Текст книги "Любящие и мертвые"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Глава 7

Я смотрела на то место, которое вчера занимала Эдвина. Теперь во главе стола сидел Фабиан Дарк. Он деловито просматривал лежащие перед ним документы.

За столом находилась все та же теплая компания: я с Доном, Карл с карликом и Ванда со своим психоаналитиком.

Слава богу, полицейские убрались восвояси. Но я знала, что лейтенант Фром приказал нескольким своим подчиненным прочесать окрестности и вообще держать поместье под наблюдением.

Фабиан прикурил сигарету и глубоко затянулся. Я заметила, что листок бумаги в его руке мелко подрагивает.

Дон сцепил зубы так, что его красивое лицо приобрело нечто волчье.

Карл внешне был спокойнее всех.

– Фабиан, говорите поскорее, что вы там надумали, – сказал он ровным голосом. – Зачем вы нас собрали?

Адвокат втянул побольше воздуха и сосредоточенно откашлялся.

– Я собрал вас затем, чтобы сделать важное сообщение. Ваш отец... Короче, у меня находится его завещание. Совсем другое...

– Что такое? – проскрипел Дон. – Почему вы не говорили о нем раньше?

– Такова была воля вашего отца. Рэндолф Убхарт распорядился, чтобы о существовании второго завещания не было известно никому, кроме меня. Разрешите я напомню: первое завещание обязывало вас прожить в этом доме трое суток до того момента, когда Дону исполнится тридцать лет. Вы пробыли здесь уже двадцать четыре часа. Теперь в силу должно вступить распоряжение Рэндолфа Убхарта относительно нового завещания.

– Всего двадцать четыре часа? – удивился Карл и театрально взмахнул руками. – Мне кажется, что я здесь двадцать четыре дня.

– Мне не хочется подозревать вас, Дарк, но насколько второе завещание достоверно? – прорычал Дон.

– Юридическая практика знает подобное, – размеренным голосом ответил адвокат. – Этот документ, – он поднял руку с листком бумаги, – юридически правомочен. Я обязан его огласить.

Дон недоверчиво хмыкнул. Чем больше он нервничал, тем ярче играл румянец на щеках Ванды. Она посмотрела на Дона с явным торжеством.

– Что, дорогой брат, боишься? Отец обделил тебя во втором завещании?

– Ничего не известно, – остановил ее торжество Карл.

– Итак, согласно воле усопшего я оглашаю второе завещание, – начал Дарк, но его перебили.

– Каков старик! – закудахтал мистер Лимбо. – Он командует нами даже после своей смерти!

– Карл, уймись! – заорала Ванда. – Мои нервы этого не выдерживают.

Фабиан Дарк вновь откашлялся, оглядел присутствующих и приступил к чтению документа:

– «Я, Рэндолф Ирвинг Убхарт, будучи в здравом уме и твердой памяти, объявляю свою последнюю волю...»

– Старик в здравом уме, – захихикала кукла. – Значит, он нас опять надует. Каждый день будет объявлять о новом завещании. Этот сериал долго протянется...

– Заткнись, ты, уродина! – вновь завопила сестрица. – Адвокат, не обращайте на него внимания. Читайте!

И Фабиан Дарк начал читать дальше:

– «Я бы хотел в этот день и час поговорить с вами так, как если бы я встал из могилы. Надеюсь, что смерть не помешала собраться за столом двум моим сыновьям и дочери. Не сомневаюсь, что здесь также присутствуют экономка-домоправительница и мой поверенный в делах. Сидит ли здесь жена моего старшего сына? Я уверен, что он женился в соответствии с условиями моего первого завещания. Я допускаю, что за столом находятся жена Карла и муж Ванды. Представьте, что я вижу вас. Вы в ожидании и страхе – вдруг кто-то обойдет вас и вы не получите обещанного. Я прекрасно знаю: вы пять лет жили на годовом жалованье, наделали уйму долгов и понастроили много планов. Вам нужны деньги. Деньги нужны моим сыновьям, дочери, экономке и адвокату. Я не ошибся?»

