Текст книги "Мое безумие"

Автор книги: Калья Рид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Калья Рид
Мое безумие

© Бушуев А., перевод на русский язык, 2021

© Бушуева Т., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

* * *

Пролог
Уэсли

Октябрь 2014 года

Любовь хранит так много секретов.

Как она нагрянет.

Когда нападет.

Где это будет.

Мы ее игрушки, мы бродим по этому миру, не зная, что в любой момент она нанесет удар.

Даже не пытайтесь подготовиться к нему. Боретесь вы с ней или идете в ее объятья добровольно, любовь опутает вас, и когда это произойдет, вы больше никогда не будете свободны.

Я посмотрел на вентилятор, лопасти которого медленно вращались надо мной. Пора собираться на работу. Я это знал. Но мой разум упорно отправлял меня в путешествие по дороге памяти. Я отказываюсь погружаться в прошлое, отказываюсь обернуться назад, хотя и знаю, что поступаю глупо. Хотя моя кровать была пуста, я видел образ моей жены.

Натянув одеяло по самые плечи, она сладко спала. Кончики ресниц касались ее скул. Одна рука лежала на лбу, другая свешивалась с края кровати.

В тот момент, когда я встретил Викторию, я должен был понять: я обречен. Я должен был это заметить. Должен был почувствовать порыв ветра на шее и мурашки на коже.

Но я не почувствовал.

И поэтому я упал.

И упал больно.

Можно сказать, наша любовь была нереальной.

Буквально все в Виктории было загадочным и все же зачаровывало меня. Ее улыбки говорили о потаенных мечтах, губы обещали в будущем только хорошее. В одной своей ладони она держала свои секреты, в другой – мечты. И взглядом призывала меня выбрать что-то одно.

Проигнорировав и то и другое, я предпочел завоевать ее сердце.

Потом она стала моей женой.

Сбросив одеяло, я встал с кровати и подошел к окну. Рывком открыл жалюзи. Облака закрывали солнце. Опустился густой туман и накрыл все вокруг белесой пеленой. Скрестив руки на груди, я подумал, что туман очень похож на мою жену. Она обволокла меня собой, спрятав все так, чтобы я ничего не видел. Я тянулся к ней, но она была той осязаемой вещью, до которой я не мог дотянуться.

Птиц не было слышно. Ни хлопка входной двери, ни урчания автомобильного мотора. Мир молчал, затаив один большой коллективный вздох, ожидая, чем закончим мы с Викторией.

Я заставил себя отойти от окна и продолжил свой обычный распорядок дня. Я принял душ. Побрился. Оделся.

Будь Виктория здесь, она бы все еще спала.

Я взглянул на часы. Было так много всего, что я хотел ей сказать. Но наше время истекло.

На моем телефоне высветилась сегодняшняя дата. Я ощутил во рту горечь. Руки забегали по клавиатуре, я написал ей короткое электронное сообщение. Я никогда не хотел, чтобы дело дошло до этого. Но Виктория не оставила мне выбора.

Прежде чем я успел передумать, я нажал на «ОТПРАВИТЬ», зная, что при самом большом желании никогда не смогу отменить это решение.

Подойдя к двери, я взял сумку. Моя взгляд упал на пустую кровать, и я на секунду задержался. Я был по-прежнему зациклен на ней. Мне казалось неправильным, почти преступным, что Виктории там не было.

Будь она там, я бы наклонился и поцеловал ее в лоб. Я бы сказал, что люблю ее и что мне пора идти. Она бы ничего не ответила, но ее плечи бы напряглись, и я бы понял, что она меня слышит.

А потом я вышел бы из комнаты. В дверном проеме я оглянулся бы через плечо и напоследок бросил взгляд на ее тело, зная, что никогда не пойму свою жену и то, как работает ее разум.

1

Ноябрь 2015 года

– Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять.

Я резко поворачиваюсь и, продолжая считать шаги, иду в другой конец комнаты. Мои ноги начинают болеть. Обычно я здесь не ношу каблуки. Точнее, никогда. Но ради него я их надену.

Он скоро будет здесь. Он приходит почти каждый вечер, но этот вечер отличается от других тем, что я полна решимости заставить его помочь мне.

