355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Карин Монк » Ведьма и воин » Текст книги (страница 6)
Ведьма и воин
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 22:38

Текст книги "Ведьма и воин"


Автор книги: Карин Монк



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

– Боже милосердный, Лахлан, приготовленное тобой зелье способно растворить сталь! – заметил Реджинальд. – Макдан здорово разозлился бы, если бы ты отравил его гостью, как только она вошла сюда.

– Возможно, напиток получился чересчур сильным, – согласился Лахлан. – Но я приготовил другой, и на этот раз мне кажется, что это как раз то, что нужно.

Он похлопал ладонью по маленькому кувшину, стоящему рядом с его кубком.

– Если она действительно ведьма, ее сила должна быть очень велика, поскольку на нее не подействовали развешанные в зале травы и амулеты, – с тревогой сказала Марджори, ставя на стол блюдо с жареным мясом. – Мне бы хотелось, чтобы Макдан позволил оставить их здесь еще ненадолго.

– А мне нет, – сказал Реджинальд. – У зала жуткий вид, а пахнет здесь еще хуже.

– Ведьма почувствовала их действие, – заверила Элспет Марджори. – Просто она использует свои чары, чтобы скрыть это. В комнате мальчика она выглядела совсем не так хорошо. Я видела, что дым беспокоит ее.

– И что, черт побери, это доказывает? – нетерпеливо спросил Реджинальд. – Этот вонючий дым, который вашими стараниями заполнил все комнаты, раздражает и меня, но я ведь точно не ведьма.

– Это совсем другое дело, – раздраженно ответила Элспет.

– Что же нам теперь делать? – растерянно произнесла Ровена. – Бедный Дэвид ужасно боится ее, но Макдан настаивает, чтобы мы поручили мальчика ее заботам.

– Она точно убьет его, – пророчествовала Элспет. – Если не с помощью колдовства, то из-за своего невежества. Сегодня она порывалась открыть окно в его комнате.

– Разве девушка не понимает, как это может быть опасно? – в ужасе воскликнул Оуэн, брызгая слюной.

– Похоже, что нет. – Тон Элспет стал задумчивым. – В следующий раз она обязательно сделает это.

– Это ужасно, – бросила Марджори. – Кто-то должен поговорить с Макданом.

– Макдан не хочет слушать никаких доводов, – сказал Лахлан. – Особенно когда это касается его сына.

– Да, это правда, – согласился Оуэн. – Бедняга находится в таком же состоянии, как после смерти Флоры.

– Макдану лучше, чем тогда, – заметила Ровена. – Если бы нам удалось убедить его, что ведьма будет использовать свои чары, чтобы сеять боль и страдания…

– Добрый вечер, девушка! – радостно воскликнул Оуэн и помахал рукой. – Мы как раз говорили о тебе.

Все в зале умолкли и со страхом повернулись к Гвендолин, которая стояла на верхних ступеньках лестницы.

«Не следовало мне приходить», – с отчаянием подумала она. Да она и не пошла бы, и только угроза Макдана, что он пошлет кого-нибудь, чтобы стащить ее вниз, заставила ее покинуть свою комнату. А также острый восхитительный аромат жареного мяса и свежеиспеченного хлеба. Внезапная и ужасная смерть отца так ошеломила ее, что последнее время Гвендолин и не вспоминала о потребностях собственного тела. Но, сидя в своей комнате и с грустью наблюдая за угасающими пурпурными лучами летнего солнца, проникающими к ней сквозь открытое окно, она вдруг ощутила ужасающую, почти болезненную пустоту в желудке. Дразнящие запахи, поднимавшиеся к ней из кухни и большого зала, еще больше усиливали это чувство, пока желудок ее не стали сжимать спазмы голода. В этот момент в дверях появились двое мужчин с большой ванной для купания. Макдан предположил, что она может захотеть искупаться, объяснили они, торопливо устанавливая ванну. За ними последовала вереница людей с ведрами воды. Они быстро выливали их в ванну и опрометью бросались из комнаты вон.