Фабиан Дарк вспотел и приостановился, чтобы смахнуть пот со лба. Потом он прочистил горло и продолжил:

– "Да, я не ошибся. Мои дети всегда мне стоили очень дорого. Их вкусы вряд ли изменились за это время. Фабиан, сколько денег из моих запасов вы потратили, чтобы насытить эти аппетиты? А вы, Эдвина, хорошо ли вы следите за столовым серебром? Теперь я обращаюсь к тебе, Дон. Ты ведь брал в долг и, наверное, немалые суммы, обещая отдать с лихвой после того, как получишь наследство. А ты, Карл, очевидно, затеял несколько рискованных предприятий, в надежде расплатиться моими деньгами. Ванда, сколько денег у тебя выманили все эти проходимцы и шарлатаны, прикидывающиеся порядочными людьми?

Мои воистину дорогие дети, даже в могиле мне ясно: вы страшно нуждаетесь в деньгах. Вы ничего не хотите от меня, кроме денег. Я вас интересую только как источник дохода. Вы забыли, кто я и каков я. Разрешите вам напомнить. Во-первых, я всегда вас презирал и, во-вторых, всегда насмехался над вами. Я не любил своих жен. Но еще больше я не любил своих детей: они не оправдали моих надежд".

У Фабиана кончилось дыхание. Он остановился.

– Что вы нам читаете? – резким голосом осведомилась Ванда. – Что за пасквиль? Я не выдержу и сейчас уйду из-за стола.

– Потерпите, осталось совсем немного, – остановил ее Дарк. – С вашего разрешения я продолжу чтение.

– Если тебя, сестрица, тошнит, выйди на свежий воздух, – пробурчал Дон.

Фабиан надул щеки и с шумом выпустил воздух. Он нашел то место, на котором остановился.

– «... не оправдали моих надежд. Поэтому завещаю: девять десятых моего состояния должны пойти на благотворительные цели, а именно...»

Фабиан воспаленными глазами оглядел присутствующих и добавил от себя:

– Надо ли мне зачитывать список тех благотворительных учреждений и организаций, которые получат пожертвования от имени Рэндолфа Убхарта?

– Сколько? Девять десятых?! – зашипел Дон. – Сумасшедший грязный старикашка! Я сумею опротестовать этот бред, мне присудят...

– Вряд ли, – твердо сказал адвокат. – Не тешьте себя иллюзиями. Завещание законно. Прежде, чем придумать все это, Рэндолф проконсультировался с юридическими светилами.

– Силен старик, – усмехнулся Карл. – Как ловко он нас провел. Он и при жизни умел устраивать подобные делишки. Ты должен это знать, Дон.

– Девять десятых... – Дон не мог оправиться после удара. – Что же остается нам? Жалкий миллион?

– Надеюсь, старик оставил мне десять центов на чашечку кофе, – прокукарекал мистер Лимбо.

– Стойте! Замолчите! – Ванда тяжело дышала. – Мы еще не дослушали завещание до конца.

Фабиан держал лист на вытянутой руке.

– Читаю дальше. "Если все пункты моего первого завещания выполнены, то оставшаяся одна десятая наследства должна быть поделена между моими сыновьями, дочерью, женами сыновей и мужем дочери, моей экономкой и поверенным. Поделена поровну.

После этого вы должны пробыть в «Толедо» еще сорок восемь часов, чтобы весь срок нахождения в поместье составил семьдесят два часа. В полночь, когда истечет срок, вы должны пройти в усыпальницу, чтобы отдать мне последние почести. Мой дух будет с вами полчаса.

Хочу сделать важное уточнение. Если за оставшиеся сорок восемь часов кто-либо из вас умрет, его доля должна быть поделена между остальными поровну.

Теперь я оставляю вас в раздумьях обо мне и о себе. В заключение хочу напомнить, что вы делите мои деньги. Я собрал их благодаря тому, что жил по принципу: «Выживает только достойный».

Фабиан смолк.

Тишина в столовой была невыносимой. Я с тревогой смотрела на своего «мужа» и боялась за его рассудок.

– И все же мне не все ясно, – Дон вытер мокрый лоб ладонью. – Сколько я получу?

– Нас шестеро, нам полагается одна десятая наследства Убхарта, – Фабиан оперся о край стола: видимо, ему тоже было нелегко. – Значит... значит, одна доля равна... Короче, это около двухсот тысяч долларов. – Он выговорил, наконец, хоть какую-то цифру!

Ванда рассмеялась так, словно зарыдала.

– О, как отец знал нас! Он знал все наперед и все рассчитал!

