Текст книги "Цветной Дозор"

Автор книги: Карина Шаинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Дверь, в которую вышел Бобби, распахнулась, и она радостно вскинулась, заранее улыбаясь. Но в бар ввалилась незнакомая хихикающая парочка; в проеме мелькнула пустая, слабо освещенная лестница. Только теперь до Тави дошло, что Бобби попросту сбежал. Может, в приступе благородства: он же считал, что девушка знает, с кем идет. А скорее всего – предчувствуя скандал и разборки, желание которых наверняка отчетливо читалось на ее лице.

Меланхолично улыбаясь, Тави расплатилась за пиво – свое и Бобби. Глупая неприятная мелочь. Интересно, это потому что он Темный или просто человек такой? Или слишком торопился сбежать? Музыку слушать больше не хотелось, да и сидеть у всех на виду, в перекрестье сочувственных взглядов, было неуютно. Слинял. Сделал ноги. Она снова осталась одна, и идти ей совершенно некуда. Разве что присоединиться к той бродяжке. Все живой человек рядом. Посидят вместе на ступеньках полиции, поболтают о жизни бомжей. Поделятся опытом…

Тави поняла, что сходит с ума. Ночевать на улице в районе, где каждый дом превращен в дешевую гостиницу? Паспорт и карточка у нее с собой. Денег на ней, правда, не так уж много, но на ближайшее время хватит. Боится оставаться одна? Так в половине окрестных хостелов можно снять койку в комнате, уже набитой храпящими бэкпекерами. Еще и сэкономит…

Может, с той бездомной произошло что-то похожее: в какой-то момент ее груз стал так велик, что она не смогла удержать связь с реальностью и не сумела найти выход. Надо бежать, пока с Тави не случилось того же. Она уже на грани; еще немного, и на Каосан станет одной сумасшедшей бездомной больше. Если, конечно, ее не убьют.

Уехать из Бангкока на какой-нибудь популярный остров, где она потеряется в массе туристов и не будет бросаться в глаза. Ноутбук остался в келье… и черт с ним, выкрутится, найдет, как заработать. Да хотя бы переводами: в Таиланде полно русских туристов, и половина из них не говорит на английском. Дозоры ее, конечно, рано или поздно найдут. Но, может, к тому времени они уже поймают убийцу: вряд ли маньяк остановится после ее отъезда, и вряд ли дозорные так глупы, чтобы работать с единственной версией. Они убедятся, что это не Тави и не Дэнг, и все станет немного проще. У нее будет время подумать и, главное, прийти в себя. Какие, к черту, решения и выборы, когда она едва сообразила снять комнату, чтобы отоспаться…

* * *

В коридоре царила промозглая прохлада, и Тави охватило смутное чувство, что она совершила страшную, неисправимую ошибку. Разумные планы, которые она только что строила, враз показались абсолютно бессмысленными. Еще не зная, что произошло, она уже догадывалась, что случилась беда. Захотелось вернуться в бар и остаться там навсегда. Поселиться прямо под столом у самой сцены и никогда оттуда больше не выходить, чтобы не осталось ни единого шанса оказаться в безлюдном месте, наедине с этим невыносимым ужасом.

Выпитое пиво подкатило к горлу; невероятным усилием Тави сумела подавить приступ тошноты. Во рту остался гнусный привкус. Хоть бы заорать. Вопль эхом замечется по пустому зданию; прибегут люди, начнется суета, и не придется больше смотреть на лестничную площадку. Там лежало что-то большое, округлое, невыносимо страшное. Тави напрягла голосовые связки, но из горла вырвался лишь нелепый скрип. Она не могла двинуться с места, не могла даже вдохнуть. Ее разум все еще отказывался понимать, что лежало на лестнице, но она уже знала. Знала.

– Эй? – хрипло шепнула она. Замершие было легкие наконец расправились, и она со всхлипыванием втянула в себя воздух. – Эй! Просто кивни, если слышишь…

Пошатываясь, Тави сделала шаг. Еще один. Облизнула пересохшие губы шершавым, как наждак, языком.

– Ну давай же!

Бобби свернулся в клубочек, подложив руку под щеку, как ребенок, который заигрался и заснул, не сумев добраться до кровати. Заснул так крепко, что уже не разбудить. Не спасти.

