Текст книги "История Варлаама (Скитник)"
Автор книги: Камиль Зиганшин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
Он был неприхотлив в быту и приладил лачугу у подножья хребта на горном ключе под серой, покрытой лишайниками скалой. Место это в скиту называли Верхи. Было оно в трех верстах, считая по полету птицы.
Половину стен обители занимали полки с книгами старинного письма завещанные Варлааму князем Константином, а вторая половина была заставлена его собственными рукописями о взаимосвязи явлений природы, способах изгнании хвори, укрепления духа и тела.
Обитель свою отшельник держал в чистоте и опрятности.
Заключившись в тесном мирке он усмирял плоть, возвышал душу. Ходил босым, мороза не боялся. Не ел неделями. Часами молился, погружаясь в созерцательное богомыслие.
Он так овладел своим телом, что, сидя на ледяном ветру, не чувствовал холода. Даже наоборот – добивался такого состояния при котором ощущал тепло, а снег вокруг него начинал подтаивать. В скиту, где его очень почитали, стали поговаривать, что сие доступно только снятым.
Живя к уединении, он имел возможность гораздо больше времени посвящать наблюдениям за различными явлениями природы и, обладая богатыми знаниями, имел склонность обобщать. Наперед знал каким будет лето, осень, зима, на что будет урожай. когда сеять рожь.
Но полного уединения не получалось. Скитожители часто приходили к нему: кто за советом, кто за снадобьями, кто укрепиться в вере.
Самым желанным посетителем для Никодима был его любимый внук частенько наведывавшийся к деду в последние годы как правило на белоснежном лосе.
Размышляя о смысле жизни человека на земле отшельник пришел к пониманию того. что он достаточно прост и заключается в том, чтобы оставить после себя просвещенное потомство, воспитанное в строгом следовании заповедям Христа.
Поэтому Никодим посвящал воспитанию и просвещению внука много времени. Вначале, пока тот был помладше учил его читать, писать – потом стал давать уроки.
С грустно-задумчивым выражением лица едва уловимым сквозь густые заросли бороды он рассказывал внуку о Христе, о заповедях, о расколе и сметном времени.
– Мир донельзя изалчился сынок. Бога в людях не стало. Совесть потеряли. Ты не забывай: все бренно – и плоть и творения людей. Одна душа бессмертна. Держи ее в чистоте, не пятнай, чтобы не гореть в аду за грехи, а вечно блаженствовать в царствии небесном.
– Вот бы взглянуть хоть одним глазком на это царствие.
– Чтобы исполнить сие желание в Христово Крещение на небо гляди, глаз не спускай. Как насупит момент самого Крещения, так небо на один миг растворится. Не пропусти. Молись Богу и проси чего желаешь – все покажет, все даст.
Малыш усердно корпел над старыми книгами. Он любил разглядывать темные кожаные корешки, трогать медные и серебренные пластины и накладки дорогих напрестольных Евангелий, вдыхать ни на что не похожий запах кожаных переплетов. Он с малых лет полюбил ходить к "деду Никодиму". Относился к нему с детским обожанием, считая деда самым мудрым, самым бесстрашным, самым всесильным.
Простота и непринужденность отношений способствовали их крепкой дружбе. Корней помогают поддерживать хозяйство и быт деда – главным образом помогал заготовлять на зиму дрова, орехи, ягоды, копать корни, собирать лекарственные травы, а сам получал уроки миропонимания, истории предков. Учил грамоту, лечения людей, зверей.
В одно из посещений подарил любимому деду щенка.
Старец сидел у входа в лачугу и, услаждая душу созерцанием протекавшей жизни, прел на солнце.
К нему, по лежащему на земле стволу громадной лиственницы, подбежал коричневый с черными полосками на спине симпатяга бурундучок и, попискивая, принялся клянчить угощение.
Отшельник вывалил ему горку кедровых орешков и с улыбкой наблюдал как зверек торопливо набивал защечные мешки орешками. Он набил их так туго, что растянувшиеся отяжелевшие мешочки тянули головку вниз, а бурундук все продолжал запихивать лакомство до тех пор пока орешки не стали сами вываливаться изо рта. Только после этого он смешно, ковыляя, понес драгоценный груз к своей норке.
