Текст книги "Прекрасная, бессердечная"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Глава 5

Ее обиталище ничуть не отличалось от других квартир в этом доме. Сам дом был летним, построенным на калифорнийский лад, зимой же отдыхающие отправлялись по своим теплым жилищам наслаждаться комфортом парового отопления.

Квартира Камиллы состояла из гостиной, спальни, кухни и ванны. Полы были из настоящих деревянных досок. Вместо ковров на них лежали вязаные половики.

Мебель была старой, и я могу побиться об заклад, что кофейные чашки были без ручек.

Камилла Кловис открыла стеклянный шкафчик, дверца которого выскочила из стены, как будто за ней прятался частный детектив, специализирующийся по бракоразводным процессам, и принялась смешивать коктейли.

– Моя специальность, – объявила она, – "Поцелуй Дьявола".

– Мне, пожалуйста, шотландское виски и немного содовой, – сказал я поспешно.

– Вы много потеряете, если не попробуете "Поцелуй Дьявола", – сказала она уверенно. – Это мое собственное изобретение.

– Послушайте, – взмолился я, – я старый человек и уважаю старое, хорошее виски. Конечно, многие девушки считают, что…

– Дочерних чувств я не испытываю, – самодовольно сказала она. – Чем старше, тем лучше, лейтенант.

Я люблю людей постарше, их тело и сильные мускулы, и их умение держать язык за зубами.

– Я знаю, – сказал я. – Вот Руди, если бы ему предложили взять на себя футбольную женскую команду, он бы ее взял – всю и без всяких разговоров.

Ее губы беспомощно приоткрылись на секунду, затем она неуверенно хохотнула.

– Ладно, – сказал она. – Ваша взяла, шотландское виски и немного содовой.

Она протянула мне рюмку, и я уселся на кушетку.

Камилла опустилась рядом. В ее стакане плескалась какая-то отвратительного цвета жидкость.

– Это и есть "Поцелуй Дьявола"? – спросил я изумленно.

– Конечно, – сказала она с гордостью. – Водка, ямайский ром, молоко.

– Молоко?!

– Ну конечно, – сказала она. – Это же витамины.

Я быстро отхлебнул виски, посмотрел на нее и встретил полный невинности взгляд больших карих глаз.

– Так что там насчет Руди? – спросила она наконец.

– Когда вы его в последний раз видели?

– Вчера вечером.

– В котором часу он пришел?

– Около одиннадцати, – сказала она, – а в чем дело?

– Когда он ушел?

– Примерно в половине первого.

– Вы уверены в этом?

– Конечно, уверена, – весело сказала она.

– Руди звонил вам, чтобы быть уверенным, что вы уверены?

– С чего вы взяли, лейтенант? – невинно спросила она.

– Я уже девять лет как полицейский, – сообщил я ей. – У меня были свои разочарования.

– Вы думаете, ее убил Руди? – Она покачала головой. – Зачем? Даже если что-нибудь было бы не в порядке, он мог ее в любой момент уволить.

– Тоже верно, – сказал я. – Хорошо было в Париже?

– В Париже?

– Может быть, это был Париж. Или Кентукки? – терпеливо продолжал я. – Или Иллинойс?

– В Париже было хорошо, – сказала она, – пока там был Руди.

– Вы так им увлечены? – спросил я. – Вы его любите?

– Он будит во мне материнский инстинкт. – Она кокетливо улыбнулась, отнюдь не материнской улыбкой. – Он просто взрослое дитя.

Она поднялась с кушетки и потянулась, закинув руки за голову. Бикини подозрительно затрещали.

– Вы тоже будите во мне инстинкты, лейтенант, – сказала она. – Вы какой-то такой земной.

– В моем роду масса потомственных крестьян, – заявил я.

– Можете этого не доказывать, лейтенант, – сказала она. – Верю вам на слово.

Она лениво отвернулась, предоставляя любоваться своей спиной.

– Развяжите, пожалуйста, этот морской узел на моем лифчике, крестьянин, – сказала она. – Я пойду приму душ.

– Черт! – сказал я, развязывая ей лифчик. – Никогда раньше не думал, что я настолько земной!

Она уронила лифчик на кушетку, затем одним легким движением выскользнула из бикини.

– Можете выпить, пока меня не будет, – сказала она совершенно спокойно, поворачиваясь ко мне спиной. – Кстати, вас еще как-нибудь зовут, лейтенант, кроме как Крестьянин?