Когда Гвендолин уже собралась окунуться в воду, в дверь опять постучали. Она открыла и обнаружила на пороге насмерть перепуганную служанку, державшую в руках платье из алой шерсти. «Подарок от Макдана», – запинаясь, пробормотала она, нервно сунула одежду в руки Гвендолин и убежала. Сначала Гвендолин хотела позвать девушку и сказать, что не может принять такой подарок. Но шерстяная ткань, как теплое вино, струилась по обнаженной коже ее рук. Она была очарована ее мягкостью. Это было так непохоже на грубый материал ее собственного платья. Она приложила обновку к своему телу, удивляясь искусной золотой вышивке, украшавшей горловину и рукава. Она всегда шила себе одежду сама, но в отсутствие матери или другой женщины, которая могла бы дать ей совет, изделия получались не очень совершенными. Внезапно ее собственное разорванное платье показалось ей уродливым и грубо скроенным. Возможно, не будет особого вреда, если она примет подарок. В конце концов ей предстоит обедать в большом зале в присутствии всего клана, и она не может появиться в одежде, которая лишь слегка отличается от старой тряпки.

Но теперь, стоя на верхних ступеньках лестницы и глядя вниз на лица Макданов, Гвендолин жалела о том, что пришла. С видом холодного безразличия, который она научилась напускать на себя еще в детстве, Гвендолин выдержала их молчаливые, враждебные взгляды. Напомнив себе, что Макдан приказал ей присоединиться к остальным членам клана за вечерней трапезой, она стала медленно спускаться по лестнице.

По залу опять пробежал глухой ропот. Ступив в зал, Гвендолин сообразила, что понятия не имеет, где ей следует сесть. Оуэн, Лахлан, Реджинальд и Мораг сидели за столом лэрда, который располагался на возвышении в центре зала. Оуэн принялся радостно махать ей рукой, но остановился, получив от Лахлана тычок под ребра. Остальные члены клана сидели на скамьях, расставленных вокруг длинных, покрытых скатертями столов. Увидев свободное место, Гвендолин направилась к нему. Как только Макданы разгадали ее намерения, они тут же сдвинулись, и свободное место исчезло. Гвендолин остановилась, гордо выпрямилась и уверенно двинулась к другому столу. Сидевшие там люди тоже сомкнули ряды, не давая ей сесть. Она замешкалась на секунду, а затем пошла к третьему столу. Когда она приблизилась, Макданы встретили ее ледяными взглядами, давая понять, что считают ее компанию неподходящей.

Потрясенная и обиженная, забыв про голод, Гвендолин торопливо направилась к проходу, ведущему в коридор, и налетела прямо на Макдана, появившегося из-за поворота в сопровождении Бродика и Камерона.

– Куда это ты направляешься? – поинтересовался он.

– Я… я возвращаюсь к себе в комнату, – промямлила Гвендолин.

– В таком случае ты заблудилась, – весело заметил Камерон. – Лестница, ведущая в твою комнату, находится в другом конце зала.

Алекс несколько секунд пристально рассматривал ее. Платье, которое он прислал ей, пурпурно-золотым потоком струилось вдоль стройного тела, и его яркий цвет выгодно оттенял светлую кожу и иссиня-черную копну волос девушки. Вот только ткань слишком свободно спадала на ее узкую талию и бедра, подчеркивая ее хрупкость. Он обнаружил, что размышляет, всегда ли она была такой худой, или смерть отца и суровые дни пребывания в сырой темнице истощили ее плоть.

– Ты что-нибудь ела? – спросил он.

– Я поняла, что не голодна.

– Ты больна? – не унимался он, обеспокоенный отсутствием у нее аппетита.

Опустив глаза, Гвендолин покачала головой.

– Тогда ты останешься и съешь что-нибудь, – приказал он. – Я не позволю тебе уморить себя голодом.

– Пожалуйста, Макдан, – еле слышно взмолилась Гвендолин. – Я хочу вернуться к себе в комнату.

Ее прерывающийся голос звучал тихо и напряженно. Алекс нахмурился. И хотя он поклялся, что больше никогда не прикоснется к ней, его пальцы непроизвольно сжали ее подбородок и осторожно приподняли голову девушки. В ее огромных серых глазах читалась боль, выражение лица было умоляющим. Она явно страдала. Изумленный, он вопросительно взглянул на остальных членов клана. По их виноватым лицам он тут же понял, что это они довели Гвендолин до такого состояния. Внутри него все кипело от гнева. Одновременно он испытывал странное чувство – потребность защитить ее. Ему хотелось обнять девушку и ласковыми словами успокоить ее расстроенные чувства. Вместо этого он отвесил ей легкий поклон и предложил руку.

