Текст книги "Крах волшебного королевства. Красная лисица"

Автор книги: Карл Хайесен

Соавторы: Джеральд Сеймур
сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 42 страниц)

– Я посмотрю, не свалилось ли его одеяло на пол.

Уже стирая носки, она подумала, что ее муж любит ребенка так, как если бы он был самой большой драгоценностью на свете. Слава Богу, думала она, что это мальчик, раз у нас только один ребенок. Однажды он возьмет в свои руки всю работу на ферме. Она стирала быстро, мыло образовывало море пузырьков пены в шерстяных носках, часть которых были целые, другие – штопаные. Рубашки она постирает утром, после того как покормит кур.

– Мама.

Она резко повернулась, услышав напряженный голос мужа. Он стоял в двери кухни. Его лицо было изумленным и потрясенным, рука легко лежала на плече сына.

– Ты его разбудил?

В ее голосе послышалось раздражение.

– Ты так и не спросила его, что он видел?

Фермер говорил хриплым голосом.

– Лису, кролика, может быть, цаплю, какая разница?

Она сдерживалась, не позволяя себе поддаться настроению мужа.

– А что он видел?

– Он нашел машину, спрятанную в кустах, недалеко от маленького поля и леса. У него есть игрушка, игрушечная машина, которую твоя мать подарила ему к прошедшей Пасхе, та, с которой он играет в постели. Он говорит мне, что игрушка такая же, как та машина, которую он нашел в лесу. Его игрушка – красный «фиат уно-венто-сетте». По телевидению они показывали машину в связи с иностранцем, которого похитили. Это «фиат уно-венто-сетте», и он красного цвета…

– Красный «127», он стоит полмиллиона…

Она вынула руки из воды, нервно вытерла о передник. Они не должны связываться ни с чем опасным и враждебным.

– Он нашел связанного человека.

– Это фантазии мальчика. Его мир.

– Он видел, как пришел молодой человек с пистолетом.

Она начала заикаться:

– Это не наше дело.

– Одень его.

Ее глаза были широко раскрыты, губы в страхе зашевелились. Она старалась оградить своего ребенка от опасности.

– Ты не можешь тащить его туда в темноте, даже если считаешь, что он видел все это.

– Достань его одежду и одень его.

Это был приказ, команда. Она не посмела противиться, шмыгнула в комнату ребенка за его дневной сменой одежды.

Фермер достал в холле толстый свитер и дробовик, которым он пользовался, когда вместе с соседями ходил стрелять голубей и кроликов в воскресенье утром. С гвоздя, прибитого высоко над задней дверью, выходившей во двор, он снял фонарь в резиновом чехле.

Вдвоем они одели сына.

– Помнишь, мама, что сказал отец Альберти во время мессы после истории с Моро. Он сказал, что эти люди антихристы. Они отвергли даже просьбу Паоло Сесто, даже его обращение, когда он просил их пощадить жизнь Моро. Они враги церкви, эти люди, они враги всем нам. Помнишь, что сказал отец Альберти? По телевидению он сказал, что завтра утром они убьют иностранца. Мы должны идти, мама. Мы должны знать, что видел наш сын.

Они надели на мальчика рубашку, куртку и брюки прямо на пижамные штанишки, натянули на босые ноги сапоги. Руки матери были неуверенными и более медлительными, чем руки ее мужа.

– Будь осторожен, папа. Будь осторожен с ним.

Отец и сын вышли в ночь. Она следила за светом фонаря до тех пор, пока поворот дороги не скрыл его от нее, а потом села за стол в кухне и застонала в безмолвии.

* * *

Сначала выпили вино, потом пришла очередь портвейна, после того как Кэролайн Чарлзворт ушла спать. Трое мужчин сидели вокруг стола, и пепел их сигарет горкой лежал на их кофейных блюдцах.

Они уже исчерпали все темы, истоптали все старые изведанные тропы. Проблемы принципов и прагматизма были испробованы и выплюнуты. Дебаты о переговорах велись с гневом и злобой. А потом они пили бренди и это возымело свое действие. Атака Карпентера и защита Чарлзворта и атташе потонули в нем и рассыпались в прах. Теперь они отдыхали и только время от времени беседа возобновлялась. Джеффри Харрисон теперь уже не был главной темой их разговора. Они говорили о ставках подоходного налога, помощи церкви Патриотическому фронту Родезии, загрязнении улиц Лондона. Это была жвачка, знакомая британцам за границей.

