Текст книги "Под скорбной луной"

Автор книги: Карен Одден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 13

Появившись на службе, я обнаружил на столе записку. Почерк Стайлза! Я поспешно развернул лист и прочел несколько адресованных мне строк:

Капитан Гаррисон сообщил, что наш мертвец на реке – именно тот лоцман, которого он обычно нанимает. Зовут его Уильям Шмидт. Родители Шмидта живут за границей, супруга умерла. Я попросил его тестя – мистера Бенджамина Дэвиса – опознать тело. Сегодня он занят, однако завтра я провожу его в морг. Мистер Дэвис никогда не слышал, чтобы У. Ш. чрезмерно увлекался картами или спиртными напитками. Смерть зятя не слишком его взволновала: видимо, большой любви между ними не было. Выясню все, что смогу.

С.

Р. S. К сожалению, пока никаких сведений о Джоне Конвее. Неясно, жив он или мертв. Продолжу поиски.

Я снова сложил записку и вошел в кабинет, думая о Шмидте.

Допустим, лоцман утаивал от тестя свои вредные привычки. Ничего необычного в этом нет. Но если его пороки не испортили отношения с Дэвисом, то почему же между ними пробежала кошка? Я надеялся, что Стайлзу удастся установить правдоподобный мотив убийства. У меня здорово полегчает на душе, если Шмидта прикончили по причинам, связанным исключительно с его личными грехами, а не для того, чтобы внедрить Конвея на борт «Замка Байуэлл».

Но куда же он, черт возьми, пропал? Почему до сих пор не объявился?

Стоило мне устроиться за столом, как петли входной двери в участок скрипнули, створка распахнулась и тут же хлопнула с такой силой, что задребезжали стекла. Прямо ко мне шел капитан Гаррисон, грозно, словно дубинкой, помахивая туго свернутой в трубочку газетой. Как и вчера, капитан был полон достоинства, однако щеки его покраснели, а глаза пылали от негодования. За ним следовал еще один человек – молодой, хрупкого телосложения. Спутник Гаррисона сжимал в руках шляпу и с любопытством озирался по сторонам, будто никогда в жизни не попадал в полицейский участок.

– Мистер Корраван, вы это видели?

Капитан развернул газету, и при виде заголовка на первой полосе мое сердце упало. На этот раз – не «Сентинел», а «Бикон», гордившийся способностью публиковать самые зловещие истории. Я не раз вступал в конфликт с Фишелом, одним из наиболее падких на сенсации репортеров этой газетенки. Его статьи нередко ставили мои расследования на грань краха.

Пьяный ирландец у штурвала!

Мне с трудом удалось подавить стон.

– Уже видел нечто в этом роде в «Сентинел»…

Я жестом пригласил обоих присесть, однако Гаррисон, гневно выпрямившись, встал у стола, а молодой человек скромно держался чуть позади. Возможно, лоцман? Лицо интеллигентное, производит впечатление профессионала.

– Мистер Корраван, я понимаю, что у вас дел по горло, однако подобную клевету следует публично опровергнуть! – Капитан покраснел еще больше. – Джордж Перселл – лжец! Вот, привел с собой инженера – он мои слова подтвердит.

Ага, инженер… Ну да, я сразу понял, что не простой матрос.

– Как вас зовут? – повернулся я к молодому человеку.

– Даймлоу, сэр. Питер Даймлоу.

– Сколько вы уже работаете на Темзе?

– Почти пятнадцать лет. Джорджа Перселла я знаю. В тот день он поднялся на борт здорово навеселе. – Инженер бросил быстрый виноватый взгляд на Гаррисона. Судя по всему, от начальства ему уже досталось. – Однако я счел, что кочегар справится со своими обязанностями и в таком состоянии. Процедуры там вполне рутинные.

– Как вы отреагировали на его заявление о том, что на борту все были пьяны?

Даймлоу покачал головой.

– Перселл пытался ложью прикрыть собственную непростительную слабость. С капитаном Гаррисоном я ходил в плавание несколько раз и ни разу не видел его даже под легким хмельком. Все остальные члены экипажа также были трезвы.

Я обратил внимание на шляпу в руках инженера. Не дрожат ли его пальцы, выдавая либо смятение, либо сомнение? Нет, котелок совершенно неподвижен.

