Текст книги "Танцы с семьей"

Автор книги: Карл Витакер

Соавторы: Вильям Бамберри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Ван:Я знаю. Это правда. Мой парень тоже говорит обычно: «Ты путаешь своих парней и гуру».

К:Как ты думаешь, могла бы ты прожить без гуру?

Ван:Или без парня?

К:Нет, нет.

Ван:Только без гуру?

К:Да. Потому что, если ты сможешь прожить без гуру, у тебя все хорошо получится с парнем.

М:Правильно.

Ван:Я… я…я боюсь этого. Мне нужно что-то такое, за что я могла бы зацепиться.

Здесь Ванесса способна выразить словами свое желание, чтобы ее оберегали. Ей хочется верить, что она опять маленькая девочка и окружена заботой и вниманием, которые ей необходимы.

Сама интенсивность ее желания говорит о том, что здесь есть область, заслуживающая подробного исследования. Мои усилия направлены на то, чтобы связать эти потребности с проблемами семьи и ее желанием получить нечто большее от отца.

К:И ты не можешь положиться на Папу?

М:Да! Все именно так!

Ван:Может быть, я не знаю.

К:Вчера ты сказала, что проблемы с парнями как-то связаны с Папой.

Ван: Да.

К:Не думаешь ли ты, что не можешь положиться на него потому, что он не полагается на Бога как на гуру?

Ван:Я не знаю. Просто я не чувствую себя в безопасности с моими родственниками. Я не могу сказать: «Папа, я боюсь». Не думаю, что с ним у меня есть контакт подобного рода.

К:Когда ты перестала обниматься с Папой?

Ван:О, я не знаю, не знаю (ее тревожность возрастает). Я даже не помню.

К:Когда ты была маленькая, да?

Ван: Да.

К:Появлялось ли у тебя когда-либо чувство, что он боится сексуальных переживаний, связанных с тобой?

Ван:Да, я это чувствовала.

Мы уже обсуждали ранее – истинная проблема Ванессы в том, что она не может быть близка с Папой. Возникла тревога, когда я спросил про обнимание. Моя реакция вызвана желанием вынести этот вопрос на поверхность. Выявляя ее тревожность по поводу запрета на инцест, я надеюсь способствовать освобождению Ванессы, чтобы она могла видеть повседневную жизнь более ясно.

К:Не припомнишь ли ты, когда это приблизительно было? Моя мать впала в панику по поводу сексуальных чувств, вызванных мною, когда мне было тринадцать. Я понял это не сразу, а намного позже.

Здесь я делюсь кусочком своей жизни и таким образом нормализую вопрос о сексуальных чувствах между родителями и детьми. Я стараюсь ослабить их оборонительную установку по этому поводу.

Такой вид общения трудно отвергнуть, в отличие от любых прямых вопросов об инцесте в их семье. Когда они слышат рассказ о моей жизни, то не могут так же легко подвергнуть сомнению его истинность, как при упоминании об их жизни. Это часть моего опыта, а не их. Но поскольку это имеет еще и универсальное, общечеловеческое значение, оно является и их частью.

Ван:А-га-а…

К:Имеешь ли ты какое-то представление о том, сколько тебе было лет, когда ты и Папа уже не могли выносить возбуждения, вызываемого друг другом?

Ван:Я бы сказала, где-то после двенадцати. В голову приходит цифра двенадцать.

Способ, которым Ванесса отвечает на мой вопрос о переживаниях по поводу отсутствия телесных контактов с Папой, свидетельствует о том, что эта область нагружена скрытыми смыслами. И вновь мое естественное побуждение – подтолкнуть их на уровень, вызывающий большую тревожность – и тем дать возможность понять новый аспект действительности.

Однако, по правде говоря, это не такой уж спорный вопрос. Я просто приоткрываю здесь некую универсальную реальность. Высветить импульсы – не значит создать их вновь. Родители и дети действительно испытывают друг к другу сексуально окрашенные чувства. И опасными их делает та паника, которая связана с их отрицанием. Отдалять себя от детей, чтобы избежать импульсов, приводящих в замешательство – значит делать плохо семье. Я же хочу, чтобы мы стали лицом к лицу со своими импульсами, а не жили в страхе перед ними.

