Текст книги "Обнаженная снаружи и изнутри"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Лейтенант считает, что это дело рук Лумиса.

– Я должен быть наверняка уверен. Теперь он меня уже умолял:

– Действуйте, как посчитаете необходимым, Рик, и если вы убедитесь, что это Лумис, сразу же скажите мне об этом. Мне нужно ваше мнение.

– Хорошо. Ради Энджи.

– Да, ради моей девочки. – Он с минуту подержал дверь машины открытой и сказал:

– Утром я отправлю вам чек по почте, Рик.

– Да-а, – вздохнул я, – спасибо.

– Не за что...

– И не забывайте, – добавил я сурово, – что если Бэби сказала мне правду и записка существует, значит, вы следующий на очереди!

Глава 5

Я пробыл дома, может быть, минут пятнадцать, когда раздался звонок в дверь. Это что-то новое, подумал я, идя в прихожую. Если это опять Клэй Роулинз, тогда я либо ударю его, либо захлопну дверь у него перед носом, либо...

Я открыл дверь, на пороге стояла полногрудая очаровательная блондинка. Естественно, я решил, что у меня начались фрейдистские галлюцинации. Хорошо, что труды этого ученого были опубликованы, иначе миллионы людей никогда бы не узнали, что у них у всех есть проблемы, и беззаботно наслаждались бы сексом, а так...

Полногрудая светловолосая галлюцинация была облачена в комплект из полосатой льняной материи, состоящий из весьма открытого лифчика и плотно обтягивающих ее бедра штанишек. Ее волосы цвета липового меда были уложены наподобие наполеоновской треуголки, – иначе не берусь описать эту прическу, брови имели какой-то насмешливый излом, глаза были зеленовато-голубыми, но самым примечательным, как мне показалось, был ее рот: он таил в себе обещания неземного блаженства, и в любое мгновение меня могло ожидать мое Ватерлоо.

– У вас могут быть крупные неприятности, – заявил я ей. – В Беверли-Хиллз запрещено появляться миражам, по этому поводу принято особое постановление муниципалитета.

– Наше коммунальное обслуживание обнаружило серьезные недостатки в вашем районе, – холодно проговорила она. – Наш офис старается изо всех сил помочь местным жителям их преодолеть. Интересно, что данный недостаток характерен только для Беверли-Хиллз и Бель-Эйр.

– Вы правы, – с энтузиазмом согласился я. – Блондинок-миражей всегда не хватало, лично я весьма болезненно воспринимаю этот дефицит.

– Не миражей, – ласково поправила она меня, – а кухонных и прочих отбросов, – Отбросов?

– Наши мученые обнаружили, что здешний средний домовладелец имеет их в недостаточном количестве. Это развивает у него комплекс неполноценности каждый раз, когда появляется мусорщик. Некоторые из них даже бросаются наутек и прячутся под кроватями при появлении очередного мусорщика. Им не под силу выдержать неприкрытую издевку на его лице.

– И что же можно предпринять в этом отношении? – поинтересовался я.

– Сейчас я могу заверить вас, что все ваши волнения позади, сэр!

Она торжествующе заулыбалась мне.

– То есть, когда мы установим у вас на кухне нашу машину по переработке мусора. Вам достаточно всего лишь включить ее на пять минут, а в приемный бачок вы сможете положить все, что вам заблагорассудится, получаемый продукт будет выглядеть самым обычным. Так что, будь то бесполезная теща, малолетний племянник-правонарушитель или давно надоевшая любовница, избавляйтесь от них без раздумий. На выходе будут все равно отбросы!

– Звучит заманчиво!

Я с надеждой посмотрел на нее.

– Не могли бы вы пройти на кухню и продемонстрировать свою чудо-машину?

– Пожалуйста, – сразу согласилась она. Я прошел следом за ней в гостиную, не спуская глаз с плавно покачивающихся округлых половинок ее соблазнительного мягкого места (вы даже не представляете, с каким трудом мне удалось удержаться от желания отвесить по нему звонкий шлепок!).

В гостиной она обернулась и холодно произнесла:

– Ну, мистер Холман, время для веселья окончилось.

– Разве оно начиналось? – спросил я. – Если таково ваше представление о веселье, значит, природа создала вас холоднокровной.

