Текст книги "Чары кинжала (Дэверри - 1)"

Автор книги: Катарина Керр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

– А мне наплевать, увидят или нет. Мне надо поговорить с тобой. Давай найдем место, где нам не помешают.

– Вот как? У тебя на уме, видно, не только одни разговоры.

– И да и нет. Что в этом плохого? – Родри улыбнулся ей так нежно, что Джилл последовала за ним.

– Вот что мы сделаем сейчас, – сказал Родри. – Я... – Слова, казалось, застряли у него в горле. – Ну, – начал он снова, – ты видишь, у меня... Я хочу сказать, что я устал от разговоров.

– Ты еще ничего не сказал. Как от этого можно устать?

– Знаю. Я имею в виду ту сделку, которую мы заключили.

– Ну, это уж слишком. Я бы не назвала это сделкой, будь ты неладен.

– Положение изменилось. Я... – Он посмотрел на нее с глуповатой улыбкой.

С явным раздражением Джилл пошла прочь, но он схватил ее за плечи. Она наступила на подол своего платья и чуть не упала в его объятия. Он засмеялся и поцеловал ее и крепко сжал в объятиях, когда она попыталась вырваться, а затем вновь поцеловал так нежно, что она невольно обхватила его за шею и прижалась потеснее предвкушая то удовольствие, которое обещают поцелуи.

– Оставь дверь в твою комнату незапертой на ночь, – шепотом сказал Родри.

– Глупец! Если кто-нибудь увидит тебя, новость сразу облетит всю крепость.

– Кто может подняться к тебе среди ночи, кроме меня? – Он нежно поцеловал ее – Оставь дверь открытой, прошу тебя.

Когда Джилл оттолкнула его, он улыбнулся ей:

– Я знаю, что ты сделаешь это. До ночи, моя госпожа.

Джилл охватила ярость, желание и гнев захлестывали ее. Она подобрала юбки и побежала вокруг навеса... И наткнулась прямо на Каллина. Джилл громко вскрикнула. "Какой ужас! Он, должно быть, все слышал и все видел". Каллин стоял, подбоченясь и смотрел на нее так нежно, что она растерялась: было непонятно – то ли он побьет ее, то ли приласкает.

– Отец, что ты тут делаешь? – произнесла Джилл заикаясь.

– А что делаешь ты, продажная девка? Флиртуешь там, где каждый может увидеть тебя!

– Нет, отец, ты не прав. Клянусь!

– Прав или не прав, но для подобных вещей существует комната. Или у тебя ее нет?

Голова Джилл дернулась, как будто он дал ей пощечину. Каллин едва заметно улыбнулся и крикнул Родри, чтобы тот подождал его.

– Так вот что Родри хотел рассказать мне! – прошептала Джилл. – О, боги!

Предательство... Джилл долго стояла на месте и размышляла над этим: вместо наслаждения – она получила измену. Каллин отдал ее Родри в любовницы так, как отдают лошадь. В этот момент она ясно представила себе, какая жизнь ожидает ее впереди: метаться между ними, любить их обоих, и быть свободной от обоих. У Родри будет жена, у Каллина – отряд. Она станет необходима им: как драгоценный меч, который никогда не будет использован в сражении – он висит в комнате на стене, и его снимают иногда, только для того, чтобы полюбоваться им.

"Я не смогу так, – сказала она сама себе. – Я не хочу и не буду". Зато она знала, чего хочет, и что будет делать. Любовь служила решеткой клетки, и она будет держать ее, как бы Джилл ни пыталась ее вырваться на волю.

Весь вечер Джилл решала для себя вопрос, найдет ли Родри ее дверь запертой или открытой. Она решила выдержать до конца и дать ему понять, что он должен добиваться ее, и что она не будет легкой добычей, которую уступил ему добрый папочка. Она закрыла дверь, улеглась, но не могла заснуть, и постепенно ее решимость растаяла. Она обзывала себя шлюхой и потаскухой, но все же встала и подняла деревянную задвижку, освободив ее от скобы. Она постояла мгновение, затем снова закрыла, затем подняла задвижку и оставила дверь открытой. Она сняла ночную сорочку, легла и слушала, как ее сердце колотилось в темноте. Всего через несколько минут Родри вошел к ней, подкравшись в тишине, словно вор.