Решение поделиться с семьей частицей моего собственного связано с убеждением, что для того, чтобы по-настоящему войти внутрь семейной системы, необходимо вести себя очень личностно. Когда я смотрю на них, я должен открыть частичку себя. Когда же они смотрят на меня, я хочу, чтобы они были в состоянии увидеть в этом взгляде часть своего собственного мира. Способность смотреть друг на друга прежде всего как на человеческие существа является центральной для любой терапии. Я не беспокоюсь по поводу того, что они будут рассматривать меня как глупого или неадекватного из-за той информации, которой я с ними делюсь. Я не нуждаюсь в том, чтобы они меня обожали или подтверждали мою значимость лишь для того, чтобы самому не утратить чувства собственного достоинства, своего самоощущения как самоценной и самодостаточной личности. Если вы оказываетесь зависимым от обратной связи, которую получаете от ваших клиентов по поводу своей самоценности, у вас возникают существенные трудности. Такая установка препятствует вашей работе и удерживает на социопатической привязи.

Вся деятельность в рамках профессионального противопоставления "здорового терапевта" и "больного пациента" является весьма интересным феноменом. Утверждение данной дихотомии создает разрыв такого рода, что реальное взаимодействие оказывается попросту невозможным. Это заставляет клиентов поверить в то, что мы можем их “исправить” и что они настолько дефективны, что нуждаются в нашем исправлении. Еще более деструктивной оказывается иллюзия грандиозности, величия, которой терапевты подвержены довольно часто. Нам представляется, что способность терапевта действительно помогать связана с принятием факта, что помочь он по сути дела не может.

* * *

Вопр.:Карл, это был очень тяжелый разговор. Здесь вы использовали свою жизнь, свой собственный опыт для того, чтобы иметь возможность говорить об очень трудных личностных вещах. Зачем вам понадобилось окунаться во всю эту проблематику инцеста? Более того, зачем вы приплели сюда вашу мать?

Карл:Я считаю, что когда мы говорим о сексуальных чувствах между родителями и детьми, то должны подкрепить их самопредъявление своим самопредъявлением. Если вы этого не делаете – вы просто занимаетесь порнографией, грязным делом. В том же случае, когда вы предъявляете себя – а я думаю, что вы можете это делать только если сами прошли терапию и вам самому помощь уже не нужна – вы просто сообщаете об этом как о части вашего символического опыта. Такая информация приоткрывает некоторую реальную область, и они могут размышлять о ней.

При этом я не пытаюсь заставить их комментировать собственный опыт. Например, я в академической манере спрашиваю женщину: "Сколько вам было лет, когда вы поняли, что ваш отец испуган?" – ничего не говоря о том, когда испугалась она сама. Тогда же я рассказываю им о своем опыте взаимоотношений с матерью, ибо он отражает реальную жизненную ситуацию и прямо не связан с их собственным опытом. Я же сам более не тревожусь по этому поводу.

Вопр.:Но не рискуете ли вы показаться им не совсем здоровым? Говорите о том, что вступали в весьма сомнительные взаимоотношения…

Карл:Конечно, я нездоров! У меня нет намерения рассказывать мифы о собственном здоровье. Я рассматриваю себя как существо даже более безумное, чем они. За исключением того, что я получаю доход от этого нездоровья и наслаждаюсь им! И я поддерживаю их в их безумии. Проблема же заключается в том, как не быть глупым!

Вопр.:Хорошо, тогда в чем же разница? Я имею в виду разницу между безумием и глупостью… Вы даете этим понятиям разное толкование!

Карл:Да, если вы глупы и безумны, вы оказываетесь в государственной лечебнице. Если же вы умны и безумны, вы, как Пикассо, сделаете вклад в общечеловеческую культуру. Или же, по крайней мере, вы сможете зарабатывать на жизнь, как это делаю я.