– Я – Полли Бухонен, – сообщила она.

– А я принял вас за плод моей фантазии, – со вздохом ответил я. – Этакий симпатичный, соблазнительный сочный плод... Ну да хватит! Во всяком случае, вы реальное создание, из плоти и крови, да к тому же имеющее оригинальное имя.

Она засунула руку в кармашек штанишек, извлекла оттуда визитную карточку и протянула ее мне. Это была моя визитная карточка.

– Откуда она у вас? – спросил я.

– Вы дали ее Энджи?

– Правильно, но как...

– Харольд передал ее мне и попросил меня связаться с вами, потому что считает, что только вы можете защитить его. Понимаете, он ее не убивал.

– Это он вам сказал?

– Нет, я сама знаю, что он не убивал Энджи. И это известно еще кое-кому. Я бы хотела, чтобы вы повидались с ними.

– Почему бы не организовать их встречу с лейтенантом Фридом? – задал я совершенно логичный вопрос. – Именно ему нужны их показания. Официально он ведет расследование убийства Энджи.

– У них имеются свои соображения избегать встречи с полицией.

Голос ее по-прежнему звучал холодно.

– Но с вами они станут разговаривать, мистер Холман. По словам Харольда, вы на стороне Энджи, а не ее отца. Она любила Харольда, и если он невиновен, то ради нее вы же можете потратить пару часов, чтобы удостовериться в этом?

– Полагаю, что смогу! – согласился я. – Так где же эти люди?

– Я отвезу вас. Моя машина у входа.

– Могу я быть уверен, что вы доставите меня назад домой тоже?

Она хитро посмотрела на меня:

– Почему нет, мистер Холман? Я всегда мечтала о роскошном грехе, а сегодня впервые переступила порог дома в Беверли-Хиллз.

– Знаете, мне теперь просто не терпится оказаться снова дома, – пробормотал я, – и зовите меня Риком, так оно привычнее.

– Понятно, Рик, – весело согласилась Полли. – Вы можете называть меня Полли, но никаких разговоров о жилищах и домах, ладно?

– Договорились!

Мы вышли из дому, Полли провела меня к стоянке, где оставила свою спортивную машину, давно не первой молодости. Я бы причислил ее к разряду “бабушек”, езда на которых становится пыткой на скверных дорогах по причине отсутствия хороших пружин под сиденьями.

Я занял место пассажира, затем с сомнением взглянул на Полли, которая храбро схватилась за руль.

– Обещайте не превышать двадцати миль в час, – попросил я ее.

Она мило улыбнулась и включила мотор. Он натужно заревел, как будто собирался забросить проклятую машину прямиком в космос, затем машина прыжком рванула вперед, отбросив меня к спинке сидения, и свернула под прямым углом на улицу. Я оглянулся назад и увидел целое облако зловонного черного дыма, повисшего над дорогой. У меня не было времени задуматься над тем, что подумают мои соседи, потому что к этому моменту мы уже были около первого перекрестка, к тому же мне показалось, что Полли намеревается срезать путь, проскользнув между колесами огромного грузовика, идущего впереди нас. Когда я снова открыл глаза, мы уже давно оставили грузовик позади и теперь играли в “кто быстрее” с “кадиллаком”.

К тому времени, когда мы остановились перед каким-то полуразрушенным амбаром, похоже, в Западном Голливуде, я превратился в комок нервов. Полли выключила мотор, внезапно наступившая тишина показалась мне даже хуже его невыносимого грохота. Взглянув на меня, она заявила мне с победоносной улыбкой:

– Неплохо! На пять минут меньше, чем мне понадобилось на поездку в Беверли-Хиллз к вам.

– То, что мы все еще живы, – пробормотал я, – это уже кое-что значит. Неужели вы не слышали, что я кричал вам всю дорогу?

– Слышала, конечно, – она закивала головой, – но я не могла ехать быстрее!

– Быстрее? Я кричал, чтобы вы снизили скорость!

– Ну, теперь это уже стало историей, не так ли?

Я выбрался из машины и прошел следом за ней по короткой подъездной дороге, сплошь поросшей травой, к широкому крыльцу. Полли порылась в карманчике своей мини-жакетки и извлекла ключ.

