Текст книги "Обнаженная снаружи и изнутри"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Глава 3

Дом Сони Дрезден оказался широким приземистым строением, прилепившимся к вершине сильно выветренного утеса в Палисаде. Я приехал туда в туманный день, немного постоял на парадном крыльце, мечтательно глядя на Тихий океан, волны которого плескались у моих ног. Наконец, я позвонил.

Минуты через две двери отворились, сначала как бы образовалась пустая рамка, которую почти сразу же заполнил человек, с первого взгляда показавшийся мне копией прошлогоднего “мистера Америка”.

Рост около шести футов четырех дюймов при весе в двести двадцать пять фунтов. Облачен он был в ярко-голубые шелковые трусы, которые правильнее было бы назвать плавками. Его массивный торс являл взгляду набор всяческих мускулов, обтянутых золотисто-коричневой кожей, блестевшей от масла в солнечных лучах. У него была физиономия не блещущего умом красавчика, белокурые волосы на шее завивались в тугие кольца, не то от природы, не то трудами искусного парикмахера. Его слегка выпученные голубые глаза с подозрением посмотрели на меня, а необходимость подумать создавала две поперечные линии между бровей.

– Чего вы хотите? – спросил он неприятным скрипучим голосом.

– Повидать Соню Дрезден.

– Она никого не принимает без предварительной договоренности.

– Думаю, что меня она примет. Моя фамилия Холман. Я по поводу ее дочери.

– Она никого не принимает без договоренности, – упрямо повторил он. – Как-нибудь позвоните и назначьте встречу.

Я посмотрел на него с неприкрытым восхищением.

– Как вы развили такую мускулатуру? Тяжелая атлетика, вероятно?

– Главным образом. – Он ради меня не поленился продемонстрировать все свои бицепсы. – И специальные упражнения, конечно.

– Потрясающе! – Я покачал головой. – И у вас, несомненно, потрясающий профиль!

– Да-а!

Он усмехнулся, затем медленно повернул вбок голову, чтобы я получше рассмотрел его.

– Так мне все говорят...

– Перебитый нос испортит всю картину, – с нажимом и сочувственно проронил я. – Я бы даже сказал, что это было бы чертовски некстати.

– Ха! – Две вертикальные линии между его бровей углубились. – Черт возьми, вы угрожаете?

– Перебитый нос вы схлопочете немедленно, если не пропустите меня в дом повидаться с Соней Дрезден, – сообщил я доверительно. – Отойди в сторону, Геркулес. Я вхожу!

– Ха! – воскликнул он, тараща на меня в недоумении глаза. – Вы, должно быть, смеетесь?

Сжав правую руку в кулак, а левой достав из кармана пригоршню мелочи, я рассовал монетки между костяшками пальцев так, чтобы они высовывались из кулака, который таким образом превратился в подобие то ли ежа, то ли дикобраза.

– Ты, верзила, перегруженный мускулами! – заговорил я с издевкой. – Возможно, наша встреча закончится тем, что ты попытаешься скинуть меня с утеса. Но до этого я успею отвесить тебе хотя бы один добрый удар в нос, – я слегка помахал перед его глазами своим ежом, – и уверяю тебя, что ты до конца жизни будешь разгуливать с перебитым в трех местах носом.

Еще пару минут он продолжал играть своими мускулами, мне даже казалось, что примеривался, как бы схватить меня за грудки и разорвать на три отдельные части, но потом он обмяк и принялся любовно поглаживать свой драгоценный нос. У меня отлегло от сердца.

– Успокойтесь, прошу вас, – произнес он миролюбиво. – Возможно, Соня... Мисс Дрезден, я хочу сказать, в данный момент не так уж сильно занята... Обождите, я схожу посмотрю.

– Нет, черт побери! – Я не скрывал раздражения. – Мы пойдем вместе, Геркулес, и спросим ее об этом без лишних проволочек.

Он неохотно прошел через дом в задний дворик, где на поверхности воды плавательного бассейна, повторявшего контуры женского тела, играли бесчисленные солнечные блики. На его краю на большом полотенце сидела совершенно мокрая брюнетка в темных очках.

