Текст книги "Теоретический интерес (ЛП)"

Автор книги: Jane Davitt

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Мне здесь нравится, – сказал Саймон. Дом Малкома сильно отличался от пустоватого современного интерьера его квартиры, да и от стерильного уюта родительского дома тоже. Старый дом сочетал в себе неброское достоинство и очевидную долговечность, и, если и требовал ремонта, то незначительного. Так, чтоб немного сгладить острые углы. Кран, к примеру, починить, чтобы не брызгал.

– Но заняться им не мешает. Иначе он у тебя через год-другой рассыпаться начнет. Можно нанять кого-то на несколько часов в неделю для такого, текущего ремонта, и еще, может, фирму вызвать, чтоб тебе его отдраили от подвала до чердака. А так, он и правда основательный. Хорошее слово.

Из-за облаков показалось солнце, освещая кухню сквозь давно не мытые окна. Малком огляделся и нахмурился, как будто прямота Саймона только сейчас заставила его заметить неубранные крошки на столешнице и пятна на полу.

– Пожалуй, ты прав. Хочешь посмотреть сад?

– Не откажусь.

========== – III – ==========

Этот сад мог бы быть настоящим раем для ребенка. Саймон все свое детство провел, бегая по окрестным лесам, устраивая убежища в спутанных кустах рододендрона, перелетая на «тарзанках» через каменистые ручьи и с упоением копаясь в горах отбракованной керамики, где можно было, если посчастливится, отыскать целую чашку или блюдце и притащить домой маме. Теперь все места его детских игр были либо застроены аккуратными и ничем не примечательными кварталами, либо превратились в заброшенные пустыри, куда соваться лучше не стоило. И сад, по которому он шел, вновь вызвал к жизни того мальчишку, который, оказывается, всегда дремал где-то у него внутри, а Малком…

Малком ушел чуть вперед по дорожке, вымощенной плитами, между которыми пробивались подушечки мха. Интересный тип. Такой же, как его дом, – не пафосный, но и не простой. Саб? Вряд ли. Но то, как он раз за разом возвращался к теме порки, слегка царапало Саймона изнутри, будило любопытство.

Исследование? Для книги? Серьезно? Или все-таки попытка оправдать желание, которое он и высказать-то стесняется? Можно быть мазохистом и при этом не испытывать потребности подчиняться. Получать удовольствие от боли, жгучей и сладкой, но без желания благодарить за нее, стоя на коленях.

Он нагнал Малкома у беседки – изящного восьмиугольного сооружения с остроконечной крышей и воздушными арочными проемами между витыми опорами, сделанными в форме ячменных леденцов*. По периметру беседки шли деревянные скамьи, в центре стоял ажурный стол чугунного литья.

– Скамейки открываются, – сообщил Малком, приподнимая сиденье. – Туда когда-то клали подушки, посидеть в хорошую погоду. Здесь композиционный центр сада. С этой стороны розарий, – он указал рукой. – А с той дом. А вот там…– Его голос дрогнул. – А, там заросло все. Не на что смотреть.

– Зато есть на что посмотреть, прямо здесь.

Саймон притянул Малкома к себе, снова предлагая тепло своих рук, – но уже по-другому.

К поцелую оба приноровились не сразу – движение Саймона застало Малкома врасплох, и они сначала неловко столкнулись носами. Малком же ответил слишком активно, и Саймон начал думать, как бы так тактично отстраниться, вытереть рот и начать сначала. В конце концов, он так и сделал, а когда Малком открыл рот, чтобы извиниться, покачал головой и прошептал: – Сначала.

Лучше. Теперь стало гораздо лучше. То, что Малком такой большой и сильный, не подавляло Саймона. Напротив, он покорял эту силу, уверенно, инстинктивно ведя в поцелуе. Малком же отвечал мягко и трогательно, и было так сладко просто стоять и целовать его, и ощущать, как он целует в ответ, что Саймон позволил себе раствориться в этом ощущении, чувствуя, как внутри постепенно зарождается желание, но не острое, а теплое и тягучее, как и все вокруг. Солнце согревало их, птичье пение звучало фоном, а доносившийся с ветром запах колокольчиков как будто говорил, что впереди у них вечность…

– Это все, что мне светит? Или ты не против продолжить?

Резкость вопроса задела его, но в глазах Малкома он прочел настороженность, готовность снова отгородиться защитным барьером. Он был заранее настроен на отказ, и Саймона это беспокоило.

