Текст книги "Тайны тёмной цитадели. Том 1"

Автор книги: Катерина Калюжная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Екатерина Калюжная
Тайны темной цитадели
Том 1

© Калюжная К., текст, 2019

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2019

© ИП Суховейко Д. А., издание, 2019

Часть 1
Линда

Сентябрь 2008 года

Вечер сгустил краски и накинул на мир тени. Они расползались из дальних, неосвещенных углов комнаты и ложились на темные предметы, придавая им таинственность. Через открытое окно врывался свежий, благоухающий ароматами цветущего сада воздух. Под потолком парил небольшой шар, распространяющий вокруг себя приятное желтоватое свечение.

Линда Солнечный Свет сидела за письменным столом, заваленным исписанными листами формата А4, свитками пергамента, огромными фолиантами, содержащими в себе бесценные знания, накопленные тысячелетиями магической практики. На экране включенного компьютера горела табличка «Вам письмо». Девушка, не взглянув на содержимое сообщения, поставила в левом углу «галочку» «удалить». Даже волшебники не застрахованы от бесконечного спама, рассылаемого наглыми человеческими фирмами и содержащего глупую, далекую от истины рекламу.

Оглядев быстрым взглядом царивший вокруг беспорядок, Линда безнадежно махнула рукой в пустоту и откинулась на спинку высокого кресла, на две головы возвышающуюся над ее хрупкой фигурой. Взгляд выхватил блестящий кусочек круглого предмета, выглядывавший из-под наваленных стопками бумаг. Лениво потянувшись, волшебница извлекла заинтересовавший ее предмет и тут же отбросила прочь, словно прикоснувшись к ядовитой змее.

Зеркало! Наверняка его забыла Вероника, готовая каждую минуту любоваться собственной умопомрачительной красотой. Ночная Нимфа приезжала в ее замок несколько часов назад, к сожалению, не с самыми приятными новостями и оставила о себе память.

Линда подобрала зеркальце двумя пальцами и брезгливо выбросила в мусорную корзину. Она ненавидела зеркала. Год за годом, век за веком они показывали ей одно и то же лицо тринадцатилетнего подростка. Лицо, которое вызывало у нее лишь отвращение, ибо только его она винила в своей неудавшейся личной жизни. Всей ее силы, всей доступной ей магии не хватило, чтобы состарить его хотя бы на день. Благодаря многочисленным экспериментам над собственной внешностью она добилась только того, что некогда русые волосы превратились в снежно-белые, а светло-карие глаза приобрели почти черный оттенок. Эти метаморфозы придавали колдунье таинственности, но, увы, не делали старше.

Взмахом руки Линда задернула шторы, погружая и без того темную комнату в полумрак. Ей не хотелось, чтобы резвящиеся во дворе дети воителей, полюбившие в последнее время лазить на карниз по ту сторону окна ее кабинета, видели госпожу, предающуюся печали и самобичеванию.

Магию Солнечный Свет тоже недолюбливала, хоть и нашла в себе силы принять этот сомнительный дар. Именно с появлением необыкновенных способностей прекратилось неизбежное для каждого смертного взросление, они поставили обычную деревенскую девчонку на голову выше остальных, заставляя других преклоняться перед ней или ненавидеть, но эти же способности мешали найти по-настоящему близких друзей.

Впрочем, нет. Ее воины любили свою волшебницу искренне и готовы были пойти за ней в огонь и в воду, не задавая вопросов, расстаться с жизнью, стоило только пожелать. Линда отвечала им взаимностью, помня каждого в лицо и по имени. Любая неизбежная потеря заставляла бессмертное сердце сжиматься от боли, только, к сожалению, изменить волшебница ничего не могла.

