Текст книги "Как избежать соблазна"

Автор книги: Карен Рэнни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Он оторвался от нее, продолжая свою воображаемую научную статью:

– «С ее полного согласия я дотронулся проводом аппарата Вольта до ее дерзкого соска, чтобы посмотреть, как подействует на него это прикосновение. Или проверить, не может ли такой способ являться некоей формой обольщения».

Грант медленно подносил провод к Джиллиане, давая ей время взять обратно свое согласие. Она ничего не сказала, лишь пристально наблюдала за приближающимся проводом. Когда Грант дотронулся им до кончика соска, Джиллиана улыбнулась.

– Ты что-нибудь почувствовала?

– Почувствовала, – ответила она. – Очень странное ощущение. Почти как если бы ты коснулся соска языком.

– «Результат эксперимента, – громко продолжил Грант, – в лучшем случае неопределенный. Объект не жалуется, напротив, похоже, поощряет к продолжению экспериментирования».

– Да? Ты собираешься использовать это везде? И если так, то могу ли я сделать то же самое? Могу я дотронуться проводом до твоего члена и посмотреть, оживится ли он?

– Вынужден констатировать, что у тебя не будет никаких трудностей с оживлением этого объекта. Рядом с тобой он всегда оживает.

Она улыбнулась, и Грант отложил провод, чтобы заняться более приятным делом – поцеловать Джиллиану.

– Ты очень способная ученица, – произнес он низким и обещающим голосом.

– Значит, учитель должен наградить свою ученицу, – сказала она. – Чем-нибудь отметить мои таланты.

– Когда я был школьником, наш директор, бывало, дарил нам закладки, если мы успевали по всем предметам.

Джиллиана покачала головой:

– Это не подойдет.

– Нельзя просто отвергать что-то, не предлагая альтернативы.

– Быть может, вечер в твоей постели? – сказала она, улыбаясь.

Джиллиана провела ладонью по руке Гранта вниз, затем переплела его пальцы со своими, поднесла их сплетенные руки к губам и поцеловала костяшки его пальцев.

– Нет. – Грант привлек ее к себе. – Если я директор, значит, я устанавливаю правила. Ни одной ученице не разрешено входить в мои личные покои до тех пор, пока она не проявит себя весьма и весьма сведущей.

– Мне казалось, что я уже проявила, – возразила Джиллиана, вновь улыбнувшись.

Пальцы Гранта мягко поглаживали ее грудь; большой палец нежно потирал сосок. На несколько мгновений Грант сосредоточил все внимание на левой груди, прежде чем перейти к правой. Его сосредоточенность была напряженной, выражение лица восторженным, когда сосок откликнулся на его манипуляции.

– Это удивительное ощущение твоей кожи под моими пальцами, – тихо проговорил он. – Оно присуще только тебе, Джиллиана. Если бы я мог коснуться тысячи женщин, я узнал бы тебя по изгибу груди, по гладкости и податливости кожи.

– Тебе обязательно было выбрать этот момент, чтобы говорить о своих будущих победах, Грант? – спросила она с улыбкой.

Он не поднял глаз, как если бы она ничего и не говорила.

– Останься со мной.

Вот теперь он поднял взгляд и обнаружил, что она внимательно смотрит прямо на него.

– На этот раз ты просишь не на неделю, ведь так?

– Не на неделю, не на день или час, – ответил он.

– Навсегда? – спросила она, и он просто кивнул.

* * *

Внезапно единственным ее желанием стало затеряться в наслаждении. Она не хотела думать, не хотела даже чувствовать. Во всяком случае, испытывать те чувства, которые были у нее в сердце. Ей захотелось быть просто чувственным созданием, упивающимся наслаждением ради него самого.

– Люби меня, – прошептала она, наклоняясь вперед, прижимая обе ладони к его лицу и заглядывая ему в глаза. – Люби меня всю ночь, – приказала она. – А когда наступит рассвет, люби меня снова. И быть может, я скажу «да». Если ты будешь искусен. Если подаришь мне достаточно наслаждения.

Лукавая улыбка заиграла на его губах.