– А что ты предлагаешь?

– Ты же у нас Дом. Разве не ты должен говорить мне, что делать?

– Я не твой Дом. Разве ты этого хочешь?

– Не знаю. Может быть? Наверно, все-таки нет. Я буду чувствовать себя полным идиотом. Но я бы, пожалуй, сейчас встал на колени – если ты меня правильно понимаешь.

Ну уж нет, просто так упускать его Саймон был не намерен.

– А давай так: тебе «светит» либо секс, либо порка. Одно из двух. Выбирай.

Малком вспыхнул, и его дыхание участилось.

– Порка? А почему ты решил, что я… Мы же это, вроде как, проехали.

– Проехали?

– А разве нет? Я признал, что заманил тебя не очень честным путем, но мы уже все выяснили, и…

– Я не все выяснил, если это подразумевает, что ты прощен.

Вот опять. Неровное, сбитое дыхание.

– То есть я должен нагнуться и подставить задницу, чтобы заслужить прощение? Это месть?

– Нет. Это твой выбор. Он был у тебя с самого начала. Мне только интересно, когда ты уже признаешься, что сделал его, как только я задал вопрос.

Саймон выразительно посмотрел на его пах, где образовалась красноречивая выпуклость, хотя кошмарные ворсистые штаны и нечетко обрисовывали форму стремительно твердеющего члена.

– Знаешь, для человека со стояком, которому «вся эта галиматья» нафиг не нужна, ты что-то слишком долго думаешь. Выбери секс. Ты давно на просушке, а тут я, подходи да хватай. Смотри, какой горячий парень, где ты еще такого найдешь, а? Ну? В чем проблема?

– Бо-оже, да у тебя самомнение сейчас из берегов выйдет! Дохляк. У меня и получше были.

– Сомневаюсь. – Возбуждение вспыхнуло в нем, поднялось тяжелой пьянящей волной в крови. – И ты так и не ответил на мой вопрос. Что ты выбираешь?

– Ну хорошо! И то, и другое. Почему нет? Отлупи меня, а потом трахни. Ты же так любишь? А я не против попробовать.

– Исключено. – Саймон действительно не мог пойти на компромисс. – Если ты выбираешь спанкинг – я действую как официальный представитель клуба, а по правилам клуба секс запрещен.

– Навсегда? Без вариантов?

– Нет. Только на сегодня. Выбираешь спанкинг – получаешь спанкинг. Умолять не придется. – Хотя Саймона бы это ох как порадовало. Это то, что его всегда заводило. – Зато поймешь, нравится тебе это или нет. Никаких обязательств, никаких последствий.

– А если нравится, то что?

– Будем решать по мере поступления.

– А если нет, ты садишься в машину и привет, так, что ли? А то я бы не отказался увидеться еще раз. Если ты захочешь. По крайней мере, пока ни ты, ни я не встретим кого-нибудь получше.

Судя по всему, Малком не сомневался, кто именно из них первым двинется к новым горизонтам.

Ответ на этот вопрос был очевиден – Саймона не устроили бы «ванильные» отношения. Он не то чтобы относился к Теме как к стилю жизни, но совсем без нее скоро начал бы ощущать некую пустоту внутри – как будто чего-то не хватает.

– Необязательно.

Черт. Нечестно давать ложную надежду. Черт, черт, черт…

– Врешь… Первый раз за сегодня. – Малком пожал плечами. – Ну и ладно. Пусть будет порка. Но я не буду врать, что мне понравилось, чтобы раскрутить тебя на свидание. Ты хорош, Саймон, но не настолько.

– Я бы все равно почувствовал.

– Да уж, наверное. – Он огляделся вокруг. – Это место не хуже любого другого. Тебе для этого что-то нужно? Палка какая-нибудь? Паддл?

У него была с собой полная сумка игрушек, но за ней пришлось бы сходить в дом, и Саймон решил не сбивать настроение.

– У меня есть вот это. – Он поднял раскрытую ладонь. – Это все, что мне требуется.

Малком скинул ботинки и стянул носки. Потом спустил штаны вместе с бельем и выпрямился, невольно демонстрируя торчащий из-под низа свитера член.

– Так хватит? А то прохладно совсем-то раздеваться.

Мощный член, тяжелые яйца, окруженные облачком темных волос, и длинные сильные ноги, по-зимнему незагорелые. Саймон еле сдержался, чтобы не издать слишком явный одобрительный звук, и просто кивнул.

