Текст книги "Тень Перехода (СИ)"

Автор книги: Каллиган Бассандра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Бассандра Каллиган
Тень Перехода

Меня взяли прямо у дверей квартиры. Двое крепких мужчин шагнули из ниоткуда, справа и слева, подхватили меня под локти, приподняли над входным ковриком, лежащим на бетонном полу. И прежде, чем нас разложило на атомы, случилось чудо. Я ощутила... досаду.

Вот же ж... мерзавцы. А на улице меня нельзя было сцапать? Обязательно было ждать, пока я поднимусь с грузом на свой девятый этаж? И не дали, даже, сумки в квартиру занести! Я так удивилась этой досаде, что даже дёрнулась, пытаясь освободиться, и посмотрела на своих похитителей. Ага, хорошая была попытка: мир вокруг состоял из мелькающих серых пикселей и ни рук, ни ног, ни себя, ни других не виделось и не ощущалось. Переход.

Хм, это я сейчас такая умная и знаю, что такое Переход, а тогда... Хотя, тут я приврала: знать, что такое Переход, никому не дано, можно лишь выдвигать теории более или менее соответствующие твоим представлениям об этом деле.

Учёные говорили о развоплощении реальности и переходе живых объектов на другие планы бытия. Красивая формулировка. Фанатики (вот неожиданность!) вещали о возмездии за грехи, Суде Всевышнего, и о попадании грешников в ту Обитель, коей каждый заслуживает. Тоже ничего, так, теория. Военные... Военные ничего не говорили, они действовали. Собрали, кого могли, из учёных и попытались обуздать процесс. И кое-что им, определённо, удалось. Например, они создали ПП – Полицию Перехода.

Полиция Перехода, «Серые Дайверы», «Крысы Всевышнего», «Пыльные Призраки», «Ангелы Сумрака», как только народ не извращался, придумывая названия этим ребятам, которые вытаскивают нас, гражданских, если мы провалились в... не знаю куда. Кроличьи норы безумной Алисы? Обитель, которой мы достойны? Червоточины на изнанке Бытия? Впрочем, ПП, эта Пыльная Полиция, не всегда нас удачно вытаскивает, иногда они и сами пропадают. И это всё, что мы, гражданские, о них знаем. Кто? Где? Когда? Каким образом? Бог знает. «Ангелы Сумрака»...

А пока моё тело перемещалось сумрачными путями Перехода, фиг его знает куда, я не могла ни видеть, ни слышать, ни чувствовать, только думать. Думать и вспоминать. Вот, почему, например, момент Перехода воспринимается мной так, будто мир разбивается на серые пиксели? Неизбывное наследие той, давно несуществующей уже, но ещё любимой работы сетевого художника? А как воспринимают его другие? Никто об этом вслух не говорит, может быть, слов не хватает. Хотя, один раз, я слышала, как ободранный человечишка читал стихи возле пункта выдачи продуктов.

– О, тихий мир, мельканье серой тени,

влеченье мотылька к огню, что ярко

и призрачно своею властью манит...

Кто-то его слушал, открыв рот, а кто-то начал кидать камни и прогнал рифмоплёта...

Вырывает меня из воспоминаний ощущение очень крепкого зажима на моих неловко, слишком высоко, как на мой рост, вздёрнутых вверх руках, подошвы ботинок едва касаются носками пола, и на пол же, с глухим шмяком падает хозяйственная сумка из правой руки и, с тихим звяканьем, ключи от входной двери, из левой. Воздух, что врывается в меня при судорожном вдохе, резко пахнет пластиком, бетоном и чем-то химическим. Мы, я и мои похитители, стоим в пустой комнате посредине круга, наведённого на полу неровной полосой белой краски. Сквозь прозрачную дверь видны пробегающие по коридору люди.

– Камера пять! Камера пять! – слышу я приглушённые дверью крики и – ой! – куча народу забегает к нам и останавливается за границей нарисованного круга.

– Кого это вы притащили? – спрашивает худощавый седой военный в камуфляже, с пронзительными глазами и выдающимся, как клюв у орла, носом.

– Так ведь... – говорит мой похититель справа, и его хватка выше моего локтя делается ещё крепче, а моя рука выворачивается в плече ещё неудобней.

– Сэр, – говорит мой похититель слева и слегка опускает руку вниз, от чего моя поза становится похожа на ростовой портрет в стиле кубизма, – так ведь, маяк! А никого другого в радиусе ста метров, по всем направлениям, больше не было...