– Ты бросаешь мне вызов, Джиллиана? На твоем месте я был бы осторожнее. Никогда не соблазняй голодного мужчину кусочком еды.

– Так, значит, вот кто я теперь? Всего лишь кусочек?

Грант наклонился и взял ее сосок в рот, с наслаждением посасывая. Его щеки втянулись, а пальцы обхватили другую грудь.

Огненная стрела пронзила ее, побуждая тело к отклику. Она почувствовала, как кровь забурлила в жилах, а сердце гулко забилось в груди. Грант мягко прикусил сосок, затем чуть отстранился, и губы его были влажными.

Джиллиана жадно поцеловала его, желая ощутить его рот так, как никогда прежде. Она углубила поцелуй и стиснула в пальцах его волосы.

Наверное, эта дикая, неутолимая жажда в тот же миг передалась и ему. Он раздвинул ее ноги, положив их к себе на талию, и подтянул ее ближе к краю стола. Она смутно сознавала, что его руки пробрались к ней под платье и быстро освобождают ее от нижнего белья. Не было никакой сдержанности и осторожности в том, как он сдирал с нее одежду. Ничто не должно было воспрепятствовать ему.

И вдруг – о счастье! – он оказался внутри ее, и Джиллиана всхлипнула от наслаждения.

Еще, пожалуйста, пожалуйста, еще! Еще и еще – до тех пор, пока она не наполнилась им так, что не могла ни дышать, ни думать, ни что-либо чувствовать. Еще – до тех пор, пока наслаждение не стало единственным ее ощущением, и это было началом и концом всего, чем она являлась. Джиллиана потянула его к себе, постанывая от нетерпеливого восторга.

Она так отчаянно желала достигнуть вершины и в то же время хотела задержаться над пропастью, где жажда, и желание, и вожделение, и блаженство смешались воедино.

Пальцы Гранта оставили ее грудь и скользнули под юбки, поднимая их. Взглянув вниз, где они соединялись, он приказал:

– Посмотри на нас.

Она наклонила голову и увидела, как он медленно входит в нее. Это было настолько возбуждающе, что ее пальцы скрючились, и она стала царапать его одежду.

– Быстрее, – попросила она, умоляя поскорее вернуться.

Он исполнил ее просьбу, но делал это настолько медленно, что она чуть не всхлипнула от нетерпения. Пальцы сживались и разжимались у него на плече, затем обхватили его шею, притягивая голову ниже, эту восхитительную улыбку ближе к своим губам.

Она хотела, чтобы он был быстрее и напористее, но он дразнил ее, отступив и прошептав на ухо:

– Этого наслаждения достаточно, Джиллиана? Достаточно?

Уже было не время для игры, для притворства, слишком велико нетерпение. Она хотела страсти и забвения. Она вонзила ногти ему в плечи, но он лишь улыбнулся, затем наклонился вперед, очень нежно целуя ее в губы. Это был дразнящий поцелуй, покровительственный поцелуй, ни в малейшей степени не выдающий той страсти и жажды, которую она испытывала.

Он дал юбкам упасть и накрыть их. Для остального мира они, наверное, представляли бы ошеломляющее зрелище: граф Стрейтерн, сплетенный в страстном объятии с компаньонкой. Грудь ее была обнажена, губы припухли от его поцелуев. Но никто не увидел бы, что он медленно скользит в ней туда и обратно, мучая ее дразнящим, контролируемым обладанием.

– Ну?

Она положила голову ему на плечо, сдаваясь.

– Достаточно? – спросил он.

Спокойствие его голоса не сочеталось с покрасневшим лицом и побелевшими костяшками пальцев, сжимающих край стола.

Слезы пришли неожиданно, удивив ее. Наверное, она могла бы попытаться скрыть их, но лишь откинула голову назад и устремила взгляд на потолок, и с ее губ сорвался полувсхлип-полустон.

Грант давал ей именно то, чего она хотела. Каждый дюйм ее тела был переполнен ощущениями, и она не чувствовала ничего, кроме него. Все сосредоточилось на Гранте, на его дразнящей улыбке, на прикосновении его пальцев к коже, и больше всего на чувствах, которые он вызывал в ней, медленно входя в нее и выскальзывая обратно, управляя не только своим телом, но и ее.

