Текст книги "Рисунок с натуры (ЛП)"

Автор книги: Jane Davitt

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== -I– ==========

В класс, где шло занятие по рисунку с обнаженной натуры, я попал совершенно случайно – ошибся дверью, но, судя по презрительным взглядам, которыми меня наградили присутствующие, мои запинающиеся оправдания никого не убедили. У ребят, видимо, был перерыв – будущие художники стояли небольшими группками и обсуждали – то есть критиковали – работы друг друга, а натурщик, закутавшись в халат, жевал яблоко.

Красный как рак, я в последний раз извинился и попытался слепо нащупать сзади ручку двери.

– Не повезло парню, – проговорил натурщик, вроде бы обращаясь к ближайшей группе, но слегка повысив голос, так чтобы его наверняка услышали все. – Небось, хотел на голые сиськи поглядеть, а тут я.

Он швырнул огрызок, прицельно попав в урну, дернул подбородком в мою сторону и недобро зыркнул голубыми глазами.

– Хорошо еще, ты сюда не вломился минут пять назад, а то вообще нарвался бы на мой «голубой» член, вот была бы моральная травма! До конца жизни бы к психологу ходил…

В ответ раздались жиденькие смешки, но я даже не улыбнулся.

– Я же сказал, что ошибся дверью. Я думал, здесь занятие по отделке помещений.

Парень закатил глаза и картинно вздохнул. Представление целое устроил, урод.

– Конечно, а листок, где написано «не входить, рисование с обнаженной натуры», видимо, с двери испарился. Или ты читать не умеешь?.. – Он в притворном ужасе прижал ладонь ко рту. – О боже, я тебя спалил? Ты шел на занятие «грамота для взрослых»? Так они по четвергам, милый, а сегодня понедельник!

– Достаточно, Джейми, – немного напряженно произнес женский голос. Не знаю, то ли ее напрягло то, что Джейми перегибает палку, то ли она сама опасалась попасть под прицел его насмешек. – Перерыв окончен. Всем вернуться к мольбертам. Джейми, позируешь три минуты, лицом к окну, смотришь назад через плечо.

Преподавательница перевела слегка извиняющийся взгляд на меня.

– Вам в соседнюю аудиторию. Когда будете уходить, посмотрите, пожалуйста, на месте ли наш листок.

Вот уж никакого листка у вас на двери точно не висело, хотел я сказать, но тут Джейми сбросил халат и повернулся в анфас, молча провоцируя меня покраснеть и отвести глаза. Он был рыжим. Длинные прямые волосы зачесаны назад, полностью открывая лицо – скорее, хорошенькое, чем соответствующее понятию «мужской красоты», тонкое, но не кожа и кости. Упомянутый член лежал призывным завитком в облаке рыжих кудряшек, и к тому моменту, как мой взгляд пропутешествовал сверху вниз, я уже пожалел, что мы с ним познакомились при таких обстоятельствах.

А вот натурщиком он был не слишком подходящим. Моя бы мама точно не побежала с горящими глазами за карандашом. То, что он симпатичный, еще не значит, что его интересно будет рисовать. Хотя, для государственного колледжа, где финансов вечно не хватает… Сойдет, кто тут будет придираться.

Я не отвел взгляда. Стоял и рассматривал его, стараясь не выдать своих желаний. Его острый язык, ясная уверенность, с которой он меня отчитывал, привлекали меня – мне хотелось еще, но какая-то часть меня все-таки оставалась равнодушной. Мне нравится, когда партнер забирает контроль, руководит мной, но для этого человек должен вызывать уважение, а Джейми на тот момент слегка не дотягивал. Слишком быстро и поверхностно судит, слишком жестоко. Ладно, не слишком. С этим я мог бы смириться. Да и с чем угодно, пожалуй, мог бы… от него.

Однако проверить эту теорию мне явно не светило. Презрительно пожав плечами, он отвернулся к окну и встал в позу – повернув голову и глядя через плечо, но не на меня, а сквозь меня.

Я вышел за дверь, поднял валяющийся в паре метров на полу листок – он лежал надписью вниз, а по обратной стороне, судя по грязному следу, уже прошлись ботинком – и повесил на место. Нашел свою аудиторию, курс «Внутренняя отделка помещений 101», получил заслуженный нагоняй за опоздание на первое занятие в семестре, но никаких струн в моей душе это не задело. Видимо, не так отчитывали.

