Текст книги "Под скорбной луной"

Автор книги: Карен Одден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Спасибо, Микки, – с легким презрением пробурчал он, словно ожидал от меня более решительных действий. – Ты уж передай.

Уже третий раз он дал мне понять, что неплохо меня знает, и сейчас я занервничал больше, чем в начале разговора. Все же после того, как я сделал отсюда ноги, имя «Микки» навсегда осталось в Уайтчепеле.

Маккейб полуприкрыл глаза, хотя взгляд его остался суровым, и перевернул руку ладонью кверху, как делал уже два раза. Мне сразу пришли на ум ирландские истории, которые любила рассказывать ма Дойл: сказочных великанов всегда удавалось победить с третьей попытки. Наконец главарь «Каменщиков» слегка дернул подбородком.

Понятно, аудиенция окончена. Я встал и постучал в дверь. Как только ее открыли, надвинул на глаза капюшон.

За моей спиной щелкнул замок, и мы снова вышли на холодную улицу. Парни О’Хагана почти полмили вели меня, не говоря ни слова. Мы снова совершили целую серию поворотов. Наконец колпак скинули, дубинку и нож молча вернули, и оба моих сопровождающих растаяли в уличных тенях.

Я приспособил оружие на положенное ему место и глянул на небо. Прямо над головой взошел серебристый месяц, напомнив мне металлическую чашу на портовых весах. Затем луну закрыло облако; стало темно.

Меня страшно беспокоила возможность обвинения Ярда в убийствах. Оставалось лишь надеяться, что мне удалось убедить Маккейба в том, что Райли ошибается. Если же он остался при своем мнении и «Каменщики» нанесут ответный удар, то Скотланд-Ярд тут же закрутит гайки: начнется уничтожение и аресты бандитов, как случилось четыре года назад в Саутворке с бандой Мерфи.

Что-то еще меня встревожило в последних словах Маккейба. Прокрутив в голове последние реплики, я понял, что именно. Он сказал «Микки»…

О’Хаган обычно обращался ко мне по фамилии, точно так же, как и ребята в порту. Уменьшительное имя было в ходу лишь в доме Дойлов. Так звал меня Колин с тех пор, как избавился от детских дефектов речи – раньше звук «к» ему не давался.

Мое сердце сбилось с ритма и глухо застучало в грудной клетке.

Стало быть, Маккейб дал мне понять, что знает Колина, причем настолько близко, что ему известно, как меня звали дома. Значит, Колин теперь больше предан главарю «Каменщиков мыса», чем мне.

Сознавать это было больно, и я предпочел загнать тревожную мысль поглубже.

Надо найти Колина.

Надо понять, насколько глубоко он увяз в бандитском болоте.

Глава 15

В «Лодочнике» было куда более оживленно, чем пару часов назад.

О’Хаган теперь сидел за другим столом, перекидываясь в картишки. Поймав его взгляд, я мотнул головой, приглашая на разговор без свидетелей. Сперва мне показалось, что старый черт откажется, однако он поднялся, оставив на столе кружку с элем, и направился ко мне.

– Где Колин? – спросил я.

– Откуда мне знать… – Он потер свой красный нос. – Разговаривал с Маккейбом?

Я кивнул, и О’Хаган бросил на меня заинтересованный взгляд, вопросительно приподняв брови. Я не стал ходить вокруг да около.

– Если Маккейб захочет, чтобы ты узнал о нашем разговоре, он тебе сам все расскажет. Так где все-таки Колин?

– Я ему не нянька, – хмыкнул О’Хаган. – Может, он не желает, чтобы ты его нашел.

– Колин – моя семья. Я за него в ответе.

– Парню почти двадцать!

– Скажи мне, где он, или я заявлю Маккейбу, что отказываюсь от сделки.

О’Хаган зыркнул на меня, скрестив руки на груди.

– Попробуй зайти к Пинтону. Там сегодня играют.

У меня по спине пробежал холодок. Кивнув, я вышел на улицу. В пабе «У Пинтона» на втором этаже имелся серьезный игровой зал. Там работали шулеры, которые заманивали новых игроков в ловушку, дав им выиграть в нескольких партиях, а потом раздевали бедняг до нитки. Я знал нескольких человек, которым приходилось занимать деньги у ростовщиков на Чипуэлл-стрит после пары-тройки вечеров, проведенных у Пинтона. Какого дьявола делает там Колин?

