Текст книги "Жизненная необходимость (СИ)"

Автор книги: Катерина Панк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== 1 ==========

Белый туман, и ничего, кроме белого тумана.

Она движется, но не идёт, скорее, плывёт в пространстве. Лёгкий ветерок приятно обдувает её лицо, пока не усиливается, пока не холодеет. Метель раздувает её волосы, морозит кожу, но снега нет.

Белый туман, и ничего, кроме белого тумана.

Её тело будто принимает сидячее положение, но под ней нет ни стула, ни хоть какого-нибудь сидения.Она как будто сидит в машине и смотрит в боковое окно – туман «снаружи» плывёт слишком быстро.

Белый туман, и ничего, кроме белого тумана.

Ей видятся три фигуры рядом. Силуэты их размыты, смазаны и то и дело исчезают за слоями тумана, но она почему-то определяет в них родителей и брата. Силуэты раскрывают рты, оглядываются друг на друга, но от них не исходит ни единого звука.

Она чувствует, как сама открывает рот и что-то говорит, но не слышит ничего. Лица у силуэтов сильно расплываются в области рта, словно те улыбаются ей в ответ.

Она и сама улыбается им в ответ. Улыбается.

А потом всё меркнет в кромешной тьме. Раздался единодушный крик.

А затем снова… белый туман, и ничего, кроме белого тумана.

– Джессика… Джессика, проснись, милая…

Где-то рядом и одновременно будто далеко звучит голос, но чей он, определить не удаётся.

– Джессика…

Девушка обильно вздрагивает всем телом и открывает глаза.

Над ней белый потолок из панелей, на фоне шум и шуршание халатов и вжикание шприцов. На ней лишь лёгкая больничная ночнушка, которая колется во всех местах. Лежит она на удивительно мягком матрасе под тёплым одеялом. Через кристально отмытые окна, потрепанные жалюзи, из-за туч еле-еле пробивается солнечный свет.

Джессика пробует повернуть голову в противоположную от окна сторону и тут же сталкивается с существенной проблемой: голова ужасно гудит и болит, она вся как будто накалена до предела, её полностью плотно и туго обтягивает повязка, не дающая возможности крутить шеей. Травма головы или нечто похожее.

– Не шевелись, доктор сейчас подойдёт.

В голове стоит туман. Совершенно не помня причины, по которой она оказалась на больничной койке, Джессика заставляет себя вспомнить владельца голоса, что вырвал её из ужасного сна.

Владелец голоса…мужчина. Заботливый тон. С британским акцентом.

Собрав весь свой жалкий остаток сил, усилием воли девушка поворачивает голову в сторону коридора, туда, откуда раздаётся этот близкий-далёкий голос.

– Я же сказал. Не шевелись, Джессика, – она видит пальцы, а потом и всю кисть, которая медленно отодвигает в сторону штору, разделяющую койки пациентов во всех палатах общей терапии. – Ты никогда меня не слушаешься.

Джессика выдыхает весь воздух разом, отчего тут же начинает задыхаться. В глазах темнеет, жизнь снова покидает её тело.

Но прежде чем полностью провалиться в темноту, мисс Джонс успевает увидеть подбегающего к ней врача с испуганным выражением лица, с маленькой бутылочкой со странного цвета жидкостью внутри и стаканом воды. Увидеть, как медик теснит другого мужчину, вставшего совсем близко к постели больной.

На мужчине дорогой костюм сиреневого цвета и довольная улыбка на губах.

========== 2 ==========

– Я, конечно, многого ожидал, но не думал, что ты и вправду потеряешь сознание, только увидев меня! – произнёс весёлый голос где-то совсем рядом.

Джессика проснулась. Снова белый потолок над головой и белый шум на фоне. И снова головная боль. И снова Килгрейв.

Да, это был он. Теперь Джессика была полностью уверена. Она ещё плохо соображала: перед глазами всё расплывалось, тело охватила невероятная слабость, вероятно, ей ввели дополнительную дозу лекарств. Но своим ощущениям по поводу её посетителя девушка полностью верила.