Прибежавший в гости ловкий мальчуган сбил камнем одного рябчика. Запек на костре вкусную тушку и подсел к деду.
–Перекусим, деда, – предложил он.
Отшельник так поглядел, что у Луки одеревенели руки и голову в жар бросило.
–Чего ты. деда?
–Почто тварь божью заглубил? Оне нам суть братья. Целыми днями взор радуют, а ты удаль свою ненужную показываешь.
–Так пометь ведь надо.
–Хочешь есть – вона орехов в бочке возьми или голубики с брусникой из ямы достань. Не хватит, так нолей сливок из кедровых орешков – вчера приготовил. И больше у меня не безобразничай! Все жить рождены и только Господь вправе жизни лишить.
В молодости я тоже ловким добытчиком был. Но как-то, лет сорок тому назад, сидел я на зорьке в кустах на берегу озера. В Расеи это еще было. Прилетела парочка крякв: самец с самочкой. И так они нежно обхаживали друг дружку, такая радость и любовь была в их плескании, такое счастье, что подниму ружье – а стрелять не могу. Этот случай глубоко запал в душу: внутри словно все перевернулось. Охоту бросил. Не могу живую тварь убивать. Лучше глядеть на них. До чего некоторые твари красивые и умные! У каждого зверя свой характер, свой порядок, привычки. У волков особенно строго н разумно все построено.
Ты внимательней гляди – многое увидишь и поймешь! Под живот жизнь не подлаживай, – плавно и мерно наставлял Никодим.
Всевышний всякому человеку дает предостережение и вразумление. Надобно только уметь замечать и понимать их. Не строй жизнь на корысти и тогда многое тебе откроется. Меня самого в младые годы Господь неединожды вразумлял, наставлял на путь истинный, да я не слушал и не слышал. Много бед повлекло это. Слава Богу святой Варлаам глаза открыл.
Ты, главное, имей терпение, в я научу тебя в травах разбираться, снадобья от болезней готовить, правильно их применять. Вот сейчас, к примеру, после Тихона, в пору когда солнышко по дольше всего по небу катится и певчие пташки затихают, травы собирать в самый раз. От долгого солнца и дневного света господня все они полных соком наливаются и вплоть до Иванова дня п целебном соку стоят. Лучше всего по росс травы рвать, корни копать, цветы собирать – высшая мера целебности тогда в них наложена.
Нет на земле ни единой былиночки, которая бы на пользу человеку не была создана. Во всякой травке, во всяком цветочке великая сила заложена Создателем. Когда будешь те травы собирать, корни копать пренепременно поблагодари Господа за милость.
Со стороны давеча скатившейся со склона каменной осыпи доносилось тоненькое поскуливание. Первым его уловил чуткий Лютый. Он остановился и покроив ушами подбежал к камням. Подошедший следом Корней начал разбирать груду обломков. Между камней показалась рыжая шерстка.
Освободив скорчившуюся от боли бедную кумушку из плена Корней положил ее на траву, погладил но спине, – "Ну, беги, рыжая!"
Лиса попыталась встать, но, сморщив морду от боли, снова легла: лисы, подобно волкам, переносят боль молча.
Мальчик с рысью переглянулись – надо выручать. И понесли жалобно постанывающего зверька в скит.
3олотогрудка оказалась на редкость живучей. Прошла неделя или немногим более, как она практически поправилась: поврежденные кости срослись, ушибы зажили.
Она выловила всех мышей сначала в сарае, а потом на всем подворье.
–
До этого он, представляя себя охотником, постоянно тренировался в выслеживании и скрадывании дичи и настолько преуспел в этом, что мог подходить незамеченным к зверю на расстояние нескольких шагов.
Чуткие олени, остерегаясь нападения, поочередно отрывали головы от сочного корма и осматривались кругом.
Корней, стараясь не спугнуть их, крадучись зашел с подветренной стороны и бесшумно, как тень, переходил от дерева к дереву под прикрытием кустов можжевельника. Табун был уже совсем близко.
