Текст книги "Огонь в янтаре (СИ)"

Автор книги: Катерина Крутова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

6. Домовик плохого не посоветует

– Дедусь, ты бы поспал. Хошь сменю? – сердобольный малец даром, что не свалился с лошади, оборачиваясь на спешащую в поводу за ярлом Туром кобылу Бергена. Светловолосый богатырь бесформенный мешком повис на холке, удерживаемый в седле неразрывными ремнями Возгара. Позади, уже на крупе, примостился Зимич, подпирающий товарища в меру своих сил.

«Сердце слушает», – догадался Возгар по неотрывно приложенному уху домовика к могучей спине воина. Обычно суетливый и многословный старик молчал, да и дышал через раз, точно боялся случайным движеньем или звуком спугнуть птицу богатырской души, уже расправившую крылья на последний полет.

Усинь шел плавно, глухо ступая по утрамбованному тысячей путников грунту, не чураясь темноты незнакомого тропа. Изредка лишь косил вишневым глазом на Бергена – никак не мог взять в толк с чего это оплот их троицы вздремнуть решил? Молчал и Возгар, один за другим перебирая исходы и не находя желанного ответа. Рыжая хапунья держалась тут же – скальд ни в какую отлипать от нее не хотел, пришлось снарядить одну на двоих покладистую гнедую кобылку покойного купца, приторочив вместо седла шерстяное одеяло. О том, где Ярин конь, лучник в суматохе как-то спросить забыл, а после уж и повода не нашлось. Изредка наемник чувствовал на себе внимательный взгляд карих с золотом глаз, да как только зыркал в ответ – девица все в другую сторону смотрела. Невесело тряхнул головой, вспоминая, как рванул от тела товарища к костру и встряхнул рыжую так, что капюшон соскочил, а космы по ветру разметало:

– Вытащи! – рявкнул, не заботясь, что вздрогнули все вокруг, а бабы и вовсе попятились от лихого взгляда.

Девка же ни вопроса не задала, лишь выдернула покров из его сжатых пальцев и опалила взглядом, таким, что хворост поджечь можно. Но присмирела, стоило за плечо наемника посмотреть и причитающего Зимича увидеть.

– Свяжем узами судьбы, вытащим с того света? – Возгар уже тянул ее к Бергену, стаскивал с запястий проверенный на скальде ремень.

Яра подошла покорно, бережно коснулась раны, села подле, взяв в ладони неподвижную руку богатыря. А после молвила, и голос ее печальный, тихий, ножом вошел в сердце Возгара по самую рукоять:

– Не выговорить его у тьмы, та уж объятия распахнула. Тут мало привязи – живая вода надобна.

– Нет! – Возгар упрямо замотал головой, сам подхватил узкое девичье запястье, попытался приладить узы. Чертыхнулся, роняя обрывок пояса, рухнул на колени рядом, выкрикнул, – Не пущу его, слышишь, не пущу!

И замер внезапно, опутанный объятиями девичьих рук.

– Тише-тише, – зашептали Ярины губы, касаясь темных волос. – Тут ведунья нужна, не я…

– Чо, плохо ему, дедусь? – невесть откуда нарисовался шустрый малец в промокшей насквозь рубахе. Выскочил из дождя, зарядившего как сквозь худое сито, и присел, осторожно дергая Зимича за край зипуна.

– Плохо, дюже плохо, – домовик от горя хрипел, глаз от умирающего товарища отвести не мог.

– Эх, жаль тетка моя далече, подлатала б… – парнишка задумчиво сунул палец в рот.

– Знахарка она, что ль? – встрепенулся Возгар.

– Ага-сь, – малец кивнул, но внезапно насупился, – да некоторые ведьмой кличут.

– Веди! – лучник уже был на ногах, готовый хоть сейчас отправиться за тридевять земель, лишь бы спасти друга.

– Так темно ж… – стушевался ребенок и с опаской кивнул на ярла Тура, – главный сказал – с рассветом тронемся.

