Текст книги "КОГДА МЫ БЫЛИ СИРОТАМИ"

Автор книги: Кадзуо Исигуро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Естественно, к лету, о котором я рассказываю, нам уже позволялось передвигаться более свободно, без присмотра. В то утро мы расположились наверху, в одной из комнат, где на полу лежали татами, в то время как единственная находившаяся в доме пожилая служанка что-то шила в комнате прямо под нами. Помню, в какой-то момент Акира отвлекся от игры, на цыпочках вышел на балкон и так сильно перегнулся через перила, что я испугался, как бы он не свалился. Затем, когда он поспешно вернулся в комнату, я заметил на его лице знакомую зловещую усмешку. Служанка, доложил он шепотом, как и ожидалось, заснула.

– Теперь мы должны туда войти! Тебе страшно, Кристофер? Ты боишься?

Акиру вдруг охватило такое возбуждение, что на миг все старые страхи, связанные с Лин Тиенем, вернулись и ко мне. Но к тому времени ни для одного из нас не могло быть и речи от отступлении, и мы, стараясь ступать бесшумно, отправились вниз, к тускло освещенному коридору.

Насколько я помню, продвигались мы по нему весьма уверенно, пока не оказались ярдах в четырех-пяти от комнаты Лин Тиеня. Здесь что-то заставило нас остановиться, и с минуту ни он, ни я, кажется, не были в состоянии сделать следующего шага. Если бы в тот момент Акира повернулся и побежал, я, безусловно, сделал бы то же самое. Но тут мой друг, судя по всему, нашел-таки в себе силы и, протянув мне руку, сказал:

– Пошли, старик! Мы идти вместе!

Так, рука об руку, мы проделали последние несколько шагов, потом Акира толкнул дверь, и мы прошмыгнули внутрь.

Комната была маленькая, скудно обставленная, аккуратно прибранная, деревянный пол чисто выметен. Окно прикрывало жалюзи, но в щели по краям лился яркий солнечный свет. Ощущался легкий запах благовоний – в углу находился алтарь. Кроме него, в комнате имелись широкая низкая кровать и на удивление большой лакированный комод, покрытый прекрасными рисунками, каждый ящичек украшала декоративная ручка.

Войдя, мы несколько секунд стояли неподвижно, затаив дыхание. Потом, сделав долгий выдох, Акира повернулся ко мне с широкой улыбкой, явно довольный тем, что победил наконец свой давний страх. Но в следующий момент ощущение триумфа сменилось у него озабоченностью: ввиду отсутствия в комнате каких бы то ни было зловещих предметов он мог оказаться в смешном положении. Прежде чем я успел что-нибудь сказать, он быстро указал на комод и возбужденно зашептал:

– Там! Внутри! Осторожней, осторожней, старик! Пауки, они там, внутри!

Прозвучало это весьма неубедительно, что он, видимо, и сам понял. Тем не менее на несколько секунд перед моим мысленным взором возникла картинка: маленькие ящички один за другим открываются, и существа, находящиеся на разных стадиях превращения в пауков, качаясь, неуверенно поднимаются на дрожащих ножках. Акира взволнованно указал на маленькую бутылочку, стоявшую на низком столике возле кровати Лин Тиеня.

– Жидкость! – прошептал он. – Волшебная жидкость, он использует! Вот она!

Меня так и подмывало посмеяться над его отчаянной попыткой сохранить фантазию, из которой мы, по правде говоря, давно выросли, но в этот момент вдруг снова нахлынуло видение открывающихся ящичков комода, и страх лишил меня дара речи. Более того, меня стала пугать гораздо более реальная угроза: служанка или кто-либо другой из неожиданно вернувшихся взрослых мог застать нас в этой комнате. Мне было жутко даже представить себе позор, который падет на наши головы, наказания, которые последуют за этим, долгие разговоры между моими родителями и родителями Акиры. Я не мог придумать, как бы мы могли объяснить им свое поведение.

Именно в этот момент Акира сделал шаг вперед, схватил бутылочку и прижал ее к груди.

– Пошли! Пошли! – зашипел он, и нас вмиг охватила паника. Едва сдерживая нервный смех, мы вылетели из комнаты и бросились прочь по коридору.