– Развернись. Руки на ограждение, ноги на ширине плеч.

Можно было бы уложить Малкома на колено, но Саймон хотел получить больший обзор и свободу перемещения. Хотел потомить его, заставить раскрыться и ждать, замирая от неизвестности. Садист в нем уже поднял голову, но саб всегда вызывал у него и потребность оберегать и защищать, которая уравновешивала его темные желания.

Может, Малком никогда и не будет стоять перед ним на коленях с обожанием в глазах. Но сейчас, в эту минуту, он принадлежал Саймону.

Он задрал на нем свитер, обнажив часть спины. Красота. Крепкие ягодицы, бледная кожа, пара веснушек. Положил ладонь на ягодицу, ощущая, как мягко пружинят под рукой мышцы. Можно шлепать и шлепать. Саймону уже не терпелось проверить эту теорию.

– Ох ты, господи. Странно как-то, – пробормотал Малком.

– Ноги шире.

Он отдал приказ, чтобы проверить состояние Малкома и его настрой. Будет ли он колебаться? Протестовать? Нет. Без единого слова Малком переместил ступни на несколько дюймов дальше в стороны и глубоко вдохнул.

Саймон провел рукой по его спине вдоль позвоночника и дальше по ягодицам, пробуждая кожу, отмечая, как по ней пробегает дрожь, как сжимаются мышцы. Слишком напряжен. Пора расслабиться.

– Тебе нужно придумать стоп-слово. Особенно мудрить не стоит – это не на всю жизнь. Просто чтобы ты мог подать мне сигнал «стоп».

Малком покрутил головой в поисках вдохновения.

– Уховертка**.

– Что?

– А вот, видишь, ползет тут, на руку мне сейчас залезет.

Саймон поднял сухой листок с пола беседки и дал насекомому заползти на него, затем отложил.

– Уховертка – так уховертка. И если ты почувствуешь, что больше…

Малком обернулся. Похоже, то, что Саймон все еще не может решиться, было огромными буквами написано у него на лбу.

– Саймон, ты мне нравишься. Но моя задница мне все равно ближе. Если для меня это будет чересчур, ты тут же об этом узнаешь, ага?

– Спасибо.

Малком кивнул и вернулся в ту же позу. Потом встряхнулся, как мокрая собака.

– У меня так стоять спина затечет. Может, мы уже начнем?

– Да, – тихо сказал Саймон. – Начнем.

Первый удар вышел неуверенным. Да черт возьми, это же только рука! Рукой никаких увечий не нанесешь. Да и Малком свободно может встать и отойти. С ним ничего не случится!

Второй. Третий. Эти оставили легкий розовый след.

– Можно посильнее.

Саймон открыл было рот, собираясь предложить Малкому заткнуться, но снова закрыл. Это не сессия. Это выход Малкома, его бенефис. Вместо этого он ударил с размаху, обжигая кожу, чувствуя, как что-то отпускает изнутри, освобождая его.

– Даа, вот это больше похоже на правду. – Малком шумно выпустил воздух сквозь сжатые зубы. – Вот это я почувст… ооххх.

Саймон тоже почувствовал. Ладонь жгло; он сжал кулак, поразминал пальцы и продолжил наносить удары с достаточной силой, чтобы у Малкома не было сомнений относительно того, что с ним происходит, но при этом не переходя черты, которую тот не был готов перейти. Его собственное возбуждение постепенно нарастало, оставаясь аккомпанементом, позволяя не акцентировать на нем внимание.

Кожа Малкома пылала, ее пестро покрывали пятнышки всех оттенков красного, и отпечатки пальцев Саймона уже пропали на общем алом фоне. Боже мой, твою ж мать, как же восхитительно снова испытывать все это! Он жадно впитывал скрежещущие звуки тяжелого дыхания, беспорядочный поток слов, переходящий в нечленораздельные ругательства, потом в невразумительные междометия, и жар, передающийся от его руки ягодицам Малкома и обратно.

В какой-то момент Малком окончательно замолчал, и тогда заговорил Саймон. Он шептал ему слова одобрения и похвалы, сильнее заводясь от собственного голоса.