Толкнув дверь паба, я направился к черной лестнице. У ее подножия, словно сторожевые псы, стояли двое крупных парней, потягивая из кружек эль. Заметив постороннего, один из них шагнул вперед, готовясь развернуть меня обратно.

Держа руки в карманах пальто, я остановился в нескольких футах от здоровяка.

– Я не буду подниматься наверх. Мне просто нужно поговорить с Колином Дойлом. – Я перевел взгляд с одного громилы на другого. – Никому доставлять неприятностей не собираюсь, мы просто когда-то жили вместе. Меня зовут Микки Корраван.

– Гляну, здесь ли он, – буркнул парень, передав свою кружку приятелю.

Через несколько минут он вернулся вместе с Колином, и мы, не сговариваясь, отошли в тихий угол.

– Встречался с О’Хаганом? – небрежно спросил он, словно разговаривал о пустяках.

– Встречался. – За одним из столов раздались крики, однако мне было не до этого. – Оказалось, что со мной желает поговорить Маккейб. Беседа получилась довольно интересная.

Колин по-прежнему смотрел равнодушно, однако по его лицу промелькнула тень. То ли вина, то ли тревога…

– И давно ты с ним якшаешься? – тихо осведомился я.

– Кто это сказал? – сердито глянул на меня мальчишка.

– Маккейб знает, что я когда-то был звездобоем.

– Наверное, О’Хаган ему сболтнул, – поморщился Колин.

– Он назвал меня «Микки», – перебил я. Лицо Колина изменилось, и гримаса сожаления заставила его на короткий миг превратиться в прежнего мальчишку. Я заговорил мягче: – У меня не осталось сомнений, что Маккейб слышал это от тебя.

Его глаза забегали, и парочка у лестницы, похоже, заинтересовалась нашим разговором. Положив руку парню на плечо, я предложил:

– Давай выйдем на улицу.

Мы остановились в нескольких футах от входа, подальше от окна. Холодный ветер разметал волосы Колина, открыв бледный лоб.

– Ну и какие задания ты для него выполняешь?

Потупившись, Колин пошаркал ногой, затем привалился к кирпичной стене.

– Господи… – раздраженно пробормотал я. – Просто расскажи, никто ведь не собирается на тебя кричать, хотя твоя глупость того заслуживает.

Он гордо поднял голову, и все признаки стыда и раскаяния исчезли из его взгляда. Глаза блеснули в свете, падавшем из окна соседнего дома, и Колин выпалил:

– Какое ты вообще имеешь право на меня кричать? С чего ты взял, что можешь меня упрекать?

– Ради бога, Колин, ты ведь мне как брат. Ближе вас у меня никого нет.

Он упрямо отвернулся, и я тихо застонал.

– О чем ты только думаешь? Как ты мог связаться с подобными людьми?

– Странно слышать это от тебя, – парировал Колин. – Не ты ли почти год боксировал в клубе О’Хагана?

Я фыркнул.

– С каких пор ты решил делать глупости только потому, что когда-то так же поступил я?

По его лицу пробежала тень неуверенности, быстро сменившись раздраженной ухмылкой.

– Значит, когда глупости совершаешь ты – это ничего особенного, а если дело касается маленького Колина – следует бить тревогу?

Не потрудившись ответить на его вопрос, я проговорил:

– Тебе вообще не следовало…

– А что было делать после того, как ты ушел? – отрезал он.

Я молча вытаращился на мальчишку. Слова словами, но горечь, прозвучавшая в его тоне, похоже, копилась годами. Меня словно холодной рукой схватили за сердце. Очевидно, у Колина была причина для обиды. Я отступил на шаг: надо дать ему выговориться.

– Что ты хочешь сказать?

– Ты сбежал, и мы лишились денег, в которых нуждались. Почему ты о нас не подумал?

– Там было два фунта и двенадцать шиллингов, и я отдал их в течение года!