– Добро пожаловать в “Каприз Полли”... Она отомкнула дверь и широко распахнула ее.

– Год назад моя престарелая тетушка умерла и оставила в наследство мне эту развалюху. Последний раз дом красили в двадцать шестом году, когда мой дядюшка праздновал какую-то особенно ударную сделку с акциями.

Она вошла внутрь и включила свет. Длинный коридор напоминал район стихийного бедствия: краска облезла с выцветших стен, протертый до дыр линолеум давно утратил свой первоначальный рисунок, по углам свисала паутина.

– Это не дворец, но я называю его домом, – весело заявила она. – Входите, Рик, здесь нет подслушивающих устройств, могу побожиться.

Я плелся следом за ней. Дойдя примерно до половины длинного коридора, она неожиданно остановилась и закричала:

– Эй, Лайза! Марвин! Черт побери, где вы все?

– На кухне, дорогая, – раздался приглушенный женский голос из-за запертой двери в конце холла. – Ты привезла с собой этого человека?

– Конечно! – закричала в ответ Полли. – Я попрошу его войти первым, чтобы это доказать. Она отступила и подмигнула мне:

– Проходите, Холман! И не смущайтесь, если Лайза окажется неодетой. Не то чтобы она была со странностями, просто крайне рассеянная.

– Я всегда готов отнестись снисходительно к рассеянной нудистке, – произнес я добродушно, – если речь идет о красивой женщине.

Я быстро добрался до конца коридора, распахнул дверь и вошел в кухню, на моей физиономии наверняка было написано нетерпение. Однако, увидев совершенно нагую жгучую брюнетку, которая сидела на краешке стола и болтала в воздухе ногами, я невольно остановился. У нее были удивительно прозрачные карие глаза фавна, а вот улыбка, искривившая ее губы, явно была позаимствована у сатира.

– Привет, – бодрым голосом заговорила она. – Я – Лайза!

Ее крупные грушевидной формы груди прибавили бы силы любому мужчине, особенно когда она повела плечами и они качнулись в унисон. Кто-то сзади подтолкнул меня в спину. Полли прошептала:

– Входите же, Рик. Лайза не кусается.

Я сделал еще пару шагов, миновав распахнутую дверь, и тут услышал едва различимый шорох у себя за спиной. Я моментально сообразил, как ловко обвели меня вокруг пальца, поместив впереди нагую красотку. Кухонька была маленькая и полупустая, в ней определенно находилась одна Лайза. Так где же скрывался Марвин? За дверью, разумеется, и я даже успел повернуть голову, но никого не увидел, а почувствовал лишь страшную боль и тут же потерял сознание.

Минут через пять я вновь оказался среди живых, боль в затылке не утихла, но я сидел на стуле, ноги у меня были привязаны к его ножкам, а руки скручены за спиной. С одной стороны от меня сидела Лайза, по-прежнему на краю стола, лениво болтая ногами. Передо мной стояла Полли, руки у нее были скрещены под ее нелепым полосатым фигаро, глаза смотрели отчужденно. Рядом с ней стоял верзила с наружностью типичного гангстера, одетый в грязный свитер и выцветшие штаны из грубой ткани. Я решил, что ему лет двадцать с небольшим. Коротко подстриженные светлые волосы и веснушчатое лицо. Все бы ничего, но у него неприятно подергивалось правое веко.

– У вас крепкая голова, Холман, – добродушно заметил он. – Я-то считал, что вы еще не скоро очухаетесь.

Я посмотрел на Полли:

– Так что это такое? Канун Дня всех святых?

– Мы просто хотим задать вам несколько вопросов, Рик, – ответила она ледяным тоном, который в точности соответствовал выражению ее глаз.

– И мы хотим получить совершенно откровенные ответы, – заявил верзила.

– Вы могли бы их услышать, не прибегая к подобным методам, – ответил я ворчливо. – Не вижу в них необходимости.

– Подобное начало гарантирует качество и правдивость ответов, голубчик!

Лайза снова повела плечами и то ли рассмеялась, то ли взвизгнула:

– Старина Марв просто не может соразмерить свою силу.

– Ладно, – нетерпеливо прервала ее Полли, – трюк прекрасно сработан, Лайза. Теперь нам больше не требуется твое потрясающее тело, так что можешь одеться.

