Текст книги "Звезда в оранжевом комбинезоне"

Автор книги: Катрин Панколь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Вот что она прочла в глазах этого молчаливого, коренастого человека с сильными трудовыми руками, черными от работы ногтями, одетого в выцветшую спецовку. Во взгляде его читалась мольба, и она ответила глазами: «Да, да, обещаю вам, что мне он не причинит зла, я буду защищаться».

Он улыбнулся ей. По-настоящему. Как взрослой. От его улыбки она почувствовала ответственность. Нельзя обмануть надежд, которые он на нее возлагает.

Месье Куртуа доверяет ей.

Впервые в жизни взрослый человек поддержал ее. Впервые взрослый человек фактически сказал ей: «Да, ты права, любовь – вовсе не такая, не поцелуи в губы на людях и избиения по ночам. У каждого свой способ любить, тут нет каких-то четких правил, но в любом случае этот отвратительный спектакль к любви не имеет никакого отношения. Ты правильно все понимаешь, Стелла, – говорили его глаза. – Будь осторожна, прошу тебя».

Все это говорили глаза месье Куртуа.

С двенадцати лет она всегда помнила этот взгляд.

Даже сейчас, когда ей тридцать четыре, достаточно было двух простых слов на листке бумаги – Тополиная ферма, – и весь фильм ее детства прокрутился перед глазами.

Она только собиралась припарковаться на обочине, как зазвонил телефон. Она заметила в поле двух мужчин. Они смотрели на грузовик, но с места не трогались, словно у них там были еще какие-то дела. Стелла взяла трубку. Это была Жюли. Она спрашивала, может ли Стелла заехать в гараж Гомона, там бесхозный лом, останки двух сгоревших на автостраде машин. Она сказала еще, что про папашу Гризье надо забыть, поскольку он уже ничего продавать не хочет. Стелла сказала, что все поняла. Мужчины в поле разговаривали, бурно жестикулируя. Она залезла в бардачок и достала бинокль. Направила его на тех двоих.

– Погоди, Жюли, тут в поле два каких-то типа. Разговаривают.

– Кто это?

– Один – фермер, а второго я не могу разглядеть. Он спиной стоит. Погоди еще немного…

Она отрегулировала бинокль. Направила его на губы говорящих и начала считывать слова, которые они произносят.

– Ну так что?

– Они как раз обсуждают, что собираются нас поиметь.

– Как конкретно?

– Они хотят, чтобы мы забрали материал, но не желают отдавать нам половину денег. Только десять процентов, чтобы скандала не вышло.

– А кто командует парадом?

– Я узнала его! Это Тюрке, он из мэрии.

– А, приятель твоего папаши?

– Да. Тот еще гад.

– Черт подери! С какой стати вся эта заваруха? Ничто вроде не предвещало. Фермер не предупредил, что явится с кем-то еще.

– Так, а что делаем-то?

– Ой, не знаю, Стелла, пока не знаю.

– Думаю, мне нужно развернуться и уехать, пусть так и торчат здесь со своей грудой старых железяк, которые некому увезти.

– Так они позовут парней из Осера…

– И кинут их, как собираются кинуть нас? Боюсь, вряд ли получится. Гийома на мякине не проведешь. Нас-то они знают и надеются провернуть свою аферу. Ну а другие будут защищаться. Начнется свара. Они это прекрасно понимают. У них нет выбора, я уверена в этом!

– Ну, ты преувеличиваешь…

– Да я их знаю, ребят из Осера или из Монтро, ты по сравнению с ними девушка из церковного хора. И эти подонки в курсе.

– Ты точно уверена? В общем-то даже десять процентов…

– С ума ты сошла, Жюли! Если мы прогнемся в этот раз, так и останемся на всю жизнь. Давай я сама все сделаю, о’кей?

Жюли не ответила, замялась, а Стелла увидела, как парочка направляется в сторону грузовика.

– Давай уже решай, они идут сюда.

– Ладно. Даю тебе карт-бланш.

– Спасибо.

Стелла нажала отбой, вышла из грузовика, свистнула собак, которые сгрудились вокруг нее. Верные стражи, с ними она чувствует себя спокойно. «Вы держитесь возле меня, ребята, никуда не отходите. Медок, прыгаешь на него, как только я дам команду – понял – и за тело не кусай, только за ноги!» Она поворошила пожухлую траву под снегом. Ощутила у левой ноги теплый бок Полкана, у правой – Силача, возглавлял колонну Медок, он нес свой золотистый хвост как флаг. Крайне возбужденный, он пыхтел как вентилятор.