– Если честно, Перселл – хвастливый недоумок, хотя в обычных обстоятельствах это неважно. Знай себе греби уголь лопатой.

– Однако обстоятельства не были обычными, – перебил его капитан. – Хуже обстоятельств не бывает.

– Простите, мистер Корраван, – продолжил Даймлоу, – но я хотел сказать, что сам Перселл был пьян в дым и потому пытался сочинить как можно более сенсационную историю. Я слышал, что к следующему утру он еще не протрезвел.

– Логически рассуждая, бред кочегара не выдерживает никакой критики, – горячо добавил Гаррисон. – Как мог экипаж предпринять столь героические усилия для спасения утопающих, если был поголовно пьян? А чего стоят его заявления о том, что ирландцы склонны заложить за воротник? Я плавал со множеством уроженцев Ирландии, и все они были уравновешенными и непьющими людьми!

– Некоторые дают интервью газетам в надежде почувствовать себя важными персонами. – Я расстегнул пальто и кинул его на крючок. – Не стоит так переживать. Люди, подобные Перселлу, не воспринимаются в суде достойными доверия свидетелями. Обычно газеты платят им за этакие откровения либо покупают им выпивку.

Даймлоу вздохнул с облегчением, да и капитан, похоже, несколько смягчился.

– У меня несколько вопросов к вам, мистер Гаррисон. Боюсь, что это конфиденциально.

Мне не хотелось, чтобы у капитана возникло ощущение, что ему следует доказывать правдивость своих предыдущих показаний в присутствии Даймлоу. Гаррисон кивнул инженеру, тот в ответ почтительно склонил голову и, выйдя из кабинета, плотно прикрыл дверь. Я предложил капитану присесть на соседний стул.

– Благодарю, что помогли опознать мистера Шмидта, – начал я. – Мистер Стайлз сегодня общался с его семьей.

Гаррисон грузно обмяк на стуле.

– Вот ведь чертова петрушка, вдобавок ко всему прочему… Я знал его как хорошего лоцмана.

– Каким он был человеком?

Капитан на секунду задумался.

– Должен признать, что не слишком симпатичным. Однако с нами Шмидт совершил три рейса – и никаких неприятностей я от него не видел. – Он пожал плечами. – Пруссакам сейчас, после войны, приходится нелегко, однако я никогда не сужу о человеке по национальности.

– Так он из Пруссии?

– Там родился. Его отец служил рулевым, ходил по Рейну, так что ремесло у Шмидта в крови. В Англию он приехал семнадцатилетним мальчишкой и начинал как перевозчик грузов по реке.

– Шмидт никогда не рассказывал, где изувечил пальцы?

– Говорил, что еще в юности рука попала между бортов двух лодок, – поморщился Гаррисон.

Стало быть, изуродованная рука – еще не доказательство, что лоцмана наказали за невыплаченный карточный долг. Впрочем, Гаррисона он мог и обмануть, поскольку тот, похоже, азартные игры не одобрял.

– Никогда не видели его навеселе?

– Ни разу. – Капитан наклонился ко мне. – Я могу позволить себе кружку эля за обедом, но не больше, и от своих людей требую подобной же умеренности. – Он рубанул рукой воздух. – Жаль, не знал, что Перселл пьян! Ни за что не пустил бы его на борт, что бы там ни говорил инженер.

– Что известно о личной жизни Шмидта? О покойной жене, о семье?

– Боюсь, крайне мало, – вздохнул Гаррисон.

Я уперся локтями в столешницу и сплел пальцы.

– Вы не упомянули о столкновении с баржей при выходе из Миллуолла.

Капитан на мгновение растерялся.

– Ну, тот инцидент вряд ли имел отношение к «Принцессе Алисе». Да и не столкновение там было, а так, тычок. На барже признали свою вину – они ведь пересекли наш курс. Пришлось подписать несколько бумаг, и нам разрешили следовать дальше. – Он задумчиво поскреб подбородок. – Я в свое время год служил в портовой комиссии по расследованиям и оттуда вынес убеждение, что следует сосредоточиться на главной задаче. Излишняя информация лишь мешает.