– Прошу меня извинить, миледи, за опоздание, – произнес он намеренно виноватым тоном, как будто у нее действительно была причина сердиться на него. – Но теперь, когда я здесь, надеюсь, вы измените свое решение и согласитесь присоединиться ко мне за столом.

Гвендолин растерянно смотрела на него. В его тоне не слышалось и намека на насмешку. Наоборот, он выглядел по-настоящему раскаивающимся, как будто ее внезапное бегство из зала было вызвано его непростительным невниманием к ней. Она поняла, что он пытается спасти ее оскорбленное достоинство, извинившись перед ней в присутствии всего клана и предоставляя ей право принять или отвергнуть его извинения.

Тронутая вниманием, она подошла к нему и положила ладонь на его мускулистую руку.

Алекс провел Гвендолин по застывшему в молчании залу к столу лэрда, отодвинул стул и посадил ее. Затем он занял место рядом с ней и строго обратился к членам клана.

– Гвендолин Максуин – наша гостья, – заявил он. – И пока она будет здесь, я хочу, чтобы вы обращались с ней с уважением, с которым мы всегда относимся к гостям, а также оказывали ей всяческую помощь в лечении моего сына.

Клан по-прежнему хранил молчание. Довольный тем, что прояснил свою позицию, Алекс повернулся и стал накладывать еду на поднос Гвендолин.

Гвендолин, хотя и приободрилась от поддержки Макдана, не питала никаких иллюзий относительно витавшего в помещении духа враждебности. Краем глаза она заметила, что Элспет и Ровена наблюдают за ней. И они были не одиноки. Макданы боялись ее и были оскорблены ее присутствием. Приказ их лэрда никак не мог изменить их отношение к ней.

– Ну вот, девушка, – нарушил трусливое молчание Оуэн. – Интересно, ты знала ведьму по имени Фенелла?

Гвендолин отрицательно покачала головой.

– Но ты по крайней мере должна была слышать о ней, – настаивал он. – Это была уродливая старуха с необыкновенно скверным характером, что было очень неприятно, потому что она была могущественной волшебницей.

Он захихикал:

– Когда я был ребенком, один мой друг исподтишка насмехался над ней. Глупый мальчишка не хотел ей вреда, но Фенелла наказала его, сделав огромными его уши и нос, чтобы он на себе почувствовал, что значит быть жертвой насмешек. Неужели ты не знакома с ней?

– Откуда она может ее знать? – раздраженно спросил Лахлан. – Во времена нашего детства Фенелла уже была стара, как эти горы. Она умерла задолго до появления на свет этой девушки.

– Мы не можем судить, сколько лет этой ведьме, – заметил Оуэн. – Возможно, она использует свои чары, чтобы сохранять юность. Посмотрите, к примеру, на Мораг. Ей скоро стукнет восемьдесят, а на вид не дашь и шестидесяти девяти.

Щеки Мораг слегка раскраснелись.

– Спасибо, Оуэн, – сказала она. – Но мою молодость сохраняет не волшебство, а особый крем, который я сама придумала.

Реджинальд вопросительно взглянул на Гвендолин:

– Ты используешь магию, чтобы сохранить молодость?

Гвендолин покачала головой.

Оуэн выглядел разочарованным.

– Тогда, я думаю, ты слишком молода, чтобы знать Фенеллу. Впрочем, это не имеет особого значения.

– Вот, возьми, девушка, – предложил Лахлан, протягивая ей стоящий рядом с его кубком кувшин. – Ты должна попробовать это чудесное вино.

Алекс, вскинув бровь, сурово посмотрел на него.

Лахлан разочарованно фыркнул и опустил кувшин.

– Макдан упоминал, что тебя приговорили к сожжению на костре, – добродушно начал Реджинальд.

Гвендолин кивнула.

– Жуткое дело, – заметил Реджинальд. – Как воин, я предпочел бы, чтобы меня проткнули мечом. Чисто и просто, – добавил он, накалывая кусок мяса на вилку.