Она пошла навстречу. Подошла, мельком заметила в глазах у обоих насмешливые огоньки.

– Привет!

– Привет!

– Ну, где ваш товар? – спросила Стелла.

– Там, в лесу, – кивком показал фермер.

– Ну, пошли грузить? Все, как вы договорились с Жюли?

– Ну вот только, – смутившись, начал фермер, – мы хотим немного изменить условия сделки…

– Вот как? И каким же образом изменить? Надеюсь, в нашу пользу?

Оба мужчины хмыкнули и обменялись насмешливыми взглядами.

– Ох уж эти женщины, всегда чем-то да повеселят, – сказал тип из мэрии.

– В общем, мы тут подумали, – продолжал фермер. – В конце концов, ваше участие в деле ничтожное. Я нашел товар, я позвал представителя мэрии, который посоветовал обратиться к вам. Но представитель мэрии тоже в деле, у него есть свой интерес. И он хочет свою долю. Мы заплатим вам за транспортировку да маленькие отступные, и хватит с вас, мы так думаем.

– Пятьдесят процентов за транспортировку груза.

– Нет, – вмешался представитель мэрии Тюрке, – мы дадим вам десять процентов, и точка.

Стелла посмотрела на него так, словно раздела догола. Словно взглядом срезала пуговицы с его куртки, пуговицы с брюк, и он стоит перед ней в чем мать родила.

– Ну, ты размечтался, дядя!

– Эй ты, девчонка, что ты о себе возомнила?

– Договорились пятьдесят на пятьдесят, значит, и будет пятьдесят на пятьдесят. А иначе я вас обоих здесь оставлю, и обращайтесь к другим…

Она выдержала паузу, ожидая, пока информация дойдет до их отупевших мозгов.

– Да вот только другие не будут такими же сговорчивыми, как мы. Ох, я удивлюсь, если их удовлетворят такие вот «небольшие изменения условия сделки». Парни из Осера, к примеру… бывают весьма нелюбезны. Хочешь, расскажу, как все будет, дядя?

Она обращалась к Тюрке, и было это так, словно она держала нож у горла Рэя Валенти.

– Они даже с места не двинутся. Или же заберут у вас бесплатно весь товар, все бумаги, накромсают ваши яйца в салат и заставят съесть. И правда, кто знает, кому принадлежат все эти железки? Они скажут, что они сами их здесь положили, а теперь забрали свое имущество, все по справедливости. А вы будете в заднице.

Мужчины незаметно переглянулись. Они не ожидали, что девка полезет на рожон.

– Так что выбирайте… Десять минут вам на размышление. Как раз я дойду до грузовика, заведусь. А там поеду на погрузку или же обратно, вам решать.

Она коснулась указательным пальцем полей шляпы, слегка поклонилась и пошла назад. Свистнула собакам, чтобы не разбегались и шли рядом, сейчас им нужно держаться вместе. «А ты, Силач, следи за ними одним глазком, я им не доверяю».

Едва она поставила ногу на подножку грузовика и открыла дверь, как услышала голос:

– Стелла! Стой!

Она обернулась. Изобразила на лице удивление.

Они махнули ей рукой, призывая подойти. Она не тронулась с места. Если хотят поговорить, пусть тащатся сюда сами. Она ждала их, опершись на грузовик и сунув руки в карманы оранжевого комбинезона. Бросила собакам горсть галет, те поймали их на лету, сталкнувшись в воздухе и возбужденно лая.

Двое мужчин подошли, понурившись. Тюрке подволакивал ногу, он явно был в ярости и сдерживал себя изо всех сил.

– Ну что, вы изменили свое решение? – спросила Стелла, глядя на фермера.

– Вот как-то так…

Она ждала продолжения. Вместо ответа он покосился куда-то в сторону, нервно теребя молнию своего комбинезона. В левом кармане на груди у него торчал большой плотницкий карандаш. Тюрке со злобным видом изучал носы своих ботинок.

– А я тоже изменила решение. – сказала Стелла. Достала из бардачка накладную, шариковую ручку, нацарапала две цифры «40, 60» и протянула бумагу фермеру.