Когда мы снова очутились в безопасном уединении комнаты наверху – служанка продолжала мирно дремать этажом ниже, – Акира повторил, что ящички комода наполнены отрезанными руками. Я видел: он серьезно обеспокоен моим отношением к давней детской фантазии, и постарался скрыть иронию. Поэтому не сказал ничего, чтобы опровергнуть его утверждение или чтобы дать ему понять, будто считаю затею провалившейся, а нашу храбрую вылазку не стоящей внимания чепухой. Мы поставили бутылочку на тарелку в центре комнаты, сели рядом и стали разглядывать ее.

Акира осторожно тянул пробку. Внутри находилась бледная жидкость со слабым запахом аниса. До сих пор понятия не имею, для чего старый слуга использовал этот настой. Думаю, это было какое-то снадобье, которое он купил, чтобы лечить застарелую болезнь. Тем не менее эта находка как нельзя лучше отвечала нашим ожиданиям. Мы аккуратно опустили в бутылочку прутики и перенесли по капле влаги на бумагу. Акира предупредил, что жидкость ни в коем случае не должна попасть нам на руки, иначе на следующий день мы проснемся с пауками вместо ладоней. Ни он, ни я на самом деле в это не верили, но опять же, поскольку мне казалось, что для Акиры очень важно, чтобы мы притворялись, будто верим, операцию мы проделывали с нарочитой осторожностью.

В конце Акира вернул пробку на место и спрятал бутылочку в ящик, где хранил свои самые ценные вещи, приговаривая, что собирается провести еще несколько опытов с настоем, прежде чем вернуть его в комнату Лин Тиеня. Расставаясь в то утро, мы оба были очень довольны собой.

Но когда Акира пришел ко мне на следующий день, я сразу заметил: возникли какие-то сложности. Он был весьма озабочен и ни на чем не мог сосредоточиться. Страшась услышать, что его родители каким-то образом узнали о нашей вчерашней выходке, я некоторое время избегал спрашивать его, что случилось. Но в конце концов, будучи не в силах дольше сдерживаться, попросил признаться, что его тревожит. Однако Акира ответил, что родители ничего не подозревают, и снова помрачнел. И только после того, как я надавил на него сильнее, он сдался и рассказал, что произошло.

Распираемый ощущением триумфа, Акира поведал своей сестре Ицуко о том, что мы сделали. К его удивлению, Ицуко пришла в ужас. Я говорю «к удивлению», потому что Ицуко, бывшая на четыре года старше нас, никогда не разделяла нашего отношения к Лин Тиеню как к фигуре зловещей. Выслушав Акиру, она посмотрела на него так, словно ожидала, что он прямо сейчас, у нее на глазах, начнет корчиться в муках и умрет. Потом она сказала Акире, что нам страшно повезло – мы едва избежали чудовищной опасности: она сама знала нескольких слуг, прежде работавших в доме, которые решились сделать то же, что совершили мы с Акирой, а потом загадочно исчезли. Несколько недель спустя их останки были найдены за пределами сеттльмента. Акира, конечно, заявил Ицуко, что она просто хочет напугать его и он ничуть ей не верит, но был явно потрясен. Признаться, и у меня по спине пробежал холодок, когда я выслушал его, ведь говорила это такая авторитетная личность, как Ицуко.

И тогда я понял, что тревожит Акиру: кто-то должен поставить бутылочку на место, прежде чем старый слуга через три дня вернется из деревни. От нашей вчерашней бравады не осталось и следа, перспектива снова идти в ту комнату казалась невозможной.

Будучи не в состоянии играть в обычные игры, мы решили отправиться в заветное место на берегу реки. Всю дорогу мы обсуждали возникшую проблему. Что случится, если мы не вернем бутылочку на место? Возможно, настой очень ценный, тогда вызовут полицию, чтобы провести расследование. Или, может быть, Лин Тиень ничего никому не скажет, но решит лично обрушить на нас какую-нибудь страшную месть.

Помню, нам было неловко, оттого что мы держались за глупую детскую фантазию, и хотелось найти логический выход из положения, чтобы избежать неминуемых серьезных неприятностей. Например, мы рассматривали даже такую возможность: жидкость – это лекарство, Лин Тиень долгие месяцы копил деньги, чтобы купить его, без него он будет тяжело болеть. Но уже в следующий момент, не отказавшись от предыдущею положения, мы размышляли над другим: жидкость нужна была старому слуге для тех самых неблаговидных целей.

