Текст книги "Страсть под запретом"

Автор книги: Карла Кэссиди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Отдых на ферме продолжался целый день: очень уж им не хотелось расставаться ни с милыми гостеприимными хозяевами фермы, ни с их славными подопечными, хотя Эндрю и Ричард, безусловно, расстроились, узнав, что у Талбота неожиданно возникли какое-то срочные дела и ему пришлось уехать, не попрощавшись. Вернувшись домой поздно вечером, Элизабет отправила сына спать, а сама решила немного почитать в гостиной в надежде поскорее выбросить из головы сегодняшний разговор с Талботом. Захлопнув книгу, она уже собиралась идти в постель, когда в комнату вошел чрезвычайно несчастный Ричард. Участливо поинтересовавшись, в чем дело и все ли с ним в порядке, она никак не предполагала, что их разговор так затянется. Сначала они долго вспоминали общее прошлое, потом поговорили об успехах Эндрю и ее работе в школе.

И вот, наконец, речь зашла о предстоящей операции.

– Пообещай мне, Элизабет… – торжественно начал Ричард, заглядывая ей в глаза.

– Что?

– Пообещай мне, что мы всегда будем друзьями, что бы ни случилось! Поверь, для Эндрю это не менее важно, чем для меня… – торопливо добавил он, изо всех сил стараясь быть тактичным и предупредительным.

– Даю слово! – растроганно улыбнулась она. – Тем более это одно из тех обещаний, которые совсем нетрудно и очень приятно выполнять…

– Даже если кто-то из нас снова вступит в брак? – зачем-то уточнил Ричард и, получив в ответ утвердительный кивок, продолжил: – И еще одно. Если во время операции со мной… что-нибудь случится, пожалуйста, скажи Эндрю, что его отец всегда был сильным и мужественным парнем…

Элизабет украдкой смахнула слезу.

– Уверяю тебя, операция пройдет успешно! Опытный нейрохирург обязательно вытащит эту гадость у тебя из головы! Кроме того, наш сын всегда считал и до сих пор считает тебя самым смелым и отчаянным отцом на свете, так что мне не нужно ничего ему объяснять.

– Спасибо, – довольно улыбнулся Ричард.

– А сейчас извини, я пойду спать. И ты ложись. Рано утром мы вдвоем возвращаемся в Канзас-сити.

– А как же Эндрю?

– Думаю, ему лучше остаться здесь…

– Конечно. Ты абсолютно права.

– Спокойной ночи.

– И тебе приятных снов.

Поднявшись к себе, Элизабет заглянула в смежную спальню, чтобы убедиться, что Эндрю уже заснул. Каково же было ее удивление, когда она застала его сидящим на кровати с журналом в руках.

– Ты почему до сих пор не спишь?

– Жду тебя, чтобы пожелать спокойной ночи… – честно признался он, залезая под одеяло. – Нельзя забывать семейные традиции, правда, мам?

Присев на край кровати, она ласково пригладила его непослушные волосы и кивнула:

– Разумеется, милый… Ты как? В порядке?

– Да. А почему ты спрашиваешь?

– Как ты относишься к тому, чтобы провести здесь еще пару дней?

– Положительно. Роуз научит меня готовить всякие вкусности, и я буду баловать папу после операции. Так он быстрее поправится.

– Отличная идея! – Элизабет поцеловала сына в щеку и улыбнулась. – Спокойной ночи, дорогой…

– А ты позвонишь мне, когда папу прооперируют?

– Обязательно. Даю слово.

Его теплые карие глаза смотрели на нее очень внимательно, чуть-чуть испуганно, когда он вдруг попросил:

– Пообещай мне, что с ним будет все в порядке, мам…

– Не могу. От меня, увы, ничего не зависит, но я уверена, что операция пройдет благополучно.

– Тогда я буду молиться за него.