К тому же с ней был ее первый друг. Друг, с которым они вместе прошли этот долгий путь. Он был рядом еще в те далекие времена, когда маленькая Лида – дочь спившегося деревенского кузнеца – босиком бегала по окрестным лугам, гоняя птиц и ловя пупырчатых, скользких лягушек. Те дни давно остались в прошлом и почти забылись, а он по-прежнему каждую неделю приходил к ней с докладом, рассказывал об успехах подчиненной ему группы, отдавал артефакты, добытые в неприступных замках Темных, шутил, выпивал по старой памяти крепкой медовухи за процветание великой волшебницы. И уходил… Домой, туда, где его ждала жена. А Линде, самой сильной светлой волшебнице современности, запертой, словно в темницу, в тело подростка, оставалось только лить слезы, утешаясь изобретением очередных каверз, повергающих врагов в трепет и разрушающих их планы, да наставлять на путь истинный не слишком-то стремящихся к этому людей.

Безусловно, она могла завести любовника, и не одного. Многие молодые воители почтут за честь разделить с госпожой ложе, причем вовсе не потому, что это даст им какие-либо привилегии, а потому, что восхищаются ею, жаждут угодить да и просто считают вполне привлекательной. Все колдуньи, как светлые, так и темные, выбирали себе друга сердца из своих слуг, лишь немногие завязывали отношения с кем-то из волшебной братии. Но Линде было мало красивых слов, страстных ласк да вечеров, полных любовного шепота.

Превратившись из маленькой простушки Лиды в грозную Линду Солнечный Свет, она так и осталась романтиком, мечтающим о настоящей любви, такой, о которой пишут книги, снимают фильмы, слагают легенды. Любви, которая, выпав на чью-нибудь счастливую долю, входит в историю. Поэтому Линда оставалась одна, храня никому не нужную невинность, а тот единственный, кому она готова была подарить всю себя без остатка, об этом так никогда и не узнает.

О нем она мечтала с тех пор, как себя помнит. Еще сидя на руках у брата Макара, вскоре без вести пропавшего, она любовалась статной осанкой, горящими огнем карими глазами, сильными мускулистыми руками, прямой линией рта его лучшего друга. Уже тогда маленькая Лида мечтала, как он поведет ее к алтарю рубленой деревенской церкви, и отец Михаил, старый мужчина с постоянно трясущимися руками и хриплым голосом, произнесет священные слова, навеки отдающие ее любимому.

Когда он женился в первый раз, Лида долго рыдала в подушку. Толстенькая, круглолицая, рыжая Марфуша, добрая и до невозможности глупая, не подходила умному, проницательному и божественно красивому сыну трактирщика. Однако отчаиваться было рано. Лида совсем молода для замужества, а многочисленные роды нередко оставляли безутешных вдовцов, готовых повторно связать себя узами брака. Девочка приходила в ужас от собственных мыслей, молилась, постилась, но не могла избавиться от святотатственных желаний. Проходя мимо улыбающейся Марфы, она испытывала острое чувство стыда, смешанное со жгучей ненавистью.

Шли годы. Рожать детей жена ее милого не собиралась, хвори, уносившие жизни односельчан, обходили счастливицу стороной, а он с каждым днем все сильнее и сильнее любил свою толстушку. Ни разу он не был замечен засидевшимся с друзьями за полночь, ни разу не лазил в избы к вдовым бабам, готовым в любое время принять и обласкать интересного мужчину. Каждый вечер, если позволяла погода, он, держась за руку с Марфой, уходил в лес к небольшому озеру, где супруги наслаждались природой и обществом друг друга. Если же на дворе стояла зима или лил осенний дождь, они оставались в добротной, поставленной из бревен и глины хате, топили печку, жарили пироги, и дом оглашал веселый смех жены в ответ на забавные шутки мужа.

Времени для Лиды у друга Макара не осталось. Он весело трепал ее по щеке, когда случайно встречал на центральной (и единственной) улице, не замечая, что она уже не ребенок. Помогал организовывать встречи с любимым братом, несносная жена которого мешала видеться с сестрой, мучаясь от ревности и собственного дурного характера. И все время шутил, что пора бы ей начать смотреть на ребят, вон их сколько развелось, хороших, домовитых, только и дел-то, что по сторонам оглянуться. Лида скромно опускала глаза, выдавая боль за смущение. И он ничего не замечал, продолжая упиваться семейным счастьем.