– Только один раз, любовь моя, – прошептал он. – Мне бы хотелось, чтобы это было при свете. Я хочу видеть твое лицо.

Джилл охнула и опустилась на одеяла. Он разделся и лег рядом с ней. Когда его нагое тело коснулось ее, она мгновенно забыла все свои терзания о чести и измене, но все-таки сделала вид, что отталкивает его. Он схватил ее за запястья и целовал ее до тех пор, пока ей не удалось высвободиться. Они боролись, потом ласкали друг друга, и когда она не могла уже больше ждать, Джилл позволила ему одержать верх. Он придавил ее, обнял, стиснув в своих объятиях, наполнил до боли сжигающим удовольствием – она зарыдала и уткнулась ему в грудь.

Так как Невин никогда не спал ночью больше четырех часов, он долго не ложился в этот вечер, размышляя о черном мастере и его странной интриге. Он обследовал весь эфир и не обнаружил никаких следов своего врага. Было утке достаточно поздно даже для него, и он собрался лечь, когда серый гном появился на столе. Крошечное создание было в ярости: беззвучно ворча, он дергал себя за волосы и топал ногами.

– Подожди, подожди, – успокаивал его Невин. – Что все это значит?

Гном схватил его за руку и потянул, как будто старался поднять на ноги.

– Что? Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой?

Гном закивал и потянул его снова.

– Что-нибудь случилось с Джилл?

При этих словах гном подпрыгнул от злости. Невин зажег фонарь и пошел вслед за гномом, который вел его на женскую половину. Как только гном понял, что Невин направляется в комнату Джилл, то сразу исчез. Держа фонарь, Невин спустился в коридор и встретил Родри – босого, взъерошенного и растерянного. Родри пискнул, как пойманный вор, и Невин схватил его, словно преступника.

– Ах ты глупец! – прошипел Невин.

– Я не мог заснуть. Вышел глотнуть свежего воздуха.

– Пойдем-ка со мной, парень.

Невин отвел Родри в свою комнату, расположенную несколькими этажами выше женских апартаментов, и втолкнул в дверь. Родри опустился на стул и смотрел в пустоту затуманенным взглядом.

– Боги, как ты узнал, что я был у Джилл?

– А ты как думаешь, глупец!

Родри вскрикнул и отпрянул.

– Я не собираюсь жечь тебя в колдовском пламени ли что-нибудь в этом роде, – резко произнес Невин. – Хотя мог бы. Все, что мне нужно от тебя, это чтобы ты подумал как следует. Ты не сможешь держать свои ночные свидания в секрете. Как говорится, прекрасные одежды не скроют большого живота. Что Каллин тогда сделает, скажи на милость?

– Ничего. Мы говорили с ним об этом. И он дал мне понять, что Джилл будет моей, пока я буду обеспечивать ее, как того заслуживает любовница знатного лорда.

Невин ощутил себя человеком, который размашистым жестом выхватил меч и только тогда обнаружил, что держит в руке одну лишь рукоять.

– Это правда. Я тоже не мог поверить своим ушам, – Родри недоуменно взглянул на старика. – Но он так и сказал. Я клянусь тебе, что всегда буду хорошо содержать ее. Боже мой, Невин, неужели ты не можешь понять, как сильно я люблю ее? Ты тоже был когда-то молодым. Неужели ты никогда не любил?

Невин оставался безмолвным: по злой иронии судьбы он любил, и ту же самую женщину. Без всяких церемоний Невин вытолкнул наследника тирина из своей комнаты и закрыл за ним дверь. Он сел на стул, машинально поглаживая пальцами неровный край деревянного стола. Появился серый гном. Он улыбался и кланялся.

– Прости меня, мой друг, – сказал Невин. – Ты должен смириться с этим так же, как смирюсь я.