– Эл, – признался я. – Эл Крестьянин. Хочешь, я буду называть тебя Золушкой?

– Но Камилла – это мое настоящее имя, – сказала она почти умоляюще.

– Придется поверить, – вздохнул я, – что это голая правда!

Она прошла через всю комнату к ванной, слегка покачивая на ходу крепкими бедрами.

Я поднялся с кушетки и налил себе еще виски. Я не очень далеко продвинулся в своем расследовании, но как однажды сказала близняшка мужу своей сестры: "Нельзя же иметь все сразу".

Я отпил немного виски и напомнил себе, что именно в такие минуты я больше всего люблю копаться в себе. Когда секс поднимает свою маленькую головку, я сразу же забываю о том, что я полицейский. Вся беда в том, сказал я себе строго, что мне не хватает образования.

Я вспомнил Билла Брэди, с которым работал в полиции три года тому назад. Билл был образованным полицейским. Однажды ночью он обнаружил, что в одном из складов скрываются братья Манчини, укравшие неделю назад из армии ручной лазер, которым они не преминули бы при случае воспользоваться.

Сначала, как всякий нормальный полицейский, он вернулся к своей машине и вызвал к себе ребят по радио. Но затем, вместо того чтобы дождаться подкрепления, как сделал бы всякий нормальный полицейский, он решил взять братьев Манчини на испуг и, ворвавшись на склад, приказал им выходить по одному с поднятыми руками.

Ему устроили торжественные похороны, а на надгробной плите выгравировали: "Образованный полицейский".

Поэтому каждый раз, когда я думаю о своей неучености, я вспоминаю Билла Брэди, и мне сразу же становится легче. Для всякого полицейского существует предел, до которого он может дойти, – разумеется, по службе.

Я допил виски и, чтобы не чувствовать себя так одиноко, налил еще. Звук льющейся воды внезапно прекратился, и минутой позже из ванной появилась Камилла.

С нее текло: на естественном деревянном полу оставались естественные мокрые следы. Она швырнула в меня полотенцем, и я не очень ловко его поймал.

– Вытри меня, Эл, – сказала она. – Тебе очень холодно, да?

– Холодно? – прошептал я.

– Ты все еще одет, – сказала она нетерпеливо. На секунду она вдруг замерла с выражением ужаса на лице. – Ты, случайно, не импотент? – спросила она с подозрением. – Или, может быть, ты из тех, что кончают, глядя в бинокль? Или тебя стихи возбуждают?

– Вот только еще одной Прекрасной бессердечной дамы мне и не хватало, – пробормотал я.

– Что-то вроде

 
И перед тем как полюбить,
Она дрожала, как листок.
 

Нравится, Эл?

– Нравится, – кивнул я. – Руди рассказал тебе о письмах?

– О каких письмах? – спросила она с раздражением. – И оставь Руди в покое.

Она направилась ко мне твердыми шагами.

– Ты очень обидишься, если я промочу твой костюм?

Я принял обычные меры предосторожности, чтобы не замочить костюм: я его снял. Затем я завернул ее в полотенце и мягко опустил на кушетку.

Она крепко обняла меня руками и потянула к себе.

В какую-то секунду она была сухая, как штат Техас.

– Эл, – счастливо пробормотала она, перестав теребить мое ухо. – Ты изумителен, земной Эл Крестьянин!

– Не называй меня так, Золушка, – прошептал я, – или я тебя укушу, вот так!

***

Я опять вошел в контору без стука, но на сей раз бинокля в поле зрения не было.

Он глядел на меня сверкающими мрачными глазами, и взгляд этот сам по себе был достаточно грозный.

– Вы нашли мисс Кловис? – сказал он с бешенством в голосе, и, пока говорил, его очки успели запотеть.

Я уселся на край стола и закурил сигарету.

– Вы мне не нравитесь, – сказал я ему откровенно. – Вы паршивый карлик с биноклем!

– Как вы смеете! – Он возмущенно вскочил на ноги, но ворвавшийся на визг голос испортил весь эффект.

– На вас поступила жалоба, – сказал я холодным тоном, каким должен говорить каждый непреклонный полицейский.

– Жалоба? – Голос поднялся на октаву выше, почти перестав быть слышным для уха человека.

– Управление шерифа, – сказал я и кинул перед ним на стол свое удостоверение. – Подсматривать – беда невелика, огласка – вот что страшно.