– М-да, – трёт подбородок полный пожилой мужчина в белом халате. – Вы это, отпустите, дамочку, что ли... Вряд ли она собирается на нас напасть...

Мои конвоиры синхронно, по-военному, отпускают руки и я, неустойчиво пошатнувшись, наконец, распрямляюсь, чтобы увидеть, что вся остальная толпа в камуфляже, за чертой круга целится в меня из автоматов. Следующее, что я ощущаю, прежде чем потерять сознание, сильный запах рыбы и скользящее холодное движение под щекой. Похоже, я упала прямо на свою бесплатную порцию еды, предоставленную правительством, вывалившуюся из моей хозяйственной сумки.

***

Я лежу. Горизонтально. На чём-то твёрдом, но не на полу. Холод бетонного пола я уже ни с чем не спутаю. Шевельнувшись, получаю кучу новых тактильных ощущений.

Я определённо в ботинках. В своих, как подсказывают пальцы ног, ощупавшие внутреннюю поверхность обуви, тут сомнений нет. В одежде, тоже своей. А вот сверху я накрыта чем-то не моим, эта штука большая, но короткая, мне по колени, но под ней тепло. Сквозь закрытые веки чувствую довольно приглушённый свет, лишь ненамного светлее полной темноты, но открывать глаза не хочу. Мне тепло. Уютно. И ещё я слышу голоса. Два голоса.

– Не знаю, Ашан, вроде, всё нормально. Твои парни её даже не особо помяли. Даже синяков на руках не останется, может, испугалась?

– Чего? Чего можно испугаться в самом безопасном месте нашего мира?

– Оружия? Я бы тоже испугался, знаешь ли... Или, может быть, так Переход на неё подействовал. Давление, может, скакнуло. Ну а ты что узнал?

– А, связался с нашим Западным округом, пробил её чип на опознавательном браслете. Почти ничего. Нигде не работает, ни с кем не общается. За бесплатными продуктами приходит раз в неделю. Живёт не в Посёлке, а в одном из брошенных после Катастрофы, домов. Предположительно, в своей бывшей квартире. Естественно, что ни электричества, ни воды там нет.

– О? Тогда она вполне прилично выглядит. Не знаю, как бы я выглядел, живя без воды и электричества тринадцать лет. И как бы пах... М-да... Что ещё наши коллеги смогли узнать?

– Говорят, нашей дамочке около сорока лет, приблизительно. Больше тридцати пяти, но меньше пятидесяти.

– Зашибись, точность, Ашан!

– А что делать, Петер, что делать? Почти все документы утеряны и когда девять десятых населения сгинуло, копаться в выяснениях тоже особо некому.

– М-да... Что ещё?

– Возможно, её фамилия Рэммингтон, если она действительно живёт в своей бывшей квартире. Имя неизвестно.

– Как так?

– Говорю же, не разговаривает она. Сбрендившая домохозяйка.

– М-да... И как же нам взаимодействовать и объяснять задачу?

Домохозяйка, думаю я. Это, в общем-то, верно, можно сказать и так. Просто... это не то, чтобы вполне осознанный выбор. Когда всё рухнуло, я просто продолжала жить на обломках своего мира, как упавший с подоконника комнатный цветок, который некому выкинуть, и который поливают частые, теперь, дожди, сквозь открытое окно, в его горсточке земли в разбитом горшке. А то, что не говорю, так больше нет тех, кто меня знал, с кем и о чём мне теперь беседовать? И для чего?

Я слышу негромкий звон посуды и тихое журчание наливаемой жидкости.

– Знаешь, – говорит Петер, – а ведь она очень красивая женщина... была когда-то. Что нам теперь делать, Ашан?

– Сентиментальничаешь? Сам ведь говорил, что Оракул никогда не ошибается. А в указанном Оракулом месте больше никого не было. Так что, пошлём её.

– Да, конечно, Большой Боб не ошибается, но... Жалко, ведь.

– А наших ребят не жалко? Сейчас у них вообще нет шансов.

– Да, конечно...

Я слышу скрежет отодвигаемого по бетону стула и тихие шаги. Чья-то рука тормошит меня по плечу.

– Госпожа Рэммингтон?