– И я, и дядя Талбот, и Роуз – все мы будем просить Бога дать ему сил, сынок. Засыпай…

Погасив свет и закрыв за собой дверь, Элизабет поняла, что вот-вот расплачется. Подступившие слезы обжигали глаза, стремясь любой ценой вырваться наружу…

С тех пор как Талбот ускакал прочь, оставив ее на холме совсем одну, противоречивые эмоции захлестывали ее с головой. Солнечный субботний день на свежем воздухе в компании милых людей и удивительных животных, трогательные признания бывшего мужа, волшебные сладостные мгновения наедине с самым потрясающим мужчиной на свете, тихие доверительные разговоры по душам – удивительно, сколько важных событий произошло всего лишь за сутки! И каждый раз Элизабет буквально силой заставляла себя сдерживаться, подстраиваться под те или иные обстоятельства.

Стоя под горячим душем, она всячески уговаривала себя полностью сосредоточиться на предстоящем суровом испытании, когда ей наверняка понадобятся все физические и эмоциональные резервы: уже завтра Ричарда положат в Центральную городскую больницу Канзас-сити, где на следующий день состоится сложнейшая операция по удалению его опухоли…

Но жаркие поцелуи и трепетные ласки Талбота где-то высоко-высоко, почти на седьмом небе, подарили ей поистине восхитительное, ни с чем не сравнимое чувство свободного полета, от которого она просто не могла отказаться! Ну и пусть он наговорил ей много ужасных слов и бросил одну, она все равно чувствовала себя желанной!

Выйдя из ванной, Элизабет торопливо натянула льняную ночнушку и нырнула в кровать. Вокруг царил приятный полумрак, а крохотная колибри по-прежнему усердно порхала у прекрасного цветка… Вдруг неожиданная шокирующая мысль заставила ее сесть на постели и несколько раз глубоко вздохнуть: неужели она действительно влюбилась в старшего брата бывшего мужа?!

Элизабет не знала, как долго в ее душе росло и крепло чувство к нему, но теперь, окончательно разобравшись в себе, она могла действовать, хотя принятое решение и отзывалось тупой болью в груди: раз уж им не суждено быть вместе – пусть все идет своим чередом! Элизабет повернулась набок и закрыла глаза. После успешной операции и полного выздоровления Ричарда они с Талботом больше никогда не увидятся – и ее жизнь постепенно войдет в привычную колею: работа – дом – сын. При сложившихся обстоятельствах подобное развитие событий ее вполне устраивало…

На следующий день они с Ричардом, сев в ее старенький, но быстрый автомобиль, благополучно добрались до Канзас-сити и, не заезжая домой, поехали прямо в больницу, чтобы не торопясь уладить все формальности. Заглянув в его палату и убедившись, что нового пациента устроили весьма комфортно, Элизабет попрощалась с Ричардом до завтрашнего утра. Он вел себя очень мужественно, и она уехала с легким сердцем.

Дома было пусто, тихо, одиноко. Никто не встречал ее с радостными криками в холле. Побродив без дела из комнаты в комнату, она позвонила сыну. Они поболтали о разных пустяках, сообщили друг другу последние новости, и Эндрю, попрощавшись, умчался «спасать подгоревшее печенье». Сотовый Ричарда долго не отвечал, и она было забеспокоилась, но потом он перезвонил ей сам и бодрым голосом сообщил, что к нему в палату только что приходил лечащий врач с хорошими новостями и он уже начал строить грандиозные планы на ближайшее будущее.

Вечером, прежде чем лечь спать, Элизабет прочла молитву, прося Бога не оставить их в трудную минуту и сделать так, чтобы предстоящая операция прошла успешно и без каких-либо осложнений. Уже засыпая, она поймала себя на мысли, что опять думает о Талботе, а вернее, о том, где он проводит сегодняшнюю ночь.

Если бы их отношения всегда были только чисто родственными, она охотно предложила бы ему приехать в Канзас-сити и остановиться у нее. Но, увы, это была лишь несбыточная мечта: как это ни печально, но обоюдная слепая страсть никогда не позволит им относиться друг к другу как-то иначе. А ведь завтра ей предстояло пережить долгие томительные часы ожидания результатов операции – в приемной, наедине с ним… Больше всего на свете Элизабет мечтала уснуть и проснуться на следующее утро без малейших признаков пылкой влюбленности, мечтала вырвать из сердца эту сладкую истому и необъяснимую всепоглощающую тоску!