Он поманил большими деньгами, а потом показал кукиш. Лежит в могиле и корчится от радости: Дон не получит своего огромного наследства. И мы с Карлом не получим своего миллиончика.

– Двести тысяч – неплохие деньги, – мягко возразил ей Фабиан.

– Как раз хватит, чтобы расстаться с долгами, – закудахтал мистер Лимбо. – Расстаться с долгами и с деньгами и жить без того, и без этого.

– Да, эти деньги помогут вам. Карл, расквитаться с кредиторами, что само по себе уже неплохо. Вам нужно будет только воздержаться от новых финансовых авантюр.

– Что говорить о Карле, – верещал карлик, – поговорим лучше о Ванде. Ей хватит, чтобы откупиться от вымогателей? Или вот Дон. Он ведь наделал столько долгов, сколько звезд на небе...

– Умолкни! Ты дурак. Карл! Что толку ссориться и дразнить друг друга? – Дон, как мне показалось, пришел в себя. – Фабиан утверждает, что завещание законно. Да, мы оказались в ловушке, понадеявшись на деньги старика. Теперь уже ничего не переделаешь. Нам надо сохранить хотя бы те жалкие крохи, что он швырнул нам из могилы. Проведем тихо-мирно оставшиеся сорок восемь часов и разъедемся.

– Он потребовал от нас пробыть подле него полчаса. «Отдать последние почести»... Я отдам! Я подожгу его усыпальницу, – Ванда подняла руки, сжатые в кулаки, и потрясла ими.

– Меня тут назвали дураком, – Карл встал и выпрямился. – Но я вижу истинную цель этого завещания. Цель и смысл нашего пребывания в поместье.

– Что вы имеете в виду? – настороженно спросил Пейтен.

– Слова Рэндолфа Убхарта: «Выживает только достойный». Старик все предусмотрел. Каждый из нас надеялся на гораздо большие деньги.

– Говори прямо, – потребовал Дон.

– Отец сделал уточнение: если за сорок восемь часов кто-либо умрет, его часть делится между оставшимися.

– Ну и?..

– Чем меньше нас останется, тем большую долю получают... живые, – Карл споткнулся на последнем слове. – Старик указал нам путь, и этот путь – убийство. Боюсь, оставшиеся в живых, когда придут в усыпальницу, услышат смех... Рэндолфа Убхарта.

– Подстрекательство к убийству – вот как это называется, – Пейтен тоже встал и снял свои очки. – Ваш отец составил завещание, по которому выгодно убивать. Извините за прямоту.

– Заметьте, кое-кто знал это! – торжествующе сказал Карл. – Это давало значительные преимущества перед остальными.

– Что вы несете? – Фабиан Дарк утратил всю свою респектабельность и высморкался в кулак.

– Да, вы знали, какие окончательные условия ставит старик. И подготовились, – Пейтен протер очки и посмотрел на свет, насколько чисты стекла. – И вот результат – наследство надо делить уже не на семерых, а на шестерых.

– Опомнитесь! – завопил адвокат.

– Теперь понятно, почему убита Эдвина.

Глава 8

Прогнозы, основанные на том, что после пережитого никто не уснет, не оправдались. Я уснула, как убитая. Легла в шесть утра, а проснулась в третьем часу пополудни.

Проснувшись, я поняла, что ужасно хочу есть. Только вряд ли кто-нибудь будет готовить обеды в такой момент – прислуга глубоко скорбит по случаю смерти экономки.

После душа я надела черную юбку и шикарный черный бюстгальтер с кружевами и рюшами. А чтобы все могли оценить его по достоинству – бюстгальтер на две трети состоял из нежнейших кружев, – пришлось набросить прозрачную блузку.

Дона нигде не было – ни в гостиной, ни в его спальне. Я прошла через все комнаты, заглянула во все закоулки и спустилась на первый этаж.

Понятно, куда идет голодный человек – он идет в столовую. Но и там меня ждало разочарование: на девственно чистом столе не было даже скатерти.

В общей гостиной я, наконец, обнаружила вещь органического происхождения – это был Грегори Пейтен.

Как я ему обрадовалась!

– Доброе утро, Грег!

– Хелло, Мэвис!

Он взглянул на меня и слова застряли в его горле: все-таки мой черный бюстгальтер обладает феноменальной притягательной силой. Можно только гадать, какой из Пейтена психоаналитик, но то, что он стремительно обнаружил новую область для исследования, – это несомненно.