– Не вижу, что здесь чистого, когда из тебя вываливаются внутренности, – возразил Лахлан, скривив от отвращения свои тонкие губы. – На мой взгляд, это просто омерзительно.

– Прошу прощения, Лахлан, но мне кажется, что это все-таки лучше, чем стоять привязанным к столбу и ждать, пока тебя сожгут, – ответил Оуэн, протягивая руку за куском рыбы. Его локоть случайно задел кувшин Лахлана и опрокинул его. Из кувшина вылилась густая коричневая жидкость. Все, сидящие за столом, с напряжением смотрели, как жидкость начала дымиться, а затем быстро прожгла огромную дыру в скатерти, которой был накрыт стол.

– Откровенно говоря, Лахлан, ты сам не знаешь, что творишь, когда дело касается волшебных напитков, – нахмурилась Мораг. – Ты должен перестать заниматься их изготовлением.

– Я всего лишь хотел попробовать. – Он бросил робкий взгляд на Алекса. – Я был уверен, что на этот раз сделал все правильно.

– Я в этом не сомневаюсь, – согласился Алекс, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. – Но я бы предпочел, Лахлан, чтобы ты прекратил варить свои зелья для Гвендолин.

Лахлан опустил глаза. Он выглядел таким смущенным и потерянным, что Гвендолин даже почувствовала, как в ее душе шевельнулась жалость к старику.

Трапеза продолжалась в неловком молчании. Гвендолин попыталась немного уменьшить ту гору еды, которую Макдан положил ей на поднос, но кусок не лез ей в горло. Наконец, не в силах больше выносить напряженную атмосферу в зале, она встала из-за стола.

– Я устала, – пробормотала она. – Пожалуйста, извините меня.

Не дожидаясь разрешения Макдана, она повернулась и с видом холодной уверенности, за которой скрывалось переполнившее ее душу страдание, медленно пошла к лестнице.

Она должна убежать, пока мальчик еще жив.

Не было никаких сомнений, что он приговорен к смерти, размышляла Гвендолин, глядя из окна на черное ночное небо. Похоже, никто не знал причину его болезни, а поскольку Гвендолин не была ни врачевателем, ни ведьмой, она не видела способа помочь ему. Кроме того, она боялась, что ее собственная неопытность только ускорит его смерть. Макдан предупредил, что сурово накажет ее, если мальчику станет хуже или если он умрет. И хотя он не уточнил, какого рода наказание ее ждет, у нее не было никакого желания выяснять это. Учитывая враждебность, с которой встретили ее в большом зале Макданы, они вполне могут принять решение сжечь ее.

Она вздрогнула от ужаса, вспомнив, как пламя костра лизало подол ее платья.

Следующей ночью, когда все заснут, она выскользнет из замка и убежит в окружавший крепость лес. Затем она вернется во владения Максуинов и заберет камень. А потом она разыщет Роберта и убьет его. Эта мысль несколько приободрила ее, и она принялась обдумывать способы уничтожения врага. Неплохим вариантом был яд, но тогда нужно найти очень сильное зелье, которое причинило бы ему невыносимую боль, сжигая изнутри его тело. Возможно, ей удастся выведать у Лахлана некоторые из его рецептов. Заколоть кинжалом негодяя тоже неплохо. Гвендолин представила себе изумленное лицо Роберта, когда она по самую рукоятку вонзит клинок ему в грудь. Сладостно будет смотреть, как жизнь уходит из него, и знать, что он больше никогда не будет угрожать ей.

Отомстив за смерть отца, она покинет владения Максуинов и найдет место, где сможет мирно и спокойно жить. Мысль о том, что она будет сама себе хозяйка, что никто не станет бояться ее или издеваться над ней, показалась Гвендолин необыкновенно привлекательной. Она отыщет клочок земли и наймет кого-нибудь, чтобы ей построили маленький домик, где она будет жить, заведет корову, коз, кур. За это, естественно, нужно будет заплатить. За обедом она заметила на столе лэрда несколько серебряных кубков, некоторые были украшены драгоценными камнями. Направляясь от окна к кровати, она решила, что возьмет несколько ценных вещей, прежде чем покинет замок.