Я начала готовиться полчаса назад. Я надела мое любимое платье. Простое черное платье в обтяжку. Оно и его любимое. Я расчесывала волосы до тех пор, пока каштановые пряди не легли идеально мне на плечи. Я подкрасила губы. Брызнула духами на оба запястья.

Я привела в порядок свою комнату, разгладила края простого белого покрывала. Сложила одно из одеял Эвелин и накинула его на спинку кресла-качалки в углу.

Я на пару мгновений прекратила расхаживать по комнате и заглянула в колыбельку. На меня смотрят огромные голубые глаза Эвелин. Она радостно гулит и быстро перебирает ножками. Глядя на нее, я улыбаюсь искренней, естественной и чистой улыбкой. В моей жизни все как будто окутано туманом, разобраться в ней невозможно, но это не касается Эвелин.

Очень нежно я ласкаю ее щечку и убираю со лба прядки светло-каштановых волос.

– Я вытащу нас отсюда. Договорились?

Она широко улыбается, как будто понимает, что я говорю. Я накрываю ее маленькое тельце одеялом и целую в лобик. Еще несколько минут, и она уснет столь же быстро, как гаснет выключенный свет.

Кто-то громко стучит в дверь. Та со скрипом открывается, и входит Кейт, медсестра ночного дежурства. Ей за тридцать. Ее волосы всегда собраны в хвост. Лицо без всякой косметики. Она мать троих детей. Каждый раз, когда я вижу ее, вид у нее рассеянный и скучающий. Как будто Фэйрфакс уже сидит у нее в печенках.

Но Кейт не так уж и плоха. В этом месте есть медсестры и похуже ее.

– Выключи свет, – громко говорит она.

Эвелин приоткрывает глаза. Я бросаю на Кейт испепеляющий взгляд.

– Куда ты так принарядилась? – спрашивает она.

– Просто так.

Кейт прищуривается.

– Ладно. Без разницы. Я паршиво себя чувствую, и у меня дома болеет ребенок. Можешь развлекаться хоть всю ночь, мне все равно.

– Если вам нездоровится, зачем было выходить на работу? Вы можете заразить мою дочь, – говорю я.

Она вздыхает.

– Мы бы этого не хотели, не так ли? – Кейт протягивает пластиковый стаканчик с разноцветными таблетками. – Вот, держи.

Не говоря ни слова, я беру стаканчик и бросаю таблетки в рот. Потом послушно открываю его и высовываю язык. Она почти не смотрит. Она берет у меня чашку и швыряет ее в ванную.

– Тебе следует лечь в постель, – уходя, бросает она через плечо, причем довольно громко.

Воспользовавшись моментом, я выплевываю таблетки. Я перестала глотать их месяц назад. Все три года, что я здесь, я всегда принимала эти таблетки.

Я ни разу не усомнилась в их пользе. Они делали свое дело. Благодаря им я блаженно не осознавала окружающий меня мир. Они подавляли все вопросы, что крутились в разных уголках моей головы. Благодаря им все дни сливались в одну сплошную неразличимую череду.

Но в последнее время вопросы звучали все громче. Так громко, что заблокировать их не могли даже таблетки. Вскоре мое тело сделалось вялым, а движения механическими, как у робота. И все это время в моей голове шла нескончаемая война.

Поэтому я перестала принимать таблетки, думая, что вопросы просто исчезнут. Но от этого стало только хуже. Теперь вопросы сопровождают короткие вспышки воспоминаний. Я понимаю, что в моей жизни так много всего, чего я не помню.

Нет, я помню некоторые моменты, но в основном из детства. Семья. Подростковые годы. Колледж. Вручение диплома. Моя первая работа в качестве медсестры.

Но когда я стала Викторией Донован – тут полный пробел. Вокруг этой части моей жизни возведена высокая стена, и я не знаю, как ее обойти.

И я думаю… нет, я точно знаю: единственный человек в мире, который может мне помочь, это он.

– Ты слышишь меня? – Кейт снова появляется у моей двери. – Тебе нужно готовиться ко сну.

– Я не могу. У меня…

– Знаю. У тебя свидание, – вмешивается Кейт. – Бла, бла, бла. Я проверю тебя через час.

Вероятность того, что она сдержит обещание, невелика, но я киваю и улыбаюсь, чтобы она поскорее вышла из комнаты.

Но как только она уходит, я окликаю ее.