Когда мы подошли ближе, я отметил, что ее сильно загорелое тело подчеркивалось ослепительно белым нейлоновым купальником. Тяжелая грудь едва вмещалась в специальные чашечки с крепкими прокладками для придания ей эффектной формы. Ее ляжки вполне заслуживали эпитета “пышные”, и купальник их не прикрывал. Зато ноги, длинные и, пропорциональные, были выше всяческих похвал.

В последнюю очередь я взглянул на лицо.

Черные волосы были коротко подстрижены и завиты в крутые локоны, глаз, к сожалению, я не мог разглядеть из-за солнцезащитных очков. Короткий прямой нос, рот, говорящий о распутной жизни и терпимости к нарушениям требований морали. Полные безвольные губы в сочетании с резкой линией подбородка – вот и весь портрет особы, не знающей, что такое жалость.

Я располагал аналогичным мысленным портретом Бэби, мисс Клэй Роулинз номер пять, и подумал, что Соня Дрезден, видимо, в свое время оказалась для него твердым орешком, женщиной со слишком сильным характером. Именно по этой причине он позднее искал утешения у молоденьких мальчикоподобных девчонок типа Бэби.

Конечно, мысль, пришедшая мне в голову, – тут же одернул я себя – была глупейшая, потому что я не видел трех “промежуточных” миссис Клэй Роулинз.

Геркулес неуверенно откашлялся:

– Дорогая... Этот парень говорит, что хочет поговорить с тобой по поводу дочери. Мне кажется, он не относится к категории сумасшедших художников...

Она сняла очки, чтобы лучше разглядеть меня, я же поспешил ознакомиться с ее насмешливыми темными глазами, обрамленными густыми длинными ресницами.

– Вы не из категории художников-психопатов, мистер?..

– Рик Холман, – представился я. – Хотел видеть вас именно по этому поводу, мисс Дрезден: ваша дочь и ненормальный художник.

– Холман? – Голос у нее был грудной, я бы даже сказал чарующий. – Я где-то слышала это имя.

– Возможно... Клэй Роулинз страшно обеспокоен из-за того, что его дочь живет с ненормальным художником. Он поручил мне попытаться убедить ее возвратиться домой. Сегодня утром я с ней встречался, но лишь напрасно потратил время. Тогда я решил, что мне необходимо поговорить с ее матерью и...

– Я была ужасно молодой матерью, – поспешно прервала меня Соня Дрезден. – Когда Энджи родилась, мне было восемнадцать лет. Я воображала, будто у меня появилась младшая сестренка и мы будем играть вместе, когда она подрастет, но этого не случилось. А теперь ей восемнадцать...

– Девятнадцать, – поправил я.

– Правда?

Она быстро надела темные очки.

– Вечно забываю точную дату рождения Энджи!

– Познакомившись с Лумисом, – сказал я, – я решил, что он психопат. По-моему, он не пара Энджи. Более того, она живет в обстановке, которая представляет угрозу для ее жизни.

– В данный момент, как я понимаю, вы занимаетесь благотворительной работой, мистер Холман? – спросила она теперь уже откровенно насмешливым голосом. – По всей вероятности, это нечто новое для вас.

– Клэй Роулинз поручил мне попытаться убедить Энджи вернуться домой, – продолжил я, не обращая внимания на ее насмешки. – Мне ничего не удалось сделать. Но Лумис произвел на меня тяжелое впечатление. Возможно, он и не ненормальный художник, как вы его именуете, но, несомненно, он – психопат с предрасположением к насилию.

– О, какие длинные слова в такой знойный день, мистер Холман. – Она демонстративно зевнула. – Джо, тебе пора приступать к тренировке.

У горы мускулов сразу помрачнела физиономия, он напряг несколько мускулов, о существовании которых я и не подозревал, видимо с целью самозащиты.

– Послушай, Соня, – запротестовал он. – Неужели я прямо сейчас должен этим заняться?

– Да! Или ты хочешь расслабиться, а другие парни поднимут тебя на смех?

– На пляже?

– Боже упаси, нет!

У него даже порозовело лицо от такой кошмарной мысли.

– Но ведь сегодня утром я тренировался целых два часа и...

– Лишний часок занятий не повредит тебе, – оборвала Соня разговор. – Отправляйся, Джо!