Вопр.:Хорошо, кажется, ваш подход здесь вполне работает. Он сильный и может быть даже полезный. Но по поводу всего этого должны существовать какие-то руководства. Вы не можете просто говорить каждому своему клиенту об интимных взаимоотношениях с собственной матерью. Как вы догадываетесь о том, когда можно говорить такое? И когда, с вашей точки зрения, лучше об этом не упоминать?

Карл:Я ничего не решаю заранее. Я думаю, что одной из проблем терапевта является то, что он часто попадает в плен своего собственного двоемыслия… Это похоже на то, как если бы вы спросили девушку, можете ли вы ее поцеловать. Уже слишком поздно. Если такой двойственностью поражены ваши терапевтические действия, то вы – притворщик. Тогда они тоже начнут притворяться в ответ, так как в своих ответах попадут в сети двоемыслия.

Вот как все происходит. Клиническая интуиция сопровождает мой творческий опыт и одновременно является его источником.

Вопр.:Я все же чувствую неудовлетворенность. Тогда получается, что все, что приходит вам на ум во время встречи, может быть тут же высказано?

Карл:Конечно, конечно. Смогу ли я вам это объяснить?… Должна быть какая-то тренировка. Опыт этих 20, 30, 40 лет профессиональной работы помогает мне более уверенно проводить интервенции. В первые 10, 15, 20 лет меня защищали, мною руководили и, кроме того, меня учили ко-терапевты, и это давало мне определенную свободу, так как терапия в этом случае оказывалась “танцем для двоих”.

Так же, как и в случае одинокого родителя, одинокий терапевт является неполноценным. Семья – слишком мощная структура для одинокого терапевта. Нормально, когда двое родителей. И двое терапевтов. Когда вы становитесь старше, когда вы – бабушка, вы можете растить ребенка самостоятельно. Когда я стал дедушкой, я смог самостоятельно работать с семьей. Но, тем не менее, и сейчас я предпочитаю иметь дело с партнером и командой.

* * *

Сессия продолжилась, в центре внимания оказалась способность Папы включаться в межличностное взаимодействие. Мы узнали, что он чувствовал себя отстраненным еще своим отцом от воспитания собственных детей.

К:Помните ли вы, Папа, времена, когда вам удавалось обнять вашу старшую дочь?

П:Да нет, в этом более или менее первенствовал дедушка. Постоянно.

К:Нас, стариков легко соблазнить. Временами мы очень чувствительны.

П:Он хотел, чтобы кто-то был рядом.

М:Он хотел найти поддержку в ком-то и искал ее. Папа не обнимал никого из них.

П:Никого?

М:Я давала Папе на руки детей, когда они были маленькими, и он только держал их на руках. Только держал, но не обнимал. Только держал.

К:Мужчины очень застенчивы.

М:Да.

К:Вот почему говорят о втором детстве. Потому что большинство мужчин перестают быть человеческими существами, когда делают карьеру. Когда же становятся стариками, они вдруг понимают, чего лишились, и неистово пытаются стать ближе к кому-то. Не думаете ли вы, что нечто подобное происходит и с ним?

М:Может быть, самую малость.

Я дал Папе возможность взглянуть на современное состояние его жизни и оказаться лицом к лицу со своим одиночеством. Мужчины, кажется, часто пытаются выжить, находясь в состоянии оцепенения по отношению к реальной жизни и действуют так, как будто они вещи, а не люди. Я дал Папе мельком увидеть собственную человеческую сущность как альтернативу онемелости.

К:Конечно, у вас сложности, потому что он может обниматься с вашей мамой – и все потому, что она несексуальна. В этом отношении она очень похожа на его маму.

М:Правильно. Он и его мама были вот как это (Мама скрещивает два пальца), при этом его папа был где-то на отшибе.