Сознание покрыто было белым туманом из сна, но этот костюм, совершенно очевидно, от какого-нибудь кутюрье, это самодовольное лицо и этот запах дорогущих, крепких как виски духов с древесным ароматом – всё это ни с чем не спутаешь. Воспоминаний о событиях, ставших причиной её полуовощного состояния до сих пор не появилось, но это было и не важно. Важно было разобраться с другой, куда более опасной угрозой для её жизни и жизни всех людей на чёртовой Земле.

– Что ты здесь делаешь? – задать даже один вопрос отнимает у Джессики много сил и времени, потому только произнеся его, она судорожно глотает воздух и пропускает начало ответа Килгрейва.

– …Но самая главная причина – это ты, разумеется. Как же иначе, – довольным тоном говорит мужчина, который, как обнаружила Джессика, ещё немного придя в себя, расположился на диванчике под окном, справа от её койки, закинув ногу на ногу.

– Позлорадствовать явился? – предположила девушка, мысленно собираясь как можно быстрее разгадать его новый преступный замысел. Противостоять ему физически она пока не могла.

– Ну почему сразу позлорадствовать?! – половина его слов снова глохнет и теряется. – Ты такая несправедливая, Джессика. Давай спишем твою грубость на болезнь? М? Я лишь хочу сказать, что рад видеть тебя живой, хоть и не здоровой. Знала бы ты, как я переживал!

Джессика подавила в себе желание скривиться от услышанного, потому что знала: любое напряжение мышц на лице – новый приступ головной боли. Анализировать происходящее и речи Килгрейва и без того было трудно.

– Как ты здесь?..

– Оказался? – договорил мужчина. – Вызвал такси, прошёл через парадный вход и…– Джессика слегка двинула головой в сторону, тут же почувствовав, как толстенная повязка на ее голове немного съехала в сторону. – Или ты о том, как я прошёл через твою несокрушимую команду недодрузей-защитников без масок? Никак, милая. Я с ними просто не пересекался. Ну, а про медперсонал, я думаю, ты и сама догадалась.

Джессика глубоко вдохнула и выдохнула. Туман чуть рассеялся, головная боль как будто только усилилась, но Джессика, стоически игнорируя её, смогла получше рассмотреть своего посетителя.

Килгрейв явно подготовился к встрече: аккуратно выбритое лицо, волосы уложены, кажется, на другую сторону, рубашка и галстук, одинаково чёрные, выгодно выделяют сиреневый пиджак. У брюк цвет чуть более тёмный, ремень такой же как и галстук, только серебряная пряжка обозначает его на общем фоне. На концах бесконечных ног туфли из змеиной кожи. Впрочем, весь его внешний вид по-прежнему вызывает у Джессики желание проблеваться.

Что более важно: британец выглядит совершенно здоровым. Словно насмехаясь над ней, израненной и измученной, с травмой головы, он явился сюда, весь такой пышущий благополучием и жизнью.

Джессика сдержала порыв ненависти и гнева, который, тем не менее вполне мог заставить её тело встать на ноги, и вместо этого спросила:

– Как ты… выжил?

Она жмурится от нового приступа боли, откидывает голову на подушку, но глазами неотступно продолжает следить за каждым телодвижением мужчины.

– Ох, а я то успел подумать, что ты и не спросишь, как я, – снова съёрничал Килгрейв.– Ты имеешь в виду, как я выжил после того, как ты окончательно разбила мне сердце, или после того, как ты мне шею свернула?

– Если бы…если бы я…– Джессика набрала в лёгкие как можно больше воздуха.– Окончательно разбила тебе сердце, тебя бы здесь не было.

– Ты продолжаешь ожидать от меня стандартного человеческого поведения, – будто бы недовольно отметил мужчина, покачав головой. – Хотя…небезосновательно. Я так страдал… Но всё же не пытайся вогнать меня в шаблонные рамки поведения. Я же с тобой такого не делаю. Не виню же я тебя за роман с мутантом, жену которого ты самолично убила.

Джессика дёрнулась, сжав челюсти и сильно нахмурившись. Она хотела было наброситься на Килгрейва и снова скрутить ему шею, чтоб уж наверняка, но на один только порыв потратила все силы.