Его нагрудные мускулы грозно напряглись, как будто собирались проделать что-то кошмарное, например, в одно мгновение украсить грудь густой шерстью, но тут же вновь присмирели. Очевидно, Джо сообразил, что домашний суд выносит ему свой вердикт, и он обжалованию не подлежит. Он поплелся в дом, на его спине выражался протест, и мы смотрели ему вслед, пока он не скрылся за дверью.

– Наверное, вы чувствуете себя здесь одиноко, – произнес я сочувственно, – без компании.

Она потянулась, как довольная кошка, опустошившая мисочку сливок.

– Но нет худа без добра... – Она только что не мурлыкала. – Я никогда не была любительницей заумных бесед.

– Я подумал, возможно, вы сможете помочь Энджи, – сказал я. – Из сегодняшнего разговора с нею я сделал вывод, что она ненавидит отца, ну а вас всего лишь недолюбливает.

– Неужели? – Соня снова зевнула, демонстрируя ровные белые зубы и розовый язычок. – А вы любитель поговорить, мистер Холман, не так ли?

– Каждое утро я занимаюсь специальной тренировкой, чтобы быть в форме. Таким образом, мой язык не расслабляется и мне не грозит, что в бридж-клубе меня поднимут на смех девушки.

– Ловко у вас получилось! – Она кокетливо рассмеялась. – Ну и сколько Клэй заплатит вам за то, чтобы вы убедили Энджи вернуться домой?

– Ни гроша. Я не собираюсь всерьез заниматься, как вы изволили выразиться, благотворительной работой. Но этот Лумис – неподходящая партия для молоденькой девчонки. Неужели вы не хотите ничего предпринять для спасения дочери?

– Например?

Она слегка пожала плечами.

– Энджи разозлилась на меня и заявила, что никогда не вернется назад. Ее тошнит от моего дома, от меня самой и от моего образа жизни. Хотя разговор и состоялся два месяца назад, с тех пор ничего не изменилось.

Она снова сняла очки и оценивающе оглядела меня своими темными глазами.

– А у вас самого нет никаких гениальных идей, мистер Холман? Я имею в виду, каким образом можно убедить Энджи вернуться домой, какие доводы пустить в ход? Заверить ее, что я полностью переродилась, отказалась от личных радостей вроде Джо? Она не поверит.

– Вы правы, – неохотно согласился я. – А нельзя ли ей предложить что-нибудь вроде поездки в Европу?

– В свое время я предлагала ей самые разнообразные поездки в самые экзотические места, – ответила она усталым голосом. – Все дело в том, что Энджи возненавидела отца за то, что он оставил ее без внимания, когда разошелся со мной. – Она болезненно поморщилась. – Вы заблуждаетесь, уверяя, что я ей просто не нравлюсь. Нет, меня она ненавидит гораздо сильнее, чем отца.

– Почему?

– Во-первых, потому что я оказалась настолько скверной женой, что Клэй оставил меня. Понимаете, Энджи убеждена, что именно я виновата во всех ее несчастьях.

Откуда-то из глубины дома донеслись глухие удары, как будто рабочие снимали с пола старый паркет.

– Не обращайте внимания, – усмехнулась Соня. – Это Джо занимается шейпингом, чтобы поддерживать в форме свою потрясающую мускулатуру.

– Бэби, новая жена Клэя, сказала, что в студии кто-то задался целью выжить его, – произнес я равнодушно. – Она считает, что страсти накалены и они прибегнут к любым средствам, в том числе, если потребуется, используют и Энджи.

– Может быть, природа наградила ее большим воображением в виде компенсации за плоскую грудь?

– Вы с ней знакомы?

– О, пожалуйста! – Она брезгливо поморщилась. – Я никогда не интересовалась мелкой дешевкой. Ее портрет я видела в журналах.

– Может быть, есть человек, у которого имеются основания так сильно ненавидеть Клэя, что он попытается влиять на него через дочь?

Она пожала плечами.

– Вы желаете, чтобы я составила для вас список мстителей, мистер Холман?

– Это не шутка. Что скажете?

– Не знаю, честное слово. – Она сладко зевнула. – Для меня Клэй – это ежемесячный чек, я от всей души желаю ему прожить еще сто лет, и пусть его слава растет пропорционально количеству выпущенных фильмов... Может быть, вам стоит поговорить с Макси Снеллом?