И тут Малком проговорил:

– Нет, хватит. Пожалуйста! Боже, как больно…

Саймон замер, остановив руку в середине движения. Это не стоп-слово. Такое он слышал от сабов и раньше и знал, что эти мольбы нельзя принимать всерьез. Саб испытывает острое наслаждение, темное и изощренное, когда просит и умоляет прекратить, но наказание все равно продолжается, столько, сколько считает нужным Дом. Люди рассказывали об этом на встречах в клубе с затуманенными глазами, и Саймон прекрасно понимал, откуда это идет – тебя как бы силой вынуждают принять еще, покориться воле своего Дома, но при этом в глубине души ты знаешь, что у тебя всегда есть страховка – твое стоп-слово,– если игра зайдет слишком далеко.

Малком же еще даже близко не подошел к пределу своих возможностей, по крайней мере, физических, и Саймон прекрасно это знал. Только если эмоциональных…

Но он не произнес стоп-слова.

– Нет. Ты можешь выдержать больше, и ты выдержишь, потому что я так сказал, – его голос прозвучал ровно и уверенно, и следующий удар не уступал предыдущим по силе. Саймон намеренно нацелил его по уже раздраженному месту – но Малком промолчал, издав только неровный вздох, а потом – вот оно! – чуть сменил позу, буквально на сантиметр, но совершенно явно приподнимая ягодицы, чтобы получить больше.

Твердо уверенный, что он все делает правильно, Саймон возобновил порку, завершая ее шквалом резких, хлестких, обжигающих шлепков, постепенно уменьшая их силу и заканчивая совсем легкими и практически ласкающими.

В конце он приложил руку – не ту, которой шлепал Малкома, а другую, прохладную – к его горячим саднящим ягодицам, и Малком выдохнул, а по его телу прошла судорога.

Какое-то время Саймон не двигался и ничего не говорил. Он любил эти минуты тишины после, наслаждался возможностью утешать и успокаивать. Для него это было такой же неотъемлемой частью сессии, как и боль, создавало необходимый баланс. Даже если бы он мог щелкнуть пальцами и унять дискомфорт, он не стал бы этого делать. Малком заслужил эту боль, она стоила тех усилий, которые ему пришлось приложить, и Саймон хотел разделить с ним эмоциональный подъем.

Он помог Малкому подняться, сам сел на скамью и притянул его к себе, устраивая частью у себя на колене, частью рядом.

Малком опустил голову ему на плечо, спрятав там лицо – пылающее, но сухое. Слез не было. Малком вцепился в рубашку Саймона, стягивая ткань в кулак и сминая, и потерся лбом о его плечо.

– Молодец, какой же ты молодец. – Саймон гладил его по волосам и по спине. – Мне так понравилось… Не говори ничего сейчас, если не хочешь, просто дай мне знать, если тебе что-то понадобится.

– Да. – Малком повернулся к нему. – Пожалуйста?

И он прижался к губам Саймона с такой страстью, с какой его уже давно не целовали. Не ответить было невозможно, Саймон и сам до боли хотел его, член стоял, как каменный, и это же был всего лишь поцелуй, господи, до чего же у него сладкие губы… И тут Малком потянул его за руку.

– Прикоснись ко мне. О боже, помоги кончить!

Саймон инстинктивно сомкнул пальцы на его тяжело налившемся члене, издав короткий стон почти в унисон с Малкомом, но как только тот выгнулся, толкаясь в его ладонь, тут же отпустил.

– Нет. Нельзя. Я же сказал. По правилам клуба…

– Твою мать, господи, да я не скажу никому! – Глаза его за очками блестели от неутоленного желания. – Мне уже много не надо, боже мой, ну не можешь же ты так бросить!

Саймон встал на разом ослабевших ногах, пытаясь унять бешено бьющееся сердце.

– Я не могу! Я…

– Сам получил свой кайф, и снова мачо? А меня по боку?! – Малком презрительно фыркнул и потянулся за носком. – Ну и хрен с тобой. Пошел нахуй. Давай, вали отсюда, красавчик!

– Я должен убедиться, что с тобой все в порядке.

– Дополнительная услуга? Мне не требуется. – Малком выразительно посмотрел вниз. – Я уже большой мальчик. Сам справлюсь. И зрители мне не нужны.

– Послушай, прости, мне, правда, жаль, но…

Малком поднялся. Полуголый, в носках, он должен был бы выглядеть смешно, но ничего смешного в нем не было.

– Я только что попросил вас уйти. Не заставляйте меня повторять это дважды.

Изгнанный из рая, Саймон шел напрямую через кусты, поминутно моргая и почти ничего не видя из-за слез. Он бегом пронесся через дом обратно к выходу и сел в машину. Рванул с места, разбрызгивая колесами гравий, и, только доехав до выезда на улицу, сообразил, что забыл сумку. Черт. Там было много далеко не дешевых вещей, но это бы ладно; главное, Малкому совсем ни к чему все это видеть в своем доме. Может, он еще успеет быстро прокрасться в комнату и забрать.

Он вытер мокрые щеки, глубоко вдохнул и медленно сдал назад, в какой-то момент чуть не съехав с дорожки влево – ветки кустов проскребли по дверцам.

Идя ко входу, он заглянул через окно в ту комнату, где оставил сумку. Малком, уже полностью одетый, сидел на диване, низко опустив голову и ссутулив вздрагивающие плечи, и Саймон понял, что он плачет – громко, резко, некрасиво, как плачет человек, непривыкший проливать слезы. Порка его не сломила. А вот упорное стремление Саймона во что бы то ни стало следовать правилам прекрасно с этим справилось.

Входная дверь захлопнулась, когда он выходил. Решив не стучать, Саймон обежал дом и снова прошел через кухню, подгоняемый чувством вины и отчаянием. Нихрена он не Дом, даже и пытаться не стоило! Все, к черту, он бросит Тему, даст обет безбрачия, никаких больше сессий, порок, никаких…

Поскользнувшись на очередном коврике, Саймон упал, больно стукнувшись коленом, но тут же вскочил на ноги и захромал дальше.

Малком поднял взгляд, когда Саймон появился в дверях. Он безуспешно попытался смахнуть слезы и сделал глубокий неровный вдох, прежде чем заговорить, и пустота и безнадежность в его голосе были гораздо хуже бешенства.

– По-моему, я сказал тебе валить отсюда.

– Я уже выезжал на дорогу, но вспомнил, что…

– Причиндалы свои забыл? – Малком вытащил из рукава носовой платок, вытер лицо, затем высморкался. Слава богу, не наоборот. – Вон, забирай.

– Плевать на них. – Саймон даже не взглянул на сумку. – Но плевать на правила нельзя. Они защищают и тебя, и меня. Тебя – потому что после спанкинга ты слишком уязвим, а меня – потому что некоторые люди считают, что мы, блин, эскорт-агентство, а значит, трах – непременная часть сервиса…

Малком нахмурился, озадаченно и сердито.

– Я вовсе не это имел…

– Я знаю. Просто пытаюсь сказать, что правила придуманы для дела, а не для того, чтобы кто-то почувствовал себя отвергнутым и оскорбленным.

– Не в первый раз. И, я так думаю, не в последний. – Малком махнул рукой. – Ладно, все, ты свой долг выполнил. Я прыгать с крыши не собираюсь. Напиться могу, но тоже не факт. Зачем еще усугублять похмельем, когда и так паршиво. Так что можешь с чистой совестью поставить галочку в отчете и двигать отсюда.

– О господи, Малком. Я вернулся не как член клуба. Я хотел вернуться. Если б это было для бумажки, ты б меня здесь не увидел.

Саймон опустился рядом с ним на колени. Ушибленное колено прошило болью, но он даже не поморщился.

– Разреши мне остаться. Не отказывайся от заботы. Это тоже часть того, что мы делали. Мы поговорим, обсудим. И у меня есть лосьон, которым можно смазать, чтобы немного снять жжение.

– Прекрасно. А потом ты все-таки уедешь, а я останусь, только теперь я уже буду знать, что мне нужно, а получить этого не смогу? Нет уж, спасибо.

Саймон усмехнулся и пересел к нему на диван – стоять на коленях казалось как-то неправильно.

– Приходи в клуб. Я тебе гарантирую, что к твоей заднице выстроится очередь. К твоей охрененной заднице. Иди сейчас, хочешь, сам посмотри. А потом завтра, когда синяки проявятся. Сексуально до чертиков.

– Да? Как-то у вас там с задницами туго, что ли… – скептически заметил Малком, хотя настроение его явно улучшилось. – А ты-то в этой очереди будешь?

– Я первым понесусь занимать… если ты, конечно, не хочешь попробовать с кем-нибудь другим. Есть у нас одна, Мэнди такая, так у нее кто угодно будет рыдать и молить о пощаде. Тебе бы понравилось.

– Никого не хочу обидеть, но с женщиной мне это представить трудно.

– Никто и не обиделся.

Малком перевел взгляд куда-то чуть в сторону от лица Саймона.

– Значит, ты не против продолжить? Со мной? Просто не сегодня? Или я слишком много смысла ищу в том, что ты вернулся?