И когда дозорные найдут Тави, неподвижную, парализованную, над телом новой жертвы и обвинят в убийстве, она не сможет им возразить. Они будут правы. Она не хотела допросов и подозрений, не хотела, чтобы учили жить. Страдала, бедняжка, что симпатичный парень не так на нее смотрит. Боялась подставить друга. И чего добилась своим чистоплюйством? Подойди она к дозорным два часа назад – и, возможно, убийцу уже взяли бы. Не хотела жить в мире без доверия… А в мире, где из-за тебя погиб хороший парень, жить нравится?

Где-то тихонько шлепали босые ноги. Захныкал и тут же умолк младенец. Глухо хлопнула дверь. Может, это слонялись по унылым коридорам жильцы здания. А может, Иные из Ночного Дозора наконец обнаружили Тави и теперь поднимались по лестнице, чтобы арестовать. Все это больше не касалось ее. Голова стала легкой, как наполненный гелием шарик. Она ничего не чувствовала, и это было почти приятно.

Тави больше нечего было терять. Она была абсолютно свободна. Достигла состояния, о котором так заботился добрый монах, без всякой тягомотины с перерождениями. И палкой по голове для просветления бить не пришлось: предательство оказалось намного эффективнее. Действеннее.

Влажное шлепанье босых ног приближалось. Тави оскалила зубы в ледяной улыбке и плавно двинулась навстречу, краем сознания наслаждаясь свободой и легкостью движения. Нечего больше терять. Нет больше груза сомнений, страхов, привязанностей…

– Дэнг? – мягко позвала она.

– Я же говорил, что ты должна выбрать, – раздался печальный голос. – Говорил, что путь асура принесет только зло.

– Я выбрала, – выговорила Тави, с трудом шевеля губами.

Сумрак тревожно шевелился; старые закономерности ломались, и линии, которых Тави не видела, но могла чувствовать, сплетались в новый узор. Она потянула за узел – и серое послушно вспучилось, нависая над монахом. Его край жадно подрагивал, готовый завернуться, замкнуть противника в себя.

– Ты больше никого не убьешь, – прошептала Тави.

Дэнг повел рукой, и созданная ею структура бессильно опала.

– Я Великий маг, девочка, – проговорил монах. – Мне надо уйти, я не стану разбираться с Дозором и выслушивать глупые обвинения. Ты не сможешь меня остановить.

– Я попытаюсь.

Ей неоткуда было ждать помощи. Иные из Ночного Дозора, так долго искавшие убийцу, задержались в пути, Бобби покинул ее, а сила, которую наивная испуганная девочка вложила в рисунки, сделанные на берегу доброго теплого океана, иссякла. Та девочка хотела лишь одного – прощения; она погибла в попытках заслужить его, так и не посмев просто попросить. Она отказывалась от всех шансов прикоснуться к тайне; она сама построила себе клетку, сама стала себе тюремщицей.

Та, которая наступала сейчас на Дэнга, не испытывала к милой дурочке никакой привязанности, но должна было довести ее усилия до конца. Потому что тому, кто достиг просветления, остается лишь сострадание. К бывшей себе, растворившейся где-то в каосанских подворотнях. К убитым Иным, погибшим так нелепо и бессмысленно. К Бобби, который всего лишь хотел, чтобы ему было весело. К дозорным, опутанным нелепыми опасениями и условностями. К убийце, ослепленному иллюзорными играми своего ума.

Абсолютная, кристально холодная ясность. Это именно то, к чему мы должны стремиться, – правильно, мой мудрый друг? Тави закрыла глаза, ощущая, как вскипает вокруг нее Сумрак. Свобода и сострадание. Из невообразимой дали доносились возгласы и суетливый топот бегущих по лестнице дозорных. Тави слышала их как сквозь толстый слой воды. Они не играли больше роли. Они пришли слишком поздно.

Собрав все силы, она обрушила на лысую голову монаха клокочущую серую волну.

И мир растворился в белой вспышке.