– Подсматривать? – Он сглотнул.

– Газеты подхватят такой материал, – сказал я. – Женщины ненавидят грязных недоносков, готовых прятаться за каждым кустом, лишь бы подсмотреть, как они раздеваются на ночь.

– Лейтенант! – Он изо всех сил дернул за мочку уха. – Лейтенант. Вы ошибаетесь!

– Я не ошибаюсь, – сказал я презрительно. – Вы думаете, я не узнаю подонка, глядя на него? И этот бинокль…

– Пожалуйста, – сказал он в отчаянии. – Я никому не хотел плохого.., просто вы не понимаете… Я так одинок! – Он разрыдался.

– Оправдываться будете перед судом, – сказал я решительно. – Для меня вы просто ничтожество.

Он изо всех сил дергал себя за ухо, но это наказание он счел недостаточным и, вытащив из ящика стола перьевую ручку, стал тыкать острым концом в тыльную сторону ладони.

– Лейтенант, – его голос задрожал, – простите меня!

Я буду счастлив.., счастлив.., помочь… – В горле у него заклокотало, он выхватил носовой платок и оглушительно высморкался.

– Вы пытаетесь меня подкупить? – спросил я медленно.

Его голова внезапно дернулась.

– Нет, нет, нет, лейтенант!

– Негодяй! – сказал я, с трудом сдерживая смех, делая вид, что обдумываю его предложение. – Хотя…

Перо замерло на полдороге к перепачканной чернилами руке.

– Хотя.., лейтенант, хотя, – с болью в голосе сказал он.

– Мы можем заключить договор, – сказал я. – Вы ответите мне на кое-какие вопросы, а я забуду о том, что вы подсматривали.

– Да! Да! – Его голова замоталась сверху вниз. – Все, все, что угодно.

– Эта Кловис, – сказал я. – Вы подглядывали за ней с самого первого дня?

– Нет, – простонал он, – не правда…

– Заткнитесь! – сказал я холодно. – Еще одна ложь, и я забуду о том, что мы договорились. Вы за ней подглядывали, и я хочу знать, что вы видели.

Его рот приоткрылся.

– Отвечайте на вопросы, – рявкнул я, – и считайте, что вы счастливо отделались. Но если посмеете мне хоть раз солгать, тогда пеняйте на себя, ясно?

– Да, сэр, – сказал он быстро, – я все понял, понял…

– Давно она здесь живет?

– Девять недель, лейтенант. В моей книге есть точная дата, если вы хотите…

– Не важно, – сказал я. – Кто платит ренту?

– Ренту?

– Сделайте вид, что вы не поняли, и я вышибу вам мозги вашим собственным биноклем. Кто платит ренту?

– Конечно, мисс Кловис.

– Чем?

Его лицо передернулось.

– Деньгами, лейтенант. Чем же еще?

– Наличными или чеками?

– Наличными, всегда наличными, – сказал он. – Регулярно, первого числа каждого месяца и, конечно, вперед.

– Чем она занимается целый день? Она ведь не работает?

– Нет, не работает. Она почти все время загорает у бассейна.

При этом воспоминании его водянистые глаза на секунду блеснули.

– Иногда она уходит по вечерам. Однажды она уехала на весь уик-энд, с субботы до утра понедельника.

– Она встречается только с одним мужчиной?

– Да, – уверенно сказал он. – С одним и тем же, лейтенант. Я не знаю, как его зовут, но он красивый мужчина, высокий, да, с черными волосами и маленькими усиками. Иногда мне кажется, что его лицо чем-то очень знакомо мне, но я не могу вспомнить, где я его видел.

– На уик-энд она тоже уезжала с ним?

– Да, с ним. Он, ох, приходит к ней по вечерам. Да, по вечерам.

– А вы не боитесь, что в тех кустах у нее под окном вас когда-нибудь скрутит радикулит или начнутся судороги? – спросил я.

Он нахмурился и осторожно посмотрел поверх моей головы.

– Что вы еще хотите знать, лейтенант? – спросил он.

– Он был здесь вчера вечером?

– Да. Я видел его машину, спортивной модели, около половины одиннадцатого.

– Когда он ушел?

– После одиннадцати, лейтенант! Я не знаю точно, но раньше, чем в половине двенадцатого. К тому времени мисс Кловис уже была в постели.