Что ж, справедливо…

– Насколько мне известно, вы – один из владельцев «Замка Байуэлл».

– Владею одной шестьдесят четвертой.

– Пытались ли вы прибавить скорость, чтобы не упустить отлив?

Гаррисон побарабанил пальцем по подлокотнику стула.

– Мистер Корраван, нам все равно не удалось бы нагнать потерянное время, так что нет. Не пытался. Попали бы в благоприятное течение – так тому и быть. Однако безопасность важнее скорости. Нельзя жертвовать одним ради другого. Это редко окупается.

– Расскажите о подменном лоцмане – Конвее. Как вышло, что вы его заполучили?

– Я, как обычно, отправил сообщение мистеру Шмидту за три дня, просил его прибыть на судно к девяти утра. Было уже половина десятого, и я решил: лоцмана что-то задержало. По счастью, под рукой оказался мистер Конвей.

– Как вы его нашли?

– Он сидел в приемной начальника порта, ожидал расчета за предыдущий рейс. Все получилось совершенно случайно.

Случайно? Или кто-то срежиссировал появление Конвея? Во мне вновь зашевелились подозрения.

– Он был единственным свободным лоцманом в порту?

– Ну, во всяком случае, в конторе других не было. Я зашел – он сидит на лавке. Там что-то перепутали с суммой выплаты, так что Конвею пришлось дожидаться клерка. Впрочем, мне показалось, что он, в отличие от многих в подобных обстоятельствах, особо не нервничал.

Искал причину задержаться в конторе, рассчитывал на приглашение на борт «Замка Байуэлл»? Мои подозрения усилились.

– Что еще можете сказать о Конвее?

– Да собственно, ничего, – вскинул брови капитан. – Я ведь только там с ним и познакомился. Начальник порта за него поручился, показал его послужной список. Двадцать лет, четыре сотни рейсов вверх и вниз по Темзе. Мне этого было достаточно.

– Конвей выполнял ваши указания?

– До последней запятой.

– Никаких признаков опьянения?

– Совершенно никаких!

– После столкновения вы его видели?

Гаррисон заколебался.

– Было темно, на борту царила неразбериха… Сразу после крушения я побежал на корму – надо было спускать спасательные шлюпки. Возможно, Конвей последовал за мной, ведь мы все равно встали на якорь. Но вроде бы он мне на глаза не попадался.

– Нам пока не удалось его разыскать, – объяснил я. – Прошло два дня, а от Конвея ни слуху ни духу. У вас нет предположений, где он может быть?

– Ни единого, – с удивлением произнес Гаррисон. – Учитывая заголовки в газетах, я на его месте попытался бы обелить свое имя. У меня есть его адрес. Поскольку Конвей выполнял с нами первый рейс, я хотел занести его данные в судовой журнал. – Он вытащил из кармана потрепанную записную книжку и полистал страницы. – Лок-мьюз, номер три.

Я сделал пометку в блокноте, надеясь, что адрес подлинный.

– Нанесу ему визит.

Было уже почти десять. Я поблагодарил капитана и проводил их с Даймлоу до кэба. Как только они отъехали, у дверей появился еще один экипаж, и на землю спрыгнул Винсент.

– Доброе утро, Корраван.

– Доброе утро, сэр.

Мы прошли в кабинет. Винсент тихо прикрыл дверь и аккуратно поставил стул, который только что освободил Гаррисон, прямо напротив стола. Усевшись, заговорил:

– Заметил, что от вас вышел капитан Гаррисон. Наверное, вы обсуждали публикации в прессе?

– Они на пару с инженером клянутся, что Перселл – завзятый пьяница. – Я развел руками. – Капитан настаивает, что не пил ни капли, и за экипаж ручается. У меня нет причин сомневаться в его словах, сэр.

– А лоцман-ирландец, мистер Конвей? – вопросительно глянул на меня директор.

При слове «ирландец» я невольно напрягся.

– Гаррисон говорит, что Конвей все время был у штурвала и приказам подчинялся беспрекословно. Никаких признаков опьянения капитан за ним не заметил.

Винсент глянул мне в глаза.

– Хотел выяснить, полагаете ли вы, что его национальность имеет значение, учитывая инциденты в Ситтингборне и Уайтчепеле.

