Текст книги "Жут"

Автор книги: Карл Фридрих Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

– Мы будем с вами вовсе не так милостивы, как ты думаешь. Вам не удастся самим освободиться.

Он молчал.

– Лестницы там больше нет, – продолжил я.

– Лестницы? Как? В самом деле? – спросил он торопливо и растерянно. – Ты знаешь о ней?

– Да, я уже побывал вчера в пещере, чтобы ознакомиться с местом, откуда мы хотели вызволить англичанина.

– Аллах! – изумленно воскликнул он.

– Сегодня мы тоже побывали в пещере, когда алим пришел туда поговорить с англичанином. Ты можешь рассказать об этом всем остальным; пусть они поймут, как мало мозгов у них в голове.

– Но, господин, тогда ведь мы не сумеем выбраться из пещеры! – испуганно сказал он.

– Вам это и не нужно.

– Мы же умрем там с голоду.

– Мне вас не жаль.

– Но ты ведь обещал, что с нами ничего не случится!

– Да, и я сдержу слово. Мы вам не причиним ничего. Вы сами превратили пещеру в страшную западню. В ней поселилась смерть, и значит, вы сами виноваты в том, что попадете в ее объятия.

– Господин, ты не сделаешь этого. Мы погибнем самым жалким образом!

– Многие, многие люди погибали здесь от удушья самым жалким образом. Мы не тронем вас пальцем, мы лишь приведем вас туда, где находились ваши жертвы. Что там случится, нас не касается.

– И потом вы завалите лаз камнем?

– Конечно.

– О Аллах! Тогда спастись невозможно. Этот камень не отодвинуть изнутри – ни топором, ни ножом. И у нас не то, что нет инструментов – мы связаны по рукам и ногам. Неужели ты не хочешь меня пощадить?

– А ты заслуживаешь пощады?

– Ты же видел, что я во всем послушен тебе.

– Из страха перед моей пулей.

– И из раскаяния в моих делах.

– Не верю в это. Впрочем, я хочу убедиться, стоит ли делать тебе исключение. Сейчас возвращаемся!

Он повиновался. Когда мы вновь оказались у костра и я связал ему ноги, он опять зашептал:

– Ты сделаешь для меня исключение?

– Нет, я все обдумал.

Тогда он яростно прокричал:

– Пусть поберет тебя шайтан и отправит в самую дальнюю бездну ада! Ты – самая злая и свирепая из всех собак на свете. Пусть твой конец будет в тысячи раз страшнее и мучительнее нашего!

Этого я ожидал. Его покорность и уверения в том, что он раскаялся, не могли меня обмануть. Среди слуг углежога он был самым сильным, грубым и бесчувственным человеком. Это было видно сразу.

Естественно, все, что я поведал ему, я поведал в расчете на то, что он расскажет остальным. Пусть они недолго пробудут в пещере, но за это время узнают, что значит страх смерти. Попутно слуга получил от Халефа несколько ударов плетью за проклятия, адресованные мне. Казалось, он даже не почувствовал их, ибо в самых гневных выражениях спешил сообщить товарищам, какая судьба ждет их. Когда они узнали об этом, поднялись громкие вопли; все возмущались. Лишь углежог, спокойно лежа в стороне, прикрикнул на остальных:

– Тихо! От вашего рычания вам никакого прока. Не будем же потешать этих собак, задумавших нас убить, выказывая страх перед ними. И чего нам бояться? Нет, скажу я вам, и еще сто раз нет. Нас задумала прикончить христианская собака, поэтому Аллах снизойдет к нам, чтобы спасти нас. Пусть не ликует этот гяур!

– Я знаю, о чем ты думаешь, – ответил слуга. – Аллах не снизойдет в нашу пещеру, ибо лестницы теперь нет. Этот чужак заполз в дупло дуба и убрал оттуда лестницу.

На минуту все стихли от ужаса. Потом углежог, у которого, судя по голосу, от страха перехватило дыхание, спросил:

– Это правда? Это правда?

– Конечно, конечно! Он сам мне сказал.

– Как он узнал об этой тайне?

– Должно быть, дьявол ему сказал, братец его и сообщник.

– Тогда с нами все кончено; мы умрем от голода и жажды.

Теперь спокойствие напрочь оставило и его. Потрясая путами, он хрипло закричал:

– О, Аллах! Да падет с неба огонь и истребит этих чужаков! Пусть восстанут воды земные и утопят их! Пусть облака дождят ядом, умерщвляя их, как жалких червей, готовых все пожрать!