– Веди! – рыкнул Возгар, пугая мальчонку вспыхнувшими, как угли на ветру глазами.

– Остынь, богатырь, – Яра встала рядом, подхватила сведенный гневом на судьбу кулак наемника и заглянула в лицо. Золотые искры в теплом янтаре мягко светились, успокаивая, проясняя ум. – С тобой поеду.

Возгар кивнул, исподволь чуя правильность действий и слов – будто так на роду его написано было, а сейчас проступило сквозь груды лет – и дождь этот, прошибающий насквозь, и девка эта, глядящая в самую душу, и друг, никогда помощи не просивший, но внезапно ставший слабее всех. Наемник встряхнулся, прогоняя наваждение, нога в ногу с Ярой двинулся к ярлу, мимоходом отмечая не по-девичьи широкий и уверенный шаг той, что зачастила в жизни его без спроса бывать.

Тур выслушал молча. Споро распорядился рудному вэрингу остаться за старшего, и как утро займется, сопроводить обоз до Крунаборга. Сам же воевода помог закинуть Бергена в седло, подыскал кобылу для Яры и Скёль, взбодрил клюющего носом Мошку и приказал отправляться.

– Не заплутаем, дядь? Ни зги ж не видно, – сидящий впереди Тура малец во все стороны крутил головой.

– Ерзай меньше, да животине верь – проку больше будет, – воевода приструнил не в меру непоседливого седока.

Что путь верный – Возгар знал, чуял по плотной почве тропа под копытами верного Усиня, видел в пустотах сумерек дорожных прогалин, ощущал в запахах леса, сдающихся постепенно едкому соленому духу Фьорда. И все же первым из всех близость жилья почувствовал домовик.

– Добрались, родимый, – заворковал Зимич, похлопывая Бергена по широкой неподвижной спине. – Чуток потерпеть осталось…

– Вон та изба, на отшибе, тётьки Виданы моей! – оживился юный проводник.

Не успели всадники спешиться, как дверь дома отворилась, и простоволосая женщина в одной нательной рубахе вышла навстречу:

– Давно эти земли такого союза не видывали. С битвы Пепла и Злата, а то и раньше… Не иначе все три Доли тебе, Есень, с попутчиками подсобили. Вы двое, несите богатыря в дом, – ведунья повелительно кивнула Туру и Мошке, отчего-то беспрекословно ее наказу последовавшим.

– А с вас, дорогие гости, поутру у меня особый спрос будет.

Предупрежденьем полыхнул на шее бабкин оберег. Зябко поежился наемник Возгар от слов молодой ведьмы.

*

– Сенькой меня зовите. Есенем лишь тётька кличет, когда не в духе, – тараторил шустрый малец, показывая дорогу к сеновалу. Тот, вопреки обыкновению, стоял на отшибе, на краю сенокоса.

– Скотина по ночам беспокоиться, если ходит кто. Вот и отвели сюда… – объяснял парнишка.

– От разрыва подальше, – кивнула Яра, а Возгар воззрился на нее с удивленьем. Рассвет занимался, верхушки деревьев уже опалило отблесками янтарной колесницы, той, что изо дня в день проезжает по небу, освещая землю. В робком розоватом сумраке раннего утра сам огонь вплелся в непокорные пряди девичьих волос.

«Хоть картину пиши», – подумал воин и тут же споткнулся, проглядев камень под ногами.

– За разрыв поясни, – буркнул зло, сам на себя дивясь.

Рыжая лишь глянула коротко, да улыбку легкую на устах погасила:

– Сквозь разрыв тот злыдни с навиями в наш мир пролезли.

– Чо, прям тут – где ведьмина изба?! – Возгар аж остановился ошеломленный.

– Дурашка, – Яра рассмеялась, будто кто-то самоцветы по хрусталю рассыпал, до того звонко. – Этот – Виданиных рук дело. А прочие по драконьему недосмотру возникли. Когда первые ящеры в наш мир попали, беспечностью и всемогуществом пьяны были, на прорехи меж миров глядеть и не думали.