К:У меня появилась безумная мысль (Смеется). Когда вы сказали, что он и его мать были вот как это (скрещивает пальцы), у меня возник образ искривленных пальцев, как бы связанный с искривленными отношениями между ним и его матерью.

Делясь с ними плодами своего воображения, я надеялся, что они получат ясную картину чего-то нездорового между Папой и его мамой.

Я предлагал им свои зрительные образы, и это являлось показателем моей все возрастающей способности быть свободным с ними. Мы уже вышли из первоначальной стратегической фазы. Хотя стратегия всегда остается частью взаимоотношений с семьей, сейчас она отошла на задний план.

Это похоже на любые другие взаимоотношения в том аспекте, что развитие здесь также происходит поэтапно. Сейчас я меньше связан с их проблемами и более свободен в соприкосновении с моими собственными внутренними реакциями. Достичь этой фазы очень важно, для того чтобы наша работа оказалась плодотворной. Насколько меня захватывает их борьба с реальностью, проблемами и поиск решений, настолько я вовлекаюсь в их систему. А как только я оказываюсь внутри, я нейтрализуюсь. Будучи однажды соблазненным таким образом, я теперь, подобно Алисе из Страны Чудес, бегущей вместе с Королевой, мог бы воскликнуть: "Чем быстрее я бегу, тем больше отстаю".

Мужчины/женщины: вечная диалектика

Старая аксиома: «Мужчины используют любовь для того, чтобы получить секс, а женщины используют секс для того, чтобы получить любовь», – кажется, заслуживает некоторого доверия. Она отражает базисные, примитивные различия в перспективах, которых придерживаются мужские и женские элементы в разных культурах. В современном искушенном обществе это может быть воспринято как нечто старомодное, однако свидетельства человеческого опыта трудно опровергнуть.

Мужчины обычно испытывают трудности с эмоциональной близостью. Вместо того чтобы искать смысл жизни в личнных отношениях, мужчины находят его в достижениях, приобретениях и обладании. Это очень похоже на маленького мальчика, который собирает модели автомобилей. Большие мальчики делают то же самое, только игрушки уступают место деньгам, спортивным автомобилям, компаниям… Мужчины одеваются в броню достижений и успехов, без которой чувствуют себя обнаженными и стыдятся. Они определяют себя по тому, что у них есть. Вопрос о том, кем они являются, кажется им очень нелепым. Что это, черт побери, означает?

Более того! Мужчины нуждаются во всем этом для того, чтобы защитить себя от чего-то страшного, пугающего. Идея о том, чтобы эмоционально открыться перед кем-то, устрашает настолько, что даже признать ее существование опасно. Причем, если мужчины общаются с другими мужчинами, – все видится не столь уж мрачным. Они начинают обсуждать такие “сверхважные” проблемы, как изменения в составах футбольных команд, дела на финансовых биржах, хвастаются друг перед другом своими машинами, сплетничают о секретаршах и т.д.

Этот уровень общения (лучше его назвать "антиобщение") принимают большинство мужчин. Однако вся система начинает разрушаться, если в ней появляются женщины. Женщины знают, что эмоциональная близость возможна, а усилия, направленные на ее достижение, оправданы. Могу предположить, что это происходит потому, что женщина обладает опытом взаимоотношений с детьми, когда те еще находятся у нее во чреве. До рождения ребенка отец не общается с ним совсем, и я не уверен, что эту разницу в исходных позициях впоследствии можно как-то наверстать. Без сомнения, историческое разделение труда, когда мужчина отправлялся охотиться на динозавров, а женщина оставалась в пещере и опекала своих детей, внесло существенный вклад в этот дисбаланс.