Брюнетка надулась, но все же нагнулась и медленно соскользнула со стола.

– Мне кажется, ты просто ревнуешь, Полли! – сказала она капризным голосом маленькой девочки. Признаться, услышав ее голос, я занервничал. – Но если это тебя так сильно беспокоит, – продолжала она, двигаясь к двери, виляя задом, как это делают дешевые проститутки под фонарями, желая привлечь к себе внимание, – я могу и совсем удалиться!

Она таки вышла из комнаты, демонстративно хлопнув дверью, и Полли обеспокоенно пробормотала:

– Боюсь, что в скором времени...

– Ты разве не знаешь, что Лайза нимфоманка? – протянул Марвин на деревенский манер. – Стоит ли из-за этого переживать? – Он улыбнулся ей какой-то застенчивой улыбкой. – А если тебя это так сильно взволновало, я могу пригласить сюда кучу парней на уик-энд и запру ее с ними в спальню на пару деньков.

Полли покачала головой:

– Переходи-ка к делу, Марв!

– Да, конечно. – Он снова взглянул на нее с той же застенчивой улыбкой. – Я могу найти и для тебя несколько парней, если хочешь, конечно.

– Перестань! До чего у тебя поганый язык и наглые мысли! – рассердилась она. – Ты слышал, что я сказала? Ближе к делу!

– О'кей, о'кей!

Веко его правого глаза сильно задергалось, когда он посмотрел на меня.

– Прямые ответы, Холман! Вы избавите себя от многих неприятностей, если не будете упрямиться. Понятно?

Я вопросительно посмотрел на Полли:

– Он что, достался вам по наследству от тетушки вместе с домом? Или вы его подобрали на помойке?

– Ой, как остроумно!

Марвин тоже весело рассмеялся, но при этом отвесил мне две затрещина тыльной стороной ладони.

– Ты мне симпатичен, приятель! Мы сейчас по-настоящему повеселимся, верно?

– Кто как понимает веселье! – пробурчал я, едва шевеля разбитыми губами.

– Короче! – прикрикнула Полли. – Мы хотим знать, сколько Клэй Роулинз заплатил вам за убийство Энджи и за то, чтобы оно выглядело так, будто убил ее Харольд?

Я, открыв рот, с минуту смотрел на нее.

– Вы сошли с ума! – наконец заговорил я. Марвин помахал рукой, затем защемил мой нос двумя пальцами и сжал их, из глаз у меня потекли слезы.

– Да, сэр! – произнес он со счастливой улыбкой. – Мы тут умеем обращаться с подобными упрямцами. Тебе было дано время подумать о чистосердечных ответах, да?

Он отпустил мой нос и ударил меня по губам.

– Учти, парень, я еще не разогрелся!

Открылась дверь, вошла Лайза, одетая в плотно облегающий черный свитер и канареечного цвета шорты. При взгляде на меня ее глаза утратили присущую им прозрачность, в них вспыхнул какой-то дикий огонек.

– Надеюсь, я немного пропустила? – спросила она, отвратительно захихикав. – Ты еще не закончил, Марв?

– Только начал, милочка. Ты вернулась вовремя, – протянул с ухмылкой негодяй. – Вся беда, что эти городские хитрецы воображают, что им ничего не стоит провести вокруг пальца деревенских простаков! Не на такого напал, приятель!

Он сжал пальцы в кулак и ударил меня по голове чуть выше уха.

– Понравилось, а? Сколько тебе отвесить за убийство бедняжки Энджи и за то, что ты пытаешься свалить это на старину Харольда?

– Вы все ненормальные! – возмутился я. – С чего вы взяли, что я убил ее?

Он перестал избивать меня, через пару секунд мне удалось разглядеть, что он настороженно наблюдает за мной.

– Ты просто не сознаешь собственную силу, Марв! – в экстазе завопила Полли. – Мы не хотим, чтобы он снова потерял сознание. Почему ты не дашь Лайзе испытать на нем ее неотразимые женские приемы?

– Возможно, ты и права, – процедил он сквозь зубы, но все же еще разок ударил меня по губам.

– Ты меня разочаровал, парень. Я считал, что у тебя больше выдержки и выносливости.