Остальные поддержали эти проклятия. Воистину мы отыскали верное средство, чтобы вселить в них страх перед смертью. Шум был столь громок, что мы поспешили отвести их в пещеру.

Внутри пещеры мы уложили их в ряд. Потом выползли оттуда и закрепили камень с помощью цепи. Они все еще выли от страха, но голоса их были снаружи уже не слышны.

Теперь мы принялись подкидывать в костер дрова, прежде заслонявшие вход в пещеру. Поленьев хватило бы, чтобы поддерживать огонь всю ночь. Сам лорд охотно взялся нам помогать, пренебрегая достоинствами своего титула.

Во время этой работы Халеф взял меня за руку, состроил хитрую мину и сказал:

– Сиди, мне только что пришла в голову одна очень хорошая, отличная мысль.

– Как? Обычно именно твои лучшие мысли мало на что годятся.

– Но эта достойна тысячи пиастров!

– Я тебе их, конечно, не дам за нее.

– И все же ты порадуешься, услышав ее.

– Так говори же!

– Скажи вначале, может быть, ты сострадаешь людям, брошенным туда?

Он указал на пещеру.

– Нет, совсем нет.

– Кара, обещанная им, – по сравнению с их преступлениями – совсем не похожа на кару. Завтра или послезавтра они вновь будут на свободе и потом все быстро забудут. Не лучше ли было бы немного умножить их страх, чтобы они дольше помнили об этом?

– Я ничего не имею против. Как же ты хочешь взять их в оборот?

– Мы убедим их, что они умрут той же смертью, на которую обрекали своих жертв.

– То есть задохнутся?

– Да, мы разожжем огонь.

– Возле пещеры?

– Естественно! И откроем лаз, чтобы дым потянулся туда.

– Тогда они впрямь задохнутся!

– О нет! Костер будет небольшим, и разожжем мы его в стороне, поэтому большая часть дыма развеется. Их поленница была сложена так, чтобы дым тянуло внутрь; у нашего же костра все будет по-иному. Пусть лишь они видят, что мы открываем лаз; пусть лишь чуют запах дыма – ужас их будет неописуемым. Не так ли, сиди?

– Я думаю так.

– Так скажи, можно ли мне?

– Хорошо, делай это. Их душам полезно потрепетать; быть может, этот день станет поворотным в их жизни.

Хаджи отодвинул камень, заслонявший вход в пещеру, сложил рядом небольшую стопку дров и поджег их. Затем он опустился на колени и с таким рвением принялся загонять дым внутрь пещеры, что слезы выступили у него из глаз.

– Оставь это занятие, Халеф! – улыбнулся я. – Ты сам ведь задохнешься.

– О нет! Это доставляет мне радость. Теперь плуты перепугались, словно их бросили на раскаленный противень, на котором шайтан поджаривает своих любимцев.

Пока он с таким рвением занимался костром, все остальные отправились в дом. Там мы нашли кучу сосновой лучины и несколько сальных свечей. Этого хватило, чтобы осветить комнату.

Потом мы обследовали постель. Отбросив ее в сторону, мы наткнулись на старую дощатую дверь. Когда ее убрали, открылась довольно глубокая, четырехугольная яма; мы извлекли ее содержимое. Здесь имелось несколько увесистых слитков свинца, несколько жестяных коробок, начиненных пистонами, куча кремней и бочонок пороха. В последнем было просверлено отверстие, однако его снова заткнули тряпкой.

Я опустился на колени возле бочонка, чтобы вытащить тряпку и проверить качество пороха. Наткнувшись на кусок свинца, я швырнул его в яму. Раздался звук, который заставил меня насторожиться. Так звучат полые предметы.

– Может, под этим тайником находится еще один? – спросил я. – Послушайте-ка! Разве это не звук чего-то полого?

Я бросил вниз еще один кусок свинца – тот же звук.

– Yes! – сказал лорд. – Это фальшивый пол. Попробуйте, можно ли снять этот пол.

Мы снова закупорили бочонок и откатили его в сторону, чтобы искры от горящей лучины не попали на него. Потом – благо позволяло место – мы улеглись ничком вокруг ямы – глубина ее достигала примерно трех футов – и принялись ножами раскапывать земляной пол. Рыхлую землю вынимали руками.

Вскоре мы не могли уже дотянуться до дна ямы. На помощь пришел Халеф. Он был самым маленьким из нас, поэтому ему пришлось спуститься в яму. Сев на корточки, он стал усердно рыть землю.