Эпилог

Внутри еще дрожал далекий отголосок прозрачной ясности и полной, ничем не стесненной свободы. Как будто под ребрами звенел обернутый во много слоев ваты хрустальный колокольчик, но с каждым мгновением его звон становился все тише, все неразличимее. Тело казалось невесомым, податливо-слабым, размякшим, и было очень хорошо лежать так, ощущая затихающий бубенчик внутри. Настя слегка потянулась, почувствовала гладкость свежих простыней. Откуда-то доносились слабые запахи кофе и талой воды, и что-то упорно постукивало по стеклу.

Настя с усилием открыла глаза. Пространство вокруг заливал мягкий, словно процеженный через марлю свет. Она слабо пошевелилась, оглядываясь. Небольшая комната, ничего лишнего, но на больничную палату все-таки не похоже. Симпатичная девушка чуть старше Насти, забравшись с ногами в кресло, листала журнал. Яркая глянцевая обложка не предполагала особых умственных усилий, но лицо у девушки было сосредоточенно-деловитое, а между бровями пролегла крохотная морщинка. За широким окном было белым-бело, к стеклу жался небольшой сугробик. Едва различимое за снежной пеленой, размахивало мокрыми черными ветвями голое дерево.

– Снег идет? – хрипло спросила Настя, с усилием разлепляя пересохшие губы. Ей вдруг очень захотелось почистить зубы.

Девушка, чуть вздрогнув, вскочила.

– Ой, ты очнулась! Да вроде бы уже таять начинало, но опять замело… Привет, я Юля.

– Настя, – проговорила она.

– Я знаю… Держи. – Она подала стакан с водой. Взгляд у нее был слегка настороженный, как у человека, который не знает, чего ожидать от подобранной на улице кошки.

– Где я? – спросила Настя, напившись.

– В Ночном Дозоре, – ответила Юля и чуть напряглась, будто ожидая, что Настя сейчас разорется.

– В России?

– Да. В Москве.

Настя замолчала, не зная, что сказать. Спросить, как сюда попала? И так понятно: если уж она сумела пролезть в самолет зайцем, то группе Иных, понимающих, что делают, и вовсе не проблема перетащить ее бессознательное тело. На интерес же к техническим подробностям сил пока не было. Узнать, что случилось? То же самое… Но Юля сама пришла на выручку.

– Меня просили сказать, когда ты очнешься, – извиняющимся тоном сказала она.

Настя вяло кивнула, чувствуя облегчение от того, что говорить пока не надо.

* * *

Она совсем не удивилась, когда на пороге появился Семен. Только тихонько вздохнула и закрыла глаза. Вдруг поверит, что она спит, и уйдет. И едва не усмехнулась, оценив иронию ситуации: симпатичная девушка Юля боялась, что она будет орать на нее, а Настя боится, что на нее будет орать Семен. Она зажмурилась, словно шансы отвертеться от выволочки зависели от того, насколько плотно закрыты глаза.

Не помогло.

– Слабоумие и отвага! – проскрежетал Семен. В его голосе было столько желчи, что казалось, она капала на пол, прожигая в ковролине дымящиеся дыры. – Только в этом сезоне: обезьяна с гранатой на улицах Бангкока!

Настя судорожно вздохнула. Возразить ей было нечего.

– Бегаем от Ночного Дозора, деремся с Высшими Иными? Ты понимаешь, что если бы Илья щит не поставил, нам бы тебя веником собирать пришлось? В совочек.

– Спасибо, что спасли меня, – прошептала Настя, чувствуя, как краснеет. – Спасибо…

Семен раздраженно махнул рукой.

– И о чем ты только думала? – риторически вопросил он.

– О Бобби, – пробормотала Настя. Не признаваться же, в самом деле, в воображаемом просветлении?

– Об этом не жалей, – внезапно смягчился Семен. – Понимаю, на вид он был славный парень. Но Темный есть Темный.

Настя распахнула глаза и уставилась на Семена.

– Позже поймешь, – буркнул тот.

– Думаете? – с сомнением спросила она.

– Уверен. Ты девушка сообразительная…

Настя приподнялась и аккуратно спустила ноги с кровати. Тело было словно чужое, но все-таки слушалось.

– А в качестве кого я здесь нахожусь? – поинтересовалась она. – Обвиняемая? Свидетель? Экспонат зоопарка?