– Достаточно? – прошептал он.

– Да, – выдохнула она.

«Помни это», – кричал ее мозг, когда тело воспарило к небесам. «Помни это», – звучало рефреном, когда он наконец впился ртом ей в губы и проглотил ее всхлип.

Ее руки привычным движением вытащили пробку из кобальтовой бутылки. Она опустила ложку с длинной ручкой внутрь, зачерпнув чуть-чуть сероватого порошкообразного вещества. Это были высушенные и истолченные в порошок листья белладонны, весьма ценного растения, употребляемого при нервных расстройствах, глазных болезнях и дисфункции мочевого пузыря.

Когда-то от кого-то она слышала, что яд – женское оружие. Какая глупость. И хотя этот порошок может быть назван ядом, это еще и ценное лекарство. Она использует лекарство для лечения. Но если душа не чиста, какое имеет значение, что тело исцелено?

Вот тут-то лекарство и становится ядом. Большая его доза становится средством закончить жизнь. В некотором смысле это благое дело – избавить жертву от долгих мучений. Правда, первые несколько секунд после принятия яда трудно вынести, но агония длится недолго.

Слишком недолго, чтобы вырвать с корнем зло.

Есть такие грехи, которые нельзя исправить, как и грешники, которые не видят необходимости в искуплении. В таких случаях она просто делает то, что должна, и заканчивает их жизнь, ничуть не заботясь об их возможных мучениях. Если под конец они умоляют об избавлении – это то, что они заслужили.

Она полностью отдает себе отчет в том, что некоторые сочли бы то, что она делает, неправильным. Но эти же самые люди отрицали бы необходимость восстановления справедливости во всех случаях, кроме самых вопиющих. Жизнь совсем не всегда добра и добродетельна. И дело смелых – потребовать честности и справедливости.

Правда заключается в том, что она избавляет мир от тех, кто оскверняет невинность, кто несет в себе зло. Но она была уверена, что ее никогда не признают избавительницей и никогда не будет она до конца прощена за то, что делает.

Однако есть и такие, кто может задуматься в тишине ночи, кто она больше – святая или грешница, не следует ли рукоплескать ее рвению.

Но самой ей это все равно.

И она не испытывает разочарования, когда время от времени терпит неудачу в попытке убить зло. Она просто заново оценивает сделанное, определяет, где и что пошло не так, и решает, что делать дальше. Если она терпит неудачу, то совершает новую попытку. И в конце концов всегда добивается нужного ей результата.

Вспомнить хотя бы то, сколько времени понадобилось на Джеймса.

Она повернулась и улыбнулась скелету, разложенному на кровати; череп аккуратно лежит на подушке, словно он спит. Милый Родерик – это псевдоним, разумеется, ибо никто бы ее не понял, если бы она использовала его настоящее имя. Но она воспользовалась услугами очень предприимчивого молодого человека, – который удовлетворился незначительной суммой и лекарством для облегчения симптомов личного характера, – чтобы эксгумировать его. Никто не знал, что скелет принадлежит самой первой из ее жертв – старику, который бил свою жену и чуть не уморил голодом детей. Считается, что он похоронен в церковном дворе, где лежит один, и никто его не навещает. Но он ее постоянный спутник, напоминание не только о том, что она должна исполнить, но и о том, что уже сделала.

Да, Лоренцо будет что рассказать своей жене, когда он вернется во Флоренцию, и не в последнюю очередь об этом невероятном собрании в библиотеке Гранта.

Был поздний вечер, день выдался длинный, и Лоренцо предпочел бы отправиться в постель, чем сидеть в библиотеке, вынося общество доктора Фентона и его дочери.

Что бы сказала Элиза об этой парочке? Он мог себе представить комментарии жены.

«Она слишком развязна для женщины, Лоренцо. У нее что, нет никакого представления о такте? Для красивой девушки она почему-то испытывает необъяснимую неприязнь к своей внешности.

А он? Неужели у него всегда такие грязные очки? Ты никогда не бываешь таким неопрятным, мой дорогой».

