Текст книги "Хорошая примета (СИ)"

Автор книги: Катя Матуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

В голове будто лампочка зажглась. Да это ж Сорочинка! Кто-то позади поперхнулся на вдохе. В глаза сразу же стали бросаться молоты Сварога, без которого тут не обошлась ни одна картина или резьба. И как сразу не доперли?! Конечно, для нас это фактически родные стены, и за академию это место никто не считал. Юридический… А то как же.

– Что ж! Я рад приветствовать вас в стенах Сорочинской академии, чувствуйте себя как дома, – улыбнулся мужчина нам и перевел взгляд на спортсменов. – А вы чего встали? Дорогу забыли, карту начертить?! – рявкнул он так грозно, что даже у меня нога дернулась.

Перед нами стоял Горислав Деянович, директор академии, с которой у нашего института испокон веков сложилась крепкая дружба. Даже в приветственных буклетах Сорочинке был посвящен один маленький абзац. Сюда можно попасть и без связей, родственных или блатных, достаточно родиться с проклятием или заиметь его в течение жизни, и смело паковать чемоданы.

Каждое лето в сети появляется куча объявлений, где обещают проклясть ваше чадо “быстро, эффективно и безболезненно”, чтобы повысить шансы на поступление в подобное место. Здесь продолжали развивать ведические традиции, волхование и зелейную фармацевтику, ведь это настоящий чернокнижный НИИ!

Наша группа завистливо поджала губехи. Покровительствующий бес хоть и проклятие, но открывает совсем другие перспективы. Уж местные специалисты в миру точно будут нарасхват. Мы даже погадать боимся, потому что потом иголку в руках не удержим, а здешним студентам подобное нипочем, и по сути, это был тот же народный институт, только с немного иным уклоном.

Сила духа не имеет окраски, она олицетворяет силу рода и магию окружающего нас мира, где перед бурей всегда затишье, после дождя радуга, после грома молния, а после ночи рассвет. Двойственность мира прочно зиждется в каждом из нас, но если ювелиры на нашем потоке специализируются на обережной магии, здесь студенты смело работают с воинской или тяжелой бытовой, и учатся тут потомки ведунов и ведьм, оборотни и прочие счастливчики, к которым ни одна порча уже не прилипнет. Поговаривают даже, что род Горислава Деяновича берет свои корни от Йоги.

На третьем курсе у нас будет здесь несколько выездных лекций в модуле “Погребального шитья”, где семантика очень уж отличалась от привычной обережной и требовала тесного знакомства с Навью.

Директор повел нас за собой по просторным коридором академии с экскурсией, когда приметил на лицах неподдельный восторг и любопытство.

– Потрясающе…

– Ты на перила глянь, сколько ж им лет, пятьсот?

Мы поднимались по широкой лестнице, спотыкаясь на каждом шагу. Всем вмиг стало плевать и на манеры, и на женихов, потому что даже рамы для картин тут были вырезаны из дерева-громовицы. Благана Перуну молится каждый день, только чтобы одну щепу урвать, ведь дуб пораженный молнией для знахарок дороже золота, а тут из него, наверное, даже парты сделаны!

В коридорах стояла несвойственная учебному заведению тишина. Лекции в разгаре, и на них вряд ли кто-то спать будет. Вылететь из академии можно на раз-два, а дальше только в менеджеры и дорога, ведь с проклятием, да без диплома, прямой путь в шарлатаны, а там и до тюрьмы недалеко. У меня даже на маму работает парочка свах закончивших подобные вузы, ведь приворот снимать дело далеко не белое, иногда такая сильная магия попадается, что и черта просить о помощи приходится.

– Что ж, красавицы, – глянул на часы директор. – Готовность час, свободному перемещению не препятствую, но рекомендую не опаздывать, – строго посмотрел он на активно кивающих нас и указал рукой. – Выход на арену в конце коридора.

Мы благодарно поклонились в могучую спину директора и столпились в кружок. Половина группы сразу предпочла занимать места на арене, чтобы ни дай черт не опоздать и не сыскать себе проклятья, остальные горели желанием изучить здесь каждый угол и вообще матч не смотреть, но разгуливать без сопровождения не рискнули и идею поддержали, а меня последние пятнадцать минут волновал совсем иной вопрос…

– Есть у кого ножницы с собой?