– Все зло мира – ящуров дело, не зря ж говорят, – поддакнул ненавидящий драконов наемник.

– Как знать, – девушка пожала плечами, задумчиво глядя на занимающееся рассветной зарницей небо. – Когда б не первые ящеры, может ни мира б этого не было, ни нас с тобой…

– Чушь городишь! – Возгар раздраженно отвернулся, однако шаг не ускорил.

– Так вот, разрывы эти всему земному не по душе – и люд, и животина, хоть видеть не видят, а подальше держаться норовят. Лишь те, кто сам двум мирам принадлежит, без страха себя потерять, там жить могут.

– Сенька! Что ж выходит, тетка твоя из выродков полукровных будет? – окрикнул лучник мальца. Есень от такого спроса аж с лица спал.

– Чур тебя, дядь! Наша она, человечья. Разве что слегка того…. – парнишка замялся, подбирая верное слово.

– С придурью? – подсказал Возгар, вызвав на лице Яры кривую ухмылку недовольства.

– Верно! – Есень просиял согласием.

– То, что невежды темные придурью кличут, есть дар редкий. Чародеи, волхвы, ведуньи и ворожеи – все они по кромке ступают, сквозь прореху силу и знания тянут. Благо, мало таких рождается – иначе б весь мир стал как решето… – Яра хотела еще что-то добавить, но тут шедший с ней бок о бок скальд пошатнулся и, падая, ухватился за полу плаща. Хапунья ловко поймала рунопевца, сберегая от падения:

– Горе ты мое луковое, на ногах еле держишься. Потерпи чуток, недолго осталось – сейчас ляжешь почивать.

На отстраненном лице Скёль не отразилось никаких эмоций – точно все помыслы певца витали далече от бренного тела. «А может и вовсе уже вернуться не смогут – так куклой ходячей и будет землю топтать», – подумал Возгар.

– Выживет ли? – подал голос молчавший до этого Зимич, и мысли наемника тут же обратились к отравленному Бергену, сданному на руки знахарке Видане.

– Я сильней его богатырей не встречал, – ответил лучник, но голос его прозвучал глухо, да и в словах веры недоставало. Плохую, сильно плохую рану оставили злыдни на боку Бергена. Но домовик и без Возгаровых сомнений чудом был жив – точно близость лучшего друга к смерти и из старика остатки жизни вытягивала.

– Старче, а как так вышло, что ты – к жилью привязанный, вдруг с этими в странствия пустился? Неужто за печкой сидеть наскучило?

Они уже добрались до сеновала, когда Яра решила отвлечь старика от дурных дум разговором. Возгар хмыкнул в усы – история их знакомства выставляла его не в радужном свете, но все было лучше, чем пустые метания от бессилия неизвестности.

– А тетка-то у тебя, Сенька, богатая! – присвистнул лучник, оценив двух молочных коров, с десяток стриженых овец, да пяток коз с бодливым козлом, тут же признавшим в наемнике противника и мишень для крутых рогов.

– А то! – парнишка гордо подбоченился, да недолго красовался, предпочтя взлететь наверх по шаткой лестнице – подальше от боевого копытного, поближе к аромату трав. Зимича воин просто закинул на палати сеновала, а Яра тем временем помогла Скёль.

«Чего она возится с этим тщедушным, точно с дитем малым? Ладно, Тур – тот Рёне пообещал, коль баба в душу запала и не на такую дурь пустишься, но хапунье то, что за прок с нищего рунопевца?» – думал Возгар, не сводя при этом взгляда с ладной фигурки с огненными волосами. Свербело у него в душе, щекотала в груди незваная тяга – манила коснуться, да поближе прижать. Прогоняя морочащие мысли, мужчина дернул плечами и окликнул домовика:

– Расскажи им, Зимич, как я хибару твою по недосмотру спалил, только для красного словца привирать не вздумай!