– Понятно, – сказал я. – Так у нее больше нет никого?

– Нет, – сказал он с сожалением.

– Плохо, – сказал я. – Что-нибудь можете мне еще рассказать о мисс Кловис?

– Больше ничего, лейтенант.

Он с опаской посмотрел на меня.

– Хорошо, – кивнул я.

– Вы сдержите свое слово? – спросил он взволнованно.

– Да, – сказал я. – Но если будет еще жалоба…

– Никогда! – быстро проговорил он.

– Вам пора переходить к практическим занятиям, уважаемый. Немного тренировки – и все получится. – Я осекся: в его глазах было неподдельное отчаяние, и я понял, как сложно жить в собственном мире фантазий, когда бинокль или чье-то освещенное окно с незадернутыми шторами – единственная дверца в реальную жизнь. Прекрасные женщины, спортивные машины, толпы друзей – всем этим он обладал лишь в своем воображении.

– У вас есть подружка? – спросил я.

– У меня есть только я, – прошептал он. – И наказания страшнее даже вы не сможете для меня придумать.

Глава 6

Когда я остановил свой «остин-хили» у управления шерифа, было половина второго дня. Сначала я решил перекусить, рассудив, что лишние полчаса уже никакой роли не сыграют, злее чем сейчас, шериф все равно не будет. Поэтому отправился в закусочную за углом и выпил чашечку кофе с сандвичем.

Гордость Юга сидела за своим столом, с преданным восхищением рассматривая открытку с автографом Роберта Редфорда.

– Привет, Аннабел, – сказал я. – Как шериф?

Аннабел Джексон не отрываясь глядела на фотокарточку.

– Только не проси, чтобы я смотрела на тебя, Эл, пожалуйста, – рассеянно сказала она. – Этого сравнения я не переживу!

– Что ты нашла в нем такого, чего нет у меня, – спросил я оскорбленным тоном.

– Задай вопрос по-другому, и мне не придется отвечать.

– Ох, уж эта святая невинность, – сказал я ей. – Я так и вижу тебя в белом платье, с большой шляпой в руках и улыбкой на губах, а сзади осыпаются, умирая, листья магнолии.

Она даже не слышала меня, витая в облаках вместе со своим Редфордом.

– Добро пожаловать в родные края, Уилер! – прогудел в мое ухо сердечный голос. – И как вам понравился Нью-Йорк?

Я повернулся и тупо уставился на широкую улыбку Лейверса.

– О, простите, – сказал он задумчиво. – Виноват, но я исправлю свою ошибку. Как вам понравилось в Майами?

– Шериф, – сказал я затравленным голосом, – вы издеваетесь надо мной?

– Ну что вы, – сказал он. – Я послал вас расследовать это убийство вчера в двенадцать ночи, а вы вернулись, – он взглянул на часы, – ровно через четырнадцать часов и восемь минут. Должны же вы были где-то провести все это время, может, в Тихуане, а?

– Я занимался расследованием, – сказал я, – в точности, как вы приказали.

Лицо Лейверса налилось кровью и приобрело знакомое выражение "сейчас ты у меня попляшешь!".

– Уилер! – заорал он. – Недисциплинированный, Лживый, ленивый, глупый, слабоумный…

– Лейтенант? – с надеждой спросил я.

– Вы что-нибудь узнали? – спросил он, тоже с надеждой. – Нашли убийцу или неопровержимые доказательства?

– Нет, – сказал я с сожалением. – А что у вас?

– У Полника хватило ума донести эти письма до управления, – ответил он. – Они все напечатаны на одной машинке. И машинка эта принадлежала Барбаре Арнольд.

– Как насчет отпечатков пальцев? – спросил я.

– Только Джуди Мэннерс и ваши, – сказал он. – Правда, очень много смазанных.

– Этот Джонни Кей, о котором говорится в одном из писем, – объяснил я, – был женихом Джуди. Она говорит, что его убили в Корее, но…

– Я уже допросил ее сегодня утром, – прервал меня Лейверс, – и навел справки в авиационных частях. Джон Кей действительно погиб: есть шесть свидетелей того, как его самолет взорвался в воздухе.

– Что ж, одним подозреваемым меньше, – сказал я.

Лейверс зажег сигару и тут же принялся яростно ее жевать.

– Когда я переводил вас из отдела убийств в свое управление, я думал, что вы будете работать на меня, Уилер.