Всё вокруг снова потемнело. Лишь улыбка Килгрейва отдельно от лица и тела снова и снова сверкала в сознании.

========== 3 ==========

А потом был белый туман.

Она снова в машине, только теперь может буквально ощутить мягкость сиденья и туго натянутый ремень безопасности на своей груди.

Силуэты снова здесь. Они говорят, смеются и подолгу смотрят друг на друга, не произнося ни слова.

Белый туман снова прячет их от неё, как занавес скрывает кланяющихся актёров в конце спектакля.

А затем снова крик.

Только теперь можно различить в нём три голоса.

Она сожалеет, когда не слышит собственного крика.

Джессика проснулась от того, что кто-то очень громко возился с чем-то большим и шелестящим. Она напрасно надеялась увидеть возле своей кровати Триш или Малькольма. Возле её тумбочки копошился Килгрейв, всё в том же костюме, всё в том же мерзко-добродушном расположении духа.

Девушка хотела бы возмутиться, как вдруг ощутила нечто странное в районе спины и ягодиц. Коротким, нервным движением она отодвинула одеяло чуть в сторону и оглядела своё тело.

На ней определённо было новое ночное бельё. Ночнушка чёрного цвета, выше колен, очень удобная, в отличие от больничной.

– Нравится обновка? – поинтересовался Килгрейв, заметивший смятение девушки и вмиг прекративший возню.

Джессика нахмурилась и как можно медленнее огляделась, попутно отмечая, что голова болит уже значительно меньше. На тумбочке у её койки высилась ваза с аконитами и белыми астрами, рядом лежало две открытки, а в ногах к железному каркасу был привязан пёстрый шарик с пожеланием скорейшего выздоровления.

– Это сделала Триш, не ты.

– Не-а, – отозвался он, а потом добавил. – Её стервозная мамашка забегала вчера. Надеялась, что не застанет твоего пробуждения, поэтому скрылась также быстро, как и появилась… И знаешь, я то думал, мои родители просто…

– Вчера? Ты сказал: «вчера»? – перебила его монолог Джессика.

– Да, милая моя. Отвечая на следующий вопрос: ты тут уже третий день валяешься и всё никак поправиться не можешь.

Он недовольно цокнул и, наконец затолкав что-то внутрь тумбочки, отошёл к окну и взглянул через него на небо, которое было всё такое же туманное и недружелюбное. Из-за этого в палате было так мало света, что даже яркий шарик и цветы выглядели серо и блекло на общем фоне.

Девушка почувствовала прилив раздражения, но на этот раз не к своему постоянному гостю, а к самой себе. Как она могла так долго лежать без дела, почему до сих пор не смогла собраться, когда столько нужно было сделать?!

– Ты пропустила ясный день, пока спала, – снова заговорил Килгрейв, не отводя взгляда от окна. – Печально… Я думал, что у тебя всё отлично с регенерацией.

Джессика издала звук средний между рычанием и фырканьем. Она может злиться на себя сколько угодно, но у этого ублюдка такого права нет. В тот же момент она почувствовала небывалый прилив сил, чем незамедлительно воспользовалась, чтобы неодобрительно покачать головой.

– Что, надеялся, побыстрее отсидеть? А так уже ножки затекли у бедного?

– Рад твоему сочувствию. Но я хотя бы тут скучаю, у твоей постели мучаюсь, а некоторые особо переживающие, – он выделил последние слова презрительной интонацией. – только на открытку и способны.

Он снова подошёл к тумбочке, Джессика повернулась было на бок, намереваясь первой прочитать пожелания о выздоровлении, от кого бы они не были. Но Килгрейв опередил её, сгрёб обе открытки и противным тоном зачитал каждую вслух.

– «Не болей, выздоравливай скорей…». Ну это от твоего мальчика на побегушках, Малькольма, кажется. Он заглядывал, – Джессика была рада не услышать ни капли интереса или злобы по отношению к младшему детективу. – А вот это, – британец помахал перед её лицом самодельной открыткой с красивым акварельным рисунком цветов на обложке. – То, о чём я говорил. Три дня прошло, а он даже мельком тебя увидеть не захотел. Прислал открытку, чтобы потом не жаловалась. Да ещё и такую. И на таких вот кавалером ты меня променяла? Либо он совсем беден, либо невероятно жаден…

– Либо с душой, – тоном, не допускающим возражений, и с довольной улыбкой на губах.