А потом Макар исчез, оставив любимую сестру на произвол судьбы да на милость младших непутевых братьев. Первые несколько дней, полные горя и беспробудного одиночества, ничего особенного не происходило. Лида заперлась в своей комнате под самой крышей отцовского дома, отказывалась от еды, не спала ночами, не пускала к себе надоедливых снох, то и дело лезущих с бесполезной помощью, а в особенности Аглаю, благоверную Макара, невесть с чего решившую, что она знает, куда тот подевался. Раза четыре приходил он, но Лида, уже ставшая вполне взрослой девушке (в те времена тринадцать лет был возраст достаточно солидный) не хотела, чтобы любимый видел ее опухшие от слез глаза, и, перебросившись с ним парой фраз через запертую дверь, так ни разу и не открыла.

Когда она наконец вышла из дома, ее ждал второй сокрушительный удар. Марфа, которая несколько лет не могла зачать, вскорости должна была разрешиться от бремени. Когда эта новость достигла Лидиных ушей, в соседском доме рухнула крыша, а колодец неизвестно почему завалило, да так, что его уже никогда не откопали. До мелких деревенских проблем убитой горем Лиде не было никакого дела. Она убежала в лес, к озеру, полюбившемуся ее ненаглядному и его жене, и там, круша все вокруг, уступила первому в своей жизни приступу ярости.

Лида ломала ветки, до которых могла дотянуться, в отчаянии топтала хрупкие цветы, швыряла в воду дикие валуны, которые по всем законам природы просто физически не могла поднять. Так продолжалось около получаса. В конце концов, выбившись из сил, она бросила тяжелый взгляд на другой берег, и, повинуясь невидимой воле, неглубокое озерцо стало вдруг полноводным, вышло из берегов, подтопив соседнее село.

Вот тогда девушка по-настоящему испугалась. Где это видано, чтобы разлив случался от одного взгляда истеричной девки? Только ведьмы, о которых ей в детстве одна старуха, прежде жившая в большом городе, рассказывала, могли сотворить такое. А ведьмы, всем известно, – дьявольские отродья, и место им на костре, в самом центре жаркого очищающего пламени.

Лида побежала в деревню, стараясь отогнать глупые мысли. Мало ли отчего озеро могло из берегов выйти? Это у нее нервы расшалились, вот и мерещится невесть что. Придя к такому утешительному выводу, девушка снова углубилась в свои грустные размышления и огородами пошла домой, не желая видеть никого из соседей. Как назло, на опушке ей повстречалась Марфа, уже немного округлившаяся и чрезвычайно довольная собой и жизнью в целом.

– Лида, Лида, – позвала ее рыжая. – Дела-то как? В себя пришла али еще тужишь?

– Нормально, – буркнула Лида и, не глядя на счастливую соперницу, припустила к кузне.

Метнувшаяся через двор свинья соседки тети Маши угодила прямиком Лиде под ноги, сбив ее и окунув в зловонную грязную лужу.

– Да чтоб ты сдохла, нечисть окаянная! – выругалась дочь кузнеца, кинув в рыло зверю клок вырванной с корнем травы. Свинья тоскливо взвизгнула и упала, перевернувшись на бок, да так и осталась лежать бездыханной. От ужаса Лида еще минут десять просидела в вязкой жиже, тупо пялясь на внезапно почившую животину, а потом бросилась со всех ног, да не домой, а обратно в лес.

Там она бродила до поздней ночи. Когда темнота сгустилась так, что в тусклом свете зарождающейся луны не стало видно даже собственных рук, девушка остановилась как вкопанная, только сейчас сообразив, что заблудилась, и не имеет ни малейшего представления, куда идти.

Покрутившись на месте и окончательно убедившись, что выбраться до рассвета ей не удастся, Лида присела на бугорок, поросший высокой травой и полевыми цветами. Бояться по-настоящему сил уже не было. Уход брата, беременность жены любимого да чертовщина, творящаяся с ней самой, довели несчастную до изнеможения. Она легла на холодную землю и, закрыв глаза, постаралась уснуть, скорее желая, чтобы ее съели волки, чем боясь этого.