– Кейт? – Она оборачивается. – В следующий раз, когда ты войдешь, ты можешь не шуметь? Я пытаюсь уложить дочь спать.

Кейт закатывает глаза.

– Конечно, Виктория.

Как только за ней закрывается дверь, я отодвигаю от стены кровать и заталкиваю таблетки в маленькую дырочку в стене. Она не больше кончика ластика. Я обнаружила эту дырку случайно, когда уронила за кровать лист бумаги. Я не раз задавалась вопросом, как она там появилась. Мне нравится думать, что какой-то другой пациент выковырял ее и делал то же самое, что и я.

Я сижу на самом краю кровати, постукивая каблуками по линолеуму. Часы на стене медленно тикают, как будто в насмешку надо мной, дразня временем, которое я теряю.

Он будет здесь в любую секунду. Конечно, будет. Я снова и снова напоминаю себе, что должна стоять на своем и не уступать его словам. Если следовать этим двум правилам, он не сможет меня соблазнить. И это при том, что, когда он рядом, я превращаюсь в провод под напряжением.

По коже пробегает ток.

Сердце готово выскочить из груди.

Но не все его визиты приятны. Иногда он приоткрывает темную сторону своего сердца и терзает меня многозначительной усмешкой и загадочными словами.

Проще говоря, он – дурная привычка, от которой я никак не могу избавиться. Зависимость, которой, по мнению окружающих, не существует.

«Ваш муж мертв…» – приходят мне в голову слова врача.

Я обнимаю живот и сгибаюсь, заставляя себя глубоко дышать.

Они все ошибаются.

Он не мертв. Это ложь.

Он настолько реален, насколько это возможно. Моя реакция – тому доказательство. Но здесь мне никто не верит. Неважно, сколько раз я говорю им это.

Я резко встаю и начинаю расхаживать по комнате. Мои каблуки стучат по полу. Я считаю свои шаги. Досчитав до двадцати пяти, я начинаю счет сначала.

Мои веки становятся тяжелыми.

Он скоро будет здесь, и тогда я получу доказательства. Одна из медсестер поймает его, и они отпустят меня.

Потому что тогда они увидят, что я не сумасшедшая.

Верно ведь?

Я устраиваюсь на кровати и как одержимая смотрю на часы. Время идет.

10:45

10:46

10:47

Мои веки начинают слипаться. Я то засыпаю, то просыпаюсь вновь, пока, наконец, усталость не берет надо мной верх.

Дверь тихо открывается.

Я поднимаю голову и вижу, как он входит в мою комнату. Я медленно улыбаюсь. Я не знаю, сколько времени прошло. Может, несколько часов.

Может, несколько минут.

В данный момент важно лишь то, что он здесь. Куда бы он ни вошел, он везде чувствует себя хозяином. Половина усмешки, которая как будто прилипла к его лицу, говорит о том, что он знает, какое влияние оказывает на людей.

Я встаю и смотрю на него. Мои руки теребят подол платья.

Он ничуть не изменился, и я уверена, что он никогда не изменится. Его светлые волосы коротко подстрижены, лицо свежевыбрито. А эти строгие карие глаза!

Хотя свет в комнате выключен, жалюзи открыты, пропуская внутрь полосы серебряного света. Они ложатся ему на лицо, делая его похожим на привидение.

Если бы не морщинки возле глаз, я бы подумала, что он не подвержен времени. Он всегда одет одинаково: белая футболка, джинсы и коричневый пиджак. И неважно, холодно или жарко. Его наряд никогда не меняется.

– Ты скучала по мне, Виктория?

Мои воспоминания то приходят, то уходят, но его голос, его внешность я не в силах забыть. За моими веками возникают яркие картины. Туман слегка рассеивается. Я думаю, что увижу правду, но сцена превращается в старый диафильм. Он мерцает. Мой разум напрягается, пытаясь удержать воспоминание. Появляются черные точки, они становятся все больше и больше, пока не остается ничего, кроме темноты.

Он вновь задает свой вопрос. Но на этот раз в его словах сквозит нетерпение.

Я не спешу с ответом. Какую бы реакцию он ни вызвал у меня, мое сердце и разум всегда будут воевать друг с другом. В одну секунду мне хочется обнять его, умоляя не уходить, а в следующую я борюсь с желанием как можно быстрее убежать от него.