– Какого зоопарка? – слегка опешил Семен.

– Ну, вдруг у вас тут крупнейшая в мире коллекция обезьян с гранатами…

Семен внезапно ухмыльнулся.

– Не, крупнейшая – у Дневного Дозора, у нас так, по мелочи, – весело ответил он. – А ты здесь пока в качестве пациентки. И если захочешь – ученицы.

– Если захочу? – уточнила Настя, и Семен неохотно кивнул.

– Заставлять никто не станет, у тебя есть право выбора. Выслушаешь… хм… установочную лекцию и поедешь домой. Никаких мутных вод вокруг горы Сумеру.

Настя нервно хихикнула.

– Никаких мутных вод – это хорошо, – пробормотала она.

– Но ты же понимаешь, что если не пройдешь инициацию и обучение, тебе будет запрещено пользоваться Силой? Ты уже наворотила со своей дикой вольницей не представляешь сколько. Еще одно самодеятельное магическое вмешательство – и последствия будут очень неприятными.

– А как вы узнаете? – внезапно оживилась Настя. – Заклинание надзора?

Семен поморщился:

– Это тебе не Хогвартс, не путай.

– Я пошутила, – смутилась Настя. – Я же понимаю… Семен, я ведь действительно не знала, что делаю. Только когда встретилась с Дэнгом… – У нее перехватило горло, и она замолчала. – А потом все так закрутилось, – выдавила она после паузы. – Но до приезда в Бангкок я даже не представляла, что происходит.

– Если бы представляла, не со мной сейчас бы беседовала и не здесь, – проворчал Семен.

– А если я соглашусь учиться?

– Ограничения все равно будут, не обольщайся. И даже пожестче. Но возможности… Ты сильная Иная с хорошими задатками, у тебя отличные перспективы. В голове, правда, каша, но это мы исправим. Разберешься рано или поздно.

– В том числе – разберусь, почему не стоит жалеть о Бобби? – тихо спросила Настя.

– Обязательно.

– Знаете, Семен… – Она покачала головой. – Вы, наверное, правы. Наверняка правы. Я ничего не понимаю, тычусь в темноте, как слепой щенок. Но… Светлый Дэнг, которого я считала другом, предал меня. Ради какой-то важной цели. Он наверняка все понимает, да? Он же Высший. – Она охватила руками голову, ставшую вдруг очень тяжелой.

– Твой Дэнг – обыкновенный религиозный… – начал было Семен, но Настя замотала головой.

– Подождите, не сбивайте меня. Пожалуйста. Темный Бобби просто хотел выпить со мной пива и послушать музыку… – Она замялась, мучительно формируя ускользающую мысль. – А теперь… вы говорите, что мне не надо его жалеть. Как Дэнг не пожалел ни меня, ни других Иных.

– Ты поймешь, – с напором сказал Семен.

– Я не уверена, что хочу понимать, – медленно проговорила Настя. – Нет, точно – не хочу.

* * *

Самолет прилетал в неудобное время, слишком ранним утром, и рейс Москва – Новосибирск был заполнен лишь наполовину. Соседние кресла оказались пусты, и Настя, все еще муторно слабая, подняла подлокотники и свернулась калачиком, глядя в серую обивку, на которой угадывались какие-то линии и разводы. Может быть, их можно было расшифровать, прочесть, как книгу, но Настя не хотела этого делать. Гудение мотора плыло, обретало тональность, превращалось в тяжелые, тягучие аккорды. Нарочито грязный, неприглаженный звук. Иногда Настя задремывала, и тогда сквозь эти мучительно знакомые аккорды прорывался надорванный женский голос, поющий о чем-то очень понятном.

Самолет уносил Настю прочь от сверкающих знаний, звенящей пустоты внутри, пылающего серым пламенем Сумрака. Прочь от смертей и перерождений.

Она возвращалась домой.