– Я не об этом! – скривился Колин. – Ты ведь зарабатывал в боксерском зале и в порту! А у нас протекала крыша. Шон и Пэдди Бирны помогли нам ее починить, а за ремонт заплатить оказалось нечем. Они высмеивали меня несколько месяцев, пока мы не оплатили их работу. – Он тяжело сглотнул, словно его до сих пор душил давнишний позор. – Кроме того, ма откладывала деньги на запас товаров, а оказалось, что накоплений не хватает. Ей пришлось занимать под проценты у ростовщика с Чипуэлл-стрит. Сам понимаешь, что это за люди. Мы выпутывались из долгов несколько лет.

Ма о тех затруднениях не говорила мне ни слова. Даже не намекала. Впрочем, ничего удивительного – она не желала, чтобы я чувствовал себя виноватым.

– Понятия об этом не имел, – с трудом выдавил я.

– Разумеется! – презрительно бросил Колин. – Ты ведь ушел не оглядываясь. Похоже, плевать хотел на то, что с нами будет.

Я поежился, и дело было не в сыром ночном ветре.

– Это неправда, Колин… Я вспоминал о доме каждую ночь! Как ты можешь такое говорить?

Он пожал плечами и отвел глаза.

– Нам не показалось, что ты о нас думал.

Мне вдруг стало нехорошо; перехватило дыхание, как будто меня ударили в солнечное сплетение. Ладно, с этим разберемся позже. Сейчас главная задача – убедить Колина в том, что у него есть иные возможности, что я могу ему помочь найти себя в жизни.

– Что бы я ни натворил в молодости, работа на О’Хагана и Маккейба – это большая ошибка, Колин.

Он оттолкнулся от стены.

– Меня ждут.

– Погоди… – Я решил сделать еще одну попытку. – Чем он заставляет тебя заниматься? Сбором выручки?

– Какая разница?

– Не хочу, чтобы твой труп нашли в подворотне.

– Ты имеешь в виду – как Пэта? – процедил Колин.

Пэт… Прикрыв глаза, я мысленно перед ним извинился за то, что недосмотрел за Колином.

– Ну что, наконец понял, кто во всем виноват? – выпалил парнишка. – Вижу, что дошло…

– Ты о его смерти? Господи, Колин… Как ты смеешь меня за это винить! Меня ведь там не было, я вообще в Уайтчепел не совался несколько лет!

– Вот именно! – взорвался он. – Не сбеги ты, Пэт остался бы жив. Он никогда не связался бы с теми людьми!

– Он ведь сам выбрал свою судьбу!

– Нет, Микки! Это ты не оставил ему выбора. Сам знаешь, как бывает в доках. Там в одиночку делать нечего.

– Но… в порту ведь были и другие ирландцы! – запротестовал я. – Чем я помог бы Пэту? Тем, что остался бы и умер в каком-нибудь богом забытом переулке?

Колин недоверчиво покачал головой.

– О’Хаган тебя не убил бы. Он говорит, что готов был дать тебе шанс объясниться.

– Это он тебе так говорит. А ты, значит, и уши развесил?

– Я ему верю.

– А вот я поверил ма. Она в тот день прибежала в порт, сказала: О’Хаган подозревает, что я навел на него полицию. Настаивала, что мне нужно бежать. И я ушел.

Колин сжал губы в жесткую линию.

– И у тебя все получилось, правда? – хмыкнул он, словно меня беспокоила только моя участь, и сделал шаг к двери паба.

Я вытянул руку, пытаясь его задержать.

– Колин, я могу вырвать тебя из лап Маккейба, из Уайтчепела. У тебя еще есть возможность. Можешь меня ненавидеть сколько угодно, но смири свою гордыню: ты допустил ошибку и пока можешь все изменить.

Колин увернулся от моих рук и бросил через плечо:

– Не надо обо мне беспокоиться!

Он не пытался меня уговаривать. Сказал – как отрезал. Колин не желал моей помощи ни под каким видом.

– Подожди! Я просто…

Он даже не обернулся. Открылась дверь; изнутри донеслись голоса и взрывы хохота. Щелкнул язычок замка, и я остался в одиночестве. С минуту постоял в растерянности, рассматривая показавшийся в окне силуэт Колина, его упавшие на лоб темные волосы и крепкую фигуру.

На сердце залег камень, и я пошел прочь.

По пути домой не раз ловил себя на том, что останавливаюсь за поворотами, а порой смотрю в витрины или оглядываюсь через плечо. Было чувство, что за мной следят, и оно меня не покидало, пока я не добрался до своего жилища. Даже у собственной двери остановился еще раз, окинул взглядом пустую улицу и наконец вставил ключ в замочную скважину.