Открываю глаза и медленно сажусь на длинном деревянном ящике, похоже из-под оружия, камуфляжная куртка, которой я была укрыта, сползает мне на колени. Около меня, настороженно склонившись, стоит седой носатый военный и протягивает мне чашку. В маленьком, очень захламленном кабинете, возле освещённого самодельным абажуром стола сидит полный пожилой мужчина в белом халате и тоже на меня смотрит.

Неловко беру горячую чашку и осторожно отхлёбываю. А-бал-деть! Чай! С сахаром! Он ещё существует...

***

В морге Петер в белом халате и носатый Ашан показывают мне труп. Вернее, два.

У светловолосой девушки в пластиковом мешке сломана шея, а в остальном, она, пожалуй, выглядит получше меня: молодая, с гладкой белой кожей и безмятежным выражением лица. Петер вздыхает, и мы идём смотреть второй труп. Это крупный мужчина лет тридцати пяти. Я смотрю на его искажённые черты и понимаю, что перед смертью ему досталось. Петер показывает мне только голову, поэтому я отгибаю край мешка, и пока военный не перехватывает мою руку, успеваю заметить множество неглубоких рваных ран на груди и плечах мёртвого. Я приподнимаю брови, и Петер быстро и виновато пожимает плечами.

– Мы не знаем, – говорит он, – возможно, какие-то животные...

– Госпожа Рэммингтон, пройдёмте, – торопит меня Ашан и, ещё раз взглянув на два продолговатых свёртка в белом пластике, один побольше, и один поменьше, иду за ним.

***

Технические подробности их объяснений как-то выпали у меня из памяти. Я ничего не понимаю в физике, а уж в физике Перехода – и подавно. В памяти осталось только то, что было подано в образной и доступной форме и тут, как ни странно, носатый Ашан с колючими глазами, оказался на высоте.

– Поймите, госпожа Рэммингтон, старшину Ивлина выбросило сюда с той частью чипа... маяка, без которого остальная группа со спасёнными не сможет вернуться. Видимо, в ходе операции возникли непредвиденные сложности...

Чего там непонятного? В неизвестном другом мире, куда наши Пыльные Призраки сунулись за пропавшими людьми, что-то пошло не так и теперь одна часть маяка здесь, остальные там, и пока я не передам им недостающее, они не вернутся. А девочка, стало быть, из пропавших... Жалко, молодая совсем...

– Госпожа Рэммингтон, вы слушаете? Я говорю, мы синхронизируем вашу массу до массы старшины Ивлина и отправим в то самое место, насколько возможно ближе, кхм-кхм... чтобы у вас было больше шан... возможностей встретиться с остальной группой и передать маяк. Взгляните и выберите оружие. Вы умеете с ним обращаться?

Что? Оружие? Ну, нет! Я и до Катастрофы-то в стрелялки не играла, а уж теперь... Тащить на себе десяток-другой килограмм железа, недостающих мне по массе до старшины, как его, Ивлина, нет уж, увольте! Да и не похоже, что оружие ему помогло...

Я решительно замотала головой и направилась к вовремя примеченной в углу ангара, сумке. Своей сумке, полной бесплатной рыбы от щедрого правительства.

– Госпожа Рэммингтон? Оставьте эту дрянь. Я говорю, что оружие...

Я не удостоила этих типов ответа. Раз уж это меня похитили благодаря их дурацкому Оракулу, и меня собираются закидывать чёрте куда, я уж постараюсь взять то, что хотя бы съедобно. А то эти оговорочки про шанс...

– Госпожа Рэммингтон? Вы собираетесь взять с собой хозяйственную сумку? Это крайне неудачная идея, уверяю вас... У вас должны быть свободны руки, – лепечет толстяк Петер. – А дать вам рюкзак – Оракул не одобряет. Впрочем, как и оружие... Похоже, Большой Боб одобряет только то, что было при вас, когда мы вас... пригласили.

Сзади сквозь зубы ругается носатый Ашан, рядом торчит задумчиво потирающий подбородок Петер.

– Ладно, пока Большой Боб не ошибался... Эй, взвесте, быстренько, эту рыбу, а мы пока подумаем как её упаковать в имеющуюся у вас одежду, чтобы руки, всё же, остались свободны...

***

Пока окружающий мир скрыт от меня в мелькании серых пикселей, мысль снова, как по накатанной колее уносится в прошлое.