– А я чем занимаюсь?! – удивился я.

– Тогда расскажите мне о работе, которую вы проделали для меня со вчерашнего вечера, – резко сказал он.

Я коротко перечислил ему все события, относившиеся к делу, за исключением своих опытов с полотенцем, чтобы не отвлекать его от сути. Когда я закончил, он кашлянул.

– И что вы обо всем этом думаете?

– Письма были отпечатаны на машинке, находящейся в доме. Может быть, их напечатала Барбара Арнольд.

Если это так, то ее могла убить Джуди Мэннерс, использовав письма как алиби.

– А следы, которые Полник обнаружил у бассейна?

– Их тоже могла оставить Джуди. А может быть, и нет. Но если письма и следы настоящие, я думаю, нам следует охранять Джуди Мэннерс.

– Уже сделано, – коротко сказал Лейверс. – Полник торчит там с восьми утра. Равель и миссис Мэннерс согласились, чтобы он пока пожил у них.

– Первый солнечный день в жизни Полника с тех пор, как он познакомился со своей женой, – сказал я.

– Заключение Мэрфи после аутопсии уже готово, – сказал шериф, игнорируя мои теплые чувства к Полнику. – Мэрфи говорит, что ничего нового для вас там нет.

Такой нож можно купить за три доллара в любой лавке.

Отпечатков пальцев, конечно, не нашли.

– Шеф, мы не полиция, а рекламное бюро: никаких фактов, одни эмоции.

– Вы можете вылететь из этого рекламного бюро в две секунды, Уилер, – угрюмо напомнил Лейверс.

– Я бы не отказался попутешествовать, – нашелся я. – Например, в Окридж. Доберусь туда часа через три-четыре… – Заметив грозное выражение лица шерифа, я быстро добавил:

– Вернусь утром. Надо же в конце концов проверить эти имена, упомянутые в письмах, а то мы даже не знаем, с чего начать.

– Можно телеграфировать местной полиции, – буркнул Лейверс.

– Джуди Мэннерс сказала, что Окридж – плохонький городок на краю пустыни, – сказал я. – Местная полиция, я думаю, не лучше. Нет уж, я предпочитаю поехать сам, шериф. Так будет надежнее и быстрее.

Он выпустил облако зловеще-черного дыма.

– Я ничего не сообщал в газеты, – сказал он. – И ваше счастье, что Равель и миссис Мэннерс согласились держать язык за зубами. Стоит этой истории получить огласку, как нам придется туго. Вы должны поймать преступника, Уилер, и сделать это как можно быстрее.

– Да, сэр, – сказал я покорно.

– Хорошо. Поезжайте в Окридж, если вы считаете, что так лучше. Но если завтра к девяти утра вы не будете в моем кабинете…

– Можете не продолжать; сэр, – вежливо остановил его я. – И спасибо.

Я совершенно не обязан был докладывать, что собираюсь вернуться в Пайн-Сити еще сегодня вечером.

В полночь у меня было назначено свидание с Камиллой, и теперь, когда Полник охранял дом на Парадиз-Бич, я мог не опасаться, что Равелю удастся оттуда вырваться. Есть все-таки справедливость на свете.

Я проехал два квартала, заполнил бак своего "остина" бензином и отправился в Окридж. Далекий путь, если учесть, что мне всего-навсего нужно было осмотреть кладбище.

***

Последние десять миль перед Окриджем я уже ничего не замечал, кроме пылающего ярко-синего неба и желтой пыльной дороги впереди. Железнодорожные пути, тянущиеся вдоль дороги, стали для меня такой же привычной частью пустыни, как полынь или кактусы. Затем я увидел доску с надписью «Окридж» и знак, запрещающий движение со скоростью более 35 миль в час , и внезапно очутился на главной улице.

Сверкающие рельсы проходили через весь городок, безразличные ко всему на свете, и выползали из него с другой стороны. У тротуара стояло несколько автомобилей, очевидно не покидавших своего места еще с 1935 года.

На мотеле обнадеживающе горела надпись: "Есть свободные номера". Напротив находились забегаловка и несколько лавок, давно уже, очевидно, прекративших всякие попытки вести какие-либо дела. Я понял, как великодушна была Джуди, назвав этот город конечной остановкой перед пустыней. Ни один уважающий себя поезд не остановился бы здесь дважды.