Остаток дня я проболтался в колледже – взял пару книжек в библиотеке, кофе попил с ребятами из группы. Они, кстати, как и я, записались на этот курс, чтобы делать ремонт у себя дома. Правда, я единственный из них решился переделать все целиком от подвала до чердака.

Поесть в кампусе стоило недорого, а дома меня все равно не ждало ничего особо интересного, кроме остатков рагу в соусе карри, который вообще-то изначально готовился как Болоньезе, а потом как-то незаметно превратился в чили. А что, если переборщить с карри, он в результате перебьет любую другую приправу. Я еще с пятницы питался этим самым рагу, добавляя в него поочередно то специй, то макарон или риса, и мне это месиво порядком осточертело. Пошел, побаловал себя гамбургером, картошкой фри и салатом, ел, наблюдая, как потоки сентябрьского дождя стекают по мутному оконному стеклу, через которое, наверно, и в солнечный день мало что можно разглядеть.

Одновременно читал и даже делал пометки в блокноте, который завел, когда занялся ремонтом, и с тех пор всегда носил с собой. Записывал замеры, телефоны, рисовал наброски и запихивал образцы колеровки красок между страницами. Конечно, до покраски дело дойдет еще не скоро, но мне нравилось рассматривать образцы и думать о том, что когда-нибудь этот ремонт закончится и у меня будет дом. Не просто стены и крыша, а дом.

Поев, я закинул книжки в свой грузовичок и пешком потопал в спортзал. Если студенческий спорткомплекс меня устроит, это будет большая экономия, да и ходить удобно. Я не то чтобы качок, как, бывает, народ раскачивается до мультяшных просто рельефов, но да, я крупный и сильный, и в плане мускулов у меня есть что показать тем, кого это интересует. Однако, по иронии судьбы, то, что я вижу в зеркале, меня в других совершенно не привлекает. Мне, например, нравится, когда у парня длинные волосы, – а сам я стригусь коротко. Возни меньше, пыль смывать.

Я никак не мог выкинуть Джейми из головы. Твинк – моя любимая приправа, особенно сдобренный щепоткой изящества, надменности, очарования и ехидства, – редко когда удается встретить все ингредиенты сразу. Так что парень конкретно надавил на все мои «кнопочки». Жалко, что оказался таким козлом. Еще и тупым к тому же – как можно было не догнать, что я тоже гей? Да я запал на него, как только вошел! У меня же челюсть отвисла от восторга, а он, видимо, решил, что это от ужаса. Ну не дурак?

Выяснив, что как учащийся колледжа я могу пользоваться тренажерным залом, небольшим бассейном и душевой за номинальную месячную плату, я пошел записываться. Во время ремонта часто приходится перекрывать воду, когда возишься с сантехникой, так что душ спорткомплекса будет весьма ценной штукой – мыться где-то надо.

Вполне довольный тем, как прошел мой первый учебный день (кстати, первый за последние двенадцать лет), я двинулся обратно к машине.

На улице уже стемнело. Дождевые капли с силой отскакивали от асфальта, и ветер тут же превращал их в льдинки. В Вермонте осенью прохладно. Я наклонил голову вперед и пошел быстрее; мокрые джинсы противно липли к бедрам. Блин, и кожанка теперь, наверно, неделю будет сохнуть! У меня было два обогревателя, и я планировал установить воздушную систему отопления, но это когда еще будет! Надо поторапливаться, что ли, пока зима не наступила, а то трубы же все замерзнут.

Я шел, погруженный в свои ремонтные планы, и не сразу обратил внимание на характерное «фырканье» мотора, который не желает заводиться, но, поравнявшись с невезучей машиной, на автомате заглянул в салон. За рулем сидел Джейми. С отчаянно напряженным лицом он снова повернул ключ зажигания, но больше ни единого звука из-под капота не раздалось.

Мой грузовик стоял недалеко, и у меня там лежали провода для «прикуривания», но я не сразу решился постучать в стекло и предложить помощь. Я в целом, конечно, за то, чтобы поступать с другими так, как хочешь, чтоб поступали с тобой и все такое, и да, пару раз я так же оказывался заглохшим на дороге и мне позарез требовалось «прикурить», но блин, мне лило за шиворот, ногой я при этом умудрился встать в лужу, и мне совершено не улыбалось снова выслушивать его гадости.

А, хрен с тобой. Я постучал, он открыл дверь, и я чуть не рассмеялся, увидев, как на его лице надежда сменилась досадой. Это карма, дружок! Догнала и кусает за жопу острыми зубками. Я не стал дожидаться, пока он заговорит:

– Ага, опять я. Но побазарим потом, когда погодка получше будет. Аккумулятор сдох?