– Шестьдесят процентов Куртуа, сорок тебе. Это послужит тебе уроком. В следующий раз будешь держать свое слово. И вот что я забыла: заплатят тебе, когда груз будет взвешен. Иногда получается, что там меньше, чем заявлено.

– Или больше, – ввернул мужчина, который пытался сохранить лицо, хотя бы пошутив.

– И не мечтай!

Фермер, опустив голову, подписал бумагу.

– И верни мою ручку! – приказала Стелла. – Ты больше, надеюсь, не станешь устраивать нам подобный цирк. У Куртуа, представь, не дураки работают. Мы тоже не лыком шиты, не хуже остальных. Усвой это раз и навсегда.

Тюрке отступил на шаг, в ярости расшвыривая мерзлые комья земли. Он плевал сквозь зубы оскорбления: «Сука, ну я тебя поимею, сучка такая, шкуру с тебя сдеру, вот уже погоди, думаешь, тебе удастся легко отделаться?»

– Что-то не так, мсье Тюрке?

– Нечего изгаляться. Я тебе это припомню. Я тебя поимею, сука, да так, что мало не покажется. Корячиться будешь от боли.

– А ну возьми свои слова назад!

Стелла тихонько сказала «фас» Медку, и тот бросился на Тюрке, схватил его за лодыжку, за ним кинулись и другие псы, сбили Тюрке с ног, повалили.

Тюрке, валяясь на земле, орал: «Сука, гадина, отзови своих собак!» Стелла сложила бумажку, полученную от фермера, положила в нагрудный карман комбинезона. Подошла к Тюрке, поставила ногу ему на грудь, велела собакам отпустить его. Собаки отошли на шаг, не сводя при этом глаз с лежащего. Они тихо рычали, готовые броситься на него, если он попытается пошевелиться.

– Ты больше никогда не посмеешь со мной так разговаривать, понял? Никогда. А знаешь почему?

Тюрке сделал попытку высвободиться, потом вывернулся, отвернул от нее лицо. Она мыском ботинка повернула ему голову обратно и посмотрела прямо в глаза.

– Потому что я – принцесса. Ты не знал? Ну, теперь знаешь. И ты мне это скажешь немедленно, глядя в глаза, подонок.

– Да пошла ты куда подальше!

– О, ты хочешь, чтобы я шепнула волшебное слово моим песикам? Одно маленькое словечко?

Собаки явно только и ждали знака от хозяйки. Их глаза перебегали со Стеллы на Тюрке и обратно, подстерегая момент, когда хозяйка решит и можно будет наконец броситься на врага. Она надавила ногой ему на грудь, он задохнулся, закашлялся, сплюнул.

– Я отомщу. Вот увидишь…

– Умираю от страха. Ну так что? Я жду.

– Пошла в задницу, грязная шлюха!

– Медок, Силач, Полкан!

Собаки, обнажив клыки и рыча, прыгнули на Тюрке. Фермер в ужасе наблюдал за этой сценой.

– Останови же их! Останови! – закричал он, воздевая в ужасе руки.

– Если бы он согласился произнести всего два слова, все было бы иначе, – вздохнула Стелла.

– Ты принцесса! Ты принцесса! – завопил Тюрке, отбиваясь от собак.

Стелла свистнула псам, которые подбежали и легли у ее ног. Она подождала, пока Тюрке встанет, и показала рукой, куда ему идти.

– Ты сейчас возвращаешься в город. А я поеду на грузовике прямо к товару.

Мужчина встал, отряхнулся, направился прямо к машине. Стелла заметила, что на земле валяется его мобильный. Она наступила на него, повернула ногой, как будто тушила сигаретный окурок, – раздавленный мобильник хрустнул.

– Кассе это недорого обойдется, – сказала она, улыбаясь.

Фермер пробормотал в оцепенении:

– Мне-то что делать?

– Ты едешь впереди, а я – за тобой…

Она залезла в грузовик, завела его. Позвонила Жюли.

– Дело улажено. Все расскажу при встрече. Он подписал. Шестьдесят процентов нам, сорок ему. И обещаю тебе, что он больше никогда не будет вставлять нам палки в колеса и при этом еще всех об этом оповестит.

– Да не может быть! – воскликнула Жюли. – Ты это сделала? Правда? Ты королева!

