Текст книги "Чары кинжала (Дэверри - 1)"

Автор книги: Катарина Керр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

– Что же он натворил?

– Оставил в тягости какую-то низкорожденную девицу.

Слигин вздохнул и допил мед из своего кубка.

– Это неизбежно случилось бы раньше или позже, – заметил он. Учитывая, как юный Родри обходится с девицами. Мы с женой сочтем за честь воспитывать ребенка для вас.

– Искренне благодарю. Если ребенок родится живым, я отправлю его с кормилицей к вам на воспитание. Я очень рада, что нашла верного человека.

– В отличие от некоторых, да? – Он сделал многозначительную паузу. – Я смогу позже поговорить с вами наедине, ваша милость?

– Да, как только мы здесь закончим.

Как Ловиан и предполагала, Родри так и не присоединился к ним во время ужина. Как только они поели, она провела Слигина наверх, в свою приемную. Ей было уже известно, что руководил восстанием против ее правления лорд Корбин из Браслина и что он посылал гонцов, дабы выяснить, сколько лордов поддержат его в восстании.

– Ко мне они не сунутся, – сказал Слигин, – но мне кое-что удалось узнать из моих источников. Сейчас Новек переметнулся к ним, и это меня очень беспокоит. Я думал, он не такой мерзавец.

– И я тоже.

– Удивительно! Эти болваны думают, будто все сойдет им с рук. Они что, забыли, что гвербрет, имеющий власть над всеми тиринами, приходится вам сыном?

– У них, наверное, есть причины полагать, что Райс может не использовать свое право вмешательства. Я предполагаю, что дело в деньгах. Вопросы преданности очень часто сводятся к налогам и пошлинам.

– Это циничное замечание, ваша милость.

– Ладно, – сказала Ловиан, подняв голову, – я знаю, что приняла трудное решение, когда сделала Родри своим наследником. Лорды платят один налог клану Майлвадов, потому что Райс – гвербрет. Затем они платят второй круг налогов через меня. Когда я умру, они решат, что платят и те и другие налоги Майлвадам, потому что они всегда смотрели на Родри как на Майлвада, независимо от того, сколько моих кузенов поручится за то, что он принадлежит к нашему клану. Я не сомневаюсь в том, что это их и мучает.

Слигин зафыркал как рассерженный мул.

– Верно. А если они, участвуя в этом мятеже, добьются милости Райса, то он присоединит ваши земли к своему поместью гвербрета, и следовательно, они будут платить только один налог. Но неужели Райс в самом деле лишит собственности родную мать только из-за этих проклятых денег?

– Я сомневаюсь в этом, но он с радостью лишил бы владений меня. – Это был Родри, непрошенно вторгшийся в разговор. – Ее милость, конечно, права, говоря о деньгах. Все эти разговоры о том, будто мятежникам не по душе правление женщины – гнусная ложь.

– Паршивец! – сердито воскликнула Ловиан. – И давно ты подслушиваешь под дверью?

– Довольно давно, – ухмыльнулся Родри, глядя на мать с вызовом. – Я хотел послушать, что ты будешь говорить о моем позоре.

– Мы обсудили это за обедом.

– За обедом? – Родри снова уселся на стул. – У моей госпожи крепкий желудок.

– А ну-ка послушай, дерзкий щенок! – Слигин занимал с Родри равное положение в обществе, поэтому и не выбирал выражений. – Как ты смеешь так обращаться к матери, да еще в моем присутствии?

– Прошу прощения, я просто пошутил, – попытался оправдаться Родри. Правда, матушка, мне ясно, что ты имеешь в виду. Райс, должно быть, уже заранее облизывается, полагая, что у него есть шанс отобрать то, что по праву принадлежит мне.

– У меня нет никаких иллюзий относительно братской любви, котирую вы испытываете друг к другу, – это правда, – проговорила Ловиан. – Но если начнется открытая война, я думаю, что Райс вмешается.

– Конечно, если ты его об этом попросишь. – Родри сердито взглянул на мать. – Но я хочу сперва получить возможность доказать, чего я стою, перед твоими вассалами.