– Где Ванда, Карл? Где все? – спросила я.

– Ванда никак не может прийти в себя... Карла и вашего мужа я видел – кажется, они вышли прогуляться.

– Карл и Дон?.. Гуляют вместе? Невероятно!

– Не уверен, что вместе: выходили они порознь. Ваш муж – час назад, а Карл – совсем недавно. Далеко они не уйдут: лейтенант не разрешил покидать пределов поместья.

– А где мистер Дарк?

– Адвокат не появлялся.

– Что полиция? В доме? Или копы предпочитают подвалу свежий воздух?

– Насколько я знаю, один полицейский дежурит в холле, а целая ватага отбивает атаки репортеров у ворот. Газетчики прознали про убийство, а так как семейство Убхартов до сих пор вызывает пристальный интерес публики, то надо сказать спасибо полицейским, иначе бы мы потеряли остатки покоя...

В этот момент резко зазвонил телефон.

– Алло! – Грегори взял трубку и вскоре передал ее мне с большим удивлением. – Спрашивают вас.

– Интересно... – я приложила трубку к уху, гадая, кто бы мог искать меня в этой глуши.

– Миссис Убхарт? – спросил грубый мужской голос.

– Да, это я.

– У телефона сержант Донован. У ворот околачивается парень, который говорит, что он ваш друг и что вы наверняка захотите встретиться с ним. Его имя Рио. Ну, что вы решите? Пропускать его или нет?

– Конечно, пропустите! И спасибо за звонок.

Грегори Пейтен все это время прислушивался к моему телефонному разговору.

– Сейчас сюда придет мой друг, – сказала я. – Ну что вы так уставились? У вас никогда не было друзей? Вы не допускаете, что у меня могут быть друзья? В чем дело?

– Я знаю, что такое друг, – медленно ответил Пейтен.

– Хм... Я понимаю, что у психоаналитиков все не так, как у людей, но не до такой же степени! Вы все усложняете, во всем видите какой-то «второй слой», «третий слой». А между тем за любой условностью и сложностью находится одна или две очень простые вещи. Вы употребляете какие-то навороченные термины и непонятные слова, когда можно сказать: «кретинизм» или «дурость». Ваш Фрейд, я много слышала о нем. Так вот, если хотите знать мое мнение, то он изобрел всю эту чушь, чтобы прикрыть собственные грязные мыслишки.

– Про Фрейда вы слышали. А про Юнга? Адлера? – допытывался Пейтен.

– Нет, с этими ребятами я не встречалась. Бог миловал. А что? Я нормальная женщина со здоровыми рефлексами. Болела ветрянкой в детстве, но ветрена не больше и не меньше, чем любая другая женщина. Так что сейчас я вас покину, потому что мне надо встретить Джонни.

– Какого Джонни?

– Своего друга. ДРУГА. Я должна продолжить объяснения или мне позволительно пообщаться с Джонни?

Пейтен ничего не ответил.

В холле меня заметил коп. Он взглянул на миссис Убхарт, глаза его округлились, а язык вывалился.

– Что, онемел? – спросила я вместо приветствия. – Я миссис Убхарт.

– Какая леди! – донесся восхищенный выдох.

– Мне передали, что сюда направляется мой друг, мистер Рио, – я была терпелива в своих объяснениях с этим болваном, глазки которого ощупывали каждую складочку моего наряда.

– Да-да, мне звонили и предупреждали, – выдавил коп. – Могу ли я вам помочь, миссис... э... Убхарт?

– Можете. Уберите свои глаза подальше.

– Ваша просьба невыполнима. Разве что... я должен ослепнуть, а то и умереть.

Я поняла, что напрасно трачу время, и, обогнув остолбеневшего полицейского, вышла на крыльцо.

Показалась машина Джонни. Я подбежала. Едва мой компаньон заглушил мотор, как я уже распахнула дверцу.

И я, и Джонни были рады встрече. Что ни говори, мы притерлись друг к другу. К тому же несколько пережитых вместе неприятностей сближают людей, тем более, что все неприятности происходили по вине Джонни.

– Привет, Мэвис. Отлично выглядишь, – добродушно проворчал мистер Рио. – Где мы можем поговорить?

– Пойдем ко мне, в апартаменты. «Супруг» куда-то выскочил...