Есения и Ольга зарылись в сумки:

– Зачем тебе?

– У меня есть, на, – протянула мне княжна маленькие маникюрные ножнички.

– Идите, я догоню, – оглянулась я в поиске уборной, и прихрамывая двинулась в противоположную сторону.

Боль в ногах уже отзывалась пульсацией в висках, и никакие обереги не спасали. Когда дома я примеряла кеды брата, совсем не подумала о колготках, которые в пять раз толще, чем домашние носки, а теперь готова была биться головой о стену, только бы Боги ниспослали мне пару лаптей.

Повезло, что на мне три слоя одежды, и дрожь в коленях останется незамеченной, как и замятые пятки. И надо ж было додуматься!

Взгляд зацепился за знакомую картину в золоченой раме. Я развернулась на сто восемьдесят градусов и замерла. Да чтоб им тут жилось хорошо, хоть стрелки бы нарисовали!

– Чур меня, – шепнула я, когда поняла, что блуждаю по кругу вот уже минут двадцать.

Нужно возвращаться, арена должно быть не маленькая, заныкаюсь на последний ряд и просто сниму это шерстяное подобие колготок, и стрижка ворса не понадобится.

Я вжалась в стену, скинула пуховик и начала осматривать сарафан на предмет красных нитей, которые можно срезать без вреда для здоровья. Уже ловко отпарывая одну из лент на подоле, я не могла сдержать смешков. Самое подходящее местечко для снятия оберегов, ничего не скажешь.

Я вытянула из ленты нитку, приложила ладошки с зажатой шелковинкой к лицу и дунула:

– Горячи слезы проливаю, семь печалей на ветру колышутся, да пути не слышится, – бормотала я заговор. – Ниточка блаженная, горем умытая, стелись скатеркой, веди удачу и взгляда ясного придачу. Улыбается солнышко ясное, и за собой радостно манит, со счастливым оборотом знается, да истина не ошибается.

Я дунула в ладони еще три раза, повязала нить на палец и всмотрелась в “компас”, который благодаря стараниям вот уже третьего поколения женщин в роду, будет точнее любого ДжиПиЭс.

Ниточка натянулась алой стрелой в обратном направлении. Я подхватила пуховик и побежала по коридору, стараясь не отвлекаться на манящие барельефы и пано из красного дерева. Точно чертовщина, чуют заплутавшую, вот и резвятся. Не часто тут подобные недотепы разгуливают, и обижаться нечего. Пошалят да успокоятся.

Я свернула уже раз пять, прежде чем мой указатель уперся в массивную дверь с искусной резьбой. Тонкие деревянные грани косами переплетались в затейливые узоры, рисуя идеальный рунический оберег, вплетенный в изящные крылья птицы-павы. Мне удалось разглядеть почти весь символический словарь, прежде чем голова снова включилась.

Что-то не припомню я ее на своем пути… Мимо такого разве пройдешь?

Я тряхнула рукой, но нитка буквально примагнитилась к двери. Арена же наверняка круглая, и проходов на нее должно быть поболе одного, может это короткий маршрут? Я аккуратно толкнула незапертую дверь и прошла внутрь.

Всюду красовались стеллажи со стеклянными отполированными витринами, на стенах были развешаны рушники, скатерти, оружие и какие-то грамоты, а в центре на деревянной стойке красовался герб академии: Молот Сварога с гравировкой в виде звезды Руси, которая в десятки раз усиливала и без того надежного помощника в постижении силы и мудрости предков.

Я огляделась в поисках табличек “съемка запрещена”, и когда ничего подобного не обнаружила, принялась шарить по сумке и карманам в поисках смартфона, и не сразу сообразила, что он остался валяться на кровати, потому что карманов мой древний сарафан не предусматривал!

Цокая от обиды я медленно двинулась к виднеющейся в другом конце зала двери, и крутила головой, стараясь запечатлеть все это хотя бы в памяти.

Да тут можно избавляться от депрессии за считанные секунды…

Сильные обереги хранят память и молитвы всех, кто когда-либо к ним обращался, поэтому наши ученые нашли феномену исповеди вполне научное объяснение: когда тебя окружают память и молитвы сотен людей, твои проблемы становятся не страшнее песчинки соли в бочке меда.