Майкл Чарлзворт встал из-за стола, невнятно пробормотал о том, что должен справиться о чем-то в посольстве и с несчастным видом удалился от домашнего уюта.

– Он чертовски хороший человек, – сказал Карпентер, заметив, что ему трудно ворочать языком.

– Чертовски хороший, – проворчал Бастер Хендерсон. – Знаете ли, вы правы, чертовски хороший.

– Я нередко ставил его в тупик за то время, что нахожусь здесь.

– Его это не обескуражило. Он знает, что вы здесь занимаетесь своим делом. Чертовски хороший малый.

– Никогда не чувствовал себя таким никчемным, никогда раньше.

– Однажды у меня было задание. Я был заперт в офисе в Адене. У нас там была пара бригад в Рэдфан, терроризировавших местные племена. Они были чертовски хорошие стрелки, и нашим парням приходилось солоно. Я не мог оторваться от своего письменного стола, а мой кузен служил в батальоне. И я должен был только регистрировать его сигналы. И это было для меня все равно что крест – только говорить и ничего не делать. Я понимаю, что вы чувствуете, Карпентер.

Огрубевшая рука снова потянулась за бутылкой.

Ни один из мужчин не посмотрел на Майкла Чарлзворта, когда тот вернулся в комнату. Он остановился и некоторое время смотрел, как Хендерсон наполняет стаканы, проливая бренди на полированную поверхность деревянного стола.

– Вам это понадобится, Бастер. Я только что узнал кое-что ужасное.

Его голос, как пляска моли в луче света, привлек внимание гостей.

– …это жена Харрисона. Виолетта Харрисон, ее только что сбил грузовик на Раккордо. Она погибла. Врезалась в грузовик. Ее убило сразу. Это было лобовое столкновение.

Дно бутылки с силой опустилось на стол. Кулак Карпентера дернулся за стаканом и опрокинул по пути блюдце, рассыпав пепел на белые вязаные салфетки.

– Чертовски несправедливо, – сказал полковник из-под руки, закрывшей его лицо.

– Я заставил их дважды повторить. Не мог этому поверить.

Чарлзворт все еще стоял.

Карпентер покачнулся.

– Вы не могли бы вызвать мне такси, Майкл? Я подожду его внизу.

Не оглядываясь, он направился к двери. Он не попрощался, не произнес слов благодарности за гостеприимство. Вышел, спустился и побежал. Не стол вызывать лифт, спускался по лестнице, держась за перила, свежий воздух вышиб из него алкоголь.

Боже, Арчи, ты во всем этом виноват. Ты забрасывал грязью всех, кроме себя. Судил да рядил, как следует себя вести. Сбежал от этой несчастной сучки, Арчи. Скрылся за чопорной ситцевой занавеской и щелкал языком в знак неодобрения. Проклятый маленький фарисей. В тебе столько же сострадания, сколько в ласке, забравшейся в кроличью нору. С утра до вечера распинаешься о том, что хочешь вернуть Джеффри Харрисона его семье, но ты и не подумал, что у него теперь нет семьи, к которой он мог бы вернуться. Что сказал Карбони? «Я подвел вашего человека». Так присоединись к клубу Джузеппе, стань вторым из его основателей.

Он упал на заднее сиденье такси, назвал свой отель и громко высморкался.

* * *

Лис близко подполз к двум спящим мужчинам. Передней лапкой он поскреб P38, лежавший чуть поодаль от Джанкарло, с интересом обнюхал дуло и рукоять до того, как очарование незнакомого предмета исчезло.

Четыре раза лис обошел участок между Джанкарло и ямой, как бы не желая поверить, что здесь нечем поживиться. Разочарованное животное двинулось восвояси по тропе, которая вела к полям и изгородям, где можно было раздобыть мышей, кроликов, кур и кошек. Внезапно лис остановился. Навострил уши. Его ноздри расширились. Услышанный им шум был слабым и далеким, и спящие мужчины не могли его уловить, но для столь ловкого и чуткого животного это было убедительное предупреждение.