Теперь главное не обнаружить себя. С этой минуты все движения мальчика сделались так медленны, что стали едва заметны. В то же время мускулы от напряжения вибрировали, сердце билось учащенно. Между охотником и крайнем оленем оставались лишь два поваленных друг на друга обомшелых ствола, но полоса тумана, ползущая по склону, мешала целиться.
Нервы напряглись до предела. И в эту самую минуту невдалеке раздался треск ветки. Олени встревожились. Охотник замер в неудобной позе, затаив дыхание.
Табун, дружно поводив носом по ветру и не обнаружив ничего тревожного, понемногу успокоился. Наступило самое решительное мгновение. Пользуясь тем, что баловник ветер, качнув ветви, зашелестел листвой, человек бесшумно, как змея, скользнул через завал и очутился в 10 саженях от цели.
Осторожно выглянув из-за куста, натянул тугую тетиву, тщательно прицелился и лишь только косуля опустила голову, чтобы отщипнуть травы, выпустил стрелу. Олень упал не сделав ни шагу – стрела пронзила сердце.
Растерявшийся табун в течении какого-то времени стоял неподвижно, насторожив уши и оглядываясь, и вдруг, словно подхваченный внезапным порывом ветра, унесся в чащу.
Добытый олень был довольно упитанным, но шкура оказалась вся в дырочках проеденных верткими личинками оводов.
За спиной склонившегося над добычей охотника послышалось хриплое сопение. Корней резко обернулся. На него шел медведь, который, как оказалось, тоже скрадывал оленей и был разъярен тем, что его добычу перехватил прямоходячий.
Он угрожающе рыкнул, давая понять, что готовится к нападению, но человек стоял как вкопанный не сводя со зверя спокойного и уверенного взгляда. Это несколько остудило косолапого и он сменил ярость на более разумную осторожность: стоит ли нападать на существо способное с такой легкостью поразить оленя даже не приблизившись к нему.
Смешавшийся медведь, раздраженно рявкнув, повернул назад. Но, даже удаляясь, он то и дело с вызывающим видом оглядывался видимо все еще надеясь, что человек испугается и оставит добычу ему.
Гордый двойной победой Корней закинул оленя на плечи и пошел в скит.
Ему не терпелось похвалиться перед всеми своим трофеем. Теперь праведник Маркел три дня никому не даст благословения бить зверя: добытого мяса вполне хватит на этот срок.
Всю дорогу парнишка чувствовал, что его кто-то преследует. В очередной раз остановившись на тропе он прощупывал цепким взглядом кусты и деревья и, убедившись, что вокруг ничего подозрительного, продолжил путь. И все же уверенность, что за ним следят, не покинула его.
–Неужто медведь надумал отнять оленя? Вряд ли. Корней неплохо знал повадки и нравы обитателей тайги и мог почти безошибочно предвидеть их поведение в той или иной ситуации. Поэтому он нисколько не сомневался, что это не медведь – тот свой выбор уже сделал. Тогда кто же? И еще он хорошо знал, что ни один зверь не будет без крайней нужды ссорится с человеком, так как они признают его особое превосходство зачастую даже не в силе, а в чем-то им самим недоступном.
До самого скита Корнея не покидало ощущение взгляда невидимки, но он так и не узнал, что за ним всю дорогу следовал волк.
А у того вдруг появилось странное желание последить за человеком. И, надо признать, проделал он это с замечательной осторожностью.
Было очень жарко. В восточной части впадины речка, сбегая с гор, образовывала восхитительный по красоте каскад мощных водопадов. Прорываясь сквозь щель в горном плато она породила этот каскад состоящий из семи чаш с клокочущей водой соединенных между собой короткими кусками пологого каменного русла сплошь покрытого крупными обломками камня.
И сейчас, выполнив все задания отца по хозяйству, Корней побежал на глубокие водобойные ямы покупаться. Хотя они были очень далеко ,парнишка с удовольствием уходил туда как только предоставлялась возможность.