Лайза выдвинула верхний ящик ветхого буфета, достала оттуда широкий кухонный нож и двинулась ко мне, проверяя на ходу остроту, ткнула острием себя в подушечку пальца и удовлетворенно кивнула, когда выступила кровь.

– Уверена, это именно то, что требуется, – заявила она своим голосом капризной девочки. – Марв, будь добр, принеси мне сигареты. Я оставила их в своей комнате, а если мне надо сосредоточиться, то это получается лучше, когда я курю.

– Ладно, – произнес он неохотно. – Но приступай, мы пока только впустую теряем время.

– Не переживай, дорогой! – засюсюкала она. – Я уже приступаю.

Она отошла в сторону, встала сзади, остановилась за стулом, и тут я громко закричал, потому что кончик ножа вонзился мне в шею.

Марвин, одобрительно хмыкнув, вышел из комнаты.

– Я думаю, ты настоящий хитрец, золотко! – проворковала мне на ухо Лайза своим пронзительным голоском. – Я даже думаю, что ты достаточно силен, чтобы потягаться со стариной Марвом, верно?

– Лайза! – резко прикрикнула Полли. – Что ты там нашептываешь?

– Я просто сообщаю ему, – захихикала она, – куда собираюсь вонзить этот старый ножичек. Нужно же ему подготовиться, верно?

– Разумеется, – с сомнением согласилась Полли, – если только тебе не придет в голову одна из твоих безумных затей.

– Не заводись, нет причины для сомнения, дорогая. Мы еще посмотрим, как он начнет потеть, когда я шепну ему на ухо, что я предполагаю проделать.

Она снова понизила голос, ее губы защекотали мне ухо:

– Я собираюсь освободить тебе руки, мой красавец, только ты пару раз закричи погромче, как будто тебе очень больно, договорились?

Я сделал, как она велела, надеясь, что мой вопль прозвучал убедительно. Полли внимательно следила за происходящим. Было ясно, что ее одолевают сомнения. Веревка, стягивающая мои руки, ослабла, и Лайза снова залилась дурацким смехом.

– Вот это действительно хитроумная операция, милая! Подойди сюда и посмотри, что я сделаю дальше!

Полли шагнула в мою сторону. Я провел пять страшных секунд в ожидании, когда она окажется достаточно близко, чтобы я смог схватить ее. Я схватил ее, затащил к себе на колени, одной рукой обнял за талию, второй зажал ей рот. Она яростно боролась, что-то мычала, пытаясь укусить меня за ладонь, но Лайзе потребовалось несколько секунд, чтобы освободить мне ноги. Я поднялся, увлекая за собой Полли. В тот момент термин “рыцарское отношение к женщине” отсутствовал в словаре Рика Холмана, поэтому я сильно стукнул Полли по шее и опустил ее обмякшее тело на пол.

Моя голова по-прежнему безумно болела, во рту чувствовался вкус крови из разбитых губ, а правая сторона затылка совершенно утратила чувствительность.

Я услышал пронзительный хохот Лайзы, предвкушающей удовольствие: это распахнулась дверь и в комнату ворвался Марвин.

Я схватил стул, на котором сидел, и швырнул им в него. Нас разделяли какие-то восемь футов, значит я не мог промахнуться. Он угодил ему в нос с глухим звуком, который показался мне приятной музыкой. Затем стул грохнулся на пол, а секундой позже и Марвин. Я пару раз ударил его под ребра, для надежности, но он даже не охнул, просто несколько раз перевернулся и успокоился на спине, уставившись остекленевшими глазами в потолок.

– Ну, разве это настоящая драка? – раздался разочарованный детский голос Лайзы. – Вы поступили нечестно. Такой громила, а набросились на Марва со стулом. У него же не было шансов с вами справиться!

– Если у него была бы хоть половина шанса, он скорее всего убил бы меня. Но меня это не устраивает.

Она бросилась вперед, лицо у нее перекосилось, глаза обезумели, а поднятый вверх нож был готов вонзиться мне в грудь. Я отскочил в сторону, схватил ее за запястье, скрутил его так, что она была вынуждена повернуться ко мне спиной, после чего тоже стукнул ребром руки по шее.