Лоренцо улыбнулся и поднял свой бокал, слегка поклонившись.

– Отличное вино, – сказал он доктору Фентону, и тот молча кивнул.

– Оно не из подвала моего отца, сэр, – вмешалась Арабелла.

Разумеется, нет, и его замечание было простым выражением любезности, и ничем иным.

Наблюдая за поведением Арабеллы в различных ситуациях, Лоренцо решил, что мисс Фентон чурается людей и в обществе она чувствует себя не в своей тарелке. Она словно бы держится в стороне, наблюдая за другими людьми издалека. Но возможно, он судит ее слишком строго. Вот у них с Элизой одинаковая реакция на общество. Когда они рядом друг с другом и со своими малышами, больше им никто не нужен. Других развлечений им просто не требуется.

И все же Лоренцо не мог не задаваться вопросом, смягчится ли когда-нибудь Арабелла по отношению к Гранту, особенно зная об истории с компаньонкой. Какая женщина не разорвала бы помолвку, будучи вот так публично отвергнута? Возможно, жадная. А может, мстительная?

– Я крайне удивлен, сэр, что вы ни разу не упомянули, что вы врач. Существует какая-то причина, по которой вы скрывали от меня свое занятие?

Лоренцо наклонился вперед и подвинул серебряный поднос чуть ближе к себе. Он налил себе вина из графина, но когда предложил подлить в бокал доктору Фентону, тот покачал головой.

– Я это делал по просьбе своего друга, сэр, – ответил Лоренцо, но большего он открывать не собирался. Заключение о состоянии здоровья Гранта – дело личное, и Лоренцо не собирался рассказывать об этом ни доктору, ни Арабелле.

Он горячо желал, чтобы мисс Фентон исчезла, например, отправилась куда-нибудь, где собираются женщины Роузмура. Куда же именно? В библиотеку? Неплохое решение в отношении мисс Фентон, но поскольку они сидели как раз в библиотеке, едва ли приемлемое. В одну из многочисленных гостиных в этом огромном доме? Без сомнения, она встретится там с графиней, а судя по тому, что он наблюдал за обедом, сомнительно, чтобы эти две женщины искали общества друг друга.

Лоренцо сделал глоток вина, впервые почувствовав горький привкус. Доктору Фентону он ничего не скажет, но Гранта непременно подразнит по поводу того, что его винные запасы превращаются в уксус.

Что бы сказала Элиза о столь невероятной связи Гранта с Джиллианой Камерон? Впервые его друг ведет себя, не задумываясь о привычных строгих нормах поведения, и Лоренцо хотелось рукоплескать этой перемене, но в то же время предупредить Гранта, что такой поступок повлечет за собой серьезные последствия.

Грант выглядит счастливым. Лоренцо не мог припомнить, чтобы Грант когда-либо выглядел таким счастливым, даже в годы жизни во Флоренции.

Куда подевался мужчина, который никогда не сопровождал женщину сомнительной репутации на светский раут из опасения, что слухи дойдут до общины английских эмигрантов. А сейчас, похоже, и сплетни соседей нимало не заботили его – совсем не так, как в Италии, когда люди строили предположения относительно его холостяцкой жизни там. Он всегда был так невероятно осмотрителен, дабы не запятнать имя Роберсонов, но все равно приобрел репутацию, которая ужаснула бы его, если б Лоренцо дал себе труд поведать об этом. Владельцы магазинов и итальянские соседи называла Гранта L'Inglese Rigido – чопорный англичанин.

Да, Лоренцо следует выпить за здоровье мисс Камерон. Ей удалось совершить то, чего не сумели пять лет жизни Гранта в Италии: сделать его счастливым.

– Мы могли бы обсудить столько разных случаев, – прервал размышления Лоренцо доктор, очевидно, чувствуя необходимость быть дружелюбным.

Лоренцо не имел ничего против доктора и даже восхищался многими его качествами, однако его отношение к мисс Камерон не входило в их число. Доктор Фентон открыто критиковал ее поступки и выражал презрение, граничащее с грубостью, – реакция, которую Лоренцо не вполне понимал.