До этого дня Талбот и не подозревал, что порой быстротечное время тащится как сонная черепаха, а может, и того медленнее. Он нервно мерил шагами приемную, стараясь не смотреть в сторону Элизабет, так как они вновь остались наедине, а это было чревато необратимыми последствиями (особенно после недавнего открытия).

Талбот вскинул руку, посмотрел на часы и тяжело вздохнул: Ричарда увезли из палаты менее двух часов назад, а нейрохирург лично сообщил ему, что подобные операции, как правило, длятся пять или шесть часов. Похоже, им предстоял бесконечно длинный день вынужденного безделья и нудного томительного ожидания.

– Я собираюсь спуститься в кафетерий и выпить чашечку кофе. Если хочешь, пойдем вместе, – прерывая затянувшееся молчание, предложил он, очень надеясь, что она откажется, но…

Элизабет, избегая встречаться с ним взглядом, поднялась с дивана и сказала тихо:

– Пожалуй, я тоже выпью кофе, чтобы взбодриться.

Кафетерий находился в цокольном этаже, поэтому лифт спускался вниз долгих пять минут. В тесной кабинке не было никакой возможности сохранять безопасную дистанцию, и Талбот вновь почувствовал щекочущее нервы возбуждение, зародившееся где-то внизу живота и теперь отчаянно стремящееся завладеть его разумом и телом, а приятный легкий освежающий аромат ее духов грозил лишить его последних сил, так необходимых ему для борьбы с искушением…

Пришлось пойти на крайние меры и напомнить себе о том, что сейчас Ричард нуждается в ее поддержке больше, чем когда бы то ни было, и он, как старший брат и просто порядочный человек, не имеет никакого морального права вмешиваться в их отношения, даже в том случае, если они решат опять пожениться! Подействовало.

Заказав себе молотый кофе, кекс и рогалик с маком, они сели за самый неприметный столик в углу и стали ждать, по-прежнему храня гнетущее молчание. Талбот не выдержал первым.

– Ты выглядишь уставшей. Плохо спала ночью? – участливо спросил он, заглядывая в ее сверкающие лихорадочным блеском глаза.

– Честно говоря, я на грани нервного истощения… – Пока подавали кофе и еще теплую выпечку, Элизабет молчала. – Сказать, что последние дни были крайне напряженными, значит не сказать ничего. Боже, как я устала! И физически, и эмоционально… Да и ты, похоже, далеко не в лучшей форме.

– Так и есть, – неохотно признался он. Испытывать те же чувства, что и она, было для Талбота настоящей пыткой: ведь он начинал понимать, насколько они с Элизабет подходят друг другу. Как человек рациональный, он никогда всерьез не задумывался о том, что на свете существуют две половинки одной души, которые очень долго – порой всю жизнь – ищут друг друга, а когда находят, их уже ничто не может удержать от стремительного слияния. После нескольких неудачных романов Талбот перестал верить в любовь, но она, как оказалось, и не покидала его, до поры до времени затаившись в укромном уголке разбитого сердца. И вот когда он наконец-то познал это неповторимое, простое и в то же время бесконечно удивительное в своем многообразии чувство рядом с Элизабет, неумолимые обстоятельства спешат разлучить их, не оставив в утешение ни малейшей надежды на счастливую совместную жизнь. Талбота не покидало тоскливое ощущение, что он, не успев найти, потерял что-то очень важное…

– Сегодня утром, перед операцией, Ричард поразил меня абсолютным спокойствием и выдержкой, – с улыбкой заметила она, откусывая кусочек рогалика и запивая его ароматным обжигающим напитком. – Отнюдь не каждому человеку под силу быстро измениться к лучшему!

– Похоже, мы с тобой его недооценивали…

– Еще месяц назад я бы ни за что не согласилась с таким обличающим заявлением, а сегодня охотно признаю свою ошибку.

– Кроме того, ему предстоят грандиозные перемены в жизни…

– Да? И какие же? – насторожилась Элизабет: интонация мгновенно подсказала ей, что под скупыми словами он подразумевает нечто большее, чем говорит.

– Вчера вечером я позвонил ему на мобильный, и мы долго болтали… Короче говоря, Ричард попросил уволить его из «Маккарти Индастрис».

– Неужели?! И чем он планирует заниматься?