Саундтрек

The Doors «UNHAPPY GIRL»

Bob Dylan «LIKE A ROLLING STONE»

Rolling Stones «PAINTED BLACK»

Янка Дягилева «НЮРКИНА ПЕСНЯ»

Pink Floyd «ANOTHER BRICK IN THE WALL»

The Doors «MOONLIGHT DRIVE»

Nirvana «SOMETHING IN THE WAY»

Pink Floyd «WAITING FOR THE WORMS»

Janis Joplin «TRY (JUST A LITTLE BIT HARDER)»

Bob Marley «BAD CARD»

Pink Floyd «SHINE OF YOU CRAZY DIAMOND»

Janis Joplin «ME AND BOBBY MCGEE»

Lonnie Mack «OREO COOKIE BLUES»

Аквариум «НЕ ПЕЙ ВИНА, ГЕРТРУДА»

Pink Floyd «COMFORTABLE NUMB»

Янка Дягилева «ДОМОЙ»

Часть вторая
Оседлавшие шторм

Пролог

Утро началось с запахов кофе и соленой воды, легкого ветра, шевелящего москитную сетку над кроватью, бледно-желтого света, мягкого, как масло. Анна потянулась всем своим длинным телом, и ноющая боль в мышцах показалась ей сладкой, томительно-приятной. Снизу доносился дружеский рокот прибоя, шипение набегающей на песок воды. «Сссерррффф…» – отчетливо слышалось в этом шелесте. Волна звала; она ждала, и Анна готова была откликнуться.

Спасибо Богу за Индийский океан и человеческому разуму – за самолеты. Еще позавчера Анна, закованная в белый халат, сидела в лаборатории фармацевтического завода, проклиная все на свете. Она любила свою работу, но очередная командировка выводила из себя. Сколько можно метаться между Франкфуртом и Мумбаи? За стенами лаборатории поджидали пыльные раскаленные улицы, странные, резкие запахи, паршивенький отель, единственным достоинством которого был мощный кондиционер. Анна уже готова была поднять бунт, но очередная поездка удачно состыковалась с отпуском, таким недолгим и таким драгоценным. Короткий прямой перелет из Мумбаи в Коломбо вместо многих часов в самолете и тягомотных пересадок. Сутками больше на Слоновом острове. Лишний день на доске – Анна год не вылезала из спортзала, тренируя мышцы и баланс, лишь бы скорее втянуться, не тратить время на неуклюжие пробы, пока тело заново привыкает к необычной нагрузке. Лишний день, чтобы снова и снова чувствовать волну. Ради этого стоило потерпеть хоть Мумбаи, хоть Гренландию.

Новый день на острове, новый день безоблачной радости. Поглощая яичницу, Анна косилась на свою доску: самая простая, уже слегка побитая. Когда-то яркий пластик успел выгореть до цвета слишком круто сваренного желтка – чего еще ждать от доски, взятой напрокат. Но Анне она нравилась; за два дня девушка успела привыкнуть к ней, и уже казалось, что ей досталось лучшее из того, что мог предложить отель.

Анна проглотила завтрак почти до неприличия торопливо. Впрочем, стесняться было некого: кафе пустовало, лишь в дальнем углу сидели двое – на вид такие же, как Анна, серферы, спешившие встать на доски, пока солнце не поднялось слишком высоко и пляж не превратился в гигантский гриль. Тут Анне не повезло: второй раз на Слоновом острове – и второй раз в низкий сезон. Надо будет поговорить с шефом: раз уж круглый год гоняет ее в Мумбаи, пусть перенесет отпуск, чтобы она наконец увидела настоящую волну. Впрочем, тут Анна обманывала себя: больших волн она пока опасалась. Для серьезного серфинга ей не хватало ни сил, ни опыта. Она представила себе трубу – настоящую трубу из тех, какие бывают в Австралии и на Гавайях и которые она пока знала только по видео. Слегка поежилась. Так заманчиво… и так пугающе.

* * *

Анна слишком хорошо помнила день, когда впервые решилась выйти на волну одна, без инструктора. Казалось, у нее уже неплохо получается, да и волна выглядела маленькой, безобидной. Простой. Она поняла, что ошиблась, слишком поздно. Доска под ногами вдруг пошла в сторону, и Анна успела подумать о том, какая она большая и тяжелая. Какая твердая. И как больно будет, когда тонны и тонны воды подомнут ее под себя, с одинаковым равнодушием перемалывая пластик и живую плоть. Время раздвоилось, разделилось на сверкающие радужной каймой полосы. Внутренний поток мучительно тянулся, позволяя Анне снова и снова предчувствовать, как жесткое ребро доски обрушится на висок. Внешний – несся с невообразимой скоростью, и в нем Анна ничего, абсолютно ничего не успевала. Каждое движение было тягучим, словно она превратилась в муху, заключенную в янтарную каплю смолы, и тело, потерявшее контроль, неуклонно двигалось вниз и в сторону от доски.