– Видать завтра три Луны взойдет, коль Возгарка разрешил про себя позорные байки травить, – осунувшееся от горя старческое лицо осветила мимолетная улыбка.

– Скажешь тоже, позорные, – беззлобно буркнул лучник, взбивая сухие травы в подобие подушки и устраиваясь поверх. – Попутал слегка, а после уж каяться недосуг было.

– Попутал он! – тут уж Зимич коротко хохотнул и приобнял за плечи Сеньку, в предвкушении сказа уже забравшегося к старику на колени. – Представь, за самого пробудившегося Чура*(бог предков у славян, хранитель земельных границ и очага) меня принял! Даром, что тот повыше теремов в Бабийхолме будет, а меня мамка родная под лавкой разглядеть не могла. Не зря говорят, велики глаза у страха!

– Погоди, – вмешалась Яра, – неужто наш бравый богатырь тебя, старого, испугался?

Возгар насупился, но смолчал. Даром, что сам беседу затеял и волю Зимичу на рассказ дал.

– Вот как дело было…

*

– Я тогда, должно быть, третью зиму один коротал. Мамка померла от глубокой старости, заснула в вечеру, да так и не открыла глаз. Бабы меня любовью не баловали, это позднее, когда бороду да ум отрастил, стали ласкою привечать. Видать, с возрастом краса мужская да стать меньшим почетом пользуется, зато слово доброе и нрав незлобливый поболе цениться начинают. Так вот, шла третья зима постылого одиночества, да такая лютая, что нос за порог совать страшно – отморозишь враз, а сопели до пупа сосулями висеть будут. И было мне тошно – летом иль по осени еще в деревню выбирался, да и ко мне, бывало, кто погостить захаживал, а в ту пору люд и скотину всю с животиной в дома пустил, чтоб не вымерзли. До Зимича никому дела не было, а того не понять, каково это домовику в пустом дому без людины какой обитать. Будто саму душу из груди вынули, да пустоту ничем не заполнили. Подумывал даже в лес уйти, да и сгинуть там, да другая Доля была мне уготована. Как-то в сумерках слышу, шкребется кто-то за порогом, да жалобно так поскуливает. Думал, щенок. Глянул в оконце – парнишка, вот как ты Сенька, только в плечах вширь такой же, что от земли ввысь. Отворил ему дверцу, а сам схоронился – приглядеться надобно было, не все ж нас, злыдней, добром принимают. Малец в сени на четвереньках вполз – видать уже ног от мороза не чуял, да и сник в тепле. Думал я, калекой останется, а то и вовсе – хана парню. Но Берген сызмальства крепостью отличался, не иначе сам медведь – хозяин леса у него в родне.

– Дедусь, так тот паря, это богатырь наш, выходит? – Сенька слушал, открыв от восторга рот.

– Ага-сь, – Зимич неловко смахнул непрошенную слезу. Болело сердце домовика за лучшего друга, только и помогало отвлечься от переживаний, что душевный разговор.

– А родня его где? – любопытный парнишка хотел подробностей. Старик пожал плечами:

– Берген никогда болтовней ни меня, ни других не баловал. Несколько седьмиц я его за немого почитал, думал, язык парень с голодухи съел, иль страха натерпелся и глас потерял. Потом уже за годы совместные по крупицам правду прознал. Батька его из вэрингов был. Погиб в стычке на Великом Тропе, а мамка недолго горевала – года не прошло, как понесла от коновала, да после как по плану, что ни осень – так у нее новое дитя под урожай спело. Берген средь этих беззубых ртов самым старшим был и единственной для коновала не родной кровиночкой. То ли ревность того к первому мужу съедала, то ли просто пасынка невзлюбил, да только доставалось мальцу не по-детски. Первые шрамы – все от отчима. Мамка на это глаза закрывала – да и как не закрыть, коль детворы полна горница, а саму ее муж пальцем не трогал?