Вой раздался над самым ухом, от неожиданности задремавшая девушка вздрогнула, и с громким криком отскочила в сторону. Прыжок более чем удался. Сама не понимая как, в один миг она очутилась на ветке высокой дикой яблони. Серая морда зверюги скалилась в нескольких сантиметрах от ее босой ноги, свесившейся с сука.

– Пшла прочь, пшла! – заорала Лида не своим голосом. Естественно, волк остался стоять там, где стоял, глядя на загнанную на дерево жертву желтыми голодными глазами.

– У-у-у, скотина! – крикнула несговорчивая «еда» и запустила зеленым маленьким яблочком прямо в лоб серой твари. На излете безобидный плод внезапно превратился в острый отточенный клинок, который легко, словно в топленое масло, вошел в череп незадавшегося убийцы.

Больше доказательств ей не было нужно. Лида уверилась окончательно: в нее вселился дьявол, и пощады ей ждать неоткуда.

В деревню она вернулась с петухами. Неведомо как возникший прямо на ладони огонь осветил путь через темный лес на расстоянии нескольких верст. Она понимала: пользоваться колдовством – грех, но оставаться на неприветливой, кишащей волками опушке было невмоготу.

Завидев сестру, возвращающуюся на рассвете, Аким, второй по старшинству в их многочисленном семействе, пришел в ярость. Вспышки гнева для любившего выпить брата были делом обычным. Но сегодня, вообразив себе всякую похабщину, он разве что не сыпал молниями, падающими на голову провинившейся прямо с потолка.

Пообещав «непутевой девке» неделю на хлебе и воде, он успокоился и с громким храпом уснул, уронив голову прямо на грубо сколоченный стол. Его жена, уже проснувшаяся и нацепившая засаленный, несколько месяцев не стиранный передник, тут же выплеснула в лицо забулдыге полведра колодезной воды и громким визгливым голосом начала отчитывать за непристойное поведение.

Лиде и так хватало неприятных впечатлений, чтобы еще выслушивать отборную брань снохи, подхваченную у проезжих извозчиков. Она снова поднялась в комнату да там и закрылась, решив как можно реже показываться людям на глаза.

До конца лета испуганная девочка пряталась от посторонних и старалась поменьше думать, так как все ее мысли и желания мгновенно становились реальностью. Например, когда шумные куры у соседа справа разбудили ее своим кудахтаньем, Лида пожелала сгоряча, чтобы все они передохли. Не прошло и десяти минут, как неведомая болезнь скосила птиц. А после того как противная бабка, живущая на краю деревни, обозвала неприличным словом дочь кузнеца, у женщины перестала доиться корова. Аким свалился с лестницы, просто оттого, что, задумавшись, Лида пристально глядела на ступени, и они взяли да прогнили за считанные секунды.

Однажды, когда она увидела любимого, идущего в обнимку с растолстевшей, отекшей женой, из ее глаз брызнули слезы, и тут же прямо с ясного неба хлынул ливень. «Грибной дождь!» – обрадовались бабы, готовя лукошки.

Осень в том году началась рано. В начале сентября зарядили дожди, сгоняя работников с неубранных полей, губя пшеницу, подмывая хаты.

Лида вместе со всеми работала в огороде, собирала не слишком богатый урожай с изъеденных жуками грядок. Цветы, в отсутствие ее постоянной заботы, вообще зачахли. Женам братьев было не до поливки бесполезных красивых растений.

Однажды, после ежедневной порции труда вперемешку с бабскими сплетнями, собранными снохами по всей деревне и битый час обсуждавшимися с видом величайшего оживления, уставшая девушка побрела в лес, к пресловутому озеру. Сегодня она узнала, что до рождения дитяти ее избранника осталось всего несколько недель. Проклиная про себя судьбу, богохульствуя почем зря и рыдая, она присела напротив огромного булыжника, величиной в человеческий рост. Откуда взялась такая красота, никто не знал, но ее как достопримечательность показывали проезжим воинам девки, не отличавшиеся чрезмерной порядочностью.