Все-таки никто за мной не шел.

Возможно, на темных лондонских улицах меня преследовало мое прошлое. Напоминало, что оно никуда не делось.

Глава 16

Проснулся я со страхом, давившим на грудь, словно мешок с зерном. Такое уже бывало, и не раз, хотя в основном подобные чувства возникали в связи с очередным делом.

Из дома я вышел в дурном настроении и поднял руку, останавливая кэб. Кэбмен притормозил, однако, глянув на меня, покачал головой и поехал дальше. Что за дьявол? Насупившись, я двинулся пешком к Уингейт-стрит, где всегда стояла длинная вереница свободных кэбов. По дороге мне встретился жующий булочку мальчишка-газетчик. Сунув ему монетку, я взял «Стэндард», забрался в кэб и прочел заголовок на первой полосе:

Человек из Ирландского братства у штурвала «Замка Байуэлл»!

Лондон ждут новые акты террора!

Кэб потряхивало на неровной мостовой, и разобрать мелкий шрифт не было никакой возможности, так что я крикнул кэбмену остановиться. Тот, похоже, меня не слышал. Пришлось рявкнуть:

– Останови кэб, черт тебя побери!

Он натянул поводья, и я быстро пробежал глазами три абзаца, выхватывая наиболее важные строки.

Тимоти Луби хранит упорное молчание по поводу атак Ирландского республиканского братства. Однако из анонимного сообщения, доставленного в редакции газет, стало известно, что ИРБ использовало взрывы в Эдинбурге в марте 1877-го в качестве подготовки к нападению на Лондон.

Джон Конвей, лоцман «Замка Байуэлл», является членом ИРБ. Его имя не раз встречалось в регистрационных книгах Братства, в которых записывают участников его собраний.

Мы уже убедились, что Братство не ограничивается одним нападением; за ним каждый раз следуют новые. Раскаяния от ИРБ ожидать не следует.

Я побледнел и, чувствуя, как затряслись руки, крикнул кэбмену:

– Поехали!

– Слушаюсь, сэр, – раздался грубый голос сверху, и колеса кэба снова загрохотали по булыжнику.

Я сильно сомневался, что кто-то умудрился задать Луби вопрос насчет последних событий. Скорее всего, местонахождение его неизвестно. «Анонимное сообщение» с его паническими догадками во внимание принимать не стоило. Последние строки – глупость, явно рассчитанная на сенсацию и возбуждение в лондонцах чувства страха. А вот упоминание о Джоне Конвее я перечитал еще раз.

В Лондоне наверняка проживает не один человек с таким именем. Однако где газетчики узнали, как зовут лоцмана? Гаррисон им не рассказал бы. От Перселла?

Я застонал. Отмахнуться от факта таинственного отсутствия Конвея невозможно. Как бы ни была мне противна эта мысль, разумно предположить, что лоцман – член Братства. Вероятно, скрывается, чувствуя свою вину в гибели шестисот невинных человек.

Закрыв глаза, я припомнил его дом: аккуратно прибранное жилище вдовца с портретом покойной жены на полочке.

С другой стороны, кто сказал, что дама на фотографии – супруга Конвея? Да пусть даже так – однако она умерла, и, возможно, утрата свела лоцмана с ума, хотя безумие свое он тщательно скрывал. Может, ее убили? Тогда Конвей мог возненавидеть англичан, а особенно лондонцев. Или, допустим, он истово верил в цели ИРБ в части возрождения автономии республики.

Что толку гадать? Конвея надо найти – вот и все.

Субботнее утро я посвятил поиску тела лоцмана «Замка Байуэлл» среди мертвецов в ангаре газового завода. Потом перебрался через реку и посетил мастерские «Карстейрс», где трупы были выложены в длинном бараке без окон, наполненном запахами разлагающейся плоти. Бродить среди мертвых тел – то еще занятие, однако Конвей нужен был мне позарез, и следовало убедиться, что он остался в живых. Цвет волос лоцмана существенно облегчал поиски. Я нашел лишь двух покойников с ярко-рыжими шевелюрами: женщину и ребенка лет восьми. Комитет по крушениям почти справился с задачей извлечения трупов из реки, на что ушло четыре дня. Закончив осмотр, я получил более-менее твердую уверенность, что Конвей жив.