Наше заветное место находилось минутах в пятнадцати ходьбы от дома позади каких-то складов, принадлежавших компании «Жарден Матисон». Мы никогда не были уверены, что не преступаем границу ее владений. Чтобы добраться до места, нужно было пройти через ворота, которые всегда были открыты, и пересечь забетонированный двор, минуя нескольких китайских рабочих, с подозрением наблюдавших за нами, но никогда не пытавшихся остановить. Потом следовало обогнуть хлипкий лодочный сарай и пройти до конца мола, прежде чем спуститься на пятачок темной земли прямо на берегу реки. Там хватало места только для того, чтобы мы могли сесть, плотно прижавшись друг к другу, лицом к воде. Зато даже в самые жаркие дни склады, находившиеся у нас за спиной, отбрасывали тень, спасая от зноя, и каждый раз, когда мимо проплывала лодка или джонка, легкая волна ласково омывала нам ноги. На другом берегу тоже стояли какие-то склады, но прямо напротив был просвет между двумя строениями, и сквозь него можно было видеть дорогу, обсаженную деревьями. Мы с Акирой часто приходили сюда, хотя держали это в тайне от родителей из опасения, что они запретят нам играть так близко к воде.

В тот день, усевшись, мы попытались ненадолго забыть о своих тревогах. Помню, Акира начал расспрашивать меня, как делал часто, когда мы сюда приходили, смогу ли я в случае необходимости доплыть до того или иного из стоявших вдоль берега судов, но вдруг он замолчал и, к моему удивлению, заплакал.

Я почти никогда не видел своего друга в слезах. В сущности, это единственное воспоминание о его слабости. Даже когда огромный кусок затвердевшего строительного раствора упал ему на ногу – мы играли тогда на задворках американской миссии, – он побелел, как привидение, но не заплакал. Однако в тот день на берегу реки Акира утратил-таки самообладание.

Помню, он держал в руке кусок мокрого расслоившегося дерена, от которого, рыдая, отрывал щепки и швырял в воду. Мне очень хотелось утешить его, но, не находя слов, я лишь подбирал и нес новые куски дерена и, отрывая от них щепки, передавал их другу, словно это было какое-то чудодейственное лекарство. После того как рядом не осталось ни одной щепки, Акира наконец взял себя в руки.

– Когда родители узнают, – сказал он, – они так сердиться! Тогда они не позволять мне оставаться здесь. Тогда мы все ехать в Японию.

Я продолжал молчать, по-прежнему не находя слов. Глядя на проплывавшую мимо лодку, Акира тихо добавил:

– Я не хочу никогда жить в Японии. Поскольку в ответ на это заявление я всегда отвечал ему одно и то же, то и теперь повторил:

– Я тоже не хочу никогда жить в Англии.

Потом мы оба долго молчали. Но чем дольше мы смотрели на воду, тем отчетливее становилась мысль: существует лишь один очевидный способ избежать ужасных последствий. И в конце концов я выложил Акире: единственное, что мы можем сделать, это вовремя вернуть бутылочку на место. Тогда все будет хорошо.

Акира, казалось, не слышал меня, поэтому я повторил свой вывод. Он продолжал игнорировать меня, и именно тогда я по-настоящему прочувствовал, насколько сильнее стал его страх перед Лин Тиенем. Теперь этот страх был так же силен, как в самом раннем детстве, с той разницей, что сейчас Акира ни за что бы в этом не признался. Его смущение было мне понятно, и я старался найти достойный выход из сложившейся ситуации. В конце концов я тихо сказал:

– Акира-сан, мы снова сделаем это вместе. Как в прошлый раз. Возьмемся за руки, войдем и поставим склянку туда, где ее взяли. Если будем вместе, с нами ничего плохого не случится. Ничего. И никто никогда не узнает о том, что мы сделали.

Акира подумал немного, потом повернулся ко мне, и я увидел в его глазах глубокую и торжественную благодарность.

– Завтра днем, в три часа, – сказал он. – Мама пойдет в парк. Если служанка снова заснет, у нас есть шанс.

Я заверил его, что служанка непременно заснет, и повторил:

– Если мы будем вместе, бояться нечего.

– Да, мы делать это вместе, старик! – согласился Акира, неожиданно улыбнувшись, и встал.