Я припарковал свой автомобиль позади забегаловки и вошел внутрь. Пот бежал у меня по лицу и стекал за воротник рубашки, которая промокла еще несколько часов назад. Внутри столовой было уютно и чисто, градусов на десять прохладнее, чем на улице, благодаря кондиционерам. Я с жадностью стал глотать ледяную воду, заказал кофе и яйца вкрутую. К тому времени, как я насытился и закурил сигарету, я решил, что снова смогу рискнуть выйти наружу. Когда официантка услышала, что я хочу посетить кладбище, ее лицо просветлело.

– Вам нужно свернуть направо, миновать мотель, а затем проехать два квартала вперед, – сказала она. – Заблудиться невозможно. Это такое красивое место! Старый Коулмен целыми днями ухаживает за могилами, и там действительно чудесно! Я сел в машину и медленно поехал мимо мотеля, глядя на бассейн, в котором вместо воды лежал слой песка. Затем свернул направо и проехал два квартала. Официантка мне не соврала: это кладбище было как оазис в пустыне. Изумрудная свежая трава, безупречная по своей чистоте, выглядела так, будто ее только что импортировали из загородного дома на Беверли-Хиллз. Выбираясь из машины, я слышал звук льющейся из шланга воды.

Открыв маленькую свежевыкрашенную калитку, я вошел на территорию кладбища. Каждая могила, каждый надгробный памятник носил на себе следы тщательного ухода.

Через пять минут чтения могильных надписей я очутился у могилы "Элиас Фрай, род. 1861, ум. 1923. Покойся в мире". Немного дальше находился мраморный памятник в виде ангела. Крылья его сверкали на солнце. Надпись была следующая: "ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ПИРЛ КОУЛМЕН, ПОКИНУВШАЯ НАС НА СЕМНАДЦАТОМ ГОДУ ЖИЗНИ". Внизу, буквами помельче, шла надпись:

"Бог дал, Бог и взял". Последняя строчка была раза в два больше предыдущей и поэтому выделялась: "МЕСТЬ ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ", – СКАЗАЛ ГОСПОДЬ".

Отступив на несколько шагов, я закурил сигарету. Щурясь от солнечных бликов, скользивших по полированной поверхности мраморных плит, я перечитал надпись, но все равно ничего не понял. Последняя строчка звучала явным диссонансом.

– Мы не любим, когда на кладбище курят, незнакомец, – раздался позади меня спокойный голос.

Я обернулся и увидел рядом с собой старика, глядевшего прямо на меня. Ему было лет семьдесят, но его спина была прямой, а бледно-голубые глаза сурово смотрели на меня с сожженного загаром лица. Он был без шляпы, в потертых джинсах, на плечи поверх голубой хлопчатобумажной рубашки был накинут плед. Пряди седых волос были плотно зачесаны назад, придавая ему почти библейский вид.

– Простите, – сказал я, бросил сигарету и затоптал ее.

Он одобрительно кивнул.

– У вас здесь кто-нибудь похоронен?

– Нет, – сказал я. – Просто это место показалось мне с дороги таким красивым, что я остановился на минутку.

– Я присматриваю за кладбищем, – сказал он. – С тех пор как у меня умерла дочь, это моя единственная забота. Жена похоронена в северном углу. – Он указал рукой направление.

– Вы мистер Коулмен? – спросил я. – Официантка в столовой сказала мне, что вы присматриваете за кладбищем.

– Никто не называл меня мистером уже лет десять, – усмехнулся он. – Старый Коулмен – так меня все зовут. Некоторые считают, что я свихнулся. Может, они и правы.

– Ваша дочь Пирл похоронена здесь? – Я кивнул в сторону мраморных крыльев.

– Да, моя девочка, – сказал он. – Красивый мрамор, правда? Мне кажется, что Пирл он бы понравился. Она так любила красивые вещи.

– Очень красивый памятник, – сказал я вежливо. – Меня только удивляет надпись – последняя строчка как-то не вяжется с остальными.

– Так и должно быть! – упрямо сказал он. – Так и должно быть, молодой человек! Месть принадлежит мне, сказал Господь, и так оно будет! Я ждал ее восемь лет и, если понадобится, буду ждать еще столько же!

Мое время отправляться на тот свет не придет, пока добрый Господь не отдаст мне того, что принадлежит мне по праву!

– Месть? – переспросил я. – Кому?

Его лицо приобрело прежнее суровое выражение.