– Изумительный план! Едва муж за порог, как распутная жена тянет в спальню чужого мужика.

– Что за глупости! Ты бесповоротно испорчен, совсем, как Фрейд!

– Фрейд? Кто это? Член семейства Убхартов?

Въедливый Джонни рассмешил меня.

– Нет, Фрейд – это тот врач по мозгам, который придумал кучу терминов, так что теперь и шагу нельзя ступить, чтобы твой поступок не был истолкован так или иначе. Многие люди, между прочим, загребают на этом деле большие деньги.

– Оставим Фрейда в покое, – Джонни скривился так, будто у него заболели зубы. – Ты не ответила на мой вопрос: где мы можем поговорить?

– Ну вот... на природе... здесь, – я осмотрелась. – Можем прогуляться вокруг дома.

– Годится, – от нетерпения Джонни пританцовывал на месте. – Итак, делаем вид, что гуляем.

Он подхватил меня под локоть и увлек за угол. Джонни тащил девушку так, что она подумала, не установить ли попутно мировой рекорд по бегу.

Наконец, мистер Рио перешел на шаг.

– Рассказывай. И давай покороче.

– Что короче?

– Чем вы занимались ночью?

– Что-о?!

– Я спрашиваю про убийство, дура! В газетах почти ничего нет, одни намеки. Что произошло этой ночью?

– Ничего особенного. Задушена домоправительница Эдвина.

– Нет, не надо коротко. Расскажи поподробнее.

– Поподробнее – это неприлично. Имею я право на небольшие секреты или нет? Ты, конечно, сыщик и привык копаться в чужом белье, но и я ведь...

– О! – взвыл Джонни. – Твои личные тайны меня не интересуют! Говори о том, что имеет отношение к убийству.

Слегка помучив Джонни, я выложила ему все, что знала и видела. Прогуливаясь, мы подошли к самому краю скалы, на которой приютилось поместье. Внизу голубел залив.

Ветер рванул мою юбку кверху так, что я на мгновение почувствовала себя голой.

Джонни, увы, не интересовали мои ноги и все остальное. Он уселся на краю обрыва и то же самое предложил сделать мне.

– Садись, мы еще не закончили, – сказал он. Я держала юбку обеими руками и пыталась примоститься возле Джонни. Поняв, что его сейчас интересует только мертвое тело Эдвины, а не живое – Мэвис, я забыла о своем наряде и принялась рассказывать... Говорила я долго и подробно, как просил компаньон.

Глядя на залив, Джонни кусал губы. Он пытался осмыслить происшедшее.

– Карлик, который оказывается говорящей куклой... Рыжеволосая красивая уродка, которая вышла замуж за своего врача... Свечи и цепи, которые звенят... Ну и нагородила ты, Мэвис! – Джонни произнес это злым голосом. – Я ни за что бы не поверил в эту чертовщину, если бы не был уверен...

Он тяжело вздохнул.

– В чем ты уверен, Джонни?

– В том, что всей твоей фантазии не хватило бы, чтобы такое выдумать! Да, я невысокого мнения о твоем воображении, Мэвис. Конечно, ты могла бы сказать, что этот Грегори Пейтен похож на Грегори Пека, но этим бы и ограничилась. А тут такие страсти!..

– Значит, ты утверждаешь, что твой компаньон – ограниченный и примитивный человек?

– Успокойся! Для дела это даже лучше. Меня интересует, что собирается предпринять этот настырный лейтенант.

– Фром? Понятия не имею.

– Он и мог тебе ничего не сказать: ты ведь одна из подозреваемых. Жена Убхарта! Точнее, идиотка, выставляющая напоказ свои ноги.

– Джонни, если и дальше ты намерен меня оскорблять, то я здесь не задержусь ни на минуту! В конце концов я не виновата, что ветер задирает юбку и ты пялишься на мои прекрасные ноги.

– И ты говоришь это так, словно твои ноги не торчат у меня перед глазами каждый день! – Джонни с насмешкой глянул мне в лицо, опустил глаза пониже и присвистнул. – А вот этих черных кружев я давненько не видал.

Я попробовала прикрыть грудь одной рукой, а второй рукой удерживала рвущийся на волю подол юбки.

– Давай говорить только по делу, – официально предложила я. – Что ты думаешь насчет всей этой ситуации?