– С Макси Снеллом?

– Макси мой друг и руководит Клэем еще с тех пор, как они вместе посещали школу актеров. Он более близок к нему, чем все его пять жен вместе взятых. Когда Макси кивает, Клэй подписывает контракт. А когда Клэй чихнет, Макси вытирает ему нос.

– Спасибо.

– Не за что.

Она опустила руку на колено, затем медленно провела ею вверх по бедрам интимным призывным жестом.

– Знаете, мистер Холман? Бывают моменты, когда безумно хочется поговорить с умным собеседником. Так что, если у вас возникнет желание порассуждать о высоких материях, почему бы вам не навестить меня. Я всегда смогу отправить Джо на тренировку в спортклуб.

– Очень интересное предложение, мисс Дрезден, – ответил я, – но мне кажется, у меня недостаточно мускулов.

Она неторопливо спустила одну из лямочек своего купальника с плеча, так что показалась пара дюймов оставшейся незагорелой белоснежной кожи ее пышной груди.

– Вы уверены, что мне не удастся заставить вас передумать? – промурлыкала она.

– Уверен.

Она водворила лямочку на место, ее губы изогнулись в сердитой гримасе.

– Ну что же, можете идти, мистер Холман! Мы обо всем поговорили, но мне сразу следовало понять, что женщины вас не интересуют.

– Один взгляд на Джо, – я восхищенно вздохнул, – и у вас ничего не останется для меня, мисс Дрезден! На протяжении всей нашей беседы я думал о вас как о его матери, и только это спасло меня от соблазна.

Тут я улыбнулся широкой простодушной улыбкой.

– Кстати сказать, вы на самом деле могли бы быть его матерью, не так ли? Я имею в виду возраст.

Она позволила мне дойти до дверей в дом и потом окликнула:

– Эй, Холман? Я оглянулся:

– Да?

– А вы не педераст, случаем?

– Если вы его мать, тогда я педераст, – резко ответил я и вышел.

Геркулес занимался в переднем холле, в каждой руке у него было по гантели, его голая грудь была покрыта смесью масла с потом. Две вертикальные линии между его глазами обозначились еще четче, а судя по тяжелому дыханию можно было безошибочно определить, что он по собственной инициативе стал что-то обдумывать, а это занятие явно было не для него.

– Уходите, мистер Холман? – пробормотал он.

– Да.

– Ну-у, – он смущенно усмехнулся, – как там Энджи?

– Все было хорошо, когда мы с ней виделись утром. А что?

– Она славная девочка, – промямлил он. – Знаете, мне ее вроде бы не хватает в доме. Скажите, этот парень-художник – сумасшедший?

– Да, у него явно непорядок с головой. Лично я уверен, что Энджи лучше всего вернуться домой, но она сама на это не соглашается. Мисс Дрезден тоже утверждает, что ей не удастся убедить Энджи вернуться домой.

– Плохо!

Пару секунд он молча водил пальцем босой ноги по полу.

– Может быть, мне съездить потолковать с ней? Она ко мне неплохо относилась. Слегка неравнодушна. – Он скромно улыбнулся. – Почему-то я нравлюсь женщинам.

– Только будьте осторожны с этим художником, – предупредил я. – Он не расстается с ножом.

Глава 4

На поиски Макси Снелла у меня ушло три часа. Мне не хотелось расспрашивать о нем самого Клэя Роулинза, поэтому я позвонил одному парню, тот работал в головном офисе студии. На свой вопрос я услышал:

"Что за Макси?” Примерно через пять аналогичных звонков я уже точно понял, что с Макси Снеллом произошло что-то скверное. От него буквально отгородился весь город. Официально он больше не существовал, упоминать его имя было равносильно просмотру засвеченной пленки. С третьей попытки мне удалось узнать адрес многоквартирного дома в Западном Голливуде, и “добрые люди” посоветовали заглянуть в ближайший бар на той же улице, если Макси не окажется дома.