– Это вас не касается, – холодно сказал он.

– Конечно нет, – сказал я. – А вы бы могли мне помочь в другом деле? Я ищу девушку по имени Шейн.

Сандра Шейн.

– Я слышал, она работала у Луи Робертса, – сказал старик неуверенно. – Он владелец бара здесь, в городе.

Не такой уж хороший бар, но другого у нас нет. Да я почти и не пью с тех пор, как умерла Пирл.

– Попытаюсь разузнать о ней там, – сказал я. – Спасибо.

– Мы с Пирл благодарны вам за внимание, – сказал он торжественно.

Я минуту колебался.

– Этот пустой участок за могилой вашей дочери, он что, зарезервирован?

– Почему вы спрашиваете?

– Просто любопытно, – сказал я. – Можно ли заранее договориться о месте на кладбище или хоронят на том участке, который свободен?

– Это место занято, – сказал он низким голосом. – Занято.., для одной из дочерей самого Дьявола! Для накрашенной шлюхи с черным сердцем, которая отняла у меня мою девочку раньше срока!

– Джуди Мэннерс? – спросил я.

– Вы знаете? – Его голос стал грубым, уродливым. – Она послала вас сюда посмеяться и поиздеваться надо мной! Так можете передать ей, что ее время близко – месть придет с Небес: громом и огнем!

– Я передам ей, – сказал я, устало усмехаясь.

– Убирайтесь! – Он драматично вытянул руку по направлению к низкому забору. – Вы жалкий земляной червь! Убирайтесь, пока гнев Небес…

Но я уже ушел не дослушав.

Я опять устроился в своем "остине", завел мотор и бросил последний взгляд на кладбище. Старый Коулмен стоял неподвижно. Его рука, все еще вытянутая вперед, указывала прямо на меня. Солнце сияло за его головой, и образовавшийся нимб завершал его сходство с персонажем из Библии.

По моей спине пробежали ледяные мурашки, и я нажал на стартер техники двадцатого века, которая унесла меня опять на главную улицу.

Тремя минутами позже я входил в бар. В одном старый Коулмен был прав – заведение это было не из лучших.

Толстый мужчина с веселой улыбкой на губах подошел ко мне, вытирая губы о передник.

– Вам что? – одобряюще спросил он.

– Шотландское виски, немного содовой, – сказал я. – И пожалуй, кружку пива.

– Обязательно. – Он кивнул. – Вы здесь проездом или по делу?

– Вы Луи Робертc? – спросил я.

Он кивнул:

– Чем могу?..

– Мое имя Уилер. – Я протянул ему свое удостоверение.

– Далеко вы забрались из Пайн-Сити, лейтенант, – усмехнулся он. – Так чем я могу быть вам полезен?

– Я ищу одну девушку, – сказал я, – Сандру Шейн.

Старый Коулмен сказал, что она работает у вас.

– Вы с ним уже познакомились? – ухмыльнулся Робертc. – Он у нас нечто вроде местной достопримечательности.

– Можете меня в этом не убеждать, – сказал я. – Так что насчет Шейн?

– У нее какие-нибудь неприятности?

Я покачал головой:

– Просто одна свидетельница в Пайн-Сити говорит, что Шейн может удостоверить ее личность.

Он поставил передо мной виски и пиво.

– Очень жаль, но я ничем не могу вам помочь, лейтенант, – сказал он.

– Разве она у вас не работает?

– Старый Коулмен окончательно потерял счет дням.

Совсем уже ничего не знает, кроме своих могил. Сандра ушла от меня недель восемь-девять назад. Решила, что в Окридже ей не место. Да и приехала она к нам из Лос-Анджелеса, прожила здесь всего несколько месяцев.

– Вы не знаете, где можно ее найти?

– Нет, сэр. Думаю, она опять вернулась в Лос-Анджелес. Сандра никогда не говорила, куда отправляется.

Просто собралась и уехала, и я ее не упрекаю за это.

Конечно, в Окридже такой хорошенькой девушке делать нечего.

– Значит, зря я потащился в такую даль, – сказал я.

– Ну, почему же, вы ведь выпили виски!

– Правда. Кстати, вы не хотите составить мне компанию?

– Это мысль, – обрадовался Робертc. – Спасибо, лейтенант. Я люблю виски с пивом, – добавил он.

Я подождал, пока он нальет себе, и поднял свою рюмку:

– За Окридж, что бы ни случилось!