Темная тень скользнула на тропу, и лис отступил.

* * *

Фермер положил дробовик на землю и встал на колени у капота машины. Фонарик был в руке у мальчика. Фермер прикрыл его руками, пока изучал и запоминал номера. Нельзя сказать, чтобы это было необходимо после того, как он увидел буквы перед пятизначным номером РК: по телевидению передали, что машина была украдена из Реджио Калабриа. Она была хитро спрятана, в хорошем месте, надежно защищена берегом озера, кустами и деревьями. Он поднялся на ноги, пытаясь контролировать дыхание, чувствуя, как учащенно бьется сердце в груди. Выключил фонарик в руке мальчика и взял ружье. Лучше, чтобы оно было в руках, когда в лесу стоит такая смертельная тишина. Фермер взял сына за руку, крепко держа ее, как бы стараясь защитить его от огромного и близкого зла.

– В лесу было два человека?

Он почувствовал, как сын кивнул.

– Где тропинка, ведущая к тому месту?

Мальчик указал перпендикулярно капоту машины в черноту между деревьями. На ощупь фермер поднял три коротких ветки и соорудил из них стрелку, положив ее в направлении, указанном сыном. Он опустил руку на плечо мальчика, и они вместе заторопились покинуть это место, чтобы вернуться через поле назад, в безопасность своего дома.

19

Джузеппе Карбони ночевал за своим письменным столом, косо положив голову на сложенные руки, которые он использовал вместо подушки.

– Дотторе…

Крик возбуждения и топот ног загремели во внешнем коридоре.

Карбони вскинул голову – он был похож на прислушивающуюся сову, глаза округлились от ожидания известий. Его подчиненный ворвался в открытую дверь. На его лице еще не угас отблеск возбуждения.

– Мы нашли машину, дотторе…

Он заикался, потому что волнение его было слишком сильным.

Стулья были отброшены, папки отложены, телефонные трубки положены на место, люди Карбони поспешили собраться вокруг его стола вслед за тем, кто принес новости.

– Где? – выкрикнул Карбони, сон с него мгновенно слетел.

– На холме под Браччиано, между городком и озером.

– Блестяще, – вздохнул Карбони, как если бы его избавили от ноши Атланта.

– Это лучше, чем блестяще, дотторе. Машину нашел фермер… вернее, его сын, маленький мальчик, и привел его на место отец. Он предполагает, что мальчик видел Баттистини и Харрисона днем в лесу…

– Блестяще, блестяще…

Карбони жадно глотал зловонный воздух комнаты, который вдруг приобрел для него свежесть и новые качества. Он почувствовал слабость в руках, пальцы его задрожали.

– Где Веллоси?

– В центре коммуникаций. Он сказал, что сегодня не вернется в Виминале.

– Найдите его.

Комната была темной, Карбони подошел к двери и нажал на выключатель. В комнате вспыхнул ослепительный свет, зажглись все лампочки люстры, разгоняя тени и застоявшуюся угнетенность.

– Офицеры связи карабинеров… найдите их тоже и пусть явятся сюда… не позже чем через десять минут.

Вернувшись к письменному столу, он с необычной для него быстротой вытащил из выдвижного ящика крупномасштабную карту района Лазио. Карандаш его помощника бороздил участок на карте, окрашенный в зеленый цвет – это был лес, отделяющий городок Браччиано от синеющей заплатки Лаго ди Браччиано. Карбони без церемоний отобрал у помощника карандаш и нацарапал крестики на окрашенных в желтое лентах дорог по периметру территории вокруг места, где должны были находиться Джанкарло Баттистини и его пленник. Блокировать дорогу в Тревиньяно, дорогу в Ангвиллара, в Ля Сторта, в Кастель Джулиано, в Серветери, в Сассо, в Манзиано. Запечатать их так плотно, чтобы никто не мог ускользнуть.

– Фермер их не спугнул… такой опасности нет?