– Мне любопытно, что за fowling-bull[28]28
  Крылатый бык (англ.).


[Закрыть] он извлечет на свет, – улыбнулся лорд.

Раньше он был одержим страстным желанием отыскать на руинах Ниневии крылатого быка; теперь эта мысль побудила его к шутке.

Внезапно Халеф остановился. Звук, производимый его ножом, стал совсем другим.

– Земля кончилась, – доложил малыш. – Я наткнулся на дерево.

– Давай дальше! – попросил я. – Попробуй очистить дерево от земли!

– Сиди, это какие-то бруски толщиной в руку; под ними пустота.

Немного погодя он достал две буковые доски.

– Их там лежит, пожалуй, больше двух десятков, – сказал он. – Я скоро увижу, что под ними находится.

Он извлек еще несколько досок; потом заглянул в образовавшийся проем. Предмет, попавший ему в руки, был так широк, что ему никак не удавалось достать его.

– Это кожа, – пояснил он, – но обвязанная веревками и довольно тяжелая.

– Тогда я спущу тебе лассо, – ответил я. – Продень его под веревками и убери остальные доски. Мы вытащим эту вещицу с помощью лассо.

Он послушался моего совета и потом вылез из ямы. Мы подняли предмет с помощью лассо: тот был спрятан в крепкий кожаный мешок, очень старательно обвитый веревками; откуда-то изнутри доносились металлические звяканье и звон. Отвязав веревки и приоткрыв мешок, застегнутый ремнем, мы извлекли его содержимое. Все присутствующие, не исключая меня, испустили изумленные крики, ведь мы увидели перед собой старинное, драгоценное воинское снаряжение штиптаров.

Вначале мы заметили искусно сплетенную кольчугу; она была серебряной или только посеребренной. Умелец, изготовивший ее, был несомненно мастером своего дела; пожалуй, ушло много-много месяцев, чтобы изготовить эту великолепную вещь. Назначалась кольчуга для человека небольшого роста, возможно, такого же, как мой Халеф.

Затем обнаружились два кремневых пистолета, богато украшенных золотом, и длинный, широкий кинжал с обоюдоострым лезвием, чья рукоятка из розового дерева также была отделана золотом, а в головке эфеса мерцала огромная, голубая жемчужина.

На дне мешка лежала кривая турецкая сабля, вложенная в простые кожаные ножны; лаковое покрытие на них стерлось. Сабля переходила из рук в руки; никто не промолвил ни слова. Наконец, Халеф протянул мне ее и сказал:

– Посмотри на нее, сиди! Она не подходит к остальным предметам.

Эфес был таким грязным, что нельзя было понять, из чего он изготовлен; казалось, его умышленно так перемазали. Однако я достаточно хорошо разбирался в оружии, чтобы тотчас заметить изящно выгравированную надпись на арабском языке. Прочитать ее было легко; она гласила: «Ismi ess ssa’ika» («Я – разящая молния»).

Этого мне хватило, чтобы предположить, что в моих руках очень ценная вещь. С помощью старого кафтана, висевшего на стене, – в его карман Халеф сунул улиток – я очистил эфес от приставшей к нему грязи и увидел, что он выточен из слоновой кости; на нем была вытравлена черная надпись – первая сура Корана. Головку эфеса украшали два скрещенных полумесяца. Между их половинками виднелись арабские буквы, а именно: в первой четверти – «джим», во второй – «сад», в третьей – снова «джим», а в четвертой я разглядел «ха», «мим» и «даль». Эти буквы я знал очень хорошо; они означали имя оружейного мастера, место и год изготовления сабли. Можно было дополнить первые три буквы и прочитать:

Ibn Dschordschani (имя)

ess ssaikal (оружейный мастер)

esch scham’ (в Дамаске)

Буквы в четвертой четверти указывали номер года. «Ха» означала 600, «мим» – 40, а «даль» – 4, то есть сабля была выкована в 644 году хиджры[29]29
  Хиджра – переселение Мухаммеда из Мекки в Медину. Жители Медины и стали ближайшими сподвижниками пророка. При халифе Омаре I (634-644) год хиджры объявлен началом мусульманского летоисчисления. Исходной датой для него принято 16 июля 622 года.


[Закрыть], начавшейся в 622 году от Рождества Христова.