На обратном пути мы детально обсудили план операции. Я пообещал прийти к Акире на следующий день до ухода его мамы. А как только она уйдет, мы поднимемся наверх и, заранее приготовив бутылочку Лин Тиеня, будем ждать, пока заснет служанка. Настроение Акиры заметно улучшилось, но, помню, когда мы прощались, друг посмотрел на меня с наигранной беззаботностью и попросил, чтобы я не опаздывал.

Следующий день снова выдался жарким и влажным. Сколько раз в течение последующих лет я вспоминал его, пытаясь сложить отрывочные фрагменты в единую картину! Об утренних часах я не помню почти ничего. Вижу лишь, как прощаюсь с отцом, уезжающим на работу. Я уже вышел из дома и слонялся вокруг подъездной аллеи, поджидая его. Наконец он появился – в белом костюме и шляпе, с портфелем и стеком в руках. Искоса посмотрел в сторону ворот. Я ожидал, что он подойдет ко мне, но в этот момент на крыльцо вышла мама, остановилась у него за спиной и что-то сказала. Отец снова поднялся на ступеньки, обменялся с ней несколькими словами, улыбнулся, поцеловал ее в щеку, потом решительно направился ко мне. Вот и все, что я помню о его отъезде. Не могу сказать, пожали ли мы друг другу руки, похлопал ли он меня по плечу, оглянулся ли у ворот, чтобы в последний раз помахать на прощание. В целом у меня осталось ощущение, что в том, как он уезжал в то утро, не было ничего необычного, ничего отличавшего тот день от любого другого.

Единственное, что я помню дальше, – это то, как играл с солдатиками у себя в спальне на ковре, но мысли были заняты предстоящим опасным предприятием. Мама куда-то уехала, потом я обедал на кухне вместе с Мэй Ли. После обеда, чтобы убить время до трех часов, немного прошелся до того места, где два больших дуба росли чуть в стороне от дороги, перед каменным забором, окружавшим сад.

Быть может, потому, что я уже мобилизовал к тому времени всю свою храбрость, мне удалось влезть на один из них выше, чем когда-либо прежде. С победным видом восседая на суку, я обнаружил, что с этой высоты мне видны кусты и лужайки всех ближайших усадеб. Помню, я сидел там довольно долго, обдуваемый ветерком, и волнение по поводу предстоящей операции все больше охватывало меня. Однако я понимал, что страх Акиры перед Лин Тиенем все равно намного сильнее, и на сей раз лидером придется быть мне. Это накладывало большую ответственность, и я решил, что в доме Акиры постараюсь держаться как можно увереннее. Но пока я сидел на дереве и размышлял о множестве вероятных препятствий, которые способны помешать осуществлению нашего замысла: что, если служанка не заснет? Что, если она выберет именно сегодняшний день для уборки коридора, ведущего в комнату Лин Тиеня? Или мама Акиры передумает и не уйдет, как мы ожидали? А кроме того, существовал еще и старый детский страх, от которого я, как ни старался, не мог избавиться полностью.

Наконец я слез с дерева и направился обратно домой, чтобы выпить воды и проверить время. Войди в ворота, я увидел на подъездной аллее два автомобиля. Автомобили меня весьма интересовали, но в тот момент я был слишком поглощен своими проблемами, чтобы обращать на них внимание. Проходя через холл, я заглянул в открытую дверь гостиной и увидел троих мужчин, которые стояли, держа шляпы в руках, и разговаривали с мамой. В этом не было ничего необычного – вполне вероятно, они пришли обсудить с моей матерью нечто, касающееся ее кампании. Но что-то в атмосфере дома заставило меня остановиться и прислушаться. Как раз в этот момент они замолчали и повернулись ко мне. Я узнал одного из мужчин, это был мистер Симпсон, коллега моего отца по работе; двух других я не знал. Мама тоже увидела меня и выступила вперед. Видимо, я почувствовал, что происходит нечто экстраординарное, поскольку тут же засуетился и поспешно направился в кухню.

Едва войдя в нее, я услышал шаги. Это была мама. Я часто пытался вспомнить ее лицо – определить, что именно оно выражало в тот момент, – но мне это никогда не удавалось. Наверное, инстинкт подсказал мне тогда не смотреть на нее. Помню лишь ощущение ее присутствия как чего-то большого и неуловимого, словно я вдруг снова стал совсем маленьким, и еще то, что на ней было светлое летнее платье. Чуть охрипшим, но идеально сдержанным голосом она сказала мне:

– Кристофер, джентльмены, которые пришли с мистером Симпсоном, из полиции. Мне нужно закончить разговор с ними, а потом я поговорю с тобой. Пожалуйста, подожди меня в библиотеке.