Гном свистнул и исчез. Невин был очень удручен. Она ушла от него в этой жизни, так же как уходила во многих других. Он был почти уверен в этом. Забавы и интриги большого двора заполнят ее ум и время; дремлющие способности, связывающие ее с двеомером исчезнут. Жена Родри должна будет признать его любовницу, но она неизбежно возненавидит Джилл.. Борьба станет явной, когда Джилл родит пару бастардов и Родри будет все делать для того, чтобы они заняли приличное положение. Родри, конечно, будет любить детей Джилл, что только распалит ненависть его жены. Все это не оставит места для двеомера.

Первым желанием Невина было оставить крепость этой же ночью и уехать куда-нибудь подальше. Но Джилл нуждалась в нем. И тут Невин почувствовал, как горячая волна заливает его сознание... он даже не понял, что с ним произошло.

Впервые за сто лет Невин разрыдался.

Миновало десять дней – от Райса не было ни единого слова. Ловиан была в такой ярости, что, отбросив формальности, послала к нему гонца. Хотя она постаралась составить послание в смиренных и уважительных выражениях, по существу она сообщала ему, что волнения будут продолжаться до тех пор, пока он не предпримет что-нибудь стоящее.

Когда писец прочитал это письмо раздраженным подданным, они одобрили его.

– Я сочувствую вам, господа, – сказала им Ловиан. – Посмотрим, смогут ли слова матери побудить гвербрета к действию.

Ловиан оставила их обсуждать письмо и поднялась в женский зал. Еще ребенком она играла там под присмотром матери, и хорошо знакомая комната служила ей убежищем в минуты тревоги. Она застала там Даниан, которая терпеливо пыталась помочь Джилл освоить премудрости шитья.

– Принести вашей милости немного вина? – предложила девушка.

– Все, что угодно, лишь бы не заниматься этим проклятым шитьем? сказала Ловиан, улыбаясь. – Ты можешь отложить его, если хочешь, Джилл, но я, правда, ничего сейчас не хочу.

Джилл с такой радостью бросила свою работу в корзинку для рукоделия, что Ловиан и Даниан дружно рассмеялись.

– Послушай, Данн, сейчас самое время подумать о том, чтобы женить Родри, – начала Ловиан.

– Согласна, – обрадовалась Даниан. – Я уже думала о младшей дочери гвербрета из Каминуэйра. Райс и Родри постоянно враждуют между собой, поэтому было бы мудрым шагом укрепить связь между тирином и гвербретом другого поместья.

– Верно подмечено. И она неглупая девочка.

Джилл затаилась, как загнанный зверек. Она вдруг вспомнила, что Ловиан замечала все до мелочей.

– О, моя дорогая, уж не влюблена ли ты в моего несчастного сына?

Вместо ответа Джилл залилась румянцем.

– Бедное дитя, – сказала Ловиан. – Хотя ты мне очень нравишься, но, Джилл, я никогда не позволю тебе выйти замуж за Родри.

– Я более чем уверена в этом, ваша милость, – ответила Джилл, стараясь взвешивать каждое свое слово. – Кроме того, я не сомневаюсь в том, что Родри будет скверным мужем для любой жены.

Это было так точно подмечено, что Ловиан даже не обиделась.

– Я рада, что ты такая здравомыслящая девушка, – заметила Ловиан.

Ловиан и Даниан обменялись взглядами и сменили тему разговора. Позже, отправив Джилл на прогулку, они обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что независимо от своих способностей к шитью Джилл очень хорошо подходит ко двору. Хотя в открытую не было сказано ни слова, они теперь знали, кто будет любовницей Родри, и следовательно, могли подбирать ему жену.

Так как Ловиан знала, что Невин проявлял интерес к Джилл, она решила, что лучше всего обсудить это дело с ним наедине. Как она и предполагала, Невин был разочарован таким развитием событий, но, казалось, смирился.

– В конце концов, – сказал Невин, – я часто буду видеть ее в твоей крепости. Ты ведь не станешь возражать?

– Конечно. Мы всегда рады тебе.

– Послушай, Ловва! Ты, наверное, подумала, что я старый баран, потерял голову из-за молодой овечки?

Ловиан почувствовала, что щеки ее покраснели, но Невин был так увлечен, что не заметил ее смущения.