Дальше мне предстояло отправиться по госпиталям. Подобных заведений в Лондоне десятки, и я начал с южного берега, раз уж меня сюда занесло. Первое из них находилось в полумиле от мастерских. Пострадавших, соответствовавших моему описанию, у них не было, зато мне дали адреса еще восьми госпиталей на этой стороне реки, куда доставляли людей после крушения. Ни в одном из них Конвея обнаружить не удалось. Со вторника рыжих ирландцев здесь не принимали и не выписывали.

Солнце уже клонилось к горизонту, на улицы упала вечерняя тень, и я решил прекратить свою экспедицию. День получился долгим, изматывающим, и все же я не мог отправиться домой, не навестив ма Дойл. Следовало поговорить с ней насчет Колина, выяснить, что ей известно. Вдруг мы вместе сумеем найти способ убедить мальчишку, что я способен вызволить его из лап Маккейба?

С самого утра, путешествуя по городу, я прокручивал в голове его слова и гримасы, толковал наш разговор и так, и этак. Как я сам на месте Колина воспринял бы свой побег из Уайтчепела? Что произошло за то время, пока меня здесь не было? Я помнил Колина жизнерадостным плутоватым ребенком. Почему все так изменилось? Конечно, за эти годы я видел его множество раз, но так и не удосужился обратить внимание на копившуюся в нем горечь.

Поднявшись по лестнице к черному ходу, я постучался, но мне никто не открыл. Достав свой ключ, отомкнул замок и толкнул дверь, однако та даже не дрогнула – похоже, изнутри ее чем-то подперли.

– Ма! Элси! С вами все в порядке?

– Иду, иду, Микки! – раздался голос девушки.

Через секунду за дверью что-то заскрежетало, и вход освободился.

Перешагнув порог, я указал на отставленный в сторону стул.

– Это еще зачем?

– Я сегодня одна дома, – пожала плечами Элси, – поэтому заклинила ручку для спокойствия.

– Его что-то могло нарушить? – озадаченно глянул на девушку я.

– Обычная предосторожность.

Я снял пальто и бросил его на стул.

– Где ма?

– Пошла в гости к миссис Маккиббен.

Элси добавила угля в печку.

Хм. Конвея я не нашел, а теперь и ма не застал дома. Что за день такой…

– Чайку? – спросила через плечо Элси. – Боюсь, у нас нет этой горькой гадости, которую ты обычно пьешь.

– От чая не откажусь, – с улыбкой ответил я. – Когда я отказывался?

Элси сверкнула ответной улыбкой и потянулась за чайником. Захлопотала, заваривая чай и расставляя чашки, и все же я заметил, что она искоса на меня поглядывает. А может, и ничего, что ма нет дома… Элси – девушка наблюдательная и практичная, вся в мать, и наверняка о брате-близнеце знает побольше. Ма ведь прошлый раз упомянула, что Колин больше общается именно с сестрой.

Я выдвинул стул. Заметил, что шатающуюся ножку так никто и не починил, и на всякий случай поменял его на другой, крепкий.

– Элси, я вчера вечером видел Колина.

– Неужели?

Она заперла дверь и уселась напротив.

– Нашел его у Пинтона.

Лицо девушки омрачилось.

– Часто он там бывает?

Ее лоб прорезала вертикальная морщинка – в точности как у ма.

– Не знаю, где он проводит время, Микки. Дома появляется редко, иногда даже ночевать не приходит. Значит, говоришь, у Пинтона? – Элси вздохнула. – Я подозревала, что Колин играет. В прошлом месяце он дал ма денег и… хм…

Я понял, о чем она думала. Денег было больше, чем Колин мог заработать.

Другое дело, что источником дохода игру в кабаке считать нельзя, как бы ни был умен Колин. Если он просто собирал выручку с заведений Маккейба, подобным занятием много не заработаешь. Где же он брал деньги? Я почувствовал укол страха.

Боже, надеюсь, Колин не обсчитывает Маккейба… Этак он подпишет себе смертный приговор.

Я заговорил как можно более непринужденно:

– Ма говорила, что Колин всего день-два в неделю работает на доках. Кажется, его постоянное место там занял другой человек.