Он сказал это так беззаботно, что у Ловиан заболело сердце. Если дело дойдет до открытой войны, Родри будет вместо нее возглавлять армию. Она слишком хорошо его знала и не питала иллюзий, что он будет руководить своими людьми из тыла.

– Я слышал, как вы говорили матери, что Новек присоединился к бунтовщикам, – проговорил Родри, обращаясь к Слигину, – никогда бы о нем этого не подумал.

– Да и кто бы мог подумать, – ответил Слигин. – Очень странные слухи ходят в наших краях.

– Опять двеомер? – сказал Родри, смеясь.

– Вот именно. – Слигин помолчал, жуя кончик своего уса. – Поневоле задумаешься, с чего это Новек так переметнулся.

– Бред! О, извини, мам. Но я не верю ни слову из всего этого.

– Я, конечно, тоже не верю, – заметил Слигин, – но это действует на людей. На состояние духа и все такое... Если воин начал думать о колдовстве, то дальше уже некуда.

Ловиан кивнула головой в знак согласия. Никто не знал силы этого таинственного искусства. На самом деле, только немногим было известно, что оно вообще существует. Но если однажды человек начал размышлять на такие темы, то этого не остановить.

– Говорят, что это советник Корбина, – сообщил Слигин, – его зовут Лослейн. Его все считают мастером двеомера.

– Неужели? – Родри усмехнулся. – Ну, я встречал этого человека и нахожу, что трудно поверить, будто у этого хлыща есть вообще хоть какие-то силенки. Будь я проклят, если знаю, почему Корбин терпит советника, от которого воняет духами.

– Конечно, странное дело, – заметил Слигин, – но вопрос разве в этом?

Усмешка Родри погасла.

– Вы знаете, – сказала Ловиан, – я думаю послать за Невином.

– Не понял, – уточнил Родри. – Как это можно послать за "никем"?

– Невин – это тот старый травник, – пояснила Ловиан. – Не паясничай и не прикидывайся дурачком.

– Прошу прощения, матушка. Посылай за ним, если тебе хочется. Я знаю, что тебя забавляет этот старик, и тебе нужна будет достойная компания, если я поеду на войну.

– Вопрос в том, смогу ли я передать ему послание. Скорее всего, что он бродит где-то по дорогам в поисках трав, но он может быть и у себя дома.

– Знаете, ваша милость, – сказал Слигин, – я никогда не мог понять, почему вы так высоко цените этого старика. Он хорошо говорит – вот и все, но на самом деле он всего лишь один из ваших крестьян.

– Родри правильно заметил. Он развлекает меня.

Ловиан не была настроена что-либо объяснять. Если недалекий Слигин и ее распутный сын так глупы, что не рассмотрели в человеке, который был перед ними, мастера двеомера, она не собиралась тратить силы на то, чтобы просвещать их.

Караван купца Дрегиса через три дня после того, как он покинул Кернметон, добрался до реки с необычным названием Делондериэль.

Река была глубокой и быстро несла свои воды между поросшими травой берегами. Недалеко от деревни Браслин через реку был построен каменный мост, принадлежащий местному лорду.

Караван остановился, впереди было еще достаточно времени, чтобы дать возможность лошадям и мулам попастись на лугу. Дрегис решил разбить лагерь на ночь около деревни и купить рыбы, чтобы приготовить еду. У него было немного дешевых товаров именно для такого обмена, и, как он любил повторять Джилл, крестьяне всегда были согласны отдать цыплят и хлеб в обмен на кружева и медные брошки.

– И кроме того, – добавил Дрегис, – лорд Корбин получит возможность прийти и купить что-нибудь, если у него будет такое желание. Всегда будь вежливой с тем, чье поместье ты проезжаешь.

Хотя сам лорд так и не появился, зато приехал один из его советников. Джилл слонялась по лагерю, наблюдая за тем, как Дрегис торговался с женой фермера из-за бочки эля, когда к лагерю подъехал человек на красивом серебристо-сером коне. Он был высоким и стройным, с темными глазами. У него были самые светлые волосы, какие Джилл когда-либо встречала раньше – почти как лунный свет. Они длинными прядями обрамляли его лицо. Всадник спешился и не торопясь пошел к Дрегису, который только что обменял железную сковороду на бочку эля. Увидев приближавшегося всадника, жена фермера побледнела и отвернулась. Джилл заметила, что она сделала знак, уберегающий от колдовства, и поспешила побыстрее уйти.