– Его об этом спрашивали, дотторе. Говорит, нет. Он с сыном подошел к машине, идентифицировал ее, а потом вернулся домой. Он оставил там ребенка, потом отправился к соседу, у которого есть телефон. Он пошел пешком, опасался, что шум машины может встревожить людей в лесу, хотя его ферма расположена по крайней мере в километре от этого места. Из дома соседа он позвонил карабинерам в Браччиано…

– Карабинеры… они там не напортачат? – взорвался Карбони, испугавшись, что эфемерный успех может ускользнуть от него.

– Не беспокойтесь, дотторе. Карабинеры не двинулись с места. Помощник был полон желания умиротворить начальника.

– Вы нашли их, Карбони?

Этот выкрик принадлежал Веллоси, который большими шагами вошел в офис, хлопая в ладоши в предвкушении успеха. За ним следовали другие. Полковник карабинеров в хорошо выглаженном мундире цвета коричневого бисквита, человек из секретной службы в сером костюме с пятнами пота под мышками, еще один в рубашке, представитель магистрата.

– Это подтверждено…?

– Что уже предпринято…?

– Где они…?

Голоса гудели вокруг его письменного стола, сливаясь в неразбериху возражений, вопросов и требований.

– Замолчите! – заорал Карбони. Его голос перекрыл все, и около его письменного стола тотчас же воцарилась тишина. Ему достаточно было крикнуть один раз, обычно он никогда не повышал голоса ни на подчиненных, ни на равных по должности, это было всем хорошо известно. Он поделился своими сведениями и описал место, где ему понадобятся силы блокирования. Он предупредил также, чтобы никто не пытался без его личного разрешения войти на ту часть территории, где начинался лес.

– Лучше всего подготовлены для прочесывания леса мои люди, – решительно сказал Веллоси.

– Похвальба, не подкрепленная фактами. Карабинеров специально готовят для нападения, – последовала вызывающая реплика офицера.

– У моих людей есть особая сноровка, когда речь идет о взаимодействии на близком расстоянии.

– Нам надо иметь в этом месте в пять раз больше людей и необходимо перебросить их туда вдвое скорее.

Карбони оглянулся, не веря себе, как если бы он никогда этого не видел прежде за годы работы в полиции. Он гневно покачал головой.

– Конечно, это вам решать, Джузеппе, – доверительно улыбнулся Веллоси. – Но мои люди…

– Не обладают качествами карабинеров, – вмешался полковник.

– Господа, вы позорите нас всех, вы нас бесчестите, – в голосе Карбони было что-то такое, отчего они все съежились и стали смотреть куда-то в сторону, чтобы не встретиться с ним взглядом.

– Я хочу помочь вам всем. Я не раздаю награды, я хочу только спасти жизнь Джеффри Харрисона.

И тут пошла работа. Разделение обязанностей. Планирование и тактика окружения. Но должно было быть ни вертолетов, ни сирен и минимум транспорта с громкоговорителями. До того, как люди пешком пересекут поле и доберутся до определенной черты, должна быть большая концентрация сил. Наступление будет вестись с трех направлений: одна часть соберется у Тревиньяно и подойдет с северо-востока, вторая займет позицию на юг от озера на дороге из Ангвилары, а третья будет наступать из города Браччиано на запад по склону холма.

– Можно подумать, вы рассчитываете, что среди деревьев скрыта целая армия, – спокойно сказал Веллоси, когда совещание окончилось.

– О войне я знаю мало, – отозвался Карбони, снимая со стула пиджак и натягивая его на свои широкие плечи. Они вместе дошли до двери, оставив комнату в беспорядке и суматохе, предоставив людям выкрикивать распоряжения и звонить по телефонам. После долгих ночных часов бездействия деятельность возобновилась, и это было благом. Карбони замешкался в нерешительности и прислонился к двери.

– Англичанин, который был здесь сегодня днем. Я захвачу его с собой. Позвоните ему в отель.

Он поспешил догнать Веллоси. Он должен был почувствовать наконец, что прилив отступил, ветер ослаб, но его еще грызло сомнение. Как незаметно подобраться сквозь деревья и через подлесок? Какова опасность утратить преимущество неожиданности? Все еще могло повернуться так, что даже в самый последний момент инициатива могла быть вырвана у него из рук.