– Да, – наконец отвечаю я.

Я моргаю. Он стоит прямо передо мной. Я застыла в неподвижности. Он так близко, что я чувствую запах его одеколона. Мне хочется уткнуться лицом в его шею, но я останавливаю себя.

– Я тоже скучал по тебе, – говорит он.

Его пальцы скользят по моим рукам и сжимают мне запястья. Одним рывком он заставляет меня подняться с кровати. Его рука обвивает мою шею. Он притягивает меня к себе.

Воздух вокруг нас начинает дрожать. Он притягивает мою голову ближе. Наши губы в паре дюймов друг от друга, и я знаю, что должна решиться: сейчас или никогда. Для того, что я собираюсь сказать, нет ни одной хорошей преамбулы.

– Я ухожу из Фэйрфакса, – выпаливаю я.

Его рука на моем затылке едва заметно напрягается.

Подобное известие должно приносить воодушевление и радость. В Уэсе я не замечаю ни того, ни другого. Он просто улыбается своей самоуверенной улыбкой, как будто знает то, чего не знаю я.

– Почему ты хочешь уйти? Это место – твой дом.

– Уже нет. – Положив обе ладони ему на грудь, я осторожно отстраняюсь. – Они должны тебя увидеть. Им нужно знать, что ты жив. Ты должен мне помочь.

Я смотрю на свои руки и вижу, что они сжаты в кулаки и крепко держат его за рубашку.

Уэс разжимает мои пальцы и отводит мои руки в стороны.

– Я ничем не могу тебе помочь.

– Неправда, можешь. – Мое сердце бухает гулко, как барабан.

Я преодолела первое препятствие. Я не могу сдаться сейчас.

– Я знаю, что ты можешь. Нам с Эвелин здесь не место.

Уэс даже не смотрит в ее сторону. Он сжимает губы и потирает затылок.

– Ты действительно веришь, что если врачи увидят меня, то они тебя отпустят?

– Это подтвердит, что я не лгу.

– Виктория, ты сама довела себя до того, что попала сюда.

– Нет… – Я резко умолкаю. Мне хочется опровергнуть его слова, но, когда я копаюсь в воспоминаниях, я не могу найти дни, предшествовавшие Фэйрфаксу. Там нет ничего, кроме тьмы. Как всегда.

– Ты говорила это еще кому-нибудь? – резко спрашивает Уэс.

Я задумчиво смотрю на него.

– Нет.

– Хорошо. Они ничем тебе не помогут. – Его голос тверд, не оставляя места для споров.

– Тогда кто может? – шепчу я.

Он печально улыбается мне.

– Ни один человек. Никто.

Уэс знает, почему я здесь, у него есть ответы. Я вижу, как они пляшут в его глазах. Если я сумею заставить его слегка приоткрыться, то наверняка смогу уловить небольшую частичку своей правды.

Его руки обвивают мою талию.

– Просто оставайся здесь, – шепчет он мне, прижимаясь губами к моим волосам.

Он прикоснется к тебе, и ты все забудешь, шепчет мой разум. Держись.

Сначала я проявляю силу. Я держусь. Но один поцелуй превращается в два. Потом в три. А к четвертому я позабуду все, что помнила. Любые вопросы, которые я хотела задать ему, уносятся прочь все дальше и дальше. Вскоре я едва могу их различить вдали.

– Ты должен вытащить меня отсюда, – говорю я одними губами.

Он прижимает меня так крепко, что мне становится трудно дышать. Я падаю на кровать, и он тотчас следует за мной. Его тело вдавливает меня в матрас. Он впивается в меня поцелуем. Я пытаюсь все замедлить, но бесполезно. Он с такой силой кусает мою нижнюю губу, что та начинает кровоточить. На секунду я чувствую боль. Он отстраняется всего на дюйм и большим пальцем осторожно стирает кровь.

У меня пересыхает в горле. Его лицо надо мной начинает меняться.

Это медленная метаморфоза.

Его короткие золотистые волосы начинают темнеть у корней. Пряди становятся длиннее, пока не обвиваются вокруг моих пальцев.

Гладкая кожа заменяется черной щетиной, которая трет мне ладони. Очень медленно Уэс поднимает голову. Карие глаза тускнеют, как заходящее солнце, и становятся янтарными. Плечи распрямляются.