Как ни глупо это признать, но вселенскую Катастрофу я пропустила. На момент крушения нашего мира я была дома и увлечённо работала, рисуя картинку к игре прямо в Сети. Просто в какой-то момент она пошла пикселями и моё внимание в панической попытке запомнить все исчезающие на глазах детали сложной работы, совсем отключилось от реальности. Всё вокруг было в сером кружении и я испугалась, думая что потеряла сознание от переутомления. Поразмышляв над этим, решила, что, наверное, упала на пол, возле своего рабочего места и очень ярко представила себя, лежащую на ковре, у компьютерного столика и, даже, перевёрнутый стул. А когда открыла глаза – всё так и было...

Можно сказать, что мне повезло. Во-первых, я очнулась в нашем мире. Во-вторых, в знакомом месте, а не неизвестно где. И, в-третьих, я точно знала, что с моими близкими. Мой муж и сын нашлись в искорёженной машине во дворе нашего дома. Муж одной рукой держал руль, другой телефон возле уха, а сынишка ухватился за отца обеими руками. Не смотря на состояние машины, на них обоих не было ни царапины, однако, оба были безнадёжно мертвы. На фоне миллионов исчезнувших без вести и тысяч тех, кого нашли похожими на фарш, думаю, моим близким повезло: всё случилось быстро и они не страдали. По крайней мере – они. Ну а я... Мне просто стало не с кем разговаривать.

***

По выходе из Перехода я ожидала чего угодно, но не того, что меня встретило. Удар давления и пронизывающего ледяного холода по всему телу заставил меня открыть глаза и испуганно замотать головой. Короткая пушистая штука перед моим лицом – похоже, прядь волос, а маленькие круглые шарики, струйками тянущиеся от моей одежды... вверх? – пузырьки воздуха. Да я... в воде?! Нет, под водой!

И как я только не выдохнула оставшийся воздух от такого открытия? Впрочем, у меня всегда такая реакция на шок – замереть и не двигаться... Вот и сейчас я замерла, сдавливаемая ледяными тисками, лишь чувствуя как поднимаются вверх, вместе с пузырьками, волосы и как меня тянут вниз тяжёлые, с высокой шнуровкой, ботинки. Да ещё – вверху было светлее. И я, благословляя про себя толстяка Петера за свободные руки, шевельнулась и начала грести вверх.

С глухим плеском в заложенных ледяной водой ушах я разбила поверхность и втянула такой живительный и такой необходимый глоток воздуха. Быстро смахнула рукой воду с глаз, второй вдох – и я вижу, как передо мной плюхается в воду длинная, с ладонь, тушка и, оскалив зубы, плывёт ко мне. Ныряю и уже снизу вижу ещё несколько таких же, на поверхности. Прямо там, где только что была я. Крысы.

Я медленно, почти не двигаясь, погружаюсь, но паника всё равно выжигает кислород в крови. Итак: вверх мне нельзя, а вниз – я не знаю куда. Открываю глаза шире и кручу головой.

Вокруг какие-то лестницы, уходящие в холодную темноту, провалы, бетонные блоки и... выплывающий ко мне из проёма человек. Он показывает вверх, всплывай, мол. Мотаю головой – крысы! Он зависает возле меня и страшно медленно извивается, делая непонятные манипуляции. А, снимает через голову майку, понимаю я, просто под водой всё медленно. Потом ещё раз показывает вверх и всплывает. Я не хочу, но в лёгких уже жжёт и, пропорционально этому, страх перед крысами отступает. Всплываю следом.

Стоит мне вдохнуть, как что-то большое с громким плеском рушится перед самым лицом. Я захлёбываюсь набежавшей волной и едва не тону, но тёплая живая рука поддерживает меня, пока я кашляю и тяну голову вверх. Ещё пару раз громкий плеск рушится справа и слева, а потом я замечаю пару карих глаз в слипшихся от воды ресницах, очень близко, и слышу голос:

– ...нырнуть со мной.

Отчаянно мотаю головой.

– Не бойся... Безопасное место... Близко.

Я не хочу никуда нырять, но в воду опять падает крыса и он опять лупит мокрой майкой по поверхности, а на ближайшем бетонном выступе я вижу серое шевеление многих тушек. Ловлю взгляд карих глаз и киваю. А что делать?

Мы несколько раз глубоко вдыхаем и погружаемся.