Несмотря на возражения, имеющиеся на этот счет в современной культуре, я верю в то, что биология определяет больше, чем психология. Мужчины, конечно же, могут научиться более личному отношению и заботе, но я сомневаюсь, что они когда-либо смогут достичь материнской интуитивной заботливости. И здесь вряд ли поможет простое подражание женским социокультурным моделям. Обычно для описания традиционной семейной модели я использую аналогию с колесом велосипеда. Мать – это ось колеса. Она ответственна за психологическую атмосферу в семье, за то, достаточно ли заботы и внимания получает каждый член семьи. Отец похож на шину. Его функция заключается в более непосредственном взаимодействии с внешним миром. Он должен защитить остальных членов семьи от опасностей реального мира, а также подготовить детей к реальной жизни. Дети в моей аналогии напоминают спицы колеса. Они – то, что соединяет мать и отца, и если продолжить аналогию, также и то, что родителей разделяет. В любом случае такая модель отнюдь не благоприятствует близости между Мамой и Папой как мужем и женой.

Когда семья вновь собралась, на первый план выступила их “авторская” версия этого универсального вопроса.

К:Для многих мужчин реальная сложность состоит в следующем: они достаточно рано теряют надежду что-либо получить от жизни. Их обучают влюбляться в вещи – в машины, в животных, в работу.

Для особи мужского пола, которого с самого раннего возраста учат, что эмоциональная включенность является чем-то неприличным, жизнь становится стимулом к открытию безопасных областей реальности, в которые можно вкладывать свое собственное “Я”.

М:Да, да, именно так! Он влюблен в свой трактор. Если трактор сломается, он начинает стонать: «О, мне нужен трактор, мне он просто необходим!». И Майку приходится его чинить.

К:Со страстью.

М:Да! Со страстью. Это его страсть!

К:Можете ли вы сказать, когда вы оставили надежду как-то очеловечить его? Сколько времени прошло с тех пор, как вы поженились, когда вы решили, что он безнадежен?

М:О, совсем не сразу.

(Смех).

Этот комментарий приоткрывает типичную борьбу на ранних этапах супружеской жизни. Женщина пытается помочь мужчине жить в настоящем. Личностно включиться во взаимоотношения с ней. Всеобщий смех подтверждает признание самого факта борьбы и одновременно отчаяние.

К:Конечно, не сразу, так как женщина обычно путает секс с любовью. Она не понимает, что мужчина в самом начале по-настоящему не любит ее. Он лишь сексуален.

М:Правильно. Такое могло произойти по крайней мере через несколько лет – может быть, лет пять.

Мои усилия здесь направлены на то, чтобы вновь вернуть Маму к нашей проблеме. Сейчас, когда мы установили факт безнадежности мужчин, я хочу, чтобы Мама смогла свободно взглянуть на реальную ситуацию ее собственной жизни. Действительно встать лицом перед фактом, что ее муж не проявляет к ней большой нежности, что она одинока.

Женщины обычно ловятся на удочку интереса мужчины к сексу – это старый способ, которым женщина пытается убедить себя в том, что она кому-то небезразлична. И хотя иногда это подтверждается, но в более далекой временной перспективе такая уловка снижает человеческое достоинство женщины.

Я работаю исходя из предположения, что до того, как Мама сможет действительно мобилизовать себя к росту, ей придется стать лицом к лицу с реальностью, которую она пытается игнорировать. Только тогда боль и одиночество станут ее союзниками в борьбе за развитие. Только тогда они смогут дать ей мужество и указать путь. Боль, будет держать ее в онемелом состоянии и в изоляции до того, как Мама сможет ее принять. Конечно, принятие боли тоже может быть болезненным, но это боль с элементами обещания и надежды, вовсе не ослабляющая по своей природе.

* * *

К:… И с каких пор вы находитесь в депрессии?

М:Я не знаю. Я знаю только, что депрессия у меня началась одновременно с ревматоидным артритом. С тех пор прошло уже 14 лет.

К:Она все больше обостряется?

М:Я не знаю.

К:Разрешите мне задать вам вопрос, который только что возник у меня. Не думаете ли вы, что болезнь Гейл способствовала тому, что ваш артрит развивался не столь интенсивно?

М:Может быть совсем немного, я не уверена. Из-за нее у меня не было достаточно времени, чтобы подумать о себе.