Целый час Лида изучала вмятины на камне, разглядывала мелких паучков, облюбовавших невероятных размеров дом, и лила слезы на увядшую, сырую от утреннего дождя траву. В себя ее привел громкий треск, сотрясший, казалось всю округу. Огромный булыжник легко сорвался с места и повис в воздухе, словно чья-то сильная рука вызволила его из земли, подняла на несколько метров выше головы. Вокруг кружились вырванные с корнем травинки и комья грязи, подхваченные в воздух. Возмущенные жуки с громким жужжанием разлетались в разные стороны.

С ужасом наблюдая за взбесившимся камнем, Лида не заметила, что находится у озера не одна. С видом крайнего изумления и выражением суеверного страха на бледном лице в паре шагах от нее застыл тот, кого она меньше всего хотела видеть в такой момент. Лучший друг Макара, ее любимый мужчина.

– Лида… – прошептал он, не в силах ни убежать, ни смотреть на творящееся бесовское непотребство.

– Стас, – тоненько пропищала девушка. Камень, поднявшийся, казалось, в самое небо, вздрогнул, несколько раз перевернулся и, подняв тучу брызг, ухнул в середину озера. – Стас, это не то, что ты думаешь.

– Господи, да что такое ты творишь? – недоумевал он, переводя взгляд с кругов, бегущих по ровной поверхности водоема, на девочку и истово крестясь.

– Стас, выслушай меня, пожалуйста, – Лида всхлипывала, размазывая грязными руками слезы. – Я, правда, не знаю, что со мной происходит. Только не беги к отцу Михаилу, он сожжет меня на костре. Я так боюсь… Ох, Стас!..

При последних словах слезы уже градом катились из карих глаз. Сложив на коленях руки, Лида уткнулась в них носом и, громко всхлипнув, замолчала. Она знала: он ей не верит.

Когда теплая, шершавая рука приобняла ее за плечи, она вздрогнула.

– Что происходит? – уже спокойнее спросил он, присаживаясь рядом.

– Не знаю, – затараторила дочь кузнеца, – это началось почти сразу… после того, как уехал Макар (О том, что в довершение она узнала о беременности его жены, Лида предпочла умолчать.) Странные вещи…

И Лида выложила ему все, молясь, чтобы он поверил.

В тот день узнать мнение любимого ей было не суждено. Едва закончив рассказ, она услышала торопливые шаги. Кто-то ломился напрямую через кусты, пренебрегая протоптанной селянами дорожкой.

– Стас, Стас! – кричал знакомый голос Миколы, его старшего брата. – Марфа рожает! А где камень? – Парень с самым тупым выражением лица уставился на место, где еще совсем недавно высилась громада неизвестного происхождения, а теперь лишь зияла развороченная дыра. Ответа он так и не получил.

Забыв обо всем на свете, Стас вскочил с места, походя потрепал Лиду по волосам и бросился к деревне. Брат устремился за ним.

– Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу ее! – в сердцах прокричала Лида, едва их шаги затихли вдали.

Впоследствии она очень винила себя за слова, сорвавшиеся сгоряча. Даже спустя много лет она так и не разобралась до конца, повлияли ли они на исход родов Марфы, или та умерла сама, без всякого колдовского воздействия.

В любом случае спустя сутки, когда стало известно, что и роженица, и ее так и не появившийся на свет ребенок покинули этот мир, а Стас впервые за всю свою жизнь запил, закрывшись в опустевшем доме, Лида не могла найти себе места. Она металась по деревне, пугая своим видом даже ко всему привычных ворон. Собаки разбегались врассыпную, едва завидев безумную, растрепанную девушку. Однажды вечером ноги сами принесли ее к озеру. Плавать она не была обучена, да и холод стоял знатный, но ее уже не могли остановить такие мелочи. Не раздеваясь, Лида шагнула в ледяную воду. На секунду перехватило дыхание, но, быстро справившись с ним, она продолжила движение. «Для того, кто вознамерился свести счеты с жизнью, насморк не проблема», – решила девушка, заходя все глубже и глубже. Вот уже вода коснулась подбородка, дошла до носа, закрыла глаза. Воздух в грудь она не набирала, посчитав, что так все закончится быстрее. Но едва удушье начало подступать, как легкие сами наполнились кислородом. Вдох, еще один и еще… Смерть отказывалась забирать отчаянную грешницу, опорочившую себя колдовством. Промучившись минут сорок и порядком замерзнув, Лида побрела обратно к берегу.

