Текст книги "Жизнеописание, мировоззрение, цитаты"
Автор книги: Карл Юнг
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
В философской алхимии женский принцип не менее важен, чем мужской. Важнейшее место в ее символике отводится чаше, в которой происходило перерождение субстанций. Забавно, что именно феминистка Дейдра Блейр написала в 1990-х годах биографию Юнга. Хвалебного характера биография не имела. Скорее, автор заклеймила Юнга как заклятого приверженца полигамии, поставив ему на вид романы с пациентками, например с Сабиной Шпильрейн или Тони Вульф. Как все было на самом деле, мы не знаем, но думается, что вместо упреков феминистки должны бы быть признательны Юнгу за популяризацию их равноправия. АЛХИМИЯ являлась для Юнга мостом, соединяющим два берега – гностиков и современную психологию бессознательного. Юнг попросил знакомого книготорговца в Мюнхене сообщать ему обо всех алхимических книгах, проходящих через его руки. Первой такой книгой стало собрание классических латинских текстов Artis Auriferae Volumi-па Duo (1593). Расшифровать текст было поистине титанической задачей, и в этом Юнгу оказали помощь, во-первых, его превосходное знание латыни, «вбитой» в него с детства, а во-вторых, Мария-Луиза фон Франс, девушка с хорошим знанием латыни и греческого, которая помогала ему в работе с алхимическими источниками всю оставшуюся жизнь. На то, чтобы научиться понимать специфическую манеру выражения средневековых алхимиков, у Юнга ушло 10 лет. «Довольно скоро я обнаружил поразительное сходство аналитической психологии с алхимией. Опыты алхимиков были в каком-то смысле моими опытами, их мир – моим миром». Аналитическая психология и алхимия преследовали одинаковую цель – самопознание. Частично к алхимии Юнга заставили обратиться истории его пациентов. В их сновидениях он находил мотивы хотя и не встречающиеся в мифах, но похожие на архаичные (например, взлетающий орел, затем пожирающий свои крылья; через несколько лет он случайно увидел изображение такого орла в алхимической рукописи). Для Юнга существовала несомненная связь между человеческой психикой и алхимическими образами. Алхимиков мы часто представляем себе как людей, мечтавших из свинца получить золото. Это расхожее представление ошибочно. Важно не то, что алхимики смешивали и плавили в тигле различные вещества, а то, что они при этом думали, какие аналогии проводили. Следя за процессом в плавильной печи, алхимики наблюдали за изменениями, происходившими в них. Одно из главнейших понятий алхимии – это философский камень (см. Справку 9), воплощающий в себе полноту и цельность человеческого существования. Такая же точно цель была у юнговского процесса индивидуации: человек не должен достигать совершенства, он должен достичь цельности.
Справка 9 Философский камень
В течение многих веков, если не тысячелетий, алхимики пытались найти философский камень – некое вещество, твердое или жидкое, которое способствовало бы превращению недрагоценного металла в золото или серебро.
По легенде, Мидас, правивший в малоазиатской стране Фригии с 738 по 696 год до нашей эры, якобы получил от бога Диониса способность превращать в золото все, к чему бы он ни прикоснулся неким таинственным волшебным камнем. Мидас действительно был сказочно богат, но не потому, что обладал камнем: он владел всеми золотыми месторождениями Фригии.
Для алхимиков природа была живой, обладающей душой, и поэтому они были уверены, что металлы растут и созревают в недрах Земли от смешения серы с серебром. Золото рассматривалось ими как вполне созревший металл, а железо – как недозрелый.
Алхимики не видели существенной разницы между живой и неживой природой и считали, что в неживой природе происходят такие же процессы, как в растительном и животном мирах. По их мнению, различие между золотом и серебром заключается лишь в том, что сера в золоте здоровая – красная, а в серебре – белая. Когда испорченная красная сера в недрах Земли входит в соприкосновение с серебром, рождается медь. Когда же сера черная и порченая смешивается с серебром, рождается свинец: по словам Аристотеля, свинец – прокаженное золото.
Алхимики полагали, что с помощью философского камня можно ускорить процесс «созревания» незрелых и «исцеления» больных металлов, который в природе протекает чересчур медленно. Мифический философский камень можно считать прообразом будущих ферментов и катализаторов.