– Нет. То есть да, но только я опять все испортил. Опять сделал все хуже некуда.

– Или же я требовал слишком много и не желал тебя слушать, – он махнул рукой. – А, один черт… Главное, что ты выдал мне все, что надо, и ничего тебя не сдерживало. Тебе правда понравилось?

Саймон провел пальцами по горячей ладони; кожу все еще слегка саднило.

– Определенно. Ты, правда, болтаешь много, но я бы тебя от этого… – он откашлялся. – Извини. Погорячился.

– Единственное, что может заставить меня заткнуться, это кляп. Так что, флаг тебе в руку, дружок.

Ах так?

– Знаешь, каждый раз, когда ты мне конкретно сообщаешь, чего именно ты никогда не станешь делать, я вношу это в свои планы.

– Мерзавец, – сказал Малком, но блеск в его глазах не оставлял сомнений, что Саймон на верном пути, по крайней мере, в том, что касается расшифровки его громких заявлений. – Или надо говорить «Сэр Мерзавец»?

– А давай, ты сам найдешь ответ на этот вопрос? Но если ответ окажется неверным, придется пенять на себя.

Малком резко втянул в себя воздух.

– Как это у тебя получается?

– Что получается?

– В тебе как будто тумблер щелкает. То ревешь в три ручья, а через секунду – сама строгость и собранность. Мне это напоминает моего директора школы. Только без туманных взоров. Когда он вытаскивал трость.

Саймон почувствовал, как у него кишки сворачиваются в ледяной узел, только представив себе маленького Малкома в шортах и белых носочках, которому грозит порка тростью. Это совсем не то же самое, что игры и фантазии взрослых.

– Тебя наказывали тростью? Серьезно? Я думал, телесные наказания отменили лет сто назад.

– Не везде. В таких школах, где платят за обучение, это дело окончательно прикрыли, только когда я был в четвертом классе. Но моему несчастному заду хватило.

– Тебе это нравилось? Или вызывало ужас? Знаешь, может ведь быть и так, и так. – Саймон удобнее устроился на диване. Он любил обсуждать кинки с теми, кто понимает.

Малком почесал нос, явно не желая отвечать на этот вопрос. Но именно это нежелание некоторым образом подсказывало Саймону ответ.

– Вы вот такие вещи обсуждаете в своем клубе?

– Иногда. Если кто-то хочет этим поделиться. Но никто никого не заставляет.

– А может, мы… пропустим клуб, а? – Малком пожал плечами. – Просто сами встретимся и все. Без всяких дурацких правил. Чтобы ты мог отхлестать меня по заднице и тут же оттрахать, а не свалил бы и бросил меня со стояком?

Это было роскошное предложение. Чертовски привлекательное. Прямота Малкома не оставляла места недоразумениям, а драматические сцены с ним налетали и проходили быстро, как ветер. Он явно был неспособен сутками обижаться или мстить. Но эту «спящую красавицу» просто необходимо растормошить. Сам Саймон не испытывал недостатка в общении или развлечениях, а как иначе, если в городе пивных больше, чем магазинов, а вот Малкому надо чаще куда-то выходить.

– Тебе понравится в клубе.

– Мне наверняка не понравится в клубе.

Саймон постарался придать лицу самое суровое выражение, на которое был способен:

– Ты пойдешь со мной в клуб, даже если мне придется притащить тебя туда в цепях.

– Пустые обещания. – Малком расправил плечи. – А драмы-то, драмы. Прямо мыльная опера. Хочешь еще чаю?

Получалось, что это Малком сейчас заботится о нем, хотя должно было быть наоборот. Это было престранное ощущение, но Саймон кивнул.

– А печенье есть?

– «Шоколадный бурбон»*** устроит?

– Более чем.

– Если не торопишься, попьем чаю, а потом футбол посмотрим. «Сток Сити» – «Арсенал» в кои-то веки по телику показывают. – Малком сузил глаза. – Или ты за «Порт Вейл»**** болеешь?

Его троюродный брат с материнской стороны раньше играл за «Вейл», но Саймон болел за кого надо.

– Еще чего.

А потом Саймону все-таки пришлось утешать возмущенного и расстроенного Малкома, когда матч закончился вничью вместо заслуженной победы «Стока», после того как им совершенно несправедливо не засчитали гол.

Но теперь Саймон знал, что делать: секс был все еще под запретом, а вот второй спанкинг – нет.