– Мы еще можем проиграть, – сказал Карбони, обращаясь к Веллоси.

– Не все, мальчишку мы возьмем.

– А это важно?

– Это трофей для меня, чтобы повесить его на стену. Они уничтожают нас, эти подонки. Из-за них у нас образуются мозоли в мозгах, из-за них черствеют наши чувства и это происходит до тех пор, пока хороший человек, человек уровня Франческо Веллоси не начинает верить только в возмездие и становится настолько слеп, что для него не имеет значения жизнь невинного человека.

– Когда вчера вечером вы были в церкви, Франческо…

– Я молился, чтобы я сам собственной рукой имел возможность пристрелить этого гаденыша.

Карбони взял его за руку. Они вышли вместе, ощутив теплый воздух ночи. Конвой был готов, дверцы машины открыты, мотор работал.

* * *

Влажность земли, поднимавшаяся сквозь подстилку из листьев, досаждала костям Джанкарло до тех пор, пока он не начал раздраженно вертеться и покров сна отлетел от него. Его тело точил голод, глубоко в него проникала ночная прохлада. Он ощупал землю в поисках пистолета, и его рука коснулась металла. P38, я люблю тебя, мой P38, подарок лисенку от Франки. Иногда, неожиданно просыпаясь в незнакомом месте, он приходил в себя несколько минут, прежде чем осознавал, где находится. Но не сейчас. Сегодня при пробуждении его ум прояснился мгновенно.

Он посмотрел на светящийся циферблат часов. Около трех. Шесть часов до времени, которое назначила Франка, чтобы Джеффри Харрисон получил воздаяние по заслугам. Через шесть часов солнце поднимется высоко, холод тьмы отступит под обжигающим дыханием жары, и лес снова будет умирать от жажды и томиться без влаги. В ту ночь с Альдо Моро, должно быть, было двое или трое. Двое или трое, чтобы разделить отчаянное одиночество палача, пока он готовил свое снаряжение. Двое или трое, чтобы послать в него пули… чтобы вина пала не на одного, чтобы разделить ответственность… Вина Джанкарло? Вина это для тех, кто принадлежит к среднему классу, вина падет на виновных. Нет вины на тех, кто работает на благо революции, кто борется за пролетариат. Двое или трое доставили Моро на пляж из аэропорта Фьюмичино. И сумели скрыться. А каков путь отступления для Джанкарло?

У него нет плана, он не подготовлен к этому, нет надежного дома, нет запасной машины, нет помощника.

Франка подумала об этом?

Для Движения это неважно. Самое важное атаковать, а не отступать.

Они будут охотиться за тобой, Джанкарло, охотиться, чтобы отнять у тебя жизнь. Они располагают умами самых способных людей, они будут охотиться на тебя целую вечность, до тех пор, пока тебе будет некуда бежать. У врага есть машины, неуязвимые и неутомимые, вызывающие к жизни память, которая никогда не слабеет.

Но это был приказ. Приказы никогда не даются в расчете на обстоятельства. Движение сопряжено с огромными жертвами.

А есть ли для Движения смысл в убийстве Аррисона? Не тебе судить. Солдат не обсуждает приказы. Он действует, он подчиняется.

Насекомые резвились на его лице, покусывая и покалывая его щеки, находя полости в его ноздрях, мочках ушей. Он смахнул их.

Почему этот ублюдок Аррисон должен спать? Когда ему предстоит умереть? Как он может? Человек, не имеющий веры и убеждений, кроме эгоистической жажды собственного выживания. Как он мог уснуть?

В первый раз за много часов Джанкарло вызвал в памяти образ своей комнаты в Пескаре на берегу моря. На стенах яркие афиши Алиталии, деревянная фигурка Христа, портрет папы Павла Шестого в тонкой рамке, вырезанный из какого-то журнала, письменный стол с учебниками, где днем после уроков он занимался, платяной шкаф, где висели выглаженные белые рубашки, предназначенные для воскресенья. Коварный и засасывающий мир, залитый светом, обычный, нормальный. Джанкарло, стереотип которого одно время состоял в том, что он сидел за столом рядом с матерью, а вечером помогал отцу в лавке. Это было давно, давным-давно, когда Джанкарло двигался по конвейеру, когда его отливали, придавая ему точно такую же форму, что и другим юношам с его улицы. И Аррисон был таким же.