Я вытащил клинок из ножен. Он был перепачкан грязноватой смесью масла и толченого древесного угля. Когда я протер его, он воздал честь своему имени; он засверкал, как молния.

При ближайшем рассмотрении нельзя было не заметить, что это – настоящий клинок, выкованный из индийской стали, отлитой в Голконде[30]30
  Голконда – государство в Индии в XVI-XVII вв.


[Закрыть] и закаленной в пламени костра, который развели при помощи верблюжьего навоза. На одной его стороне отчетливо виднелась надпись «Dihr bahlaf» («Смотри в оба»), а на другой – «Iskihni dem» («Дай напиться крови»). Клинок был так упруг, что почти перегибался на моем бедре.

– Ну, Халеф, – спросил я хаджи, – разве этот клинок впрямь не подходит к другим предметам?

– Кто бы мог подумать! – ответил он. – Клинок и верно подлинный.

– Конечно. Клинок намного ценнее, чем все остальное, что откопали в этой яме. И он опровергает ошибочное мнение, что настоящие клинки изготавливали не в Дамаске, а в Мешхеде, Герате, Кермане, Ширазе, Исфахане и Хорасане. Я покажу вам сейчас, как надо проверять такую сталь.

Здесь лежала короткая деревяшка, служившая табуреткой. Я положил на нее камень величиной вдвое больше кулака, готовясь рассечь его саблей. Эксперимент удался с первого же удара, при этом на лезвии клинка не осталось ни малейшей зазубрины.

– Черт побери, он настоящий! – воскликнул лорд. – Да, мы нашли кое-что ценное. Я куплю у вас саблю. Сколько вы хотите за нее?

– Ничего.

– Как? Ничего? Не решили же вы подарить мне ее даром!

– Нет. Я не могу ни продать вам ее, ни подарить, ведь она не принадлежит нам.

– Но вы же не знаете ее хозяина!

– Попробуем о нем разузнать.

– А если это невозможно?

– Тогда мы отдадим эти вещи властям. По всей видимости, оружие украли. Его настоящий хозяин должен его себе вернуть, сэр. Я не думаю, что вы другого мнения.

– Естественно, я другого мнения, совершенно другого! Вы что решили задержаться здесь на несколько месяцев, чтобы обследовать всю страну в поисках того, кому принадлежало это оружие? Или вы думаете, что какой-нибудь чиновник, если вы соблаговолите передать ему находку, возьмет на себя труд отыскать этого человека? Тут вы сильно ошибаетесь! Надо знать здешние нравы. Этот чиновник украдкой высмеет вас за доверчивость, а вещи приберет себе.

– Этого я не боюсь. Когда я говорил о властях, я имел в виду вовсе не турецкого вали[31]31
  Вали – в Турции должностное лицо, представляющее центральное правительство в вилайете.


[Закрыть] и его подручных. Здесь, в горах, эти люди не имеют ни малейшей власти. Горцы поделены на племена, а те не подчиняются ни властям, ни другим племенам. Во главе каждого племени стоит барьяктар; он правит племенем вместе с несколькими джобарами и довранами. Все преступления, совершенные против человека, карает не государство, а пострадавший и его домочадцы, вот почему кровная месть здесь еще процветает. Если я передам оружие одному из барьяктаров, то уверен, что он его не утаит, даже если оно окажется имуществом человека из какого-нибудь другого племени.

– И где вы найдете такого барьяктара?

– Я узнаю это в ближайшей деревне. Впрочем, мне это даже не понадобится. Я могу узнать имя владельца прямо здесь.

– У кого?

– У углежога. Он припрятал эти вещи и, верно, знает, у кого их отняли. Пусть Халеф, Оско и Омар приведут его.

– Так не пойдет, сиди, – высказался Халеф.

– Почему нет?

– Потому что я развел костер у входа в пещеру. Мы не войдем туда.

– Так потуши костер, мой дорогой.

– Хорошо! Но потом я снова его разожгу.

Трое моих спутников ушли и через некоторое время привели углежога. Они не очень-то любезно швырнули его наземь, причем тот испустил громкий крик, пожалуй, не столько из-за боли, что причинило ему это неласковое обращение, сколько от ужаса, вызванного тем, что он увидел. Он стиснул зубы до скрежета и яростно переводил взгляд то на нас, то на лежавшие на земле предметы. Когда его взгляд наткнулся на разрытую яму, дрожь сотрясла его лицо, и я догадался, что в яме скрывается что-то еще, что мы пока не нашли.