Но при воспоминании о своем обещании Макдану, что она попытается вылечить его сына, ее охватило смутное чувство вины. Было бы настоящим предательством не сдержать слово, данное человеку, который трижды спас ей жизнь. Но еще хуже было остаться и делать вид, что ей по силам вылечить мальчика, когда на самом деле она может лишь подвергнуть еще большей опасности его и без того слабое здоровье. Она не желала быть причиной смерти Дэвида. Если она убежит, то Макдан вновь поручит сына заботам лекарей клана, и они сделают все, что могут, убеждала она себя, задувая расставленные вокруг кровати свечи.

Но когда Гвендолин легла на прохладные простыни и закрыла глаза, перед ее внутренним взором всплыло бледное, мокрое от пота, погребенное под бесчисленными одеялами тельце Дэвида, который с трудом мог дышать в невыносимой жаре и вони своей комнаты. Только глубокой ночью ей удалось наконец погрузиться в объятия сна, так и не избавившись от мучительных мыслей о страданиях мальчика.

Глава 5

Золотистая волна света врывалась в комнату сквозь раскрытые окна. Потоки солнечных лучей достигли ее кровати, проникая под скомканные одеяла, согревавшие ее ночью. Гвендолин вздохнула и закрыла глаза, убеждая себя, что не может быть так поздно, как она подумала, взглянув на яркое солнце. Зарывшись поглубже в одеяло, она попыталась еще раз погрузиться в сладкое забытье сна. Еще несколько минут, и она встанет, чтобы приготовить завтрак отцу.

В комнату проник запах свежего хлеба. Нахмурившись, она открыла глаза.

Отчаяние холодной черной волной нахлынуло на нее, смыв последние остатки сна. Ее отец мертв. Он лежит глубоко под землей, навечно погруженный во тьму. Она никогда больше не услышит его надтреснутый голос, не поцелует небритую щеку, никогда не ощутит его молчаливой поддержки. Она одна в этом мире, пленница и отверженная, которую боятся и презирают, потому что на ней лежит клеймо ведьмы и убийцы. На мгновение боль стала почти невыносимой. Она крепко зажмурилась и свернулась клубком, ощущая себя маленькой и испуганной, как беспомощный младенец. Ей хотелось опять заснуть и, проснувшись, обнаружить, что эти жуткие события в ее жизни не более чем ночной кошмар.

Но ее мозг работал четко, а тело было возбуждено, что делало сон невозможным. Звуки, которые производили занимавшиеся своими обычными делами Макданы, медленно проникали сквозь скорлупу ее отчаяния. Она напомнила себе, что должна быть сильной. Она никогда не сможет убежать отсюда и отомстить Роберту, если позволит себе раскиснуть. Это помогло ей справиться с душевной болью. Она откинула одеяло и, шлепая босыми ногами по холодному каменному полу, подошла к окну. Солнце прорывалось сквозь остатки покрывавшего горы тумана, сообщая ей о том, что наступило утро и что день обещает быть чудесным.

Гвендолин наполнила холодной водой из кувшина, который был оставлен в ее комнате, каменную чашу, выдолбленную в стене башни, и быстро вымыла лицо и руки. Затем она надела свое убогое серое платье, решив, что красное слишком роскошно, чтобы использовать его в качестве повседневной одежды. Вплоть до бегства следующей ночью она должна вести себя так, как будто смирилась со своим положением, а значит, приступить к обязанностям лекаря при Дэвиде. Обгорелое и лишенное рукавов, ее платье все же было вполне пригодно для носки и как нельзя лучше подходило для работы по уходу за тяжело больным ребенком. Порывшись в сундучке, стоявшем в ногах кровати, она извлекла оттуда гребень и нетерпеливыми движениями расчесала спутанные пряди. У нее не было ни ленточки, ни хотя бы кусочка веревки, чтобы завязать волосы сзади, и поэтому она свободно рассыпала их по плечам, не особенно беспокоясь по поводу своего внешнего вида.