Я понял, куда клонит директор, и мне это не понравилось.

– У меня такого предубеждения нет. Неужели вы считаете важным сигналом анонимное письмо, которое получил Ротерли?

– Вовсе нет. Мы с вами прекрасно знаем, что на анонимки полагаться нельзя.

Винсент слегка наклонился ко мне. Впрочем, с ним все иначе, чем со мной. Чем незначительнее жест, тем сильнее чувства, которые он выражает.

– И все же, Корраван… Я обязан задать вам вопрос, который интересует не столько меня, сколько тех, кто может сунуть нос в наше расследование. – Дождавшись моего кивка, он продолжил: – Сможете ли вы забыть о своей естественной лояльности к соотечественникам на время следствия?

Я приложил немалое усилие, чтобы мой голос звучал бесстрастно. Постарался изгнать из него нотки оборонительного тона.

– Мне противна сама мысль, что ирландец или группа ирландцев решили сотворить подобное. – Я помолчал, вспоминая жуткую ночь на Темзе и тот кошмар, что только-только предстал перед моими глазами в ангаре газового завода. – Те ирландцы, которых я знаю, сделать этого не могли. С чистой совестью задержу любого, кто приложил руку к катастрофе. Если на реке имела место спланированная акция, то это не что иное, как убийство невинных людей.

Теперь помолчал Винсент.

– Что вы знаете о Тимоти Луби? Точно ли он сумасшедший, как порой говорят?

Меня удивил его вопрос, и ответ пришлось обдумать.

– Нет, – медленно начал я. – Сомневаюсь, что Луби сумасшедший. – Похоже, директор ждал продолжения, так что я припомнил некоторые речи Луби, которые без всяких купюр читал в ирландских газетах. – С его методами согласиться невозможно, однако считаю, что он доведен до крайности.

– Неужели? – вскинул брови Винсент.

– Когда в Ирландии не уродилась картошка, за пять лет от голода, дизентерии и тифа умерло не меньше миллиона ирландцев, потому что Англия не помогла республике зерном.

Я остановился, ожидая, когда до директора дойдут мои слова.

– Вместо этого зерно продали за границу, – мрачно подтвердил Винсент, и я кивнул.

– С точки зрения Луби, несчастья ирландцев на протяжении последнего столетия являются следствием политики полной ассимиляции, присоединения территорий и принуждения к повиновению, которую избрала Англия. Все это привело к нищете и насилию.

Директор со вздохом откинулся на спинку стула.

– Мне представляется позорным тот факт, что в основном трагедия республики связана с неверными методами управления, которые исповедуют представители наиболее славных английских семей. – Он удрученно покачал головой. – И все же я не могу смириться с террором, развязанным против жителей Лондона.

– Конечно, сэр.

Сложив пальцы домиком, Винсент поднес руки к подбородку.

– До сего дня Луби не сделал заявления относительно «Принцессы Алисы». Боюсь, он хранит молчание до тех пор, пока не завершит серию, ведь в таком случае его требования получат еще больший вес. Если Ситтингборн – первый эпизод, а «Принцесса» – второй, где же ждать третий?

– Все же не исключено, что крушение «Принцессы Алисы» – трагическая случайность. Динамит ведь не нашли…

– Он и не требовался, – перебил меня директор. – С Конвеем у руля «Замок Байуэлл» мог стать настоящей бомбой.

– Однако капитан настаивает, что их встреча с Конвеем в конторе начальника порта была стечением обстоятельств. Лоцман пришел за расчетом за другой рейс. Как я могу сделать вывод, что Конвей – член Братства, пока с ним не поговорю? Пока мне вообще хоть что-то не будет о нем известно?

– Конвей наверняка понимает, что у нас имеются к нему вопросы, – заметил Винсент. – Признайте, тот факт, что он скрывается, будет истолкован далеко не в его пользу.

– Возможно, лоцман попал в госпиталь либо лежит дома, приходит в себя, а семья и не сообразила, что следует уведомить полицию.

Директор скептически усмехнулся.

– Как Конвей мог пострадать, будучи на углевозе? Насколько я понимаю, там даже толчка не ощутили.

– Он мог получить увечье уже после – например, во время спуска спасательных шлюпок. У нас ведь нет полного представления о том, что происходило той ночью.

Похоже, мне удалось посеять в Винсенте зерно сомнения, и я, приободрившись, продолжил:

– Так или иначе, мы его скоро разыщем, клянусь.

– Ну, удачи вам, – сказал директор, поднимаясь со стула.

– Спасибо, сэр.

Жилище Конвея оказалось маленьким и хорошо ухоженным. Находилось оно на коротенькой улочке, где было всего четыре дома. Я постучался, но безрезультатно. Обошел дом сзади, заглянул в окно. Впечатление такое, что хозяин отсутствует уже несколько дней.

Вернувшись к двери, я огляделся. Вокруг никого.

Винсент никогда не одобрил бы моих дальнейших действий. И любые улики, которые мне удастся обнаружить, в рапорт не включишь.

Вытащив из кармана набор отмычек, я выбрал две подходящие по форме и размеру и быстро открыл дверь. При падавшем из окон тусклом свете обыскал дом. Ни портмоне, ни денег – вообще ничего стоящего. Разве только кое-какая одежда, заставляющая предположить, что хозяин намерен вернуться.

Проклятье… Очень похоже на поспешное бегство.

Так я думал, пока не наткнулся на полочку у кровати, на которой в кожаной рамке стояла фотография молодой женщины. Рядом лежало золотое колечко и локон каштановых волос, перевязанный выцветшей ленточкой. Взяв кольцо, я внимательно его изучил. Вряд ли мужское – слишком маленькое. Скорее всего, принадлежало покойной супруге.

Если, не приведи господь, умерла бы Белинда, я ни за что не оставил бы в доме памятные вещицы на время длительной отлучки.

Женщина на фотографии была хорошенькой. Каштановые волосы, милое лицо. На стекле ни пылинки, видимо, протирают его регулярно.

Я проникся уверенностью, что участие Конвея в бедствии на реке не было преднамеренным и заранее обдуманным, поскольку покинуть дом он явно не планировал. Если не погиб – значит, в госпитале или скрывается. А в самом деле, как он мог пострадать на борту углевоза? А если прячется, то почему? И от кого?

Глава 14

О встрече с Маккейбом в пятницу вечером я не забыл, однако, когда переделал все дела, уже пробило половину восьмого. Одет я был по-прежнему в штатское, однако дубинку прихватил, спрятав ее в специальный кармашек на брюках, а сверху прикрыв длинным плащом.

О’Хаган назначил встречу в пабе «Лодочник», и я прибыл туда в девятом часу. Старый ирландец уже сидел у очага в компании двух парней, которые напряглись при моем приближении к столу. Один что-то пробормотал сквозь зубы. О’Хаган на дюйм приподнял руку и опустил ее на стол, словно успокаивающий собак охотник.

Я осмотрелся. Атмосфера здесь царила приятная. В «Лодочнике» мне пару раз бывать приходилось. В задней его части имелась тихая комната, в которой можно переговорить без свидетелей, однако Маккейба тут наверняка не будет, поэтому шляпу я снимать не стал. Этот паб – место промежуточное. Главарь «Каменщиков» просто хотел убедиться, что я пришел один.

Остановившись у стола, я молча ждал, не выказывая признаков нетерпения. Страх и неуверенность всегда доставляли О’Хагану удовольствие, точно так же как и нервная дрожь его боксеров перед боем. Он подчеркнуто неторопливо допил свою пинту и поднялся. Я проследовал за ним через черный ход; парни потянулись за нами. Их тени на миг окружили меня и тут же исчезли в свете, падавшем из окон второго этажа. Мы пересекли переулок, затем узкий проезд, жилой двор, еще проезд. Места все были знакомые, и наконец наша компания остановилась на безымянном перекрестке, где сильно воняло протухшей рыбой.

О’Хаган молча протянул руку. Расстегнув плащ, я отдал ему дубинку и вытащил из ботинка маленький нож. Ирландец бросил оружие одному из сопровождающих и провел ладонями по моим бокам.

– Ради бога, О’Хаган, – вздохнул я.