Одиночество – ужасный недуг, и когда оно приходит, от него, кажется, нет никакого лекарства. Медицина может временно помочь, но она может стать причиной еще больших проблем, если начинается зависимость. Это как с алкоголем. Единственное действенное средство от одиночества – компания другого человека, родственной души, его любовь, забота и поддержка.

Мир смотрит косо на такие пары, временные они или постоянные, если только они не одобрены церковью и обществом. Мир будет всегда осуждать связь Гранта и Джиллианы, а так жаль. Их любовь друг к другу могла бы исцелить обоих.

– Я бы с удовольствием, – отозвался Лоренцо. – Но, к сожалению, я должен вскоре вернуться в Италию.

– А я думал, вы продлите свой визит еще на некоторое время, – сказал доктор, – тем более в свете того, что недавно случилось.

– Я полагаю, что то, что недавно случилось, – заметил Лоренцо с легкой улыбкой, – лишь подтверждает диагноз Гранта. Сомневаюсь, доктор Фентон, что он умирает от заболевания крови. Подозреваю, однако, что кто-то и в самом деле пытается причинить ему вред.

– По моему мнению, другу следовало бы оставаться с ним рядом, – подала голос Арабелла.

Лоренцо повернул голову и посмотрел на нее:

– Вы осуждаете меня?

– Если Грант действительно считает, что его жизнь в опасности, мне кажется, вы должны оставаться рядом.

– Но Грант сам настаивает, чтобы я уехал, мисс Фентон. Он очень высоко ценит преданность. И семью.

Арабелла забрала стакан из руки Лоренцо и вновь наполнила его, вернув с очаровательной улыбкой, пожалуй, самой искренней из всех, что он когда-либо видел у нее за время своего пребывания в Роузмуре.

Затем она встала, наклонилась, чтобы поцеловать отца в щеку, и направилась к двери.

– Мисс Фентон?

Она обернулась.

Лоренцо взял книгу, которую она оставила рядом с креслом, в котором сидела.

– Ваша книга, – сказал он, держа ее в руке и как бы взвешивая. – Довольно увесистая.

– Мой дневник, – пояснила она, забирая у него книгу. Ее улыбка исчезла, чего нельзя было сказать о яркости глаз. Они искрились, словно она смеялась, но сдерживала смех.

Лоренцо проводил ее взглядом, мысленно выразив надежду, что у Гранта достанет здравомыслия отказаться от этого брака.

Глава 24

Грант лежал в темноте рядом с Джиллианой, думая о том, каким необыкновенным был прошедший день. Ему казалось, что его тело сейчас существует словно бы отдельно от него – полностью удовлетворенное и окончательно лишенное сил. Мозг его, однако, был удивительно бодр и работал четко.

Джиллиана не похожа ни на кого из его прежних женщин – смелая и упрямая, своевольная и ужасно независимая. До ангела ей так же далеко, как и ему, но есть в ней что-то такое, что говорит о подлинной невинности, несмотря на ее опыт и ее прошлое. Она не способна быть недоброй. Искренность – свойство ее натуры. Если ее слова и могут немного жалить, они адресованы лишь ему, а он вполне в состоянии выдержать эти легкие уколы.

Со служанками и лакеями она неизменно вежлива. Даже с Арабеллой, которая часто раздражает его до предела, Джиллиана терпелива.

Не потому ли он испытывает такую неукротимую потребность защищать и оберегать ее? Не воспринимает ли он Джиллиану как одну из невинных душ – ведь он всю свою жизнь старался защищать невинных?

Или тут что-то совершенно иное?

Что принесет эта их связь, неизвестно, но одно совершенно ясно: он не может жениться на Арабелле Фентон.

– Если ты ослабишь свою хватку, – проговорила Джиллиана, – я обещаю не убегать.

Грант осознал, что его объятие слишком крепкое, и убрал руку с ее талии, чуть отодвинувшись на кровати. Она отвела волосы с глаз и посмотрела на него.

– Что ты говорил мне? – спросила она.

– Когда? – притворился он непонимающим, хотя прекрасно знал, что она имеет в виду.

Джиллиана покачала головой, мягко укоряя его:

– Это была латынь?

– В некотором роде. Итальянский.