Но пути разошлись… разные дорожные знаки, разные назначения. Боже… но это был одинокий путь… страшный и зловещий. Это твой выбор, Джанкарло.

Он снова хлопнул себя по лицу, чтобы избавиться от насекомых, и картина исчезла. Исчезла вместе с запахами дома, и вместо нее появился образ мальчика, фотографии которого были прикреплены клейкой лентой к приборным доскам тысяч полицейских машин, черты которого появились в миллионах экземпляров газет, имя которого внушало страх, рука которого держала пистолет. Он никогда больше не увидит Франку. Он знал это, и мысль об этом вызывала судороги где-то внутри. Никогда в жизни. Никогда больше он не коснется ее волос, не будет держать в руках ее пальцы. Только память, память рядом с воспоминаниями о комнате в Пескаре.

Джанкарло снова лег на землю и закрыл глаза.

* * *

Конвои двигались в Кассию, на север от города.

Фургоны Примо Челере, грузовики «Фиат» карабинеров, сине-белые, красиво раскрашенные машины полиции, незаметные машины специальных служб. Многие выходили на балконы в ночных рубашках те, кто жил на верхних этажах многоэтажных зданий, наблюдали за потоком машин и ощущали азарт, как если бы они наблюдали за кавалькадой. Двигалось более тысячи человек. Все были вооружены, напряжены, сосредоточены, все опьянены верой в то, что наконец они смогут компенсировать свои неудачи, наконец разделаться с этой раздражающей их нечистью, заразой, чумой. У деревни Ля Сторта дорога была блокирована, шоферы нажимали на клаксоны, гудели и проклинали дорожную полицию, требуя наведения порядка в этом хаосе, потому что все стремились попасть в Браччиа к рассвету.

Дальше Ла Сторта на еще более узкой Виа Клаудиа с ее резкими поворотами машина Джузеппе Карбони оказалась зажатой колонной грузовиков. Здесь движение было поспокойнее, потому что пользоваться сиренами было запрещено, вращающиеся мигалки было велено выключить. Арчи Карпентер разделял переднее сиденье с шофером. Веллоси и Карбони сидели сзади в пуленепробиваемых жилетах и с полуавтоматическими пистолетами, которые они предусмотрительно захватили при отъезде из Квестуры, как осторожная девственница, держащая в ботинке оружие.

С волос Карпентера за воротник рубашки и дальше по спине стекала вода. Он успел принять душ после того, как телефонный звонок нарушил его глубокий сон, навеянный выпивкой, в который он упал, как в пропасть. Теперь он бодрствовал, но боль в висках была ужасной.

Она назвала его скучным подонком. Маленьким скучным занудой. Да, именно так Виолетта Харрисон назвала Арчи Карпентера.

Ну, а что он собственно должен был делать? Опрокинуть ее на матрац в интересах ICH, повалить на ковер в гостиной?..

Нет, Арчи, не в том дело. Не так все просто. Ей надо было с кем-то поговорить.

С кем-то поговорить? При этом она надела такое платье?

Все не так, Арчи. Это была сломленная женщина, катящаяся все ниже, и ей был нужен кто-то, с кем она могла бы это разделить. А ты потерял ориентиры, Арчи, потерял свой спасательный жилет и барахтался, как идиот. Ты убежал, и еще шутил на ее счет с Чарлзвортом, и вы оба хихикали. Ты убежал, потому что там в этом старом Мотспор Парк они не научили тебя, как надо обращаться с людьми, находящимися в состоянии глубокого стресса. Все мило и славно, тишь да гладь, да божья благодать, никто не осмеливается кричать, потому что соседи могут услышать, никто не смеет завести интрижку на стороне, потому что знакомые могут узнать. Там ведь никто ничего не делает – они просто сидят на своих задницах и ждут дня, когда отправятся на тот свет, а тогда уже слишком поздно, они уходят эти молчаливые дураки и никто их даже не вспомнит. Ей нужна была помощь, Арчи. Ты вылетел пулей из ее квартиры и мчался так быстро, как только мог.