Ван:И еще ты часто кричишь на Гейл и сердишься на нее.

М:Да, я ее частенько донимаю.

К:Итак, в то время как у вашего мужа роман с трактором, у вас – роман с Гейл.

М:Может быть.

И опять психологические измены сопровождаются интенсивными эмоциональными вкладами, что может иметь и свою выгодную сторону, позволяя Маме выразить хотя бы часть своего подавленного гнева, но в более отдаленной временной перспективе он имеет разрушающий эффект.

Ситуация является ярким примером двойственных воздействий, которые наполняют наши жизни и создают те парадоксы, с которыми мы часто сталкиваемся. В то время, как на поверхностном уровне кажется, что свойство Мамы обрушиваться на Гейл по крайней мере освобождает ее гнев, на более глубоких уровнях он возвращается к ней вновь. В действительности же ничего не решается и треугольные системы взаимодействия укрепляются.

Гейл включена именно в такое взаимодействие. С одной стороны, цена кажется низкой, но при этом есть нечто особенное в статусе объекта для излияния гнева вашей собственной матери.

Автоматическим следствием становится невозможность когда-либо повзрослеть, и это лишь небольшая цена, которую необходимо заплатить за пожизненную страховку быть столь отчаянно необходимой. Часть проблемы, вероятно, состоит в том, что в то время как Мама получает какое-то облегчение, на более глубоких уровнях она осознает, что уходит от реальных, беспокоящих ее проблем. Она может даже намеренно способствовать тому, чтобы сохранить их навсегда.

Больше того, для Папы не так уж и здорово столь просто убежать с крючка. Он нуждается в чувстве своей собственной необходимости, живым или мертвым. Чувство собственной необходимости является очень существенной частью человеческой жизни. Дистанция безусловно поддерживает его уровень комфорта, но, вместе с тем, укрепляет в нем ощущение бессмысленности жизни.

Но, возможно, самым деструктивным компонентом этого стиля внутрисемейного общения является их нежелание по-настоящему увидеть друг друга, а также саму проблему их взаимоотношений, что обязательно будет передано последующим поколениям. Фантазия, что вы можете выбраться из такого рода ситуации невредимым, является всецело разрушительной.

К:Где же еще в семье есть страсть? У меня было чувство, что Папа сделал саркастическое замечание по поводу… Это – Марла? Тебя ведь так зовут?… Удивительно! Мою бабушку тоже звали Марла, вот почему я не был уверен. Итак, когда Папа вчера сделал замечание по поводу того, что Марла пьет, у меня было чувство, что между вами идет страстная борьба. Это правда? Папа беспокоится о твоем будущем? Он думает, что ты в конце концов окажешься среди плохих девочек, и пытается повлиять на тебя, чтобы ты стала хорошей женой одного из соседских фермеров.

М:Я думаю, что так оно и есть.

Мар:Я никогда раньше об этом не думала. Мне кажется, такое вполне возможно.

М:Да, он беспокоится.

К:(К Марле) Можешь ли ты бороться с ним? В состоянии ли ты противостоять старику?

Мар:Да.

К:И по-настоящему победить?

Мар:Не совсем по-настоящему.

У меня было такое впечатление, что жалобы Папы на то, что Марла пьет, – это способ выразить свою ответственность за происходящее с ней. Хотя на первый взгляд кажется, что Папа хочет контролировать дочку, его поведение по сути дела отражает заботу. Возможно, это единственный вид заботы, который он позволил себе проявлять.

К:Не совсем по-настоящему? Когда он побеждает, а ты начинаешь выглядеть жалко… Он когда-нибудь возвращается и просит прощения, особенно когда понимает, что был неправ?

Мар:Нет.

К:(К Маме) А вы когда-нибудь говорили ему об этом?

М:Нет.

К:(К Марле) А как ты думаешь, что случится, если ты это сделаешь? Если ты опять придешь к нему через 24 часа и скажешь: «Посмотри! Я нашла эти факты в энциклопедии, и ты, старик, был неправ! Просто-напросто неправ! Ты заставил меня поверить во все это, и я должна была сдаться. Сейчас же я хочу, чтобы ты попросил у меня прощения». Ты когда-нибудь делала так?