А потом произошло нечто такое, чего Анна так и не смогла себе объяснить. Она выдумывала множество толкований, приплетала подсознание и инстинкт самосохранения, рассказывала себе, что в последний момент все-таки сумела сориентироваться и невероятным напряжением мышц, отчаянным усилием сделать единственно верное движение, которое позволило ей выправиться и вернуть равновесие. Но в самой глубине души она считала случившееся чудом. От этого было неуютно, даже страшновато, и Анна в конце концов почти убедила себя в том, что спаслась сама. Она не любила вспоминать, как внезапно потускнела полоса пляжа, как вода стала стеклянно-серой, а воздух – холодным. Больше всего это походило на полное солнечное затмение. Затмение, наступившее сразу, без предупреждения, словно тень не наползала на солнечный диск, а закрыла его одним яростным рывком. Да, это выглядело как солнечное затмение… а потом волна, презирая законы физики, игнорируя силы тяжести и инерции, вдруг изменила направление и форму, проскользнула под доску, выравнивая, выправляя падающего человека.

Через считаные секунды Анна уже стояла в шипящей полосе пены, прижимая к себе доску, и слушала бешеные удары сердца. Она с каким-то новым, отстраненным любопытством рассматривала мир вокруг себя, замечая детали, до которых ей обычно не было дела. Красно-белая вышка торчит над шапкой джунглей; по-над берегом летят три цапли. Художница из «Сансамая» бредет, сутулясь, по пляжу, вид у нее какой-то виноватый. Ослепительно яркая прозелень воды светится между узорными клочьями пены, оставшейся от разрушенной, потерявшей силу волны… Все было свежо, ярко, выпукло, и Анне на мгновение почудилось, что в случившемся есть смысл; что это – послание, некий толчок к новой, еще неизвестной, но намного более правильной жизни.

Эйфория длилась недолго. Анна тихо рассмеялась, сообразив, сколько адреналина хлынуло в ее кровь за последнюю пару минут. Послание? Несомненно. Она рано отказалась от услуг инструктора – это раз; поездку в Австралию, на серьезную волну, запланированную на следующий год, лучше пока отложить – это два. Вот и все послание. Биохимик, перепутавший адреналиновое опьянение с мистическим откровением… коллеги бы ее засмеяли.

* * *

Анна запрятала воспоминание о чуде в самый дальний уголок памяти, но с одним не смогла справиться: волна теперь казалась ей живым существом, капризным, иногда даже опасным, но по большому счету настроенным дружелюбно. Она чувствовала волну, ловила оттенки настроения и предугадывала по ним движение. Больше того – иногда ей казалось, что они чувствовали друг друга. В тот день между ними возникла связь, и, вернувшись на Слоновый остров, Анна убедилась, что это сродство никуда не исчезло. Ее первый в сезоне серфинг походил на встречу со старым другом, с которым не виделись сто лет. Настороженное напряжение быстро сменилось чистой радостью. Минутная неловкость развеялась словно дым, и на ее месте как ни в чем не бывало возникло старое взаимопонимание. А впереди еще целая неделя ежедневных встреч и разговоров, чтобы насытиться перед новой разлукой…

Однако сегодня что-то пошло не так. Анна никак не могла найти контакт, вернуть удивительное чувство волны, состояние, когда тело само угадывает нужные движения. Видимо, вчера она от жадности перетренировалась и не успела восстановиться. Анна пыталась сосредоточиться, ухватить нужный настрой, но раз за разом срывалась с доски. Снова ловила волну – и вроде бы делала все правильно, не отвлекаясь ни на долю секунды, но привычные действия не давали результата.