– О'кей. Начнем разматывать клубок с самого начала. Дональд Убхарт обратился к нам в агентство, будучи в затруднительном положении. Он хотел, чтобы его третья жена провела вместе с ним в поместье отца три дня и осталась живой, иначе он не получит своего огромного наследства. Так?

– Правильно.

– Значит, убить должны были тебя как третью жену. А убили никчемную экономку, черт ее побери!

– Хм... Разделяю твою досаду по поводу того, что я еще жива.

– Не обижайся, – сказал Джонни и в очередной раз вздохнул. – Я ведь рассуждаю с позиций логики. Если кто-то намерен помешать Дону Убхарту получить его миллионы, то это должен быть либо Карл, либо Ванда с мужем, либо все трое.

– А мистер Лимбо?

– Кончай пороть чепуху, – фыркнул Джонни. – Мы вернулись к тому, с чего начали: для убийства жены Убхарта есть мотив, и сразу у троих человек. А для убийства экономки такого мотива нет.

– Эдвину могли убить просто... ну, скажем... из неприязни. Эта дамочка мне сразу не понравилась: чопорная, высокомерная, злая. Старая дева, и этим все сказано.

– И за это ты могла бы ее убить?

– Нет. За это не убивают, увы.

– То-то же! – рассердился Джонни. – Разгадка этого убийства находится в подвале. Маски на стенах, звон цепей... Ничего подобного нет в культовых обрядах африканцев. И на сатанинские обряды это не похоже.

– А на что похоже?

– На декорации спектакля, круто замешанного на мистике. Режиссер-извращенец потакает низменным вкусам таких же ненормальных, как он сам.

– Так ты полагаешь, что свечи и цепи – род игры, спектакля, забавы? – я подыскивала подходящие слова. – Но там, внизу, совсем не весело, поверь мне! Там страшно. И если кто-то решил развлекаться подобным образом, его надо лечить!

– Врач в вашей милой компании уже имеется, – задумчиво сказал Джонни. – Ладно, помолчи. Я хочу кое над чем поразмышлять. Есть вещи, которые мне совсем не ясны. Например, этот чертов адвокат! Фабиан Дарк с самого начала знал про второе завещание.

Джонни замолчал. Лично я не нахожу ничего хорошего в молчании. Наоборот, мне всегда казалось, что истину можно извлечь только из разговоров, когда мысль летает, подобно теннисному мячу, от одного партнера к другому.

Но Джонни упорно рассматривал что-то в пространстве своими затуманенными глазами и не обращал на меня никакого внимания.

Я встала, потопталась на месте и начала обозревать окрестности. Позади нас возвышался особняк, ярко освещенный солнцем. И вдруг я заметила невдалеке от дома какое-то строение.

Если это не коттедж и не конура для собаки, то что же это? Надо узнать.

Я еще раз взглянула на задумчивого компаньона и решительно шагнула на дорожку.

Строение было загадочным и непонятным: дверь и ни одного окна. Подойдя ближе, я увидела замок на двери. Замок был на цепи. Я пошла вдоль стены и вскоре заметила прикрепленную тяжелыми болтами медную доску:

РЭНДОЛФ ИРВИНГ УБХАРТ

Пониже были указаны даты жизни: 1901 – 1954. Была еще одна надпись: «Все преходяще – кроме меня».

Неожиданно кто-то кашлянул у меня над ухом. От неожиданности я подпрыгнула так, что чуть не улетела в небо. В моей жизни был только один подобный случай – в казино в Лас-Вегасе. Я собиралась сделать ставку, как вдруг кто-то крикнул над ухом. Не помню, отчего этот парень завопил – от радости или от огорчения, но я столкнула его под стол и саданула каблуком под ребро.

Я с трудом усмирила свое сердце, стучащее в ушах, как отбойный молоток. Медленно повернулась. Позади стоял Джонни. Он подошел так тихо, что я решила – это закашлялся покойник.

– Мэвис, чего ты так дрожишь? – участливо поинтересовался Джонни. – У тебя нервы не в порядке. Делай по утрам холодные обтирания.

– После того, как я побывала в подвале, ты хочешь, чтобы мои нервы не были натянуты, как струны, – огрызнулась я. – Лучше скажи: что это за место? Что за здание?

– Мавзолей. Склеп. Усыпальница... Богатый человек может себе такое позволить.