– Я велел тебя привести к нам, – сказал я ему, – чтобы осведомиться у тебя об этих предметах. Кому они принадлежали?

Он молчал; я повторил вопрос, но он не дал ответа.

– Положи его ничком и хлещи его плеткой, пока он не заговорит, – приказал я.

Его мигом уложили наземь, и Халеф ударил его плеткой. Когда Шарка увидел, что мы не шутим, то крикнул:

– Стой! Вы все узнаете!

– Так говори, но быстро!

– Это мое оружие.

– Ты можешь это доказать?

– Да. Оно всегда было у меня.

– И ты его закопал? Имущество, доставшееся тебе по праву, незачем прятать.

– Когда живешь один среди леса, приходится так делать, коли не хочешь, чтобы воры отняли у тебя все.

– Да ведь эти воры – твои друзья; тебе незачем их бояться. Как же ты раздобыл это оружие?

– Я унаследовал его.

– От своего отца? Стало быть, предки углежога были людьми из богатой и знатной фамилии?

– Да, мои предки были знаменитыми героями. Увы, но от их богатств до меня дошло лишь оружие.

– Других сокровищ у тебя нет?

– Нет.

– Посмотрим!

Я зажег новую лучину и осветил яму. Внизу, в углу, лежали два пакета, завернутые в лохмотья; прежде они были припрятаны под мешком. Халеф спустился в яму и подал их нам. Он встряхнул их – словно бы зазвенело золото.

– Они тяжелые, – сказал он. – Я думаю, что в них немало отменных пиастров.

Углежог испустил свирепое проклятие и воскликнул:

– Не притрагивайтесь к этому золоту! Оно мое!

– Молчи! – ответил я. – Оно не может тебе принадлежать, ведь ты только что утверждал, что кроме оружия у тебя нет никаких сокровищ.

– Разве мне нужно все сообщать вам?

– Нет; но для тебя было бы лучше говорить откровенно. Твоя ложь только убеждает, что эти вещи не твои.

– Мне что надо вам показывать все свои вещи, чтобы вы обворовали меня?

– Мы люди честные и не взяли бы у тебя ни гроша, если бы убедились, что деньги впрямь твои. Впрочем, тебе все равно, завладеем мы этими вещами или нет. Тебе они больше не достанутся, ведь тебя ждет верная смерть.

Тем временем мы развязали тряпки и открыли замшевые пакеты, вышитые бисером. Мне бросилось в глаза имя Стойко Витеш; оно виднелось посредине обоих пакетов. Написано оно было буквами русского алфавита, которым пользуются в Сербии и граничащих с ней горных местностях. «Витеш» по-немецки означает «рыцарь». Легко было догадаться, что хозяина этих денег звали Витешем, потому что предки его были рыцарями. Доспехи и оружие изготовили в те давние времена. Еще сегодня в этих краях иногда увидишь кольчугу, которую носят только по светским праздникам, поскольку против современного стрелкового оружия она бесполезна.

– Ты можешь это прочитать? – спросил я углежога.

– Нет, – ответил он.

– Тебя зовут Шарка. Это твое имя. А фамилия твоя как звучит?

– Бисош.

– А твоих предков так же звали?

– Все они принадлежали к той же славной фамилии, и какой-то Бисош велел изготовить эту кольчугу.

– Это ложь. Вот ты и попался. Эти доспехи, это оружие, эти деньги принадлежат человеку, которого зовут Стойко Витеш. Или ты будешь отпираться?

Он с безмерным изумлением уставился на меня. Он не знал, что бисером были вышиты буквы, и не мог понять, как я догадался об этом имени.

– Ты дьявол! – воскликнул он.

– И ты отправишься к дьяволу, если не скажешь тотчас, где найти этого Стойко.

– Я не знаю человека с таким именем, и вещи эти мои. Я могу поклясться всеми клятвами.

– Что ж, тогда я, конечно, верю тебе, и мы не вправе разлучать тебя с твоим богатством. Пусть его похоронят вместе с тобой. Возьми его с собой к своим славным предкам, которые наверняка живут в джехенне!

Я подкатил поближе к нему бочонок с порохом и вытащил пробку. Потом я отрезал ножом нижнюю кайму кафтана, о котором говорил, и скрутил ее в веревку; один конец ее сунул в бочонок, а к другому поднес горящую лучину и подпалил его.

– Господин, что ты делаешь? – испуганно крикнул он.

– Взорву тебя с твоим домом и всем, что в нем есть. Уходим быстрее, – обратился я к остальным, – не то камни заденут нас.