Разместить все тела в тесной кухоньке было непросто. В конце концов я уложил Лайзу поперек стула, затем все же закурил, поднял с пола обмякшее тело Полли, перекинул его через плечо и понес к машине. Ключи торчали в зажигании, поэтому я опустил Полли на пассажирское место, протиснулся за руль и отправился через весь город в Беверли-Хиллз на черепашьей скорости. В моей работе есть один несомненный плюс, подумал я: сегодняшние события убедили меня, что шизофреником я не стал.

Глава 6

Полли очухалась, когда я подъезжал к своему дому, но ей все еще было трудновато переставлять ноги, пришлось тащить ее к дому. Очутившись в гостиной, я сильно толкнул ее, так что она аккуратненько растянулась на кушетке. Но она попыталась принять сидячее положение и уставилась на меня ничего не выражающими глазами.

– Что произошло? – пробормотала она. – Помню, как вы схватили меня, а потом... – Ее глаза широко раскрылись. – Эй, да вы ударили меня?

– Совершенно верно, я готов повторить то же самое в любую минуту, – проворчал я. – И вообще, вы психопатка. Кстати, как могло случиться, что трое таких безумцев, как вы, Лайза и Марвин, собрались вместе и разгуливают на свободе, когда вам место за семью замками в психиатрической лечебнице?

Она пососала нижнюю губу, потом пробормотала:

– Я не представляла, что Марвин такой зверь. Планировалось напугать вас до такой степени, чтобы вы признались, что убили Энджи, а Клэй Роулинз заплатил вам за это большие деньги.

– Типичная для психов теория! И где вы ее только выкопали?

– Но это же очевидно, – холодно заявила она. – Ваше утреннее посещение Энджи было предпринято с целью выяснить обстановку в доме. Там вы умышленно разозлили Харольда, он вышел из себя, набросился на вас. Вторично вы вернулись туда вечером и убили Энджи, позаботившись о том, чтобы в результате получилась точная копия той картины, которую рисовал Харольд. Вы не сомневались, что полиция сразу же заподозрит в убийстве Харольда и не будет искать убийцу.

– Почему-то я сомневаюсь, что вы придумали эту версию. Как зовут того гения, который сочинил эту историю? Харольд?

– Конечно! Но это же правда!

– Как получилось, что Харольд успел обо всем этом вам поведать после убийства?

– Он не мне рассказал, а Лайзе, – ответила она сердито. – Ее квартира прямо под ними. После того как он нашел тело бедной Энджи и вызвал полицию, он побежал к ней. Вот тут он и отдал ей вашу визитку и все рассказал.

– Но визитку-то привезли вы, а не Лайза.

– Лайза не водит машину, да и потом нельзя предсказать, какой фокус она выкинет, повстречавшись с новым мужчиной.

– Если Харольд уверен, что Клэй Роулинз нанял меня убить Энджи, – терпеливо продолжал я, – у него должна иметься какая-то идея, ради чего он все это задумал? Или он воображает, что Клэй практикует уничтожение членов своей семьи ради острых ощущений, поручая выполнение своего каприза посторонним людям?

– Энджи порвала со своим отцом, сказал Харольд. Ее отец занимается какими-то махинациями. Она намеревалась разоблачить его, сообщить обо всем репортерам. – Она торжествующе посмотрела на меня. – Поэтому Роулинз должен был как можно скорее заставить ее замолчать навсегда.

– Она намеревалась разоблачить отца, медленно повторил я. – Что именно разоблачить?

– Не знаю. Этого она и Харольду не сказала. Карьера Роулинза была под угрозой.

– Мне нужно что-нибудь выпить! – жалобно сказал я. – Могу только удивиться – нужно же было судьбе собрать трех таких психов, как вы, Марвин и Лайза, которые бы поверили в подобную нелепую историю. Впрочем, вы-то поверили в нее, очевидно, потому, что услышали ее еще от одного психа, от Харольда, верно?

Я подошел к бару, приготовил два солидных бокала на бурбоновой основе. Полли взяла один и с сомнением посмотрела на меня.

– Вы уверены, что в него ничего не подмешано? Какой-нибудь наркотик?

– Пичкать вас наркотиками равносильно тому, что угощать эскимосов мороженым! – проворчал я. – Пейте живее, потом расскажете мне про остальных психов.