– Какой там день-два… – усмехнулась Элси.

– Хочешь сказать, что он вообще лишился работы?

Если так, неудивительно, что мальчишка связался с О’Хаганом и Маккейбом.

– Ма ничего не знает, но на доках его нанимать отказались.

– За драку? – догадался я.

– Колин кого-то там ткнул ножом. Говорят, этот человек попал в госпиталь.

Я припомнил синяк на его щеке.

– Поэтому вы и ссорились в воскресенье? Мне показалось, что ты его отчитывала.

– Да нет…

Чайник издал низкий свисток, и Элси, обернув его ручку сложенным вдвое полотенцем, залила кипяток в заварку.

– Он пытался меня поучать, а я этого терпеть не могу.

– Насчет чего он тебя поучал?

– Настаивал, что вместо Имана мне следует встречаться с одним его дружком. Еще чего! Этот парень – мерзкий тип.

– А Иман тебе нравится, я не ошибаюсь? А ты ему?

Элси кивнула, и ее черты сразу смягчились, сказав мне о многом.

– Только Колин его недолюбливает, – продолжил я.

Девушка сверкнула глазами.

– Говорит, что Иман скучен, как телеграфный столб, но это неправда! Я сказала Колину: если под скукой он имеет в виду надежность и порядочность, то ему самому не помешало бы хоть немного такой скуки.

Я тут же представил, как Колина задели ее слова.

Она разлила чай.

– Братцу хочется быть в самой гуще событий. Желает чувствовать себя важной фигурой.

– Это я уже понял.

А ведь Элси права. Желания Колина она угадала точно.

Девушка добавила в мою чашку молока и придвинула ее ко мне вместе с блюдечком. Я сделал глоток. Чай был крепким – в самый раз. Элси откинулась на спинку стула, покусывая ноготь большого пальца. Похоже, еще не выговорилась – надо просто подождать. Я поставил чашку, и блюдце тихо звякнуло – привычный, знакомый звук, который я слышал в этом доме сотни раз. За моим плечом встал призрак Пэта. Я услышал, как наяву, его смех и скрип отодвигаемого им стула.

– Пэт очень тяжело воспринял твой побег, – нарушила тишину Элси. Я глянул на нее; девушка смотрела мне прямо в глаза. – Но Колин переживал еще больше.

– Еще больше? – недоверчиво повторил я. – Но ведь он был совсем ребенком.

– О чем ты говоришь, Микки! – Элси бросила на меня недоуменный взгляд.

Я озадаченно примолк, а она всплеснула руками – точь-в-точь как ма.

– Он тебя боготворил! Господи, Микки… Неужели ты этого так и не понял?

Я в замешательстве уставился на нее.

– Он воображал, что его имя – просто сокращение от «Корраван», – продолжила девушка, перевернув руки ладошками вверх, словно изображая чаши весов. – Колин наблюдал, как ты строгаешь дерево, а потом от него приходилось прятать все ножи в доме, иначе он искромсал бы себе пальцы. Когда ты приходил домой перевязанный после бокса, Колин тоже требовал, чтобы ему наложили повязку. Разве не помнишь? – Она удивленно округлила глаза. – Я сама была еще малышкой, но помню все прекрасно.

Я помотал головой, словно пытаясь прийти в себя после удара. Встав из-за стола, подошел к окну. С улицы просачивался холодный воздух, и я несколько раз глубоко вдохнул, избавляясь от зародившегося в груди горячего стыда. Прикрыл глаза и услышал эхо гордого мальчишеского голоса Колина: «Видишь, Микки? Я тоже потерял пуговицу с рубахи!» Я тогда ответил: «Знаешь, нам обоим следует быть более внимательными. Бедной Элси теперь придется пришивать новые».

Открыв глаза, я бросил взгляд на зубчатую линию крыш за окном.

– Ма рассказывала ему, что заставило меня бежать?

– Конечно, нет, – горько усмехнулась девушка. – Брат не умел хранить секреты даже ради собственной безопасности. Он ведь болтал с кем угодно, мог, например, рассказать, где ма прячет дневную выручку. С него глаз нельзя было спускать.

Я вспомнил чистый, открытый взгляд Колина. Мальчишка настолько доверял людям, что без задней мысли общался с любым встреченным на улице незнакомцем. В то время я списывал его доверчивость на природное дружелюбие, но, вполне возможно, Колин и вправду желал чувствовать свою значимость.