– Ничего особенного. Я просто принцесса…

Она положила трубку, повела машину за фермером. Мобильник снова зазвонил. Она так и подскочила. Мелодия из фильма «Хороший, плохой, злой». Это звонок с телефона Адриана. Стелла судорожно вцепилась в руль.

Она не ответила. Хотела сохранить силы на случай, если фермер вдруг начнет сопротивляться. Раздался новый звонок: Адриан оставил сообщение.

Она прослушает его потом, когда загрузит товар.

* * *

Некоторое время спустя она припарковалась возле заброшенного завода. Прежде он принадлежал фирме «Шартье», здесь производилась мебель для офисов. Столы, этажерки, шкафы и даже школьные парты и лавки. На заводике работали человек пятьдесят. В обеденный перерыв все доставали свертки с едой, слышались шутки и смех. И звук открываемых бутылок с сидром.

Теперь у завода больше нет имени. Буквы на старой вывеске «Предприятие Шартье» смыло дождями, сдуло ветрами, и на фоне облупившейся зеленой краски едва угадываются буквы. А в народе это место теперь называется «заброшенный завод».

Сегодня здесь можно найти только старые шины, остовы шкафов и этажерок, покореженные металлические столы, бесформенные куски металла, разрезанного газовой горелкой, да ржавые балки, которые Жюли еще не успела отсюда вывезти, они валяются во дворе на потрескавшейся земле. Стекла все побиты, гофрированные двери в гаражи подняты.

Стелла остановила машину и упала головой на руль.

Она не дрогнула, не сдалась Тюрке.

Миссия выполнена.

Наконец она прослушала сообщение Адриана.

Слова Адриана:

«Принцесса моя, я кручусь-верчусь, ищу тебя повсюду, мне необходимо коснуться тебя, так больше не может продолжаться, я схожу с ума, я глупею на глазах. Я скучаю по твоей коже, по твоим волчьим глазам, по твоим рукам, мне нужен твой запах, я прижимаю тебя к себе, поцелуй меня».

Ее голова запрокинулась назад, она вообразила дыхание любимого у себя на шее, его руку у себя на затылке, его губы, шепчущие нежные слова на языке, которого она не знает, шершавые слова, губы Адриана пробегают по ее коже, руки Адриана пробегают по ее животу, ногам… И кровь ее пульсирует мощными толчками. Взгляд ее ждет, уходит в сторону, взгляд отталкивает мужчину, чтобы она смогла остаться сильной, чтобы не сдалась, взгляд ее почти враждебен, хотя она всем существом стремится к одному – отдать ему все. И его голос звучит постоянно в ней: «Я умру, ты слышишь меня, я умру, если когда-нибудь ты посмотришь на другого этим взглядом, полным страсти». Он угрожает ей, и она знает, что эта угроза сладостна для нее. Она означает, что везде, где бы он ни скрывался, чтобы избежать опасности, он ждет только одного – вернуться на ферму и сжать ее в своих объятиях.

Иногда он приезжает к ней.

Проходит тайным подземным ходом и остается с ней на целую ночь. Потом рано утром уезжает, и она не знает, когда увидит его в следующий раз.

Она уже привыкла к такой жизни.

Как линия пунктиром.

Образ одного мужчины перевернул всю ее жизнь.

Когда придет время обеда, она заедет к Тому. Даст ему прослушать конец сообщения. Адриан никогда не забывал несколько слов для Тома. «А вот что я хочу сказать неустрашимому Тому…» Или «благородному Тому».

Они усядутся в кабине грузовика, снимут обувь, завернутся в пледы, достанут из пакета сэндвичи. Включат по радио передачу «Игра на тысячу евро». Морща брови от напряжения, будут пытаться отгадать ответы, выкрикивая их с набитым ртом.

Том сыграет на гармонике «Hey Jude». Она запишет и отправит Адриану. Том скажет: «Ну, у меня прогресс, да, Стелла? Ты думаешь, ему понравится?»

Потом она проводит его до дверей школы. «Я не ребенок, – возмутится он, – останови грузовик чуть дальше».

Она наклонится и прошепчет ему в ухо: «До вечера, мой родной, приеду за тобой в пять часов, ты подождешь меня внутри, не будешь выходить, обещаешь?»

И она уедет, а в животе клубком свернется страх.

Она не дрогнула перед Тюрке.