Мар:Нет.

К:Но все же, как ты думаешь, что будет, если это произойдет?

М:Никто из нас никогда не просит прощения.

Мар:Возможно, ничего не произойдет.

Здесь я хочу утвердить мысль, что существуют возможности как-то сблизиться со стариком. Ведь он еще жив.

К:Я не удивился бы, если бы узнал, что он достаточно заботлив, любит вас и поэтому ты могла бы с ним откровенно разговаривать. Как ты думаешь, он любит Маму?

Мар:Да.

К:Как-то по-своему, а?

Мар:Да.

Сейчас мне хочется, чтобы они признали существование таких сторон их семейных отношений, как забота и любовь. Хотя их не так легко увидеть, уверен, что они есть! Если я смогу помочь им заметить заботу и любовь друг к другу, они смогут обращаться друг с другом по-человечески, а не как с ролевыми функциями.

Добившись такого признания, я начал большую игру. Я хочу сподвигнуть их прямо стать перед вопросом «Действительно ли Папа любит Маму?», – который они никогда себе не задавали и оставляли неразрешенным. Но им просто необходимо ответить на него.

К:Вот почему я не поверил вчера той чепухе, что их брак создан исключительно для удобства. Я думаю, что таким образом они обманываются по поводу реальности их вклада в семью.

Это вовсе не тот тип любви, который мне по душе, но я не думаю, что вы можете как-то избежать совершения взаимных вкладов и что вы можете забрать свои вклады обратно! Даже если вы разведетесь, а потом несколько раз переженитесь, многократно сменив партнеров по браку.

Брак представляет собой процесс, который захватывает человека очень глубоко. Партнеры по браку буквально прорастают в свою совместную жизнь, и несмотря на популярность разводов, я не верю, что вы можете когда-либо оборвать однажды проросшие корни. Вы можете влюбиться, равно “войти” в любовь, но вам никогда не удастся выйти из нее. Тот парень, с которым вы давно порвали, всегда будет присутствовать у вас в голове. Вы можете решить не жить с ним всю оставшуюся жизнь, но это совсем другое – он навсегда останется где-то внутри вас.

М:Я уверена в том, что это беспокоит ее.

(Марла вот-вот заплачет.)

К:Позитивная сторона любви состоит в том, что она вовсе не похожа на кусок мыла. Ты не можешь ее всю использовать – измылить. Она больше напоминает мускулы – чем больше ты любишь, тем больше в состоянии любить.

Наша культура смотрит на брак совершенно безумным образом. Мы почему-то уверены, что можно прожить жизнь вместе, ничего не вкладывая друг в друга и не включаясь друг в друга эмоционально. Это просто невозможно! Совместная жизнь в течение длительного времени предполагает погружение друг в друга и передачу друг другу собственных черт характера. Хотя и не всегда происходит именно так, процесс этот реальный.

Я уверен в том, что мы интуитивно выбираем тех партнеров по браку, которые нам психологически подходят. Процесс этот отнюдь не случайный. Я не думаю, что мы в конце концов женимся и выходим замуж по ошибке. Ссылка на "временное сумасшествие" не соответствует моему опыту. Конечно, обычно в этом процессе есть немало от “тайного сговора”, когда мы как бы соглашаемся вести себя друг с другом определенным образом – это часть наших взаимных уступок. Его характер как-то совсем не проявился до свадьбы. Ее стремление все излишне приукрашивать казалось ему аккуратностью, но во время медового месяца у него открылись глаза. Вместе с тем сказать, что они абсолютно не отдавали себе отчета в особенностях друг друга, утверждать, что они совсем не осознавали на что идут – смехотворно.