– Ну и кто у нас тут такой творческий?.. – Джессика тут же напряглась, наблюдая за Килгрейвом, который с раздражённым видом вертел открытку от Оскара в своих руках. Она точно была от Оскара.

Не найдя ничего, Килгрейв что-то неразборчиво пробурчал себе под нос и, смяв настоящее произведение искусства в бесформенный комок бумаги, швырнул его в сторону мусорного ведра в углу, но не попал. Неудача ещё больше взбесила его, он почти что рыкнул, рухнув на диванчик у окна. Откинувшись на спинку, мужчина закрыл глаза, шумно задышав через нос.

Джессика с раздражением наблюдала за тем, как он сначала вслух отсчитывает до десяти, а потом выполняет дыхательные упражнения для успокоения. Взгляд её постепенно смещается с его напряжённой фигуры на мусорное ведро, а именно на клочок бумаги рядом. Печально, что Оскар не навестил её за всё это время, но комендант, наверняка, боялся оставить своего мальчишку одного.

– Это мой подарок, – после некоторого молчания вдруг говорит Килгрейв, а потом поясняет. – Тот, что на тебе. Почти полностью хлопок, чтобы кожа дышала, но с добавлением шёлка для мягкости.

– Для понтовости, – тут же поправляет его Джессика, но вмиг приходит в смятение. – Ты что, переодевал меня?!

Пульс её мгновенно учащается, к горлу подступает тошнота, снова накатывает слабость громадной, штормовой волной. В голове всплывают все самые отвратительные моменты из их общего прошлого, паника и отвращение смешиваются в сердце.

Она не слышит его ответа, и снова проваливается в забытье.

========== 4 ==========

Белый туман слегка рассеивается.

Она видит последние минуты жизни своей семьи. Ничего ни ДО, ни ПОСЛЕ. Только эту гармонию, и следующий сразу за ней ужас.

Силуэты родителей стали ей отчётливо видны, а голоса их стали хорошо различимы в общем крике.

Только братик, младший братик всё прятался от неё за дымчатой белой ширмой.

Он не улыбался ей. Никто из них не улыбался.

А потом они все исчезали, и раздавался крик.

Она плыла в темноте, не чувствуя своего тела, не ощущая даже собственных мыслей. Пока жадно не захотела скорее очнуться.

Лунный свет через жалюзи упал на лицо Джессики, пробежался по щекам и векам и пробудил ото сна.

Впервые она очнулась и не услышала суеты от приходящих и уходящих врачей, кашля и жалоб пациентов, клацанья клавиатуры в регистратуре, лязга каталок, шуршания одеял и халатов.

Кругом стояла тишина, прерываемая лишь мерным дыханием спящих где-то недалеко от девушки других больных, её собственным и дыханием Килгрейва.

Мужчина, казалось, спал, свернувшись на диванчике. Он даже прикрылся пиджаком как одеялом, видимо, решив провести у постели Джессики всю ночь. Но как на него не посмотри, выглядел британец… очень некомфортно. Длинное тело не помещалось на маленьком, предназначенным, очевидно, только для того, чтобы сидеть, диванчике, поэтому даже приняв позу эмбриона, Килгрейв оказался вынужден растянуть свои ноги по полу. Его идеальная укладка растрепалась, а костюм и рубашка порядочно измялись.

И всё же такой неловкий Килгрейв вызывал у Джессики чуть меньше отвращения, чем его дневная самодовольная версия.

Девушка всмотрелась в его лицо. Вопреки несколько глупым ожиданиям, на нём не было отражения злобного душевного склада или подлинной жестокости. Только умиротворённость и естественность. Без гримас и масок, без ужимок и хмурых бровей, он выглядел… человечным что ли.

– Будешь всю ночь мной любоваться? – шёпотом произнёс британец, не раскрывая глаз.

Он не спал. А лишь как ночной хищник спрятался в засаде и наблюдал за жертвой. И вся эта его спокойность напускная.