Поскольку считалось, что главная составная часть любого из металлов – ртуть, а вторая составная часть – сера, алхимики были твердо убеждены в том, что, меняя пропорции ртути и серы в смеси, можно произвольно превращать одни металлы в другие.
Поставив себе фантастическую цель – поиск философского камня, – алхимики достигли вполне реальных практических успехов. Они создали первые аппараты для дистилляции (перегонки) жидкостей, сублимации(возгонки) твердых веществ, перекристаллизации солей и их термического разложения.
Знаменитый таджикский врач, алхимик и философ Абу Али аль-Хусейн ибн Сина (980-1037), известный больше под именем Авиценна, уже умел получать хлороводородную, серную и азотную кислоты (HCI, H2SO4 и HNO-,), гидроксиды калия и натрия (КОН и NaOH).
Алхимики первыми начали применять амальгаму золота (раствор золота в ртути) для золочения изделий из меди и железа. Они научились с помощью ртути извлекать золото из бедных золотоносных песков. Дело в том, что золото (химически инертный металл) в природе находится в основном в самородном состоянии. При обработке золотоносных песков ртутью она растворяет крупинки золота, образуя тяжелую и жидкую амальгаму. Амальгаму отделяли от песка и нагревали в печах, ртуть испарялась, и оставалось чистое золото.
Был придуман и другой способ извлечения золота из бедной породы. В Древнем Египте жрецы-алхимики обрабатывали золотоносную породу расплавленным свинцом, который растворял золото и серебро, затем расплав сливали и подвергали обжигу в специальных горшках. Свинец превращался в оксид свинца РЬО и впитывался в стенки горшка, увлекая за собой все случайные примеси, а на дне горшка оставался сплав золота и серебра. Главный секрет такого обжига – материал горшков: их делали из костной золы.
Алхимики научились использовать азотную кислоту для отделения серебра и меди, с которыми золото часто образует природные сплавы.
Современному человеку рассказы о превращениях неблагородных металлов в золото кажутся нелепыми сказками. Но в таких трансмутациях нет ничего фантастического, если они происходят на молекулярном
уровне. Известно, что уголь и алмаз имеют одинаковую молекулярную структуру. Следовательно, если известен катализатор, способный изменить молекулярную структуру угля, то мы можем получить алмаз. В этих моментах алхимия нисколько не противоречит химическим законам. «С открытием элементарных частиц трансмутация становится возможной, – пишет Жан Беранжье в конце XX века. – Ныне – это почти заурядное явление: в качестве доказательства достаточно привести тот факт, что в мире ежегодно производится несколько сотен килограммов плутония – металла, не существующего в природе». А Клеман Дюваль в книге «Ртуть» (не странное ли совпадение, что именно этот металл наряду со свинцом избрали алхимики для превращений в золото?) заявляет следующее: «Трансмутацию можно и вызвать. Так Шерр, Бейнбридж и Адерсон в 1941 году получили изотопы радиоактивного золота, бомбардируя ртуть быстрыми нейтронами».
Таким образом, в трансмутации металлов нет ничего невероятного. Хотя, конечно, алхимики не имели аппаратуры, подобной современной. Впрочем, Парацельс и другие великие адепты алхимии считали трансмутацию низшим аспектом алхимии, ведь цель этой науки отнюдь не обогащение. Хотя ни для кого не секрет, что именно этот раздел алхимии, наряду с обретением философского камня и эликсира бессмертия, долгое время притягивал к себе лучшие умы человечества. Подтверждением тому, что в алхимии есть рациональное зерно, может служить перечень известных людей, занимавшихся проблемами алхимии: Авиценна, Парацельс, Альберт Великий, Роджер Бэкон, Фома Аквинский, Раймонд Луллий, Гельвеции и др.
По мнению современных алхимиков, самым главным в искусстве алхимии является трансформация самого адепта. Дословное этимологическое значение термина трансформация – «выход за пределы мира форм». В более широком смысле – теургическая способность к творчеству. В этом смысле интересен взгляд на алхимию швейцарского психиатра и философа Карла Густава Юнга. Необычен сам путь, каким Юнг пришел к алхимии. В 1914 году ученик знаменитого отца психоанализа Зигмунда Фрейда Герберт Зильберер опубликовал работу «Проблемы мистики и ее символики», посвященную психоаналитическому применению алхимии. Фрейд отозвался о работе очень холодно, вследствие чего Зильберер, придя в отчаяние, покончил жизнь самоубийством.