Я таки нашел его в ближайшем баре на той же улице. Тщедушный невысокий человечек с покалеченной ногой. И хотя было еще только шесть часов вечера, от него уже пахло спиртным. Он сидел в задней кабинке, отставив больную ногу в сторону под каким-то немыслимым углом, и лелеял свой стакан в ладонях.

Я представился и сказал, что мне необходимо поговорить с ним о Клэе Роулинзе.

– Садитесь!

Он махнул рукой, указывая на место напротив себя.

– Я дал себе слово никогда больше не говорить о Клэе Роулинзе, но когда о нем расспрашивает такой человек, как вы, это означает, что у него крупные неприятности. Это так?

– Вы же его менеджер, вы должны бы были знать больше моего, – заметил я, усаживаясь.

– Был! – хмыкнул он. – Разве вы об этом не слышали? Два месяца назад Клэй меня уволил. Мы с Клэем расплевались.

– Не расслышал... Что случилось?

– Он во мне больше не нуждается, только и всего! Он пожал плечами, допил свой стакан и продолжил:

– Тридцать лет мы с Клэем были партнерами, а на то, чтобы это разрушить, не потребовалось и тридцати секунд.

– У вас не было контракта?

– Контракт?

Он захихикал, очевидно посчитав мой вопрос наивным.

– Мы пожали друг другу руки в тридцать пятом году, это и был наш контракт, уважаемый! Мы оба работали на студии “Стелла”, выпускали, главным образом, вестерны. Я в то время был каскадером, а Клэй из массовок сумел выбиться на эпизодические роли, а потом во время съемок какая-то дура-лошадь свалилась на меня.

Он похлопал себя по искалеченной ноге. – Как говорится, не было счастья, да несчастье помогло. Научило меня думать. Даже уже тогда я видел – у Клэя имеется хватка. Я не говорю о нем как об актере: в смысле таланта не следует особенно обольщаться на его счет, но он умел себя показать. Чутье, находчивость, присутствие духа, зовите как угодно, но все это у него имелось. Поэтому я стал его менеджером. Ясно, мистер?

– Почему он вас уволил?

Снелл потер ладонью белую щетину на подбородке. Это сопровождалось слабым скребущим звуком.

– Последнее время он страшно нервничал. Его фильм оказался неудачным, вызвал целую бурю споров и критики в управлении. Я уговаривал его разорвать контракт со студией и организовать собственную компанию. Может быть, создать следующий фильм в Европе, изменить стиль, в чем он сейчас страшно нуждается, но на этот раз у него не хватило решимости. Испугался риска. При наличии контракта у него имеется гарантированный доход, ему нужны реальные деньги, а не призрачные химеры, так он мне заявил. Мы с ним долго спорили, чем это кончилось, вы знаете.

Он щелкнул пальцами.

– Меня уволили!

В кабинку вошел официант, я заказал бурбон со льдом для себя и распорядился повторить заказ для Снелла.

– Благодарю.

Его бледно-голубые глаза внимательно посмотрели на меня:

– Но вас ведь интересуют не мои проблемы. Чего вы хотите?

– Вы знаете дочь Клэя, Энджи?

– Да. Славная девочка. Последний раз я видел ее, когда ей было лет восемь-девять. Однажды Соня привезла ее в студию, это случилось в разгар ее бракоразводного процесса с Клэем. Видимо, она рассчитывала, что вид ребенка сделает Клэя более сговорчивым... Так что с ней?

Я рассказал ему все, что знал про Энджи и ее художника, про угрожающую записку, полученную Клэем.

– Если бы дело касалось одного Клэя, я бы подождал, когда это случится, потом собрал бы гостей, чтобы отпраздновать счастливое событие, – заявил он откровенно, – но речь идет о ребенке...

– Не знаете ли вы человека, который настолько ненавидит Клэя, что задумал отомстить ему и добраться до него через дочь? – спросил я.

– Нет, – ответил Снелл не задумываясь. – Нужно находиться там, где Клэй, и у вас сразу появится куча недоброжелателей и завистников. Но это, так сказать, “профессиональные враги”, верно? А тут надо поискать действительного врага в эмоциональном плане...

– Согласен. А вы знаете такого? Принесли выпивку. Он нетерпеливо поднял свой бокал, помолчал.