– Да, я помню, Элси.

– О’Хаган не должен был услышать, что мы помогли тебе уйти, – продолжила она. – Он сразу решил бы, что мы знаем, где ты скрываешься. Колин тогда приставал к ма весь вечер, и она наконец сказала, что тебе просто надоело работать в порту. Куда ты ушел, она, мол, не знает, но наверняка ты пришлешь весточку после того, как устроишься.

– Что он ответил? – обернулся я к Элси.

Она глянула на меня с сожалением, словно решала, стоит ли рассказывать, но я не сводил с нее глаз.

– Ничего. Вообще ничего не сказал. Потом я слышала, как он плакал ночью в постели. И не один раз, Микки…

Значит, мы с ним оба чувствовали себя несчастными первое время после моего побега.

Мои мысли перенеслись в тот день, когда мы вновь увиделись с Колином. О’Хаган выяснил, что полицию на боксерский клуб навел не я, и заявил, что не будет меня преследовать, если мне вздумается вернуться. Я тогда сразу прибежал к Дойлам, и ма с Пэтом и Элси бросились меня обнимать прямо у порога. Колин же сидел на стуле у очага, выстругивая себе свисток или что-то в этом роде. Я вытащил из кармана полицейскую трещотку – думал, ему понравится. Мальчик взял ее, пару раз тряхнул и, поблагодарив, вернулся к своей поделке. Я взъерошил его волосы, полагая, что он просто увлекся. А на самом деле получается, что его деланое равнодушие было признаком глубокой обиды.

Я вспомнил вчерашний разговор с Колином. Похоже, мальчишка по-своему, окольными путями, намекал, что я уделял ему недостаточно внимания. Тут не поспоришь. Вот только какой период он имел в виду – свое детство? Или последнее время?

Вернувшись к столу, я поднял чашку. Чай уже остыл, но горький привкус во рту удалось заглушить.

– А ты что знала о моем уходе?

– Ну, я – другое дело. Я ведь была здесь, когда все случилось. Мы с ма стояли в лавочке за прилавком, а потом пришла миссис Мерфи с новостями.

Я смутно вспомнил тучную женщину с туго закрученным на затылке пучком темно-рыжих волос.

– Она сказала ма: «Мэри, в заведении О’Хагана вчера вечером прошла облава, и теперь его люди разыскивают Микки». – Элси нервно крутила завязку своего передника, пока не скатала ее в тугой клубок. – Я-то была еще маленькой, а ма тут же поняла, что это значит. Она побледнела, испугалась, и до меня дошло: случилось что-то очень плохое. Но ты ее знаешь. Ма быстро приняла решение – попросила миссис Мерфи присмотреть за лавкой, а сама полезла в кассу, достала деньги и на секунду замерла. Наверное, опечалилась, что там не слишком много.

У меня в горле встал комок, и я, дважды сглотнув, выдавил:

– Там было достаточно. Более чем достаточно…

– Ну вот, она схватила меня за руку и потащила наверх. Сказала собрать твои вещи и сложить их в мешок, который лежал у нее под кроватью. Я быстро содрала твою одежду с крючков и свернула ее аккуратно, как могла. Еще помню, как подумала: хорошо, что сегодня понедельник – все еще чистое после субботней стирки. Вытащила твой нож из-за сундука и бросила его на дно мешка. Ма тем временем завернула тебе еду и положила ее сверху.

Я мысленно представил себе эту сцену: ма Дойл проворно режет сыр и хлеб длинным ножом и заклинает Элси поторапливаться.

– Я спросила, все ли с тобой будет нормально, и она замерла вот здесь. – Элси указала на конец стола. – Приложила руки к животу, будто вдруг почувствовала себя плохо. «Господь защитит Микки, – сказала она, – но мы тоже должны ему помочь».

Элси криво улыбнулась, от чего у нее на щеках образовались ямочки.

– Не знаю, кому ма собиралась помочь – тебе или Господу, но, похоже, до нее дошло, что мне обязательно нужно объяснить, в чем тут дело. Я ведь могла к кому-нибудь пристать с расспросами, если она промолчала бы. Она спросила, помню ли я, как ты рассказывал про О’Хагана. Я ответила, что да, помню. Ма прошептала, что тот хотел заставить тебя делать очень плохие вещи, а ты отказался. Тогда О’Хаган разозлился, поэтому тебе и приходится бежать. Конечно, это была лишь часть правды, но мне этого вполне хватило.