– Уверяю тебя, – продолжал он, – что ни на миг не забываю о своем возрасте. Я люблю Джилл, но больше всего меня интересует в ней ее природный талант, благодаря которому она может стать мастером двеомера.

– Уже который год слышу это от тебя, и тем не менее трудно поверить в то, что ты знаком с двеомером и что двеомер вообще существует. Хотя я сама видела, как Джилл посетило Видение.

– Разум пасует перед тем, что трудно понять. Я слышал твоего барда, сложившего хвалебную песню о войне. Он очень верно рассказывал о том, что произошло. Ты думаешь, кто-нибудь поверит хоть слову через пятьдесят лет?

– Не поверят. Типичная бардовская песня, скажут они, полная лжи и фантазий. И ты знаешь, может быть, так даже лучше.

Через три дня пришло наконец послание от Райса. У Ловиан было странное предчувствие в отношении этого письма, и она решила ознакомиться с ним в одиночестве, прежде чем читать вслух в общем зале. И правильно поступила.

"Госпожа моя матушка, – писал он. – Прости меня за задержку и невнимание к твоим важным делам. Я расследовал дело об этой войне, чтобы понять, насколько точен доклад лорда Родри. Я вызываю его и его сторонников в крепость Аберуин, чтобы они предоставили отчет в своих действиях. Я, конечно, буду рад видеть в своем доме и тебя, и тогда мы сможем уладить все наши дела. Твой почтительный сын Райс, гвербрет Аберуина".

– Ах мерзавец! – выдохнула Ловиан. – Уж ты-то точно истинный сын Тингира!

Невин был очень доволен, когда Ловиан предложила ему сопровождать ее в поездке в Аберуин. Он даже позволил подарить себе новые рубашку и штаны, так что мог сойти теперь за одного из ее советников, не привлекая особого внимания. Ловиан взяла с собой Джилл, Даниан, писаря, нескольких слуг и еще Каллина в качестве капитана почетной гвардии, состоящей из двадцати пяти всадников: пятнадцати – для нее и десяти – для Родри, как полагалось им по рангу. Ловиан злобно заметила, что Райс вполне может покормить ее домочадцев, после того как, по его милости, его собственные подданные питались у нее так долго.

– Я удивлен, что ты взяла с собой Джилл, – заметил Невин. – Она ведь не привыкла к большим дворам с их интригами.

– Ну, ей пора начинать приобщаться, – ответила Ловиан. – Кроме того, если она останется с нами, Родри будет держаться спокойнее.

Невин хотел заметить, что беспокоится за Каллина, если Джилл будет представлена как любовница Родри, но остановился, вспомнив, что капитан, казалось, не имел возражений против такого положения дел. С сожалением Невин должен был согласиться с тем, что его надежды обмануты. Он-то надеялся, что страх перед отцовским гневом удержит Джилл от соблазна и она будет свободна, чтобы изучать двеомер...

Накануне отъезда в Аберуин Невин решил отыскать Каллина и обнаружил его в казарме. Одетый в новую рубашку, украшенную изображением красных львов, Каллин сидел на кровати и чистил свой меч при свете лампы. Он радушно встретил Невина и предложил ему единственный в комнате стул.

– Я только на пару слов, – сказал Невин. – По одному очень деликатному делу.

– Могу поспорить, что ты имеешь в виду Джилл.

– Точно. Признаюсь, я был очень удивлен, что ты позволил ей втянуться в эти отношения.

Каллин исследовал лезвие меча, нашел несколько пятен и начал тереть их тряпкой.

– Я думал, тебя это меньше удивит, чем остальных, – сказал он наконец. – Ты – единственный, кто знает, почему я не мог не позволить ей это.

Он посмотрел прямо Невину в глаза, и Невин был восхищен им впервые за четыреста лет. Высокомерие, которым когда-то щеголял Геррант, переходило из поколения в поколение, превратившись в конце концов в истинную человеческую гордость, которая стала сущностью жизни Каллина.

– Существует много других заслуг, кроме боевой славы, – произнес Невин. – Ты имеешь то, что заслужил.

Пожав плечами, Каллин положил меч на кровать.