Спустившись по узкой лестнице башни, она направилась прямо в комнату Дэвида, от всей души надеясь, что ее немощный подопечный не умер сегодня ночью. Когда она подошла ближе, в ноздри ей ударило зловоние курящихся трав. Воздух постепенно становился все более горячим и спертым. У самой двери она приостановилась, готовясь к сопротивлению, которое она непременно встретит, если Элспет по-прежнему находится рядом с мальчиком. Напомнив себе, что она будет ухаживать за ребенком по указанию Макдана, Гвендолин решительно постучала в дверь. Никто не ответил, но до нее донесся приглушенный кашель. Ободренная мыслью, что Дэвид, может быть, один, она приоткрыла дверь и вошла в темную комнату.

Огонь ярко горел, а сосуды с травами дымили еще сильнее, чем раньше, делая горячий и сырой воздух почти нестерпимым. Очевидно, кто-то уже заходил в комнату рано утром, чтобы проделать необходимые процедуры, но сейчас Дэвид в одиночестве лежал, вытянувшись под прессом тяжелых одеял и звериных шкур. Он хрипел и кашлял, уткнувшись лицом в подушку, и казалось, что каждый его судорожный вздох может стать последним. Гнев захлестнул Гвендолин, и от ее меланхолии не осталось и следа. Возможно, ей и не хватает практического опыта, но уж определить, что ребенок мучается, она в состоянии. Моргая от щиплющего глаза дыма, она заставила себя улыбнуться.

– Доброе утро, Дэвид, – бодро поздоровалась она, направляясь к окнам. – Боже мой, в твоей комнате такой густой дым, что можно подумать, будто начался пожар. Давай посмотрим, нельзя ли разогнать его.

Она распахнула деревянные ставни всех трех окон, и мрачная комната наполнилась светом. Свежий воздух легким ветерком ворвался внутрь, рассеивая дым и вытесняя его из комнаты.

Дэвид со страхом наблюдал за ней.

– Элспет и Ровене это не понравится.

– Вероятно, нет, – согласилась Гвендолин. – Но разве тебе не надоело все время лежать в темноте и дышать этим ужасным воздухом? Мне бы точно надоело.

Он помялся, как будто подыскивал правильный ответ:

– Элспет говорит, что это полезно для меня, а мой папа говорит, что я должен слушаться Элспет. – Он опять закашлялся.

– Все это надо изменить. – Она взяла лежащую рядом с очагом кочергу и стала разбирать поленья, чтобы уменьшить жар. – Если Элспет делает все правильно, почему же ты так сильно болеешь?

– Господь наградил меня слабым здоровьем, – ответил мальчик. – Как у моей мамы.

Он произнес это совершенно бесстрастно, без гнева или жалости к самому себе. Гвендолин подумала, что такое объяснение его ухудшающегося здоровья ребенку вдалбливали с самого раннего детства.

– И это все? – фыркнула она. – А мне уже начинало казаться, что с тобой происходит что-то серьезное. Если тебя мучает только слабость, мы должны сделать тебя сильным. Но я не знаю, каким образом ты можешь почувствовать себя лучше, лежа в темноте и вдыхая спертый воздух, который способен свалить с ног даже самого сильного воина.

Она стала выносить сосуды с курящимися травами в коридор. К тому времени когда последний оказался за порогом комнаты мальчика, теплый ветерок из раскрытых окон почти очистил помещение. Кашель Дэвида значительно уменьшился.

– Элспет рассердится, когда увидит, что ты сделала, – участливо предупредил он.

– Я в этом не сомневаюсь, – согласилась Гвендолин, заговорщически подмигивая ему. – Но твой папа попросил меня помочь тебе выздороветь, а мои методы отличаются от методов Элспет.

Лицо мальчика застыло.

– Ты собираешься заколдовать меня?

– Что за глупая мысль, – упрекнула она его. Поскольку ей придется ухаживать за мальчиком, даже если это продлится всего лишь один день, очень важно завоевать его доверие. – Я не собираюсь делать ничего такого, Дэвид. Мне просто хочется, чтобы ты почувствовал себя лучше.

Он внимательно смотрел на приближавшуюся к нему Гвендолин, как будто размышлял, верить ей или нет. В комнате стало гораздо прохладнее, но лицо Дэвида было по-прежнему покрыто потом, а наволочка подушки оставалась влажной. Гвендолин приложила ладонь к его лбу и нахмурилась, взглянув на груду одеял и шкур, придавивших его к матрасу.