Она взяла его руку, затем потянулась и поцеловала в губы. Нежный, ласковый поцелуй, словно она будила его ото сна.

– Так что ты говорил? – спросила она у его губ.

Грант улыбнулся. Он не помнил всего. Кое-что из его слов было внушено страстью, удивив его самого своей эмоциональностью.

– Siete la mia speranza, il mio future.

– Что это значит?

Он приподнялся на локте и заглянул Джиллиане в глаза.

– Итальянцы весьма изобретательны в том, что касается любви. Siete bei quanto l'alba. «Ты прекрасна как рассвет». Rendete me il tattoo potente. «С тобой я чувствую себя всесильным».

– А другое? Ты не скажешь?

Было бы разумнее не говорить. Rimanga con me. «Останься со мной». Non desidero vivera senza voi. «Я не могу жить без тебя!» И особенно последнее: siete la mia speranza ed il mio future «Ты моя надежда и мое будущее».

– Могу ли я спросить, как ты стал таким знатоком того, что итальянцы говорят о любви? Или мне просто сделать вид, будто ты вовсе ничего и не говорил?

– Я ни в чем не признаюсь, – Грант наклонился, чтобы поцеловать ее. – Я отправлю тебя в Италию, – вдруг сказал он.

– В Италию?

Эта мысль только что пришла Гранту в голову, и чем больше он обдумывал ее, тем привлекательнее она ему казалась. Он отправит ее туда, а после того, как все уладит с Арабеллой, пошлет за ней.

Жизнь внезапно стала гораздо радужнее, чем была месяц назад. Или даже минуту назад.

Но выйдет ли она за него?

Не честь заставила его промолчать, но какая-то странная сдержанность, даже страх. Нет, она не может отказать ему.

– У меня там вилла, – сказал он, – где я жил до того, как вернулся в Шотландию. Там ты будешь в безопасности. Лоренцо будет тебя сопровождать, разумеется.

Джиллиана положила ладонь ему на грудь, словно сдерживая его мысли.

– Я не хочу уезжать, – сказала она.

– А я хочу, чтобы ты сделала это из соображений безопасности. Интересно, кто из нас одержит верх?

– Это говорит любовник?

– Нет, – ответил Грант, приблизив свои губы к ее губам. – Это говорит граф.

Роузмур слишком велик. Несмотря на то что он пробыл здесь уже несколько недель, Лоренцо дважды заблудился, прежде чем наконец нашел отведенную ему комнату. Первый раз он спросил дорогу у молоденькой хорошенькой служанки. Во второй раз высокий и довольно заносчивый лакей надменно известил его, как пройти, умудрившись ужасно разозлить Лоренцо.

Безусловно, он предпочитал Италию, свой уютный дом, наполненный детскими голосами, а не всеми этими атрибутами богатства.

Живот внезапно скрутило, и Лоренцо схватился за него, подумав, что его организм совершенно не приспособлен к шотландской пище. Но по крайней мере она более острая, чем та каша, которую ему пришлось есть в Лондоне. Возможно, потому что у Гранта шеф-повар француз.

Наверное, он съел чересчур много рыбы в винном соусе, но уж очень та была хороша. А возможно, ему не стоило пить тот последний стакан вина. Элиза бы непременно ворчала, что уже слишком поздно и что он чересчур много выпил.

Элиза. Как он скучает по жене!

Оказавшись в своей комнате, Лоренцо присел на край кровати и прижал ладонь к животу, испустив тихий стон боли.

Он отрыгнул, но недомогание не прошло. Желудок словно огнем горел, и горло тоже.

Поморщившись от неприятных, болезненных ощущений, Лоренцо встал, налил себе стакан воды и выпил. Вместо того чтобы облегчить боль, это, кажется, только усилило ее.

Он никогда не болел.

Его мозг ученого начал складывать в единое целое то, что с ним происходит. Язва желудка? Но в таком случае он бы почувствовал ее признаки раньше. Он всегда ел все, что хотел, без каких бы то ни было последствий. Нет, сегодняшняя боль другая, что-то совершенно необычное.

Как странно, однако, что он заболел, выпив горького вина.