С каждым падением Анна все больше убеждалась: дело не в ней. С самим океаном происходит нечто неуловимо странное. Непонятные, тягостные ощущения: словно вода утратила свои свойства и обрела новые, стала густой и в то же время рыхлой. Неправильной. Как будто кто-то тянул волну назад, мешая ей катиться к берегу. Чуть медленнее. Чуть неохотнее. Помимо воли на ум Анне все чаще приходили съемки, сделанные перед цунами. Невыносимо неправильное зрелище стремительно уходящей от берега воды. Обнаженное дно, дышащее необъяснимым ужасом. И – вспухающий на горизонте вал…

Легкое беспокойство сменилось зудящей тревогой, но Анна все-таки попыталась поймать волну еще раз. Она потеряла равновесие, не успев даже выпрямиться на доске; соскользнула, больно ударившись плечом. Рот заполнился соленой горечью, и на мгновение девушку охватила паника. Схватившись за доску, она забилась, не в силах нащупать ногами дно, ощущая, как ее медленно, но неумолимо оттаскивает от берега. От ужаса она снова хлебнула воды, но тут очередная волна схлынула; Анна наконец уперлась ногами в песок и торопливо побрела к берегу.

Выбравшись на пляж, она испуганно обернулась. Но океан был на месте, вода не уходила от берега, и прибой ни видом, ни звуком не отличался от привычного. Однако снова лезть в воду не хотелось. Океан больше не вызывал доверия – по крайней мере сегодня. Старый друг отводил глаза и мямлил, и было страшно узнавать, что за этим кроется.

От расстройства Анна не сразу заметила, что на острове тоже происходит нечто необычное. С пляжа виднелась часть поселка – поперечные улочки, уходящие вверх и в глубь острова, кусочки перекрестков. Обычно пустынные и белесые в это время, сейчас они походили на канавки, неторопливо наполняющиеся красным. Багровые ручейки стекали с холма, за которым скрывался пирс, где останавливался паром с большой земли. Из-за едкой соли перед глазами плыло, и Анне пришлось долго тереть веки, чтобы понять: в поселок идут толпы одетых в красное людей. Спортсмены? Ребята из какого-нибудь студенческого лагеря? А может, опасения насчет цунами не так уж глупы, уже объявлена тревога, и эти фигурки в красном – заранее прибывшие спасатели?

Вне себя от беспокойства, она подхватила доску и заторопилась в отель.

* * *

Несмотря на опасения Анны, никто не спешил объявлять эвакуацию. Территория отеля, как обычно в это время года, была пустынна и тиха, а звуки, доносящиеся из поселка, – привычны и обыденны. Шум проезжающей мимо машины. Протяжный крик скучающей на пустыре коровы. Смех и визг стайки школьников, возвращающихся с занятий… После душа Анна окончательно успокоилась. Но все-таки глухие удары и раздраженные возгласы, донесшиеся от соседнего коттеджа, заставили ее нервно вздрогнуть.

Торопливо натянув платье, она выглянула в широкое окно. Шумели серферы, которых Анна приметила сегодняшним утром. С руганью и проклятиями они спускали по крутой лестнице рюкзак. Второй баул уже валялся на газоне рядом с двумя короткими досками. Лица у парней были красные от злости и по-детски обиженные, словно у них только что отобрали мешок конфет.

– Уже уезжаете? – спросила Анна с легким разочарованием. Ребята появились только вчера, и она надеялась с ними подружиться. Ее разъедал восторг неофита, ей хотелось бесконечно говорить о досках и волнах. Соседи казались подходящими собеседниками: эти двое явно катались не первый и не второй сезон.

Один из серферов сердито пожал плечами.

– Управляющий попросил нас освободить коттедж, – сказал он с досадой. – Говорит, произошла ошибка, и все номера забронированы начиная с завтрашнего дня.

– Все? – испуганно воскликнула Анна. – Как же так…

– Врет, – отрезал второй. – Не знаю, чем мы ему не угодили. Мы весь остров обегали – везде твердят, что мест нет. В низкий сезон! На пляже три человека! А у них нет мест…

– Да ну их к черту! – раздраженно воскликнул первый, остервенело дергая зацепившийся стяжкой рюкзак. – Все равно на западном побережье волна лучше.

