Текст книги "Огонь в янтаре (СИ)"

Автор книги: Катерина Крутова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

5. Меж навий и злыдней

– Навье племя! – лучник сжал в кулаке черный драконий коготь амулета. Горячий, точно уголь, выхваченный из костра! Жар от него не жег – впитывался в ладонь, тек по жилам, согревая, бодря, делая окружный мир ярче, а движения воина быстрее.

Эспиль уже вскинулась с четырех лап, обретая на глазах человечий облик, скрывая гладкий мех под бледной кожей, слепя наготой, жуткой своей притягательной красой. Ночная тьма, смотрящая из подведенных сурьмой глаз, расползалась по женскому телу, оплетая узорами, свиваясь змеиными клубками на груди, животе и бедрах.

Возгар замер со вскинутым луком, завороженный. Ни шевельнуться, ни отвести очей – так вот чем навии мужиков пленяют! Такой отказать – всю жизнь сожалеть потом! А про рога и копыта брешут, разве что когтей такой длины и остроты у баб отродясь не видывал.

Эспиль улыбнулась, длинный розовый язык облизал кровавые губы. Стрела дрогнула в умелых пальцах. Ближайшая ива склонилась, потянула к воину безлистные прутья ветвей.

Глухо охнул поодаль Берген, пропустив удар, золотом вспыхнул янтарь бабкиного оберега. Драконий коготь обжег кожу ключиц. Лучник выдохнул, выныривая из колдовского омута, круша наваждение, обретая силу противиться сластолюбной тяге. Вовремя! Уже цеплялись за одежду заговоренные сучья, скалился, обратившийся к лесной братии Дир, а троица полукровок кралась к наемнику, потерявшему на краткий миг самого себя от порочной навьей красы.

Эспиль усмехнулась, подмигнула бездонным оком и вернулась к добыче. Скальд едва шевельнулся, застонал, да только и сил ползти, и разумения слов рунопевец лишился. Уж близились к шее острые навьи клыки, мешкал Возгар, выбирая цель. Промедленье его стоило Бергену форы – впятером навалились на богатыря верткие злыдни, а смердящий рыбный здоровяк завертел в ручищах массивный цеп.

Рассудив, что успеет и скальда спасти, и товарищу помочь, выпустил лучник стрелу в вонючего выродка, да только взмахнул тот оружием и отклонилось сбитое древко мимо глаза, лишь ухо задев, да по волосам чиркнув. Ругнувшись, потянулся Возгар к колчану заспинному – не тут-то было – оплели ивовые побеги колчан, опутали стрелы – не достать! А Дир у шатра засмеялся, скрестив на груди сучки длинных ручищ. Не зря, ох не зря Зимич про лес говорил – не людское это место, не прирученное – все на стороне поганцев, деревья и те за одно!

Отстегнув ремни, схватился наемник за верный сакс и кинулся в рукопашную. Мельком увидел, как из чащи выскочил Усинь – черной молнией с огненными подпалинами пронесся, вскинулся на задние ноги и обрушился мощью передних копыт на спину выродка – не помог тому ни увесистый цеп, ни злыдни-сотоварищи. Усмехнулся Берген, отшвыривая двоих, как мешки порожние, а других со спины силясь скинуть. Растрепались длинные волосы богатыря, на светлых усах зацепилась багровая пена. Тяжело дыша, глянул на лучника – справляется ли тот, и ждать ли подмоги? Но мчал Возгар к изодранному шатру, только и видя пред собой, что жадные клыки Эспиль, да насмешку Дирову.

Рукой ли, лапой ли с длинными лезвиями когтей замахнулась навия. Миг – и вспорет скальда, выпотрошит как рыбак треску, не поспеть!

Глухой собачий лай взвился над разоренным лагерем, то Зимич из укрытия чем мог подсобить пытался. Дрались бы в избе, иль в хоромах каких, домовик родичей бы призвал, а то и вовсе зверей, с людьми прижившихся, помочь науськал. А в чуждом лесу только и мог что кошкой мяучить, иль псом заливаться.