Еще будучи малолеткой он обнаружил этот каскад. Вода здесь была настолько холодна, что никто из скитских купаться в ней не отваживался. Корней ходил сюда не столько даже купаться(были места и поближе), сколько полюбоваться на это фантастическое, особенно в солнечную погоду, зрелище.
Уже за версту от него доносился шум, а когда до каскада оставалось полверсты воздух уже начинал сотрясать утробный многоголосый гул. Отполированные скалистые берега речки не просыхали от влаги.
Над самым буйным верхним водопадом стояли вытянутые вдоль русла клубы водяной пыли. В них весь день трепетала живая многоцветная радуга.
Когда ветер задувал с речки, Корнея обдавало влажной пылью, вздрагивали висевшие рядом в воздухе стрекозы. Дальше, вниз по течению над остальными водопадами каскада сверкали радуги.
Более высокий, противоположный от Корнея берег весь в круглых дырочках стрижиных гнезд. Но их криков не слышно в этом реве. Только черные молнии красиво резали круто загнутую разноцветную дугу.
Соревнуясь со стайкой форелей Корней переплывал по бурному потоку из одной каменной чаши в другую. Утомившись, лег на обласканный солнцем широкий плоский валун и продолжал наблюдать за этой неутомимой стайкой форели.
Пора было возвращаться. Выходя на берег он чуть не наступил на белый пушистый комочек. Отдернув ногу Корней разглядел в траве сначала рысенка, а потом и его маму.
Его удивило, что мать никак не отреагировала на него. Даже не подняла головы. Такое безразличие показалось ему странным. Корней наклонился и понял, что рысь мертва.
Что же делать с котенком? Пропадет ведь. Может он не один? Мальчик обшарил вокруг траву, но больше никого не обнаружил.
Когда он стал брать малыша тот зашипел и острые, как иглы, зубки котенка впились в палец.
–Ишь, ты, какой лютый!
Приятно было держать в руках это крохотное создание, живой комочек пахнущий молоком и травой с мягкой шерстью на тельце. Рысенок, поняв, что его уносят от матери отчаянно завопил.
Во дворе Корней подсунул котенка ощенившейся собаке с щенками. Рысенок быстро освоился и воспринимал щенят как братьев, но особенно подружился и чаще всего затевал возню с Простаком. В начале своим поведением он мало отличался от щенят, но к зиме у него все чаще стали проявляться повадки дикой рыси. Он мог затаиться на крыше сарая или на нижней ветке дерева и спрыгнуть на ничего не подозревавшего "брата", проколов при этом шкуру до мяса. Собачата стали ходить по двору с опаской поглядывая вверх.
В один из весенних дней Корней обратил внимание что Лютого не видно во дворе. С начала он не придал этому особого значения предполагая, что тот как всегда где-то затаился. Но рысенок не появился ни на второй, ни на третий день. Расстроенному Корнею мать сказала:
–Успокойся, сынок. Это же зверь. Его место в лесу.
Рысь взобралась на склонившуюся над заячьей тропой лесину и распласталась на ней суковатым наростом. Бежавший заяц вовремя распознал в наросте хищника и метнулся в сторону. Рысь, в отчаянном прыжке пытаясь достать его ,попала головой в узкую, упругую развилку молодой березы и застряла. Попытка освободиться лапами привела к тому, что шее защемило еще сильнее. Зверь едва переводил дыхание.
Корней, привлеченный шумом, незаметно подкрался и ,о ужас! Увидел подвешенного за голову Лютого. Полузадушенный кот уловил запах приближающегося мальчика и лишь слабыми движениями хвоста просил о помощи. Тот немедленно бросился спасать воспитанника. Отрубив топором боковую ветвь вытащил Лютого из западни.
Рысь тяжело дыша лежала на земле и не сводила благодарных слезящихся глаз от спасителя. Корней сидел на корточках рядом и успокаивая гладил по спине.
Наконец, придя в себя Лютый поднялся и, всячески стараясь выказать свои чувства, принялся облизывать ему руки, тереться об ноги.