– Ты трогал меня? – прохрипела Джессика, возвращаясь к их так и не законченному диалогу.

– Нет. Попросил…ладно, приказал это сделать медсёстрам, пока ходил завтракать в кофейню тут за углом, – ответил Килгрейв, голос его стал совсем тихим, грудным. – Твоя сестричка притащила одну из своих на смену, но … она никуда не годилась. Я убрал её и другой хлам в тумбочку.

– Не сиреневый. Я удивлена.

– Думала, что я безнадёжен?

Джессика замерла на мгновение, проникаясь смыслом этой двусмысленной фразы. Похоже, он устал, потому говорит без издёвок и насмешек, судя по всему, говорит правду. Или верит в это.

– Как ты выжил? – снова спрашивает девушка, надеясь получить искренний ответ.

– Как я уже говорил – это всё ты. Ты и твоя суть.

Он замолкает, сильнее сжимается в клубок, накидывает пиджак чуть выше головы, словно прячась от Джессики, но скорее всего, чтобы согреть лицо.

Мисс Джонс открывает рот, чтобы уточнить, что он имеет в виду, но решив, что больше Килгрейв говорить не собирается, но скорее побоявшись долгой отвлечённой тирады о «чувствах», она закрывает его и поворачивается на другой бок.

Девушка размышляет над тем, могла ли совершить ошибку в непосредственный момент убийства, могла ли как-то не так свернуть шею этому пафосному ублюдку или допустить просчёт, не проверив его состояние чуть погодя и тем самым дав ему шанс регенерировать, пока белый туман снова не забрал её.

========== 5 ==========

– Джессика… Джессика… Джессика! ДЖЕССИКА!

Джессика распахнула глаза и подскочила на постели.

Кошмар тут же пропал, осталась лишь больничная палата, перепуганные лица двух врачей и её соседе, тупая боль в области шеи и грудной клетки. А ещё руки Килгрейва на её плечах. Его тонкие пальцы, крепко вцепившиеся в её тело и дергающие его туда-сюда, видимо, чтобы привести в чувство.

Или зачем-то ещё.

Джессика что было сил толкнула мужчину в грудь, да так, что тот буквально отлетел, врезавшись спиной в стену напротив.

Силы медленно возвращались к ней, и это не могло не радовать. Головная боль уже не ощущалась, и даже размер повязки на её голове значительно уменьшился, но шея порядком затекла. Что-то всё ещё вызывало неприятные ощущения где-то внутри организма.

Но в общем и целом, она действительно шла на поправку.

– Вы в порядке?

Джессика улыбнулась было, намереваясь ответить врачу, что всё просто замечательно, но тут обнаружила, что медик и его ассистент обращаются вовсе не к ней, а к Килгрейву, который неправдоподобно постанывая от боли, притворялся, что не может встать.

И поделом ему.

Врачи быстро осмотрели Джессику, сообщили, что уже к вечеру можно будет перейти на приём таблеток обычным способом, а не внутривенно, сменили повязку и ушли.

Британец всё это время просидевший на диванчике с кислым видом, нахмурился ещё больше, увидев улыбочку Джессики, которую та послала ушедшим врачам.

– Не хочешь принести извинения?

– За что? – Килгрейв вскинул руки к небу в приступе безысходности, закатив глаза.

– За то, что ты не успел снова изнасиловать меня?

– Что? Да что ты несёшь?! – тон его голоса скакал от низкого к высокому, казалось, ещё секунда, и он взорвётся, но никаких действий им так и не было предпринято.

– А что это было? Ты наложил на меня руки, пока я была без сознания! – Джессика от него не отставала, то и дело порываясь наброситься на Килгрейва.

– О, да, наложил, но только за тем, чтобы вернуть тебя к жизни!

– Что?