Эспиль дернулась, выгнула спину, ощерилась, почуяв врага. Даже космы черные на затылке как будто дыбом встали. Перестал лыбиться и Дир. Громко заржал, взрывая копытами поле боя, Усинь. Меж черных стволов взметнулось пламя закатной зарницы, отвлекая злыдней, давая людям последний шанс. Распрямился Берген, невзирая на тяжесть недругов и алую, липкую от крови рубаху под доспехом. Выпал вперед на колено, разя коротким саксом под ноги навии, Возгар. Эспиль взвыла, оборачиваясь не кошкой, но огромной птицей, всплеснула крыльями, взметая хвою и сухой лист, затрепыхалась у самой земли, норовя вырваться из-под рваного полога. Но держал шатер, точно клетка. Дир бросился к ней, швыряя в лицо Возгара порошок из вонючих трав, заставляя того задыхаться кашлем, харкать и жмуриться от рези в глазах. Наемник дрогнул, наобум рубя мечом, сквозь слезный туман, видя, как сжимаются когтистые лапы на теле скальда, и падает сраженный трусливым ударом в спину Берген. Неужто все? – успел подумать, прежде чем теплая морда Усиня боднула его в плечо, а шум схватки покрыл сердитый глас:

– Разъерепенилась нечисть поганая! Ату их, братцы! – отсвет костра отразил эмблемы вэрингов с воином, разящим ящера. Алые плащи взметнулись над поляной – новый, только с иголочки, на молодом Мошке и видавшие лучшие дни, в заплатах и штопке, на ярле Туре. Плечом к плечу встали с Бергеном воевода и младший в дружине, три меча дружно устремились на врага.

Чужое тепло обожгло бок Возгара:

– Не рановато ль почивать разлегся? – знакомый насмешливый голос прозвучал у самого уха.

– Хапунья?! – лучник от удивленья забыл про резь в глазах.

– Мог бы уже и по имени звать! – рыжая протянула руку, помогая подняться. – Зря, что ль во всей красе предо мной хаживал?

Рассудив, что не время для гордыни и споров, мужчина сжал протянутую ладонь.

– Скёль там, – махнул под полог шатра.

– Вижу, да получше тебя! – Яра резко рванула воина, поднимая на ноги, а затем первой кинулась к выродкам. При виде наемницы, Эспиль бросила добычу – тряпичной куклой выпал рунопевец из когтистых лап. Дир пятясь, отступил в темноту. В пальцах Яры мелькнула давешняя тонкая цепь. Навия взмахнула крылами, вырываясь наружу, цепь засвистела, описала дугу в воздухе, хлестнула, срезая то ли встопорщенные перья, то ли косматый мех. Нечеловечьим голосом взвыла Эспиль. Запахло паленым, горящим. Глаза Яры полыхнули янтарным огнем, изогнулись губы недоброй усмешкой. Да только не далась добыча в руки наемницы. Столб, держащий шатер рухнул, подкошенный, вытолкнутый из земли могучими корнями – то Дир спасал свою подельницу. Обрывки ткани, падая оземь, ловушкой поймали Возгара, Яру и бездыханного скальда.

*

– Тысяча шишей и рябой шишок в придачу! – рыжая наемница яростно кромсала полотно шатра коротким ножом. – Дважды тварь поганая мне не далась!

– На третий не уйдет, – Возгар выпутался первым, и теперь рыскал меж обрывков полога в поисках Скёль. – Чего им скальд-то сдался? Ни богатства с него, блаженного, ни довольства иного не взять.

– Видать, дюже песни любят, – язвительно бросила Яра, наконец освобождаясь из ловушки. – У корней глянь, вроде лежит кто.