Я сделал вид, будто впрямь собираюсь выйти; остальные последовали за мной. Фитиль тлел медленно, но верно.

– Стой, стой! – прорычал Шарка нам вслед. – Это же ужасно! Сжальтесь!

– Но ведь ты не жалел своих жертв, – крикнул, обернувшись к нему, Халеф. – Отправляйся в ад. Желаем тебе скорого пути!

– Вернитесь, вернитесь! Я все скажу, все! Уберите фитиль! Это не мои вещи.

Я уже выходил на улицу, но быстро вернулся, чтобы спросить:

– А чьи?

– Этого Стойко Витеша, чье имя ты назвал. Убери же фитиль!

– Только если ты скажешь нам правду!

– Да, да! Только отведи огонь от пороха!

– Прекрасно! Я ведь могу снова поджечь фитиль. Халеф, затопчи огонь! Но я говорю тебе, Шарка, если я еще раз уличу тебя во лжи, то мы снова подожжем фитиль, и тогда все просьбы будут напрасны. Мы не позволим с собой играть. Итак, где ты отнял деньги и доспехи у этого Стойко?

– Здесь.

– Ах! Он был не один, ведь без охраны в этих краях не возят с собой такие сокровища.

– С ним был его сын и слуга.

– Ты их убил?

– Старика нет. Другие защищались и вынудили их застрелить.

– Так Стойко все еще жив?

– Да.

– И где же он?

– В сторожевой башне под Руговой.

– Понимаю. Его заставляют заплатить выкуп?

– Да, Жут этого хочет. Если он его получит, я могу оставить эти вещи себе.

– А если не получит?

– Тогда я поделю это с ним.

– Кто еще знает об этих вещах?

– Никто, кроме Жута и моих слуг.

– Они видели, как напали на Стойко?

– Да. Я бы один не справился с тремя людьми.

– Вы и впрямь дьявольское отродье! Ну, говори, алим ничего не знает об этом?

– Он ничего не узнал, иначе бы потребовал поделиться и с ним.

– Что вы сделали с двумя трупами?

– Их закопали.

– Где?

Он замешкался с ответом, но когда увидел, что Халеф тотчас поднес горящую лучину к фитилю, быстро произнес:

– Не поджигайте снова! Это место совсем недалеко отсюда. Но вы ведь не станете искать его?

– Мы как раз это и сделаем.

– И раскопаете?

– Вероятно.

– Но вы же оскверните себя трупом!

– Ты сделал это, не смутившись. Ты отведешь нас, хотя и не можешь ходить. Тебя понесут.

– Это ни к чему. Вы сами легко найдете это место, если пойдете отсюда к телеге, а потом проберетесь в кусты. Там вы найдете холмик из земли и пепла; под ним погребены оба. Кирка и лопата лежат там.

– Мы идем туда. Если все не так, как ты говоришь, то взлетишь на воздух. Впрочем, я уверен, что вы убили их вовсе не потому, что они защищались. Они непременно должны были умереть, иначе бы выдали вас. Старый Стойко тоже обречен, даже если заплатит вам выкуп. Но как же вы додумались отвезти его в сторожевую башню? Если бы вы оставили его в пещере, то выкуп достался бы тебе и делиться с Жутом не надо было бы.

– Он потребовал этого; он приехал, едва сражение окончилось. Он видел все, и я не мог от него ничего скрыть. Он тотчас увез с собой Стойко.

– Зачем же Стойко заехал к тебе?

– Он решил переночевать у меня. Он ехал из Слокучи, где он – барьяктар своего племени.

– Куда же он ехал?

– В горы Акраба, в Батеру, что лежит близ Кройи. Его сын решил найти там невесту.

– О боже! Ты сущий дьявол! Вместо свадьбы он отправился на смерть! Он взял с собой дорогие доспехи, чтобы украсить себя на этом празднестве. Для тебя ни одна кара не будет жестокой! Но хотя бы старого отца надо спасти. Скажи нам сначала, когда все это произошло.

– Сегодня две недели как минуло.

– Как попасть в сторожевую башню?

– Не знаю. Жут хранит это в строгой тайне. Разве что алиму он мог признаться. Но, господин, ты видишь, что я все тебе откровенно рассказал. Теперь ты меня не убьешь.