–Ну, ладно, дружок, вижу ты ожил. Я пойду домой, а ты давай отдыхай.
Но преисполненный благодарностью кот все-таки проводил Корнея.
Через несколько дней они вновь встретились и Корнею показалось, что Лютый поджидал его специально.
С тех пор они виделись довольно часто и Корней даже постепенно приучил зверя приходить на свист. Кот оказался существом весьма разумным. Они часто беседовали. Внимательно слушая мальчика ,кот басовито мурлыкал, как бы соглашаясь со всем сказанным. Иногда им и не было необходимости разговаривать: они понимали друг друга по выражению глаз, движению тела. С каждым днем Корней все больше ценил Лютого за сообразительность и преданность.
В один из дней, удачно поохотившись, Лютый задрал лосиху и, гордый крупной добычей, привел друга к мясу. Неподалеку от лосихи ,за кустами, кто-то шевельнулся. Раздвинув ветви Корней обомлел. Перед ним был новорожденный лосенок очень странного цвета. Лосята, которых он видел до этого были одинаково буровато-коричневые. Этот же совершенно особенный – его покрывала белая как снег шерстка которую, судя по всему ,мать даже не успела как следует облизать.
Увидев мальчика лосенок обрадованно вскочил и уставился на него своими громадными доверчивыми глазами.
Корней накинулся на Лютого.
–Ну и чем ты хвалишься, паразит окаянный?! Видишь, что натворил? Дите без матери осталось! Кто растить будет? Ты что ли? Да и куда тебе столько мяса? Ел бы своих зайцев!
Обиженно прижав уши кот отошел и хмуро поблескивал исподлобья глазами. Но через несколько минут все же тихонько приблизился к Корнею возившемуся с лосенком, тщательно обнюхал малыша и лизнул его в морду. Малыш, слегка покачиваясь на своих тоненьких ножках, потянулся к Лютому. И тот, как бы прося у лосенка прощения, своей красной теркой языка чисто вылизал нежную шерстку.
В скиту встретили появление необычного лосенка с суеверным страхом. Надо сказать, что почти в каждом подворье всегда жило разное зверье. Одни подрастая, другие залечивая раны. Уходили, а на смену мальчишки опять кого-нибудь приносили. Но белых лосят не видел никто даже из стариков. И это пугало скитников. "Выродка принес. Как бы беда не случилась."
Корнея разговоры раскольников не задевали. Он считал, что никакого греха в таком цвете нет и что гораздо больший грех – бросить беспомощного малыша в тайге.
Он возился с ним как самый нежный папаша. Но когда у них на дворе появлялся Лютый лосенок явно отдавал предпочтение коту. Он так и считал его своим родителем и пока кот был рядом никого другого не признавал. Надо сказать что и кот любил малыша и опекал его как мог.
Как-то на лесной полянке лосенок пасся пощипывая мягкими губами сочную траву. Корней лежал неподалеку и жевал дикий чеснок, наблюдая за парящим в восходящих потоках орлом. Тот величаво кружил над гарью поросшей багульником. Круги медленно стягивались все туже и туже. В какой-то момент орел сложил крылья и камнем упал в кусты и почти сразу взлетел. Мерно взмахивая крыльями птица набирала высоту держа в когтях зайца.
Проводив пернатого взглядом Корней приподнялся чтобы взглянуть на лосенка и был поражен, увидев мирно сидящего возле его голенастого друга крупного волка. Тот не проявил ни тени беспокойства при виде уставившегося на него мальчика и продолжил невозмутимо разглядывать их обоих.
Корней пришел в прекрасное расположение духа – "наверное это наш Снежок так хорошо действует на волка", -подумал он и даже рассмеялся от этой мысли.
Лосенок недоуменно покрутил большими ушами и уставился на волка грустными-грустными окаймленными толстыми редкими ресницами, темно-синими глазами.
Серый медленно с достоинством поднялся и не торопясь удалился.
Снежок подрастал – прямо на глазах превращаясь из маленького лосенка в статного великана. Летом, как правило, он пасся неподалеку от скита, а зимой иногда и ночевать приходил в клеть, где специально для него держали сено.