– Пьем. – Он кивнул. – Может, нам действительно когда-нибудь повезет и песчаная буря сотрет этот город с лица земли! – Он одним глотком осушил рюмку и, вздохнув, взялся за кружку с пивом.

– Джуди Мэннерс родилась здесь? – спросил я.

– Вы ее знаете? Она здесь родилась и выросла, – сказал он. – Она приезжала к нам всего три месяца назад вместе с этим своим знаменитым мужем. Они целый день околачивались в городе. Как она сказала, ее одолели сентиментальные воспоминания юности. Ей хотелось осмотреть родные места, но что-то уж очень быстро она с этим справилась! – Он рассмеялся. – И тут же укатила обратно в Лос-Анджелес. На кладбище она тоже не пошла!

Я отпил еще немного пива.

– Я упомянул о Джуди этому старику на кладбище, – – сказал я нерешительно, – так он меня чуть не вышвырнул вон!

– Да. – Робертc понимающе кивнул. – У старого Коулмена не все дома. Знаете, как это произошло? Дочь была для него всем, и, когда она погибла, он немного свихнулся, да таким, по-моему, и остался. Он считает, что во всем виновата Джуди, но это не правда. Пирл была ее лучшей подругой.

– Так Почему же старый Коулмен ополчился на Джуди?

Робертc допил пиво и разочарованно уставился на пустую кружку. Я быстро утешил его, заказав еще пива и два виски.

– Они были еще совсем детьми, – начал он. – Всего лет по шестнадцать, когда это случилось. Они всюду ходили вместе. Красивые были девушки. Смешно. Они обе могли заполучить любого парня в Окридже, так нет же. Обеим приглянулся Джонни Кей. Джонни был приятный мальчик, но он никому не отдавал предпочтения: сегодня с одной, завтра с другой, и никогда не ходил с одной и той же два вечера подряд… Вы меня слушаете, лейтенант?

– Я весь превратился в слух, – вежливо сказал я.

– Бедный Джонни Кей, – вздохнул Робертc, – поступил потом в авиацию и был убит во Вьетнаме.

– Так что же случилось с Пирл Коулмен?

Я попытался удержать на своем лице вежливую улыбку не очень заинтересованного слушателя.

– Пирл? Да я как раз собирался вам рассказать.

В этот день.., когда же это было?.. Да, в субботу обе они отправились на пикник на ферму Сэта Джонса, это милях в пятнадцати от города. Отправились верхом – обе были прекрасные наездницы. Никто ни о чем не беспокоился, но потом стало темнеть, а их все не было.

Старый Коулмен позвонил на ферму. Сэт сказал ему, что девушки уже уехали домой часа три тому назад. Им давно пора было уже вернуться, и старый Коулмен понял, что с ними что-то случилось!

– Предчувствие, – вставил я.

– Что?

– Да, нет, не важно. И чем все это закончилось?

– Не торопите меня, лейтенант, – сказал он. – У меня от всех этих разговоров пересохло в горле.

– Почему бы вам в таком случае не выпить еще? – проворчал я.

– Как любезно с вашей стороны, лейтенант, благодарю, – сказал он. – Как бы то ни было, мужчины отправились на поиски. Сначала они нашли лошадей, бредущих по дороге в город. Несколькими милями дальше они нашли Джуди. Вся одежда на ней была разорвана и выпачкана в крови. Из-за истерики от нее сначала толком ничего не могли добиться. Затем нашли Пирл, с ней тоже было не все в порядке, но еще хуже, чем с Джуди, – она была мертва. Затылок ее был раздроблен камнем. Когда удалось успокоить Джуди, она рассказал, что произошло. Они сошли с лошадей немного передохнуть, когда неизвестно откуда появился высокий парень. В руке у него была бутылка, и Джуди говорила, что он не местный Он накинулся на них молча, сначала на Джуди. Она боролась с ним, расцарапала все лицо и, когда он от боли откатился в сторону, вскочила и убежала. Затем он, наверное, принялся за Пирл, потому что Джуди слышала ее крики, но к тому времени у нее началась истерика, и от страха она бежала не разбирая дороги и не могла остановиться. Судя п0 тому, что ногти Пирл были в крови, бродяге от нее тоже досталось. Как бы то ни было, парень, наверное, разозлился, схватил камень и ударил ее. Может, он и не думал ее убивать, кто знает?