Она осторожно сделала пару глотков, пока я опустошил две трети своего бокала, затем натянуто улыбнулась.

– Ну, мы все художники. Вот почему мы и сблизились. Кроме Марвина, разумеется.

– Вы мне больше нравились, когда продавали машины по переработке мусора. Тогда вы, по крайней мере, были и остроумны и артистичны. Но давайте вернемся к нашим баранам. Вы, Лайза и Харольд художники, правильно?

– Да. – В ее глазах вспыхнули искорки. – Вы не забыли того, что стукнули меня так, что я потеряла сознание? Возможно, если бы вы этого не сделали, я бы и мыслила яснее, и изъяснялась толковее.

– Давайте разберемся сначала с одним вопросом, потом перейдем к другим. Итак, Марвин. Он не художник?

– Нет, не художник.

– Кто же он, помимо того, что является садистом-параноиком?

– А ведь этого я не знаю, честное слово! – Она посмотрела на меня с внезапным интересом. – Очень рада, что вы спросили меня об этом, Рик! Любопытная ситуация, верно?

Я на мгновение зажмурился, быстро допил свой бурбон, думая о том, что сейчас самое важное – не утратить способность рассуждать.

– Ведь он не возник из ничего сегодня вечером? – продолжал я настойчиво. – Он должен был откуда-то прийти.

– Лайза нашла его пару месяцев назад на Пляже культуристов, где собираются разные поклонники бодибилдинга. С тех пор он почти все время торчит у нее.

– Живет в том же доме?

– В квартире Лайзы. Она приехала ко мне только сегодня вечером, потому что боялась оставаться у себя. И она, разумеется, хотела, чтобы я помогла ей добиться от вас признания. Поэтому притащила с собой Марвина.

– Как Харольд познакомился с Энджи?

– Не имею понятия.

Она слегка пожала плечами.

– Однажды я забежала к нему, она ему позировала. У нее – очень неплохая фигура. – Полли глубоко вздохнула, ее крохотная кофточка только чудом не лопнула от такого напряжения. – Излишне худощава, конечно.

Видимо, последнее замечание воодушевило ее, потому что она допила свой бокал тремя глотками и протянула его мне.

– Пожалуйста, повторите!

Я смешал новые “усиленные порции” и подал Полли.

– Спасибо.

Без промедления она поднесла бокал к губам и сделала большой глоток.

– Я пью исключительно как лекарство, – пояснила она, удовлетворенно вздохнув. – На месте врачей я бы прописывала спиртное гораздо чаще. У меня, например, больше не болит шея.

– Только не злоупотребляйте этой микстурой, – предупредил я ее. – Не забывайте, что вам еще нужно возвращаться домой в вашей колымаге!

Она наморщила нос, затем покачала головой.

– Не ночью же. Может быть, утром?

– Что значит “не ночью”? – буркнул я.

– Мне совершенно не улыбается перспектива оказаться сейчас дома. Могу поспорить, Лайза и Марвин поругались из-за того, что она отвязала вас от стула. И кроме того, мне просто не хочется быть втянутой в эту историю.

– Ладно, – смилостивился я, – можете переночевать на кушетке.

Она бросила на меня взгляд, который принято называть “лукавым”.

– Вы шутите?

– Я чертовски устал после сегодняшних приключений, – сказал я сердито. – Мне необходимо принять горячий душ и затем спокойно отдохнуть в постели Вы можете лечь на кушетке или отправляться к себе домой. Выбирайте сами.

Я встал, забрал свой бокал и двинулся по коридорчику туда, где находилась ванная комната и спальня. Минут через двадцать я почувствовал себя значительно лучше. Горячий душ самым чудесным образом прогнал всю боль, разбитые губы я смазал кремом. Облачившись в пижаму, я неторопливо прошел в спальню, радуясь тому, что больше не чувствую себя немощным. Временами мне кажется, что спокойный сон куда более заманчив, нежели собственный гарем даже в кредит. И это был именно такой случай.

Когда я пришел, спальня оказалась занятой. Некая бесстыжая галлюцинация, светлые волосы которой торчали во все стороны и больше не напоминали треуголку Наполеона, с наглым видом сидела на моей кровати, как будто она имела на нее полное право. Валявшийся на стуле кусочек полосатой материи свидетельствовал, что сейчас на ней остались всего лишь крохотный лифчик и подобие фигового листика, который почему-то называют трусиками.