В пять часов она подъехала к школе.

В кузове грузовика теснились каркасы машин, чаны с шоколадной фабрики и старый плуг, купленный у фермера на обратной дороге. Удачный день.

Она приказала собакам оставаться на месте и зашла в школу. Поискала глазами Тома. Пучок светлых волос, синевато-стальные глаза, гармоника у губ.

Его нигде не было видно.

Ужас пригвоздил ее к земле. Лицо запылало, она представила себе жестокую расплату. Взгляд ее помутился, она ничего не видела вокруг.

Взяв себя в руки, подошла к учительнице сына. Спросила ее, где Том.

– Он ждал вас, был только что здесь, в вестибюле. Вот буквально минуту назад здесь стоял, разговаривал с Себастьяном.

– Но я его здесь не вижу! – воскликнула Стелла, сама удивляясь, что говорит так громко.

Учительница с удивлением посмотрела на нее.

– Да вы не беспокойтесь, он где-то тут, недалеко.

– Но…

Она потеряла дар речи. Язык не слушался ее. Она сжала кулаки, нахмурила брови, чтобы сдержать слезы.

– Я пойду посмотрю, может быть, он внутри. Может, забыл что-то в классе и вернулся. Не волнуйтесь, пожалуйста.

Учительница положила руку на руку Стеллы, та тряхнула головой, стараясь избавиться от кошмара.

– Понимаете, дело в том…

Голос ее внезапно сел, стал хриплым, она попыталась откашляться. И замолчала. У нее никогда не получалось высказать свой страх.

– Побудьте здесь. Я сейчас вернусь.

Стелла вышла на улицу, прислонилась к стене школы. Каблуком ботинка стукнула по стене, старый кусок штукатурки отвалился и упал в пыль. Она почесала руки, сложила их на груди. Закрыла глаза. Поняла, что задыхается, в ушах почувствовала частые удары собственного сердца. Молилась небу и звездам. Маленькая звездочка, которую мать показывала ей в небе. «Вот эта – самая красивая звезда, Стелла. У нее восемь лучиков, чтобы исполнять все твои желания. У тебя есть право на восемь желаний в неделю, одно на каждый день, а в воскресенье – два. Это твоя счастливая звезда. Ты все можешь ей рассказать. Смотри на небо, красавица моя, смотри на небо, и оно ответит тебе».

Она верила маме.

А потом перестала верить.

Стелла сосредоточилась, прищурила глаза, чтобы отправить свое послание туда, наверх. «Боже мой, Боже, побереги Тома. Не дай его в обиду! Только не его». Она захотела подпрыгнуть, повиснуть на одном из восьми лучиков звезды, чтобы быть уверенной, что ее услышали, и, раз уж она настолько глупа, чтобы верить во всю эту ерунду, пусть ее хотя бы оставят в покое с тем горем, которое у нее уже есть. Его и так хватает.

«Кто-то украл шляпу у снеговика, которого слепили дети во время перемены», – выходя из школы, сказала дама, закутанная шарфом до самых глаз. «Сейчас все воруют, – ответила ей другая дама. – Как подумаешь, что это красная пластмассовая миска за евро двадцать пять! Да им все нипочем. Точно, плевать им…»

– Мадам Валенти!

– Да? – воскликнула Стелла, подскочив от неожиданности.

К ней шла учительница, придерживая Тома за плечо.

– Сидел на полу в классе и играл на гармонике.

Том удивленно посмотрел на мать и взял ее за руку.

– Я ждал тебя, – сказал он, обиженный, что его приняли за дезертира.

Стелла вздохнула с облегчением, положила руку на грудь, чтобы унять бешеное биение сердца. Прижала к себе Тома. Поблагодарила учительницу.

– Не надо было так нервничать… Ты же сказала – в школе, не выходить. Я и не выходил.

– Я знаю, милый, знаю. Пошли! Уже пора. Мне надо еще вернуться на стройку и разгрузить кузов. А то там в шесть все закроется.

Одним жестом, одним взглядом она вновь установила контроль над своим маленьким миром, подтолкнула мальчика к дверям, склонилась и вдохнула его знакомый запах. А потом залезла в машину и отправилась в путь.