Когда Снежок слышал призывное улюлюканье или пронзительный свист Корнея он сразу же бросался на его зов не разбирая дороги, тараня своей мощной грудью подлесок и легко перепрыгивая через огромные валежины, стремясь опередить Лютого и примчаться первым.
Корней запрыгивал ему на спину и они отправлялись в лес. Эти прогулки им всем троим очень нравились.
Во время таких вылазок Корней, сидя на спине великана Снежка, ласково поглаживал ему бока и почесывал за ушами. В такие минуты лось
замирал от удовольствия, а Корней подгонял его -"давай шагай, шагай, ишь расквасился, от Лютого отстанем!" Мягкая отвислая губа лося обиженно расползалась, но он все же прибавлял шаг.
Постоянное общение со своими дикими друзьями постепенно вырабатывало у Корнея способность по выражению глаз, морды, движению ушей, хвоста, повороту головы и еще чему-то неуловимому понимать мысли и желания сначала только Лютого и Снежка, а потом и других зверей. В его голове все это звучало как слова произносимые ими.
Каждый год, с наступлением звездных и темных августовских ночей, в тайге то здесь, то там слышался низкий трубный рев бородатых лосей беспокойно рыскавших по тайге в поисках застенчивых невест, прячущихся в чаще и только редким нежным фырканьем выдающих себя.
В такие дни Снежок надолго пропадал и сколько не пытался звать его Корней, он не являлся.
Как-то в эту пору Корней, колотивший орехи, задержался и возвращался домой по темноте. Неподалеку раздался рев. Ему откликнулся второй. Корней его сразу узнал – Снежок!
Бесшумной рысцой он пустился к месту ожидаемой встречи быков и вскоре уже слышал не только сухой стук рогов, но и яростное фырканье и храпенье. Потом послышался нарастающий треск ветвей и мимо Корнея по тропе пронесся ,с широко раздутыми ноздрями и свисающей с губ пеной, побежденный.
На вытоптанной полянке стоял белоснежный красавец. Он торжествующе взирал на беглеца и был вдвойне горд собой от того, что есть свидетель его триумфа – стройная важенка тихонько приближалась к нему. Снежок победно хоркнул и она отозвалась ему мычанием. Встав рядом они принялись нежно покусывать друг дружку за уши, за холку. Терлись скулами, пофыркивали, перешептывались и улыбались. Они были счастливы и не замечали ничего вокруг.
Корней, гордясь победой своего питомца и радуясь за него, тихонько, чтобы не мешать влюбленным отправился своей дорогой.
Незаметно подкралась осень. Тонкий запах вянущих листьев пропитал воздух. Спокойные зеленые тона впадины и склонов хребтов сменялись разноцветной мозаикой. Заполыхали багрянцем рябины. Оранжевыми кострами загорелись лиственницы. Кроны берез начали отливать медью. Среди этих разноцветных ковров возвышались густые зеленые сосны, украшенные смолистыми шишками. Выше по склонам и в хитросплетениях ущелий темнели мрачные ели и пихты.
Лиса чрезвычайно легка и проворна в своих движениях. Если волк достигает свою добычу силою и неутомимостью, то лисица – хитростью и сметливостью.
Как-то лиса поймала ежа, он тотчас свернулся в клубок и выставил свою острую щетину. Лиса долго катала ежа по земле, надеясь, что еж ослабеет и раскроется, но бедняга крепился и не поддавался ее уловке. Тогда лиса положила ежа на спину и помочилась на него. Ёж тотчас раскрылся и попал в зубы.
Несколько лет до этого Корнею пришлось наблюдать за другой сметливой кумушкой. Та, будучи ленивой к труду не стала рыть нору, а пользуясь смекалкой поступила неблагородно по отношению к барсуку. Изгнала лесного простачка нагло воспользовавшись его кровавыми трудами.