– А ты бы не хотел снять часть этих одеял?

Дэвид не сводил с нее недоверчивого взгляда.

– Мне очень жарко, – пожаловался он. – Но Ровена говорит, мне запрещено трогать одеяла.

– Я поговорю с Ровеной, – успокоила его Гвендолин, отбрасывая в сторону тяжелые шерстяные пледы и меховые шкуры.

Она предположила, что их не проветривали несколько недель – так сильно все вещи пропитались запахами дыма, пота и болезни. Добравшись до простыни, Гвендолин выбрала два относительно свежих одеяла и заботливо укрыла мальчика. Кладя его худые руки поверх мягкого шерстяного одеяла, она заметила, что одна из них была перевязана полоской пропитанной кровью ткани, а вторая испещрена небольшими уродливыми шрамами, оставшимися от предыдущих процедур. Она поняла, что эти надрезы были сделаны Элспет и другими лекарями, пускавшими мальчику кровь. Затем ей пришли на память слова Ровены, сообщавшей Макдану, что Дэвиду отворяли кровь и вчера, и позавчера, чтобы изгнать скопившиеся в его теле яды. Она нахмурилась, глядя на шрамы, и подумала, что неразумно так часто подвергать ребенка подобной экзекуции.

– Ну вот, – сказала она, подоткнув со всех сторон легкое одеяло. – Тебе достаточно тепло?

Он кивнул.

– Хорошо. Ты сегодня что-нибудь ел?

– Я не голоден.

Осунувшееся лицо мальчика и его исхудавшее тело свидетельствовали о том, что недуг уже давно лишил его аппетита. Гвендолин вспомнила: Макдан говорил ей, что болезнь Дэвида началась с желудочного недомогания. Макдан также говорил, что пища не удерживается в его организме и что ребенок практически не может есть.

– Ты не поправишься, если не будешь есть, – заметила Гвендолин, придвигая стул к кровати и усаживаясь на него. – Твое тело нуждается в пище, чтобы стать сильным.

Мальчик смотрел на нее с усталым безразличием. Вне всякого сомнения, он уже много раз слышал это раньше.

– У меня нет сил, чтобы есть.

– У тебя болит живот?

– Иногда.

– А сейчас болит? – настаивала она, стараясь определить симптомы болезни.

– Нет.

– А еще где-нибудь болит?

– Иногда.

– Где?

Он пожал плечами:

– Везде.

Гвендолин задумалась над его словами.

– Резкая внутренняя боль, как будто тебя пронзила стрела, или внешняя?

– Внешняя.

– А сейчас болит?

Он кивнул.

– А ты чувствуешь себя лучше после того, как Элспет отворяет тебе кровь? – с любопытством спросила она.

Голубые глаза мальчика широко раскрылись.

– Я не хочу, чтобы мне сегодня пускали кровь, – всхлипнул он.

– Я не собираюсь делать тебе кровопускание, – поспешила успокоить его Гвендолин. – Мне просто интересно, становится ли тебе от этого лучше.

Он отрицательно покачал головой.

– Мне очень больно, когда она разрезает мне руку, а потом я всегда чувствую сильную слабость. Но Элспет говорит, что пользу от кровопускания нельзя почувствовать сразу. И лучше пусть мне режут руку, чем прочищают желудок. Прочищение желудка – это ужасно. – Он с отвращением сморщил нос.

Гвендолин на мгновение задумалась. Откровенно говоря, ей не приходилось раньше иметь дело с кровопусканием и прочищением желудка, хотя она знала, что эти процедуры широко использовались лекарями. Но шрамы на руке Дэвида свидетельствовали о том, что это делалось слишком часто. Если его состояние тем не менее не улучшалось, а наоборот, бедный мальчик все больше слабел, зачем продолжать мучительные процедуры?

– Мне кажется, некоторое время тебе не нужно отворять кровь, – решила она. – Но твое тело не станет здоровым и сильным, если ты будешь отказываться от пищи. Так что ты должен попытаться что-нибудь съесть, независимо от того, голоден ты или нет.

– От еды мне становится хуже, – запротестовал он.

