоставление убежища единомышленникам, которых здесь не будут ни осуждать, ни превращать в подопытных крыс.
– В подопытных крыс?
Себастьян пристроил локти на краю стола.
– В нашем городе обрели свой дом многие из тех людей, кого Новем называет «одаренными». Как ты считаешь, что сталось бы с Виолеттой или с Дабом – да и со мной – если бы мы жили по ту сторону Периметра?
Нетрудно догадаться…
– Если бы вы не научились скрывать свои способности, вам бы жизнь медом не показалась, – тихо ответила я, вспоминая собственный опыт.
– Вот именно. В Новом-два тебе не нужно ни от кого прятаться, но если так уж захочется, то всегда пожалуй ста. Никто не будет критиковать тебя лишь за то, что ты не похожа на других, – вот чего изначально добивался Новем.
Сердце у меня екнуло.
– Потому что они и сами непохожие…
Новем не просто девять старинных семей, не просто старые деньги; они не такие, как все. «Doue», как сказал Даб. – Себастьян кивнул.
– А остальные в вашей семье, другие Арно, они как ты? Тоже владеют гипнозом?
Себастьян задумался, даже на время забыл про пончик.
– Да, они и это умеют…
Мне так хотелось верить ему, верить в то, что не Новем подослал ко мне убийцу в Ковингтоне, что они на моей стороне и вполне порядочные люди, в общем и целом.
Но опыт многих лет научил меня допускать наихудшее. Как ни прикинь, а так гораздо безопаснее, чем довериться! кому-то, отдать свои подозрения ему во власть, а потом получить от него удар в самое сердце.
Мы допили кофе и съели с блюда все бенье. Себастьян расплатился.
– Ну что, готова сейчас встретиться с Жозефиной?
Я встала и закинула на плечо рюкзак.
– Сейчас так сейчас – какая разница?
8
Пока мы шли через площадь, Себастьян добросовестно исполнял роль гида. С обеих сторон к собору Святого Людовика примыкали внушительного размера исторические постройки. Справа располагалась пресвитерия, преобразованная Новемом в элитную частную школу – колледж. Себастьян должен был посещать занятия в этом заведении, но, как правило, прогуливал их. Слева высился Кабильдо [16]16
Здание бывшей испанской колониальной администрации, где проходила церемония оформления покупки Луизианы.
[Закрыть], сохранивший за собой функции музея еще с нью-орлеанских времен, хотя его третий и четвертый этажи были теперь заняты Новемом под официальную и деловую канцелярию. Там собирался и Совет Девяти, куда входили только старейшины пресловутых семейств. Каждая из девяти семей владела также апартаментами и личными офисами в домах Понталба, Протянувшихся по обеим сторонам площади. Словом, у Новема на площади Джексона все находилось под рукой.
По мере приближения к цели во мне постепенно возрастало напряжение. Задрав голову, чтобы еще раз поглазеть на церковный шпиль, я поинтересовалась:
– Сколько же в точности лет вашему роду?
– Первый из Арна прибыл в Новый Орлеан в тысяча семьсот семьдесят седьмом году. Он был третьим отпрыском знатного французского рода. Их поместье находилось под Нарбонной.
У скамеек напротив собора играло трио музыкантов. Поднимался ветер, низкие тучи заволокли солнце, в воздухе повеяло промозглой сыростью – начинался дождь. Мы успели нырнуть под одну из арок Кабильдо, когда на мостовую упали первые капли.
Внутри царила замогильная тишина. На первом этаже сохранились кое-какие музейные экспозиции, но я не успела их толком рассмотреть, поскольку Себастьян сразу же потянул меня к лестнице.
Площадка третьего этажа больше напоминала новомодную деловую контору в стиле ретро – вплоть до секретарской стойки на входе. Сидящий за ней молодой человек взглянул на нас, узнал Себастьяна и коротко кивнул ему, после чего вернулся к своим бумагам. Себастьян выпустил мою руку.
Мы устремились в длинную галерею, тянувшуюся по фасаду здания; наши шаги по навощенным паркетным полам гулко отдавались в ее стенах. Через сводчатые окна в галерею просачивалось предгрозовое мертвенное свечение, пробивавшееся из-за туч.
На полпути нам встретился коридор. Себастьян свернул, и я за ним. Окон в коридоре не было, электрического освещения тоже. Чем дальше мы углублялись в него, тем сильнее сгущалась тьма.
У последней двери справа мы остановились. У меня стучало в висках. Жозефина Арна вместе с моей матерью оплачивала ее больничные счета. Они наверняка были знакомы. Может быть, она даже знала моего отца. Я судорожно сглотнула, стараясь не слишком зарываться в своих надеждах. Однако сейчас я была так близка к цели!
Приемная оказалась такой же старообразной и благо лепной, как и все остальное в этом здании. На роскошные кресла было страшновато садиться, а полотна на стенах, вероятно, стоили целое состояние. Я пожалела, что в офисе не пробивается фоном какая-нибудь музыка – все же лучше, чем это гнетущее безмолвие.
Мы подошли к столу, за которым сидел мужчина лет тридцати, красивый, и, с моей точки зрения, совсем не походил на секретаря. Его темно-каштановые волосы были сзади собраны в хвост. Черты лица отличались строгой правильностью. При виде нас он поджал губы и прищурил глаза.
– Бастьян, неужели решил взяться за ум?
– Дэниел, а я никогда и не терял его, – ощетинился Себастьян.
– Верю с трудом, если учесть твои пропуски занятий и проживание в затхлом старом Гарден-Дистр…
– Скажи лучше Жозефине, что мы пришли.
Дэниел сцепился взглядом с Себастьяном, потом снизошел и до меня.
– Значит, разыскал-таки ее, – процедил он, оценивающе оглядев меня, будто недоумевая, на кой ляд я понадобилась его шефине. – Мадам будет довольна. Входите.
Он взял телефонную трубку и что-то тихо в нее сказал. Мы с Себастьяном подошли к двустворчатой двери в кабинет. Перед тем как открыть ее, Себастьян посмотрел на меня и скорчил гримасу, очевидно означавшую: вот где повеселимся! Я вздохнула поглубже перед встречей с той, которая, предположительно, знала ответы на все вопросы.
Черноволосая женщина отложила телефонную трубку и медленно поднялась из-за стола, оправляя полы розового блейзера и розовую юбку. Под блейзером белела накрахмаленная блузка. Волосы женщины были зачесаны вверх валиком, в ушах поблескивали жемчужные серьги, шею украшала камея. Очень старые деньги. Очень старый мир. И совсем нестарая бабушка, судя по ее виду.
– Bonjour, Grandmere [17]17
Здравствуй, бабушка (фр.)
[Закрыть].– Себастьян расцеловал Жозефину в обе щеки.
Я на миг закрыла глаза и, сдерживая смех, покачала головой. Нет, дальше, кажется, уже некуда… Жозефина тянула самое большее на двадцать с хвостиком, так что доводиться Себастьяну бабушкой она никак не могла. Даже безмозглый кретин это сообразил бы…
Себастьян отступил немного назад, и Жозефина сосредоточила все внимание на мне. Он солгал мне. Наговорил сорок бочек арестантов, а я поверила. Боже, ну почему я такая идиотка? Мне было невыносимо стыдно за свою глупость, за то, что развесила уши перед каким-то придурком. И почему? Потому что он симпатичный, потому что выказал ко мне неподдельный интерес?
– Ну, знаете… – вырвалось у меня.
Затем я резко развернулась и направилась к двери, стараясь не подать виду, как мне обидно. Я понятия не имела, какие у него планы, но с меня было довольно.
– Ари!
Я даже не обернулась. Тогда он схватил меня за руку, и я занесла кулак, готовая в любой момент заехать ему как следует.
– Это шутка такая, Себастьян? Что, выпал свободный денек – почему бы не закрутить с какой-нибудь новой девчонкой? Развлечься захотел, да? Посмотреть, податливая попалась или как? Пусти! – Я вырвала у него руку, избегая взгляда вероломных серых глаз. – Все, проехали!
Я бросилась к двери, но Себастьян оказался проворнее и загородил мне проход. Я ахнула и приросла к месту, чувствуя, что бледнею. Так быстро не бывает… В глубине сознания я услышала призыв удирать, наподдать ему и слететь вниз по лестнице, но не могла пошевелиться. В глазах Себастьяна застыли тревога и сожаление, а может, даже мольба… На его щеках от досады играли желваки.
– Прости, Ари, но я не думал… – едва слышно произнес он и провел ладонью по лицу. – Я надеялся, что ты поймешь правильно. Вспомни, сколько всего разного ты здесь уже навидалась. Помнишь, о чем я говорил тебе в кафе? О doue, о непохожих? Я не лгал тебе. Мы непохожие… – Не разжимая хватки цепких пальцев, удерживавших меня, он возвел глаза к потолку. – Я же помочь тебе хочу! Клянусь тебе, Жозефина – моя бабушка.
Я отступила на шаги несколько раз сморгнула, пытаясь стряхнуть наваждение, помутившее мне рассудок. Верно, до сих пор мне как-то удавалось укладывать в голове все сверхъестественные штучки-дрючки. Поделом мне! Теперь это паранормальное дерьмо обрушилось на меня неудержимым потоком, и от него не было спасения. Я больше не могла затолкать его в какой-нибудь тайничок мозга и начисто о нем забыть.
– Но кто ты в самом деле?
Прядь иссиня-черных волос упала ему на лицо. Себастьян с глубоким вздохом откинул ее, открыл было рот, но так ничего и не сказал – наоборот, крепко стиснул зубы. Похоже, он и сам не знал, что мне ответить.
– Он один из Арно, – произнес за него чувственный женский голос с французским акцентом.
Себастьян криво ухмыльнулся, показывая тем самым, что согласился бы быть кем угодно, только не Арна.
– Проходите, садитесь, вы оба, – пригласила Жозефина.
Бросив на Себастьяна испепеляющий взгляд, я направилась от дверей к одному из стульев перед ее столом.
И отлично. Пусть все идет как идет. Мне уже все равно. Главное – разузнать про мою мать. А потом можно смываться отсюда.
– Что ж, если не считать отметины на щеке, ты вылитая мать, – заметила Жозефина, пристально оглядев меня с головы до ног.
Я вытаращила на нее глаза, одной рукой схватившись за спинку стула, а другой – за живот. Признание Жозефины будто окатило меня ледяной волной. У меня, конечно, остались о матери какие-то смутные воспоминания, но я всегда сомневалась в их достоверности и мучила себя вопросами. Ответ на один из них был наконец получен, отозвавшись во мне одновременно счастьем и мукой.
– Садись же, – велела Жозефина.
Сама она тоже уселась в кресло и принялась внимательно рассматривать меня.
Дыши глубже. Краем глаза я заметила, что Себастьян опустился на стул рядом. Сердце у меня бешено стучало, а ноги стали словно ватные. Присесть и вправду не мешало…
– Когда мне позвонили из Рокмор-хауса, я вначале не поверила. Но… – Жозефина простерла ко мне руки и улыбнулась, что случалось, очевидно, крайне редко, поскольку кожа на ее лице, казалось, вот-вот треснет, – приходится верить глазам! Вот она ты!
– Значит, вы знали о Рокморе. И знали, что моя мать содержалась там.
– Твоя мать пренебрегла моим советом и бежала из Нового Орлеана. Разыскать ее, впрочем, не стоило особого труда, но на это, так или иначе, ушло несколько месяцев.
– И вы тем не менее оставили ее там.
– А что иное мы могли бы сделать, дитя мое? Ее рассудок угасал, ей требовался постоянный надзор, так что лечебница явилась наилучшим вариантом. К сожалению, к тому времени, как мы отыскали твою мать, ты уже затерялась в недрах системы, иначе ты могла бы обрести с вой дом здесь, с нами.
Себастьян тихонько фыркнул.
– Откуда вы знали мою мать?
– Елени обратилась ко мне за помощью за несколько месяцев до нашествия ураганов. Твоя мама, Ари, была весьма необычной женщиной. Ты, вероятно, и сама уже об этом знаешь, oui [18]18
Да (фр.).
[Закрыть]?
– Если под «необычной» вы подразумеваете «проклятой», то да, знаю.
Жозефина пожала плечами, словно не усматривала в этих понятиях ни малейшей разницы.
– А кто мой отец?
– Кто он, твоя мать предпочла держать в секрете. Эта сука лгала мне и даже не пыталась это скрывать.
Я скрестила на груди руки.
– А сами вы кто?
– Я Жозефина Изабелла Арна, дочь Жака Арно, основателя нашего рода, первым ступившего на нью-орлеанскую землю.
Я рассмеялась громко и пронзительно – так смеются на грани умопомешательства.
– Выходит, вы дочь того француза, который приехал сюда в тысяча семьсот семьдесят седьмом году? Значит, вам сколько лет? Триста с гаком? Вы уверены, что вам самой не пора в Рокмор?
Жозефина поперхнулась от смеха.
– А ты крепче духом, чем твоя мать. Устойчивее.
С каждой секундой во мне усиливалось разочарование.
– Зачем вы помогали матери?
– Она была напугана. И одинока. Уверяла меня в своей уникальности. Я догадывалась, что и она непохожая, но лишь позже смогла в полной мере осознать величину ее могущества.
– И в чем оно?
– Я хочу помочь тебе, Ари. В нашем городе найдутся те, кто охотно уничтожил бы тебя из-за твоих возможностей. Твоей матери следовало остаться в Новом Орлеане, как я ей и советовала, но, когда налетели ураганы, она запаниковала. Не поверила, что я смогу защитить ее, что все мы, объединив усилия, отстоим город. Но мы отстояли, и теперь он наш. Если бы она осталась с нами, то могла бы выжить. – Жозефина потеребила ручку на столе. – Я пожелала встретиться с тобой для того, чтобы предложить тебе свое покровительство на время твоего пребывания в нашем городе. Мы вместе исследуем твою родословную и выясним, в чем состоит твой дар. Но взамен ты должна пообещать мне свою преданность и принести кровавую клятву верности роду Арно и никакому другому.