– Нет, но кое-что я сейчас вспоминаю. Возможно, конечно, случайное совпадение. Два месяца назад Клэй уволил меня, примерно в это же время Энджи ушла из дому, правильно?

– Так!

– До этого целый месяц Клэй где-то пропадал, – задумчиво продолжал Снелл. – Исчез. Никто не знал, где он. А по возвращении не сказал ни слова ни мне, ни кому другому, где был и чем занимался. Но он сильно изменился. Стал часто прикладываться к бутылке, нервный, срывается на крик и скаредничает. Так что, возможно, ответ кроется в событиях этого месяца. Кто знает, не случилось ли тогда чего. То особенного с ним самим или с кем-то еще?

– Возможно, – протянул я, стараясь не показать разочарования. – Скажите, с кем бы еще я мог поговорить?

– Знаете, у Клэя нет особенно близких ему людей, – произнес Снелл уверенно. – И никогда не было. Я работал вместе с ним тридцать лет, однако так и не стал ему настоящим другом. Могу поспорить, что то же самое можно сказать про всех его жен, включая последнюю.

– Ну что ж, спасибо, во всяком случае.

– За что?

Хороший вопрос. Я допил свой стаканчик и оставил Снелла одного в кабинке с его думами и воспоминаниями.

Моя задача оказалась неразрешимой, самое правильное было махнуть на все рукой и забыть. По словам его жены, Клэю необходимо было помочь, но сам он об этом не заикался. Энджи тоже нуждалась в помощи, но она отказалась принять ее от меня. Так что лучше всего просто вычеркнуть этот день как пропавший даром и взяться за дело с определенными проблемами. В данный момент мне требовалось нечто более реальное, что можно было пощупать руками, предпочтительно полногрудая блондинка-красотка.

Вечером часов в восемь раздался телефонный звонок. Я сидел во дворе моего “представительного” дома в Беверли-Хиллз, лениво наблюдая за тем, как постепенно темнело небо над моим так называемым прудом, без которого мои владения не отвечали бы всем тем требованиям, которые к ним предъявляются, и ни о чем не думал. Из-за горизонта еще иногда прорывались отдельные золотые лучи, как последний привет уходящего дня. Откуда-то издалека доносился чарующий голос Пэрл Бэйли, исполняющей “Меланхолическую малютку”.

Вечер был ленивым и беззаботным. Кубики льда в бурбоне уже достаточно подтаяли, чтобы он охладился, не разбавив его слишком сильно. Я подумал: к черту звонок. Сегодня Рик Холман будет молча протестовать против равнодушного богатого окружения, в котором он живет, и пусть телефон надрывается.

И он надрывался.

Самовнушение – кошмарная вещь. Не знаю откуда, но у меня перед глазами возник образ полногрудой блондинки на другом конце провода, облаченной в совершенно прозрачное неглиже и мечтающей услышать всего одно призывное слово от Рика Холмана. Можете не сомневаться, я схватил трубку и призывным шепотом сообщил свое имя.

– Рик! Благодарение Богу, вы на месте! Мужской голос, искаженный до неузнаваемости.

– Кто это?

– Клэй, Клэй Роулинз. Я не знаю, как и сказать об Энджи.

– Что там с Энджи?

– Она – ох, Господи! – У него перехватило горло. – Это ужасно... Ужасно, Рик!

– Говорите яснее, черт вас возьми! – закричал я.

– Энджи умерла, Рик! – прошептал он. – Убита!

* * *

Две полицейские патрульные машины стояли у обочины тротуара, мигалки были включены, их свет придавал жутковатый вид лицам небольшой толпы, сбившейся в кучку возле дома. Я с трудом пробился сквозь них, чтобы подойти к полицейскому в форме, стоящему перед дверью с таким неприступным видом, словно он собирался отпугивать кладбищенских вампиров.

– Чего вам? – рявкнул полицейский.

– Моя фамилия Холман, я...

– Понятно. – Он ткнул пальцем через плечо. – Лейтенант сказал, что вы можете пройти наверх.

Я поднялся по деревянной лестнице на чердак, перед входом в который стоял второй полицейский. Мне вторично дали пройти, потому что лейтенант его тоже предупредил. Я подумал, вот наглядный пример того, как высоко котируется имя Клэя.