– Но со временем тебе должно стать лучше, – возразила она. – Поэтому во время еды ты должен думать о тех вещах, которые ты любил, когда был здоров: о плавании, катании на лошадях, прогулках по горам.

– Мне не позволяли делать все это.

– Не позволяли? – изумилась она. – Почему?

– Потому что у меня слабый организм, – повторил он. – Как у моей мамы.

– Понимаю, – сказала Гвендолин. Хотя на самом деле ей все это казалось странным. С самого раннего детства отец учил ее радоваться запахам хвойного леса, дующему с гор бодрящему холодному ветру. Отец любил величественную красоту природы и учил Гвендолин понимать ее, дружить с ней. Возможно, он предвидел, что, когда девочка вырастет, у нее не будет друзей среди членов их клана. – Ну а что ты любишь делать больше всего?

Дэвид на мгновение задумался.

– Мне нравится слушать сказки.

– Мне тоже, – с воодушевлением согласилась с ним Гвендолин, довольная, что у них нашлось общее увлечение. – Мой отец был прекрасным рассказчиком. Когда я была маленькой девочкой, мы сидели вместе у огня, и он рассказывал мне сказки о страшных драконах и свирепых воинах. А твой отец рассказывал тебе сказки?

– Мой отец – лэрд.

Гвендолин с недоумением посмотрела на него.

– У лэрда очень много обязанностей, – пояснил он. – У него нет времени на сказки.

Вероятно, так оно и было на самом деле.

– Тогда кто же их тебе рассказывал?

– Обычно моя мама. До того как она заболела и отправилась жить на небеса. А теперь иногда Элспет рассказывает, – добавил он. – Но ее сказки совсем другие.

«Точно, – ядовито подумала Гвендолин. – В этом я совершенно уверена».

– Если хочешь, я буду рассказывать тебе сказки, пока я здесь, – предложила она.

– Правда? – В глазах мальчика промелькнули искорки радости.

– Только большинство известных мне сказок страшные, – сообщила она, чувствуя, что это понравится ему.

– Я люблю страшные сказки, – с жаром заверил он ее.

Гвендолин бросила на него недоверчивый взгляд.

– Ты уверен? Не знаю, может, тебе рассказать что-нибудь о прекрасной принцессе, которая живет в огромном розовом цветке с мягкими, как пух, лепестками…

– Эта сказка для девчонок, – перебил ее Дэвид, с негодованием закатив глаза.

– Ты не можешь этого знать, – возразила Гвендолин, притворяясь обиженной. – Может, принцессу проглотила гигантская крыса, разорвав ее тело на маленькие кровавые кусочки.

– Правда? – Эта мысль, похоже, понравилась мальчику.

– Конечно, нет. Принцесс никогда не убивают. Таково правило.

– Вот поэтому эта сказка для девчонок, – проворчал Дэвид. – Или для малышей.

– Я вижу, тебе нелегко угодить, – вздыхая, заметила Гвендолин. – А какую сказку ты хотел бы послушать?

– Расскажи мне сказку, в которой есть чудовище, – попросил он.

– Очень хорошо. – Она на секунду задумалась. – Мой отец часто рассказывал мне историю об огромном черном чудовище размером больше этого замка. Его зубы были длинными и острыми, как тысяча отточенных мечей…

– Ты что, – раздался совсем рядом разгневанный голос, – хочешь убить мальчика?

Гвендолин испуганно подняла голову и увидела стоявшую в дверях Элспет с подносом в руках. Лицо ее было искажено яростью.

– Как ты посмела открыть окна – неужели не понимаешь, что сквозняк может убить его? Закрой немедленно! – грубо приказала она.

Гвендолин осталась сидеть, холодно глядя на Элспет.

– Лэрд Макдан поручил мне заботу о своем сыне, Элспет, – тихим, но твердым голосом заявила она. – Спасибо, что принесла еду. Можешь оставить ее на столе.

Элспет, лишившись дара речи, несколько мгновений изумленно смотрела на нее. Но способность говорить достаточно быстро вернулась к ней.

– Я не позволю тебе делать этого, – бросила она, с грохотом опустила поднос на стол и направилась к окнам. – Тебе же сказали: мальчика нужно держать в тепле…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю