Текст книги "Клятве вопреки"
Автор книги: Карен Хокинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Карен Хокинс
Клятве вопреки
Глава 1
Письмо Майкла Херста, исследователя и египтолога, брату, капитану Уильяму Херсту.
«Уильям, я сомневаюсь, что это послание попадет к тебе до твоего отплытия, но написание писем – это одно из немногих моих развлечений во время заточения в этом забытом Богом месте. Я попытаюсь отправить его со следующим английским кораблем, который сюда прибудет.
С каждым днем мои похитители становятся все нетерпеливее, но в то время как я стоически переношу их грубое обращение, необходимость оставаться в таком тесном пространстве с моей помощницей, мисс Джейн Смит-Хотон, превращает мое заточение в сущий ад. Она забрала все мое прекрасное бренди и установила расписание физических тренировок. Я чувствую себя так, словно вернулся в школу-интернат.
Уильям, молю тебя, освободи меня как можно скорее».
Дувр, Англия
20 июня 1822 года
Уильям Херст, громко стуча сапогами на каждой ступеньке, в развеваемом соленым ветром плаще поднялся по сходням на «Хитрую ведьму». Остановившись на палубе, он взглянул вверх на оснастку и удовлетворенно кивнул. Каждый медный крюк и каждый медный колокол были отполированы до блеска, а каждый парус заново починен.
Хорошо. Праздная команда – недисциплинированная команда, а он не мог позволить себе такое безрассудство. Он не стал бы капитаном в пятнадцать лет, если бы не знал, как именно следует управлять кораблем.
– Кэп! – Первый помощник быстро подошел к нему и, остановившись, отдал честь. – Вы что-то рано.
– Ничего. – Уильям еще раз окинул взглядом корабль. – Похоже, все прекрасно, Макдугал.
– О да, – просиял тот. – Я назначил старшим Хэлперна, пока сам занимался закупкой провианта. Он загрузил команду работой и великолепно выполнил свои обязанности, если не считать… – Макдугал запнулся, но под требовательным взглядом капитана продолжил: – Было небольшое нарушение на вахте, но я разобрался с этим, и такого больше не повторится.
– Великолепно. – Уильям подставил лицо ветру. – Будьте готовы отчалить с утренним приливом – нам многое предстоит сделать. И передайте Лоутону копию декларации. Это путешествие мы предпринимаем по распоряжению моего брата, и он должен сполна компенсировать расходы.
– Да, кэп, – усмехнулся Макдугал. – Считайте, все уже сделано.
Майкл угодил в настоящую беду, и все из-за вещицы, которая сейчас лежала у Уильяма в кармане куртки.
Он отправился в свою каюту и, войдя, достал из кармана и положил на свой письменный стол древнее египетское изделие. Потом снял с шеи цепочку, висящим на ней маленьким золотым ключом отпер стол, убрал в него древность и снова запер. Для Уильяма было большим облегчением держать эту проклятую вещь под надежным замком. Его сестра Мэри прошла через ад, чтобы заполучить ее, и теперь ему предстояло доставить эту штуку правителю, который держал в плену их брата.
– Уже скоро, – пробормотал он далекому Майклу. – Держись!
Снова надев цепочку на шею и спрятав ее, Уильям потянулся за футляром с картами, и, когда его пальцы уже сомкнулись на твердом кожаном тубусе, уловил слабое дуновение свежего аромата лилий.
От этого запаха он застыл, охваченный чувством, с которым, как он считал, покончено много лет назад. Воспоминание о необычайных фиалковых глазах, обрамленных густыми черными ресницами, о волосах, струящихся в его жадных пальцах, как черный шелк, о кремовой коже, теплой от прикосновения солнца, и о сочных губах, созревших для поцелуев, полностью овладело им.
– Привет, Уильям.
Гортанный голос нарушил его фантазии, и он зажмурился, не выпуская из руки тубус с картами. Этот голос обладал необычным свойством: благодаря горловому резонансу даже шепот был ясно различим. Сильный и низкий, он принадлежал женщине, избалованной и распущенной.
Этот голос Уильям знал так же хорошо, как свой собственный. И меньше всего ожидал услышать его в своей каюте.
– Ты не собираешься ответить на мое приветствие? Или мы все еще не разговариваем? – Мелодичный звук пробежал сверху вниз по его спине, ощутимый, как прикосновение теплой руки.
Уильям стиснул зубы в ответ предательскому телу и сжал тубус с картами, а затем обернулся.
В конце капитанского стола в кресле сидела та женщина, которую он не хотел больше снова увидеть. Любовница, чье подлое предательство опустошило его, заставило отправиться в плавание и больше двух лет держаться вдали от берегов Англии.
Он дал зарок никогда не доверять ни одной женщине: тем более этой.
И поклялся, что никогда не поверит ей и уж, конечно, не увидит.
Однако она была перед ним, сидела в его каюте под лучами заходящего солнца, ласкавшего ее кремовую кожу и освещавшего изящную шею. Ее черная накидка была брошена на спинку кресла, а красное платье, такое же вызывающее, как и ее характер, выгодно контрастировало с зачесанными наверх черными волосами и с тонкой белой кружевной оборкой на декольте, претендующем на скромность, которая никак не вязалась с выглядывавшей из него пышной грудью. Женщине поразительно удавалось выглядеть невинной и распутной в одно и то же время.
Прежде это обычно доводило Уильяма до безумия, но, к счастью, теперь он распознавал ненатуральность, когда видел ее, а она была четко написана на красивом лице женщины.
Сняв свой плащ, Уильям отвернулся, чтобы разрушить чары женской красоты. Вешая плащ на медный крючок возле двери, сделал глубокий вдох и, не оборачиваясь, сказал:
– Уходи отсюда.
– Ты даже не хочешь спросить, почему я здесь?
– Меня не интересует такая подробность. Просто уходи.
Тихий шелест сказал ему, что женщина встала.
– Уильям, мне нужно поговорить с тобой. Сколько же можно расстраиваться из-за нашего…
– Ничего «нашего» не существовало. Это был мираж. – Он, наконец, повернулся к ней лицом, и его ледяной взгляд пригвоздил ее к месту. – И ты это знаешь.
Она смутилась, ее кожа порозовела, словно он нанес ей удар.
– Прости, я была не права, поступив так тогда. И…
– Уходи.
Ему пришлось стиснуть зубы. В ней было что-то такое, что просто гипнотизировало до потери сознания, что делало почти невозможным отвести взгляд.
Проклятие, он должен справиться с этим! Ведь прошло уже так много лет.
– Я не могу уйти. – Сжав руки в кулаки, она снова опустилась в кресло. – Я проделала этот путь сюда и… – У нее внезапно сорвался голос. – Уильям, я в отчаянии.
Любого другого мужчину ее слезы тронули бы, но он оставил без внимания это явное притворство.
– Найди другого дурака, Маркейл. Прежний уже не годится.
– Уильям, ты должен выслушать меня. – Она вцепилась в подлокотники кресла. – Никто другой не может мне помочь.
– А как же твой любовник? Или Колчестер наконец пришел в себя и отказался покровительствовать тебе?
– Конечно, нет. – Она поджала губы. – Но это сугубо личное дело.
– Личное? Или секретное? Это два совершенно разных понятия.
– И то и другое. Я не могу поделиться этим с Колчестером.
– Ты ему не доверяешь?
– Доверяю, но дело может вызвать скандал, а я не хочу, чтобы он или кто-либо другой пострадал.
– А-а, – сделал вывод Уильям после того, как несколько мгновений всматривался в нее, – стало быть, Колчестер уже не может тебе помочь.
Ее щеки стали пунцовыми.
– Что бы ты ни говорил о нем, он в свое время помог мне, как никто другой.
– Если под словом «помог» ты подразумеваешь «дал большую сумму денег», то уверен, что это правда. Граф – богатый человек.
Она равнодушно пожала плечами, но лицо у нее исказилось, и Уильям получил удовольствие, ощутив, что ее потрясающее сценическое мастерство приближается к своему пределу.
Эта женщина зарабатывала себе на жизнь тем, что служила в театре на «Друри-Лейн». Маркейл Бичем была красивой, умной и, как сообщалось, величайшей актрисой, которую когда-либо рождала Англия.
Скользнув по ней взглядом, Уильям отметил, что ее элегантное платье вряд ли можно было назвать скромным. И это ее другой способ заработать себе на жизнь, твердо напомнил он себе. Она отдает себя всем, предложившим наивысшую цену.
– Колчестеру вполне по карману содержать тебя.
– Уильям, пожалуйста. Неужели ты не можешь забыть о прошлом всего на несколько минут, чтобы выслушать меня? Я… – Она замолчала, и он заметил в ней некоторую неуверенность. Но была ли она подлинной? – Послушай, я пришла попросить тебя об одолжении.
– И слушать не хочу.
Он с горечью засмеялся.
– Ты даже не знаешь, о чем я прошу.
– И не хочу знать. Все, что как-то связано с тобой, мне неинтересно.
О чем он думал, поверив словам актрисы? Просто был по уши влюблен – страстно, безумно, безрассудно. Теперь он стал старше и знал ей цену. Бросив на нее взгляд, Уильям увидел, что Маркейл так же хороша, как прежде, а возможно, черт побери, стала еще привлекательнее. Ее красота созрела, как и ее тело. Прежняя хрупкая, застенчивая девушка исчезла, на ее месте появилась очаровательная взрослая женщина, державшаяся с уверенностью, которую нельзя было изобразить с помощью актерского мастерства.
– Прошу тебя, Уильям, это важно. И для меня обращаться к тебе тоже нелегко.
– Мне наплевать, легко ли это для тебя, – холодно усмехнулся он и, отодвинув кресло, опустился в него. – Как ты пробралась сюда? Команда не предупредила, что у меня гость.
– Я поднялась на борт до рассвета.
– У сходен всегда стоит вахтенный.
– Он спал.
A-а, это именно то нарушение на вахте, о котором упомянул Макдугал.
– Я чувствую здесь какой-то подвох. Я знаю тебя, Маркейл Бичем, и не могу тебе доверять.
– Ты не знаешь меня и никогда не знал.
Она говорила с такой уверенностью, что Уильям был просто поражен.
У него неожиданно пропало желание тотчас же выгнать ее, и, откинувшись в кресле, он сложил руки на груди. Уильям, конечно, мог бы с легкостью поднять ее и вышвырнуть из своей каюты, но не хотел дотрагиваться до этой женщины, боясь пробудить воспоминания, которые снова могли всплыть на поверхность, стоит только коснуться ее кожи.
Некоторые вещи лучше не проверять.
– Значит, я зря потратила время, придя сюда?
Словно встревожившись, она поднялась и, демонстрируя свою роскошную фигуру, прошла к окну на левом борту.
– Выходит, что так.
Он крепко сжал челюсти.
– Понятно. – Прикусив губу, Маркейл потупилась, а потом грациозным жестом указала на графин и стаканы у него в серванте. – По крайней мере, давай выпьем за наше короткое воссоединение?
– Лучше за наше окончательное расставание, – огрызнулся он.
Открыв графин, она взглянула на него с грустной улыбкой.
– Вижу все того же серьезного Уильяма. – Маркейл слегка втянула запах вина. – Очень хороший портвейн.
– Благодарю, – коротко отозвался он, наблюдая, как она наполняет два стакана.
– Прежде ты не был таким требовательным в выборе напитков, – заметила Маркейл.
– Теперь я стал гораздо разборчивее в выборе всех своих удовольствий.
Она сжала губы и просто подняла один стакан, чтобы оценить цвет напитка.
– Очень впечатляет.
– Вино – из личных запасов Наполеона.
Уильям не мог бы объяснить, почему почувствовал необходимость сообщить об этом, но не смог промолчать.
– Тогда я получу от него еще больше удовольствия. – Маркейл закрыла графин пробкой, подала стакан Уильяму, а другой отнесла к своему месту и, сев, осторожно покачивала жидкость. – Существует ли какой-то способ убедить тебя изменить свое мнение? Если я скажу, что именно мне нужно, ты, возможно, передумаешь.
– Существует одна вещь, которой ты меня научила: никогда не доверять ответу, который на самом деле является другим вопросом.
Она замерла, не сделав глотка.
– Что за парадокс?
– Из твоей коллекции. Там в основном притворство. – Он сделал большой глоток портвейна и проглотил крепкий напиток. – Довольно. Мне пора работать. У тебя две минуты на то, чтобы рассказать, зачем ты здесь.
– Прекрасно. – Маркейл, прищурившись, отставила свой стакан. – Я пришла сюда, потому что кто-то шантажирует меня.
– Какое отношение это имеет ко мне?
Лицо непрошеной гостьи покраснело от возмущения так быстро, что он поверил в ее правдивость.
– Уильям, я просто в отчаянии. Не знаю, кто это делает и почему, но необходимо прекратить этот беспредел.
– Но ты, безусловно, догадываешься, какой у них есть камень за пазухой против тебя. Это кое-что из того, что не следует знать Колчестеру? Не так ли?
Следя за непроницаемым выражением ее лица, Уильям осушил стакан.
– Ты сбилась с пути, Маркейл? Это и есть твой секрет? Ты не можешь быть правдивой с человеком дольше одной минуты. В этом твоя суть.
– Боюсь, ты не понял. – Ее глаза вспыхнули огнем. – Если мой секрет раскроется, то расплачиваться придется не мне, а другим.
– Кому же это?
– Их имена не имеют значения.
Маркейл решительно сжала губы.
– Я покончил с секретами и ложью. Думаю, тебе пора идти.
Уильям внезапно почувствовал, что устал от всего этого. Устал от обманов, которые несколько лет назад заставили его чувствовать себя ущербным, никому не нужным.
– Ах, Уильям. – Печальная улыбка искривила уголок ее очаровательного рта. – Жизнь никогда не давала нам шанса, верно?
И что это означает?
– Просто уходи, Маркейл.
Он ощутил сухость во рту и пожалел, что его стакан пуст.
– О-о, – она встала и направилась к нему, – я так и сделаю, но не раньше, чем ты мне поможешь.
– Оставь меня в покое, я уже сказал, что не… не… хочу снова связываться с тобой.
Почему он с трудом произносит слова?
Уильям посмотрел на свои пальцы, бессильно державшие пустой стакан. «Я не чувствую свою руку». Эта мысль проплыла в его мозгу со странным безразличием.
Но он выпил всего один стакан вина, а требовалось, видимо, намного больше, чтобы…
Он взглянул на Маркейл, чтобы спросить: «Ты что-то добавила в вино?» – но его язык заплетался. Взор внезапно затуманился, и Уильяма захлестнула волна слабости.
Нет! Он с трудом собрал все остатки сил и заставил себя оттолкнуться онемевшими руками, чтобы встать на ноги, но рискованно закачался.
– Не нужно, Уильям! – Маркейл нахмурилась. – Ты ударишься…
Он опрокинулся вперед. «Проклятие, она отравила меня!..»
Глава 2
Письмо Майкла Херста брату Уильяму, описывающее его первое впечатление от Афин.
«По прибытии в эту древнюю столицу я почувствовал себя так, словно попал под опасное напряжение. Это ощущение было таким сильным, что я подумал, не лихорадка ли у меня. Удивительно, как часто истинное чувство может смешиваться с ошибочным. И подчас долго нельзя разобраться, какое из них настоящее».
Уильям видел, как Маркейл шагнула вперед и своими изящными руками остановила его падение, не позволив свалиться на пол.
«Почему она опоила меня?» Он настолько оцепенел, что ничего не ощущал, его чувства были такими же безвольными, как и его тело. Уильям без всякого интереса наблюдал, как она опустила его на пол, а затем заботливыми, уверенными движениями подложила ему под голову плащ, скатав его в виде подушки.
Затем Маркейл все так же нежно сняла у него с шеи цепочку и пошла к его письменному столу. Заходящее солнце освещало ее золотым светом, и от этого она казалась неземной, ангелом, таким чистым, прекрасным и воздушным, что ему было больно смотреть на нее.
С самого начала именно эта грация поразила его – не ее лицо, не фигура, не низкий голос, хотя все это помогло ей обрести артистическую славу. Когда Маркейл шла, словно танцуя под музыку, слышную только ей одной, то привлекала внимание мужчин и довольно долго удерживала его.
Открыв его письменный стол, она склонилась над ним, и ее темные волосы блеснули в затухающем свете.
Сколько золота в тайнике? Двести гиней? Триста? Нужно будет проверить записи, когда она уйдет, эта маленькая воровка. Но зачем оно ей? У нее есть долги, о которых нельзя рассказать своему покровителю?
Маркейл выпрямилась, держа в руке бархатный мешочек с древним артефактом, который был необходим Уильяму в качестве выкупа за освобождение брата.
Даже в таком одурманенном состоянии его медленно наполнила злость. «Мне самому необходима эта древность. Без нее я не могу спасти Майкла!»
Раскрыв мешочек, Маркейл заглянула внутрь и, нахмурив брови, достала небольшую шкатулку из оникса. С озадаченным видом проведя по ребру шкатулки кончиком пальца, она в растерянности взглянула в сторону Уильяма и внезапно встретилась с ним взглядом.
Ее щеки потемнели, как будто она покраснела, и Маркейл поспешно убрала древность.
Уильяму хотелось осыпать ее бранью, разорвать в клочья, но все, что он мог сделать, – это смотреть на нее со всей силой своего гнева, с трудом прорывавшегося сквозь одурманивающий туман.
Он изо всех сил попытался пошевелиться, и его пальцы согнулись, а всего пару секунд назад это было невозможно. Действие снадобья слабеет! Скоро этой девице не поздоровится.
Даже если ему придется ползти на четвереньках, он преподаст ей урок, который она долго не забудет.
– Мне очень неприятно оставлять тебя на полу, но, видимо, придется.
Завязав на шее накидку, Маркейл опустила шкатулку в глубокий карман.
А Уильям, стиснув зубы, пристально смотрел на нее.
Задержавшись возле него, Маркейл нагнулась и почти с сочувствием погладила его рукой по щеке, а ее глаза заблестели, словно от непролитых слез.
– Не пытайся преследовать меня, Уильям. Ты не сможешь разыскать меня.
Нет, вот тут она ошибается. Даже если на это уйдет вся оставшаяся у него жизнь, он добьется отмщения такого жестокого, такого подлого удара. Это ей даром не пройдет.
Когда Маркейл наклонилась над ним, ее длинные шелковые волосы легкой лаской скользнули по его щеке, а тонкий аромат ее необычных духов заставил его сердце забиться быстрее.
– Мне неприятно так поступать с тобой, дорогой, но у меня нет выбора.
Она коснулась мягкими губами его губ поцелуем нежным, как морской туман, а затем звенящим от сожаления голосом добавила:
– Для тебя это – просто безделушка, а для меня – свобода. – С этим загадочным заявлением она встала, накинула на голову капюшон и убрала под него волосы. – Я знала, что ты не захочешь помочь мне, так что это для меня единственный выход. Но я же давала тебе шанс, правда?
Она шагнула к двери, но Уильям схватил ее пальцами за подол и с пылающим от гнева взглядом крепко держал его. Когда он окончательно избавится от действия этой отравы, то покажет негодяйке, как опасно становиться ему поперек дороги.
– Прощай, Уильям. – Выдернув юбку у него из рук, Маркейл подошла к двери и оглянулась. – Я знаю, ты мне не поверишь, но я желаю тебе только всего хорошего. И всегда желала.
Выйдя из каюты, она тихо закрыла за собой дверь, оставив беспомощного Уильяма в сгущающейся темноте.
Глава 3
Письмо Мэри Херст брату Майклу во время его подготовки к первой экспедиции.
«Не знаю, следует ли упоминать об этом, так как понимаю, что ты очень занят своими приготовлениями, но я беспокоюсь об Уильяме. С тех пор как брат вернулся из плавания, он такой молчаливый, мрачный и – по-моему – очень печальный. Я спросила его, что случилось, но он горько рассмеялся и сказал, что получил серьезный урок.
Я думаю, быть может, он влюбился и не добился успеха?
Хотя мама уверена, что Уильям сам справится со всеми своими неприятностями, она прилагает все старания, чтобы пробудить у него аппетит. Но мне кажется, чтобы вылечить разбитое сердце, требуется нечто иное, чем тушеный кролик».
– Чай, миледи?
– Бриггз, вы читаете мои мысли.
С улыбкой, от которой вокруг ее зеленых глаз образовались мелкие морщинки, леди Мактот закрыла книгу и положила ее на мягкий подлокотник кресла.
– Как каждый день в четыре.
Он тепло улыбнулся и, заметив, что изящные, с голубыми венами руки миледи немного дрожат, когда она потянулась за чашкой, опустил чуть ниже серебряный поднос.
С каждым днем ее руки дрожали все сильнее, и от этого у него становилось тяжело на сердце, но Бриггз тщательно следил, чтобы даже ненароком не выдать этого. Он служил у леди Мактот с тех пор, как был шестнадцатилетним подростком, а она – двадцатилетней молодой женщиной. Тогда она была совсем другой: блистательной актрисой, восхищавшей весь мир. Пока не ошеломила общество, выйдя замуж за богатого лорда Мактота, мужчину, бывшего на несколько десятков лет старше и принадлежавшего к гораздо более высокому социальному классу. Для невесты и жениха это был самый счастливый день в их жизни, но некоторые члены высшего света считали такой союз вопиющим случаем. Лорд Мактот явно заключил неравный брак, и в обществе не собирались быстро забыть об этом.
– Еще сахара, миледи?
– Будьте добры!
Леди Мактот улыбнулась, как дитя, когда он бросил в обжигающий чай еще два кусочка сахара. Его хозяйка находила огромное удовольствие в простых жизненных радостях, и очень прискорбно, что лорд Мактот не был способен на такое же.
Лорд решил доказать всему миру, что выбор жены не был его ошибкой, и сделал это потрясающе. Мактот купил для нее самый большой городской дом в Мейфэре и наполнил его исключительно изысканной обстановкой и бесценными произведениями искусства, так что тот быстро заработал себе название «дворец», одевал ее изысканно, как принцессу, и осыпал драгоценностями, которые затмевали богатства султана. Но, делая все, что можно, он был не в состоянии купить одного – одобрения надменного света.
Общество не забыло и не простило необдуманного поступка.
Вспоминая о тех давних днях, Бриггз вздохнул. Леди Мактот беззаботно пропускала мимо оскорбления и насмешки, так как в ее жизни их уже было так много, что еще несколько ничего для нее не значили. Но лорд Мактот ужасно переживал, когда люди, которых он считал своими друзьями, повернулись к нему спиной.
Бриггз мог бы рассказать, что лорд и леди Мактот с первого взгляда полюбили друг друга безумно, глубоко и страстно, и именно это чувство примирило пожилого человека с новой жизнью. Он покинул общество, которое отвергло его любимую, и отправился на континент, где они могли наслаждаться, можно сказать, исключительно друг другом. Через три года после свадьбы у них родилась дочь, которая вместе с ними вела уединенную жизнь, путешествуя и наслаждаясь всеми возможными удовольствиями.
Это были идиллические годы. К сожалению, отсутствие лорда Мактота на английской земле, где он в основном вкладывал свой капитал, вместе со значительным увеличением расходов, вызванным стремлением скрыть безобразие мира от красивой молодой жены и любимого маленького ребенка, ослепляя их всем самым прекрасным, поставило под вопрос его материальное положение.
И что еще хуже, лорд Мактот не обращал внимания ни на какие предупреждающие знаки приближающейся потери состояния. Становившиеся все более резкими письма от своих поверенных, советовавших ему вернуться домой, чтобы исправить положение, не привлекали его внимания, не вызывали озабоченности.
Годы шли, его состояние уменьшалось, и лорду Мактоту становилось все труднее и труднее уберегать жену и дочь от правды.
Бриггз был уверен, что именно это нервное напряжение в конечном счете привело к совершенно неожиданной смерти милорда. Однажды его светлость, пожаловавшись на усталость, пошел вздремнуть – и больше не проснулся.
Леди Мактот оказалась совершенно разоренной, но она была сделана из более крепкого материала, чем ее муж. Получив информацию от поверенного покойного лорда о плачевном состоянии финансов, она встретила реальность лицом к лицу.
Его хозяйка забрала дочь из дорогого пансиона во Франции и отвезла домой в Англию, выставила четыре из их пяти огромных домов на продажу, рассчитала избыточный штат прислуги и без сожаления продала почти все из знаменитых драгоценностей Мактота.
Вдова лично следила за каждой сделкой, и благодаря ей хитрые посредники тоже получили максимально высокий доход.
Но когда со всем было покончено и гора счетов оплачена, у леди Мактот остались средства только на то, чтобы продолжать вести тихую и скромную жизнь в единственном оставшемся особняке на окраине Мейфэра.
Правда, он со всех сторон был окружен домами преуспевающих торговцев и их семей, и высшая знать сочла бы его расположение неподходящим, но леди Мактот, никогда не стремившаяся войти в светское общество, считала свое пристанище милым и чудесным.
Она с дочерью Люсиндой жила там очень просто, пока та не выросла, не вышла замуж и не переехала в собственный дом.
Подавив вздох при мысли о мисс Люсинде, Бриггз взял маленький поднос.
– Кекс к чаю, миледи?
Леди Мактот засмеялась робким смехом, делавшим ее похожей на молодую девушку.
– Вы, наверное, слышали, как заурчало у меня в желудке?
– Конечно, нет. – Бриггз щипцами положил небольшой кекс на тонкую фарфоровую тарелку и поставил ту перед ее светлостью. – Просто я очень хорошо знаю вас, миледи.
– Это правда. – Леди Мактот откусила кусочек. – Так он лимонный! Мой любимый! Не знаю, что бы я делала без вас.
И Бриггз тоже не знал – потому что, если не считать одну из внучек, которая часто навещала бабушку, леди Мактот была совершенно одна на всем белом свете.
Раздался громкий звук гонга, и миледи с удивлением взглянула на дворецкого.
– Мы ожидаем посетителя?
– Нет, миледи. – Бриггз подошел к ближайшему окну, приподнял край шторы и улыбнулся. – Это мисс Маркейл.
– Замечательно! – Леди Мактот сделала глоток чая и осторожно поставила чашку, звякнув донышком о блюдце. – Интересно, почему Маркейл пришла без предупреждения? Обычно она присылает записку, прежде чем…
Дверь отворилась, и лакей, отступив в сторону, пропустил в гостиную внучку ее светлости. Высокая и стройная, с изящной фигурой в форме песочных часов, облаченная в экстравагантную мантилью цвета морской волны с темно-синими оборками из лент, мисс Маркейл Бичем была образцом моды, ее захватывающую дух красоту невозможно было отрицать. Откинув вуаль, сняв очаровательную шляпку и тряхнув черными локонами, красиво обрамлявшими ее лицо, она стремительно промчалась через комнату – молодая копия своей когда-то такой красивой бабушки.
– Очень рад видеть вас, мисс Маркейл, – поклонился ей слуга.
– Добрый день, Бриггз, – доброжелательно улыбнулась она ему, – Как ваша жена? Надеюсь, она чувствует себя лучше, чем тогда, когда я была здесь последний раз? По-моему, у нее болел зуб.
«Морнинг пост» когда-то сообщала, что некий русский князь заплатил однажды десять тысяч фунтов, только чтобы мисс Бичем спела песню на празднике в честь его дня рождения. Слушая этот голос, Бриггз мог только представлять себе, какая астрономическая сумма могла у нее, в конце концов, сложиться.
– Благодарю вас, мисс. Моя жена вполне здорова.
– Ты как раз успела к чаю.
Леди Мактот протянула внучке руки.
– Замечательно. Добрый день, бабуля. – Маркейл легонько обняла бабушку. – Надеюсь, у тебя все хорошо.
– Все прекрасно. – Леди Мактот похлопала по дивану рядом с собой. – Однако удивляюсь: почему ты так торопилась, что даже не прислала записку, как обычно?
Маркейл бросила взгляд на Бриггза, и пожилой дворецкий немедленно поклонился и направился к двери.
– Я подам еще чаю и кексы.
Как только дверь за ним закрылась, Маркейл повернулась к бабушке.
– Да, у меня все в порядке. Я хорошо кушаю. И пока не влюблена. А теперь, когда с формальностями покончено, мы можем поговорить.
У бабушки дрогнули губы, а в глазах вспыхнул огонек.
– Значит, я настолько предсказуема, что ты можешь ответить на все мои вопросы еще до того, как я их задала?
– Да, но только в самом лучшем смысле слова.
Маркейл была близка с бабушкой, и это доставляло радость им обеим.
Кроме друг друга, у них не было никого на свете. В двадцать семь лет это еще можно вытерпеть, но в более солидном возрасте, как догадывалась Маркейл, гораздо труднее.
Это мать виновата в том, что согласилась с глупым указанием отца решать, с кем ее дочь может и с кем не должна видеться. Ее отец, сэр Мангус Фергюсон, обедневший ирландский лорд, был просто помешан на собственной родословной и не одобрял бабушку – хотя более чем охотно принимал от нее деньги, пока его непомерная расточительность не вынудила ее лишить его столь щедрых поступлений.
Отец никогда не простил ее и запретил жене и пяти дочерям вообще когда-нибудь разговаривать с бабушкой. Хорошо, что Маркейл никогда не слушалась отца. Даже в пятнадцать лет она уже понимала, что он просто хвастун и пустой человек.
Тихий стук оповестил о прибытии Бриггза. Он появился с подносом, и через несколько секунд перед Маркейл стояла чашка горячего чая и тарелка с кексом – белым, как белая льняная салфетка, расстеленная у нее на коленях.
– Благодарю вас, Бриггз.
– Рад услужить вам, мисс. – Обернувшись к хозяйке, он вежливо спросил: – Не желаете ли еще чая, миледи, пока я не ушел?
– О нет. Мне достаточно. Спасибо, Бриггз.
Тот учтиво поклонился и тихо вышел.
– Он – сокровище, – сказала Маркейл, дождавшись, когда закроется дверь. – Мой дворецкий далеко не такой внимательный.
– Не знаю, что бы я без него делала, – честно призналась бабушка.
– Думаю, тебе не стоит беспокоиться. И не только потому, что Бриггз искренне восхищается тобой. Ты – великолепная хозяйка, дорогая.
– Тем, кто заботится о других, платят той же монетой.
– Это хорошее жизненное правило.
Маркейл старалась верить, что человеческая доброта наследуется. Она научилась этому у бабушки, но события последних нескольких недель существенным образом эту веру поколебали. Маркейл упала духом, подумав о послании в своем ридикюле. Она не знала как, но должна была довести его содержание до бабушки.
– Маркейл, дорогая, ты смотришь на чашку с чаем так, словно думаешь, что она может взорваться.
– Прости. – Она выдавила из себя улыбку. – Я просто немного расстроена.
С тихим «О нет!» бабушка покачала головой.
– Ты опять получила послание от этого отвратительного шантажиста?
– Я профессиональная актриса, но не способна ввести в заблуждение даже родного человека, – поморщилась Маркейл.
– Как на этот раз прибыло письмо?
– Я обнаружила его под своей тарелкой за завтраком сегодня утром.
И это испугало Маркейл. Одно дело находить записки внутри экипажа или среди цветов в своей театральной гримерной, и совсем другое – обнаружить одну из них в собственном доме. Прежде она никогда не чувствовала себя такой беззащитной.
– Мне это совсем не нравится, – объявила бабушка со своей обычной прямотой. – А слуги что-нибудь видели?
– Нет, но они ведь на самом деле не мои, а Колчестера.
– Эти последние два года я все время говорила тебе, что нужно приобрести собственный дом, – укоризненно качая головой, сказала бабушка. – Это самое меньшее, что ты могла бы предпринять.
– Невозможно!
Старческая пергаментная кожа покраснела, но бабушка убежденно заявила:
– Граф использует тебя, чтобы скрывать от света извращенные склонности.
– А я использую его, чтобы избавиться от нежелательного внимания, которое делает мою жизнь невыносимой. Нам обоим это выгодно, и к тому же он очень добр. Я обязана ему и вряд ли смогу когда-нибудь отплатить.