Палец кольнуло, я отвлеклась от ветхой палицы на стойке и отметила изменившееся направление компаса, который теперь настойчиво требовал подойти ближе к витрине, где красовались какие-то костюмы.

– Да что ж такое… Чур меня…

Синий бархатный кафтан с золотым шитьем на рукавах и полах, и кушак, намертво приковали мое внимание. Наверное, впервые за долгое время я смотрела на шитье, которое не могла расшифровать с полу взгляда. Невообразимой сложности работа. Я знала почти все про обереги, но здесь симвология свернулась в затейливый глубок, из-за чего сюжеты не поддавались элементарным трактовкам.

В основном вышивками украшалась женская одежда, потому что нам требуется куда больше защиты. Да и вся шитая символика в большинстве случаев уподоблялась женщине: рожаницы, оленицы-матери, Макошь и дочери. Намеки на мужчин если и встречались, то очень редко, и никогда в центре сюжета, как здесь.

Рядом висели еще три подобных комплекта одежды, но синий явно выделялся. Только на нем вышивальщица самоотверженно отпускала сына, мужа или брата не просто на войну, а на верную смерть. Отсюда большую орнаментируемую часть занимает Даждьбог на коне, направляющий свободную душу к свету. В Ирий. Она знала, что он не вернется и сделала все, чтобы облегчить ему смерть. Вышивальщицей наверняка была ведьма, ведь непоколебимая вера аж сочилась даром предвидения.

Я не помню, как достала из сумки тетрадь и карандаш, но на первой странице уже отчетливо виднелась схема, где я начала отмечать детали и стежки, которые могут указать на время и место. Если сравнить техники, вычислить это будет не сложно, главное зарисовать, ведь в живую я такое вряд ли еще где-то увижу. Теперь, если подумать, фоткать и рука бы не поднялась.

Это же с ума сойти: черное шитье о большой любви! Да я себя не прощу, если не разберусь в каждом стежке этой истории…

У одной стрелки я пометила “время”, у другой “место”, и в заголовке листа крупно вывела “БИТВА?”, место которой мне помогут просчитать на историческом факультете.

– Битва при Константинополе, – раздалось у меня над головой. – Шестьсот двадцать шестой.

Карандаш выпал из рук. Я медленно отвела взгляд от тетради и наконец-то вспомнила, кто я, где я и что тут делаю. Кед на ногах уже не было, пуховик валялся неподалеку, а я практически легла на пол, уткнувшись в тетрадь, и все это посреди учебного дня в зале славы Сорочинки. Сдурела?!

Рядом со мной кто-то сидел. Судя по всему, на корточках, потому что мне удалось разглядеть только носы кроссовок и колени. Мужские колени. Я тоже села и сложила руки поверх сарафана:

– В-вы уверены?.. – уставилась я на кафтан, будто так и надо.

– Абсолютно. Человека, который это носил, звали Лучезар. Лучезар Казимирович, можешь пометить, – ткнули мне пальцем на тетрадь.

Я послушно кивнула и постаралась ровно вывести имя героя, которое мне так любезно подсказали. И что дальше делать?! Вдруг, сюда воспрещен вход всем, кроме учащихся? А если из института за такое попрут?! Но я же не собиралась ничего красть или осквернять, у меня исключительно профессиональный интерес…

– А-а-а, – быстро соображала я. – Как звали вышивальщицу?

Кто-то замычал:

– Здесь не подскажу. Имени мы не знаем, но бабушка говорит, “что-то на “В”.

Бабушка?!

– В-ваш пращур?

– Пра-пра и так десять раз.

– О-о-о…

В уши врезался звон колоколов, явно извещающий студентов о начале перерыва. Или учебы. Или матча!

Я сунула тетрадь в сумку, подскочила и огляделась в поисках обуви, ненавязчиво игнорируя взглядом собеседника. Сколько я здесь уже торчу?! Есения меня придушит…

Парень кашлянул. Я обернулась и увидела в его руках свои красные потрепанные кеды. Он опустил их на пол передо мной и кашлянул еще раз. Сейчас у меня на щеках наверняка румянец, что никакая свекла не нужна… Стыдоба!