На небольшом камешке у самой воды сидела незнакомая богато одетая женщина. Ее светлые волосы были убраны в сложную прическу. Дорожный костюм украшали драгоценные камни. Рядом паслась лошадь под стать госпоже, идеально белая и чистая, словно на дворе стоял сухой июль и ее только что вычистил заботливый конюх.

Поманив Лиду тонкой, унизанной дорогими перстнями рукой, женщина с самым скучающим видом сорвала засохшую травинку и принялась крутить ее в нежных пальцах.

– Садись, девочка, – приказала она, указывая на возникшую из воздуха скамейку. Один взмах руки – и вся одежда Лиды высохла, даже волосы стали приятно сухими и теплыми. Испугавшись, что это новое колдовство ее рук дела и прекрасная незнакомка сейчас поспешит к священнику, девушка метнулась в кусты, готовясь бежать до тех пор, пока не упадет замертво. Но женщина оказалась проворнее, в мгновение ока она очутилась перед незадачливой беглянкой.

Воспользовавшись ее замешательством, незнакомка присела и, схватив сопротивляющуюся Лиду за руку, потянула на себя. После короткой борьбы девушка оказалась рядом с красавицей, вдыхая запах духов, пахнущих сиренью.

– Не бойся, к инквизиторам я не побегу, – улыбнулась блондинка.

– К кому? – не поняла Лида. – Инквизиторы – это еще что за напасть?

– К отцам церкви, к священникам, называй, как хочешь. Меня зовут Ромильда, – представилась незнакомка.

– Лида, – все еще испуганно ответила девочка, не понимая, чего от нее хочет барыня со странным именем, какого на Руси отродясь не водилось. Впрочем, ей-то почем знать, – может, у господ Ромильдой каждую вторую кличут.

– Очень приятно, – улыбнулась Ромильда. – Ты маг, девочка, – без околичностей заявила она.

– Кто? Кто?

– Ведьма, если так тебе более понятно, или колдунья – как больше нравится. Ты можешь творить волшебство.

– Боже мой! Боже мой! – запричитала Лида. – Они меня сожгут, сожгут!

– Никто тебя не сожжет, ты вообще не горишь, – усмехнулась Ромильда и, щелкнув пальцами, напустила на растерянную селянку настоящий огненный вихрь. Лида кричала, пока не охрипла, и лишь тогда заметила, что вся одежда на ней сгорела, а ей хоть бы что, ни одного ожога. Ромильда еще раз щелкнула пальцами, и пламя унялось, а вместо старого платья, доставшегося Лиде в наследство от жены Акима, появилась новое, значительно более добротное и богатое.

– Ну что, теперь будешь меня слушать?

Лида растерянно кивнула.

Ромильда долго вещала что-то непонятное. Она говорила о бессмертии, которым Лида теперь якобы обладает, о тьме и свете, о страшных магических войнах, о каких-то потоках, которые надо пропускать через себя и сплетать в сложные связки заклинаний, о грани, куда однажды уходят такие, как они, и об изнанке мира – не о рае и аде, а о чем-то другом, откуда опытный маг может черпать силу. Лида ничего не поняла, но слушала, открыв рот. Через пару часов Ромильда рассмеялась и, потрепав ее по щеке, сказала:

– Это все ты запомнишь, не переживай. Я всему тебя научу.