Я хотел было возразить, но мама пресекла попытку строгим взглядом.

– В библиотеке, – повторила она, уже направляясь к выходу. – Я приду, как только побеседую с этими джентльменами.

– Что-то случилось с папой? – не удержался я. Мама снова повернулась ко мне:

– Твой отец сегодня не приехал на работу. Но я уверена, этому есть какое-то простое объяснение. Подожди меня в библиотеке. Я скоро приду.

Я вышел из кухни вслед за ней и отправился в библиотеку, где, усевшись за свой рабочий стол, стал ждать, думая не столько об отце, сколько об Акире и о том, что уже опаздываю к нему. Интересно, хватит ли у него смелости одному вернуть бутылочку на место? Даже если хватит, он наверняка

будет, сердиться на меня. В тот момент я был настолько озабочен ситуацией, связанной с Акирой, что даже подумывал нарушить мамино распоряжение и уйти. Между тем обсуждение в гостиной затягивалось, казалось, до бесконечности. На стене в библиотеке висели часы, и я неотрывно следил за их стрелками. В какой-то момент я даже вышел в холл, надеясь привлечь внимание мамы и попросить у нее разрешения отлучиться, но на этот раз дверь в гостиную оказалась плотно прикрытой. Пока я слонялся по холлу, размышляя о том, как бы улизнуть, появилась Мэй Лии строго велела мне возвращаться в библиотеку. Водворив меня на место, она вышла и закрыла дверь, но из коридора все время доносился звук ее шагов. Я снова уселся за стол и стал смотреть на часы. Когда стрелки перевалили за половину третьего, я помрачнел и стал страшно сердиться на маму и на Мэй Ли.

Потом наконец услышал, что мама провожает гостей и один из них говорит:

– Мы сделаем все, что в наших силах, миссис Бэнкс. Будем надеяться на лучшее и уповать на Бога.

Что ответила мама, я не разобрал.

Как только мужчины уехали, я выскочил из дома и спросил у мамы, можно ли мне пойти к Акире. Меня ужасно разозлило, что мама, полностью проигнорировав мой вопрос, сказала:

– Давай вернемся в библиотеку.

Как бы ни был разочарован, я повиновался. В библиотеке мама усадила меня на стул, присела рядом на корточки и очень спокойно сообщила, что отец пропал – его никто не видел с момента отъезда из дома. Полиция, вызванная администрацией компании, ведет поиски, однако пока они не дали результата.

– Но он вполне может сам вернуться к ужину, – добавила мама с улыбкой.

– Разумеется, он вернется, – произнес я тоном, который, как я надеялся, позволял понять: вся эта кутерьма меня раздражает. После чего встал и снова спросил, можно ли мне уйти, но на сей раз с меньшей горячностью, поскольку, взглянув на часы, понял: в походе к Акире уже не было смысла. Его мама, должно быть, успела вернуться, и вскоре у них будут ужинать. Я очень сердился, что мама задержала меня лишь для того, чтобы сообщить то, что я понял уже полтора часа назад из разговора в кухне. Так что, когда она наконец отпустила меня, я просто поднялся в свою комнату, выставил на ковер солдатиков и постарался не думать об Акире и о том, какие чувства он испытывал но отношению ко мне в тот момент. Но я помнил все, что он сказал на берегу реки, и его взгляд, исполненный благодарности. Более того, мне, так же как Акире, очень не хотелось, чтобы его увезли в Японию.

До позднего вечера я пребывал в подавленном настроении, но это, разумеется, было истолковано как реакция на исчезновение отца. Весь вечер мама подбадривала меня, говоря что-то вроде: «Давай не будем унывать. Все наверняка скоро выяснится». И даже Мэй Ли была необычайно ласкова со мной, пока я принимал ванну. Но помню я также и то, что с каждым часом на маму все чаше накатывали те моменты «отсутствия», которые станут столь характерными для неё впоследствии. По-моему, уже в тот вечер, лежа в постели и размышляя о том, что сказать Акире, когда мы увидимся в следующий раз, я услышал, как мама, вперив невидящий взор куда-то в стену, тихо произнесла:

– Что бы ни случилось, ты будешь гордиться им, Вьюрок. Ты всегда сможешь гордиться тем, что он сделал.