Так как барсук сильнее лисы, она чтобы изгнать хозяина начала действовать на нервы ему разными способами: подбегала к норе и лаяла, разрывала лапками от норки, а когда барсук уходил на охоту, забиралась в нору и оставляла там свои зловонные испражнения. Барсук животное очень опрятное, любящее чистоту. Он брезгливо, через силу, очищал свою квартиру, но в очередную отлучку лиса повторяла проделку.
Беспокоя таким образом барсука день ото дня лиса достигла своей цели. Барсук, потеряв терпение, раздраженно хрюкая оставил свое прежнее жилище и сделал поодаль новую квартиру.
Бессовестная лиса убедилась, отыскав по следам новую барсучью квартиру, что хозяин оставил старое жилище и преспокойно поселилась в захваченном доме.
В один из зимних солнечных дней, возвращаясь от деда, увидел, что прямо на него, не таясь, бежит острорылая лиса. Он несколько опешил от удивления. "Уж не златогрудка ли это? Да больно красива!"
Красновато-медное пышное веретено, сияя на солнце, не колыхаясь плыло к нему над белоснежной пеленой среди стройных елочек. Невесомый, воздушный хвост кокетливо стелился следом.
От солнца и огнедышащего сияния Корней оглушительно чихнул сшибая иней с бородки. Лиса, ничуть не испугавшись, подбежала и встала рядом стараясь заглянуть ему в глаза. Корней склонился к ней – "Признала, красавица". И стал ласково гладить ее.
Лиса лизнула руки и заходила между ног терясь боками. От радости душа Корнея возликовала.
–Надо же, какая благодарная тварь! Как это хорошо, что мы тогда не дали сгинуть такой красоте!
Выразив свои чувства лиса еще с километр бежала рядом, ставя задние лапы точно в след передних, а потом также неожиданно исчезла.
Заяц почуял непогоду заранее. Не мешает перекусить, а потом спокойно отсидеться в снежной норе.
Косой привстал на задних лапах, пошевелил длинными ушами, нацеленными кверху, покосил выпуклыми глазами по сторонам. Все спокойно. Заяц подпрыгнул и мягкими, короткими скачками направился в осинник отведать любимого лакомства: горьковатой мягкой коры.
Широко опушенные лапы не нарушали утрамбованный на тропке снежный покров. В заячьей столовой уже собралось много приятелей. Они весело потрапезничали, поиграли в догонялки. Потом, сытые и довольные разбежались по укромным уголкам.
Звонко щелкнул промороженный ствол. Заяц вздрогнул. Пробежавшись по дальней тропке несколько раз он сделал скидку, петлю, снова скидку, пробежку и вдруг громадным прыжком сиганул в сторону и погрузился в снег среди торчащих из него верхушек кустарника.
Лютый, часто заглядывавший в осинник за зайчатиной и заодно проведать Снежка с семейством, издали заметил под снегом кончики ушей. Беляк! И стал тихонько подкрадываться.
Чуткий косой услышал легкое похрустывание сминающихся снежинок, выскочил из убежища и припустил так, что за ним потянулся белый снежный шлейф от взбитого задними лапами снега.
Белый комочек домчался до обрыва и покатился с него кубарем. Внезапно его пронзила острая боль– заднюю лапу, угодившую в чуть присыпанную снегом боковую ветвь черемухи, резко дернуло и она выскочила из сустава. Косой беспомощно растянулся на снегу и пронзительно заверещал от боли.
Лютый подбежал и растерянно уставился на жалобную мордашку зайца. Слегка тронул его лапой. Заяц съежился и тоненько заплакал.
Вспомнив, что вот также плакала и не убегала Златогрудка, кот, желая заслужить похвалу от своего друга, осторожно прихватил пастью зайца за загривок и понес его к Корнею. Бедный заяц от ужаса перестал шевелиться и только изредка всхлипывал.
Увидев Лютого с зайцем в пасти Корней решил, что тот решил поделиться с ним очередной добычей, но когда Лютый, положив живого зайца на снег отошел в сторону, Корней с удивлением увидел, что косой жив , но двигаться не может.
–Так ты брат никак в доктора метишь?! Надо же, какой умница!– и ласково обнял кота,– Давай теперь вместе лечить бедняжку.