Лида не сразу поняла, что они идут к ее дому. Ромильда вежливо раскланялась с братьями девочки и их женами, поиграла с многочисленными детишками и, представившись родной сестрой матери, вышедшей замуж за купца и уехавшей жить в Москву, осталась у них погостить. Отец семейства жену свою привез из единственной в жизни поездки в город, поэтому никто особенно не удивился свалившейся на их головы родственнице. А подвыпивший Аким так вообще утверждал, будто видел тетю Раю (так представилась Ромильда), когда был еще совсем-совсем маленьким. От одного взгляда «тети Раи» словоохотливости в парне поубавилось, в глазах появилась осмысленность, и, насколько помнила Лида, с этого дня спиртного в рот он больше не брал до самого смертного часа, а умер Аким человеком в годах, всеми уважаемым деревенским старостой.

Научившись контролировать силу под неусыпным руководством «родственницы», Лида почувствовала себя лучше. Теперь она могла не бояться, что за ней придут священники и потащат на костер, а даже если придут и потащат, пламя вреда ей никакого не причинит.

К концу зимы она уже сносно управляла потоками и прекрасно знала историю волшебного мира, а еще втайне от братьев научилась читать и писать и по ночам штудировала умные книги, которые Ромильда приносила из своего замка, посещаемого примерно три раза в неделю через порталы.

После Рождества волшебница посчитала, что основы колдовства Лида познала и теперь ей пора покидать отчий дом. Но сперва надо создать охранный отряд воителей, тех, кто будет оберегать ее, пока она не накопит силы и опыта, чтобы построить свой замок и набрать армию.

Тут-то Лида и вспомнила о Стасе. Она не видела его с похорон Марфы. Братья говорили, что он почти спился и теперь похож на старую развалину, то есть выглядит на все свои немалые тридцать.

Своего первого воителя Лида нашла в пропахшей перегаром темной комнате. Он полулежал на полу, облокотившись спиной о жесткую лавку, и, свесив набок голову, громко храпел. Растолкать его оказалось делом непростым, пришлось применить отрезвляющую магию, после которой он уставился на гостий ничего не видящими пустыми глазами.

Колдуньи были вынуждены изрядно потрудиться, чтобы объяснить Стасу цель их визита. Глядя на пропитого, заспанного мужика, Ромильда неодобрительно качала головой, но ничего не говорила. Каждый маг сам выбирает воителей, и лезть в этот процесс не вправе никто.

После долгих убеждений и нескольких наглядных демонстраций магических способностей Стас согласился на предложение Лиды. Этой же ночью они втроем бежали из деревни. В гостеприимном замке Ромильды Стасу и Лиде отвели шикарные помещения, от которых они, не избалованные роскошью, пришли в полный восторг.

На следующий день в комнате с золотым кругом, принадлежащей хозяйке, юная волшебница провела свой первый ритуал, а после выдержала с отличием непростой экзамен, который принимали сотни мужчин и женщин, шикарно одетых и очень высокомерных. Так Лида впервые увидела своих будущих коллег, таких же колдунов и колдуний, как она сама.

С того дня она официально вошла в круг магов, ее причислили к коалиции Жизни – не самой мощной, но, по мнению Лиды, самой мудрой из всех. Свое простенькое имя она предпочла сменить на иностранное и более звучное – Линда, а второе имя, используемое вместо фамилии, ей, по принятой среди волшебников традиции, дала ее учительница Ромильда.

Так на свет родилась Линда Солнечный Свет, знакомая любому, кто хоть как-то связан с волшебным миром. Естественно, для учебников, в которых значилось полное жизнеописание колдуньи, ее историю сократили. Линда не хотела, чтобы кто-либо узнал о ее душевных терзаниях и тем более об истиной причине того, как в ней проснулся дар.