***

Как и куда мы плыли и скоро ли добрались до воздуха – не могу сказать. Ныряльщик из меня никакой, да и на поверхности я обычно в той, прошлой жизни держалась недолго, «по-собачьи», а сейчас, к тому же, страх задохнуться отнимал разум, холод сковывал движения и вытягивал жизнь, так что весь путь до «безопасного места» представлялся мне как сплошной непрерывный кошмар. И очнулась я от него стоя на четвереньках, в луже текущей с меня воды, надрывно кашляя и тяжело дыша. Было холодно и очень мокро.

Обернувшись, я увидела рядом квадратный проём, в котором плескалась чёрная вода. Что ж, очевидно, отсюда мы и всплыли. Я повела глазами вокруг, рассматривая это «безопасное место».

Это оказалось довольно большое помещение из бетона, то ли бывший склад, то ли какая другая промышленная подсобка. Поправочка: затопленная подсобка. И воздух тут сохранился только потому, что вход, то есть люк, снизу. Минуточку, а откуда же свет? Я подняла голову и увидела под высоким, метров в пять, потолком несколько рядов грубых вмурованных в стену промышленных стеклоблоков. За ними не особенно яркий сквозь толщу воды, пусть мутный и рассеянный, но всё же, дневной свет. А в соседней стене видны железные, с резиновыми уплотнителями, двустворчатые ворота. К счастью, закрытые.

Мой спаситель обнаружился тоже на полу, возле люка. Он сидит, склонив голову на положенные на колени руки, и никак не может отдышаться. Мокрые камуфляжные брюки, ботинки военного образца, рельефные мышцы на худой спине двигаются, когда он дышит и между ними видны рёбра, серая майка, которой он отгонял крыс, продета лямками через предплечье левой руки и грязной тряпкой валяется в натёкшей с него луже. И если там, под водой он казался мне сверх-человеком, героем без страха и упрёка, то сейчас... Сейчас я вижу, что он почти мальчишка, очень молодой и очень истощённый. Та часть меня, что всё ещё помнит уроки по анатомии в художественном училище, и пережила недолгое, но бурное увлечение мужа фитнесом, знает: будь он худым до того, как попал в передрягу, у него не было бы мышц, вообще. А поскольку они есть и такие сухие, значит, до того он был здорово подкачан. Сколько же надо не есть, чтобы дойти до такого состояния? Как спец в регулярном недоедании могу ответить: при длительной голодовке мышцы бы исчезли, значит, всё произошло быстро. Голод и обезвоживание.

Я смотрю на люк, где плещется чёрная поверхность воды и передёргиваюсь. М-да... Я бы тоже не пила это до последнего. Как же он в таком состоянии плавал, отгонял от меня крыс и тащил в это «безопасное место»?

Парень поднимает голову с мокрым ёжиком тёмных волос, и мы некоторое время пялимся друг на друга, как две смертельно уставшие вымокшие крысы.

– Л-леди? – хрипло удивляется он. – Там, п-под водой, я принял вас за п-парня. Д-думал, одного из наших п-прислали...

Он рассматривает меня, а я смотрю как поблёскивают капли на его плечах в смутном свете этого нереального места, когда он заикается от холода. Но вот, на измученном лице появляется подобие слабой улыбки.

– Меня зовут Рик, – говорит он. – Рик Янсен.

***

Когда я с трудом встаю и дёргаю завязанный хитрым узлом шнурок на своей кофте – у Рика Янсена временно отпадает челюсть. Ну, ещё бы! Благодаря хлопотам Петера и Ашана, моим похитителям-руководителям, сейчас к ногам Рика вываливается около пятнадцати килограмм рыбы и две двухлитровые бутылки с водой.

– Л-леди, – заикаясь говорит он, – да вы как тот пророк Всевышнего, что притащил отшельнику корзинку с рыбой...

Он тянется к бутылке и медленно пьёт маленькими глотками, хотя, готова спорить на что угодно, это ему нелегко даётся.

– Нет, вы как ангел, который принёс какому-то кадру воды в пустыне!

Рик закручивает крышечку, но выпустить бутылку из рук – уже выше его сил. Я поджимаю губы, чтобы он не заметил улыбки и отправляюсь исследовать наше убежище, оставляя парня наедине с нежданно свалившимся на него богатством.

Помещение, в котором мы оказались, довольно большое, примерно двадцать на тридцать метров, с высоким потолком, но совершенно пустое. В нём абсолютно ничего нет, голый старый бетон по всем направлениям, выщербленный и пыльный на полу, лишь в одном месте на стене немного торчит обломок металла, на который Рик повесил грязную, в бетонной пыли, камуфляжную куртку, да ещё, кхм... В дальнем, от люка, углу я натыкаюсь на отхожее место, что не прибавляет, конечно свежести воздуха в замкнутом помещении. Я возвращаюсь к люку, краем глаза поглядывая на Рика. Он сидит на полу, прижимая к себе бутылку, воды в которой осталось уже половина.

Однако, в мокрой одежде становится невыносимо холодно, пора с этим что-то делать.

Я окончательно распускаю шнурок, которым был подвёрнут и продет в дырочки подол моей длинной вязаной кофты, для того, чтобы напихать в этот «карман» рыбу и воду, недостающие мне по весу до мёртвого старшины Ивлина. Кофта, естественно, растянулась и теперь свисает мне до колен ажурной кляксой, мокрой и холодной. Я отхожу подальше и, взяв её за капюшон, начинаю раскручивать над головой, сначала медленно, а потом, по мере вытеснения воды центробежными силами и облегчения веса, быстрее и быстрее. Рик смеётся, попадая под струи и капли, разлетающиеся от моего рукотворного «вертолёта» и откровенно завидует, но мне не до него. Такой способ сушки чертовски утомляет. Мне жарко, и завтра будут болеть все мышцы, но это лучше, чем сидеть в мокром холоде и простудиться. Когда становится совсем жарко, и отваливаются руки, накидываю кофту на себя и хожу, подсушивая одежду теплом тела, потом опять начинаю крутить. После бесконечно утомительного периода времени замечаю, что свет потускнел, наверное, наступили сумерки, а тонкая синтетическая водолазка на мне высохла, да и штаны для фитнеса из искусственной ткани тоже наполовину сухие. На верхнюю половину. От колен и вниз они слегка влажные, но двигаться больше – нет сил.

Оглядываюсь на парня и вижу, что Рик последовал моему примеру, ну, отчасти. Он повесил свои камуфляжные штаны на железку и сам сидит, сжавшись в комок, в трусах и ботинках, накрывшись короткой курткой. Майка же, так и валяется в луже возле люка. Я подхожу и щупаю её – стопроцентно натуральная нить. Да, такие вещи сушить до-олго, да и стирать затратно, по мыльным средствам, поэтому после Катастрофы у меня всего два набора одежды и оба искусственные, на мой девятый этаж не так много воды и натаскаешься, да и зачем больше? А то, что искусственная ткань электризуется, к этому можно привыкнуть.

Внезапно у меня громко бурчит живот, я вспоминаю, что не ела, пожалуй, со вчерашнего вечера, когда дома закончилась рыба. Утром пошла в пункт раздачи, а когда вернулась... Неужели всего один день прошёл? А по интенсивности внутренних переживаний мне бы их на год с лишним хватило... Как бы так устроиться, чтобы не таскать по одной рыбке из кучи к «столу»? То, что Рик не захочет передвигаться к рыбе, я уже предчувствовала. Пошла, нагребла, сколько поместилось в его майку, и положила рыбу между нами, присев рядом на корточках. Парень, против ожидания, к рыбе не притронулся, провожая голодным взглядом исчезающую у меня во рту разделанную тушку.

– Леди, а знаете... Знаете, откуда берётся эта рыба? Эта, которую правительство раздаёт бесплатно? Это, пожалуй, единственный плюс Катастрофы, да и то, в этом нет нашей, я имею в виду людей, заслуги, всё получилось случайно. Хотите, я расскажу?

Я не отвечаю, рот занят сочной и жирной плотью, такой нежной, в меру солёной, без всяких, там, мелких косточек, что свойственно нашей рыбе. Но Рик немного согрелся, перестал заикаться, у него приятный голос и интересная тема, отчего не послушать?

– Так вот, в первые месяцы после Катастрофы Профессор и все, кто ему мог помочь, пытались сделать Рамку Возврата, такую конструкцию, оснащённую маячками, которая перемещала бы биологические объекты живыми оттуда к нам. Но опыта ещё не было, поэтому Рамку собирали здесь и закидывали как сеть, вместо того, чтобы собирать уже там, как делают сейчас. Глупая затея, да? Это всё равно, что закидывать сеть со спутника в море, в надежде случайно выловить утопающего, но то были первые опыты. И однажды, сеть, то есть, Рамка вернулась полная рыбы...