Он поднял плечо, явно демонстрируя недовольство и мной, и всей ситуацией в целом, и буркнул:

– Похоже на то.

Я предпочел проехать его невежливый тон.

– Могу подогнать свою тачку и «прикурить».

– Такому амбалу проще мою тачку туда оттащить. И в качалку ходить не надо.

Тут я, честно, начал терять терпение. Такой красавчик, конечно, может долго его испытывать, но всему есть предел.

– Шутки шутишь. Последний раз спрашиваю – помощь нужна или нет?

Он тоскливо оглядел парковку. Машины-то стоят, а людей вокруг нет. Только я.

– Похоже, нужна…

Мы с ним подключили провода, но машина не заводилась. Я газовал так, что мой несчастный грузовичок ходил ходуном, но его движок даже не дернулся.

– Совсем разрядился. Уже не завести, – сказал я, закидывая провода обратно в багажник. – Придется новый покупать.

Дождь как-то даже перестал меня напрягать. Я все равно уже был мокрым насквозь, и только капли, стекающие по лицу, слегка раздражали. Джейми же весь трясся. Его огромный лиловый свитер, намокший и бесформенный, тяжело висел у него на плечах. Ни пальто, ни куртки. На ногах кожаные ботиночки.

Стуча зубами от холода, он попытался улыбнуться:

– Съездим в «Автозапчасти»?

– Не съездим. – Я решил, что с меня на сегодня хватит. До сих пор я еще ни слова благодарности от него не услышал. – Ближайшие до восьми, и, пока мы вытащим твой аккумулятор и доедем, они закроются.

– Ну, значит, оставлю тачку здесь до завтра. Кто-нибудь из друзей подвезет.

Он пожевал нижнюю губу, чуть хмурясь, как будто мысленно прокручивал список всех лохов, готовых прибежать, стоит ему только свистнуть. Моего имени он не знал, так что, если я и был в этом списке, то под каким-нибудь кодовым названием, типа «безграмотный качок-натурал» или что-нибудь в этом же роде, и вряд ли более близкое к истине.

– Ну, пока тогда, – сказал он, очнувшись и наконец вспомнив о вежливости. – Увидимся. И спасибо, что пытался помочь.

«Но не помог», мысленно закончил я за него.

Я залез в кабину, а он запер свою машину и пошел к выезду со стоянки. Я еще повозился, устраиваясь, вытащил из спортивной сумки полотенце, вытер волосы и поехал за ним.

– Залезай! – прокричал я, поравнявшись с ним, пытаясь заглушить шум ветра и дождя. – Подвезу, если, конечно, ты не живешь где-нибудь в ста милях от города.

Промокший до костей, дрожащий, он с трудом выцарапал изо рта клок мокрых волос и сказал:

– Я не сажусь в машины к незнакомым. Расправа на почве гомофобии – не самое мое любимое развлечение.

О господи-боже, вот наказание-то!

– Меня зовут Роб Грант. И я, блин, голубее, чем небо над Парижем. Даю тебе десять секунд – либо ты садишься, либо я уезжаю, и не уверен, что не окачу тебя из ближайшей лужи.

– Бу-бу-бу, злой мачо, – передразнил он, но в голосе его послышалось и облегчение.

Мы ехали в молчании, если не считать того, что Джейми показывал дорогу. В закрытой кабине было сухо, из печки дуло уже чуть теплым воздухом, мотор постепенно прогревался. Точный адрес назвать он все же отказался, но я не мог осуждать его за излишнюю осторожность. Он даже СМСку отправил кому-то, сообщив, что случилось и в чьей он машине. Это было уже чересчур, на мой взгляд, но кто знает, в каких переделках ему пришлось побывать. Может, его и правда когда-то избили. Мне-то такое не грозило. С виду все считают, что я натурал, по крайней мере, в восьми случаях из десяти, а если кто и допрет, что я гей, то тут же представляет меня в коже и с кнутом.

Люди обычно видят то, что хотят увидеть, и мыслят стереотипами. Да, я гей. И у меня такие кинки и фантазии, что вам, блин, и во сне не приснится, но они совсем не о том, чтобы стоять на коленях и вылизывать кожаные сапоги, и даже не о том, чтобы эти самые сапоги носить, хотя спасибо, конечно, лестно.

