Текст книги "Призрачный маяк"

Автор книги: Камилла Лэкберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

* * *

– Оставь парня в покое, – Гуннар, не отрываясь от газеты, повторил фразу, которую твердил весь день.

– Но, может, он захочет с нами поужинать? Или пообедать в воскресенье? Как ты думаешь? – волновалась Сигне.

Гуннар вздохнул.

– У него наверняка есть планы на выходные. Он же взрослый человек. Захочет прийти – позвонит или зайдет. Не мешай ему. Он же у нас только на днях ужинал.

– Я позвоню ему на всякий случай. Просто узнать, как дела, – потянулась за телефоном Сигне, но Гуннар ей помешал.

– Оставь его, – велел он.

Сигне отдернула руку. Больше всего на свете ей хотелось позвонить Матте на мобильный, услышать его голос, убедиться, что у него все в порядке. После того, что с ним случилось, – как она могла не волноваться? Случившееся только еще больше убедило ее в том, что мир угрожает безопасности ее Матте. Умом она понимала, что должна оставить его в покое. Но ее сердце требовало защитить сына. Да, он взрослый человек, но это не значит, что за него не надо волноваться. Сигне прошмыгнула в коридор и позвонила с другого аппарата. Ей ответил автоответчик. Сигне положила трубку. Почему он не отвечает?

– Я не знаю, что делать, – опустила голову Эрика.

В доме наконец было тихо. Дети заснули, и можно было присесть на кухне и перекусить горячим бутербродам в тишине и покое. Но Эрика все равно не могла расслабиться. Мысли об Анне не давали ей покоя.

– Ты просто должна быть рядом с ней. Ты нужна ей. Ты и Дан, – Патрик перегнулся через стол и накрыл ее руку своей.

– Что, если она меня возненавидела? – всхлипнула Эрика.

– Почему она должна тебя ненавидеть?

– За то, что у меня двое малышей, а у нее ни одного.

– Но ведь это нельзя изменить. Это… не знаю, как назвать… судьба, что ли… – Патрик погладил ее по руке.

– Судьба? – Эрика вопросительно уставилась на мужа. – Судьба уже достаточно поиздевалась над Анной. Только она наконец обрела счастье. Мы стали ближе друг другу И тут такое… Она меня ненавидит, я знаю.

– Как она? Ты же была там вчера.

Они еще не успели поговорить о визите Эрики к сестре: было слишком много дел. Свет свечи, зажженной Патриком, то освещал лицо жены, то погружал в тень.

– Она спала. Я немного с ней посидела. Она выглядит такой хрупкой.

– А что сказал Дан?

– Он в отчаянии. На него столько навалилось… Он пытается бодриться, но это тяжело. Эмма с Адрианом задают столько вопросов… Они спрашивают, где ребенок, который был у мамы в животе, и почему она все время спит. И он не знает, что им ответить.

– Она справится. Анна сильная, ты же знаешь. – Патрик выпустил руку Эрики и взялся за приборы.

– Не уверена. Человек не в состоянии вынести столько боли. Анна может сломаться. Или уже сломалась… – Голос у Эрики задрожал.

– Поживем – увидим. В любом случае мы будем рядом, – попытался утешить жену Патрик.

Он понимал, что это слабое утешение, но других слов у него просто не было. Человек беспомощен перед судьбой. Разве можно пережить смерть собственного ребенка?

Крик со второго этажа заставил их вздрогнуть. Вместе они поднялись наверх и взяли на руки по близнецу. Это их судьба. И они принимали ее с благодарностью.

* * *

– Звонили с работы Матте. Его не было на работе вчера, и сегодня он тоже не пришел. И не звонил, – Гуннар застыл с трубкой в руках.

– Я все выходные звонила, а он не брал трубку, – сообщила Сигне.

– Я поеду к нему домой.

Гуннар уже натягивал в дверях куртку.

В конце концов он понял, что все эти годы испытывала Сигне. Страх, мечущийся в груди, подобно раненому животному.

– Я поеду с тобой! – решительно заявила она, и Гуннар не посмел ей отказать. Кивнув, он нетерпеливо ждал в дверях, пока она оденется.