Мужчина одарил решившую покомандовать девку хмурым взглядом, но пошел в указанном направлении. Под обломанными ветвями и цветными лохмотьями бывшего шатра действительно лежал рунопевец, бледный, будто смерть уже пришла по его душу. Возгар склонился, всматриваясь, дышит ли. Тут же подскочила и рыжая. Рухнула на колени, обхватила лицо ладонями, прижала к тонкой шее пальцы, приложила ухо к груди. Затем рыкнула глухо, недовольно, точно зверь, упустивший добычу, вскинула на Возгара полыхающие янтарным огнем глаза и тоном, не приемлющим отказа, выдала:

– Свяжи нас узами судьбы, пока она на тот свет шагнуть не успела!

– Она? Скальд – девка, стало быть? – мужчина прищурился.

– Он, она – есть ли разница, если душу за кромку тянет, а земное время не вышло? Давай уже свой ремень!

Обрывки пояса, что минувшей ночью Яра неведомым чудом разорвала пополам, Возгар закрепил на запястьях наподобие наручей. Отстегнуть левый было сподручнее. Яра ловко подхватила подшитую неразрывной бечевой кожу и оплела свою руку с безвольно обмякшей ладонью рунопевца. Воин моргнул – на мгновение показалось, что узы судьбы вспыхнули, точно угли в горниле, но тут же погасли. Должно быть, привиделось еще плохим после Дировой пороши глазам.

– Вторым нас свяжи! – Яра пихнула мужчину в бок. – Ты меня в мире удержишь, пока я ее вытягивать буду.

– В суженые меня наметила? – усмехнулся Возгар, подцепляя неподдающийся узел на правом запястье.

Девушка смерила наемника долгим тяжелым взглядом, затем улыбнулась кратко, точно мысли какой и молвила почти ласково:

– Давай подсоблю. Мне сподручнее будет, да и пальцы научены, – одной рукой обхватила ладонь мужчины и, не успел тот моргнуть, уже развязала ремень.

– Ловкая хапунья, – восхитился лучник, мимоходом отметив мягкое тепло девичьей кожи.

– А то, – Яра уже обматывала их запястья, шустро, споро, от усердия высунув кончик языка.

«Поцеловать ее захотелось», – констатировал воин и сам напрягся от непрошеной мысли. Нашел время на бабу любоваться! А рыжая меж тем на него не смотрела. Склонилась над Скёль, бережно отвела от лица спутанные пряди, коснулась губами бледного лба, сложила связанные ладони, свою и скальда, на груди, там, где бьется сердце.

– Не время уходить в Авадаль. Не место там тем, кто здесь песен не спел, не прошел ста дорог, семь печалей не спил, трех плащей не сносил. В когтях смерть твою до поры схороню, душу на крыльях в мир отнесу. Живи ярко, гори жарко, а как срок придет – примут и тебя пращуры в чертог… – нашептывала Яра, целуя трижды – бледные щеки и мертвенные ледяные губы.

Старая присказка, заговор дряхлых старух – Возгар будто слышал уже эти слова, да вот только где и когда запамятовал. Может бабка его по детству в родном стаде так хвори отгоняла, или кто из встречных знахарок раны врачевал, приговаривая? Наемник того не ведал, чуял лишь странный покой, что дарило Ярино тепло от их связанных ладоней. Подумав, что вреда от того не будет, сплел пальцы – свои грубые, мозолистые от тетивы, с девичьими, тонкими да нежными. Рыжая не воспротивилась, а точно и сама в ответ пожатье усилила. Амулет на шее нагрелся, тело Яры задрожало мелко, будто в лихорадке, острая боль быстрой судорогой свела тело Возгара, а затем отпустило – наемница обернулась к нему с усталой улыбкой, а лицо рунопевца озарилось румянцем.