Жующая соломинку Яра согласно кивнула – кто ж будет ради одного всеми прочими рисковать? Но Возгару почему-то стало обидно – с чего это бабе подобное одобрять? Разве что сама повидала житие и похуже? Наемник окинул девушку задумчивым взглядом – опершись на локоть, рыжая устроилась на боку. Рядом точно кот свернулся клубком скальд. Ярина ладонь бездумно поглаживала плечо рунопевца. Лучник нахмурился – с чего это хапунья блаженного привечает, неужто приглянулся? А речь Зимича меж тем вела дальше:

– Сбежал Берген из дому, как только по весне мать опять забеременела. Приживался то тут, то там, покуда зимой до моей избушки не добрался. Так и стали жить – мне все веселее, чем одному, а он и в младые годы силой недетской наделен был: где дрова наколоть, где воды колодезной натаскать. И в стаде окрестном крепкие руки нужны были и в поле, и в кузне, а как однажды девку от лиха одноглазого отбил, так тут староста и вовсе начал нам заказы на погань подгонять.

– Ты, старче, про Возгара вещать хотел, – Яра подмигнула лучнику янтарным глазом, а того аж в жар бросило, до того рыжей озорство было к лицу.

– Это присказка покуда, скорая ты моя, сказка впереди будет, – старик усмехнулся, устраивая поудобнее Есеня, который от усталости уже носом клевал, но держался на краю сна, боясь хоть слово рассказчика упустить. – Но коль просишь, перескочу с дюжину зим. Повадился кто-то по окрестным стадам девок пугать. Как стемнеет, и какая задержится с поля ли, или по воду пойдя, слышит голос манящий, ласковый, а пойдет на него, так заблудится и может не один день плутать. Вроде страшного ничего – все гулёны эти в сохранности возвращались, да рассказывали, что манил их кто-то из родни почившей, кого бабка любимая, кого батька иль брат с сестрой. Нашему-то старосте дела до сплетен чужих не было, покуда из своих никто в лес на голос не ушел, а вот соседи всполошились и позвали знатока. И все б ничего, да к Бергену тогда девка одна точно пиявка пристала, что ни ночь – она под окнами торчит. А парень хоть могучий, да робкий – ни отказать не может, ни брать не хочет – отвернется на лавке к стенке и храпит, спит, стало быть. Я ж так рассудил – походит-побродит, да надоест, но того в расчет не взял, что баба липучая попалась. Кто ж знал, что дурачок один заезжий, увидев, как дурында эта посреди ночи за околицу прется, решит, что она под чарами?!

Упомянутый «дурачок» хмыкнул в усы и швырнул в рассказчика охапку сена. Зимич лишь рукой махнул, и сухие травы осыпались, не долетев. На удивленный вздох Яры старик пояснил:

– Чуток умений от отца мне таки перепало. Даже при чужом жилье домовик кой на что способен. Сам волю дал – теперь терпи, – Зимич подмигнул и травинки вкруг лежащего Возгара встопорщились, покалывая сквозь полотняные портки и застревая в волосах. Яра тихо хихикнула, но тут же прикрыла ладошкой алый рот под хмурым взглядом воина.

– В общем, томить долго не буду, а то детворе балабольство спать не дает, – полукровка с улыбкой оглядел уже вовсю сопящего скальда и дремлющего, но бодрящегося из последних сил Есеня. – Заприметив, что девка, кругами вкруг лесной избушки ходит, решил наш умник, что в доме том нечисти обитель. А лучшее средство от нечисти какое?

– Драконий огонь, – шепнула Яра.

– Верно. Пламя очищающее. Нет, чтоб постучать, спросить: «Мил люди, что делается?!» Этот ухарь хворост под окном поджог. От него трава занялась да к дому потянулась. Девки с перепугу и след простыл, мы с Бергеном в одним портах выскочили, а тут, здрасьте – стоит молодец, меч на изготовку, драконий коготь в зубах оберегом держит – на нечисть сподобился. Ох и огреб он тогда от медвежонка моего ручного, – Зимич усмехнулся.