Юнг тоже не принял всерьез книгу Зильберера, но через 12 лет неожиданным образом продолжил исследования погибшего коллеги. Алхимия в соотношении с психологией вызвала у него столь сильный интерес, что ученый занимался этой проблемой все 35 лет, вплоть до самой смерти. Юнг рассматривал алхимические понятия как психологические проекции, а сам алхимический процесс не как трансмутацию металлов, а как трансформационную психологическую процедуру исцеления и роста человеческой души, которую он назвал индивидуацией («путем к себе»). Отсюда философский камень не материальная субстанция, а состояние достижений определенных духовных качеств, иными словами, кристалл духа, образующийся в человеке.
Такая интерпретация алхимии не нова. Еще во II веке до нашей эры специфической особенностью китайской алхимии было практически отсутствие интереса к трансмутации неблагородных металлов в золото. Китайские алхимики искали вещь, гораздо более ценную, – бессмертие. И основой их практики были духовные возможности человека. Приняв свой жизненный срок за неблагородный металл, они пытались трансмутировать его в золото, то есть в вечную жизнь (золото выбрано символом бессмертия не случайно: всем известно, что оно не подвластно порче с течением времени).
Таким образом, и в наше время загадок алхимии отнюдь не стало меньше. Древняя наука еще преподнесет человечеству сюрпризы, главный из которых – бессмертие человеческого духа. Будет это достоянием избранных или всего человечества, зависит только от того, насколько человек будет открыт новому знанию.
В настоящее время алхимию преподают на философских факультетах вузов.
С 1933 года ведет отсчет существования общество «Эранос». Название «Эранос» (участие в праздненстве – грен.) выбрал Рудольф Отто для регулярных встреч в поместье фрау Ольги Фрубе-Каптейн, целью которых было исследование взаимосвязей между мышлением Запада и Востока. Начиная с этого года сюда съезжались маститые ученые (например, Генрих Зиммер, Мартин Бубер), чтобы выступить с докладами и принять участие в дискуссиях по темам, близким юнговской философии.
Когда фашисты пришли к власти в Германии, Юнгу было пятьдесят восемь лет. И семьдесят, когда война закончилась. Даже для Швейцарии, сохранявшей нейтралитет, это время было трудным и напряженным. Международное медицинское общество психотерапии под влиянием нацистов ИСКЛЮЧИЛО евреев из немецкого представительства. Юнг считал, что нашел хорошее решение этой проблеме: евреи могли быть представителями других стран и, таким образом, продолжать участвовать в профессиональных дискуссиях. Многие говорили о его решении как о неудачной уступке. Юнга обвиняют в антисемитизме, поводом к этому служит его статья «О современном состоянии психотерапии» от 1934 года. От этих обвинений его защищают друзья, коллеги и студенты еврейского происхождения. Юнг приписывал нациям и расам определенные характеристики, что вызвало волну яростной критики. Но наблюдения Юнга не имеют ничего общего с расовыми предрассудками. Когда мы говорим о том, что данному народу присущи определенные черты, мы не утверждаем, что они присущи каждому отдельному представителю этой народности. Разве сами мы не называем немцев педантичными, англичан – чопорными, а французов – националистами? Разве не рассуждаем о «русской душе»?
Рост нацизма и грядущая война способствуют переработке и уточнению юнговской теории архетипических образов. Когда начинается Вторая мировая война (1939 год), Юнг складывает с себя обязанности редактора журнала Zentralblattfur Psy-chotherapie und ihre Grenzgebiete, издаваемого в Лейпциге. Тогда же проходит седьмая встреча общества «Эранос», на которую приезжают Пауль и Мари Меллон. Пауль Меллон был филантропом и коллекционером картин; его первая жена, Мари, страдала от астмы и по этому поводу лечилась у Юнга. Щедрость семьи Меллонов впоследствии способствовала широкому распространению идей Юнга.