– Глупый поступок, согласен. Но что ещё я мог сделать?.. – он шумно выдохнул, на минуту замолчал, а потом снова заговорил, но теперь не звучало в его голосе ни ярости, ни раздражения. Только исступлённое отчаяние. – Я итак вызвал всех врачей к твоей палате, даже приказал звонить в случае чего в столицу и дальше. В Германию, или в Швейцарию, или в Иерусалим, где там лучшие специалисты засели, – он махнул рукой на самого себя. – Да, не обошлось без парочки угроз, но что ещё я мог сделать?! Ты забеспокоилась во сне, вся завертелась, задрожала. Прямо как в тех ужастиках, когда из детей демонов вытягивают чернокнижники. А потом… – его голос задрожал, и Джессика списала появившиеся в краешке его глаз слёзы на галлюцинацию своего потрёпанного сознания. – Потом пульс пропал. Пропал, ты перестала дышать, но мозговая активность подскочила невероятно. Я уже даже подумал, что твоя голова загорится. Но ничего. Только через время увидев всплеск на волне пульса, я бросился, чтобы… растормошить, вернуть к жизни. И, как видишь, правильно сделал!

– Звучит складно.

– Да ладно тебе, Джессика, ты и сама всё сразу поняла. Но проще же видеть во мне врага, правда?

Мисс Джонс нахмурилась и отвела взгляд от его встревоженного усталого лица, лишь бы не отвечать на вопрос.

– Эй, а вы может отвернётесь и займётесь своими…делами, – прикрикнул британец на соседей девушки по палате, но, поняв, что не в состоянии даже отдать нормальный приказ, покачал головой. – Я говорил им. Говорил им предоставить тебе отдельную палату с нормальной кроватью и освежителем воздуха. Но они всё равно затолкали тебя сюда. Мне стоило проявить настойчивость…

– Нет, не стоило, – тут же перебила его Джессика, серьёзно взглянув прямо в глаза с предупреждением. – И сейчас не смей.

– Но от этого ты лишь быстрее на ноги встанешь, – ухмыльнулся Килгрейв, решив в очередной раз надавить на её маленький супергеройский комплекс.

Джессика, сжав всю свою волю к борьбе в кулак, вздёрнулась, мгновенно приняв сидячее положение с решительным настроем. Тело неплохо слушалось её, но не без скрипа.

– Но-но-но, – он сделал успокаивающий жест руками, прося девушку снова лечь. – Не хочу вступать в неравный бой с паралимпийцем.

Фыркнув на нелестное замечание о собственном физическом состоянии, Джессика всё же легла, но накрылась одеялом с головой, лишь бы не видеть, как лицо Килгрейва снова расплывается в довольной улыбке.

Он снова контролировал всё и снова был в выигрыше.

– Ты пропустила передачу своей несравненной сестрички, – оповестил её мужчина, который, как можно было судить по шуму, принялся листать больничные журналы для посетителей.

Джессика вынырнула из-под одеяла.

– Вещала о том, как же нелегко приходится супергероям… нет…частным детективам. Нет, нет… индивидуальным предпринимателям в наши дни. А ещё о том, что трава зелёная, твой любимый цвет чёрный, а небо летом голубое.

Джонс покачала головой. То, с каким пренебрежением он говорил о Триш из раза в раз, ужасно раздражало. Но пусть он уже лучше насмехается, чем угрожает.

– Если бы она была пастырем, я бы сказал, что Пэтси попросила всех своих преданных слушателей, – Килгрейв нарочно выделил последнее слово, будто бы сказал что-то омерзительное. – Помолиться о твоём добром здравии. Но она не пастырь.

– А слушатели не бараны, – завершила его мысль Джессика. – Помнится, в нашу последнюю встречу ты хотел выбрать её в обход меня, – заметила девушка, тут же с удовольствием ощущая, что и речевой аппарат уже подвластен ей.

– Разве? – он состроил лицо ничего не понимающего человека. – Это был не я.

– О нет, это был ты, – события той ночи вновь встали перед глазами Джессики, а вместе с ними и все свои чувства от произошедшего тогда. Отвращение и возмущение. – И ты заставил её… – она сжала кулаки, чувствуя, как снова была готова сорваться.

– Что?! Ну, поцеловались разочек и что с того? Это была лишь проверка! Я ничего к ней не чувствовал. Ни тогда, ни сейчас, – заверяющим тоном тараторил британец, откидывая журнал в сторону и сосредотачивая всё своё внимание на больной.