Его хватка ослабевает, его руки скользят по изгибам моего тела и останавливаются на талии. Не знаю, что тому причиной, но его прикосновения успокаивают меня, почти защищают. Он улыбается с таким видом, будто – попроси я его об этом – он положил бы к моим ногам весь мир. Я расслабляюсь.

Нет, нет, нет. Так нельзя. Я быстро моргаю, надеясь, что ко мне вновь вернется прежний Уэс. Но лицо не меняется. Мужчина, обнимающий меня, зловещ и опасен, как падший ангел.

– Что не так? – спрашивает он. Голос у него бархатистый и низкий. По моей коже пробегают мурашки. Я в полном изумлении смотрю на лицо незнакомца.

Я зажмуриваюсь и говорю себе, что это просто галлюцинация. Когда я открываю глаза, передо мной вновь лицо Уэса. Однако мое облегчение длится всего лишь мгновение. Я понятия не имею, что произошло только что.

Он хмурится.

– Ты вся дрожишь. В чем дело?

Я глубоко вздыхаю.

– Ни в чем.

Уэс скатывается с меня. Но наши тела разделяются всего на несколько секунд, потому что он тотчас вновь обнимает меня.

– Тебе нужно поспать.

Все, что я вижу – это янтарные глаза.

– Неправда.

– А ты попробуй.

Он переплетает свои пальцы с моими. В комнате воцаряется тишина, но я не могу успокоиться. Внутри меня поселяется отчаяние. Завтра я проснусь и снова буду здесь. И послезавтра. И так до тех пор, пока я с этим что-то не сделаю.

Но время неумолимо уходит. Я слышу вдали слабое тиканье часов. Они отсчитывают мгновения. И все же я понятия не имею, как сломать этот шаблон.

– Помоги мне выбраться отсюда. – Мой голос дрожит. – Пожалуйста.

Он откидывает мои волосы назад и мягко говорит:

– Я люблю тебя. Ты это знаешь. Но я ничем не могу тебе помочь.

«Но я ничем не могу тебе помочь…» Эти слова как будто режут мое сердце пополам. Если вы любите кого-то, разве его боль не должна быть вашей и наоборот? Разве вы не должны делать все, что в ваших силах, чтобы помочь любимому человеку?

Он убирает руку с моей талии, и я глубоко вздыхаю. Голоса начинаются как слабый шепот… я готовлюсь к тому, что вот-вот произойдет. Они превращаются в такие пронзительные крики, что я с трудом понимаю их смысл.

Все, что я слышу, это: «Я ничем не могу тебе помочь».

У меня начинает звенеть в ушах.

Я закрываю уши и зажмуриваюсь.

Матрас слегка опускается. Это он садится рядом. Моей спины касается холодный воздух.

– Останься, – шепчу я в подушку.

Он не отвечает. Я даже не поворачиваю головы. Зачем? Я знаю, что его уже нет.

Голоса становятся такими громкими, что у меня шумит в ушах. Они поднимают такой галдеж, будто пытаются выбраться из моей головы.

Я закрываю глаза. С моих губ срывается стон. До меня начинает доходить: в этом месте есть нечто такое, что делает людей бесполезными. Оно крадет вашу душу и вашу личность.

Я хочу сказать ему именно это, но когда оборачиваюсь, его уже нет.

Но он вернется. Он никогда не покидает меня надолго.

Вполне вероятно, что я схожу с ума. Но еще вероятнее то, что если только я не заставлю голоса замолчать, они сделаются громче и сожрут меня целиком.

При одной только мысли об этом меня охватывает паника и сковывает мое тело. Мои веки сами закрываются, голоса в моей голове усиливаются. Но есть один, который звучит громче других, пока практически не начинает орать на меня. Он прорезает барьер. Слова обволакивают мое сердце. Они делают свое дело, и я чувствую, как мой страх быстро рассеивается.

Я приоткрываю рот, и мои губы мягко шепчут в подушку: задержи дыхание и считай до десяти. Скоро все закончится, еще до того, как начнется… задержи дыхание и сосчитай до десяти. Скоро все закончится, еще до того, как начнется, задержи дыхание и сосчитай до десяти. Скоро все закончится, еще до того, как начнется…

2

– Виктория…

Кто-то бесцеремонно трясет меня за плечо. Я резко открываю глаза и вижу перед собой пару холодных зеленых глаз. Элис, медсестра дневной смены, отдергивает руку, как будто я заразная.

– Пора просыпаться.

Из всех медсестер в Фэйрфаксе Элис хуже всех остальных. С самого первого дня она меня невзлюбила. Ей все безразлично, она бесчувственная, как полено. Как ее держат здесь вот уже столько лет, для меня загадка.

– Ты пропустила завтрак, – сообщает она едва ли не со злорадством.

Я мгновенно сажусь и стираю с глаз сон. Я еще ни разу не проспала. Ни разу. Я люблю встать и одеться до того, как медсестры начнут утренний обход.

– Вы не постучали мне в дверь.

Элис смотрит на меня с едва скрываемым отвращением.

– Я стучала. Но ты не ответила.

Я прищуриваюсь.

Врешь.

У Элис один тон – снисходительный – и три выражения лица: гнев, отвращение и презрение. Она враждебно относится к большинству пациентов, но, клянусь, она как будто задалась целью особенно унизить меня. Думаю, я самая безобидная здесь, но вы никогда так не подумаете, если судить по тем взглядам, которые она бросает в мою сторону.

Я не доверяю тебе, как будто шепчут ее тусклые зеленые глаза. Держись от меня подальше.

– Кроме того, – продолжает она, – ты здесь не первый день и должна знать, когда подают завтрак.

Мне суют под нос еще одну чашку. На этот раз нужно проглотить только одну таблетку, но Элис гораздо настырнее, чем Кейт. Она пристально смотрит мне в рот, поворачивая мое лицо влево и вправо, как будто я кукла.

Я уже готова подавиться таблеткой, когда она, наконец, отпускает меня. Ее взгляд на миг скользит к кроватке Эвелин.

– Одевайся. Я вернусь через несколько минут.

Она уходит, и я слышу, как она бормочет себе под нос:

– Это не место для ребенка.

Как только дверь захлопывается, я вскакиваю с кровати и прячу таблетку в тайнике. Затем оглядываю комнату, нет ли следов визита Уэса накануне вечером.

Я наряжалась специально для него. Я смотрю на свою пижаму и ловлю себя на том, что не помню, когда я успела переодеться. Я бегу к маленькому шкафу в углу. Мое платье висит на вешалке. Прямо под ним – мои туфли на каблуках.

Переодеваясь, я думаю о вчерашнем вечере. Все было слишком реально, чтобы быть сном. В этом нет никаких сомнений. Но у меня нет веских доказательств того, что это так.

Я иду в ванную и умываюсь. Затем поднимаю голову и смотрю на свое отражение. Думаю, мне не помешало бы скрыть темные круги под глазами жидкой пудрой и нанести на щеки немного румян.

Но я этого не делаю. Все это кажется мне мошенничеством, как будто я пытаюсь надеть чужую кожу. Как бы я ни старалась сделать это лицо своим, это мне никак не удается.

Я не знаю, что делает меня той, кто я есть.

Эвелин плачет. Я выхожу из ванной и заглядываю в ее кроватку.

Она плотно завернута в пеленки, но ее ручки сжаты в крошечные кулачки, и она потягивается. Просто удивительно, как такое крошечное существо способно так сильно на меня влиять. Одна ее улыбка, и у меня мгновенно поднимается настроение.

Ее улыбкой я могу любоваться часами.

Я быстро меняю подгузник и надеваю ей чистые ползунки. Закончив с этим, я пеленаю ее, хватаю со стола одну из бутылочек и сажусь в кресло-качалку. Я наблюдаю, как она ест, и тихонько напеваю ей детскую песенку. Она всегда смотрит на меня невероятно яркими голубыми глазами, в которых светятся интерес и доверие, и это самое главное в целом мире. Обожаю такие моменты. Ее маленькое тельце прижато к моему, и я слышу, как стучит ее крошечное сердечко. Меня это всегда успокаивает. Когда она насыщается, я кладу ее себе на плечо и легонько поглаживаю.

Через несколько секунд появляется Элис.

– Готова?

Нет, даже близко нет. Эвелин не отрыгнула. Ребенку нужно отрыгнуть, иначе его будут мучить газики. Но вместо того, чтобы это сказать, я прикусываю язык и нехотя встаю.

– Да.

Элис холодно смотрит на меня. Так, будто я какая-то мерзкая тварь.

– Раз ты проспала, тебе придется пропустить пребывание в комнате отдыха.

– Почему?

– Потому что тебе нужно к доктору.

Моя жизнь здесь течет по расписанию. И оно никогда не нарушается. Завтрак. Комната отдыха. Обед. Терапия. Ужин. Возвращение в свою комнату и немного свободного времени, потому что не успеешь и глазом моргнуть, как медсестры уже идут по коридорам, раздают лекарства и объявляют, что сейчас выключат свет.

По идее, это должно надоесть. Причем очень быстро. Но именно эти моменты вносят разнообразие в унылую рутину этого места. Помогают нам сохранить рассудок.

– Я хочу пойти в дневную комнату.

Все другие в Фэйрфаксе называют это место комнатой отдыха. Помимо приема пищи и групповой терапии, только здесь пациентам мужского и женского пола разрешено бывать вместе.

– Не сегодня. Ты пропустила отведенное тебе время, потому что предпочла отоспаться.

– Я не знала, что у меня есть расписание.

– Так я тебе и поверила.

Я упрямо стою на своем.

– Нет.

– У тебя нет выбора. Ты пойдешь к врачу.

Взгляд Элис говорит о том, что при желании она способна протащить меня за шкирку по коридору. С нее станется.

Я еще ни разу не перечила Элис. Не было причин. Но сегодня она меня довела. Я открываю рот, но, прежде чем успеваю сказать хоть слово, меня прерывают.

– Смотри! Это злопамятная женщина! – Риган, которая ходит кругами вокруг новой медсестры, подскакивает ко мне.

– Риган, что ты делаешь? – произносит Элис своим обычным каменным тоном.

Большинству пациентов этого обычно достаточно, чтобы взять себя в руки. Но не Риган. Она здешняя возмутительница спокойствия. Она появилась здесь всего два месяца назад и уже успела стать рекордсменкой по количеству попыток побега. Она делала это шесть раз.

А ведь на первый взгляд такая безобидная! Зеленые оленьи глаза, нечесаные каштановые волосы до талии. Но в глазах такой безумный блеск, будто она понятия не имеет, где находится. Иногда она носит больничные пижамы с пятнами спереди, но через несколько дней медсестры заставляют ее переодеться в спортивный костюм. В довершение ко всему она обязана носить синий браслет с надписью СКЛОННА К ПОБЕГУ – жирными черными буквами, чтобы было видно издалека.

Сегодня на ней больничная пижама.

Она достает пачку сигарет и постукивает дном пачки по ладони. И, как ни в чем не бывало, достает сигарету. Я изумленно сморю на нее. Как и Элис.

Риган лишь ухмыляется и достает зажигалку. С каждым мгновением она все меньше походит на пациентку и все больше на фокусника. Черт, как же ей удалось пронести мимо медсестер зажигалку?

Перед тем как закурить, она улыбается и вынимает сигарету изо рта.

– Извини. Я не подумала. – Она протягивает мне ту же сигарету. – Народ, кто хочет покурить?

От неожиданности все как будто проглотили языки.

– Элис? Сладкая Мамочка? Никто? – Риган смотрит на Эвелин. – А как насчет тебя, малышка?

Первой приходит в себя Элис.

– Быстро отдай. – Она выхватывает у Риган пачку сигарет и зажигалку и засовывает их в карман. – Ты же знаешь, что в помещении курить нельзя.

– Это кто сказал?

Элис указывает на сестринский пост. На стеклянной перегородке наклеен стикер: КУРИТЬ ЗАПРЕЩЕНО.

Всем известно, что курить можно только после обеда и ужина. И только на улице, на небольшом пятачке и под наблюдением медсестер. Курение внутри здания считается грубым нарушением правил. Риган это отлично знает.

– Хм. Впервые вижу. – Она поворачивается к Элис. – Ты уверена, что эту надпись не наклеили только сейчас?

– Да, уверена, – огрызается медсестра.

– Все ясно. – Риган поднимает руки в знак капитуляции. – Полегче, подруга. Только не надо на меня орать.

– Ты должна соблюдать правила, как и все остальные, Риган, – говорит Элис. Похоже, она нервничает. Она то и дело бросает опасливые взгляды на Риган, как будто перед ней дикое животное, готовое напасть.