– Вымолила, – усмехнулся мужчина, довольный, словно сам с того света друга достал. Яра лишь кивнула, высвобождаясь из пут судьбы, попыталась встать, да только не удержали ее ноги. Подкошенным снопом рухнула прямо в объятия Возгара.

– Всю себя за него отдала? – не обращая внимания на сопротивление кривящейся от собственного бессилия и пытающейся уже в который раз выскользнуть из его рук девушки, воин поднялся, прижимая к себе крепко и бережно.

– В этот раз не упущу, – буркнул в растрепанные огненные волосы и удивился, когда Яра внезапно успокоилась, заворочалась, устраиваясь удобнее, и положила голову ему на плечо.

– К костру отнеси, – шепнула, опаляя дыханием шею. – Сам подле сядь. Мне огонь нужен согреться.

– Добро, – Возгар уже оглядывал последствия битвы, примечая и все еще тревожащего Усиня, в поводу у вылезшего на свет Зимича, и ярла, помогающего Бергену устроиться у поваленного дерева, и Мошку с другими вэрингами, снующих по разбитому стану, собирающих живых и укрывающих убитых.

– Поздно новое место искать и в путь трогаться, хоть и не дело это средь крови и смерти ночевать, – Тур осуждающе покачал головой, а затем подхватил за ногу останки тщедушного выродка и зашвырнул их в лесную чащу. – Не жил, как человек, так хоть зверье потешит. Откуда вы здесь? – обратился к наемнику, аккуратно посадившему Яру на полено, поближе к огню.

– Конь понес, будто учуял, что помощь надобна. Срезали через лес, иначе б только на вороний пир поспели, – Возгар спокойно выдержал изучающий взгляд. – А вас какими ветрами занесло?

Тур поправил поношенный алый плащ, задержавшись любовным касанием на крупной заплате:

– Рёна просила, – сказал почти ласково, а после уже обычным сильным тоном пояснил: – За скальда боялась. Отправила того с торговым обозом к родне своей на север, да видать сердце бабье беду чуяло, вот она и уговорила нас следом тронуться, даром, что без дела парни заскучать могли.

– А так и скуку победили, и поганцев заодно, – вставил подошедший Зимич.

– Верно подметил, старче, – улыбнулся в усы ярл, а затем обернулся к вэрингам и скомандовал:

– Успеем еще лясы поточить. Выставить дозорных, всех у костра собрать, да снеди какой с питьем выдать. До рассвета еще дожить надобно!

*

Уцелели, на удивление, многие. Кто успел сбежать от Дировых бандитов, кто сумел укрыться, а как опасность миновала, вылез проверять сохранность скарба и близких. Были среди живых и дети. Поначалу, те жались к своим, с интересом поглядывая на богатырей Тура и Бергена, да исподволь улыбаясь простецким шуткам Зимича, но как в не пойми откуда взявшемся здоровом чугунке заворчала ароматная похлебка, а в котелке забулькал ягодный взвар, все потянулись в круг костра.

Скальд сидел меж Возгаром и Ярой, точно узы судьбы привязали рунопевцам к своим спасителям. Длинные пальцы Скёль, осиротевшие без кантеле, теребили полотно грязной рубахи.

– Нам бы сейчас добрая песня не помешала, – лучник попытался растормошить певца, но Яра грозно зыркнула на мужчину и тот признал поражение, даже не вступив в словесную перепалку. Место сказителя занял Зимич. Домовик всегда легко угадывал хотейки других, будь то сытный обед или задушевный разговор.

– В стародавние времена, когда люд еще под драконьим гнетом жил, обитала в самой Авадали царица ящуров. Была она старой как мир и самому драконьему пращуру приходилась то ли дочерью, то ли внучкой. И были у нее янтарные крылья. На просвет в лучах заката солнце полыхало в них магическим пожарищем. В нем сгорали дотла стада, долины и царства. Облака пепла кружили над Вельрикой, сажа марала полотна людских душ. Там, где драконы – всегда огонь, сажа и пепел… Дважды в год, когда день с ночью ровнялись, приносили ей крылатые приспешники дорогие дары, кто жемчуга с Великого моря, кто собольи меха из Шибирских кедровых лесов. Но пуще прочего любила царица горюч-камень, с самим солнцем светом спорящий.