– Мне всё равно, сколько и что ты там чувствовал или нет. Хотя нет, постой. Тебе было плевать, да? Значит, ты в очередной раз воспользовался невинным человеком, – мисс Джонс смерила мужчину ненавидящим, презрительным взглядом.

– Да нет же я… Я… – он замялся, не успев придумать себе оправдания.

– Ты омерзителен. Почему ты до сих пор здесь? – недовольно простонала Джессика, бессильно оглядываясь кругом.

Врачи не смогут, даже если захотят, хоть как-то повлиять на Килгрейва, не смогут выгнать его, пока он сам того не захочет, не говоря уже о её соседях-пациентах.

– Ты не поняла? Потому что я нужен тебе.

Джессика, не выдержав, рыкнула и снова спряталась под одеялом, но на этот раз ещё и заткнула себе уши подушкой, игнорируя при этом все болезненные позывы в области шеи.

Но его низкий голос с британским акцентом всё равно звучал так громко и отчётливо, словно сумел снова просочиться ей прямо в голову.

– Только твоя ненависть ко мне, к сущему злу заставляет тебя раз за разом раскрывать глаза и возвращаться на эту грешную землю. Ничего хорошего тебя здесь не привлекает. И ты просыпаешься лишь затем, чтобы убедиться, что я не распоясался. Что всё в порядке, что ты всё ещё кому-то нужна, милая.

========== 6 ==========

И снова белый туман.

Но теперь он лишь на фоне, обволакивает их семейный автомобиль, что мчится навстречу своей смерти, пока его водитель и пассажиры ссорятся в последний раз.

Это больше не простой кошмар, но точное воспоминание, что бередит её воспалённое сознание из раза в раз.

Она чётко видит их лица, кажется, даже лучше, чем в день катастрофы. Она легко различает их голоса в последнем, общем крике. А потом видит белый, ослепительно белый свет, но не от окутывающего всё тумана. Нет. От ламп в операционной, где провела страшнейшие в своей жизни дни, где преобразилась раз и навсегда.

А потом наступает темнота, из которой она всеми душевными силами стремится вырваться.

– Напомни, почему ты ещё здесь?

Они сидели в небольшом кафетерии при больнице, в который Килгрейв проводил её, как только девушка коснулась ногами кафельного пола в палате. Вернее, куда он вынудил её спуститься, как только боль в левой ноге от первого активного пользования ею чуть поутихла. Для «надёжности» мужчина ещё и грозно глянул на проходивших мимо палаты старушек.

У Джессики совершенно не было аппетита. Не хотелось ни есть общепитовскую еду, пускай и самую дорогую из всего меню, ни находиться в этом маленьком душном помещении, нарочно покрашенным в розовые и жёлтые тона, видимо, для «поднятия пациентам настроения» во время трапезы. Тем более в компании Килгрейва, который умудрялся радоваться улучшением в её состоянии больше, чем сама девушка.

– Слежу за тем, чтобы ты получила необходимые калории и не померла с голоду, милая, – он откашлялся, когда лицо мисс Джонс искривилось в недовольную гримасу от его фамильярного общения. – Кто-то же должен был это сделать, раз уж все твои преданные друзья-защитники испарились.

– На убой меня откармливаешь? – уточнила Джессика, за полчаса их сидения в кафе так и не притронувшись к еде. Что-то внутри организма, ниже лёгких, неприятно саднило, а кожа под эластичным бинтом, перекрывающим больное место, уже порядком чесалась.

– Чем-чем, но каннибализмом я не увлекаюсь, – поджав губы, ответил Килгрейв, двигая тарелку с овощным пюре ближе к собеседнице.

– Да ты шутишь.

Закатив глаза от остроумного ответа, он подвинул тарелку так близко к девушке, что та упёрлась ей в грудь.

– Ешь.

– А не то что? Если попытаешься сейчас кому-то угрожать, то, клянусь, я тебе эту тарелку в задницу затолкаю.

– И это я тут кому-то угрожаю?!

Их перебранка продлилась ещё полчаса, пока еда не остыла и не начала застывать, потому Джессике удалось избежать насильственного кормления. Возмущению необычайно озабоченного её состоянием Килгрейва не было предела.