– Меня зовут Лослейн, – произнес незнакомец мягким и мелодичным голосом. – У вас есть какое-нибудь хорошее оружие?

– Несколько мечей из каминуэйрской стали, – ответил Дрегис.

Пока Лослейн рассматривал меч, он не обращал на Джилл никакого внимания, и она была рада этому. Хотя он и казался довольно вежливым, было в нем что-то такое, что вызвало в Джилл волну страха. Кроме того, от него сильно пахло розовой водой. Наконец он выбрал себе меч.

– Отличный выбор, советник, – сказал Дрегис. – Это для вас?

– Нет, для моего лорда. Подарок в знак моего уважения.

– Дорогой подарок. Обычно я беру хорошего коня за один из таких мечей.

– А что если я дам взамен золотую монету? – Лослейн посмотрел на него, холодно улыбнувшись. – У меня есть деньги, в отличие от остальной вонючей черни, живущей в этой стороне света.

– Согласен. Это в самом деле достойная плата.

– И очень высокая. Но есть некоторые вещи, из-за которых не стоит торговаться.

У Дрегиса как купца было другое мнение на этот счет. Он скоренько забрал у Лослейна дэверрийский золотой. Он даже нашел кусок материи и завернул в нее меч, а затем проводил советника к лошади и подержал стремя, пока Лослейн садился на коня. Советник небрежно кивнул головой и поскакал, сидя на коне с уверенностью человека, который проводит большую часть своей жизни в седле. Дрегис в замешательстве почесал бороду.

– Странный тип, девочка, – произнес он. – Я видел многих людей за свою жизнь, но это был очень подозрительный господин.

– Да, странный, – согласилась Джилл. – Я бы не удивилась, если бы узнала, что он заколол этим мечом своего лорда, или что-нибудь еще в этом роде.

– Удивительно. Я подумал о том же. Но, Джилл, мы оскорбляем человека, которого даже не знаем. Ого! Ты видела его лошадь? Это западная кровь, из той породы, которая меня интересует. Его лорд, должно быть, очень высоко его ценит, если дал советнику такого дорогого коня.

Этой ночью Джилл приснился сон, и хотя он был слишком ярким, но одновременно понятным и последовательным, настолько наполненным подробностями, что она засомневалась, на самом ли деле это сон. Она видела, как Лослейн снял свою одежду и подошел к окну. Он громко пел. Затем неожиданно его окутала вспышка голубого света, и он превратился в огромного красного ястреба. Он запрыгнул на подоконник, оттолкнулся и полетел, и Джилл как будто бы полетела вслед за ним. Вдруг он сжался и стремглав бросился вниз, совсем как настоящий ястреб, а потом взмыл вверх, держа в клюве зайца. Только тогда она представила себе, каким необыкновенно большим был этот ястреб. Она проснулась, испугавшись и села, прислушиваясь к размеренному дыханию Каллина рядом. Сон вызвал в ней такое отвращение, что ее прошиб холодный пот.

Чтобы забыть этот сон, она поднялась и пошла на берег реки. В лунном сиянии Водный народец резвился, забавляясь, ныряя и выныривая снова, показывая лица в серебристой пене. Когда она опустила в воду руку, чтобы позвать их, они собрались вокруг, касаясь серебряными спинами ее пальцев.

– Вы знаете советника Лослейна? – спросила Джилл и ощутила, что их ужас волной накатил на нее. Затем они исчезли; в реке тихо струилась вода. Джилл бегом вернулась назад. Она поступила опрометчиво, покинув лагерь ночью одна.

Назавтра рано утром, к большому облегчению Джилл, караван упаковал товары и прогрохотал по мосту. Они направлялись на запад, в другую сторону от того места, где был Лослейн. Все утро люди и мулы шли своей дорогой, минуя процветающие земли Элдиса – огороженные каменными стенами поля и круглые дома, а также луговые земли, где паслись белые коровы с бурыми пятнами.