В комнате было шумно и во всю шла кипучая работа. Клэй был здесь, он бросился мне навстречу, глаза у него покраснели, лицо осунулось, я бы сказал, что у него был вид живого трупа. Схватив меня за руку, он сразу же потащил меня к массивному человеку с мрачной физиономией.

– Лейтенант, – заговорил Клэй, – это Рик Холман, о котором я говорил вам. Это лейтенант Фрид, Рик. Фрид рассеянно глянул на меня серыми глазами и кивнул.

– Сейчас я занят. Мы поговорим позднее!

– Конечно, – ответил я.

Затем я почувствовал ледяные щупальца какого-то ночного чудища, вцепившиеся мне в горло. У меня перехватило дыхание. Это я, повернув голову, увидел тело, лежащее на кушетке. “Обнаженная снаружи и изнутри" была всего лишь отталкивающей картиной, стоящей на мольберте, но теперь передо мной была реальность. Кто-то ножом зверски ударил несколько раз тело Энджи, пока она не умерла.

Я собрал все силы, чтобы не закричать от ужаса, и повернулся к Роулинзу.

– Когда это случилось?

– Я толком не знаю, Рик. Он закурил.

– Кто нашел тело?

– Лумис.

Сигарета торчала у него в уголке рта, он поднес к ней спичку.

– Он вызвал полицию, и они позвонили мне. Думаю, это было час назад, Рик.

Он больно схватил меня за предплечье.

– Рик, вы должны выяснить для меня, кто убил ее. Мне безразлично, сколько на это уйдет времени и денег, но вы должны это сделать! Должны!

– Возьмите себя в руки, Клэй! Он ослабил хватку.

– Полиция справится с этой задачей лучше меня. Поручите расследование лейтенанту, поверьте мне, у него вид профессионала.

– Нет, я не намерен...

В это мгновение к нам подошел лейтенант Фрид, так что Клэй не договорил конца фразы.

– Приехала “скорая”, – негромко сказал лейтенант. – Я хочу кое-что спросить вас, Холман, а потом, может быть, вы отвезете мистера Роулинза домой? Я сомневаюсь, что он в состоянии вести машину.

– Разумеется, я отвезу.

– Прекрасно.

Фрид взял Роулинза за руку и деликатно довел его до двери.

– Джонсон! Проводите мистера Роулинза вниз, посадите его в машину мистера Холмана и побудьте там немного с ним. Смотрите, чтобы никто не беспокоил его.

Коп внушительных габаритов кивнул, почтительно взял Клэя под руку и повел его из комнаты, Фрид сунул сигарету в рот и тщательно раскурил ее.

– Вы были здесь сегодня утром, мистер Холман?

– Да.

– Роулинз сказал, что просил вас убедить его дочь бросить художника и вернуться домой?

– Она жила у матери.

– Откуда вы знаете?

– Я проверил.

Он подошел к картине на мольберте и долго рассматривал ее, при этом лицо у него оставалось бесстрастным. Я подошел к нему, потому что было очевидно, что он этого ждет, а я не из тех, кто не считается с желаниями копов, когда в этом нет необходимости. Он подождал, чтобы я полностью сосредоточился, затем внимательно посмотрел на тело на кушетке, затем – на холст.

– Я терпеть не могу выражаться штампованными фразами из газетных передовиц, но это можно назвать не иначе, как “планом” убийства, верно?

– Лумис назвал это “Обнаженная снаружи и изнутри”, предложил мне ее приобрести сегодня утром за пятьдесят долларов, – сказал я. – Сегодня вечером я мог бы получить тысячу процентов прибыли, продав ее газетному синдикату.

– Лумис был здесь, когда вы разговаривали с девушкой?

К концу моего рассказа на его лице появилось удовлетворенное выражение. Он подошел к столу и осторожно развернул сверток, в котором лежал большой окровавленный нож.

– Узнаете его?

– Похож на тот самый, – ответил я.

– Орудие убийства.

Он снова осторожно завернул нож в бумагу.

– Полагаю, это ставит последнюю точку. Парень – несомненный псих. Вы только взгляните на картины, которые мы тут нашли. На каждой изображен труп! Причем в качестве натурщицы – дочь Роулинза.