В конце концов, он состроил униженного и оскорблённого и, ничего не сказав на прощание, покинул здание больницы.

Девушка, немного подождав, сделала попытку тоже покинуть больницу, но врач выловил её прямо у дверей и с помощью медбратьев вернул в палату, где настоятельно рекомендовал провести там остаток дня.

Джессика проводила его и помощников взглядом, но, вопреки усталости после слишком бурной деятельности, не легла сразу спать. Она ещё немного походила по палате и поболтала со своей ближайшей соседкой, женщиной средних лет, но с лёгкой проседью в волосах, которую та неумело пытались за слоем тёмной краски. Джонс умудрилась даже поспорить с ней на тему современной медицины.

Затем девушка полюбовалась солнцем, что вроде бы специально выглядывало из-за туч, только бы взглянуть на Джессику Джонс, идущую на поправку.

Улыбнувшись собственной дурацкой, самонадеянной мысли, она подошла к мусорному ведру. Надежд было мало, но всё же. Светлые мысли об отличной погоде за окном навеяли воспоминания о счастливых минутах с Оскаром.

Удивительно, но смятая открытка обнаружилась затолканной под тумбочку у постели. Решив несильно задумываться о качестве клининговых работ в месте, которое априори всегда должно быть чистым, Джессика развернула комок, а потом попыталась придать ему более или менее ровный вид.

Рисунок весь смазался, цветы на обложке определить было почти невозможно, зато размашистый, крупный текст внутри всё ещё легко читался.

«Выздоравливай, моя героиня. Иначе придётся опустошить бутылки с Видо».

Снова улыбнувшись и перечитав эти милые сердцу строки, девушка аккуратно сложила то, что с трудом уже было можно назвать открыткой, в четыре раза и спрятала под подушкой, которую плотно прижала к матрасу головой и провалилась в тревожный сон.

Проснулась уже в обед, когда в больнице, казалось стало шумнее обычного.

Килгрейва не было. Зато в воздухе витал настойчивый аромат его духов – свидетельство его недавнего присутствия, и большая вязаная корзинка стояла на тумбочке.

Удивлённо воззрившись на странное изваяние, Джессика встала с постели, взяла корзинку и вместе с ней уселась на облюбованный британцем и уже порядочно им измятый диванчик.

В корзинке был мясной рулет в пластиковой коробке, салат с креветками, салфетки с гербом ресторана, откуда, очевидно, и была добыта еда, бумажный пакет из Сандей с парочкой бутербродов внутри, два термоса: один с надписью большими буквами: «СУП, ГОРЯЧО» и второй с маленькой пометкой на крышке: «не суп», а также мятная жвачка, явно для того, чтобы скрыть последствия «не супа».

Смущённая и в тоже время довольная тем, что получила, Джессика нашла на дне корзинки маленькую открытку. Деревянную с авторским рисунком большой пилюли и стандартным пожеланием выздоровления. Дорогая.

Девушка хотела было смять её, также как это сделал Килгрейв с открыткой Оскара, но прежде решила прочитать содержимое.

Внутри на правой стороне хорошо знакомым почерком с маленькими буквами, вычурными линиями и сильным наклоном вправо было написано:

«Не каля-маля, но тоже с душой. Тебе придётся съесть хоть что-то, потому что в мусорное ведро всё не влезет, а бабка-спорщица по соседству лежит с отравлением. Потом скажешь, что я снова тебя принуждаю, но по-другому с тобой просто нельзя, Джессика Джонс».

Мысленно оценив его тонкий подход к делу, Джессика фыркнула, смяла открытку, наконец применив силу спустя столько времени, бросила и, в отличие от своего постоянного посетителя, попала точно в мусорку.

Умяв только бутерброды, она принялась за термос с «не супом». Внутри, как можно было догадаться, налито было дорогущее вино. Другого Килгрейв подарить и не мог. Вино с чрезвычайно интенсивным сладким привкусом мёда и абрикоса Джессика потягивала час к ряду, пока не явился врач и не лишил её лучшего из всех слабительных.