– Кроме всего, – сказал он, – Джилл поступила правильно, разве не так? Ее жизнь будет лучше, чем та, которую я мог бы предложить ей. Какого мужа смог бы я найти для нее? Какого-нибудь ремесленника или, может, владельца таверны... И кем бы она была, выполняя всю жизнь тяжелую работу? Для дочери серебряного кинжала она добилась многого – это очень высокое положение.

– Да, действительно, – согласился Невин. – Я никогда не пробовал взглянуть на ее жизнь с таких позиций.

– Конечно, ты рассуждаешь по-другому. Как там в старой поговорке? Добродетель дороже богатства? Я бы скорее перерезал Джилл горло, чем позволил ей превратиться в шлюху, но когда ты ступаешь на "длинную дорогу", то начинаешь понимать, что там нет возможности заботиться о таких мелочах, как добродетель. Видят боги, я сам продавал собственную честь тысячу раз, и даже больше. Кто я такой, чтобы судить и презирать ее?

– Ну, по правде говоря, не многие люди могли бы так говорить о своей единственной дочери.

Каллин пожал плечами и снова взял меч, затем провел мозолистой ладонью по желобку лезвия.

– Я признаюсь тебе, о чем я молчал девятнадцать лет, – произнес Каллин. – Ты думал когда-нибудь о том, как я получил прозвище проклятого серебряного кинжала?

– Часто. Но боялся спрашивать.

– Я был всадником в отряде керморского гвербрета, – Каллин едва улыбнулся. – Там была одна девушка, которую я полюбил. Она прислуживала за столом в большом зале. Это была мать Джилл, ее звали Сериан. И другой парень любил ее тоже. Мы подрались из-за нее, как собаки из-за кости. Она дала понять, что выбирает меня. Но этот парень, проклятье, я забыл, как его звали, ну да все равно, – он не поверил ее словам и продолжал увиваться вокруг нее. Однажды он набросился на меня, когда я попытался поставить его на место. Мы схватились не на жизнь, а на смерть, и я убил его, – Голос Каллина умолк, он посмотрел на меч, лежавший у него на коленях. – Прямо там, в казарме гвербрета. Его милость чуть не повесил меня, но капитан вмешался: все-таки тот напал на меня первым. Потом его милость выгнал меня со службы. Моя бедная Сериан настояла на том, чтобы я взял ее с собой. – Каллин снова посмотрел на Невина. – Знаешь, тогда я поклялся, что никогда не убью другого человека из-за женщины.

Невин молчал – просто потому, что Каллин не мог Даже представить себе, как многое в своей Судьбе он искупил вместе с этим горьким признанием.

– Ты знаешь, – сказал Каллин. – Я был просто упрямым щенком...

– О, да. Я и сам был таким же упрямым, когда был молодым.

– Не сомневаюсь. Ты знаешь, травник, почему мы не можем найти общего языка? Потому что мы очень похожи друг на друга.

– Прах и пепел, – сказал Невин. – Действительно похожи.

В то время Аберуин был самым большим городом в Элдисе. Более семисот тысяч человек жили в тесно поставленных домах, образующих перенаселенные извилистые улицы. Он не был окружен крепостной стеной, так как был вытянут вдоль гавани, в которой флотилия боевых галер гвербрета стояла у пирсов вперемешку с кораблями купцов из Дэверри и Бардека. Прямо в центре города располагалась огромная цитадель гвербрета, возвышающаяся как символ правосудия. Внутри тридцатифутовой стены был двор, занимающий около тридцати акров, с обычными бараками, сараями и навесами. Посредине возвышалась крепость, состоящая из круглой центральной шестиэтажной башни и трех трехэтажных второстепенных башен. Но самым поразительным было то, что крепость стояла посреди сада: газоны, клумбы с розовыми кустами, фонтан – и все это было отделено от двора низкой кирпичной стеной. Везде были видны скалящиеся драконы Аберуинов: на воротах, на голубых с серебряным знаменах, висящих на башнях, в центре фонтана в виде мраморной скульптуры, на дверях башен, на полу большого зала, на рубашках всадников и слуг, на кроватных покрывалах и подушках в роскошной комнате, куда поместили Джилл и Даниан. На каминной доске стояла маленькая серебряная статуэтка дракона. Джилл взяла ее и стала внимательно разглядывать.