Наконец он закончил обыск, и теперь уже я протянул руку, вызвав у него хриплый смех. Получив от него глухой черный капюшон, я удовлетворенно улыбнулся: шляпу со специальными жесткими полями мне предсказуемо оставили, так что кое-какое оружие у меня имелось. Я натянул грубую ткань на голову, повернув капюшон так, чтобы шов не проходил через лицо, и перехватил шляпу в правую руку. Черная материя пахла дешевым табаком – явно ее на кого-то недавно надевали. Немного света сквозь нее все-таки просачивалось.

Зазвучали, удаляясь, шаги О’Хагана; парни подхватили меня под руки – видимо, чтобы не спотыкался – и повели вперед.

Сначала мы двигались по Беттс-элли – совсем узкому проходу между домами. Через тридцать шагов повернули направо, затем налево. Шли вперед, возвращались обратно и сделали столько поворотов, что я перестал их считать, сосредоточившись на доступных мне ощущениях. Сначала под ногами шли немощеные дорожки, потом начался булыжник, потом – снова утоптанная земля. Я принюхивался: запах подгоревшего хлеба, вонь кошачьей мочи, характерный аромат, который остается за телегой мусорщика. Наконец мои сопровождающие замедлили шаг, и нос мне забил едкий металлический запах. Узнать его потом будет несложно.

Я ощутил, как чужие руки на моих запястьях сжались сильнее. Парни напряглись, озираясь по сторонам. Мы стояли молча, ожидая бог весть чего – наверное, сигнала, что кругом спокойно, можно входить.

Я испытал странное нетерпение. Интересно получается: за пять лет службы в Скотланд-Ярде мне ни разу не доводилось увидеть лицом к лицу одну из самых одиозных личностей лондонского преступного мира. Никогда еще наши дорожки не пересекались. Понятно, что Маккейб прикладывал все усилия, чтобы держаться подальше от полиции, – потому мы мало что о нем знали. И все же я постарался вспомнить некоторые известные факты.

Джеймс Маккейб попал в Севен Дайлс со своим дедом, печально известным мошенником, заправлявшим сетью ростовщических контор и скупок краденого, где ворованные вещи можно было продать или вернуть законным хозяевам за вознаграждение. Об отце Маккейба я почти ничего не слышал, но после смерти деда юный Джеймс, решительный и предприимчивый молодой человек, расширил маленькую империю подпольных ломбардов, дешевых пансионов, игорных домов, опиекурилен и боксерских клубов. Подчинялись ему и фальшивомонетчики, а вот с борделями Маккейб не связывался: ходили слухи, что его мать была проституткой, и с этой стороной жизни Джеймс ничего общего иметь не желал.

За последнее десятилетие клешни Маккейба дотянулись до Клеркенуэлла, квартала Святого Луки, Спиталфилдз и Уайтчепела. В своей преступной деятельности он руководствовался определенным кодексом. Люди понимали его требования, и до тех пор, пока им подчинялись, Маккейб не пытался их менять на свое усмотрение. Если кто-то осмеливался играть не по правилам, месть была быстрой и беспощадной: дома двурушников сгорали дотла, ворам отрубали руки. Осведомителям всаживали нож в спину и оставляли валяться в переулках, набив рот перьями. В отличие от других лидеров преступного мира вроде Мерфи из Саутворка или Шелтона из Ламбета, ярость Маккейба никогда не выливалась в безрассудные вспышки. Он все просчитывал, и это качество, по моему мнению, делало его вдвойне опасным.

Откуда-то спереди раздался тихий свист, и парни еще крепче сжали мои руки. Мы двинулись вперед; я неуверенно заковылял по короткому, покрытому мелкой щебенкой спуску. Парень слева от меня дважды резко стукнул в деревянную дверь и со скрипом открыл ее внутрь. Меня толкнули за порог, дверь закрылась, и я содрал колпак с головы.

Маккейб стоял за столом в рубахе с закатанными рукавами, тяжело опираясь о спинку деревянного стула. Он был десятью или пятнадцатью годами меня старше и на несколько дюймов ниже, однако мощные плечи заставили меня вспомнить бои на ринге. Типичные синие ирландские глаза – как и у меня – смотрели из-под нависших век. Лицо бледное, едва ли не аристократически белое, словно на улице главарь «Каменщиков» появлялся крайне редко, а вот руки могучие и обветренные. Он указал мне на один из стульев напротив, и я различил на его ладони несколько шрамов.