– Это янтарь, да, дедусь? – осмелевший малец подсел к Зимичу поближе, жадно ловя каждое слово старика.

– Может и янтарь, – хитро подмигнул домовик и внезапно вытащил из-за пазухи трех леденцовых петушков на палочке. Глазенки детворы вмиг зажглись жадным голодом – кому такое сокровище перепадет. А Зимич, как специально, продолжать не торопился, смотрел сквозь сласти на пламя костра да думал о чем-то своем.

– А дале-то чо было? – облизываясь, спросил самый смелый, не сводя взгляда с желанного.

Домовик встрепенулся и раздал леденцы – в аккурат двум мальцам и чумазой девчушке, до того робкой, что пришлось даже на лакомство ее уговаривать.

– В ту пору Горыч, самый страшный и сильный из всех, тот, что в битве Пепла и Злата драконьими полчищами командовал, еще мелким ящером был, не сменившим юную шкуру на взрослую чешую. А славы великой уже тогда поганцу хотелось. Рыскал он по всей Вельрике, а может и по всему свету, и невесть где нашел горюч-камень, да такой огромный, что целый дом из него вытесать можно.

– Нашел, как же, – буркнул себе под нос Возгар. – Упер, небось, у честного люда или огнем выпытал.

– Тсс, слушать не мешай! – шикнула Яра.

– Схватил Горыч камень своими огромными когтями и воспарил высоко в небо, – меж тем продолжил Зимич. – И была глыба эта так прозрачна, точно медовая смола, что в жару с сосен течет. Поговаривали, будто второе солнце зажглось и от заката на восток устремилось – так ярко горюч-камень в небе сиял, пока Горыч в Авадаль его нес. Царице дар понравился. Приказала она из дорогого камня трон смастерить, а дракона молодого приветила до того, что снесла от него яйцо, да не простое, а янтарное.

– Дедусь, как это, яйцо снесла? Она что, курица какая? – не вынимая изо рта леденцового петушка, любопытный малец буквально влез старику на колени, чтобы ни слова из сказания не пропустить.

– А ты думал, как драконы рождаются? Они же ящуры, а не люди! – хохотнул вэринг с рудными вихрами.

Яра фыркнула:

– Может и тебя мамка, как яйцо снесла от петушка какого? Вон гребень-то красный, весь в батьку!

Рыжий беззлобно хохотнул:

– Видать один у нас с тобой батька, сестрица – огнем опаленная.

Наемница тряхнула отливающими медью волосами, примирительно улыбаясь:

– Спорить не стану. Ни отца, ни матери своих я не знаю, и есть ли они средь живых не ведаю.

– Ты как я, сирота, стало быть? – шустрый малец, почуяв родство с наемницей, затараторил:

– Мамка моя при родах того, от горячки померла, а тятю три зимы как хворь забрала. Меня дед растил, а этим летом в поле по его душу полудница пришла* (девы-полудницы, одни из подручных богини смерти Мары, духи жаркого полдня. Если встретишь такую, то жди беды. Считаются предвестницами теплового удара). Вот меня и отправили в стад под Крунаборгом к тетке. Да как теперь туда доберусь, без обоза то… – парнишка погрустнел.

– Замельтешили, – мощный глас ярла Тура вмиг перекрыл всю трескотню. – Доставим мы всех завтра до Крунаборга. С такой охраной ни один злыдень лесной близко не подойдет. Верно, парни?

Вэринги согласно закивали.

– Так мне не в Борг, мне в стад окрестный не берегу надобно, – парнишка оказался не робкого десятка и смело заглянул воеводе в глаза.