Желудок скрутило судорогой, и Лоренцо согнулся, упав на колени в изножье кровати. Схватившись за резной столбик, он подтянулся кверху, но в этот момент его настиг еще один приступ боли. Боль была такая, как будто дюжина мечей пронзила его тело и он истекает кровью. Он даже ощутил вкус крови, вытирая рот.

Лоренцо снова согнулся пополам и на этот раз чуть не потерял сознание. Он бы позвал на помощь, но обнаружил, что не в состоянии вымолвить ни слова. Он качнулся назад, держась за кроватный столбик.

В этот момент он все понял, и ужас едва не сразил его. Лоренцо потянулся к своему саквояжу, за коричневой бутылкой, которую брал во дворец. Перед глазами у него все расплывалось настолько, что коврик, который был всего в нескольких дюймах от глаз, казался страшно далеким.

Он подумал об Элизе, но тут боль нахлынула вновь, и он мог лишь сосредоточиться на своих муках.

Доротея, графиня Стрейтерн, в ужасе уставилась на доктора Фентона. Прошло уже двадцать лет, но она чувствовала себя точно как в ту ночь, когда узнала правду о муже.

Зло вернулось. Зло, которое когда-то проникло в Роузмур и последние два десятка лет изгонялось благодаря ее горячим молитвам и великодушию Всевышнего, вернулось.

– Расскажи мне, – попросила она. И когда в ответ на свою просьбу получила лишь сочувственный взгляд доктора, попросила снова: – Расскажи мне все, Эзра.

Фентон избегал смотреть ей в лицо. После долгой мучительной паузы он все же заговорил.

Доротея почувствовала, как ее глаза расширились и что-то похожее на стон вырвалось у нее прежде, чем она заглушила его носовым платком. Сейчас нельзя поддаваться истерике. Избыток эмоций никогда не приносит пользы.

– Милостивый Боже, – выдавила она. – Почему ты никогда ничего не говорил?

– Мы с женой решили, что лучше, если никто не будет знать. До тех пор, пока вы, ваше сиятельство, не спросили, я думал, что прошлое давно и надежно похоронено.

Хорошо, что она знала эту гостиную как свои пять пальцев. Сделав несколько шагов назад, графиня опустилась туда, где рядом с маленьким столиком слева от камина всегда стояло кресло. Почувствовав под собой сиденье, она с облегчением откинулась на спинку, положила обе руки на деревянные подлокотники и подождала, пока пройдет головокружение.

Ей хотелось, очень хотелось, чтобы доктор Фентон ушел, но хорошие манеры, ставшие за всю жизнь привычкой, взяли верх. Умение сохранять апломб – вот то, что отделяет высший класс от всех остальных. Графиня сильнее оперлась головой о спинку кресла и сосредоточилась на дыхании, пожалев, что сегодня утром велела служанке зашнуровать ее так туго. Она неплохо выглядит в черном, но какое значение будет иметь внешность, если она опозорится, свалившись без чувств к ногам доктора Фентона.

Возможно, ей следовало выбрать для себя образ эксцентричной пожилой дамы и ходить по дому в каком-нибудь свободном, мешковатом платье. Тогда она попросила бы Гранта купить поместье там, где она могла бы позволить себе быть странной и эксцентричной.

– А ты не думал, что возвращение в Роузмур может пробудить в ней какие-то воспоминания?

– Она всю свою жизнь прожила меньше чем в часе езды от Роузмура, ваше сиятельство.

– Как ты, должно быть, обрадовался, когда Грант предложил этот брак.

– Не обрадовался, – не согласился Фентон. – Хотя, должен признаться, у меня возникла мысль, что, если она станет хозяйкой Роузмура, это будет подходящей наградой за все пережитое ею.

– Мы многое повидали за все эти годы, не так ли, Эзра?

– Ваше сиятельство, – сказал он, поклонившись. – Вы же знаете, что стоит вам только позвать, и я буду рядом.

Как странно, однако, что это прозвучало почти как романтическое объяснение.

Возможно, головокружение было виной тому, что ей пришла в голову подобная мысль. Странно, но Доротея никогда не думала о докторе в этом смысле. Она вообще не думала в этом смысле ни об одном мужчине с тех пор, как умер муж.