Я благодарно кивнула и влезла в обувь, как в тапки, чем заслужила еще один хриплый смешок. Взгляд быстро скользнул по черно-белой спортивной форме, которая явно намекала на команду соперников. Я не удержалась и облегченно выдохнула. Это не преподаватель и не директор. Клюшкарь!

– Заблудилась, – брякнула я, глядя в потолок.

– Да я уж понял.

Парень встал, развернулся на выход и махнул рукой “за мной”.

Я старалась не отставать, но затекшие ноги, испуг и кеды этого просто не позволяли. Временами приходилось подбирать сарафан и трусцой догонять спину с цифрой “пять” на кофте, и хвала Богам, оборачиваться она на меня не спешила.

– Теперь только прямо, – указали мне на дверь в конце коридора. – Потом вниз по трибуне, думаю, разберешься.

– Спасибо, – кивнула я, справляясь с одышкой.

Вот забег выдали!

Парень обернулся так резко, что я даже испугаться не успела, и в меня тут же уперлись два светящихся янтарных глаза:

– Тебе спасибо.

– За что?..

Клюшкарь быстро обогнул меня по крутой дуге и крикнул уже в спину:

– За победу!

Глава 4

За указанной дверью оказался очередной коридор, только на этот раз мощеный светло серой плиткой. Таблички с указанием направлений и секторов были здесь на каждом шагу, я подошла к одной из них, но как бы не всматривалась, буквы и цифры плясали в глазах незнакомыми символами.

По лбу скатилась капля. Я опустила глаза на грудь. Спокойно, сарафан не колышется так явно, как кажется, и сердце осталось на месте.

– Ч-чур меня…

– Мила, твою жуть за перемать! Тебя где носит?! Я чуть с ума не сошла, уже думали сгинула в этих лабиринтах!

– З!

– Чего?

– Заблудилась!

Ольга схватила меня за руку и куда-то поволокла. Ступенька, еще одна, и мы вышли к заполненным трибунам, где судя по гомону уже собралась вся академия. Ожидаемо, все местные студенты были в форменной однотонной льняной одежде и даже одинаковых пуховиках. У девушек волосы собраны в аккуратные косы, на платьях лишь тонкие лаконичные узоры, а на юношах брюки и рубахи с похожими рисунками. О строгости местных правил мы хорошо знали, наши преподаватели частенько заикались, что пора бы их перенимать, и уравновесить разномастную институтскую солянку.

У прямоугольника игрового поля красовались “Лучи”, а чуть выше, на местах сразу за ними, одногруппницы. Цветастые и сосредоточенные, как на контрольной. Теперь наших бы я нашла даже без компаса, потому что они выделялись здесь, как клумба на поле стерни.

– Милослава, – строго осмотрела меня Есения, когда мы с княжной наконец-то добрались до своих мест и уселись. – Что случилось?

– Ничего, все нормально, просто заплутала чуток. У них тут все коридоры на одно лицо!

Деревянная решетчатая перегородка отделяющая нас от игроков содрогнулась, когда прямо на прутья заскочил шальной чернобровый клюшкарь:

– Нашлась пропажа! – заорал он, привлекая внимание всей команды.

Петр Степанович обернулся и пригрозил мне кулаком.

– Да ладно вам. Что тут со мной может случиться. Это же не глухая чаща!

– Да ну здрасте. Мы уж думали, тебя, такую сладенькую, кто-то съел!

Я только рот успела открыть, как по затылку шутнику прилетело клюшкой. Он взвыл и соскочил с ограды, выставляя свою клюку на манер шпаги.

– Вадим, отвали, – строго сказал ему Белогор. – Помело, а не язык.

– А что я такого сказал?! – взъерепенился парень. – Ты обернись! Кошмар, как они тут существуют, я не пойму. То ли дело наши, – с довольной рожей осмотрел он нас. – Всех бы в жены взял!

– Губу закатай! – прикрикнул ему кто-то со скамейки.

Девчонки засмеялись и атмосфера очень кстати немного разрядилась. Теперь главное смотреть только на поле и не оборачиваться. Про чащу я конечно брякнула, но примерно так себя здесь и ощущала, среди ровных однообразных льняных стволов. Вадим прав, так и с ума сойти можно. Для нас красочность уже дело привычки, и жизни без нее мы не видели.

Форма на наших парнях сегодня была знакомая. Красно-желтые кофты с лучами Ярило на спине, красные перчатки и щитки на предплечьях и голенях. Мы почему-то ожидали, что экипировка будет напоминать хоккейную, но ни шлемов, ни наплечников на игроках не было, как и коньков.

“Слишком травмоопасно.”

Я привстала и повисла на перегородке:

– Белогор, – отвлекала я капитана от разминки.

– Что такое?

– А что на вас за обувь? – указала я рукой на его ноги, которых отсюда было не рассмотреть.

– Бутсы, – задрал он ногу, демонстрируя нам кроссовки с деревянными шипами.

Староста подошла ближе:

– Ну раз мы тебя все равно отвлекли, хоть правила нам объясни, – сказала она. – Мы же за этим здесь. Пора бы вникать в суть нашей “секретной курсовой”.

– Смотрите сюда, – махнул он привлекая внимание остальных из группы. – Это поле для клюшкования, – указал он затылком за спину. – От хоккейного отличается льдом, которого тут нет. Только примятый снег. Поле разделено на две зоны, нашу и… и не нашу. После первого периода мы меняемся. Цель игры закатить мяч в лунку. Лунки расположены по бокам, – развел он руки. – Сегодня играем классику, до трех голов в каждом периоде.

– А сколько периодов?

– В тренировочных и отборочных по три, в полуфиналах и финалах чемпионата третий только в случае ничьей.

По стадиону прокатилась волна аплодисментов.

Я проследила за взглядами команды и выгнулась в проход, где буквально в паре метров от нас начали возникать игроки в черно-белой форме. Они спускались к соседней лавке у кромки поля и доброжелательно махали клюшками во все стороны.

Белогор расплылся в улыбке и зашагал к соперникам, которых наша команда встречала, как старых друзей. Вероятно, так оно и было, ведь вряд ли спортивный этикет требует приветственных объятий.

– Ну звезды, – присвистнула Ольга.

– “Молоты”, – поправила ее Есения.

– Да хоть “молодцы”! Какая черту разница, когда богатыри, как на подбор, – сказала Вецена. – Но наши мне все равно больше нравятся, че эти лысые какие-то?..

Все парни у “Молотов” были обриты практически наголо. Местные правила прически так-то не запрещают, может традиция?

– Обновляются, наверное, перед началом сезона, – сказала Ольга. – Я слышала о таком, скорее всего, пока чемпионат не кончится, черт им больше не помощник.

– Вполне возможно.

– И как им не холодно.

Уж не знаю кому как, а мне до зубного скрежета хотелось раздеться. Лоб взмок, щеки опять вспыхнули, и едва затихший мандраж разгорался с новой силой. Седьмой, второй, третий, четвертый…

Белогор указал на нас какому-то парню с капитанской повязкой и звонко рассмеялся:

– С такой группой поддержки мы не проиграем! – прикрикнул он.

Капитан молотов наигранно закрутил головой:

– Мне кажется, ты что-то упустил, – намекал он на толпу в их поддержку.

– Дело ж не в количестве, Данияр! – пропел Вадим. – В качестве!

Белогор опять замахнулся на болтливого товарища клюкой. Капитан “Молотов” закатил глаза и усмехнулся, после чего приветственно нам помахал.

– Мне кажется, меня только что приворожили, – сказала княжна, поправляя воротник шубки.

– И меня.

– Мне тоже так кажется.

– И как делить будем?

Девки захихикали.

Ну конечно, высоченный брюнет, широкоплечий, с точеным лицом и обаятельной белозубой улыбкой. Да на него только посмотри косо, тут наверняка орава влюбленных ведьм, проклянут и пискнуть не успеешь.

Вообще, все тут богатыри, как на подбор. Из всей толпы выделялся только Вадим. Он один был смуглым и ростом едва выше княжны, когда остальные парни на первый взгляд будто тянулись к третьему метру, за редким двухметровым исключением.

В нашей команде было двенадцать человек, пятеро из них готовились к игре, остальные же кутались в куртки и устраивались поудобнее. У “Молотов” скамейка запасных была в три раза многочисленнее, но, к сожалению, на куртках никто не стал указывать номера, а я кроме него и желтых глаз ничего не помню!

– Мы этим шахматным доскам не проиграем!

– Это мы еще посмотрим! – ответили Вадиму со скамейки соперников.

Чернобровый приложил ладонь козырьком и сощурился:

– Так вы у ведуньи своей спросите, она подтвердит! Что-то я ее, кстати, не вижу… Приболела?

Данияр хлопнул себя по лбу и посмотрел на краснеющего в ярости Белогора:

– Ничего личного, брат, но седьмой под юбки отправится первым.

– Не возражаю, – кивнул Белогор.

У скамейки соперников послышалось оживление.

– Помяни черта! – взвыл Вадим. – Видите? Я же сказал, даже валенки припасла, готовится отдыхать.

Да вот же он…

Я блуждала взглядом от нашей скамейки до сопернической, что бы пялиться не так явно, и не выдать волнения, которое не пойми откуда взялось!

Из-за стрижки казалось, будто голова пятого посыпана пеплом, ведь клюшкарь был практически седой. Как-то сейчас он кажется больше, чем до этого. Может из-за шипов и экипировки?..

Мы сидели выше лавок на пару метров, и на игроков приходилось смотреть сквозь прутья ограждения, которым я была несказанно рада, – отличная маскировка.

И зачем ему валенки? Наши оставили все, кроме курток, в раздевалке, да и у молотов в валенках никто не сидел. Мерзлявый?

Парень поставил обувь у скамейки, подошел к нашим и протянул руку Белогору:

– Вадим первый ложится? – уточнял он вместо приветствия.

– Да, мы уже договорились.

– Идите вы нафиг! Нашли, кого сливать. Вам без меня не победить!

– Тихомир, – обернулся на парня его капитан. – Есть хорошие новости?

Тихомир, значит. Отличное имя, и трактовка не нужна, все на лицо. Спокойный и благостный, как в идол на капище, хотя явно черноту за душой имеет, не зря глаза блестят, как два светоотражателя. Это его Вадим “ведуньей” назвал? На мой взгляд для ведьмака он как-то крепковат.

– Хороших нет, – подмигнул он Вадиму. – Только отличные.

– Это вряд ли, – улыбнулся Белогор.

– Прости Бел, но мы сегодня не проиграем.

Капитан Лучей перекинул клюшку на плечо и распрямился. Кто-то из одногруппниц охнул. Ну да, на самом деле богатыря тут было всего два, оба капитаны, потому что тот же Тихомир будто скукожился до размеров чернобрового рядом с ними.

– Вот как, – хмыкнул Белогор. – И что на этот раз? Опять прадед шепнул?

Тихомир нахмурился:

– Ты-то куда, что за сказки, – отмахнулся он.

– Не тяни, – толкнул его Данияр. – Так что? Можно не напрягаться?

– Напрячься придется, но мы не проиграем, – над скамейками повисла звенящая тишина. Он что, пророк?! – Я нашел сирень с пятью лепестками.

Есения прикрыла рот, чтобы не засмеяться, но остальные сдерживаться не стали, и громогласный хохот обрушился на все три ряда. Я вжалась в сидение. Сирень?!

– Ага, зимой! Охотно верю, – заливался Вадим.

Капитан приложил к голове товарища ладонь:

– Вроде здоров…

– Да ну вас! Я хоть раз ошибся?

– Цветы по зиме не лучшая примета, – серьезно сказал Данияр. – Ты уверен?

– Конечно. Целая ветвь, и вся в пятилистниках! Я такого вообще никогда не видел.

– И ты, конечно же, съел один, и победное желание загадал?! – продолжал веселиться Вадим.

– Пока не съел, оставлю на финал, – язвил Тихомир. – С вами и так расправимся.

Ольга хохоча толкнула меня в бок:

– А забавный! Видала, с какой серьезной рожей вещает? Сирень так-то далека от спорта. Там и хорошего не много.

– Вот-вот, – подперла подбородок Есения. – Тут больше о любовных тревогах речь, хотя пятилистники, несомненно, к удаче.

Я отвернулась, застегнула молнию на пуховике и поджала губы. Либо этот ведун сбрендил, либо рассказывает про вышивку на моем сарафане!

Рот непроизвольно открылся.

“За победу!”

Судья у противоположной кромки поля дал свисток. Табло под куполом арены зажглось парой алых цифр, парни разошлись по сторонам и выстроились всей командой у лавок. Чтобы оторваться от “не нашей” половины поля я замотала головой, напевая про себя “Калинку-малинку”, еще не хватало, чтобы в изменники записали.

Теперь остается надеяться, что Тихомир все это несерьезно. С другой стороны, силу оберегов явно чувствует, так же как и расшифровывать умеет, и тогда лучше уж на свой спортивный лад, чем прочти он на мне мольбу о скором счастливом замужестве.

Спасибо, мама, от души! Я не удивлюсь, если после прихода той свахи она заподозрила, что на Милу мужики вешаются, как скворцы на спелую черешню, а дочь, гадость такая, просто нос воротит. Отсюда и взялись эти сарафаны, которым место рядом с бархатными кафтанами за стеклом! Позорище…

И не зря же она сегодня смоталась на работу аж на три часа раньше, совесть все же есть, и иногда просыпается, – в глаза дочери стыдно смотреть было. Я же не слепая, чувствую, как эти одежи на меня давят своим: замуж хочу!

Десять игроков построились в центре поля, вновь обменялись рукопожатиями и разбежались по своим позициям. У молотов к экипировке добавились черные шапки, как мы поняли, не столько из-за холода, сколько из соображений безопасности. Волосы для мужчин все же не просто украшение. Одно дело лысиной по снегу тормозить, другое шевелюрой. Хотя приятного, один черт, не много.

Игра началась.

К нам тренер отправил парня со скамейки запасных в качестве комментатора, и хорошо, что так, потому что спустя пять минут мы бы скорее назвали это побоищем, чем игрой. Мне доводилось видеть трансляции подобных матчей, все же когда-то мужчин в доме было больше, чем женщин, но одно дело по телевизору, другое из первого ряда.

Гул болельщиков, скрежет снега, треск клюшек, игроки, которые в мгновение ока превратились из дружелюбной братии в рыкарей волкодлаков, все это сплелось в мощнейший фон, который вкупе с азартом пробивал нас до дрожи.

Белогор занял позицию у лунки, и оправдывал свое имя на все миллион процентов. Когда чья-то клюка прилетела ему в голову он даже не дрогнул, врастая в свою позицию “отбивалы”, как скала. Другую лунку от игроков ожидаемо защищал Данияр. Вадим играл на позиции центрального нападающего, и отлетал от капитана молотов, как воланчик от ракетки, – легко и далеко, но он был меньше и шустрее, и это явно играло нам на руку.

Толкаться, отстранять соперников клюшкой, сбивать с ног, – правила допускали практически все, кроме откровенного мордобоя. Единственное, что наверняка было запрещено, это касаться мяча чем-либо, кроме клюшки. Наш тройка уже получил за пас с ноги первое предупреждение, еще два и вылетит в зрители.

– …сегодня количество замен ограничено только размером скамейки. В крайнем случае, отправим кого-нибудь из вас! – пошутил в наши перепуганные лица висящий на ограде комментатор Борислав.

Ростом едва выше Вадика, светлый, румяный, миловидный, настоящий Иванушка, и сдалось ему это клюшкование! Мы посовещались и решили, что шахматы бы больше подошли. Или комментаторство.

– А Вадим молодец, ты глянь, – восхитилась Ольга.

– Вообще не говори, я даже не ожидала, – поддакнула Вецка.

– Вадя маленький, да удаленький. Юркий. Вы не обращайте внимания на его длинный язык, он так-то нормальный парень, просто немного шальной. Поэтому и играет в нападении.

Я сложила руки на груди, откинулась на спинку и нагнала на лицо равнодушия:

– Да? Про центрового соперников так и не скажешь, – выдала я и поперхнулась слюной. – Ну… Что шальной.

– Тихомир-то? Тот еще черт-тихий омут, ты глянь, у него бешеная скорость. Он крупный, таких редко берут в нападение, но он свое место, можно сказать, выгрыз.

– Медведь? – уточнила Есения.