* * *

Жюли подняла голову от бумаг и посмотрела на часы. В шесть часов вечера люди заканчивают работу, покидают рабочие места, принимают душ в раздевалке, переодеваются, вешают рабочую форму в стенной шкаф и уходят по домам. Она слышит, как они переговариваются, обсуждают идею пойти пропустить стаканчик, шутят по поводу вечерней лотереи или футбольного матча. Остается только Жером, который принимает машины с грузом. Он заканчивает прием покупок и продаж за день, заполняет ведомость и относит ее Жюли. Он знает, что она ждет его. Она должна оценить результат. Так она делает несколько раз в день.

Она услышала шаги на лестнице, ведущей в ее кабинет. Тяжелые шаги мужчины на узкой лестнице. Крутая лестница, тяжело по ней идти. Приходится останавливаться, переводить дыхание. Даже тем, кто уже привык. Это, скорее всего, Жером. Он медлительный человек, молчун. Он подает ей накладные стопкой, пока она записывает, указывает время каждой покупки и продажи, а потом умолкает. Им и ни к чему разговаривать, они понимают друг друга с полуслова, они одна семья, семья металлистов, которых презирали, пока цены на металл не взлетели выше крыши. Сейчас же их не сравнивают со старьевщиками. Доходное стало дело. Жером это знает. Он благодарен Жюли, что она так здорово ведет дела. Горд, что работает на нее.

Раньше он работал крановщиком. Хорошим был крановщиком, умелым и точным. А потом выиграл в лотерею. Это было в 1998 году. Восемь миллионов франков. Он всех пригласил в ресторан «Мадлен», к месье Готье. Шикарный ресторан в Сансе, записанный в «Красный гид Мишлен», удостоившийся там одной звездочки. Они привели в порядок ногти, сходили к парикмахеру, надели пиджаки, галстуки и белые рубашки. В таком виде они едва узнали друг друга и переглядывались в изумлении. Боялись повысить голос, сказать что-то не то. Заказали аперитив, оливки, маслины, чипсы с креветками и маленькие коктейльные сосиски.

Он сообщил им, что уходит с работы, но не потому, что не любит их, все дело в Жанин, она хочет погреться на солнышке, ну и надо воспользоваться случаем. В глазах его промелькнуло что-то вроде сожаления, когда он это говорил. Тащился под пальмы, едва волоча ноги. Вернулся он три месяца спустя – холостяком, раздавленным жизнью человеком. И к тому же почти лысым. Горе сожрало его волосы. Жанин замутила с каким-то горе-матросом в Сан-Хосе, столице Коста-Рики, и сняла все деньги с их общего счета. Он ни за что не хотел подавать жалобу. Он словно даже облегчение какое-то испытал, когда все эти деньги у него исчезли. Ну и естественно, он вновь постучался в двери конторы Куртуа. Жюли не задала ему ни одного вопроса. Взяла его на работу. На прием товара. Куча ответственности. Серьезная должность.

Она встала, чтобы зажечь светильник. Надвигалась темнота. Она подошла к застекленной стене, услышала обрывки разговоров из раздевалки. Она знала их всех как облупленных. Знала их жен и детей. Их семейную ситуацию. Некоторые учились с ней в школе, других взял на работу ее отец. Все звали ее Хозяйка. Отец настоял, чтобы она в жизни пробивалась, как он: начиная с нуля. Она училась резать металл, водить фуру, управлять подъемным краном, сортировать металл в больших черных защитных перчатках, тяжелых, как медвежьи лапы. Она носила рабочий комбинезон, работала в холод и дождь, помогала при погрузке, научилась разоблачать хитрые жульничества клиентов, читать задуманное на их лицах, предотвращать все их замыслы одной улыбкой. Не коварной улыбкой женщины-вамп, но мирной улыбкой умной девочки, которая в теме, которая разбирается в курсе металлов и особенностях рынка. Самые изощренные пройдохи теряли почву под ногами, когда она так улыбалась. «Смешно даже, – подумала она, глядя из окна на фонари вдоль шоссе, дробящиеся в воздухе желтыми огоньками, – я всю свою нежность и женственность вкладываю в работу, а для личной жизни ничего не остается». Она печально усмехнулась: «Может, потому у меня и нет никакой личной жизни. Ума не приложу, как себя вести, когда рядом мужчина. Я умею копошиться в кучах железяк, находить вещи, имеющие подлинную ценность, но не могу так же оценить душу мужчины, прочесть в его сердце. Они для меня темный лес».