В глазах Элси заплескалась печаль.

– Я знала, что ты боксировал в его клубе, и думала, что вы друзья, но ма сказала: «О’Хаган ни с кем не дружит. Он – настоящая змея». Посмотрев ей в лицо, я поняла, что тебя убьют, если ты не скроешься.

Она тяжело вздохнула.

– Потом она взяла меня за плечи, глянула мне в глаза и заявила, что ты не хочешь нас покидать, но такова судьба. На время тебе придется уйти, и нам не следует из-за этого грустить и не нужно на тебя злиться. А еще никому нельзя рассказывать, что мы слышали про облаву и помогли тебе убежать. Особенно Колину. – Элси перевела взгляд на шкаф у плиты. – Ма нашла пару старых папиных ботинок, сказала, что они придутся тебе как раз впору, а у моих братьев нога меньше.

Я вспомнил эти ботинки. Коричневые, с хорошей толстой подошвой. Мне еще тогда подумалось – откуда они вдруг взялись? Я давно о них забыл. Ботинки сто лет как пришли в негодность – сначала появились дырки на подошвах, а потом, когда они стали тесны, разошлись швы.

– Она дала мне деньги, которые на самом деле не могла себе позволить отдать, – пробормотал я.

– Ага, и еще забрала у меня семь пенсов, которые я заработала вышивкой, – улыбнулась Элси. – Можешь теперь меня поблагодарить.

Она шутила, но в глазах у меня запекло так, что пришлось отвернуться и долить кипятка в заварочный чайник. Девушка с сожалением хмыкнула:

– Я шучу, Микки. Очень рада, что смогла поучаствовать, тем более ма утверждала, что мои семь пенсов тебе обязательно помогут. Так что я была очень горда.

Совершенно в стиле ма: она всегда давала понять, что видит твой вклад в общее дело, и всех нас в таких случаях и впрямь переполняла гордость.

– Потом она оставила меня с миссис Мерфи и побежала искать тебя в доках, – завершила свой рассказ Элси.

Я снова вернул чайник на плиту, а заварку поставил на стол.

– Каким же я был глупцом! Даже представить себе не мог, как тяжело вам дался мой побег. Мне чертовски жаль, Элси…

– Не надо, Микки, – возразила она. – Твоей вины тут нет. Ты всего лишь послушался ма. – В ее голосе звучало сожаление. – Она говорила, что ее рассказ в порту заставил тебя испугаться. Потом жалела об этом – вроде как не следовало нагонять на тебя страху. Но, с другой стороны, если ее слова побудили тебя найти безопасное убежище – значит, все было сделано правильно.

– Ты сказала, что Пэт и Колин тяжело приняли мой уход, – вздохнул я. – А что потом чувствовала ты, Элси?

Она отхлебнула из чашки.

– Ах, я ведь девочка, у меня не такая потребность в старшем брате, как у мальчишек. Тем более ты до побега научил меня счету и грамоте, так что потом я уже могла учиться сама.

– Ты всегда была самой умненькой из нас.

– Когда ты учил меня умножению, говорил совсем другое, – ухмыльнулась Элси. – И все равно я его в итоге освоила.

– Терпения мне всегда не хватало, – смущенно заморгал я.

Склонив голову к плечу, она посмотрела на меня совершенно как Белинда. Ощутив на себе подобный взгляд, понимаешь: женщины – средоточие добра и понимания в этом мире.

– Ты терпел меня, как умел, Микки. И мне этого было достаточно.

Я поблагодарил ее кивком и обвел взглядом комнату.

– О’Хаган меня тогда не искал? Сюда не заявлялся?

– Во всяком случае, я об этом ничего не знаю, – вдруг испугавшись, пробормотала девушка. – Ма ничего такого не говорила.

– Хм…

– Должно быть, он быстро сообразил, что ты его не выдавал.

– А такой план у меня был, – признался я. – Только ма твердила, что это верный способ сыграть в ящик. О’Хаган того не стоил. Зачем из-за него умирать?

– Верно, Микки.