Всю дорогу в машине они молчали. Гуннар поехал в объезд – не через центр, а через холмы, где дети зимой катаются на санках. Матте тоже катался там в детстве. Гуннар сглотнул. Должно существовать логичное объяснение его отсутствию. Может, у него температура, он забыл взять больничный. Или… Придумать другой причины он не мог. Матте всегда был внимателен к такого рода вещам. Он бы позвонил в офис, если бы заболел.

Сигне сидела рядом на пассажирском сиденье, белая как мел, невидящим взглядом уставившись в окно. Руки судорожно сжимали сумочку. Зачем ей сумка, подумал Гуннар, зачем она цепляется за нее, как за спасательный круг? Они припарковались перед домом Матте. Второй подъезд. Гуннар готов был бежать, но сохранял спокойствие ради Сигне.

– У тебя есть ключи? – крикнула она, первой подлетевшая к подъезду.

– Вот. – Гуннар протянул ей связку с запасными ключами, которую им оставил Матте. – Но он наверняка дома. Надо только позвонить, и он откроет.

Задыхаясь, Гуннар бежал по лестнице вслед за Сигне. Матте жил на третьем этаже, и добрались они туда, оба запыхавшись. Гуннару пришлось сдержаться, чтобы сразу не вставить ключ в замок.

– Надо позвонить. Если Матте дома, он взбесится, если мы вот так ворвемся к нему в дом. Может, он там не один и потому не ходил на работу…

Сигне позвонила в дверь. Звук звонка оглушил их. Она нажала снова и снова. Они ждали шума шагов. Ждали, что Матте откроет дверь, но в квартире было тихо.

– Открой, пожалуйста! – взмолилась Сигне.

Кивнув Гуннар, отодвинул ее от двери и начал возиться со связкой ключей. Вставив ключ и повернув пару раз, дернул за ручку. Дверь не поддавалась. В отчаянии Гуннар понял, что только что запер дверь, что она была открыта. Он взглянул на Сигне, в глазах которых читалась паника. Почему дверь открыта? Если его нет дома? А если он дома, то почему не открывает? Гуннар снова повернул ключ. Замок щелкнул. Дрожащими руками он потянул за ручку. И в то мгновение, когда он открыл дверь и заглянул в прихожую, он понял, что все это время Сигне была права.

* * *

Она была больна. Никогда раньше ей не было так плохо. В комнате пахло рвотой. Видимо, ночью ее стошнило. Энни плохо помнила, что было ночью. Да и сейчас все было как в тумане. Она пошевелилась. Каждое движение причиняло боль. Энни попыталась посмотреть, сколько времени на часах, но даже глазам было больно. Какой сегодня день? Как там Сэм? Мысль о нем заставила ее сесть. Она обнаружила, что лежала рядом с его кроваткой. Он спал. Энни удалось сфокусировать взгляд на часах. Почти час. У Сэма дневной сон. Энни погладила его по голове. Видимо, даже в бреду она заботилась о ребенке. Материнский инстинкт сильнее болезни.

Энни испытала облегчение. Она огляделась по сторонам: в кроватке лежала бутылка с водой, на полу – пакеты от печенья, остатки сыра и фруктов. Хорошо, что она сумела его покормить. Энни также нашла источник запаха рвоты: у кровати стояло ведро, которое, наверное, она принесла сюда. В желудке было совершенно пусто – последствия ночных мучений. Энни попыталась подняться на ноги. Стиснула зубы, чтобы не застонать – ей не хотелось будить Сэма. Ноги подкашивались. Ей срочно нужны были вода и еда. Голода она не испытывала, но в животе урчало. Энни подняла ведро и вынесла из комнаты. Выйдя на улицу, поразилась тому, как там холодно. Судя по всему, лето кончилось, пока она болела.