– Что в отношении его алиби, коли таковое у него имеется? – спросил я.

– Алиби! – Он презрительно фыркнул. – Они днем поссорились, говорит он, но не объясняет причину и из-за чего. Он так обозлился, что выскочил из дому и, по его словам, гулял часа два. Когда вернулся домой, нашел труп Энджи. Только он не помнит, куда ходил и кого встречал по дороге.

– Время смерти?

– Около половины шестого, по словам доктора. – Он медленно покачал головой. – Все прекрасным образом увязывается. Думаю, что ваш утренний разговор заставил Энджи задуматься, к полудню она приняла решение вернуться домой. Сообщила об этом Лумису, а он не смог с этим смириться.

– Так вы считаете, что он убил ее, вернувшись с прогулки? – спросил я. Фрид пожал плечами:

– Когда же еще?

– Мне это кажется неубедительным. Если он тогда ее убил, почему сразу же стал вызывать полицию? Почему бы ему не уйти из дому в надежде, что труп найдет кто-нибудь другой?

– Кто может объяснить, какими соображениями руководствовался псих? – нетерпеливо перебил меня лейтенант. – Думаю, вам пора везти Роулинза домой. Он страшно потрясен случившимся.

– Точно! – согласился я.

– Я жду вас в управлении утром, Холман, нужно оформить ваше заявление.

– Приеду непременно.

Но лейтенант уже был занят разговором с другим полицейским и наверняка не слышал моего ответа. Впрочем, если подумать, ведь он ни о чем меня не спросил, просто приказал. Я сразу же причислил его к категории тупиц – типов, которых не уважал. Но даже если бы я ему об этом откровенно сказал, все равно он продолжал бы спать спокойно по ночам.

Выйдя из дому, я протолкался сквозь заметно увеличившуюся толпу любителей острых ощущений и зевак к машине. Полицейский отошел в сторону, когда я сел на водительское место, затем не без труда мне удалось выбраться из толпы полицейских и других машин, никого не задев, а после первого перекрестка даже увеличить скорость.

Минут пять Клэй сидел неподвижно рядом со мной, голова у него была откинута назад, глаза плотно закрыты. Потом совершенно неожиданно он ожил.

– Вид Энджи будет преследовать меня до конца моих дней, Рик, – произнес он лишенным выражения голосом. – Никогда себе этого не прощу, никогда! Видит Бог, я добьюсь, чтобы убийца заплатил за это, даже если это будет моим последним поступком на земле!

– Да заткнитесь же! – огрызнулся я.

– Что?

Поразившись моим словам, Клэй повернул ко мне голову.

– Меня тошнит от вас! Вам было ровным счетом наплевать на Энджи вплоть до той минуты, когда вам кто-то не прислал угрожающую записку. Поскольку речь шла о вашей собственной шкуре, вы заволновались. И все эти вопли о необходимости поквитаться с убийцей вызваны только тем, что вы хотите найти его до того, как он доберется до вас!

– Записка? – пробормотал он. – Какая записка?

– Про которую рассказала мне Бэби. В ней сказано, что Энджи живет с Лумисом и что она плохо кончит, но вам уготовано нечто более страшное.

– Вы помешались! – пробормотал он. – Или Бэби. Никакой записки я не получал.

– Бэби солгала?

– Не знаю. Может быть, она решила помочь мне, придумав историю с угрожающей запиской? – Он откашлялся. – Многие женщины любят сгущать краски...

– Два месяца назад Энджи уехала из дома матери и поселилась у Лумиса, – не унимался я. – Два месяца назад вы уволили своего менеджера Макси Снелла. А за месяц до этого вы куда-то исчезали. Где вы пропадали?

– Я переутомился, – холодно ответил Клэй, – и решил отдохнуть один, вдали от всех знакомых.

– Что случилось за этот месяц?

– Ничего. Я отыскал спокойный пляж и загорал.

– Вы бессовестный лжец.

Остальную часть пути до его дома мы проехали в полном молчании. Когда я припарковал машину перед подъездом, он вылез и остановился в нерешительности.

– Рик, меня совершенно не интересует, что вы думаете обо мне, но разыщите убийцу Энджи. Ради нее. Я заплачу, сколько потребуется.