– Нет, мы вас не убьем. Вы заслужили десять смертей и даже больше того, но мы не хотим мараться вашей кровью. Вы – чудовища; с вами не сравнятся ни крокодил, ни гиена. Мы идем осматривать место погребения. До нашего возвращения ты останешься здесь лежать. Омар постережет тебя.

Мы запаслись крупными головешками и отыскали описанное место. Даже не верилось, что этот мерзавец так легко и быстро признался нам. Он часто медлил с ответом, но стоило Халефу поднести лучину к фитилю, как он вновь делался разговорчивым.

Мы нашли холмик, насыпанный скорее из пепла, чем из земли. Мы разрыли его лежавшими рядом инструментами. Убитых не закопали, а сожгли. Четыре обугленных черепа доказывали, что прежде так расправлялись и с другими трупами. Зрелище было ужасное. Мы с содроганием ушли оттуда. Халеф и лорд заговорили, негодуя изо всех сил. Они требовали, чтобы мы тотчас прикончили углежога и его слуг. Я молчал; я чувствовал несказанную ярость.

– Почему вы не говорите, сэр? – воскликнул Линдсей. – Этих преступников надо ведь покарать!

– Так с ними и будет.

– Тьфу! Вы же сами сказали, что здешние власти бессильны. Если мы сами не возьмемся их судить, то эти висельники разбегутся отсюда. Вы даже вздумали подослать к ним человека, чтобы он выпустил их из пещеры.

– Так я и сделаю, разумеется.

– Вот как! Чтобы они убрались отсюда целыми и невредимыми.

– Я не собираюсь подсылать к ним одного из их дружков; я пришлю человека, который не даст им ни пощады, ни спуска. До этого я собирался нагнать на них страху, но пощадить их жизнь. Мы можем забыть преступления, совершенные против нас, а все остальное нас не касается. Теперь же, когда открылось это страшное злодеяние, я хоть и настаиваю, чтобы мы сами не брались за них, но уйти от наказания они не должны. Мы освободим Стойко Витеша и пришлем его сюда. Я не думаю, что он будет слишком мягким или снисходительным судьей.

– Well! С этим я соглашусь. Мы сами не будем возиться в этой грязи, но барьяктар наверняка придумает такую месть, которой нам и не представить. Вопрос только в том, успеет ли Стойко приехать сюда, чтобы свершить свой суд. В любой момент может прибыть дружок углежога и освободить его и его товарищей.

– Нам, разумеется, лучше было бы задержаться здесь, но нельзя оставлять никого, чтобы в случае чего помешать.

– Почему нельзя? – спросил переводчик. – Я прямо сейчас готов здесь остаться. Сэр Дэвид не нуждается в моих услугах, ведь рядом с ним теперь вы. Мне, правда, придется отказаться от заработка, ведь обязанность драгомана…

– Не нужно отказываться, – вмешался Линдсей. – Я за все заплачу. Well!

– Хорошо, значит, убытка у меня никакого не будет. Я останусь здесь и буду стеречь этих чудовищ, пока не приедет Стойко. Или вы думаете, что я не сумею, как должно, нести эту службу? А, может, вы думаете, что я тотчас предложу этим людям помощь, едва вы удалитесь.

– Нет, – ответил я ему. – Я имел повод проверить вас. Я слышал, что за предложения вам делали, но вы не согласились на них. Вы не скрыли от лорда, что тот умрет, даже если уплатит требуемую сумму. Я знаю, что вы с нами, а не с углежогом и его сообщниками, но я не знаю, достанет ли вам ума и энергии, чтобы выполнить все, за что вы решили взяться по своей воле.

– Пожалуйста, сэр, не беспокойтесь об этом! Я тоже прирожденный арнаут. Как переводчик я имел дело с людьми, которые и коварны, и кровожадны. Я впрямь сумею отвести от пещеры внимание людей, случайно приехавших сюда! А если хитрости не хватит, то я употреблю силу.

– Вы в самом деле это сумеете?

– Конечно! Вы думаете, я не знаю, что бы меня ждало, если бы вы не приехали? Да, мне обещали свободу, но я никогда не обрел бы ее. Меня нельзя было оставлять в живых, ведь я их выдал бы. Меня обнадежили, чтобы я убедил лорда выписать чек. Как только чек попал бы им в руки, меня тоже ждала бы верная смерть. Я отец семейства, у меня есть жена, родители и несколько детей, и вот их кормильца они убили бы. Когда я думаю об этом, я и представить себе не могу, чтобы убийцам дали хоть малейший спуск.