Иногда Джилл ехала позади каравана вместе с Каллином, а иногда – с Дрегисом, который, будучи настоящим купцом, любил послушать других и поговорить сам. Он начал рассказывать ей о лошадях, которых надеялся приобрести.

– Мы называем их западными гунтерами. Даже кобылы имеют шестнадцать ладоней в холке, и кроме того, у них такой нюх, которого даже нельзя в лошадях предположить. А это – очень важная вещь, девочка. Некоторые из них золотистые, ну, еще бывают желто-коричневыми, но в солнечном свете они выглядят так, как будто сделаны из чистого золота.

– Прах и пепел! Не думаю, что серебряный кинжал может накопить столько денег, чтобы купить такую лошадь.

– Нет, наверное. Западный народ знает им цену и продает их дорого. Все-таки они стоят того. Если мне удастся получить чистокровного золотого, гвербрет из Каминуэра даст мне за него две золотых монеты.

У Джилл перехватило дыхание. За две золотых монеты можно купить приличную ферму. Неожиданно она снова вспомнила о Лослейне, отдающем дэверрийский реал за меч, который стоил едва ли одну треть такой монеты. Обрывки бардовских сказаний всплыли в памяти Джилл, и наконец она вспомнила сказку о том, что если колдун захотел заколдовать какую-то вещь, ему нельзя торговаться при покупке.

– Скажи мне вот что, – обратилась Джилл к Дрегису.

– Как ты думаешь, существует ли действительно двеомер?

– Видишь ли, большинство людей гонят от себя эти слухи, но каждый день я вижу хотя бы одну странную вещь, а бывает – две за день. – Дрегис хитро улыбнулся.

– Я думаю, что когда ты повстречаешься с Западным народом, тебе будет очень интересно.

Джилл начала было расспрашивать его об этом, но Дрегис прервал ее:

– Потерпи – сама увидишь.

Уже через несколько дней ей стало понятно, что он имел в виду. Они двигались дальше на запад. Осмелевший серый гном появился среди бела дня и как ни в чем не бывало уселся на луке седла, не обращая внимания на то, что она ехала рядом с другими людьми. Его рот расплылся в широкой улыбке, зеленые глаза светились от волнения. Он ухватился за один из ремней обеими тонкими руками и стал его дергать, как будто пытался сделать так, чтобы лошадь поехала быстрее. В конце концов Джилл пришлось отстать от каравана настолько, чтобы она могла с ним говорить.

– Ты знаешь, куда мы едем? Или нет? Тебе нравится Западный народ?

Он энергично закивал головой в ответ:

– Да. – Затем подпрыгнул, обнял ее за шею и поцеловал в щеку.

Этой ночью караван расположился лагерем недалеко от последней фермы у границы Элдиса. Дрегис обменял мелкие товары на корм для лошадей и мулов. Всего в часе езды от лагеря раскинулась девственная дубрава. Весь день они пробирались по узкой тропинке, проложенной среди вековых деревьев, растущих так тесно, что ничего нельзя было увидеть в десяти шагах. Они устроили ночной привал на поляне, достаточно большой для того, чтобы на ней смогли разместиться люди и мулы. Все сгрудились возле лагерного костра и разговаривали непривычно тихими голосами. Время от времени кто-нибудь резко поворачивался и всматривался в лесную чащу, чувствуя на себе чей-то взгляд. Джилл знала, кто наблюдал за ними. Сразу же за тем пространством, которое было освещено отблесками костра, она видела дикий народец, гроздьями висевший на ветвях деревьев и глядящий вниз на этих непрошенных гостей.