Рик горящим взором посмотрел на очередной сочный ломтик, исчезнувший у меня во рту, и продолжил:

– Рыба оказалась съедобной и очень-очень калорийной... Но она была не из нашего мира и с совершенно непонятным составом белка. Ну, от употребления этой рыбы никто не умер, – парень шевельнул ноздрями и искоса посмотрел на предмет рассказа, – но никто, даже Профессор, не мог предсказать, что будет от длительного употребления, потому что этот чужеродный белок накапливается и встраивается в организмы людей, что-то типа того. Поэтому Правительство продолжает по тем, первоначальным сигналам маячков добывать эту рыбу и бесплатно раздавать бедным, лучше так, чем голодная смерть, но употреблять её или нет – каждый решает сам... А, какого чёрта! Извините, леди...

Рик схватил одну рыбку и вгрызся зубами в её спину, откусив кусок прямо со шкуркой и частью хребта. Секунду-другую оценивал вкус, а потом таким же образом доел оставшуюся тушку. Кажется, местами с требухой.

– Что вы... так удивля... етесь, леди, – следующей рыбке он сломал хребет и отбросил голову вместе с кишками, всего лишь измазав полностью руки. – Всё когда-нибудь бывает в первый раз...

Третью рыбу я у него забрала, прямо из рук. Дёрнула верхний плавник, к голове, распарывая нежную кожицу без чешуи, и тут же подобрала два идеальных и целых продолговатых ломтика мяса, отложив всё остальное.

– Ух, ты! Вот это, да! Вы не только Пророк и Ангел, леди, вы ещё и фокусница!

И столько совершенно детского восхищения было в его голосе, что я, отодвинув вымазанные в рыбьих кишках руки, подала ему мясо прямо в рот. Это было забавно. Рик смеялся, я мгновенно разделывала рыбьи тушки, он губами ловил ломтики мяса, иногда натыкаясь на мои пальцы, прямо как мой кот, до Катастрофы...

– Ох, пожалуйста, леди, хватит уже их чистить, я просто объемся, хватит, пока...

Он поднялся и ушёл к люку мыть руки и умываться, а я отнесла остатки в отхожее место и заодно... воспользовалась им. А после своего умывания поняла, что уже очень сильно стемнело и я практически почти не вижу Рика в сгустившейся тьме.

– Идите сюда, леди! Да, на мой голос. Да, идите сюда!

Что-то чиркнуло, и во тьме вспыхнул маленький, но такой волшебный, здесь, живой огонёк от пластиковой зажигалки в руках Рика.

– Горючий газ почти кончился, так что, я сейчас потушу, просто гляньте, леди, тут моя куртка, вы можете прилечь, а я тут, с уголка посижу...

Огонёк погас, а я, протянув руку в сторону сидящего на чём-то в темноте бледного тела, наткнулась на короткие волосы и на ледяную кожу его плеча и спины. Ага, посидит он, без штанов и без куртки! Так я, пожалуй, останусь к утру совсем одна! Тыкая его в рёбра и немилосердно щипая, я заставила этого стеснительного идиота лечь, согнувшись, одним боком вдоль расстеленной куртки. Потом я легла рядом, плотно прижавшись к холодной спине, и накрыла нас обоих почти совсем уже сухой кофтой, сделав из капюшона тонкую прослойку между нашими головами и бетоном пола. А то, что спать нам пришлось в мокрых ботинках... Мысль закачалась и начала уплывать из головы.

А потом пришла ещё одна: ой, мамочки, это как же он тут спал до меня-а-а-а?..

***

Проснулась я в одиночестве, укрытая своей кофтой, заботливо подоткнутой со всех сторон. Рика не было. То есть – вообще.

Я села на сбившейся в ком куртке, подошвы обуви скрежетнули по полу, огляделась. Возле люка с водой увидела ботинки Рика, накрытые сверху аккуратно сложенными камуфляжными брюками. То есть, он уплыл на разведку? Ну ладно, пока я одна, надо посетить туалет...

Время шло, в помещении становилось светлее, а парня всё не было. Я подошла и переворошила его одежду – майки не было тоже. В одном ботинке обнаружились два влажных носка, а в другом свёрнутые трусы. А майку, значит, он взял крыс отгонять?