Энни осторожно спустилась к пристани и вылила содержимое ведра в море. Затем привязала его веревкой и ополоснула в воде. Ветер хлестал ее по щекам. Все тело протестовало против физических усилий. Пот лил градом. Она с отвращением стянула с себя одежду, кое-как обмылась и надела чистую футболку и спортивный костюм. Дрожащими руками сделала бутерброд, налила стакан сока и присела за кухонный стол. Только съев половину, она начала ощущать вкус. Энни почувствовала, как силы возвращаются к ней. Она снова взглянула на часы, на этот раз на квадратик с датой. Короткий подсчет – и она поняла, что сегодня вторник. Она болела три дня. Три дня в бреду. Что ей мерещилось? Она напряглась, вспоминая свои лихорадочные сны. Один из них повторялся чаще других. Энни покачала головой, и ее снова затошнило. Она взялась за четвертый бутерброд. Желудок наконец успокоился. Женщина. В ее снах была женщина. Что-то было не так с ее лицом. Энни сморщила лоб. Женщина из сна казалась ей знакомой. Она где-то видела ее раньше, но не помнила где. Поднялась. Вспомнит потом. У женщины из сна был очень грустный вид. Энни тоже стало грустно. Она пошла проверить, как там Сэм.

* * *

Патрик плохо спал. Ему передалась тревога Эрики за Анну, и несколько раз за ночь он просыпался в холодном поту. Поразительно, как жизнь человека может измениться в одно мгновение. Он сам был близок к тому, чтобы все потерять. Это заставило Патрика задуматься. Не стоит принимать жизнь как должное. Но как продолжать жить в вечном страхе? Патрик часто ловил себя на том, что стал чрезмерно осторожничать. Ему не нравилось, что Эрика ездит в машине одна с детьми. Он предпочел бы, чтобы она вообще не садилась в машину. И вообще ему было бы спокойнее, если бы она совсем не выходила из дома с детьми и не подвергала себя и их никакой опасности. Конечно, умом он понимал, что это безумие, но ничего не мог с этим поделать. Слишком близко оказался он к краю пропасти. Он чуть не потерял жизнь, чуть не потерял Эрику и близнецов. Их семья спаслась лишь чудом. Вцепившись руками в край стола, Патрик приказал себе дышать ровно. В последнее время у него часто случались приступы паники. Возможно, ему придется с этим жить. Но он справится. Главное, что у него есть семья.

– Как ты? – В дверях появилась Паула.

Патрик сделал еще один вдох.

– Все в порядке. Я немного устал. Ночные кормления и все такое… – Он выдавил улыбку.

Паула присела.

– Не ври! – взглянула ему прямо в глаза взглядом, не терпящим притворства и лжи. – Я спросила, как ты.

– Так себе, – неохотно признался Патрик. – Должно пройти время, чтобы все встало на свои места. Главное, что все здоровы. Кроме сестры Эрики, Анны, конечно.

– Как она себя чувствует?

– Неважно.

– Ей нужно время.

– Да, но она замкнулась в себе. Даже с Эрикой отказывается говорить.

– Что в этом странного? – спросила Паула.

Патрик привык к манере коллеги прямо выражать мысли. Она всегда говорила правду, а не то, что люди хотели услышать. И чаще всего оказывалась права.

– У вас двое детей, у нее ни одного. Неудивительно, что она не хочет общаться с Эрикой.

– Именно этого Эрика и боится. Но что нам делать в такой ситуации?

– Ничего. Сейчас ничего не делайте. У Анны есть семья, есть муж – отец ребенка. Сначала им двоим нужно вернуть взаимопонимание, а потом уже придет очередь Эрики. Как бы больно ей ни было, Эрике лучше оставить сестру в покое. Это не значит бросить ее. Достаточно того, что Анна знает, что она рядом.

– Я-то это понимаю, но как это объяснить Эрике? – Патрик сделал глубокий вдох; после разговора с Паулой ему полегчало.

– Мне кажется, что… – начала та, но ее прервал стук в дверь.

– Извините! – В комнату ворвалась Анника, лицо у нее пылало. – Нам только что позвонили из Фьельбаки. Мужчину нашли застреленным в своей квартире.

В кабинете повисла тишина. И сразу за ней последовала бурная активность. Буквально через пару секунд Паула и Патрик уже спешили в гараж. Анника тем временем стучала в двери Йосты и Мартина. Они должны были ехать следом.

– Выглядит потрясающе! – Эрленд довольно огляделся по сторонам и повернулся к Вивиан: – Недешево обошлось, конечно, но стоит каждой потраченной кроны. Коммуна должна быть довольна. Это будет грандиозным успехом. А учитывая, сколько денег ты вложила в этот проект, можно рассчитывать на хорошие доходы в будущем, когда проект окупится… А зарплаты у вас не слишком высокие? – с подозрением посмотрел он на молодую женщину в белом халате.

Взяв Эрлинга под руку, Вивиан отвела его к одному из столов.

– Не волнуйся. Мы следим за расходами. Андерс нам спуску не дает. Это благодаря ему мы добились такой выручки в спа-салоне «Свет» и смогли инвестировать средства в новый проект.

– Да, тебе повезло с Андерсом.

Эрлинг присел за стол в столовой, где уже был сервирован кофе.

– Кстати, Матте до тебя дозвонился? Он говорил на прошлой неделе, что ему надо кое-что обсудить с тобой и Андерсом.

Эрлинг потянулся за булочкой, но, откусив кусок, отложил ее на тарелку.

– Что это?

– Диетические булочки из отрубей.

– Хммм, – промычал Эрлинг, решив довольствоваться одним кофе.

– Нет, он не звонил. Но вряд ли это что-то важное. Он еще позвонит.

– Странно. Вчера он не пришел на работу. И больничный не брал. И сегодня его не было тоже.

– Наверняка ничего серьезного, – сказала Вивиан, беря булочку.

– Можно присесть с вами или голубки хотят побыть наедине? – спросил возникший словно из ниоткуда Андерс.

Оба вздрогнули от неожиданности, но Вивиан быстро собралась и с улыбкой показала брату на стул рядом с собой. В который раз Эрлинг поразился тому, как они похожи. Светловолосые, с голубыми глазами, у них даже губы были похожи: верхняя изогнута луком. Но если Вивиан была открытой и энергичной женщиной, к которой мужчин тянуло как магнитом, то брат ее был тихим и замкнутым человеком. Типичный аудитор, подумал Эрлинг, когда впервые увидел его на спа-курорте. Но он не видел в этом ничего плохого. Когда речь идет о больших деньгах, неплохо иметь в команде человека, который дружит с цифрами.

– Матс тебе звонил? Эрлинг сказала, что у него к нам есть вопросы.

Вивиан повернулась к Андерсу.

– Да, он заходил в пятницу, а что?

Эрлинг прокашлялся.

– Он упоминал в конце той недели, что есть что-то, чего он не понимает.

Андерс кивнул.

– Он заходил ко мне, и мы все прояснили.

– Замечательно. Тогда все в порядке, – довольно улыбнулся Эрлинг.

* * *

Пожилые мужчина и женщина стояли у подъезда, поддерживая друг друга. Патрик понял, что перед ним родители покойного. Это они обнаружили тело и позвонили в полицию. Патрик с Паулой вышли из машины и подошли к пожилой паре.

– Патрик Хедстрём, полиция Танума. Это вы звонили? – спросил он, хотя уже знал ответ.

– Да, мы.

Лицо у мужчины было мокрым от слез. Женщина уткнулась лицом ему в грудь, отказываясь поднимать глаза на полицейских.

– Это наш сын, – всхлипнула она, не поворачиваясь, – там, наверху…

– Мы поднимемся и посмотрим, что там произошло.

Мужчина попытался последовать за ними, но Патрик его остановил:

– Вам лучше подождать здесь. Сейчас приедет «Скорая». Она о вас позаботится. Паула пока побудет с вами.

Патрик кивнул своей коллеге, и та отвела пожилую пару в сторону. Сам он вошел в подъезд и поднялся на третий этаж. Дверь была открыта. Ему даже не нужно было заходить в квартиру, чтобы констатировать, что мужчина, лежавший на животе на полу, был мертв. В затылке у него зияло пулевое отверстие. Кровь и фрагменты мозга на полу и стенах давно застыли. На месте преступления нельзя было ничего трогать до прихода Турбьёрна Руда с его командой криминалистов. Сперва они должны осмотреть квартиру. Патрик решил, что лучше пока спуститься вниз и поговорить с родителями покойного. Спустившись вниз, Хедстрём поспешил к паре, которая вместе с Паулой общалась с врачом «Скорой помощи». Женщина, укутанная в больничное одеяло, рыдала так, что все тело сотрясала дрожь. Патрик решил сперва обратиться к мужчине, который, несмотря на слезы, не утратил контроля над собой.

– Мы нужны вам наверху? – спросил один из врачей.

Патрик покачал головой.

– Пока нет. Криминалисты уже едут.

Повисла тишина, нарушаемая только душераздирающим плачем женщины. Патрик подошел к ее мужу.

– Можно с вами поговорить?

– Мы хотим вам помочь. Но не понимаем, кто был способен…

Бросив взгляд на жену, мужчина пошел с Патриком к полицейской машине. Она же совершенно не замечала того, что происходит вокруг. Они присели на заднее сиденье.

– На двери написано «Матс Сверин». Это ваш сын?

– Да, но мы звали его Матте.

– А вас зовут? – Патрик быстро заносил ответы в блокнот.

– Гуннар Сверин. Мою жену зовут Сигне. Но почему?..

Патрик положил руку ему на плечо.

– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы поймать того, кто это сделал. Вы в состоянии ответить на пару вопросов, как вам кажется?

Гуннар кивнул.

– Когда вы в последний раз видели сына?

– В четверг вечером. Он ужинал у нас дома. С тех пор как Матте переехал в Фьельбаку, он часто у нас ужинает.

– Во сколько он ушел от вас?

– Он уехал около девяти.

– С тех пор вы виделись? Или говорили по телефону?

– Нет, не виделись. Сигне по природе очень мнительная. Она много раз пыталась до него дозвониться, но безуспешно. А я… я просил ее оставить мальчика в покое… – Гуннар смущенно вытер слезы рукавом куртки.

– Значит, никто не брал трубку? А на мобильный звонили?

– Да, но там был включен автоответчик.

– Это было необычно?

– Да, необычно. Сигне названивала ему часто, но Матте обладал просто ангельскими терпением, – Гуннар снова вытер слезы руками.

– Поэтому вы к нему сегодня поехали?

– Не совсем. Сигне сильно за него тревожилась. Я – тоже, но не хотел подавать виду. А когда позвонили из коммуны и сказали, что Матте не пришел на работу… Это совсем на него не похоже… Матте никогда бы не прогулял работу без весомой причины. Это у него от меня.

– А чем он занимался в коммуне?

– Он там работал главным бухгалтером. Устроился на работу пару месяцев назад и тогда же переехал в Фьельбаку. Ему повезло с местом. Работу в наше время найти трудно.

– А раньше он где жил? До переезда в деревню?

– В Гётеборге, – ответил Гуннар и продолжил: – Мы сами не понимаем, почему он вдруг решил сюда вернуться. Но с ним случилось кое-что ужасное незадолго до этого. Какие-то хулиганы избили его в городе. Матте несколько недель провел в больнице. Мы так волновались… А потом он вернулся в деревню. Мы так обрадовались! Особенно Сигне. Она была просто на седьмом небе от счастья.

– Известно, кто его избил?

– Нет, полиция их так и не нашла. Матте их не знал и потому не мог ни на кого указать. Но избили его ужасно. На нем места живого не было. Когда мы с Сигне приехали в больницу, то с трудом его узнали.

– Вот как? – ответил Патрик.

Он поставил восклицательный знак в блокноте рядом с записью об избиении. На это надо обратить особое внимание. Нужно позвонить коллегам в Гётеборг.

– Значит, вы не знаете, кто мог желать Матсу зла? Может, он с кем-то поссорился?

Гуннар покачал головой.

– Матте в жизни мухи не обидел. Он со всеми ладил. И все его обожали.

– А как у него дела на работе?

– Мне кажется, его все устраивало. В четверг он, правда, выражал кое-какие опасения. Но, может, мне это только показалось. Но он не говорил, что с кем-то ссорился или что-то подобное. Эрлинг не самый приятный тип, но Матте говорил, что тот безобиден и он знает, как с ним обращаться.

– А что вам известно о его жизни в Гётеборге? Друзья, подружки, коллеги?

– Немного. Матс не любил распространяться о своей личной жизни. Сигне пыталась вытянуть из него какую-нибудь информацию, но Матте молчал как рыба. Раньше он еще что-то сообщал нам о друзьях или приятелях, но эта предыдущая работа в Гётеборге отнимала у него все силы. Он, похоже, вообще перестал с людьми общаться.

– А что было по возвращении в Фьельбаку? Он наладил отношения со старыми друзьями?

Гуннар покачал головой.

– Нет, у него не было интереса к старым друзьям. Впрочем, их не так много здесь и осталось. Большинство уехали в город. Матте нравилось быть одному. Сигне очень из-за него переживала.

– Значит, у него не было девушки…

– Не думаю. Но мы и не могли знать: он нам ничего не рассказывал.

– Вас он со своими девушками не знакомил? – удивленно спросил Патрик.

Сколько же лет ему было? Патрик спросил, и Гуннар ответил. Оказалось, что Матте был ровесником Эрики.

– Нет, не знакомил. Но это не значит, что у него не было девушек, – добавил он, словно прочитав мысли Патрика.

– Хорошо. Если еще что-то вспомните, позвоните мне по этому номеру. – Патрик протянул визитку. – Все, что угодно. Любую мелочь. Нам нужно будет поговорить с вашей женой. И возможно, еще с вами. Вы не против?

– Нет, конечно, нет, – ответил Гуннар, принимая визитку.

Он выглянул в окно в поисках Сигне, которая наконец перестала плакать. Наверное, врачи ей дали успокоительное.

– Соболезную вашему горю, – сказал Патрик.

В машине повисла тишина. Что еще он мог сказать?

Как раз когда они выходили из машины, подъехал Турбьёрн Руд с командой криминалистов. Им предстояла трудная работа по сбору улик.

Впоследствии Энни недоумевала, как это она сразу не поняла, что за человек Фредрик. Но, вероятно, это было нелегко. Снаружи он казался таким правильным… Никто не ухаживал за Энни так, как Фредрик. Сперва она смеялась над его ухаживаниями, но долго противостоять его обаянию не могла. Фредрик ее баловал, брал с собой в заграничные поездки, где они останавливались в пятизвездочных отелях, поил шампанским, посылал цветы – причем в таком количестве, что их некуда было ставить. Она этого стоит, все время повторял Фредрик. И Энни ему поверила. Он быстро понял, чтоименно может произвести впечатление. Энни всегда была не уверена в себе. Ей нужно было слышать, что она особенная, что заслуживает лучшего. Откуда поклонник брал деньги? Энни никогда его об этом не спрашивала.

Ветер усилился, по Энни продолжала сидеть на скамейке с южной стороны дома. Кофе успел остыть, но она то и дело подносила кружку ко рту. Руки подрагивали. Ноги по-прежнему плохо ее держали, в желудке урчало. Энни знала, что это не скоро кончится. Так было и раньше.

…Постепенно она стала частью мира Фредрика – мира праздников, вечеринок, отпусков, красивых людей и шикарных вещей. Она переехала в его роскошный дом, без всяких сожалений оставив свою однушку в Фарсте. Разве могла она продолжать жить там, когда большую часть времени проводила в роскошной вилле Фредрика в Юрхольме? А когда Энни наконец поняла, чем занимается Фредрик, чем зарабатывает на жизнь, было уже поздно. У них были общие друзья, общий дом. У Энни было его кольцо на пальце – и не было работы, чтобы содержать себя, поскольку Фредрик не хотел, чтобы она работала. Но самое ужасное в том, что правда о его занятиях не стала для нее шоком. Энни быстро смирилась с тем, что он принадлежит к верхним слоям криминального мира и что всю грязную работу за него делают другие. К тому же это придавало остроты их отношениям. Она испытывала прилив адреналина, когда представляла, чем он занят по ночам. Разумеется, никто больше ничего не знал. Официально Фредрик занимался импортом вина. Его фирма приносила небольшой доход. У него имелся свой виноградник в Тоскане, и Фредрик планировал запустить вино под собственной маркой. Все это составляло прекрасное алиби. Порой Энни приходилось сидеть за столом за ужином с аристократами и успешными бизнесменами и удивляться тому, как легко они становились жертвами обаяния Фредрика. У них не возникало никаких сомнений в том, что свои огромные деньги он заработал сам – честным путем. Но, видимо, они верили в то, во что хотели верить. Как и сама Энни.

Все изменилось с появлением Сэма. Фредрик очень хотел сына. Это он настоял на том, чтобы они завели ребенка. Сама Энни сомневалась, что это хорошая идея. Ей до сих пор было стыдно за то, что она боялась испортить фигуру и не хотела жертвовать трехчасовыми ланчами с подружками и шопингом. Но Фредрик был непреклонен, и Энни неохотно согласилась. Но в ту же секунду, когда акушерка протянула ей Сэма, вся жизнь Энни перевернулась. Фредрик получил своего долгожданного сына, но потерял свое главное место в ее жизни. Это его, разумеется, не устраивало. Он начал безумно ревновать ее к сыну. Запретил жене кормить его грудью. Нанял няню, чтобы та ухаживала за Сэмом. Но Энни крепко стояла на своем. Елене она поручила стирку и уборку, а сама все время проводила в детской с Сэмом. Ничто не могло разлучить ее с малышом. И если раньше Энни не знала, куда себя деть, то теперь она обрела уверенность в себе и в своей роли в этой жизни – в качестве матери Сэма.

В ту же секунду, как у нее появился ребенок, Фредрик резко переменился. Если раньше Фредрик мог поднять на нее руку только навеселе или под кайфом и все дело ограничивалось парой синяков и разбитым носом, то теперь ее жизнь превратилась в ад. От этих воспоминаний к глазам подступили слезы. Руки дрожали так, что кофе пролился на брюки. Энни моргнула, смахивая слезы. Кровь. Сколько было крови… Воспоминания перемешались в голове, как негативы, наложенные один на другой. Фредрик пугал ее, доводил до отчаяния…

Энни резко вскочила. Ей нужно было быть с Сэмом. Она ему необходима.

– Сегодня воистину трагический день. – Эрлинг, стоявший во главе стола в конференц-зале, серьезным взглядом обвел всех собравшихся.

– Как это могло случиться? – Секретарша Гунилла Щелин с мокрыми от слез щеками высморкалась в платок. – Полиция ничего толком не объяснила, но, похоже, он стал жертвой преступления.

– Его убили? – спросил Уно Брурссон, откидываясь на спинку стула. Рукава его фланелевой рубахи были, по обыкновению, закатаны.

– Как я сказала, полиция не хотела спекулировать на этот счет, но они пообещали держать нас в курсе.

– Как это скажется на проекте? – спросил Уно, дергая себя за ус, как он всегда делал, когда волновался.

– Никак. Я отвечаю за свои слова. Матте почти не занимался проектом «Бадис». Он все предоставил нам. Поэтому мы будем действовать согласно плану, и я сам буду заниматься финансами, пока мы не найдем замену Матсу.

– Как вы можете говорить о замене в такой момент? – всхлипнула Гунилла.

– Успокойся, Гунилла. – Эрлинг не знал, как ее успокоить, тем более что ситуация была не из приятных. – Мы несем ответственность за коммуну, за жителей, за всех, кто вложил свою душу в этот проект, который принесет пользу всем вокруг. – Эрлинг сделал паузу, пораженный своей собственной находчивостью. – То, что случилось с Матсом, – трагедия. Он не должен был уходить так рано. Но жизнь на этом не остановилась. Шоу продолжается, как говорят в Голливуде.

В зале повисла тишина. Последняя фраза показалась Эрлингу особенно удачной. И он решил ее повторить. Выпрямив спину и выпятив грудь, с сильным богусленским акцентом произнес:

– Шоу продолжается, народ. Шоу продолжается.

Они сидели с опущенными головами друг напротив друга за столом в кухне. В таком положении они пребывали с тех пор, как любезные полицейские отвезли их домой. Гуннар хотел вести сам, но они настояли. Машина осталась на парковке у дома Матте, и придется идти за ней пешком. Но тогда по дороге можно заглянуть…

У Гуннара перехватило дыхание. Как он мог так быстро забыть – как он вообще мог забыть, хоть на мгновение забыть, – что Матте мертв? Они же сами видели его там в коридоре на ковре, сплетенном Сигне в то время, когда она увлекалась плетением. Он лежал на животе, а в затылке у него зияла рана. Как Гуннар мог об этом забыть?

– Поставить чайник? – нарушил тяготившую его тишину Гуннар; в кухне слышался только стук его собственного сердца, и он готов был на все, лишь бы не слышать этот стук, напоминавший ему, что он жив, в то время как его сын мертв.