Дальше начался трудный период. Кое-как Линда насобирала восемь первых воителей. Не умея правильно подбирать ребят, она умудрилась составить охрану из людей, категорически неспособных работать вместе. Надо отдать им должное, они очень старались избегать конфликтов и стойко терпели общество друг друга, но лишь до тех пор, пока у них не появился выбор. А потом шестеро парней и две девушки из первой восьмерки разбрелись по разным отрядам. Пятеро из них здравствуют до сих пор. А трое других остались незаживающей раной в сердце волшебницы, потому что дали ощутить всю глубину потери и страдания. Сара… Линда никогда не забудет, что почувствовала в тот день, когда ей доложили о смерти Сары, погибшей на задании в замке темного Александра. Рыжая бестия была незаменимой разведчицей, второй такой волшебница не нашла по сей день. А Виктор… Когда сбрендивший маг из другого мира нарушил многовековой договор и уничтожил разом десять групп «летучих», Виктор был среди них. Она еще долго оплакивала воителя, ушедшего за грань, и тосковала по его грубоватым, но всегда своевременным шуткам. И, наконец, Валентина, последняя из трех… Она погибла всего двадцать лет назад. «Стрелы», к которым она принадлежала, встретились в честном бою с «ангелами» Сантьяго Испанского Дьявола и проиграли.

Но в те времена, когда путь Линды только начинался, все они были вместе и день за днем тренировались под руководством опытных воителей Ромильды.

Сама Линда быстро совершенствовала свои способности. Не прошло и десяти лет, как она превзошла свою учительницу, а через двадцать ей предложили сменить старшую колдунью на должности главы коалиции. Молодая волшебница, к огромному удивлению всей магической братии, от лестного предложения отказалась. Ей и без того хватало интриг и сложных политических игр, к которым она морально была совершенно не готова.

К тому же Линда еще не собрала армию, положенную по статусу волшебнику, занимающему высокую должность. Солнечный Свет обходилась всего сотней бойцов, охранявших преимущественно ее замок. Со столь незначительного воинства даже не взбиралась обычная дань, никто из людей Линды не служил у порталов, что ее вполне устраивало.

Увы, вскоре спокойствию девушки пришел конец. Когда темные прослышали о невероятно одаренной волшебнице, примкнувшей к стану врага, они стали вести активную политику выживания ее, еженедельно устраивая набеги на замок, шпионя за малочисленными «котами», изо всех сил трудившимися среди смертных, стараясь хоть чуть-чуть приблизить конец слепого Средневековья и донимая саму ведьму нелепыми угрозами. Именно тогда свод магических законов пополнился поправкой о том, что колдун, посмевший угрожать своему собрату, автоматически считается начавшим открытое противостояние со всеми вытекающими из этого последствиями.

Над текстом той поправки трудились главы как светлых, так и темных коалиций, яростно отстаивая свои интересы, пожирая соперников глазами и проклиная, правда, про себя. Процесс занял не меньше месяца, за время которого противоборствующие стороны успели надоесть друг другу до зубовного скрежета.

Линда сделала правильные выводы из преподанного ей урока. Уже через год ее армия состояла из пятисот человек, а через пять лет – из полутора тысяч. Она смогла заставить уважать себя, но обзавелась бессчетным множеством личных врагов. Однако, памятуя о ее незаурядных талантах, темные предпочитали не связываться с «зарвавшейся девчонкой», как называли Линду между собой, а светлые почтительно раскланивались с «уважаемой коллегой» как с самым близким человеком, надеясь при необходимости получить ценного союзника.

Их ждало жестокое разочарование. Волшебникам из других коалиций Солнечный Свет всегда вежливо, но непреклонно отказывала, а своим помогала не больше, чем требовалось прописанными в кодексе коалиции правилами. Естественно, это не касалось тех случаев, когда услуга для нее была пустяковая, но в последующем обязывала просителя. Со своими собственными делами Линда предпочитала разбираться сама.

Однако не только политика волновала ее душу. Линда жила ожиданием радостных перемен в судьбе. В те времена девушка тринадцати лет считалась вполне взрослой и могла рассчитывать на счастье. Стас по-прежнему оставался одинок и проводил с колдуньей почти все свободное время. Помимо магических дел, у них осталось одно незавершенное дело в мире людей. Оба мечтали найти Макара и сделать одним из своих. Тридцать лет они искали его по всем известным странам, но старший брат Линды словно сквозь землю провалился, едва выехав за пределы родной деревни. Спустя три десятилетия поиски пришлось прекратить. Люди редко доживали до столь почтенного возраста, да и для воителя организм глубокого старца не годился.