– Будет тебе стад на берегу, – усмехнулся Тур и взлохматил грязные вихры на мальчишеской голове. – Все одно мне скальда до Твердыша Драконоборцев провожать, а то мало ли кто еще на блаженного позарится. Но отвлеклись мы и сказителя не уважили. Продолжай, старче, что дальше то было?

– Что было, то сплыло, да на дно Фьордов ушло, – Зимич хмыкнул, подливая себе ягодного взвара. – не стало драконов. А трон тот янтарный и яйцо ему под стать так в Авадали и остались.

– Ладно вещаешь, будто сам там был и воочию видел, – Тур одобрительно улыбнулся.

– Быть не бывал, видеть не видывал. Батька мой так сказывал, а мы, злыдни, поболе вашего людского живем.

– Да какой же ты злыдень?! – Мошка возмущенно хлопнул себя по колену.

– Какой-какой, половинчатый! Людской я лишь по мамке, а отец-то из домовиков.

– Как же выходит, Зимич, что ты других человечнее, а эти хоть и полукровки, как ты, а у тьмы с ладони едят?

– Так в том дело, кто какую душу в себе растит… – Зимич потер бороду, явно довольный всеобщим вниманием.

– Неужто душа, что капуста, аль брюква какая-то? Как ее вырастить то можно?

– А так же, как ласковое слово, да верная похвала из дитя малого человека делает, а зло и грубость сердце ожесточает. Так и тут – коль с людьми живешь, да по людским законам, и душа людская в тебе крепнет, а коль будешь в навью сторону смотреть, да со злыдним племенем якшаться, то и станешь как они. Мой-то батька, хоть и был из домовых, но все к людям тянулся…

– Тянулся, тянулся, да до бабы дотянулся! – рудный заржал, и все подхватили.

– А мне тятя говорил, что выродки все двоедушные, и теми прикидываются, кем им выгодно, – малец вытащил изо рта уже пустую палочку от леденца и принялся ее старательно облизывать, чтобы ни одной сладкой капли даром не пропало.

– У порожденных драконами только две души было, – подала голос Яра. – Дети, что от людских баб рождались, несли в себе семя и ящера, и человека. И то в них возобладать могло, в чем больше мир нуждался.

– Чтоб мир в драконах нуждался?! Скажешь тоже, – Возгар раздраженно сплюнул в костер. Угли зашипели. А следом темное ночное небо разродилось дождем.

Крупные капли таяли сизым паром, касаясь жара пламени, но постепенно их становилось все больше, и огонь был вынужден сдаться. Люди засуетились, ища укрытие. Кто под широкие еловые лапы спрятался, кто из обрывков шатра навес смастерил. Привычные к тяготам вэринги лишь плотнее в плащи замотались. Яра фыркнула, точно кошка, усы намочившая, и натянула накидку из драконьей кожи так, что только глаза из-под капюшона позыркивали. Возгар подтолкнул Скёль к сгрудившимся под навесом, а сам обвел лагерь взглядом, ища товарищей. Заметил Бергена, привалившегося к стволу вековой березы, и Зимича, хлопочущего подле. Поначалу удивился лишь, что это богатырь ни плащом, ни попоной какой не прикрылся, и лишь потом сердце гулко ухнуло в груди – без движенья сидел светловолосый великан, не открывал глаз, не поднимал руки, сколько бы домовик не тормошил его за плечо и словами не уговаривал.

Наемник рванул к другу, отстегнул кожаный доспех, задрал мокрую от крови рубаху. Нехорошая злая рана красовалась на боку воина. Края ее почернели и вены вкруг вздулись синильной тьмой.

– Отравили злыдни! – охнул Зимич и припал ухом к груди Бергена. Богатырь был жив, но по рваному дыханию, по едва вздымающемуся животу и расползающемуся по жилам яду, Возгар понимал – осталось ему недолго. Берген умирал.