При воспоминании о крысах настроение резко испортилось. Не то, чтобы я их особо боялась, просто подумала: а что будет, если в этой разведке что-то случится и Рик не вернётся? Что мне тогда делать? Вчера он об этом не говорил, как и не предупреждал о том, что отлучится, и что делать мне – я не имела не малейшего понятия. Оставалось одно – ждать. Ждать и думать. Интересно, сколько времени он провёл здесь один? И чем занимался? Ашан и Петер не говорили при мне, сколько прошло со времени пропажи группы, а я не спрашивала. Рик Янсен, наверняка, всё это время пытался найти выход к своим, но не находил и всё возвращался и возвращался в это пустое место... Меня передёрнуло.

Негромкий всплеск и шумный выдох прервали мои размышления. Вода выплеснулась из люка, и голый парень медленно выполз в натёкшую лужу, на четвереньках. Я отвернулась, давая ему время одеться, и делая вид что копаюсь в куче рыбёшек. Спустя долгое время раздался скрип ботинок по бетонной крошке. Рик присел рядом, но, очевидно был слишком измучен, чтобы общаться и молчал. На шее у него я увидела серые керамлитовые цепочку и жетон, с отжатым на нём именем, цифрами и пометками, как у всех солдат. Я встряхнула куртку и накинула ему на худую спину, всю в гусиной коже.

– Спасибо, леди, – вымучено улыбнулся он, и взялся терзать рыбью тушку.

Я ещё раз, медленно показала, как это правильно делать и он благодарно кивнул, однако, складка между его бровей никуда не делась, из чего я поняла, что дела наши не особенно хороши. Когда же он наелся, отложил рыбу и запил её водой из второй бутылки, я сняла чёрный керамлитовый браслет, что нацепил на меня Петер перед отправлением, и подала ему. На Рике был точно такой же, похожий на старые электронные часы с до-катастрофных времён.

– А, маячок Ивлина! – парень оживился, и некоторое время нажимал на нём кнопки. – Так вот это что было... Простите, леди, я вчера, когда появился сигнал, совсем голову потерял, прямо в одежде нырнул. Поэтому пришлось потом в таком непрезентабельном виде... Так-то, отправляясь на разведку, я одежду снимал...

Он болтал, а я думала, что было бы, если бы Рик задержался вчера, снимая одежду? И вторая мысль: ну надо же, «непрезентабельный вид»! Да у парня нехилый словарный запас, как для наших времён!

***

– Леди? Значит, Ивлин пробился домой? В Центр Перехода, я имею в виду? С ним всё хорошо? Хотя, если бы было хорошо, его бы обратно и послали...

Рик нахмурился и положил браслет рядом с собой, на бетон. А потом, слово за слово, рассказал историю этой экспедиции.

Большой Боб, или Оракул, как они называли самый большой, объединённый компьютер нашего мира, подал сигнал о прорыве, в котором исчезли четыре маячка с сигнальных браслетов гражданских. К тому же, среди этих четверых было две девочки.

– Понимаете, леди, эти детишки играли... в Полицию Перехода. Сбежали из Посёлка и полезли в брошенные дома, где не было отмеченных безопасных зон. Ну, и провалились, ис-с-следователи... Ну и чёрт бы с ними, но ведь, подростки же, наши, уже после катастрофы родившиеся, жалко, к тому же, две девочки... Вы же знаете, леди, что Катастрофу пережили только те, кто был на тот момент в Сети, причём глубоко: увлечённые переговорами дельцы, геймеры, те, кто зависал в соц-сетях, молодёжь, одним словом. Да и случилось это в рабочий день, утром, в учебное время, если бы вечером – оставшихся могло бы быть в разы больше... Ну и среди тех немногих, кто остался, женщин было единицы, а девчонок – ненамного больше, в соотношении к мужчинам, примерно, один к пятидесяти, один к сорока... Профессор сказал, что пока эти малявки выйдут к репродуктивному возрасту... Короче, дела нашего вида не то, чтобы совсем безнадёжны, но и не блещут. А Генерал высказался грубее, что человечеству, конечно, э-э-э... конец, но мы, люди, твари упрямые, и просто так не сдадимся, сделаем что возможно. И правительство построило Посёлки, где за безопасным периметром наши женщины живут как королевы. Кто хочет, конечно, и кто здоров. А мы, мужчины, превратились в армию строителей и бойцов, вокруг наших дам, и общество теперь смахивает на общество муравьёв или пчёл.