В 1938 году Юнг совершает путешествие в таинственную Индию по приглашению британского правительства. Поводом стало двадцатипятилетие университета в Калькутте. Юнг много читал об индийской философии, сам практиковал йогу и медитацию, поэтому возможность увидеть все собственными глазами его привлекала. Индия была единственной страной для Юнга, культуру которой он мог сравнить с европейской. Она была совершенно иной, но она была высокоразвитой. В Африке он ни разу не беседовал с аборигеном, способным словами рассказать о своей культуре. В Индии Юнг вел продолжительные беседы с С. Субраманья Джером, гуру махараджи из Майсура. При этом он старался избегать «индийских святых», справедливо полагая, что их «правда» идет вразрез с «правдой» европейца. В Индии Юнга интересовали в основном проблемы добра и зла. Для европейца добро и зло – это четко противопоставленные категории. В «Фаусте» Гёте Мефистофель говорит: «Я – часть той силы, Что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Такая проблема не свойственна восточным народам. Для восточного мышления зло – это необходимая часть природы (мысль, для христианства еретическая). Индийская духовность в равной степени принимает добро и зло. Йог ощущает себя вне добра и зла, достигая этого при помощи медитации.
В Индии у Юнга произошла презабавная встреча с одним индусом, который согласился проводить его в храм и показать большую храмовую пещеру. Всю пагоду заполняли достаточно откровенные скульптуры. В них провожатый Юнга видел средство духовного совершенствования. Когда они вышли из храма и стали спускаться по аллее – индус внезапно сказал Юнгу: «Вы видите эти камни? Знаете, что они означают? Я открою вам великую тайну». Юнг был удивлен, фаллическое содержание этих памятников казалось ему очевидной вещью. Индус прошептал ему на ухо с величайшей серьезностью: «Эти камни – интимная часть мужского тела». Юнг ошеломленно посмотрел на него – он-то ожидал услышать что-нибудь серьезное о символическом значении камней. Провожатый лишь важно кивнул головой, словно говоря: «Да-да, это правда. Вы в своем европейском невежестве никогда бы об этом не догадались!» В Индии Юнгу были присвоены три докторские степени – в Аллахобаде, Бенаресе и Калькутте. Индия оставила в душе Юнга неизгладимый след, она открыла для него другой мир, непривычный, так непохожий на европейский.
В этом же году Юнг посетил Равенну. Именно здесь с ним произошло одно из самых невероятных событий в его жизни. Вместе с одной знакомой они решили осмотреть баптистерий. Их весьма впечатлили настенные мозаики на библейские сюжеты. Особенно поразила последняя, четвертая мозаика, изображавшая Христа, протягивающего руку тонущему Петру. «Сюжет о тонущем Петре сохранился в моей памяти с поразительной отчетливостью. Я и сегодня представляю его до последней мелочи: синеву моря, отдельные мозаичные камни с надписями у губ Петра и Христа (я пытался их расшифровать)». По выходе из баптистерия Юнг хотел купить открытки с удивительными мозаиками, но их не оказалось. Уже будучи в Швейцарии, Юнг попросил одного друга, собиравшегося в Равенну, привезти эти открытки. Но тот не смог найти их. Оказалось, что подобной мозаики не существует и никогда не было. За это время Юнг успел рассказать о мозаике своим студентам. Его спутница еще долго отказывалась поверить, что увиденное ими тогда на самом деле не существует. «Когда подобные вещи происходят с нами, мы начинаем воспринимать их куда серьезнее, чем то, что услышали или прочитали о них. Вообще для такого рода историй люди, как правило, спешат придумать объяснения на скорую руку. Я пришел к заключению, что, когда речь идет о бессознательном, нашего знания и опыта всегда недостаточно для создания каких бы то ни было теорий».