– Красивая, правда? – сказала Даниан. – Майлвады всегда любили роскошное серебро.

– Да, – согласилась Джилл, ставя статуэтку на место. – Должно быть, ее милости очень тоскливо покидать все это великолепие, когда она возвращается в Каннобайн.

– Так оно и есть. Должна признаться, меня меньше всего обрадовало, когда погиб брат Ловиан. – Даниан сменила тему разговора, пожав плечами. Джилл, ты должна быть очень внимательной, когда мы здесь.

– О, я так волнуюсь. Данн, мне страшно.

– На первый раз тебе сделают небольшую скидку. Держись поближе ко мне и старайся все делать как я. И пожалуйста, не говори никаких грубостей. Для начала умойся и смени эти грязные штаны на приличное платье.

Так как Джилл никогда в жизни не ездила верхом в женском седле, она оделась для поездки в Аберуин в свою привычную старую одежду. Она так хорошо себя чувствовала, что с ужасом думала о том, что придется с ней снова расстаться. Однако она переоделась по требованию Даниан, когда та пригласила Джилл в женский зал, чтобы представить жене гвербрета. Донилла оказалась красивой женщиной с прекрасными темными глазами, копной каштановых волос и стройной девичьей фигурой.

Она любезно предложила им сесть, и слуга тут же подал вино в настоящих стеклянных бокалах. Но хозяйка была смущена, когда болтала с Даниан, и все время теребила пальцами шелковый носовой платок. Джилл обрадовалась, когда аудиенция закончилась.

– Данн, – спросила Джилл, как только они остались вдвоем в комнате. Ее милость больна?

– Нет. Но Райс собирается оставить ее, потому что она бесплодна. Мне ее очень жаль.

– А что с ней будет?

– Наша госпожа намерена выдать ее замуж за вдовствующего кузена. У него уже есть два наследника, и он будет рад иметь красивую жену. Если это не выйдет, то она должна будет с позором вернуться назад к своему брату. Вряд ли он примет ее с распростертыми объятиями.

Джилл стало по-настоящему больно. Она и не представляла раньше, насколько знатные женщины зависели от мужчин. У них не было возможности работать на ферме, помогая сыновьям, или выйти замуж за помощника своего умершего мужа и вести дела в его лавке, если нет возможности открыть свою. Она подумала о том, что ожидает ее. А что если ей когда-нибудь надоест угождать Родри, или он перестанет любить ее?

– Донилла присоединится к нам, когда мы будем уезжать отсюда, продолжала Даниан. – Мы все должны быть очень любезны с ней. Бедняжка, ей еще предстоит участвовать в публичном процессе, когда Райс будет разводиться с ней.

– Прах и пепел! Что, его милость так жесток?

– Джилл, овечка, следи за своей речью. Райс тут ни при чем. Таков закон. Райс избавил бы ее от позора, если бы мог. Но это от него не зависит.

Когда они спустились в большой зал обедать, Джилл с сожалением узнала, что они будут сидеть не за одним столом с Райсом. Обычно в крепости был только один стол для знати, а в Аберуине их оказалось шесть: один для гвербрета и его семьи, другие для гостей и знатных членов его двора. Джилл с Даниан сидели за одним столом с сенешалем, конюшим, бардом и их женами. Со своего места Джилл могла видеть Родри, сидевшего слева от брата. Хотя у них были волосы одинакового цвета и одинаковые подбородки, которые они унаследовали от Ловиан, они в то же время были очень разными. Конечно, это кровь эльфов делала лицо Родри таким точеным. Рядом с ним Райс выглядел скорее грубым мужланом. Впрочем, для своего возраста гвербрет выглядел неплохо и совсем не таким злодеем, каким Джилл его себе представляла.

Еда была изысканной, с добавлением маринованных овощей и фруктов, разложенных на небольших тарелках. Подали жаворонков и жареную свинину. Джилл усиленно следила за своими манерами и не проронила ни слова, пока наконец жена барда – круглолицая маленькая блондинка по имени Камма – не посмотрела на нее холодным оценивающим взглядом:

– Вы, наверное, впервые при дворе?