– Честно говоря, я слишком буквально поняла слова о том, что Рэндолф Убхарт похоронен здесь. Значит, он покоится не в доме, а в склепе?

– В старинных усадьбах бытовала такая традиция, – ответил Джонни. – Ты обратила внимание на этот девиз, или кредо: «Все преходяще – кроме меня»? Что бы это значило?

– Безмерное самомнение!

– А может, сарказм? Как ты полагаешь, у старика было чувство юмора?

– Если и было, то весьма своеобразное. Он любил черный юмор. Этот старик непонятен и страшен. Мне кажется, он здесь, рядом. Скрывается в доме, бродит по ночам...

– Ты забыла, что за пять лет он истлел. Ему не до прогулок по дому...

– Джонни, дорогой, пойдем отсюда. Если я останусь здесь еще пять минут, то ночью не усну.

Джонни прищурился и подмигнул мне:

– А может, заглянем в склеп? Ты говорила, что Рэндолф Убхарт потребовал в своем завещании отдать ему последние почести. Вот мы и...

– Нет! И к тому же склеп на замке.

– Сейчас проверим, – Джонни подошел к двери и подергал за ручку. – Заперто, черт возьми! Хотя...

Он наклонился и внимательно осмотрел замок.

– Кажется, недавно кто-то здесь ковырялся. Полюбуйся, Мэвис!

Я осторожно подошла к двери усыпальницы и глянула на замок. Кто-то смазал его – это было очевидно. Замок и два звена цепи, на которой он висел, блестели от смазки, в то время как остальная часть цепи была покрыта патиной и ржавчиной.

– Значит, не у меня одного появилась мысль посетить старика, – удовлетворенно потер руки Джонни. – Но у того, кто был здесь, наверняка имелся ключ!

Джонни еще раз все осмотрел и отошел от двери.

– Однако как это можно связать с убийством экономки? Не знаю... – он сделал брови домиком. – Мне пора ехать, Мэвис.

– Джонни! – я вцепилась в него, как кошка на пожаре в рукав пожарного. – Не оставляй меня здесь одну.

– Ты действительно какая-то нервная, – удивился Джонни. – Заболела?

– Нет, но... Понимаешь, вчера во время обеда Фабиан Дарк сказал, что Рэндолф Убхарт был нехорошим человеком. То есть он сказал это как-то иначе, но суть та же. Эдвина помогала хозяину справлять в подвале шабаш. Эдвина была его подручной.

– Ты уже говорила мне это, но я не вижу здесь ничего такого, за что можно было бы зацепиться.

– Однако... – мне стало тяжело говорить, словно Рэндолф Убхарт сдавил мою шею невидимой рукой. – Этот девиз... это кредо: «Все преходяще – кроме меня»... Может, старик намекает на свое бессмертие? Продал душу дьяволу или что-то в этом роде.

– Точно, ты больная, – уверенно заключил Джонни.

– Допустим, что Фабиан Дарк не солгал и Эдвина обслуживала хозяина, потакала его извращенным прихотям, – я старалась говорить спокойно. – Теперь представь: кто-то – сам хозяин или другой... не знаю, кто, – велел Эдвине сделать в подвале эти... декорации. Эдвина зажгла свечи... Она ждала... Опять же, я не знаю, кого. Рэндолфа Убхарта? Может быть. Ждала его так же, как и пять лет тому назад. Теперь я вижу, что усыпальницу открывали. Ты считаешь, что туда входили. А если... наоборот?

– Что-о?

– Если из склепа кто-то вышел?

Джонни был ошарашен.

– Ты намекаешь на то, что кого-то выпустили из склепа? У тебя есть извилины, малышка. Ты сказала нечто важное... Скажи, отчего ты все время так дрожишь? От страха или от голода?

– В доме нет экономки, а значит, нет и обеда.

– Сочувствую. Сам я поел в Санта-Барбаре, – пробормотал Джонни. – О тебе я как-то не подумал...

Мысли его были заняты совсем иным, чем мой пустой желудок. В задумчивости Джонни направился к машине.

– Джонни! Ты сказал, что у меня есть мозги. Но что тебя заинтересовало в моих рассуждениях?

– То, что ты говорила об играх Рэндолфа с Эдвиной в подвале.

– Но я знаю о них только со слов Фабиана Дарка.

– Фабиан Дарк! Спасибо, что напомнила о нем. Это важная фигура на нашей шахматной доске.