В 1944 году Юнг занимал должность куратора медицинской психологии в Базельском университете, но вскоре из-за состояния здоровья вынужден был оставить пост. Он сломал ногу, после чего с ним случился инфаркт. Находясь на грани жизни и смерти, Юнг переживал поразительные видения. К ним можно относиться по-разному. Кто-то считает, что человек, находясь в пограничном состоянии, действительно может заглянуть «по ту сторону». Материалистически настроенные полагают, что это просто галлюцинации, вызванные недостатком кислорода в мозге. Факт остается фактом: Юнг предсказал смерть своего лечащего врача. «Снизу, оттуда, где была Европа, явился вдруг некий образ. Это был мой доктор, вернее, его лик в золотистом нимбе – словно в лавровом венке. Я его мгновенно узнал: а, это же мой доктор, тот, что меня лечил. Только теперь принял облик василевса – царя Коса. Привычный мне образ был лишь временной оболочкой, теперь же предстал таким, каким был изначально». Доктор был якобы послан с Земли с вестью: Юнг не может умереть, он должен остаться в живых. В полубреду Юнг подумал, что доктору угрожает опасность, ибо тот, кто смог предстать в своем истинном облике, уже начал отходить от земной жизни. Юнг был одним из последних пациентов этого врача. В тот день, когда Юнгу было дозволено встать с кровати, доктор слег и вскоре умер от сепсиса.
В последующие годы Юнг много и плодотворно работает, хотя в 1945-м ему уже исполнилось 70 лет. Вот некоторые названия его трудов этого периода: «Психология переноса», «О символизме мандалы», «Фундаментальные вопросы психотерапии». «Мистерии сознания: исследование отделения и синтеза психических оппозиций в алхимии» (это последняя работа Юнга по алхимии).
В 1955 году умерла его жена Эмма. Они прожили вместе 53 года. После ее смерти Юнг делает последнюю пристройку к башне в Боллингене. «Порой я ощущаю, будто вбираю в себя пространство и окружающие меня предметы. Я живу в каждом дереве, в плеске волн, в облаках, в животных, которые приходят и уходят, – в каждом существе. В Башне нет ничего, что бы не менялось в течение десятилетий и с чем бы я не чувствовал связи. Здесь все имеет свою историю – и это моя история. Здесь проходит та грань, за которой открывается безграничное царство бессознательного. Я отказался от электричества, сам топлю печь и плиту, а по вечерам зажигаю старинные лампы. У меня нет водопровода, я беру воду из колодца. Я рублю дрова и готовлю еду. В этих простых вещах заключается та простота, которая так нелегко дается человеку».
Практически до конца своей жизни Юнг продолжал лечить людей. Вот как выглядел его обычный день: с восьми до десяти утра он читал корреспонденцию, писал сам или диктовал письма, затем три часа до обеда и три часа после принимал пациентов. Вечером он читал научную литературу и писал собственные труды. Лишь в последние годы жизни количество пациентов пришлось сократить – Юнг сильно уставал.
Юнг скончался в своем доме в Кюснахте в 1961 году после непродолжительной болезни. Ему было 86 лет. По прошествии некоторого времени в дерево, под которым Юнг особенно любил сидеть, попала молния и оно сгорело дотла. Многими это было воспринято как привет Юнга из небытия…
Аналитическая психология
Говорить о психотерапии Юнга достаточно тяжело уже потому, что Юнг помогал пациентам не какими-то особо эффективными методами, а в первую очередь своей личностью. «Конечно, врач должен владеть так называемыми „методами", но ему следует быть чрезвычайно осмотрительным, чтобы не пойти по привычному, рутинному пути. Вообще нужно с некоторой опаской относиться к теоретическим спекуляциям – сегодня они кажутся удовлетворительными, а завтра их сменят другие. Для моего психоанализа подобные вещи ничего не значат, я намеренно избегаю педантизма в этих вопросах. Для меня прежде всего существует человек и индивидуальный подход. И для каждого пациента я стараюсь найти особый язык. Поэтому одни говорят, что я следую Адлеру, другие – что Фрейду. А принципиально лишь то, что я обращаюсь к больному как человек к другому человеку. Психоанализ – это диалог, и он требует партнерства. Психоаналитик и пациент сидят друг против друга, глаза в глаза. И врачу есть что сказать, и больному – в той же степени». Именно поэтому многие считают, что метод Юнга умер вместе с ним, а представители юнговской школы лишь последователи, не сумевшие достичь вершин мастерства Юнга. Юнг не делил человечество на две половины – «больных» и «здоровых». Об этом он часто говорил в своих статьях, посвященных шизофрении. Нет четкой границы между «нормальным» и «ненормальным», и «нормальные» люди рискуют подчас оказаться намного более «сумасшедшими», чем люди, официально признанные таковыми и содержащиеся в специальных лечебницах.