– Да, впервые, – ответила Джилл. – Я в восторге! Все просто великолепно.

– Ваш отец был одним из лордов в нашей стране?

Джилл была застигнута врасплох. Даниан посмотрела на Камму с мягкой улыбкой, которая должна была означать: "Издеваешься?"

– Джилл – очень важная особа в свите тирины Ловиан, – наставительно сказала Даниан. Она перевела свой взгляд на Родри. – Очень важная.

– Понятно, – Камма тепло улыбнулась Джилл. – Вы позволите пригласить вас в мои апартаменты?

– Спасибо, – сказала Джилл. – Я должна сперва узнать, сколько свободного времени мне определит ее милость.

Даниан кивнула Джилл в знак одобрения. Джилл ковырялась в своей тарелке. Она уже наелась, и теперь не знала, как вести себя дальше. В незнакомой обстановке она чувствовала себя неуютно. Родри ел быстро и молча. Наконец он встал, посмотрел в ее сторону, слегка кивнул головой и вышел из зала.

– Ты можешь немного погодя тоже уйти, – прошептала ей Даниан.

Джилл не спеша допила вино, перекинулась парой фраз с Дани, затем извинилась и встала из-за стола. Паж предложил проводить ее в комнату Родри, и она пошла следом за ним вверх по винтовой лестнице, через длинный коридор пристроенной башни. Паж указал на дверь с хитрой и понимающей улыбкой, и Джилл поспешила распрощаться с ним. Узкая комната была почти пустой. Родри уже снял сапоги и ремень и растянулся на низкой кровати.

– Райс говорил что-нибудь о мятеже? – спросила Джилл.

– Ни слова. "У нас завтра будет официальное обсуждение". Заносчивый индюк. Как будто я – вор, который отчитывается перед ним за украденную лошадь. Я не хочу говорить об этом, моя любовь. Я хочу заманить тебя в эту постель и держать там до тех пор, пока ты не станешь молить о пощаде.

– Я не против. – Джилл начала раздеваться. – Не забудь, что впереди у нас еще целая ночь.

Только на рассвете Невин смог наконец узнать новости о мастере черной магии. В Керморе жила женщина по имени Неста. Вдова богатого купца, она изучала двеомер больше сорока лет и знала о нем немало интересного. Ее муж долгие годы торговал в Бардеке специями и многому научил ее, помимо торговли приправами. Ее круглое маленькое лицо казалось взволнованным, когда она вышла на связь с Невином этим утром.

"Я точно в этом не уверена, – послала Неста Невину свою мысль. – Но думаю, что человек, которого ты ищешь, – на корабле, направляющемся в Бардек".

"Вот как? – отреагировал Невин. – Надеюсь, ты не подвергаешь себя опасности, разглядывая его в магический кристалл?"

"О, я следую твоим указаниям и держусь на приличном расстоянии. Послушай, я тебе кое-что расскажу. Вчера утром ко мне пришли существа из дикого народца. Они были очень взволнованы. Есть некие темные явления, которые пугают их. Это натолкнуло меня на мысль, что твой враг может оказаться в Керморе, поэтому я вынуждена была воспользоваться магическим кристаллом и обнаружила какие-то странные следы в эфире. Тогда я сделала, как ты мне сказал – вышла из игры. – Она помолчала. – Но ты ведь знаешь, что я знакома с половиной жителей Кермора, и мои связи с гильдиями позволили мне вести поиски, не используя магию. Я расспрашивала всех о подозрительных приезжих в городе, и когда я разговаривала с одним молодым парнем с таможни, он сказал, что видел в гавани одного странного субъекта, который направлялся на корабль бардекского купца. Он подозревает, что этот корабль замешан в контрабанде ядами".

Невин тихонько присвистнул. Образ Несты чуть заметно улыбнулся ему.

"Корабль с отливом покинул гавань, это было меньше двух часов назад, продолжала Неста. – А сейчас дикий народец успокоился, и нет никаких следов в эфире".

"Я готов поспорить, что это был мой враг, – или если не он сам, то кто-нибудь из его Проклятого племени. Он знает, что с наступлением зимы я лишаюсь возможности последовать за ним в Бардек".