– Честно говоря, сейчас он пребывает в поиске. – Талбот доел кекс и допил кофе. – Но, думаю, совсем скоро мой непутевый брат возьмется за ум и поступит в какой-нибудь институт.

– Я в шоке! Ричард работал в вашей семейной компании с тех самых пор, как мы поженились. За девять лет он ни словом не обмолвился о том, что его это не устраивает, а потом вдруг взял и уволился…

– И тем не менее факт остается фактом. По его словам, коллеги всегда видели в нем лишь брата сурового босса, жутко надоедая ему бесконечными просьбами пополам с неприкрытой лестью. А еще… Ричард хочет переехать в свой собственный дом, представляешь?

– Удивительно, как мало мы его знали! – заметила Элизабет и вдруг тихо засмеялась.

– И что же в этом смешного? – нахмурился Талбот.

– Ну нет, Талбот Маккарти, отныне ты никогда не смутишь меня своим холодным самоуверенным тоном! Теперь-то я поняла, насколько мы с тобой похожи. Посуди сам: когда все идет хорошо, мы готовы приписать личные заслуги кому угодно, а если случается беда, виним только себя… – Он хотел было возразить, но она жестом попросила его помолчать: – Не надо ничего говорить. Просто прими себя таким, каков ты есть. Ты замечательный брат, Талбот! Мы оба сделали все возможное и невозможное для благополучия дорогих нам людей, и теперь настало время дать им чуть больше свободы, чтобы они могли построить свою собственную жизнь…

Слушая ее, он с восторгом и ужасом ловил себя на мысли, что Элизабет практически слово в слово повторяет его собственные размышления на эту тему, а значит, если бы судьба распорядилась иначе, они вполне могли бы стать единым целым – идеальными супругами, предугадывающими мысли и желания друг друга с первого взгляда.

Не в силах оставаться с ней в одном помещении, Талбот стремительно встал из-за стола. Ему казалось, что еще немного – и он начнет объясняться ей в любви, неосторожными словами погубив счастливое будущее любимого брата: ведь он сам – своими глазами! – видел, как Элизабет и Ричард нежно обнимались в гостиной накануне их отъезда в Канзас-сити…

– Куда ты? – удивленно, чуть испуганно поинтересовалась она, тоже поднимаясь.

– Пойду прогуляюсь. Это ожидание убивает меня! – сухо процедил он сквозь зубы и, не оборачиваясь, поспешил прочь из кафетерия.

Элизабет проводила его взглядом и в полном изнеможении откинулась на спинку стула, с грустью размышляя о том, сколько раз ей еще предстоит молча наблюдать, как он уходит от нее. А ведь она почти рассказала Талботу о своей любви: пылкие слова были готовы вот-вот сорваться с ее губ…

Доев рогалик и поставив пустую чашку на блюдце, она поспешила обратно в приемную. Талбота там не оказалось. Взглянув на часы, Элизабет поняла, что до конца операции осталось два часа ожидания, беспокойства и молитв…

Вот кто-то заглянул в приемную, а она продолжала неподвижно сидеть на диване, глядя прямо перед собой. Вернулся Талбот и стал расхаживать туда-сюда, нервно поглядывая на часы.

Взгляд его темно-карих глаз стал незнакомым – чужим, отстраненным. А может, это ее сердце закрылось, не найдя отклика на разгоревшееся в нем чувство страстной любви? Иметь рядом надежное мужское плечо, на которое всегда можно опереться, – вот о чем она всегда мечтала, но, увы, ее верными спутниками стали необъяснимая тоска и безграничное одиночество, и даже ликование и трепет, поселявшиеся в груди при одном взгляде на Талбота, мало что меняли в ее жизни…

Прошло пять часов, но врач почему-то не спешил к ним с хорошими новостями. В надежде скрыться от пугающего чувства неопределенности, Элизабет отправилась в небольшую часовню, что находилась на территории больницы. К счастью, там никого не оказалось. Мерцающий теплый свет зажженных свечей успокаивал ее метущуюся душу. Сев на ближайшую скамью, Элизабет перекрестилась и прочла молитву. Перестав подчиняться разуму, мысли ее потекли плавно и размеренно…

Да, они с Талботом удивительно похожи: оба – сильные и независимые натуры, ставящие долг превыше всего. Но, к сожалению, им не суждено быть вместе, потому что их связывает лишь плотское влечение… По крайней мере, Талбот в этом абсолютно уверен. А секс и любовь – понятия несовместимые (в возвышенной духовной сфере жизни). Ричард поправится. В конце концов, он у нее в долгу и просто обязан выздороветь! Их сыну нельзя потерять любящего отца!

От размышлений ее отвлек знакомый запах – одеколон Талбота. И вот он уже опустился рядом с ней на скамью. Элизабет оцепенела, не зная, как поступить – то ли сесть подальше, то ли, наоборот, прижаться к нему всем телом. Но он понял ее испуг иначе:

– Увы, пока никаких новостей… Знаешь, я не представляю свою жизнь без него. Ричард заставляет меня смеяться и плакать, а иногда, честное слово, я едва сдерживаюсь, чтобы не отлупить его как пятилетнего мальчишку!

Элизабет ничего не ответила: бывают ситуации, когда тишина важнее любых высокопарных слов. Неизвестно, сколько времени они просидели вот так, рядом, вознося страстные молитвы об успешном исходе операции…

Доктор Брешнан, нейрохирург, нашел их здесь. Его бледное, покрытое испариной лицо выдавало невероятную усталость, но черные глаза горели торжеством.

– Поздравляю! Операция прошла успешно! – радостно сообщил он. – Теперь, когда опухоль извлечена, мы проведем курс химиотерапии, чтобы предотвратить повторное хирургическое вмешательство.

– Слава Богу! – выдохнул Талбот, поднимая сияющие глаза к небу.

– Мы можем его увидеть?

– Еще не время, миссис Маккарти, – мягко возразил врач. – Прошу, подождите немного. Как только вашего мужа перевезут из реанимационного отделения обратно в палату, я пошлю за вами медсестру. Но предупреждаю: больному нужен полный покой, так что ваш визит продлится не более пяти минут.

– Конечно-конечно. Как скажете, доктор, – Талбот крепко пожал ему руку. – Большое вам спасибо за все, что вы сделали для брата!

– Не за что. Это моя работа. А сейчас извините, мне надо идти…

Оставшись одни, Талбот и Элизабет наконец дали волю чувствам.

– Ура! Ричард поправится! – кричал он, кружа ее в вальсе.

– Он снова будет сводить нас с ума своими проделками! Он увидит, как повзрослеет Эндрю, и будет нянчить внуков! Боже, какое счастье… – тихо прошептала она и разрыдалась у него на плече.

– Ну-ну. Откуда взялись эти слезы? Радоваться надо!

– Я знаю, знаю… – всхлипнула она, вытирая мокрые дорожки на щеках.

– Тогда почему ты плачешь?

В его голосе звучала такая нежность и забота, что Элизабет совсем потеряла голову:

– Я плачу, потому что нам пора прощаться, потому что я люблю тебя, Талбот Маккарти, потому что не знаю, как буду жить без тебя!

Но, прежде чем Талбот успел как-то отреагировать на ее признание, раздались уверенные шаги – и в часовне появилась медсестра:

– Доктор Брешнан разрешил вам повидаться с мистером Маккарти. Идемте, я вас провожу к нему.

– Спасибо, – кивнул Талбот и, повернувшись к Элизабет, протянул ей носовой платок. – Вот, возьми. Вытри лицо. Ричард не должен видеть твоих слез.

С этими словами он повернулся к ней спиной и последовал за пожилой женщиной. А признание в любви легкокрылой птицей носилось под сводами маленькой часовни…

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Элизабет поспешно вытерла глаза, горько сожалея о собственной беспечности, и молча последовала за ними.

Щеки ее пылали от стыда и невысказанной обиды. Боже, и о чем она только думала, на что надеялась, произнося эти слова?! В этот безусловно волнующий для нее момент у Талбота было такое равнодушное лицо, словно она уже целый час нудно рассказывала ему о погоде, воскресном шопинге или последних тенденциях в моде – о чем-то одинаково скучном и неинтересном для любого мужчины и не имеющем лично к нему совершенно никакого отношения!

В палате царил приятный расслабляющий полумрак. Войдя, Элизабет сразу кинулась к постели Ричарда:

– Привет! Как дела?

Талбот подошел с другой стороны, избегая смотреть ей в глаза:

– Э-эй… Как ты себя чувствуешь, братишка?

Ричард еще не совсем пришел в себя после анестезии, и его взгляд был рассеянным и тусклым. Туго перебинтованная голова со множеством разных проводов, подключенных к специальной аппаратуре, покоилась на плоской жесткой подушке, а к обеим рукам были подключены капельницы. Быстрое мигание лапочек и монотонный писк компьютера дополняли угнетающую картину.

– Ричард… – шепотом позвала она и, когда он повернул голову в ее сторону, сообщила: – Доктор говорит, что операция прошла очень успешно: опухоли больше нет. Ты рад?

– Как можно больше отдыхай – и, поверь, выздоровление не заставит себя долго ждать… – осторожно потрепав его плечу, добавил Талбот.

Ричард попытался оторвать голову от подушки и простонал, с трудом выговаривая слова:

– Вы… должны… позвонить…

– Да-да, конечно, – спохватилась Элизабет. – Я немедленно позвоню Эндрю и скажу ему, что с тобой все в порядке!

– Нет… – его лицо исказилось гримасой боли, потому что он вновь попробовал пошевелиться. – Позвоните… Эрике…

Сказать, что Элизабет и Талбот были удивлены, значило не сказать ничего! Они недоуменно посмотрели друг на друга, и Талбот поспешил уточнить:

– Кто такая Эрика?

Улыбка, на долю секунды коснувшаяся бледных губ Ричарда, была невероятно теплой и мечтательной.

– Она… моя… не… веста.

– Невеста?!

Но Ричард уже не слышал их восклицания: он в полном изнеможении закрыл глаза и сразу заснул.

Элизабет ошарашенно посмотрела на Талбота:

– Как ты думаешь, что он имел в виду?

– Либо Ричард просто-напросто бредил под воздействием анестезии, либо он говорил о тебе, но перепутал имена.

Рассеянно кивнув, она опустилась на стул рядом с кроватью бывшего мужа и закрыла глаза. Элизабет не знала, что и думать: Ричард никогда раньше не упоминал о женщине по имени Эрика! Но, если он наконец-то встретил настоящую любовь, она только «за» и искренне порадуется его долгому счастливому браку.

Ричард очнулся через десять минут. Все это время Элизабет и Талбот не разговаривали. Ее терзало невыносимое чувство унижения, которое она испытала, открыв ему свое сердце. Как он мог просто протянуть ей носовой платок в ответ на признание в любви?!

Ричарду стало, казалось, немного лучше. Он чуть приподнял голову и улыбнулся брату:

– Теперь… ты веришь, что… я отчаянный… смельчак?

– Я всегда это знал, – улыбнулся Талбот.

– Элизабет, могу я попросить… тебя об одолжении?

– Мне позвонить Эрике? – догадалась она.

– Да. А откуда ты… Значит, я… уже говорил об этом?

– Сразу же, как очнулся после наркоза. Но, не зная ее фамилии, я едва ли смогу тебе помочь.

– Черт возьми, кто такая эта загадочная Эрика?! – не выдержал Талбот.

Ричард снова мечтательно улыбнулся:

– Ее зовут Эрика Тейлор. Она переехала жить… в Монингвью полгода назад. С тех пор мы… встречаемся. Эрика ничего не знает… ни об опухоли, ни об операции. Я не хотел ее… волновать. Так что ты объясни ей…

– Не переживай. Я постараюсь быть максимально деликатной. Она все поймет, – пообещала Элизабет.

– Тейлор? Тейлор… А эта женщина, случайно, не родственница некой Зельде Тейлор?

– Угадал, братишка. Она ее внучка. Эрика… переехала в наш город, чтобы ухаживать за ней. Но Зельда, к несчастью, скончалась… от сердечного приступа. И у Эрики не осталось… никого из близких или знакомых, кроме меня. Я ей… нужен, понимаете?

Элизабет впервые видела его таким счастливым и воодушевленным и чувствовала себя немного виноватой: оказывается, Ричард всегда стремился к самостоятельности, а она неоправданно редко проявляла уязвимые стороны характера, не давая ему ни малейшего шанса показать себя. Каждый человек нуждается в том, чтобы о нем заботились, и стремится сам помогать своим близким – и забывать об этом не следует, чтобы не повторять ошибок!

Но теперь у нее появилась уникальная возможность исправить эту досадную несправедливость по отношению к нему. Элизабет торопливо достала из сумочки листок бумаги и ручку и повернулась к почти заснувшему Ричарду:

– Если помнишь, продиктуй мне, пожалуйста, ее телефон. Сам знаешь, в справочнике слишком сложно найти нужного человека…

Затем, спустившись в приемную, она позвонила сначала Эндрю, а потом невесте бывшего мужа. На том конце провода ей ответил приятный женский голос, удивительно располагающий к себе. Элизабет почему-то сразу представила себе хрупкое миловидное создание лет двадцати, безумно влюбленное в Ричарда. Кое-как успокоив разволновавшуюся девушку, она повесила трубку, ощущая в сердце дикую тоску от невосполнимой потери.

Теперь, когда Талбот отверг ее любовь, а его младший брат вскоре обретет счастье с другой женщиной, она до конца своих дней останется одна без надежного мужчины рядом, потому что, как это ни печально, никогда уже не сможет полюбить. Ей так хотелось кричать, плакать, обвинять всех и вся в своих неудачах…

Наконец, взяв себя в руки, Элизабет вернулась в палату к Ричарду. Каково же было ее удивление, когда она не застала там Талбота. И спросить, куда он ушел, было не у кого: Ричард крепко спал. Она была больше чем уверена, что его внезапный уход (а вернее, позорное бегство) объясняется банальным нежеланием оставаться с ней наедине после того, как с ее губ сорвалось пугающее признание в любви.

От горьких размышлений ее отвлекли стоны Ричарда. Она осторожно присела на край кровати и заглянула ему в глаза:

– Э-эй… Как ты себя чувствуешь? У тебя что-то болит? Давай я позову медсестру или доктора Брешнана…

– Не надо, – возразил он. – Уже все прошло. В моих мозгах… здорово покопались.

– Эндрю передает тебе большой привет! А еще наш талантливый сын пообещал испечь твое любимое овсяное печенье.

– Здорово.

– В ближайшее время я привезу его домой. И мы обязательно навестим тебя с разными гостинцами…

– Ты уже позвонила Эрике?

– Да, как и обещала. Твоя невеста уже едет сюда. Разумеется, Эрика немного сердится на тебя за то, что ты скрыл от нее проблемы со здоровьем и даже не сообщил о предстоящей операции. Но я честно старалась убедить ее, что твое молчание – это проявление искренней любви и заботы.

– Спасибо. Пожалуйста, никуда не уходи. Посиди… со мной, пока она не придет, ладно?

– Конечно-конечно, – кивнула она. – Ни о чем не волнуйся. Отдыхай. Кстати, ты случайно не в курсе, где сейчас твой брат?

– У Талбота неожиданно возникли срочные дела на работе, и он ушел, пообещав вернуться… завтра утром.

– Ясно.

После обеда приехала Эрика Тейлор. Черноволосая хрупкая миловидная девушка лет двадцати с большими зелеными глазами неслышно впорхнула в палату и кинулась к нему. Ричард был так счастлив, что даже забыл о ноющей боли во всем теле. В их взволнованном шепоте, взглядах и прикосновениях было столько нежности и страстной любви, что Элизабет поспешила оставить влюбленных наедине. Чуть позже, когда они все-таки познакомились, она извинилась и отправилась домой.

Сев за руль, Элизабет вдруг уронила голову на руки и разрыдалась. События последнего дня вихрем закружились у нее в голове: бесконечное томительное ожидание, пьянящее чувство облегчения и бурная радость, восторженное признание в любви и неслыханная бессердечность Талбота…

А слезы все текли и текли по ее щекам – откуда-то из сокровенных уголков ее измученной души. Она плакала навзрыд, как маленькая девочка, лишившаяся родителей, как юная девушка, осознавшая, что ее поспешный брак обречен, как молодая женщина, познавшая, что такое быть сильной, и как, оказывается, приятно почувствовать себя зависимой от любимого человека, но, увы, не сумевшая зажечь огонь ответного чувства в его груди.

Когда последняя слезинка растворилась в ее печали, Элизабет наконец успокоилась, чувствуя, что разбитое сердце надежно защитило себя от дальнейших посягательств, оградившись от мира высокой непреодолимой стеной. Она ощущала лишь безысходное одиночество и бесконечную пустоту…

В этот момент небо резко потемнело – и по лобовому стеклу гулко забарабанил проливной дождь, словно сочувствуя ее горю. Его мелодия завораживала, успокаивала ее истерзанные нервы. Откинувшись на спинку сиденья, Элизабет закрыла глаза и тут же провалилась в спасительный сон.

Уже стемнело, когда она неохотно разлепила тяжелые веки. Приведя себя в порядок, Элизабет пристегнулась и завела мотор. Выехав за ворота больницы, она поймала себя на мысли, что возвращаться в пустой одинокий дом ей совершенно не хочется. Поэтому ее старенький автомобиль довольно долго колесил по улицам и улочкам Канзас-сити.

Остановив машину крыльца, Элизабет тут же обратила внимание, что в гостиной почему-то горит свет. Сначала она подумала, что утром в спешке просто забыла его выключить. И тут ее осенила неожиданная, непостижимая догадка!

Стараясь унять бешеный стук сердца и всячески убеждая себя, что отныне она прекрасно проживет и без мужчины, так как у нее есть любимый сын и интересная работа, Элизабет торопливо поднялась по ступенькам и открыла дверь. Как завороженная, она поспешила навстречу мерцающему свету и замерла на пороге гостиной, не смея поверить своим глазам…

Свечи! Они были везде – маленькие и большие, изящные и пузатые, простые и ароматизированные, самых разнообразных цветов и форм. В довершение этого великолепия из неосвещенного угла комнаты раздался – такой знакомый, такой родной! – бархатный голос:

– Я давно жду тебя, Элизабет…

– Что… что ты здесь… делаешь, Талбот? – пробормотала она, хватаясь рукой за косяк, чтобы удержаться на ногах. – Я никак не ожидала… Что-то случилось?

– Нет, не волнуйся, все в полном порядке, – отрицательно покачал головой он, приближаясь к ней. – Просто я должен был тебя увидеть… Посмотри вокруг! Надеюсь, я наполнил твою жизнь светом?

– Прости, но я… ничего не понимаю… – чуть слышно ответила она, боясь заглянуть ему в глаза, вдохнуть приятный аромат его одеколона: вдруг это все окажется сном?!

– Я хочу подарить тебе свет, чтобы ты больше не боялась темноты, – продолжал он, прижав ее к груди. – Я хочу согреть своим теплом каждый уголок твоего бескорыстного сердца, потому что люблю тебя больше жизни!

– Ты? Любишь? – недоверчиво переспросила Элизабет, выскальзывая из его объятий: нет, не убедившись в искренности его слов, она не позволит ему прикасаться к ней! – А, по-моему, еще совсем недавно ты утверждал, что нас связывает лишь… вожделение…

Его темно-карие глаза таинственно мерцали в свете сотни свечей.

– Ну зачем ты так, дорогая?! Я не отказываюсь от своих слов, просто мое чувство к тебе оказалось сильнее и глубже, чем я предполагал. Знай: я тоже люблю тебя всем сердцем, Элизабет Маккарти!

То, что произошло потом, было отнюдь не волшебной сказкой, а чудесной реальностью! Она обняла его так крепко, насколько хватило сил, и впервые смело и открыто посмотрела ему в глаза. В следующее мгновение их губы слились в поцелуе…

Нет, он не был похож ни на один из предыдущих поцелуев! Теперь Талбот и Элизабет могли насладиться друг другом, не боясь, что им кто-то помешает или осудит их безрассудное поведение. О, сколько сладостных дразнящих мгновений испытали они за бесконечную минуту долгожданного всплеска эмоций, чувств и ощущений! А когда их пылающие губы неохотно разомкнулись, они еще долго стояли обнявшись, с восторгом заглядывая друг другу в глаза…