Есть вещи, от которых меня плющит так, что дыхание останавливается, но об этом я никогда никому не рассказывал, даже самым понимающим бойфрендам. Пару раз почти решался рассказать, но меня останавливал страх. Я боялся, что надо мной будут смеяться, что пойдут слухи, и ни один парень больше не захочет со мной спать.

Боже, ну и трус же я.

Оказалось, мы с ним живем в одном районе. Мы ехали тем же путем, которым бы я ехал и так, даже пару раз свернули в давно разведанные мной лазейки, чтобы сократить дорогу. Это сильно приближало момент погружения в горячую ванну с обязательным холодным пивом в руке, и я даже почти перестал злиться.

– Вот здесь высади, – сказал он.

Я свернул на небольшой островок между супермаркетом, в котором регулярно затаривался продуктами, и хозяйственным, которому за пару месяцев, похоже, сделал годовой план, покупая инструмент и материалы. Жилых домов поблизости не было, а дождь все еще лил, как из ведра.

– Я живу совсем рядом, Эшбери, 52, – сказал я. – Могу тебя прямо до дома довезти без проблем, а если бы я хотел выяснить, где ты живешь – а я не хочу, – я бы и в Интернете посмотрел. Так что прекращай от меня шарахаться как от чумного и скажи адрес.

– Мне дальше, – наконец сказал он, обдумав мои слова. – После поворота на Уилтон третий дом слева.

Это уже почти тянуло на извинение, так что я кивнул, развернулся и снова выехал на дорогу.

– А мой – вот этот, – я показал ему свой дом, когда мы проезжали мимо.

Он вытянул шею.

– Ты здесь живешь?!

Ну и откуда такое удивление?

– Ну да. Я его сейчас ремонтирую.

– Я знаю этот дом, он классный. – Его голос наконец потеплел. – Со своим характером. Так обидно, столько стоял, гнил без хозяина. Этот розоватый кирпич на солнце становится совершенно невероятного оттенка…

Я и сам влюбился в этот дом, как только увидел его снаружи, а оценив внутренние возможности, совсем потерял голову. Еще день или два усердно делал вид, что обдумываю предложение, но на самом деле с трудом удержался от того, чтобы подписать бумаги немедленно, хотя и видел и растрескавшуюся штукатурку, и сгнившую деревянную отделку, и торчащие провода. Так что Джейми нисколько не преувеличивал его плачевного состояния.

– Ты мне будешь рассказывать! Я не знаю, за что хвататься. Начинаю делать одно, выясняется, что сначала надо сделать что-то другое, а до этого что-то еще, и так по кругу, как тот чувак с дырявым ведром из детской песни*.

Очуметь, прямо ведем светскую беседу.

– Скажи честно – я вел себя, как мудак? – спросил Джейми.

Ну уж нет, просто так тебе это с рук не сойдет.

– Ага. И сначала в колледже. И потом на парковке. Как полный, абсолютный, совершеннейший мудак.

– Просто некоторые правда заходят специально, – помолчав, сказал он. – В смысле, посмотреть на «обнаженную натуру». Думают, там красотка какая. А когда видят, что не красотка… натурщику бывает очень неприятно.

– Я знаю, какими чаще всего бывают натурщики, – сказал я, но объяснять не стал.

В детстве я постоянно играл в уголке, стараясь не шуметь, пока мама работала. Я вырос с мыслью, что обвисшая морщинистая кожа – это «интересно» и «рисовабельно», а не отвратительно. И у меня не было особых комплексов по поводу «обнаженки». Кожа и кожа.

– Я сегодня позировал, потому что пришлось заменить Сару, – сказал Джейми. – Она вчера стала бабушкой, и, естественно, осталась с дочерью, ворковать над младенцем…

– Ммм-ммм, – я решил поддержать разговор. – То есть, ты тоже здесь учишься?

– Учился. А теперь веду вечерние занятия, акварель для начинающих, и числюсь запасным преподавателем факультета искусств. Счета оплачивать хватает. По крайней мере, один счет. Или два, если прибавить то, что я трачу в кафешке – подсел на их имбирное печенье на патоке.

– Н-да, жизнь дорожает, – согласился я.

Я получил после мамы приличное наследство, но деньги свалились на меня слишком рано, и это казалось неправильным. Я вообще представлял себе, что она умрет лет этак в девяносто, все еще сжимая кисть в изуродованных артритом пальцах. Она не дожила даже до пятидесяти. Потеря совершенно выбила почву у меня из-под ног, и наследство оказалось скорее тяжким грузом, чем способом выжить; оно сдерживало меня, поскольку его было слишком много.