Я навострила уши.

– Нет, под Ярило. Волк.

Вот оно что. Отсюда серая шерсть на голове и светящиеся глаза. Можно было и самой догадаться! Если седьмой сын или очень некстати вещицу проклятую перешагнул, оно и пройдет когда-нибудь само собой. Одно время на оборотничество мода была, повально все копили, кто на лапы, кто на хвост. Благо прошла. Но Олег, например, очень своим проклятьем доволен, за такие деньжища только рискни разочаруйся, жена бы его прибила. А так лучший нюх на мед в городе. Только оборотничество по рождению не очень удобная штука, но все лечится, а кому-то и не мешает. У нас препод по высшей математике медведь, только смотришь человек, моргнул, а он уже лапой пишет.

С поля донесся звонкий треск. Княжна взвизгула. Мы повскакивали с мест и увидели, как Вадим кубарем катится под лавку Молотов с обрубком вместо клюшки. Нас окутало протестующим свистом. Ноль-один! Мы радостно закричали и захлопали в ладоши.

– Какой кошмар! – заорала Ольга. – Разве так можно?!

Парень подрагивая поднялся на четвереньки, тряхнул головой и отбросил от себя деревянный обрубок.

– Нормально, – вздохнул Борис. – Жить будет.

– Шутишь?! – верещала Ольга. – Да у него кровь идет! Вон, на лбу!

– Ну зашел неудачно, нечего котелок под удар подставлять. Сейчас подлатаем.

Игра и не думала останавливаться. Только Вадим встал и поднял пустые руки, ему на смену пулей вылетел другой игрок.

Чернявый дохромал до базы, рухнул на скамейку и зарычал. Придурошную улыбку, которая, казалось, не покидает его даже во сне, сдуло без следа.

– Ну получат сейчас, ироды…

– У вас кроме мази нет что ли ничего?!

– Бинты ему пока без надобности, – оправдывался перед беснующейся княжной Борис.

– Так, сиди, щас пластырь найду, – причитала она, зарываясь в сумку.

Мы надулись, чтобы не заржать. Смешного в моменте было не много, но самодовольная чернобровая рожа расцветала буквально на глазах, и смотреть на это без содроганий было невыносимо. Плюс, мы ведем, – отличные новости!

– Да ладно тебе, красавица, – говорил Борис, со своей высоты попинывая Вадима по плечу. – Тут царапина-то. Миллиметр! Больше симулирует.

– Нифига себе! Ты видел, откуда я летел, да там метров десять со свистом! Больно, вообще-то…

Болельщики черно-белых вскочили, арена содрогнулась, и нас накрыло громогласным ором. Один-один.

Вадим выхватил новую клюшку из стойки и шустро поднялся:

– Да чтоб его! Степаныч, выпускай!

Тренер махнул рукой, и запасной игрок быстро вернулся на скамейку, пересекаясь с Вадимом аккурат на оранжевой линии разметки. Ольга обреченно плюхнулась обратно. Наш шальной за эти считанные секунды очень подрос в глазах всей группы. Метров до четырех, как минимум! Игрок несомненно важный, и когда он орал, что мы без него проиграем, вроде как даже не шутил.

– Борис. Почему Данияр сказал, что его будут сливать?

– У нас тренировочный матч, и это нормальная практика, смотри. Они пытаются выбить его с поля в три клюки, но оставляют центр пустым, и у нас появляется шанс прорваться к лунке и забить. Вадим основной игрок, естественно, без него команда ослабеет. Они рискуют, мы рискуем, они тренируют защиту, мы нападающих. Во втором периоде поменяемся местами.

– А в третьем?..

– А в третьем будет мясо, – улыбнулся мне Борис.

В следующий раз Вадим вылетел с поля спустя аж десять минут, когда мы вели два-один. На этот раз бинты ему тоже не понадобились, но дойти до скамейки уже помогали, придерживая с двух сторон. Счет сравнялся. Мы следили за игрой как завороженные, бормоча неразбериху себе под нос. Вроде никто не запрещал болельщикам заговоры на победу читать, и хоть мы явно проигрывали в количестве, Вадя прав, и тут качество важнее. Хотя в этом мы, скорее всего, тоже проигрываем…