– Как же меня достали все эти ваши правила! – сетует Риган.

– Пожалуйся на них своему врачу, – парирует Элис.

– Ты всегда так говоришь. – Язвительность и мрачная ухмылка испаряются с лица Риган. Теперь она по-настоящему зла. Эта девица заводится из-за любой мелочи. – Врачи ничего не делают!

– Ты всегда можешь уйти.

– Я не могу уйти, потому что, как говорит мой врач, я «представляю опасность для себя и окружающих». – Со злобной ухмылкой на лице Риган смотрит прямо на меня. – Послушай, у тебя ведь есть опыт по этой части?

Я отступаю на шаг, затем еще на один. Лишь бы подальше от этой девицы. Вытянув руки, Риган делает шаг в мою сторону.

– Дай мне подержать ребенка, Сладкая Мамочка.

Я пячусь назад. Она наступает на меня.

– Да ладно, – насмешливо говорит она. – Или ты мне не доверяешь? Я хорошая няня. Обещаю, все будет как надо.

Риган смотрит мне прямо в глаза и вздыхает.

– Ладно, проехали. С тобой скучно.

Она медленно пятится. Похоже, она закончила устраивать сцену. Но она быстро выхватывает у Элис сигареты и бежит по коридору. Ее хохот шлейфом тянется за ней.

– Поймай меня, старая карга! – кричит она.

У Элис такой вид, будто она готова убить ее на месте. Она хватает рацию, прицепленную к карману, и зовет на помощь.

– Оставайся здесь, – говорит она мне, а сама бросается вдогонку за Риган.

Я смотрю, как она исчезает за углом.

Я поворачиваюсь в сторону коридора. Похоже, почти никто не обратил внимания на эту сцену. Какая-то женщина высунула голову из своей комнаты и, поглядев по сторонам, снова захлопнула дверь. Обычное явление.

Если Элис думает, что я останусь здесь и буду ее ждать, то она заблуждается. Ее приказ оставаться на месте пробуждает во мне еще больший дух сопротивления.

Держа на руках Эвелин, я спешу по коридору.

Мимо проходит социальный работник. Она разговаривает с одной из самых юных пациенток женского отделения. На вид девушке не больше восемнадцати. У нее испуганный вид.

Она слишком молода, чтобы быть здесь. Меня так и подмывает схватить ее за плечи и сказать, чтобы она поскорее убиралась отсюда. Пока у нее еще есть шанс.

Я ускоряю шаг и оглядываюсь через плечо, чтобы убедиться, что все в порядке. Элис по-прежнему нигде нет. Впереди двери женского отделения, как всегда, закрыты. Чтобы пройти через них, нужен пароль. Я пару секунд паникую, но сквозь стекло вижу, как медсестра набирает код. Я замедляю шаг и смотрю в окно справа от меня, делая вид, что любуюсь видом. Она проходит мимо меня, и как раз перед тем, как дверь вот-вот захлопнется, хватаю дверную ручку.

Я уверенно захожу в свое отделение, как будто быть без сопровождения медсестры – это совершенно нормальное дело. Медсестра за стойкой регистрации даже глазом не моргнула, а та, которая сидит слева от меня, уткнулась носом в любовный роман. Начнись здесь пожар, она бы даже не заметила.

Дневная комната – самая большая комната в Фэйрфаксе. Здесь повсюду расставлены столики и всегда полно пациентов. Она могла бы выглядеть и поярче, и поуютней, но нет, стены здесь выкрашены в уныло-белый цвет. На противоположной стене висит одна-единственная картина – горные вершины на фоне заката. Похоже, она висит здесь с того дня, как это заведение только открыло свои двери. Вдоль левой стены тянется ряд окон. Жалюзи открыты, и внутрь льется солнечный свет, поэтому здесь не так уж уныло.

Помимо столовой, это единственное место, где мужчины и женщины собираются вместе. В больнице мы постоянно чем-то заняты – то сеансы, то терапия, то мероприятия, то прием пищи. Все виды занятий выложены перед нами, и мы должны лишь протянуть руку и взять их. Если же вы решите пойти в свою комнату и побыть в одиночестве, можете навсегда расстаться с мечтой покинуть это место. Медсестры будут стучать в вашу дверь каждые пять минут, чтобы «проверить, как вы там».