Бывают ситуации, когда не догадываешься, что известно твоему собеседнику и что, по его мнению, знаешь ты. В подобных случаях я предпочитаю не брать слово первым.

Маккейб долго меня изучал – да сколько угодно! – и наконец слегка дернул левым глазом. На его лице появился слабый намек на улыбку.

– Чем могу вам помочь, мистер Маккейб? – наконец прервал я молчание.

– А ты чертовски вежлив, – хмыкнул он. – Так, значит, вас учат в Ярде?

– Почему бы мне и не быть вежливым? Мы сейчас просто два частных лица.

Маккейб хрипло фыркнул и, сложив руки на груди, уселся. Его улыбка исчезла.

– О’Хаган о тебе рассказывал.

– Полагаю, он немало обо мне знает.

Последовала короткая пауза.

– Знаешь, я ведь сам начинал звездобоем, – словно продолжая дружескую беседу, сказал Маккейб.

Его слова резанули меня ножом по сердцу. Откуда О’Хагану знать о том, как я воришкой вынимал стекла из окон? Господи, мне тогда едва исполнилось тринадцать, а в банде у Симмса таких мальчишек была сотня… С другой стороны, преступный мир Лондона – настоящая паутина разнообразных связей. Вполне возможно, что Симмс был знаком с О’Хаганом. С чего Маккейб заговорил о моем прошлом? Вот что самое главное. Видимо, хотел показать, как далеко способен запустить свои щупальца – не только в Уайтчепел, но и в мое детство.

Маккейб неторопливо отошел от стола, будто желая меня убедить, что не намерен причинять мне вред. Двигался он упруго и беззвучно, и все же в глаза бросалась легкая хромота – скорее всего, последствия старого ранения. Менее уверенный в себе человек постарался бы скрыть физический недостаток, но Маккейбу было все равно. Наконец он обернулся ко мне:

– Прости, если задерживаю.

– У меня есть время, – развел руками я.

– Знаешь, откуда я вообще взялся?

– Из Севен Дайлс, насколько мне известно.

– Да-да, только я не о месте, – криво ухмыльнулся Маккейб.

Я снова развел руками, показав, что внимательно его слушаю.

– Мой дед был мошенником. Слыхал о нем?

Я издал неопределенный звук.

– Во времена первой профессиональной полиции, которая зародилась при мировом суде на Боу-стрит, он частенько ловил воришек и отпускал их за выкуп. – Маккейб скривился. – Дед уже тогда видел, насколько выгодно держать на коротком поводке воров и иметь прикормленных полицейских, скупки краденого, барыг и ростовщиков. А уж когда это все работает как единый механизм… Дед научил меня многому.

– А что отец? – полюбопытствовал я.

Он уселся, скрипнув стулом.

– Отец был жокеем. Упал с лошади. Умер рано, как и твой, когда я был еще совсем малышом.

Откуда он столько обо мне знает? Говорил ли я о судьбе отца О’Хагану? Может, и говорил… С другой стороны, Маккейб в курсе, что я жил у Дойлов. Логично предположить, что я сирота.

Он положил руки на стол и рассеянно растер суставы пальцев. Такое впечатление, что в разговоре со мной главарь «Каменщиков» пробирался на ощупь, словно по темному переулку, когда стараешься не торопиться, чтобы не угодить в яму.

– Ты ведь сейчас не в Ярде?

– Нет, в Уоппинге. Во всяком случае, на какое-то время. Там потребовался исполняющий обязанности.

Маккейб дернул уголком рта – видно, до него дошли слухи о позорной отставке Блэра.

– Некоторое время назад в Уайтчепеле была стрельба, шалили русские. Слыхал?

– Да, знаю.

– Они потихоньку перебираются к нам – русские, поляки… Люди из далеких, загадочных мест.

Неужели Маккейб винит русских и поляков в смерти своих людей? Интересно…

– Тебе нужны их имена?

– Если вы желаете, чтобы я знал, то пожалуйста.

– Убитого звали Йовановичем. А пристрелил его Бельский. – Маккейб поджал губы. – Высокий парень, хоть и ниже тебя. Высокий и худой. Волосы черные, карие глаза, примерно твоего возраста. Мощный подбородок, на щеке шрам.