Ее голубые глаза робко посмотрели на меня, губы подрагивали, а голосок прозвучал очень жалобно:

– Кушетка очень жесткая, к тому же там какие-то шишки и бугры...

– Точно такие же появятся и на вас, если вы сию же минуту не уберетесь отсюда! – рявкнул я.

– Вы хотите сказать, что не желаете, чтобы я провела здесь ночь?

– Совершенно верно, не желаю! Вон отсюда! Присущий ей насмешливый изгиб бровей превратился почти в вертикальный, пару секунд она разглядывала меня. Потом ее глаза приобрели непокорно боевое выражение. Поднявшись с кровати, она гневно выкрикнула:

– Повторите-ка еще раз!

– Вон! – крикнул я.

– Подождите минуточку.

Наклонившись вперед, она завела руки за спину, затем неторопливо снова выпрямилась. При этом ее бюстгальтер без бретелек немедленно скользнул вниз, а розовато-кремовые груди как бы устремились ко мне, обрадованные внезапно обретенной свободой. У меня сразу же перехватило дыхание. А галлюцинация с неменьшим проворством освободилась от фигового листика, который ударом ноги был отправлен в противоположный конец комнаты.

– А теперь повторите-ка это еще раз! – приказала она.

Надо отдать должное моей эндокринной системе – в самые ответственные минуты она вбрасывает в кровь необходимое количество адреналина, снимая усталость и придавая новые силы. И в это мгновение у меня появилось адреналина даже больше, чем требовалось.

– На кушетке действительно есть шишки и бугры, – пробормотал я как в лихорадке, – так что почему бы вам, золотце, не лечь спокойно на кровати и больше ни о чем не беспокоиться? Ложитесь и расслабьтесь, а я позабочусь о свете.

Я так быстро о нем “позаботился”, что произошло довольно болезненное столкновение, когда мы одновременно пытались забраться в постель. Полли взвизгнула и резко оттолкнула меня в сторону.

– Вы что, каннибал? – застонала она.

– Это получилось случайно, – ответил я. – Понимаете. Я улыбался, вот почему у меня был раскрыт рот. Честное слово, у меня и в мыслях не было кусаться!

– Ха!

Это восклицание было столь эмоционально экспрессивным, что у меня буквально встали дыбом волосы.

Я посчитал, что, возможно, слишком поспешил выключить свет, потому что в комнате было настолько темно, что я не смог различить нагую блондинку даже перед самым носом. Раздался скрип пружин, очевидно ей удалось благополучно добраться до кровати, и мне оставалось лишь присоединиться к ней. Я вытянул вперед руку, чтобы нащупать хотя бы спинку, но то, до чего я дотронулся, выскользнуло у меня из-под пальцев. Полли взвизгнула:

– Не надо! Я боюсь щекотки!

– Да я пытаюсь отыскать проклятую кровать! – прошептал я.

– Тогда стойте на месте и позвольте мне руководить вами, а то у меня такое ощущение, будто я окружена врагами. Не знаешь, откуда ждать нападения.

Я простоял секунд десять, одинокий и потерянный, в кромешной тьме, затем она неожиданно тронула меня холодной рукой, и теперь уже я истерически хихикнул. Рука исчезла, наступила тишина.

– Рик? – В ее голосе звучало сомнение. – Это вы?

– Разумеется. Кто другой, черт возьми, может тут быть?

– Не знаю...

Она и правда нервничала:

– Может, мне на самом деле лучше устроиться на кушетке?

* * *

Около половины девятого на следующее утро я демонстрировал наивысшую степень холостяцкого гостеприимства, готовя завтрак в кухне, когда появилась Полли. Она вышла из-под душа, свежая и порозовевшая, с тем спокойно-удовлетворенным выражением лица, которое мы, холостяки, жаждем увидеть у наших редких приятельниц после совместно проведенной ночи. Она снова была в своем экстравагантном ансамбле, отмечая Ватерлоо Холмана. Но если прошлая ночь была поражением, миролюбиво размышлял я, кому нужна победа?