– Давай уже, на паром опоздаем, – прорычал второй и замахал тарахтящему по гравийной дорожке тук-туку.

Встревоженная и растерянная Анна проводила их взглядом. Наверное, все гостиницы забронированы для людей в красных футболках, которых она заметила с пляжа. Неужели их так много? Что происходит – праздник, соревнования, съезд какой-то крупной организации? Странно, о таких событиях всегда известно заранее. Может, эти двое просто начудили, отмечая начало каникул, и деликатные шриланкийцы, не желая обвинять туристов напрямую, просто аккуратно выдавили их с острова? Вроде бы вчера не шумели… Грубо обошлись с коровой? Или демонстративно выпили пива вечером – в полнолуние это запрещено, а вчера ночью сквозь рваные облака как раз проглядывала круглая, как апельсин, луна. Однако шриланкийцы не только деликатны, но и практичны. Вряд ли управляющий отелем отказался бы от прибыли только потому, что туристы по незнанию нарушили пару обычаев.

Все еще недоумевая, Анна вышла на веранду. Здесь было пусто; только в глубине, полускрытый стойкой, маленький пухлый управляющий тихо и нервно переговаривался с пожилой дамой в белой блузе и фантастическом колье. Заметив Анну, он двинулся навстречу, жестикулируя и улыбаясь заранее виновато, – и девушка подобралась. Еще не зная, что ей скажут, она решила держаться до последнего. Ее отпуск был слишком коротким, чтобы тратить время на переезд. Она хотела кататься на доске, а не на поезде; серфить в океане, а не в Интернете в поисках нового подходящего места.

Горестную повесть о том, что все, абсолютно все постройки отеля внезапно признаны аварийными, Анна выслушала невнимательно. Управляющий беззастенчиво врал, и это приводило ее в ярость. В школе Анну дразнили кобылой за высокий рост и крупную, тяжелую кость, и сейчас она как никогда соответствовала этой кличке – глядящая сверху вниз на толстячка-управляющего, гневно раздувающая ноздри и едва не топающая ногой.

– В какой отель вы посоветуете переселиться? – все-таки спросила она на всякий случай, гордясь своей сдержанностью. Глаза управляющего забегали.

– Я бы не стал… понимаете, наш отель – лучший на острове, больше вы нигде не найдете таких удобств, такого уровня… Не могу посоветовать ничего аналогичного. Остальные – просто пристанища для бедных студентов, а не приличные гостиницы. Это не для вас. Скопища жалких грязных лачуг…

Пожилая дама в глубине веранды отчетливо фыркнула, и управляющий окончательно смешался.

– Я могу порекомендовать прекрасный отель на большой земле, его содержит мой друг, он даст вам огромную скидку, – забормотал он. – И, конечно, вы ничего не должны платить здесь, мне очень, очень жаль, я обязан компенсировать…

Он принялся совать Анне пачку смятых влажных рупий, и девушка упрямо спрятала руки за спину.

– Не знаю, что здесь происходит, – сердито проговорила она, – и не хочу знать. Я никуда не поеду. Я забронировала номер на неделю, и вы не имеете права меня выкинуть, как тех мальчишек…

Анна вскинула подбородок, презрительно глядя на толстяка. Тот едва не плакал, но его расстроенная физиономия вызывала только раздражение. Мелкий жулик. Если бы объяснил, в чем дело, признал ошибку, она, может, и вошла бы в его положение. Но раз предпочитает решать проблемы враньем – пусть выкручивается как хочет, Анна ему помогать не станет.

– И еще. Я хотела бы заменить доску, – припечатала она. – Эта никуда не годится.

Управляющий в отчаянии всплеснул руками и, ища поддержки, оглянулся на пожилую даму, которая с любопытством прислушивалась к их разговору.

– Послушайте, упрямая леди, – решительно вмешалась та. – Вы же стояли на волне сегодня? Вам понравилось?

Управляющий дернулся, будто желая остановить ее, но, нарвавшись на жесткий взгляд, беспомощно заскулил. Повернулся к Анне, прижимая к груди пухлые лапки, готовый плести новые байки, предлагать любую компенсацию, лишь бы заставить старуху замолчать. И без того смущенный, теперь он выглядел так, будто вот-вот провалится под землю.