– Я налью тебе тоже, – добавил он, так и не дождавшись ответа от Сигне. Она по-прежнему находилась под воздействием успокоительного. Сидела совсем тихо, сцепив руки, и смотрела перед собой невидящим взглядом.

Гуннар действовал на автомате: вставил фильтр, налил воды в кофеварку, открыл банку с кофе, отмерил сколько нужно, нажал на кнопку. Кофеварка тут же зашипела и забурлила.

– Хочешь что-нибудь к кофе? Кусочек сахарного пирога?

Его голос звучал удивительно спокойно. Гуннар достал из холодильника вчерашний пирог, испеченный Сигне, осторожно развернул пластик, положил на доску и отрезал два кусочка. Разложив по тарелочкам, одну поставил перед Сигне, а другую – перед собой. Она не отреагировала, но Гуннар решил не обращать на это внимания. Звон тарелок и шипение кофеварки заглушали стук сердца – хотя бы ненадолго, – и это успокаивало. Когда кофе был готов, Гуннар потянулся за чашками и налил обоим. С каждым годом привычки становились все сильнее, и у них даже были любимые чашки. Сигне всегда пила из хрупкой фарфоровой чашечки с розочками вокруг канта, а сам он предпочитал грубоватую керамическую кружку, приобретенную на автобусной экскурсии в Грэнну. Гуннар пил свой кофе черным с одним кусочком сахара, Сигне – с молоком и двумя кусочками сахара.

– Держи, – сказал он, ставя перед женой чашку.

Сигне не шевельнулась. Нервничая, Гуннар сделал слишком большой глоток, и горячий кофе обжег ему горло. Он закашлялся. Потом попробовал пирог, но кусок застрял в горле и все рос и рос, превращаясь в один огромный комок из теста и сахара. Гуннар начал задыхаться. Он бросился в туалет, чтобы выплюнуть этот комок, становившийся все больше и больше. Рухнул на колени перед унитазом, наклонил голову – и его стошнило. Он видел, как кофе и крошки от пирога исчезают в зеленой от чистящего средства воде: Сигне настаивала на том, чтобы в туалете всегда была чистота. Опустошив желудок, он снова явно уловил стук сердца. Тук, тук, тук… Гуннара снова стошнило.

Сигне к кофе так и не притронулась.

Обследовать квартиру Матса Сверина они закончили только к вечеру. На улице еще было светло, но количество полицейских в квартире уже уменьшилось, и видно было, что они заканчивают работу.

– Заканчиваем, – сообщил Турбьёрн Руд. Вид у криминалиста был усталый. Хедстрём много раз работал с Турбьёрном и его командой и испытывал к седому мужчине с бородкой огромное уважение.

– Как думаешь, когда будут результаты вскрытия? – поинтересовался он, устало потирая переносицу. День выдался долгий.

– Спроси у Педерсена. Я не в курсе.

– А какие предварительные выводы? – поежился от холодного ветра Патрик. Он плотнее затянул куртку на груди.

– На мой взгляд, все просто. Выстрел в затылок – немедленная смерть. Пуля застряла в голове. Обнаружена гильза от девятимиллиметрового пистолета.

– Какие-нибудь следы в квартире?

– Мы сняли отпечатки пальцев и образцы волокон. Будь у нас подозреваемый, дело пошло бы быстрее.

– Если он, конечно, оставил после себя отпечатки пальцев, – заметил Патрик.

Он по опыту знал, что одних данных криминалистов недостаточно для раскрытия преступления, часто все зависит от удачи. В квартирах всегда было полно отпечатков друзей, родственников, любовников… Как вычислить среди них преступника и доказать его вину?

– Не рановато ли для пессимизма? – Турбьёрн пихнул Патрика в бок.

– Виноват, извини, – усмехнулся тот. – Я устал.

– Ты ведь не перенапрягаешься? Я слышал, у тебя был срыв. К таким вещам нужно относиться всерьез.

– Ты прав, – пробормотал Патрик. – Это мне предупреждение.

– Правильно. Ты же у нас еще не старик. Еще много лет проработаешь в полиции, если будешь беречь себя.

– Что вы обо всем этом думаете? – сменил тему Хедстрём, которому не нравились разговоры о его здоровье: слишком жива была в памяти та боль в груди.