Весь следующий день они опять ехали лесом, но теперь дорога пошла вверх, что предвещало близость холмов. Людям и мулам стало тяжело идти – и те и другие обливались потом. Наконец, к четырем часам пополудни, они вышли к реке, теснящейся в глубоком узком ущелье. Через нее был перекинут каменный мост, нависший красивой аркой над ущельем и сделанный так же добротно, как делали мосты в Дэверри. Перила были покрыты резьбой с изображением листьев и вьющихся виноградных лоз. То здесь, то там в медальонах были высечены знаки и письмена на каком-то совершенно непонятном языке. Когда караван двигался по мосту, Джилл эта резьба показалась знакомой: то здесь, то там лицо кого-нибудь из диких созданий выглядывало из-за гирлянды резных листьев.

– Дрегис, – спросила Джилл, – Западный народ построил этот мост?

– Должно быть так, девочка. Его здесь просто больше некому было строить.

Джилл подумала о том, что Западный народ тоже способен наблюдать за этими крошечными созданиями, которых может видеть и она. Этим можно объяснить и то, что дикие создания были здесь такими смелыми. Минувшей ночью, когда караван расположился лагерем на лесной поляне, они бродили совсем близко, наблюдая за этими непрошенными гостями. Они прогуливались кругом, рассматривали погонщиков мулов, дотрагивались до всего блестящего длинными тонкими пальцами, нечаянно ущипнули одну из лошадей, отчего та забила копытом. Хотя только Джилл могла видеть их, большинство людей чувствовали, что кругом происходит что-то странное. Они подозрительно оглядывались, стараясь держаться поближе друг к другу, собираясь кучками для игры в кости, сердились друг на друга и даже ссорились. В конце концов Каллину пришлось вмещаться, успокаивая каждого из них, и остаться наблюдать за игрой. Джилл начала понимать, почему Дрегис хотел, чтобы ее отец сопровождал караван.

Назавтра около полудня караван наконец выбрался из леса. Чем выше они поднимались, тем реже попадались деревья. Они оставили позади последнее дерево и вышли на широкое плоское плато. Перед их взором широко раскинулись земли, покрытые травой, по которой пробегала рябь, словно по зеленому морю и так до самого горизонта. Джилл была рада тому, что они вышли из леса, но у степи были также свои характерные особенности, к которым не так просто оказалось привыкнуть: она никогда в жизни не видела столько свободного пространства.

– Там есть какие-нибудь города или что-нибудь в этом роде? – спросила Джилл.

– Нет, насколько мне известно, – ответил Дрегис, – но я никогда не был дальше этого места. Я всегда останавливался в нескольких милях отсюда. Приезжал туда и ждал, пока жители западных земель найдут меня. Очень странно, но они всегда узнавали, когда я появлялся здесь.

"Дикий народец сообщал им", – подумала Джилл, но, конечно, ничего не сказала Дрегису. Когда они подошли к месту стоянки на берегу ручья, сотни этих созданий столпились вокруг. Они несколько минут разглядывали караван, а затем вдруг исчезли.

Джилл беспокойно спала этой ночью. Она лежала на спине и смотрела на звезды и на широкую полосу Снежного Пути, повисшую, казалось, над самой землей. Она не слышала ни шороха вокруг лагеря, но когда наступил рассвет, два жителя Запада появились на границе лагеря. Джилл проснулась и сразу же увидела их. Они тихо стояли в нескольких ярдах и ждали, когда лагерь проснется. Они были высокими, стройными, с глубоко посаженными глазами и бледными волосами цвета лунного сияния, такими же как у Лослейна. Их лица были бы очень красивыми, если бы не уши, крохотные и заостренные точно кончик раковины. Хотя Дрегис предупредил ее, что они обрезают своим детям уши в младенчестве, это зрелище все равно показалось ей неприятным. На них были кожаные сапоги и штаны, матерчатые накидки, богато украшенные изображениями вьющихся цветов и винограда, перекинутые через одно плечо и свисающие спереди. Так как Джилл спала одетой, она вскочила и босиком пошла им навстречу. Когда она приблизилась к ним настолько, что могла рассмотреть их глаза, то остановилась как вкопанная. Их радужные оболочки были огромными с едва заметной полоской белка вокруг, а зрачки вертикальные, как у кошек. Вот этого они уж точно не могли делать сами, даже с младенцами. Интересно, как Дрегис объяснял эту особенность? Ощущение чего-то совершенно чуждого было столь явным, что Джилл чуть не вскрикнула, когда один из них заговорил с ней на чистом дэверрийском наречии:

– Добрый день, красавица! Ты и твои спутники приехали торговать?