– Твоему медвежонку тоже досталось, признай, – видно было, что Возгару история эта против шерсти, зато домовик заметно повеселел.

– А чего ж не признать, признаю. Оба потом при свечах зубы выбитые друг другу на место вставляли в надежде, что прирастут.

– Так изба-то не сгорела? – Яра даже не пыталась скрыть довольной ухмылки, отчего лучник помрачнел еще больше.

– Обошлось. Только крыльцо подпалило, да поляну выжгло. Зато, как разобрались во всем, оказалось, что знакомец новый – парень не промах – толковый, хоть и дурной.

Хапунья разлилась тихим смехом, стараясь не тревожить рунопевца, а Возгар, фыркнув обиженно:

– Да ну вас, – отвернулся и сделал вид, что уснул.

Сна, однако, ни в одном глазу не было. Слышал, как ворочается Зимич, как посвистывает малец, как шуршит сено под рыжей воровкой. Солнце уже вовсю заглядывало сквозь щель под крышей, когда встрепенулся воин – Яра, стараясь не шуметь, соскользнула вниз и наружу вышла. Лучник сел, вглядываясь в слуховое оконце.

– Следом ступай, иль в битве всю решительность злыдни утащили? – Зимич не спал, охраняя покой Сеньки.

– Может, по нужде какой отошла. Хорош я буду – за девкой подглядывать, – буркнул Возгар.

– По нужде в плаще, с котомкой и оружием не выходят.

Действительно, все с собой забрала рыжая хапунья – и вещи, и спокойствие, что до встречи с ней в душе лучника царило. Воин стиснул зубы – Яра вновь пыталась от него ускользнуть!

*

Яру Возгар нагнал уже у леса. Хапунья шла скоро, перекинув через плечо вещевую котомку, спустив на плечи накидку из драконьей кожи, отчего волосы ее спорили яркостью с красным златом осенней листвы.

– Стой! – крикнул, запыхавшись, жалея, что оставил в стойле Усиня. Рыжая лишь глянула мельком, не сбавляя шага.

– Яра, да погоди ты! – наконец, нагнал, хватая за руку, разворачивая на себя. – Далече собралась?

Золотые глаза уставились с усмешкой, огненные искры озарили радужку.

– Какое тебе до того дело, наемник Возгар? – съязвили алые губы.

– Коль спрашиваю, значит есть! – рыкнул воин, не выпуская тонкой девичьей руки.

– И что, силой удержишь, иль рваным ремнем опять стреножить попробуешь? – она не вырывалась, но и ближе не шла. Стояла, гордо вздернув подбородок, да прожигая его горящим взглядом.

– Просто не отпущу, – выдохнул прежде, чем разум возобладал над действием языка.

– Нет у тебя власти решать, куда мне идти и что делать, – вновь сдерзил непокорный рот, обнажая ровные зубы не в улыбке ласковой, но в лютом оскале.

– Да помолчи ты, непокорная! – рявкнул, притягивая к себе, сгребая в охапку и впиваясь в губы – упрямые, своевольные, пылкие, как вся она.

Стукнули девичьи кулаки в широкую богатырскую грудь, впились ногти острые в плечи под рубахой, прикусили зубы край наглого языка, но держал Возгар крепче капканов, стискивал в объятьях так, что сама Доля вырвать из них не смогла б, и сдалась Яра. Первыми обмякли ладони, не яростной битвой, но ласкою отвечая на хватку неистовую, после поддались губы, принимая и одаривая негой в ответ, а затем и все тело девичье прижалось податливо, не противясь более хотейкам мужским.

И стояли они, позабыв как дышать, другого мира на двоих не ведая и не желая, и спутывал соленый ветер Фьордов волосы – угольно черные Возгаровы с огненно рыжими Яры. И колесница Солнца, восходя в зенит, освещала союз, равного которому мир не видывал больше сотни лет…