– Полагаете, он убил и каменщиков?

– Да нет, – протянул он. – Просто передай своим дружкам в Ярде. Если Бельский устраивает тут заварухи, я за него отвечать не собираюсь.

– Хорошо, – ответил я. – Передам.

Маккейб отвел взгляд, затем снова посмотрел на меня.

– А что говорят в Ярде насчет трех моих парней?

Стало быть, с понедельника здесь произошло еще одно убийство…

– О’Хаган упоминал о двух, да и о тех я ничего толком не знаю.

– Совсем ничего? – недоверчиво прищурился он.

– Я ведь в Ярде не показывался уже три месяца. Там двадцать инспекторов, и у каждого по тридцать дел на руках. Откуда мне знать об этих убийствах? Да и занят я был последнее время по уши. Если хотите что-то выяснить, выражайтесь яснее.

Маккейб пожал плечами, словно соглашаясь.

– За последние две недели пристрелили троих. Может, это ребята из Ярда орудуют?

Я не стал изображать из себя оскорбленного.

– Понимаю, что вы не можете забыть Клеркенуэлл. Но сейчас у руля Скотланд-Ярда новый человек – директор Винсент. Он законы чтит и никогда не допустит, чтобы люди из Ярда кого-то убивали. Такие фокусники тут же попадут под арест.

По лицу Маккейба пробежала и тут же исчезла скептическая улыбка.

– Винсент – человек чести, но даже если бы это было не так, он все равно не может позволить случиться еще одному скандалу.

Подобную логику главарь шайки понимал вполне. Немного поразмыслив, он сказал:

– Есть тут человечек… Говорит, что видел, как инспектора Ярда прикончили одного из троих.

Хм. Свидетель? Меня пронзило ужасное предчувствие. Еще и не один инспектор, а несколько? Я откинулся на спинку стула.

Маккейб задрал подбородок и глянул на меня сверху вниз.

– А ты, значит, считаешь, что это русские решили выкурить меня из Уайтчепела?

Судя по тону Маккейба, мне устроили небольшое испытание. Похоже, он хотел проверить, ухвачусь ли я за шанс отвести подозрения от Скотланд-Ярда. Говорить о том, что Стайлз уже присматривается к русским, я не стал и лишь покачал головой.

– Не хочу строить догадки, которые могут ввести вас в заблуждение.

Он удовлетворенно кивнул.

– У меня есть причины не доверять парню, который наплел мне про людей из Ярда.

– Он из «каменщиков»?

Маккейб неопределенно хмыкнул, и его горькая улыбка пробудила мое любопытство. То есть этот человек отделился от «Каменщиков»? В банде случился раскол? Или кто-то из молодых вильнул хвостом?

– Как его зовут? – небрежно спросил я, стараясь не выдать своего интереса.

– Финн Райли.

Маккейб не сводил с меня пристального взгляда, но мне не было смысла изображать равнодушие. Имя звучало знакомо, однако мало ли Райли в Уайтчепеле?

– О’Хаган говорит, что первых двоих нашли на Бойд и Фолгейт, – заговорил я. – А где убили третьего?

– На Дил-стрит.

– Как их звали?

Он заколебался, взвешивая, стоит ли мне доверять, и пожал плечами.

– Шон Дун и Том О’Фаррелл. – Маккейб откашлялся, словно второе имя далось ему тяжелее первого. – Третий – Иан Двайер.

Третье имя мне ни о чем не говорило.

– Когда прикончили Двайера?

– Два дня назад.

– Как именно их убили? Сколько было выстрелов?

– Каждый из троих получил по одной пуле в затылок. – Маккейб нахмурился. – Вот что я тебе еще скажу: говорят, в Уайтчепел вовсю везут оружие. Десятки стволов.

Я помрачнел.

– Решил, что тебя это может заинтересовать. – Он уперся мощными локтями в столешницу. – Я это оружие не заказывал. Пистолеты – такая же головная боль для меня, как и для Ярда.

– Согласен. Откуда идет оружие, как думаете?

– Не могу сказать, – вздохнул Маккейб.

– Сообщу коллегам, – пообещал я.