Да, она любит свою работу. Приходит утром самая первая, оглядывает площадку, оценивает кучи металла, которые надо рассортировать, контейнеры, которые нужно отправить за границу, вагонетки, содержимое которых нужно отправить в дробилку. Касается холодного металла так, как гладят кожу любовника, поднимает с земли большую блестящую гайку, полирует ее рукавом свитера, кладет в карман, ей нравится ощущение груза, который бьется об ее ляжку, правда, иногда к концу дня на этом месте оказывается синяк… В семь сорок пять она готовит кофе с венской выпечкой для рабочих.

Она – Хозяйка.

Эта любовь к металлу передалась ей от отца.

Она росла, наблюдая, как он работает. Он тоже ходил в рабочем комбинезоне. Мать хотела, чтобы Жюли пошла учиться: «Я хочу, чтобы моя дочь была чистой, не хватало еще и ей пойти в старьевщицы!» Но стоило матери зазеваться, и отец брал Жюли с собой на работу. Он сажал ее на колени, когда управлял большим синим подъемным краном, и учил поднимать и опускать рычаги. В четырнадцать лет она уже поднимала разбитые машины длинной механической рукой и с оглушительным шумом роняла в дробилку. Она, раскрасневшись от восторга, радостно хохотала и кричала: «Папа, я еще хочу, можно еще?» Отец умилялся и прижимал ее к себе.

Ох, папа…

Жюли порой задавала себе вопрос: что, если он решил заниматься заграничными продажами потому, что больше не мог выносить жизни в Сен-Шалане? Она не знала точно, что же все-таки произошло. Иногда, когда слышалась та или иная фраза, мать поджимала губы, а отец опускал голову. Как-то вечером они поссорились. Слова летали в воздухе и жалили, как осы: «Ты думаешь, я не знаю, Эдмон? Да тут все это знают! А я‑то при этом как выгляжу, а?» Мать плюхнула на супружескую кровать чемодан, а отец пытался ее удержать: «Не уходи, пожалуйста, не уходи, подумай о Жюли».

Жюли, которая подслушивала под дверью, не знала, что и подумать.

Дверь в кабинет резко распахнулась. Жюли вздрогнула. Как будто она перенеслась туда, в момент ссоры родителей.

На пороге стоял мужчина.

Красивый, высокий, стройный, с гордой осанкой, загорелым лицом, пронзительным взглядом, делящим надвое горизонт, широкоплечий и длинноногий. Он гордо, с легкостью нес груз своих шестидесяти лет, его широкая грудь, мускулистые руки, подтянутый живот сделали бы честь и юноше. Мужчина с импозантной сединой на висках, уверенный в себе и своей роли в этом мире. Мужчина, сбивающий вас с ног взглядом, точно хуком справа, и вибрирующий от ярости, как струна. «Жуткий тип, – не могла удержаться от мысли Жюли, – из тех, которые, положив руку на сердце, клянутся, что никогда не смогли бы совершить ни одной гнусности, не успев даже смыть с жестоких рук кровь и следы преступления».

– Что это за история с котлами? Почему ты отказалась платить? Опять эта сучка Стелла воду мутит?

– Здравствуй, Рэй.

– Привет. Так что?

– Да ты успокойся.

– Я задал тебе вопрос.

– Это все фермер, он нарушил договоренность, которая у нас существовала предварительно. Стелла тут вообще ни при чем.

– Тюрке мне все рассказал. Она спустила на него собак, они могли его загрызть!

– Не преувеличивай. Тюрке тоже не ангел, знаешь ли. Она защищалась, он ее спровоцировал.

– То есть ты была там и все видела своими глазами?

– А ты сам там был? Твой дружок, как видишь, жив. И, кстати, ты не мог бы мне сказать, что он там вообще делал?

– Мы имеем право на нашу долю.

– Почему это? Объясни, пожалуйста.

– Потому что.

– Потому что вы запугали фермера? Потому что вы угрожали ему, как вы обычно делаете со всеми?

– Имеем право, вот и все.

– Вклад в фонд «Друзья пожарных»? Так, что ли? Кажется, ты мне голову морочишь.

– По сути, это наше право на долю.

– Типа права первой ночи?

– Хватит издеваться.