– Да, – ответила Джилл. – Дрегис у нас главный.

– Я знаю его, – Он наклонил набок голову и изучал Джилл, едва заметно улыбаясь. – Я ни разу прежде не видел ваших женщин. Они все такие же красивые, как ты? Джилл стояла и молчала, будто проглотила язык. Он засмеялся и поклонился ей.

– Скажи Дрегису, что мы приведем остальных.

Они ушли, вернее ускользнули прочь – без малейшего звука, как будто трава была их соучастницей, мягко стелясь и помогая им. Немного поодаль они остановили своих золотых коней. Джилл пристально следила за ними, пока они садились на лошадей и затем скрылись из вида.

После полудня жители западных земель приехали, растянувшись по лугу длинной процессией, состоящей из всадников и табуна лошадей, который всадники гнали впереди. Они приехали целым кланом – мужчины, женщины и несколько детей. Все были одеты одинаково. Длинные волосы женщин были заплетены в косы; так делали и дэверрийские женщины во времена Рассвета. Вместо того чтобы везти пожитки на подводах, они несли его на деревянных носилках. Столпившись в ста ярдах от лагеря Дрегиса, жители Запада начали разбивать свой лагерь. Как зачарованная, Джилл наблюдала за их слаженными действиями, когда каждый принимал участие в установке круглых кожаных палаток, в распаковке вещей и стреноживании лошадей. Меньше чем через час лагерь стоял так, как будто он был здесь всегда: из-под ярко окрашенных навесов доносились крики, бегали дети и собаки, толпился дикий народец.

– Подождем еще немного, – сказал Дрегис. – Они придут, когда будут готовы.

Немного погодя жители западных земель явились посмотреть на товары, которые Дрегис привез для них. По одному или парами они ходили вдоль разложенных в ряд кухонных котелков и ножей, мечей и деревянных топоров, лопат и наконечников для стрел. Иногда они присаживались на корточки и брали что-то для того, чтобы проверить, потом снова клали на место – и все без единого слова. Попривыкнув к ним, Джилл поняла: они прекрасны. В них чувствовалось внутреннее благородство, гибкость и грациозность, которые напоминали ей диких оленей. Джилл была удивлена тем, что погонщики мулов и даже Каллин смотрели на них с презрением. Весь день люди, спустившись на речной берег, играли в кости, начиная следующую партию сразу после того, как заканчивалась предыдущая. Только одна Джилл сидела на траве рядом с Дрегисом и наблюдала за его покупателями.

К концу дня, когда солнце было уже над самым горизонтом, к ним подошел молодой человек, держа в руках кожаный бурдюк с медом.

– Добрый день, – заговорил он. – Нам нравятся те безделушки, которые вы привезли для нас.

– Я очень рад этому, Дженантар, – ответил Дрегис. – Так что, придете завтра торговаться?

– Да. – Дженантар подал ему кожаный мешок. – Это для твоих людей, чтобы немного смягчить их.

Джилл осознала: ему было известно, что торговцы презирали его народ, и это глубоко поразило ее. Но он только улыбнулся, видя как Дрегис поспешил к погонщикам мулов. Дженантар опустился на траву рядом с Джилл. Серый гном появился на ее коленях и откинулся назад с довольной улыбкой.

– Вот как! – воскликнул Дженантар. – Ты видишь дикий народец?

– А ты сам, выходит, тоже?

– Весь наш народ знает их. Мы обращаемся к ним как к младшим братьям.

Джилл заглянула в его дымчато-серые кошачьи глаза и увидела сходство между жителями западных земель и диким народцем, только последние были безобразны и Уродливы, а первые – красивы.

– Ты знаешь, – заговорил Дженантар, – с нами живет один человек из ваших. Я думаю, он захочет увидеться с тобой.

Не сказав больше ни слова, Дженантар встал и пошел прочь, оставив Джилл гадать, чем же она могла оскорбить его.