– Well! Очень хорошо! – молвил лорд. – Хоть нам и не нужен теперь переводчик, я уплачу все, что обещал. Сегодня я дам ему сто долларов, а если все будет удачно, то он получит солидный бакшиш.

– Без этого не обойтись. Но как вы хотите расплачиваться, если у вас все отобрали?

– Отберу снова все у Жута. А если не получу, то подпись Дэвида Линдсея всюду значит ровно столько, сколько ему угодно.

– В случае чего у меня с собой тоже есть деньги, – сказал я. – Сэр Дэвид Линдсей может воспользоваться моей кассой; правда, в отличие от вашей ее, к сожалению, не назовешь неисчерпаемой.

– Вы правы! – улыбнулся он. – Сейчас вы жалуетесь на нехватку денег, однако в Стамбуле, когда я хотел дать вам свой бумажник, чтобы расплатиться за долгое путешествие, вы были горды как испанский гранд и тут же ускакали прочь. У вас была бы сегодня кругленькая сумма, если бы вы приняли эти деньги и продали мне жеребца. Да, голова у вас такая твердая, что скоро из нее пробьются рога. Well!

Во время этого обмена фразами мы стояли возле дома. Теперь мы вошли внутрь. Углежог выжидающе смотрел на нас; он был явно встревожен.

– Ну, эфенди, ты убедился, что я тебе не соврал? – спросил он.

– Ты сказал правду. Да, я даже нашел твои слова слишком скромными. Там сожжены не только те двое, о которых ты говорил. Кто были остальные?

– Это были… были… Ты хочешь это знать, эфенди?

– Нет, лучше попомни об этом сам. Можно лишь догадываться, сколько сокровищ ты награбил и закопал? Где ты их прячешь?

– У меня ничего нет, кроме того, что вы здесь нашли.

– Не лги! Это вещи Стойко. Где находится та часть добычи, которую ты получал от Жута? И где награбленное на свой страх и риск?

– Говорю тебе, что у меня ничего нет!

– Сиди, поджигать фитиль? – спросил Халеф, поднося лучину к веревке.

– Да.

– Нет, нет! – крикнул Шарка. – Не взрывайте меня! Я говорю правду; здесь у меня ничего нет.

– Здесь нет, а где-то еще есть?

Он молчал.

– Говори, иначе Халеф сдержит свою угрозу!

– У меня ничего здесь нет; все схоронил мой… мой зять.

– Юнак? Где же?

– Закопал у себя под очагом.

– Ах! Так ты себя здесь не слишком уверенно чувствовал? Ладно, пусть все пока лежит там. У нас нет времени возвращаться, чтобы завладеть этими кровавыми деньгами. Сейчас нам важно только одно. Есть у вас какое-то тайное слово, по которому вы узнаете друг друга.

– Эфенди, кто тебе это сказал?

– Я и так знаю. Какое же это слово.

– Я не могу его выдать.

– Порох тебе развяжет язык!

– Ты заставишь меня нарушить клятву? Ты можешь взять такой грех на свою совесть?

– Похоже, ты очень беспокоишься за чужую совесть. На мой взгляд, твоя клятва вообще ничего не стоит, но я все-таки не хочу, чтобы ты ее нарушал. Тебе незачем выдавать слово. Но если я его знаю, ты можешь мне подтвердить, что это именно оно?

– Могу, ведь ты же не от меня его узнаешь, но ведь быть того не может, чтобы ты знал его. Ни один сообщник не выдаст слово. За это ждет очень мучительная смерть.

– Не заблуждайся! Как бы ты отнесся ко мне, если бы я, незнакомец, нагрянул к тебе ночью, постучал в твой ставень и крикнул сквозь него пару слов – «бир сирдаш»?

Он вздрогнул и испуганно уставился на меня. По нему было видно, что эти два слова были верны; другого подтверждения не требовалось. Это были слова, услышанные мной от возчика из Остромджи. Еще тогда я догадался, что этим условным знаком пользовался не только Мубарек, но и вся шайка вместе с Жутом.

– Ну, ты потерял дар речи? – сказал я.

– Господин, ты знаешь все, все! Ты и верно запродал дьяволу душу; теперь он стал твоим пособником, открывая тебе все тайны.

– Я думаю, что он скорее твой друг, чем мой. Твоя душа ему покорна; он тебя не предавал. В самом преступлении кроется всегда предательство. Все, разговор с тобой кончен. Ты не увидишь больше меня. Советую тебе покаяться перед смертью. Уберите этого молодчика!