Действительно, настоящий маленький зануда, а ведь тебя никто никогда так раньше не называл в лицо.

– Вы слышали о жене Харрисона, мистер Карбони? – Это было сказано небрежно, как если бы его это вовсе не затронуло и не коснулось.

– А что с ней?

– Она погибла в автокатастрофе прошлой ночью.

– Где она была?

Сосредоточенность Карбони на предстоящей операции была нарушена. В его голосе прозвучало изумление.

– На дороге, которая называется Раккордо.

– Это далеко от ее дома.

– Она ехала домой, была одна, – выдавил из себя Карпентер.

– И с ней никого не было, никаких друзей?

– Итак, если мы вытащим из этой истории мужа, то вот с чем ему предстоит столкнуться.

Послышался легкий холодный смех Веллоси. Невероятно, Карбони, вот когда чаша человеческого терпения переполняется…

– Это преступление, что в такое время женщина должна быть одна. – В словах Карбони слышалось отвращение.

– Никто об этом не подумал, – тупо заметил Карпентер.

У поворота к дороге, ведущей к озеру, они увидели ряды грузовиков и фургонов, припаркованных у кромки травы. Они миновали людей в униформах, шедших пешком. В металле оружия отражались огни фар. Можно было видеть кордоны, формирующиеся в полях. Машина ускорила движение вниз по крутому склону холма, до того как резко свернуть направо вдоль дороги, с военным заграждением, где их ожидали. Карпентер попытался сбросить груз жалости к себе и осмотрелся вокруг, пока машина тормозила.

Дверцы щелкнули, открываясь. Карбони быстро вышел, вытер лицо платком и повернулся к Карпентеру.

– Раньше, еще до войны, это было станцией для гидросамолетов. Потому что эти здания выходят на озеро. Теперь здесь принимают новобранцев. Они создали музей, правда, там нет ничего летающего. Но мы близко от леса, и здесь у нас есть коммуникации.

Он взял Карпентера за руку.

– Держитесь поближе ко мне. Теперь самое время вам пожелать мне удачи.

Они проскользнули через плохо освещенную дверь административного блока, Карпентеру пришлось придержать ее локтем, чтобы не потерять из виду суетливого Карбони.

Они очутились в комнате для проведения инструктажа. Потянулись руки, чтобы приветствовать Карбони, его обнимали и прижимались к нему щеками, вокруг него образовался клубок тел, Карпентер сел на стул в конце комнаты, пока полицейский дожидался наступления достаточной, хотя и неохотно устанавливающейся тишины, чтобы кратко изложить свой план. Появилась новая волна людей в костюмах и боевых мундирах, и Карбони, как главнокомандующий, поспешил им навстречу. Они не остановятся ради тебя, Арчи. Они тут не задержатся ради этого чертова англичанина. Карпентер начал расталкивать их, вздрагивая, когда кобура «беретты» впивалась ему в живот, и наконец догнал Карбони. Вклинившийся в дверной проем, Карбони улыбался ему, глядя снизу вверх и утирая пот.

– Я принял великое решение. В отделе по борьбе с терроризмом хотят сами возглавить операцию, того же потребовали карабинеры. И те и другие считают, что они лучше других подходят для этой цели. Я удовлетворил их всех. Карабинеры будут двигаться с севера, люди Веллоси с юга. Я итальянский Соломон. Я решил разделить Баттистини на два ломтя.

Карпентер смотрел на него холодно.

– Простите мне мое легкомыслие. У меня нет причины для смеха. В любой момент Баттистини может убить вашего человека. Может быть, он уже сделал это. Мы движемся вперед в темноте, в темноте мы будем спотыкаться в лесу.

– Вы не будете дожидаться рассвета?

– Ждать – значит подвергать жизнь вашего человека очень большому риску. Если вы хотите помолиться, Карпентер, сейчас самый подходящий момент.

Они уже вышли из здания.

Приглушенные команды, едва слышные. Люди в сером полусвете натягивают на голову тяжелые маскировочные полотнища, которые мешают любым движениям, кроме движения вперед. Слышно, как взводят курки. Приглушенный смех. Топот ног, уходящих и исчезающих в последних тенях ночи. Здесь должно быть окровавленное стремя, Арчи, и красный плащ и человек, науськивающий остальных криком: «Ату!»