– Повторяю тебе: Стелла следовала МОИМ инструкциям и защищала МОИ интересы. Если у тебя к кому-то и могут быть претензии, так это ко мне. А я делаю свою работу и не желаю иметь дела с твоим слабаком-дружком. Ты уж должен был это понять за долгие годы.

– Поостерегись, Жюли, доиграешься!

– А теперь иди спокойненько своей дорогой, а если встретишь Жерома, скажи ему, чтобы он ко мне поднялся.

Жюли знала, что Рэй уйдет и не станет затевать скандала. Он боялся ее отца. Эдмон Куртуа против Рэя Валенти – так выглядела бы афиша боя, состоявшегося некогда между бывшими друзьями. Рэй Валенти упал лицом в грязь. Она не знала, из-за чего вышла драка. Отец ей никогда об этом не рассказывал. Но она знала, что, пока жив отец, Рэй Валенти ничего не сможет ей сделать. Он пришел сегодня, чтобы отыграть свою роль. Старый петух, пыжится, распушает перья и кукарекает, пока есть силы. Чтобы пошуметь, чтобы было о чем рассказать ребятам вечером за кружкой пива, двумя, тремя кружками пива у Жерара.

– Скажи своей подружке, что это ей просто так не сойдет с рук! Она свое получит!

Жюли глазами указала ему на выход.

Он буркнул что-то невразумительное, махнул в воздухе кулаком, открыл дверь и убрался восвояси.

Жюли слышала, как он топочет на лестнице. Он словно хотел раздавить ногой каждую ступеньку. Он ничего не может с ней сделать, так зачем приходил и скандалил? Чтобы сохранить лицо? Все точно узнается в Сен-Шалане, и это будет удар по его престижу.

Лишь бы он не встретил Стеллу…

Под крышей огромного ангара Стелла закончила, наконец, разгружать остовы автомобилей и медные чаны. Отличный материал от Деильрена. Большие пузатые котлы из гладкой меди, сияющей, луженой или кованой, с латунными или железными ручками, широкие кастрюли, высокие кастрюли, огромные чаны и крышки – целая батарея посудин, которые когда-то, должно быть, сияли на полках шоколадной фабрики Ренье. Высокомерный блеск начищенной меди поблек. Все вещи были грязными, почерневшими. Сюзон вот начищала медные кастрюли смесью муки, крупной соли и уксуса. Чистила их так, что стирала руки, и возвращала им первозданный блеск.

Бубу и Хусин решили помочь Стелле. Они осматривали вырученные вещи и шептали: «Что, правда сорок на шестьдесят? Ты правда так сделала? Ну, у нас слов нет, Стелла, ты крута!» Они смотрели на нее, вытирая пот со лба.

Потом Морис закрыл тяжелую дверь ангара, протянул тяжелую цепь, закрыл на три замка, включил сигнализацию. Стелла кивнула Тому, чтобы он пошел с ней в раздевалку, ей нужно было помыть руки. Она не успела заметить внедорожник Рэя, поворачивающий за угол.

Она сняла в раздевалке свою каску. Подошла к зеркалу причесаться. И аж подпрыгнула: в лице ни кровинки. Белая как мел. Она похлопала по щекам, потерла их, пощипала. Нельзя показывать Тому, что ей страшно. Угроза особенно страшна, когда она остается неопределенной и смутной. Не знаешь, чего ожидать, какая беда на тебя обрушится. Но то, что он постарается взять ее за горло, – это факт. Она поймала в зеркале взгляд Тома, слабо улыбнулась ему. Знает он или нет?

* * *

Вернувшись с работы, она заново описала Жюли всю сцену с фермером.

– Ты обязательно должна зафиксировать сделку в приходно-расходной книге. Они способны обвинить тебя в спекуляции.

– Скоро уже не смогут. Скоро не будет возможности расплачиваться наличными, из рук в руки.

– Да, но пока будь осторожна. Они наверняка захотят отомстить. Сейчас небось клянут нас на чем свет стоит у Жерара, распаляют себя. Эти парни не видят дальше своей кружки пива.

Женщины переглянулись и улыбнулись.

Жюли потянулась, сидя в кресле. Надпись «I am a candy girl» надулась на ее груди. Стелла положила руки на плечи Тома.

– Ну ладно, мы поехали. Уроки надо делать и печку топить! Давай, до завтра.

Жюли помахала ей рукой и вновь погрузилась в изучение тетради со счетами.