На закате из лагеря жителей западных земель вышел старик. Так как его глаза и уши были нормальными, хотя он и был одет как обитатель Запада, Джилл решила, что он, должно быть, и есть тот человек, о котором упоминал Дженантар. Он был не очень высокого роста, мускулистый и широкоплечий. У него были огромные коричневые глаза и белые волосы, которые торчали над его лбом двумя пучками – как совиные рожки. Когда он сгорбился, сидя рядом с Дрегисом, его поза была похожа на птичью, особенно руки, свободно свисающие вниз. Дрегис оказался знаком с ним и представил всем как Адерина – имя, которое рассмешило Джилл, потому что оно означало "птица".

– Я пришел, чтобы просить тебя об услуге, Дрегис. Мне надо попасть в Каннобайн, и лучше, если я поеду туда с караваном, а не один.

– Добро пожаловать, ты можешь к нам присоединиться, – ответил Дрегис. А что произошло? Или ты вдруг почувствовал страстное желание вернуться к тем людям, которых покинул когда-то?

– Нет, – ответил Адерин, улыбнувшись, – это всего лишь малоприятное дело, касающееся правосудия. Один из наших людей убил человека, и сейчас он скрывается. Мы хотим вернуть его назад.

– Да, действительно неприятное. Его будет легко найти. Он ведь наверняка не походит на элдисцев.

– Не совсем. Он полукровка.

– Советник Лослейн! – само собой вырвалось из уст Джилл. Адерин повернулся в ее сторону и взглянул на девушку. Но Джилл почувствовала, что он смотрел сквозь нее, его взгляд пригвоздил ее, как фермер прибивает сорокопута к амбарной стене.

– Да, совершенно верно, его зовут Лослейн, – сказал Адерин. – А ты, должно быть, Джилл?

– Да, – ответила та, удивившись. Она была уверена, что никогда не говорила никому из жителей западных земель своего имени. – Мы встречались с вами, сударь?

– Да, но ты не запомнила, – одно мгновение Адерин в задумчивости смотрел на нее, как будто хотел пробудить ее воспоминания. – А, почему ты сказала "советник Лослейн"?

– Ну, потому что он так представился... он человек из свиты лорда Корбина.

– Неужели? И это не показалось странным? Ну хорошо, в конце концов, мы теперь знаем, где его искать. – Адерин поднялся, всматриваясь в ночь. Очень странно, воистину...

Затем он ушел, даже не оглянувшись.

– Ха! – подал голос один из погонщиков. – Этот старик, наверное, сумасшедший.

– О! Я бы не сказал, – задумчиво проговорил Дрегис, почесывая ногу. Конечно, он себе на уме, но разумом крепок, словно дуб.

Погонщики обменялись недоверчивыми взглядами.

– Надо быть сумасшедшим, – пробормотал Каллин, – чтобы якшаться с жителями западных земель, как он это сделал.

Джилл понимала, что не стоит говорить об этом вслух, но в душе полагала, что жить с этим народом – вовсе не означает быть сумасшедшим.

Поздней ночью над залитым лунным светом лугом зазвучала музыка. Женский голос запел печальную мелодию. Три других голоса подхватили ее, и, пока они пели в четыре голоса в такой тональности, Джилл вспомнила, что слышала, как время от времени ее пели менестрели в портовых городах. Неожиданно присоединились инструменты: спокойный, чистый звук как у арфы, затем что-то, то напоминало звук волынки, и, наконец, бубен. Музыка звучала все быстрее и быстрее. Одна песня без остановки переходила в другую. Каллин вместе с другими тесно уселись и сосредоточились на игре в кости. Джилл незаметно ускользнула и стояла, слушая пение, на краю лагеря. Над лугом горели факелы, освещая яркие шатры. Джилл сделала несколько шагов вперед, как будто ее подталкивала неведомая сила. Вдруг Каллин схватил ее за плечо.

– Ах вот чем ты занята! – рассердился Каллин.

– Слушаю музыку, и ничего больше, – удивилась Джилл.

– Чушь! И не вздумай улизнуть туда! Этот народ – скорее животные, чем люди, но я охотно верю, что их мужчинам ты доставишь удовольствие.