Кот в ответ, словно соглашаясь, громко заурчал.
В небе играла счастливая пара орлов. Птицы то догоняли один другого, то взмывали под небеса так высоко, что становились чуть видными, то пикировали вниз, пока, устав, не опустились на гору Медведь. Влюбленная пара, тесно прижавшись и оцепенев, подобно каменным изваяниям, надолго замерла на зазубрине скалы и зорко поглядывала вдаль.
На взгорбленном гребне холма громоздились друг на друга серые зубчатые скалы. Когда-то орлам приглянулось это уединенное место и они устроили на вершине одной из этих скал, между двух уступов, гнездо. Это сооружение являло собой огромную кучу из веток вперемежку с перьями и костями. Подстилкой орлам служил мягкий мох и пахучие веточки багульника. Гнездо было расположено достаточно высоко, чтобы обозревать окрестности, но почти не заметно со стороны.
В один из дней в гнезде появилось большое белое яйцо. Через неделю к нему прибавилось второе. Теперь орел парил один. Высмотрев подходящую живность он камнем кидался вниз и, на короткий миг коснувшись земли, поднимался с добычей, мерно взмахивая крыльями и устремлялся к сидящей на гнезде подруге.
Орлица иногда сходила с гнезда и на два белых яйца спешил присесть сменявший ее орел. А она разворачивала огромные крылья-паруса, потягивалась и взмывала в небо немного размяться на просторе.
Настал день, когда скорлупа одного из яиц треснула и мать помогла первенцу выбраться на свет.
Боже! До чего он был жалок и безобразен! Как дрожало его тельце! Но огромный клюв-кулек уже раскрыт и ждет пищи.
Накормив птенца орлица прикрыла его теплой грудью.
Вскоре вылупился и второй.
Птенцы были необычайно прожорливы и беспрерывно требовали новых порций мяса. Чтобы заполнить их бездонную утробу один из родителей всегда находился на промысле и без устали таскал то тетеревов, то зайцев и прочую живность. Отдавая куски мяса родители опускали их в постоянно разинутые рты.
Не напрасно так обильно кормили птенцов их заботливые родители. Росли они на радость старшим не по дням , а по часам. Быстро покрывались теплым и густым пухом. Чем они становились крупнее, тем требовательней тянули шеи с разинутыми ртами, выпрашивая добавки. Уставшие родители увертывались, уклонялись, но уступая настойчивости птенцов, отправлялись на поиски добычи уже вдвоем.
Когда солнце пекло особенно сильно. один из орлов вынужден был оставаться в гнезде, и, расправляя зонтом крылья, делал на птенцов тень. Таким же способом родители укрывали их и от дождя.
Готовясь к первому полету почти оперившиеся орлята вставали на ноги и, издавая разбойный крик, безпрестанно хлопали крыльями. Один, осмелев, выскочил из гнезда на край уступа, но не удержавшись, то планируя, то беспорядочно кувыркаясь скатился к его подножию
Подросшие волчата бежали пригнув голову к земле. Они нюхали следы оленей, крепкий дух их помета, запах разнообразной пернатой дичи рассеянный повсюду.
Остромордый волчонок рыскал как охотничья собака, туда-сюда, туда-сюда, приближаясь к упавшему птенцу. Встревожившаяся орлица. сидящая на камне неподалеку от дитеныша, предостерегающе защелкала клювом. Молодой волк замедлил бег. Густой подлесок не позволял орлице атаковать, она лишь грозно хлопала крыльями и время от времени устрашающе клекотала.
Перепуганный неожиданной встречей волчонок ощетинился, оскалил клыки и заскулил, призывая на помощь родителей. Волк с волчицей подоспели вовремя. Вдвоем они смело атаковали с разных сторон грозную птицу и разящим ударом клыков ополовинили ей крыло.
Неловко взмахивая покалеченным крылом орлица пыталась взлететь, но только подскакивала и неуклюже заваливалась на бок.
Волки опять ринулись на нее. Птица что было силы забила здоровым крылом и отлетела-отползла на две три сажени. Боясь упустить добычу хищники кинулись следом.
