Текст книги "Утро роз"

Автор книги: Кара Колтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Челси казалось, что она едва уснула, как ее начали трясти за плечо.

– Sabah al-kheir, – произнес Рэнд. – Доброе утро.

Челси открыла глаза, но ощущение такое, что она все еще спит. Рэнд у ее кровати. Воин, присутствие которого в ее спальне и грозное, и успокаивающее одновременно. И в этот хрупкий момент между сном и бодрствованием, когда ее собственная защита еще слаба, она подумала: каково это – быть женщиной, получающей его улыбку, обнаруживающей за его силой нежное сердце?

Предательская мысль – под стать мысли его поцеловать. Каково просыпаться рядом с таким человеком? Делить с ним его мир, который шире, глубже и ярче ее собственного? Глупые мысли, но сердце порой бывает глупым – в те моменты, когда разум еще не совсем пробудился…

– Sabah al-warada, – сонно проговорила Челси. Наградой ей стал удивленный и радостный взгляд Рэнда. Он потянулся к ней. Девушке показалось, что сейчас его ладонь коснется ее щеки, но он отпрянул, так и не успев дотронуться до нее. Встал и поспешно направился к двери.

– Проснулась?

Она кивнула.

– Кур я покормил, – сказал он, – но если мы собираемся готовить суп, то пора приступать.

– Который час?

– Почти семь.

Семь утра! И она, Челси Кинг, обычно не встававшая раньше одиннадцати, собирается копать картошку! Мало того, она в предвкушении этой работы! С ним…

Челси тут же напомнила себе о его вчерашнем строгом предупреждении. Они никогда не будут целоваться, он ей не игрушка. Но сразу после этих слов извинился и поцеловал ее. Пусть не так, как ей хотелось бы, но все же поцеловал! И ее царапину на локте, и поврежденный палец. Следовательно, нарушил свою клятву о поцелуях через какие-то несколько минут. Так что, может, мистер Рэнд Пибоди не столь уж силен и не так уж строг, каким пытается себя изобразить?

– Так какая разница между sabah al-warada и sabah al-kheir? – спрашивала она немного погодя, разбираясь с крупами, имевшимися в распоряжении тети.

Она сидела за столом напротив Рэнда. Сегодня на нем были защитного цвета шорты и майка. Ноги длинные, мускулистые и загорелые. Выглядел он потрясающе, ситуация складывалась довольно интимная – они совсем одни на ферме, завтракающие как пара. Он даже читал газету.

– Откуда ты взял газету? – спросила она, раз уж ее первый вопрос он решил проигнорировать.

– Ее положили в почтовый ящик у ворот. Sabah означает утро, – пояснил он чуть ворчливо, словно утро в принципе не заслуживало его одобрения. – Al-warada – утро роз. – Кажется, он слегка покраснел за своей газетой? – А второе – утро благополучия. Обычным ответом и на то, и на другое приветствие должно быть sabah an-nur – утро света.

– Sabah an-nur, – повторила Челси. – Где ты научился арабскому?

– В тюрьме. – Такой ответ – лучший способ завершить беседу.

– Уточнить не хочешь?

– Нет.

– Отец наверняка не нанял бы для моей охраны бывшего каторжника, – с сомнением протянула Челси.

– Я не говорил, что был каторжником. – Он поднялся и хлопнул ее газетой по ноге. – Пошли?

Она последовала за ним в сад, но даже если он и подозревал, что она отыскивает наколки на его спине, то никак того не показал. Бенджамин следовал за ним шаг в шаг, словно верная, пусть и излишне крупная собака. Наконец все трое остановились и уставились на громадный огород.

– Ты знаешь, как выглядит картошка? – спросила она.

– Круглая? Коричневая? – поддразнил он. – Иногда красная?

– Я имею в виду растение!

– Я знаю, что ты имела в виду. Не хочется признаваться в своем невежестве. Меня воспитывали не для возни со столь приземленными вещами, как огороды.

– А для чего тебя воспитывали? – спросила она, наугад попробовав копнуть землю под каким-то кустиком. – Свекла нам нужна?

– Свекла? Не помню, чтобы твоя тетя о ней упоминала, но, по-моему, в суп она годится.

– Отлично. Так для чего, говоришь, тебя воспитывали?

– Я ничего не говорю.

– Слушай, покровы тайны все равно постепенно слетают. Можешь рассказать мне, где ты рос. Обещаю, что в дальнейшем не использую против тебя полученные сведения.

Он попытался улыбнуться и потерпел неудачу.

– Хорошо, мисс Шпион. Я рос на военных базах, то внутри страны, то за границей.

– Я не шпион! Просто пытаюсь быть воспитанной. Проявить интерес к тебе. А где за границей?

– В Германии. Японии. Англии.

– И ты на всех этих языках говоришь?

– Насколько мне известно, английский у меня терпимый.

Она швырнула в него комком земли, и он проворно отступил в сторону.

– Сколько же языков ты знаешь?

Рэнд округлил глаза, давая понять, что его мнение о ней, как о мисс Шпион, остается в силе. Но ответил:

– После того как ты освоишь один иностранный язык, с другими уже проще. Я свободно говорю на пяти языках и поверхностно знаком еще с некоторыми.

Челси вытащила из земли громадную свеклу. О мистере Пибоди можно узнавать новое до бесконечности.

– А читать и писать на них умеешь?

– Условно.

Она вздохнула. Мир, закрытый для нее. Она и по-английски читает и пишет с трудом. Он умен, а она нет – серьезное препятствие для романа.

Романа? Неужели она действительно рассматривает возможность романа с ним? По спине пробежала дрожь, когда она осознала, что действительно.

– Я нашел картошку, – сказал он.

Не гони лошадей, сказала она себе. Ты не знаешь его толком. Не знаешь, нравится он тебе или нет. Может, это лишь переживания глупой школьницы, заглядевшейся на человека значительно опытнее себя.

Не здесь ли секрет его привлекательности? Он другой. Уникальный. Сильный в том, с чем ей никогда не приходилось сталкиваться. Рядом с ним она особенно остро чувствовала свою женственность, даже без макияжа, нарядов от знаменитых кутюрье и вспышек фотокамер.

Она подошла к нему. Рэнд копнул и вытащил из земли целую кучу готовой картошки! Нелепо видеть тут чудо, но Челси упала на колени и начала торопливо вытаскивать картофелины из земли.

Рэнд присоединился к ней. Тут были большие картофелины, и маленькие, и такой странной формы, что оба хохотали при виде их. И каждый раз, когда казалось, что больше в ямке ничего нет, попадалась еще одна.

– Похоже на поиск кладов, – сказала Челси, когда он наконец переместился к следующему кусту, а она поднялась с колен, отряхивая с них землю.

– Вот так сюрприз! – хмыкнул Рэнд.

– Что за сюрприз?

– Челси Кинг считает, что копать картошку похоже на поиск сокровищ.

– Но ведь правда так!

– Знаешь, чему научила меня жизнь?

– Чему? – Челси была счастлива, что он обращается к ней не как к объекту своей работы, а просто как к человеку.

– Сокровище всегда там, где ты меньше всего надеешься его найти, и самые бесценные дары – это самые простые вещи. Луч солнца на твоем лице, звуки музыки, неожиданная улыбка…

Она улыбнулась ему, потому что его броня наконец исчезла, совсем. Наконец он показал ей какую-то часть себя, настоящего. У Челси аж дух захватило.

– Так что мы поместим на первое место в списке твоих бесценных даров, Челси? – Он стоял, опершись о лопату, и пристально глядел на нее.

– Копание картошки, – сказала она, внезапно испугавшись того, что может открыть ему настоящую себя.

Он не позволил ей так просто соскочить с крючка.

– А следующее?

– Превыше всего я поставила бы время, проведенное с отцом и сестрами.

– А ведь ты много что имеешь – драгоценности, дорогие наряды, роскошные апартаменты, машины, возможность путешествовать по миру. И знаешь, что ты только что сказала мне?

– Что?

– Что ценно только одно. Любовь.

– Ну, – Челси внезапно почувствовала себя очень неуютно. – И еще туфли от Джимми Чу.

– Джимми как? – Он рассмеялся.

Она и надеялась на этот смех.

Бок о бок они выкопали целый ряд картошки, набрав три корзины «бесценных даров». И перешли к моркови. Болтали, утратив серьезность, о музыке, фильмах и путешествиях. Вспоминали детские похождения, смешные случаи. Внезапно им загадочным образом стало легко вместе.

Когда все корзины наполнились, Рэнд посмотрел на часы.

– Пора.

– Хорошо бы никуда не надо было идти, – тоскливо заметила она. Хотелось задержать это чудесное утро.

– Почему? Боишься засучить рукава и сварить маленькую кастрюльку супа?

– Кастрюля с супом на пятьдесят человек не может быть маленькой. Но я не из-за этой кастрюли. Так хорошо здесь, за тысячу миль от всех, кто может меня узнать. Если там станут просить автографы, все пропало.

– Пожалуй. Ты куда больше повеселилась бы, готовя суп инкогнито.

– Да. – Она посмотрела на свои руки. Грязные, с землей под ногтями. – Может, это кого-нибудь собьет с толку?

– Внесем маленькие коррективы, и ты станешь незаметной.

Руку мастера видно сразу. Он отыскал для нее комбинезон тетушки. Волосы Челси спрятала под бейсболку, и еще Рэнд предложил подкрасить брови.

– Ужасно, – откомментировала она, представляя себя на его суд. – Еще немного – и получится единая бровь.

– Зато Челси Кинг в тебе не признаешь.

– Может, мне нарисовать шрам через лицо?

– Нет, но можно зачернить один зуб. Вот здорово бы вышло!

Челси, смеясь, стала помогать ему подтаскивать корзины к машине. Рэнд уже предупредил верного соседа Хетты, что сегодня его помощь не понадобится.

Рэнд вел машину в город, не осмеливаясь смотреть на Челси. Она ослепляла его. Так же как в огороде, ползающая на коленках по грядке с картошкой, не замечающая грязного пятна на щеке. Она казалась ему красивее, чем можно себе вообще вообразить…

А теперь, в комбинезоне не по размеру, бейсболке, надвинутой на глаза, с нарисованными бровями, Челси лучилась радостью жизни, наивным восторгом, поражавшим его и одновременно выводящим из равновесия.

Кто догадается искать Челси Кинг тут, в домиках с окнами, подчас, забитыми досками, на улицах, по которым ветер гоняет обрывки бумаги и шныряют одичавшие кошки?

– Мы тут в безопасности? – испуганно спросила Челси.

– Моя работа, – напомнил он, – тебя защищать. Не волнуйся ни о чем.

Он наконец нашел нужное место – вдоль дома вытянулась громадная очередь.

– Что они делают?

– Думаю, ждут обеда.

Он обошел машину и открыл ей дверцу. Челси надвинула бейсболку пониже и вышла наружу, избегая смотреть на несчастных людей в рваной одежде – безразличных, враждебных, потерянных.

Открыв багажник, Рэнд протянул ей корзину. От очереди сразу отделилось несколько человек, предлагая помочь занести груз в дом. На кухне царило оживление. Когда они сказали, что приехали по поручению Хетты, их приветствовали, как родных.

– Вы могли бы почистить картошку.

– Ты умеешь чистить картошку? – прошептала Челси.

– О боже, если б я сам знал…

Она рассмеялась.

– Я думала, так бывает только в кино.

– Так передумай.

Вдвоем они отмыли картошку, почистили и нарезали для супа, работая дружной, слаженной парой. Разделавшись с картошкой, получили и другие задания – накрывать на стол, разливать суп.

Первоначальная неловкость Челси исчезла. Она приветствовала людей, наливала суп, раздавала булочки и улыбки. Когда последний в очереди отошел, им предложили налить супу себе и присоединиться к обедающим.

– Как тихо, – прошептала она. – Почему все молчат?

– Потому что они очень голодны, – ответил Рэнд и не преминул отметить, как Челси потряс тот факт, что люди могут быть настолько голодны.

С ними рядом сидел молодой человек в потрепанных джинсах и рубашке, местами протершейся от долгой носки.

Рэнд представил себя и Челси, назвав только имена, пожал руку парня. Тот сообщил, что его имя Броди. Он никогда не ходил в школу, так и не научился читать, некоторое время работал на шахте, пока ее не закрыли. Летом он косил людям лужайки, если находил желающих. Не знают ли они о какой-нибудь работе? Он взялся бы за что угодно.

Рэнд взглянул на Челси. Она была очень бледна. Похоже, даже собиралась заплакать.

– Дайте мне номер телефона, где вас можно найти, – сказал Рэнд. – Попытаюсь подобрать что-нибудь.

В машине Челси отвернулась к окну.

– Броди бездомный, да?

– Очень может быть.

– Ты поможешь ему?

– Не знаю.

– Потому, что он не может читать?

– Частично да.

Она разрыдалась, не оставляя Рэнду выхода. Они были на главной улице, но он остановил машину у обочины. И обнял ее. Бейсболка слетела, серебряные волосы рассыпались по его груди.

Он позволил себе дотронуться до них. И мягко проговорил, удивляясь собственной способности к состраданию:

– Слушай, ты не можешь переживать за весь мир.

Вспышка фотокамеры дала ему понять, что прав на частную жизнь тут не предусмотрено.

Сара Маккензи воровато оглянулась через плечо. Два часа ночи. Моросящий дождь, улицы темны и пусты. Как страшно идти одной, взять бы такси. Но она, как обычно, на мели. Всего квартал до дома. Она припустила бегом. Машину Сара заметила лишь потому, что та была здесь не к месту. «Мерседеса» ни у кого из соседей быть не может.

Повернув ключ, она вошла внутрь. Прислонилась к двери спиной. Лучше б она не видела этой машины. Она напомнила о жизни, оставшейся позади. Печально поднявшись по лестнице, Сара шагнула в собственную маленькую квартирку. И застыла в темноте.

Запах. Запах, выделяющийся из тысячи. Дрожащей рукой она потянулась к выключателю. Вспыхнул свет. Только вчера она так радовалась новому абажуру, прикрывшему наконец голую лампочку. Сегодня она могла видеть лишь Камерона Макферсона, спящего на ее кушетке. Машина снаружи должна была бы ее предостеречь!

Он вдруг проснулся, и она скорее всего рванула бы к двери, если бы не один нюанс. Увидев ее, Камерон улыбнулся. Нежной, неуверенной улыбкой, в миг поведавшей Саре, что он скучал, беспокоился о ней и что он рад ее видеть.

– Как ты сюда проник? Нельзя же просто войти и улечься спать в чужой квартире!

– Меня пустил домовладелец.

Да, конечно, хозяин не мог устоять перед дороговизной костюма, уверенностью, написанной на привлекательном, чисто выбритом лице.

– Как ты меня нашел?

– Ты звонила по телефону на углу.

– Всего несколько дней назад…

– Я знаю свое дело. Я нашел эту будку, начал расспрашивать, показал твою фотографию.

– У тебя нет моей фотографии!

– Есть. Со свадьбы Брэнди и Клинта. Показать?

– Нет. – Но тут Сара обнаружила, что сама двинулась к нему, к фотографии в его руках. Сцапала ее, не касаясь руки. Стоит дотронуться до него или заглянуть в глаза – и все…

Хотя она сама не знала, что именно «все».

На снимке она была с Джейкобом Кингом. В совершенно невообразимом платье, которое Челси пыталась тогда ей подарить и которое она согласилась надеть на свадьбу.

– Чего я не могу понять, – медленно сказал Камерон, забирая у нее фотографию. – Челси мне говорила, что хотела отдать тебе это платье, а ты не взяла. Такие деньги. Почему же ты отказалась от платья и позарилась на безделушки в кабинете Джейка?

Она уставилась в пол.

– Безделушек у этих людей не бывает, бывают фамильные вещи. Ты пришел меня арестовать за воровство?

– Ты знаешь, что нет.

– Тогда почему бы не оставить меня в покое?

– Я пришел за правдой. Не смогу успокоиться, пока не узнаю правды.

– Ну так давай, ищи, раз ты такой спец в своем деле.

– Думаю, что уже нашел. Правда смотрит с этой фотографии, а, Сара?

Она взглянула на снимок, и ей захотелось заплакать. Та Сара просто сияла, глядя на Джейка. Своего деда. И она сама все разрушила.

Только теперь она увидела, что упало на пол, когда он сел на кушетку. Дневник бабушки.

Сару затрясло. Он заметил направление ее взгляда, подобрал тетрадь с пола.

– Войдя сюда, я сразу заметил дневник. Ты выложила его, словно святыню, единственное, что у тебя есть ценного.

Так и есть. Там записано, кто она и откуда.

– Ты похожа на него, – мягко сказал Камерон. – Не знаю, почему я никогда не видел. Другие замечали. Все говорили, что ты очень похожа на Брэнди.

Она все-таки взглянула ему в глаза. И услышала:

– Сара, позволь мне забрать тебя домой.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Рэнд отпустил Челси и грозно взглянул на скорчившегося за камерой фотографа. Неужели болван не может понять, что совсем не к месту здесь, когда Челси должна спасать свою жизнь?

Челси схватила бейсболку и вновь натянула на глаза. Рэнд отъехал от обочины. Очень хотелось взвизгнуть покрышками, но следовало проследить, что предпримет фотограф. В зеркало заднего вида было видно, как тот спешит к собственному средству передвижения.

– Держись крепче, – хмуро предупредил он Челси, посылая машину вперед. Фотограф еще не открыл дверцу, а они уже свернули за угол. Рэнд наугад повернул сначала направо, потом налево.

– Это же надо! В газете в таком виде! – машинально произнесла Челси, но сожалений не ощутила. – И как он только меня узнал?

Если б кто-то смог имитировать роскошь ее волос, ненадолго рассыпавшихся по плечам!..

Как только они добрались до фермы, Челси выпрыгнула из машины и побежала в дом, проигнорировав бедного Бенджамина Франклина, мигом погрузившегося почти в человеческое уныние.

Рэнд только сейчас понял, что утром оставил дверь незапертой. А тут еще фотограф, подобравшийся незаметно… Такие ошибки могли стоить жизни его подопечным. Собственные упущения потрясли Рэнда. Он утратил профессионализм, повел себя как влюбленный школьник! Челси Кинг – своими глазами, волосами и улыбкой без видимых усилий довела его до крайности. Как легко, глядя в ее зеленые с золотом глаза, представлять мир добрым, полным радости и совершенно безопасным.

Между тем эти глаза сами по себе таили опасность. Для него.

Поверженный и ошеломленный, Рэнд вошел в дом как раз вовремя, чтобы услышать, как хлопнула дверь ее спальни. Он быстро проверил дом, заглянув повсюду. Свинья следовала за ним по пятам.

– Бенджамин, – сказал он, – ты отличная сторожевая свинья. Мимо тебя никто не проскользнет, верно?

Теперь надо позвонить, узнать, как идет розыск. Нашли Джонса? Убедились, что отправитель писем – он? А после надо почитать документы в папке. Именно так следует вести себя профессионалу.

Он вспомнил слезы Челси в машине, потрясенное выражение ее лица, когда она слушала историю бездомного. Надо быть бессердечным, чтобы оставить ее сейчас одну.

– Ты и есть бессердечный, – напомнил себе Рэнд. Тем не менее, перепрыгивая через две ступеньки, взбежал наверх и постучал в дверь.

– Я хочу побыть одна.

Вот вам пожалуйста! Предельно ясно. Только похоже, что она плачет. Рэнд постучал сильнее.

– Уходи!

– Челси, я на минутку.

Не получив ответа, он открыл дверь. Она лежала на постели, яростно вытирая лицо, словно надеясь стереть следы слез. Единственное, что ей удалось, – размазать нарисованные брови, соединив-таки их воедино. Даже не будучи экспертом по переживаниям, Рэнд понял, что лучше не упоминать об этом. Присел на край постели.

– Ну что ты? Переживаешь из-за того парня?

– Вовсе нет! Все потому, что меня заперли на ферме, потому, что я пропустила назначенную вечеринку, а все думают, будто я в больнице!

– Лжешь.

– Откуда ты знаешь?

– Я играл с тобой в покер. Так трудно сказать правду?

– Кто бы говорил, мистер Пожиратель жуков! Конечно, я все тебе должна рассказать, а ты мне – ничего.

Минуту он колебался. А потом разглядел в ее глазах выражение горького одиночества, вроде бы несовместимого с водоворотом жизни, вечно ее кружившим.

– Что бы ты хотела узнать?

– Все.

Он услышал упрямство в ее голосе. И капитуляцию – в своем.

– Ну, может, не совсем все, – испуганно поправилась она.

– Я – постановщик порнографических фильмов, – сказал Рэнд.

Ее глаза широко раскрылись.

– Шучу. – И вдруг он обнаружил, что рассказывает ей о вещах, которые не предполагал рассказывать никому. О том, каково расти в вечных переездах, в разных частях света. О новых школах, о том, как становился все осторожнее в своих привязанностях. О том, как эти переезды вконец измучили его мать и как она покинула их.

Об уроке, усвоенном от отца, – «долг превыше всего», и от матери – «никогда не верь столь расплывчатому понятию, как любовь». Рассказал, как пошел по стопам отца, став военным, и как его выделили за способности к языкам. Рассказал, как его жизнь подчинилась тайне, стала кочевой и непостоянной. Как ему нельзя было впускать в нее других людей.

– Впрочем, – добавил Рэнд, – впускать к себе других у меня так и так получалось неважно.

А потом рассказал о своем последнем задании – внедриться в предполагаемое гнездо террористов, деревню на другом конце земного шара. По легенде он был учителем от одной организации международной помощи. Рассказал Рэнд и о том, как буквально влюбился в благородных людей и их древнюю культуру, мучаясь от необходимости вести двойную жизнь.

– Я нашел себя. Нашел место, где нужен. Мне нравилось учить. Те люди стремились учиться и желали того же, что и другие, – более достойной жизни для своих детей. Те дни можно назвать лучшими в моей жизни. – Некоторое время он молчал, вспоминая, и был благодарен Челси, не торопившей его. – Оказаться под подозрением стало почти облегчением.

Его бросили в тюрьму, где он провел без суда восемь месяцев, что, учитывая суровость тамошних законов, можно считать везением.

– Ирония в том, что я узнал людей так, как не думал даже узнать. У моего товарища по камере был другой цвет кожи, иная религия, язык. Но Рафик стал мне роднее брата. В месте, изначально отвергающем возможность смеяться, мы смеялись… И выжили благодаря друг другу. А потом этот взрыв, устроенный специальной группой, посланной за мной. Я едва выжил. – Он дотронулся до шрамов на лице. – А Рафик не сумел…

Они помолчали.

– После я был в очень плохой форме, и не только физически. Я погрузился во мрак, который не могу и не хочу тебе описывать.

Ее рука сжала его плечо – прикосновение сродни глотку прохладной воды после долгого перехода по пустыне.

– Когда Кэм связался со мной относительно этой работы, сначала я сказал «нет». Но он настаивал, и я понял, что мне бросают спасательный канат, дают способ выбраться из мрака. Я подумал, что работа будет приятной и легкой, совершенно не напоминающей о мире, который я знаю.

– И?.. – спросила она хрипло.

– И она действительно оказалась совсем другой. Но приятной и легкой? – Он фыркнул. – Тому, кто с тобой связался, мало не покажется.

Оба затаили дыхание. Она пересела ближе и взяла его лицо в ладони. Провела пальцами по шрамам.

– Ты такой красивый…

– Как ты можешь трогать шрамы и говорить нечто столь абсурдное?

– С первой же минуты, как я увидела тебя, я не видела шрамов. А только силу.

– Прекрати, Челси!

– Не хочу. – Ее губы нашли его изуродованную щеку, коснулись ее.

Он обхватил ее запястья и отодвинул от себя, но понадобилась вся его сила воли, чтобы отказаться от предложения ее рук, ее глаз и ее губ.

– Я не могу допустить этого здесь, – произнес Рэнд с усилием. – Ты знаешь, что не могу.

Она посмотрела ему в глаза, потом нехотя кивнула.

– Знаю. Ты перестал бы быть собой. Но ты не лишишь меня остального?

– Не знаю, о чем ты, – пробормотал он, хотя отлично знал.

– Зато я знаю – с твоей стороны было бы неэтично воспользоваться ситуацией… в смысле физических отношений. Я понимаю.

– Вот и хорошо, – прохрипел он.

– Но ты не лишишь меня остального? Будешь смеяться со мной? Захочешь узнать меня? Услышать мои секреты?

– Челси…

– Если ты скажешь «нет», ты уволен.

– Опять? Слушай, если в Голливуде откроется вакансия комика, ты могла бы…

– Не пытайся острить. Я серьезно.

– Знаю. Это меня и пугает.

– Ха! Тебя ничего в жизни не пугает, Рэнд Пибоди.

– Кроме этого. – Рэнд обнаружил, что силы наконец покинули его. И вместо отказа сказал: – Расскажи мне о своих секретах. – Он действительно хотел их узнать. Это была сделка. Секрет за секрет. – Дай мне что-нибудь, что я смогу забрать с собой, когда уйду. Ту часть тебя, которой ни у кого больше нет.

Услышала ли она самое главное? Что он уйдет?

Со стоном она подалась к нему.

– Не эту часть тебя, – тихо сказал Рэнд.

– Ладно. Ты помнишь того молодого человека, с которым мы обедали? Броди?

Он кивнул.

– Это была я. Если б не отец, я, вероятно, была бы именно такой, как он, – бездомной, умоляющей о еде и работе.

– Почему?

– Он сказал, что никогда не учился читать. А у меня… у меня дислексия. Ты знаешь, что это такое? Неспособность к обучению.

– Понимаю…

– Большими трудами меня научили читать и писать. Плохо. Довольствия мне тут не получить. Я даже не смогла бы читать вслух тете. Разбирала бы по слогам. Если б не статус семьи, я была бы такой же, как Броди.

– Ох, Челси!

– Не смей меня жалеть!

– С чего ты взяла, что я тебя жалею?

– Потому что я глупа. Вот мой самый большой секрет. Я дура. – Слезы потекли снова, и она прикрыла лицо руками.

Он бережно отвел руки в сторону.

– Читать. Писать. Разве это секрет? То, что ты не можешь делать. Главный твой секрет, причем от тебя же самой, – то, что ты можешь.

Она смотрела, словно готова была раствориться в нем, словно целую жизнь ждала этих слов. И ему хотелось продлить мгновение навеки, сохранить его, забрав с собой, когда он уйдет. Но вместо этого он резко встал.

– Думаю, пора кормить кур. Ты идешь?

По ее лицу пробежала тень сожаления. Ей тоже хотелось продлить то мгновение вечно. Но она сбросила наваждение и улыбнулась ему.

– Только если ты пообещаешь ругать их на арабском.

Челси откинула голову назад, наслаждаясь падающими на лицо солнечными лучами. Она свободна! Впервые в жизни она рассказала всю правду о себе. А присутствие Рэнда, его вера в то, что главный ее секрет не в ее недостатках, а в ее способностях, буквально окрылили ее.

И все-таки она болезненно сознавала, насколько ее жизнь могла бы походить на жизнь Броди. Или Бертона.

Бертон убирал территорию у дома, где находилась ее квартира в Калифорнии, и она всегда старалась дружески поддержать его, полагая, что радостей у него мало. Правда, последние несколько недель Челси начала его избегать. Он почему-то вечно оказывался поблизости, глазел на нее, просил о небольших одолжениях: автографе, фотографии для мамы, каком-нибудь сувенире для младшей сестры.

Сейчас она чувствовала свою вину перед ним. Ей даже показалось, что она видела его на кухне, где раздавали бесплатный суп. Конечно, то был не он. Но человек, очень похожий.

Она обернулась на Рэнда. Лицо его разгладилось, а плечи не казались такими напряженными, как обычно. Словно с них свалилась тяжесть. Ей захотелось подойти и обнять его, и никогда не выпускать.

Но это против правил.

– Знаешь, что я хочу сделать, после того как мы разделаемся с курами? – спросила она его.

– Боюсь спрашивать.

– Я хочу испечь торт.

– Думаешь, я знаю, как пекут торты?

– Нет. Но я думаю, ты сможешь прочесть, как пекутся торты. Однажды я пыталась испечь торт. Когда только начала жить отдельно от папы. Я думала – тогда в моей новой квартире будет лучше пахнуть.

– И?..

– Я положила двенадцать яиц. Потому что в рецепте было сказано 1–2 яйца. И пекла его при пятистах тридцати градусах! Я переставила цифры… У таких, как я, такое случается.

– Ага. Что объясняет карточную игру…

– Ага, – печально согласилась Челси.

– И как твой торт?

– Не догадываешься?

– Догадываюсь. Но квартира, наверное, пахла так, как тебе хотелось.

– Да уж… Я думала было разрекламировать запах. Жженый торт. Но потом не стала.

– Все, что ты стала бы рекламировать, стоило бы, вероятно, миллионы долларов.

– Знаю. Тяжкий груз ответственности.

– К вопросу о тяжком грузе, – сказал Рэнд, придерживая перед ней дверь курятника. – Утром я скормил им пятьдесят фунтов корма. Ты можешь научно объяснить, как они ухитрились выработать сто пятьдесят фунтов помета?

Она рассмеялась. Как восхитительно смеяться с ним! Даже когда он протягивал ей лопату, жизнь казалась наполненной счастьем.

Когда она вошли в дом, звонил телефон – Рэнд забыл отключить его после звонка Камерону. И очень хорошо, потому что звонила Хетта. Ее операция увенчалась полным успехом, и она заявляла, что не чувствовала себя лучше последние лет двадцать.

Она спросила о мероприятии с супом и о Бенджамине. Челси даже подержала трубку у его уха, и он возбужденно хрюкнул, услышав голос хозяйки.

– Тетя Хетта?

– Да, дорогая?

Челси собиралась спросить одно, но храбрость ее подвела, и она спросила другое:

– У вас есть хороший рецепт торта?

– Я никогда ничего не записываю, дорогая. Все у меня в голове. Я тебе продиктую, если хочешь.

Челси сделала глубокий вдох.

– Я тоже ничего не записываю. Потому что всегда ошибаюсь. Поэтому я не смогла вам почитать, когда вы просили. Я очень плохо читаю.

Последовало продолжительное молчание.

– Челси, тебе следует знать, что я попросила тебя почитать не потому, что плохо вижу…

– А почему?

– Я так и не сумела научиться читать. Буквы у меня в голове путаются. У меня эта книга единственная, одна соседка иногда заходит мне почитать. Я ей тоже сказала, что плохо вижу. Знаешь, я стыдилась этого всю жизнь.

– И я… – прошептала Челси.

– Ну, ну, ну, – сказала Хетта и резко сменила тон: – Позови-ка к телефону того возмутительно привлекательного мужчину. Я дам рецепт ему. Хорошо вы там себя ведете?

Челси хихикнула.

– Как будто он может иначе.

Тетя хмыкнула.

– Значит, дело плохо.

– Согласна.

– Ладно, зови его к телефону, я дам рецепт. Мы сготовим такое зелье, которое, будем надеяться, резко снизит его способность сопротивляться искушению.

– Тетя Хетта, мы с вами станем лучшими подругами.

Хетта еще раз фыркнула, но Челси знала – тетя польщена. Она передала трубку Рэнду.

Часом позже кухня вся была покрыта тестом для шоколадного торта. Кто знал, что электрические миксеры способны сотворить подобное, если их вынуть из теста, предварительно не выключив?

Бенджамин подключился к очистке на нижних уровнях, Челси и Рэнд вылизывали ложки, а торт пекся в духовке.

– Ты великолепен на кухне, – сказала ему Челси.

Подразумевалось, что он может быть великолепен и в других помещениях, но эти детали они оба обошли молчанием.

– Так, – сказал Рэнд. – Я был великолепен в том, что ты хотела делать. Теперь моя очередь?

Благоразумнее было бы спросить, что у него на уме, но она решила пустить благоразумие по ветру.

– Конечно. – Если б он захотел ее поцеловать!

Он ухмыльнулся.

– Я хочу посмотреть завтра восход солнца.

– Ой!

– С вершины горы.

– Наверное, мне надо взять с собой торт, чтобы поддержать силы.

– Я тебя сфотографирую, – пообещал он. – И разошлю в журналы. Фото развеет миф о расстройствах твоего желудка.

– Мой герой!

– Клянусь, ты не станешь меня так называть, когда придется в темноте карабкаться на гору.

– Ха! Подвесь на палочку кусок торта. Я пойду за тобой повсюду.

И пошла. Следующим утром она стояла рядом с ним на высочайшей, как ей казалось, горе мира. Неудивительно, что ее сестре Брэнди нравятся такие вещи. Неудивительно, что ее сестра Джесси хочет жить здесь после медового месяца. Неудивительно, что отец так любовался этими горами на свадьбе Джесси.

Теперь она поняла их всех.

– Знаешь что, Рэнд?

– А?

– Спасибо, ты помог мне увидеть мир по-другому.

Он рассмеялся.