– О боги, отец! Ты думаешь, каждый мужчина, который мне встретится, сразу же набросится на меня?

– Большинство из них, и ты не должна забывать об этом. А сейчас – марш. Ты точно так же можешь слушать эти проклятые завывания, сидя около костра.

Даже тирину с его обширными поместьями в Западном Элдисе было нелегко раздобыть деньги. Так как крепость Каннобайн была только летним пристанищем Ловиан, ей пришлось отправить гонцов в главную резиденцию – Дан Гвербин, за серебром для дочки мыловара. Когда его наконец привезли, Родри пришел в ярость: оказалось, мать рассчитывает на то, что он вручит отступные лично.

– А почему камергер не может поехать? – рассердился Родри. – Или конюший? Пусть поработают немного!

Ловиан скрестила руки на груди и в упор смотрела на сына. Со вздохом Родри взял со стола два седельных мешка и пошел в конюшню за лошадью.

Утро было ясным и солнечным, птицы заливались над диким зеленым лугом. Далеко внизу у основания утеса океан сверкал, как шкатулка с голубыми и зелеными драгоценными камнями. Но Родри уезжал с тяжелым сердцем.

– Олвен будет рыдать, – говорил он сам себе. – И это будет ужасно.

В чем Родри никогда не посмел бы признаться ни одной живой душе – так это в том, что на самом деле был влюблен в Олвен. Одно дело – опрокидывать на кровать потаскуху, и совсем другое – верить, что ты любишь ее, и чувствовать себя с ней лучше, чем с женщиной твоего круга.

Город Каннобайн уютно расположился вокруг небольшой гавани на склонах утесов, где Брог – ручей, который можно было назвать рекой только зимой, впадал в океан. На берегу было три деревянных пирса для рыбацких лодок и большой пирс для парома, который ходил к святым островам Умглейс, расположенным в море на расстоянии десяти миль от берега. Около четырех сотен домов разместились нестройными полуокружностями. Хотя мыловарня Исгерина находилась в миле от города, чтобы не отравлять соседние усадьбы сомнительными запахами, сам он вместе с семьей жил в круглом доме внизу у самой гавани. Исгерин и его жена весь день проводили на мыловарне. Постоянно на ногах, они непрерывно возились с салом и поташом, а Олвен оставалась дома с младшими детьми. Поэтому ухаживание Родри было таким успешным.

Как только Родри спешился и повел лошадь узкими извилистыми улочками, он понял, что это самое отвратительное утро в его жизни. Попадавшиеся ему навстречу горожане, как обычно, кланялись, но от него не укрылись поспешно прятавшиеся ухмылки и тихие смешки, которые сопровождали его всю дорогу. Хотя он был лорд, а они – простые горожане, насмешка была подсудным человеческим правом, и, очевидно, люди пользовались им вовсю. Родри привязал лошадь во дворе позади дома и, как вор, проскользнул внутрь. На кухне Олвен резала турнепс, стоя у стола. Ей было пятнадцать. Худое маленькое существо с личиком сердцевидной формы, с большими голубыми глазами и обаятельной улыбкой. Когда Родри вошел, она печально посмотрела на него.

– Я тебе кое-что принес. – Родри положил на стол седельный мешок.

Олвен кивнула и вытерла руки о передник.

– Условия тебе подходят?

Она снова кивнула и начала распаковывать мешки.

– Моя мать прислала немного меда и другие продукты. – Родри начало одолевать отчаяние. – Они придают силу, она так сказала.

Девушка по-прежнему молча возилась с мешками.

– Олвен, дорогая, ты не хочешь говорить со мной?

– А что мне сказать?

– Ах, проклятье! Я не знаю.

Олвен открыла маленькую деревянную шкатулку с деньгами и долго смотрела на кучку серебра – ее шанс на приличную жизнь. Родри ходил по кухне, пока она пересчитывала монеты.

– Богиня свидетель, что твоя мать – щедрая женщина, – произнесла наконец Олвен.

– Это не только от нее. И я хочу, чтобы ты была хорошо обеспечена.