Группа с Карбони в центре отправляется к дороге, и рядом с ним идет невысокий, плотный человек в толстом свитере с погнутым дробовиком, похожий на фермера. Он держит ружье на внутреннем сгибе локтя.

* * *

С жесткого голого матраса своей тюремной постели Франка Тантардини услышала в коридоре шаги человека, обутого в башмаки с мягкими подошвами. Болт отодвинули, в замочную скважину вставили ключ, повернули., и вошел человек, который допрашивал ее.

Он улыбнулся женщине, лежавшей на койке, подперев голову сложенными руками. Ее золотые волосы рассыпались по одной стороне подушки.

– У меня для тебя новость, Франка. Кое-что, что ты хотела бы узнать.

Ее глаза сначала сверкнули, потом потухли, как если бы интерес на мгновение выдал ее, но потом восторжествовала дисциплина.

– Я не стал бы тебе этого рассказывать, Франка, но думаю тебе будет приятно услышать о нашем успехе.

Невольно она привстала с постели, отняла руки от шеи, потом снова подперла голову руками.

– Мы знаем, где он, твой маленький лисенок, Франка. Мы знаем, где он скрывается, в каком лесу, возле какой деревни. Сейчас они окружают это место. При первом же свете дня они начнут наступление на твоего маленького лисенка.

Свет единственной лампочки из-за проволочной сетки освещал морщинки на ее лице. Мускулы ее рта подергивались.

– Сначала он убьет свинью.

Мужчина тихо рассмеялся.

– Если у него хватит мужества, когда вокруг него окажутся вооруженные люди.

– Он убьет его.

– Потому что Франка велела ему убить? Потому что Франка, находясь в безопасности в своей камере, приказала ему это? Он напустит в штаны, руки его будут трястись, когда он будет окружен, и со всех сторон на него будут направлены ружья, и он мертвец, если сделает то, что ему велела сделать его Франка?

– Он сделает так, как ему было приказано.

– Ты уверена, что можешь сделать солдата из сопляка? Ты ведь так его назвала, Франка?

– Уйдите.

Она была готова плеваться от ненависти.

Мужчина снова улыбнулся.

– Пусть тебе приснится неудача, Франка. Доброй ночи, и, когда ты останешься одна, думай о юноше, о том, как ты его уничтожила.

Она протянула руку, схватила одну из своих парусиновых туфель, стоявших у кровати, и швырнула в человека, стоявшего в дверях. Но он успел увернуться. Потом засмеялся и, улыбаясь, посмотрел на нее.

Она слышала, как ключ повернулся в замочной скважине, а болт задвинули.

* * *

Звук, произведенный Джанкарло, когда тот перевернулся с боку на спину, разбудил Джеффри Харрисона. Проснувшись, он почувствовал острые укусы проволоки на запястьях и щиколотках. Первое и инстинктивное движение его тела, когда он попытался расправить руки и ноги, вызвало натяжение шнура, узлы врезались в его запястья и лодыжки. Человек, который просыпается в аду, кто приговорен к великой мести! Ничего, кроме проклятой боли – это первое ощущение, первая мысль, первое воспоминание.

Боже, сегодня утром я умру.

Мыслительный процесс превращается в явление физического порядка, и напуганное тело принимает положение зародыша, порожденное страхом. Нет ничего – нет защиты, негде скрыться, некуда спрятаться. Утро моей смерти. Он почувствовал, что его бьет озноб, и это ощущение дрожи было всепоглощающим. Боже, утро моей смерти.

Первые лучи дня стали просачиваться в лес. Еще не рассвет, но его предвестие в серых пастельных тонах, позволяющее ему разглядеть линии ближайших древесных стволов. Сегодня утром, под пение птиц, в девять часов утра. Неясная форма, зыбкая и туманная, на которой трудно сосредоточиться, – это Джанкарло поднялся, встал над ним и посмотрел сверху вниз. Джанкарло, привлеченный движениями Харрисона, созерцающий жирного гуся, которого он приготовил к празднику.