Как забавно вдруг ощутить учащенное биение сердца. Без сомнения, это последствие потрясения, которое ее постигло.

– Я тоже считала, что прошлое надежно похоронено, Эзра, – тихо проговорила она. – Но, как видно, ошиблась.

Его взгляд был встревоженным.

– Мы оба ошиблись, ваше сиятельство.

Она улыбнулась, и, благослови его Бог, доктор понял это как жест, отпускающий его. Поклонившись, он попятился и пятился чуть ли не всю дорогу до двери, как будто она была особа королевской крови. Может, даже сама королева.

Королева несчастья.

Некоторое время спустя Джиллиана повернулась на бок лицом к Гранту. Он зажег лампу, чтобы лучше видеть ее.

– Людей, которые могли бы желать мне зла, не так уж много, – сказала она. Несколько мгновений Джиллиана смотрела на него, будто что-то обдумывая, затем повернулась и потянулась к столику. Нащупав что-то на дне выдвижного ящика, она протянула Гранту листок бумаги со словами: – Мой список.

– Какой список? – не понял Грант.

– У меня не укладывается в голове, будто кто-то мог отравить меня намеренно, Грант.

– И ты составила список?

Джиллиана кивнула.

Он протянул руку. Поначалу ему показалось, что она не собирается отдавать листок. Стали бы они спорить? Грант не ссорился с девчонками с детства. Да и тогда его титул и обаяние обычно исключали такую возможность. Но однажды они с одной деревенской девчонкой увлеченно швырялись друг в друга комьями земли, пока ее подошедшая мать не отчитала дочку. Женщина испортила Гранту все веселье – она до ужаса перепугалась, что он расскажет своему отцу. Грант пообещал молчать, не сказав женщине, что вообще редко разговаривает с отцом, не говоря уже о том, чтобы поверять ему какие-то тайны.

Как странно, что он вспомнил об этом сейчас, терпеливо ожидая, как поведет себя Джиллиана. Возможно, в его сознании она ассоциируется с той далекой девчонкой, единственным человеком в его детстве, не считая братьев, на которого не производили впечатления его титул и положение.

Джиллиана отдала наконец листок, и Грант взглянул на список.

– Не слишком длинный, – заметил он. – Полагаю, ты права. У меня больше врагов, чем у тебя.

– Это потому, что ты старше меня, – беспечно возразила она. – Намного старше.

– Не пытайтесь выдать себя за юную леди, только что выпорхнувшую из классной комнаты, мисс Камерон. Мне известно, что этот этап вами давно пройден.

Джиллиана выглядела слегка обиженной.

– Я старая карга, – проговорила она наконец, видимо, решив не обижаться. – Древняя, как египетские пирамиды. – Она прищурилась. – А вы, ваше сиятельство? Сколько лет вам?

– Я стар, как знание, и мудр, как опыт, – пошутил Грант.

– Возможно, вы просто выглядите старше из-за того, что вели очень уж насыщенную жизнь. Слишком много вина, женщин и экспериментов. – Джиллиана откинулась на спинку кровати и посмотрела на Гранта.

Он не собирался отвечать на этот выпад. Важнее было вернуть ее внимание к списку. Ему было известно лишь одно имя в списке, и оно удивило его. Два других имени не были Гранту знакомы.

Он знал, кто такой Роберт Макадамс, – мужчина, которого Джиллиана любила, отец ее ребенка. Когда же он заговорил, то задал вопрос о следующем имени в списке.

– Мэри Макадамс?

– Это сестра Роберта. Она считала, что я пытаюсь заманить Роберта в брачную ловушку. Не думаю, чтобы я ей очень нравилась.

– Ты действительно считаешь, что они могли бы причинить тебе физический вред?

– Нет, – ответила Джиллиана. – Составляя список, я рассуждала иначе. Я не спрашивала себя, кто может желать мне смерти. Я просто подумала о людях, которые испытали бы облегчение, если б я умерла.

– Но ты включила в список Арабеллу, – заметил он и повернулся, чтобы посмотреть на Джиллиану.