Хотя создается впечатление, что мы выбираем такого партнера, который соответствует нашим потребностям и делает нас более целостными, истинная суть семейных взаимоотношений лежит глубже. Парадоксально, но чем больше наш выбор соответствует поверхностным потребностям, тем более глубокой будет наша борьба за то, чтобы стать здоровой парой. Часто оказывается, что благодаря нашим брачным выборам, мы получаем возможность стать взглянуть в лицо собственным страхам. Брак с человеком из-за того, что его сила создает у вас ощущение безопасности, вскоре оборачивается тем, что вам приходится бросать вызов этой силе и в конечном счете побеждать ее для того, чтобы быть личностью. И как только вы сокрушили его силу, он вынужден увидеть те страхи и неопределенности, которые раньше скрывал. Выбрав жену за то, что она так заботлива и внимательна к вашим потребностям, вы в конце концов обнаруживаете, что вам скучно, так как ваша супруга не является яркой индивидуальностью. Колебания здесь бесконечны – с огромным количеством вариаций.

Несмотря на последующую борьбу, очень может быть, что эти трудности являются центральными для развития настоящего чувства близости. По сути дела эмоциональная близость представляет собой не единичное событие, а процесс. Это нечто, что развивается в течение времени. Когда брак может обеспечить достаточный уровень безопасности для того, чтобы обоим партнерам стать перед лицом страхов – своих собственных и другого человека, – только тогда возможна истинная близость. Вместе с тем, долгая остановка на процессе двухсторонних проекций и обвинений отнюдь не способствует росту.

Когда мы снова собрались, все женщины опять всплакнули, переживая по поводу взаимоотношений Марлы и ее парня. Как обычно, казалось, что Папу это вовсе не трогает.

К:Это было замечательно. Мне вчера очень понравилось, как вы, ребята, плакали. Я думаю, что неплохо было бы научить этому и старика.

М:Он не будет плакать.

К:Может быть, однажды вы заставите его заплакать хотя бы по поводу трактора.

Мой комментарий высвечивает здесь оголенный нерв семьи. В то время как женщины полностью включились в ситуацию, Папе опять удалось увильнуть.

М:Да, по этому поводу он будет плакать, обязательно будет!

П:Конечно, буду, когда не смогу его больше водить!

К:Когда вы не сможете больше его водить? Да, я… это просто очень забавно, я вспомнил, когда мне было около десяти,… а начал я водить трактор, когда мне исполнилось семь, так вот, когда мне было десять лет, руль вырвался из моих рук, и я оказался в воде. У нас была тогда старая модель трактора, и руль вращался с трудом. Я на пузе выполз на берег реки, а трактор оказался под водой.

Здесь в качестве реакции на волну переживаний Папы по поводу трактора я выдал свои ранние ассоциации на «тракторную» тему. Хотя это была вполне автоматическая реакция, моя собственная картинка послужила усилению подавленного настроения, которое обычно появляется в связи с «тракторными» разговорами Папы.

Ван:(гневно): Я не хочу больше говорить о тракторах! Я не хочу больше говорить об этих чертовых тракторах! Я хочу говорить о Марле! Господи Иисусе! Здесь присутствует человек, которому больно! Мне хочется услышать что-то о Марле. Я хочу слушать о ее парне!

П:Ладно, здесь и вправду перебор. Но рано или поздно ты должна будешь иметь дело и с материальными вещами тоже.

Ван:Хорошо, но я хочу послушать о Марле! Я больше не хочу слышать, как вы говорите об этих долбаных тракторах! Заколебали, блин! Достали!

Взрыв Ванессы сейчас – это оппозиция семейному стилю; гневный и неуправляемый, он представляет собой ее собственный путь продолжения борьбы Мамы и попытки разделить мамино отчаяние по поводу мужчин.

То, что я присоединился к Папе, привело ее к мысли, что все мужчины безнадежны, что все они смотрят на нее, как на трактор.Для них важно только, хорошо ли она работает – в отношении секса или в чем-то другом – если механизм ломается, они теряют интерес к нему. Реакция же Папы на ее страстный призыв была очень обескураживающей.