"Ему очень повезло, что он успел попасть на корабль. Его поджидала лодка в гавани. Все было организовано заранее".

"Похоже на то. Я надеюсь, что ты отправила нашего человека в его логово. Мои нижайшие поклоны тебе, Неста, и спасибо твоему глазастому офицеру из таможни".

"Он хороший малый, – усмехнулась она. – Мы возлагаем на него большие надежды. Я учу его пользоваться вторым зрением".

Попрощавшись с Нестой, Невин обдумывал эту новость, расхаживая по комнате. Он был уверен, что Неста видела его врага. С наступлением зимы того будет практически невозможно отыскать в Бардеке, разделенном на множество маленьких княжеств, где постоянная политическая возня позволяла местным владетелям весьма пренебрежительно относиться к законам. Так как ни один, даже самый великий мастер двеомера в мире не мог воспользоваться магическим кристаллом или отправить эфирную проекцию через такое большое водное пространство, Невин должен был ждать до весны, чтобы отправить письмо настоящим мастерам двеомера Бардека и предупредить их о том, что туда прибыл враг. Он был очень расстроен тем, что позволил черному магу скрыться. Скорей бы весна, – говорил он сам себе... ничего другого ему не оставалось. Старик начал рассеянно собираться на заседание по расследованию дела о мятеже.

Официальное слушание дела проводилось в судебном зале гвербрета огромной полукруглой комнате, находившейся на втором этаже главной башни. Точно посредине круглой стены между двумя окнами висело знамя Аберуина, украшенное изображением дракона. Под ним стоял длинный стол. В центре сидел Райс, перед ним на столе лежал золотой церемониальный меч Аберуина. По обе стороны расположились жрецы храма Солнца и советники. Справа за небольшим столом устроился писец, свидетели стояли с левой стороны. Родри, его сторонники и Ловиан, в знак уважения к их высокому положению, сидели в креслах. Остальная часть комнаты отводилась для простых свидетелей, в том числе и Невина, который стоял у двери и не без раздражения наблюдал за ходом процесса. В это время люди Родри, стоя на коленях перед столом, отвечали на вопросы Райса о подробностях войны, о мельчайших деталях, день за днем, и Невин подумал, что разговоры об этом займут больше времени, чем длилось само сражение. Снова и снова сторонники Родри давали показания, свидетельствуя, что он вел себя благородно и соблюдал законы чести. Затем Райс послал за Каллином и допрашивал его. Родри еле сдерживал гнев, а лицо Слигина покраснело от негодования. В последнюю очередь Райс вызвал Родри.

– Остался один небольшой вопрос, лорд Родри. Как вы объясните мне все эти разговоры о двеомере?

Невин вздохнул. Он ожидал этого.

– Это правда, ваша милость. Все мои свидетели могут это подтвердить.

– Вот как? Это заставляет меня думать, что все вы плетете небылицы, чтобы скрыть нечто худшее.

Лицо Слигина побагровело, он рванулся вперед, но Прайдир схватил его за руку и оттащил назад. Ловиан поднялась со стула и направилась к столу.

– Разрешите мне сказать, ваша милость, – произнесла Ловиан. – Намерены ли вы, учитывая ваше положение, сказать, что собственная мать обманывает вас?

– Конечно, нет, – ответил Райс. – Но вас тоже могли обмануть.

Слигин задыхался от гнева. Эдар произнес шепотом какое-то ругательство.

– Я считаю, ваша милость, – сказала Ловиан, – что разговоры о двеомере вовсе не безосновательны.

– Мне нужна правда, – категорично заявил Райс. – Нужны доказательства.

– Что ж, вы получите их, – Ловиан повернулась к залу, она искала кого-то в толпе. – Невин, ты можешь помочь мне в этом вопросе?

Невин колебался. Демонстрировать магию перед толпой? Это противоречило его клятве. Но, может быть, уже настало время, когда людям пора узнать о том, что двеомер существует. В конце концов, одной из причин, почему мастер черной магии так преуспел, было то, что большинство людей не допускали даже мысли о двеомере. Он пробрался сквозь толпу и поклонился гвербрету.