Я какое-то время побарахтался, а потом учредил пару художественных стипендий ее имени, купил дом, чтобы отремонтировать и перепродать, а оставшиеся деньги инвестировал, чтобы сделать их на какое-то время недоступными. К роскоши меня не тянуло, а на жизнь хватало процентов. Этот дом был уже третьим и самым сложным моим проектом. В этот раз я собрался все полностью сделать своими руками. Первые два требовали только косметического ремонта, ничего капитального, и при необходимости я нанимал бригаду. В этом же доме я собирался жить. Закончу ремонт, буду искать работу. Может, куплю следующий дом для перепродажи, может, еще чем займусь.

– Картины тоже иногда продаются, – сказал Джейми. – Мы летом снимаем палатку на местной ярмарке на несколько человек. Но особо много не зарабатываем. Если б я получал доллар каждый раз, когда покупатель ворчит, что у него ребенок четырехлетний лучше нарисует, я б уже миллионером был.

Я не выразил желания посмотреть его работы – никогда не мог врать, что чьи-то картины хороши. Ему на вид было лет двадцать пять, а может, и того меньше. Слишком молод, чтоб ему действительно было что сказать через искусство. Поэтому я ответил нейтральным «угу», которое он был волен истолковать и как проявление интереса, включил поворотник и подъехал к его дому.

Мы остановились прямо под фонарем, так что я мог спокойно рассмотреть его, и он, видимо, делал то же самое, потому что выходить из машины не торопился.

– А ты правда гей?

– Правда.

– Я тебе нравлюсь?

Вопрос прямо в лоб.

– Ага, люблю мудаков. Хотя не уверен, что люблю их в сочетании с огромным самомнением. Лучше с огромным членом.

– Видишь, у нас есть что-то общее, – ухмыльнулся Джейми. Чувство вины за недавнюю грубость его явно больше не тяготило, и я тоже решил не заморачиваться. Проехали.

– Ну… – я прокашлялся, аккуратно намекая, что ему пора, – пока. Увидимся.

Наверно, мои слова окончательно убедили его, что меня можно не опасаться.

– Не хочешь зайти? Я тебя кофе угощу, в благодарность, что подвез.

А вот это уже не в лоб.

– Это кодовая фраза? Если она означает зайти, снять штаны и трахаться, то я пас.

Он рассмеялся низким хрипловатым смехом, и интимность этого звука только подчеркнула, насколько пуста моя личная жизнь.

– Кофе и ничего, кроме кофе, клянусь. Если бы я имел в виду секс, я бы так и сказал.

Я колебался, чувствуя, что из этого может что-то выйти, и не зная, стоит ли хвататься за эту возможность или лучше уж отказаться.

– Мне переодеться надо. Я же тоже мокрый весь.

Он пнул мою спортивную сумку, которая стояла у него в ногах.

– А тут ничего нет подходящего?

– Ну, если ты хочешь, чтобы я у тебя пил кофе в майке и спортивных шортах…

По крайней мере, форма была чистой. Я собирался пойти в спортзал до занятий, но не успел – пришлось заехать еще в пару мест.

– С удовольствием полюбуюсь. – Он полностью развернулся ко мне. – Пойдем? Пожалуйста.

И я сдался. Теперь, когда он раскрылся, и я увидел его улыбку, я просто не мог ему отказать.

– Ладно, но учти, меня сильно расстроит, если у тебя только растворимый.

– Если хочешь, можешь смолоть лично, – развеселился Джейми. – Вручную.

– Раздавлю каждое зернышко пальцами, как орех, – пообещал я.

Это, видимо, был старый особняк, переделанный под квартиры; Джейми жил на верхнем этаже. Дом был не в лучшем состоянии, но он предпочел не извиняться за обшарпанные стены и протертый ковролин на лестнице. В его квартире пахло чистотой, к этому запаху примешивались знакомые ароматы красок и очистителя для кистей. Войдя, мы оказались в просторном помещении, из которого вели две двери, в спальню и в ванную, а на стенах повсюду висели картины – некоторые, возможно, его авторства. На одной из стен располагался коллаж из нескольких репродукций без рам – живое и яркое пятно цвета, уже само по себе настоящее произведение искусства.

Я переоделся – слава богу, на дне сумки нашлись приличные треники – и пошел смотреть картины. Остановился перед знакомой репродукцией – «Пируэт», самая известная мамина работа, от которой она потом отказалась именно из-за ее чрезмерной популярности. Мне это тогда казалось претенциозностью, но «Пируэт» все равно не был одной из моих любимых картин.

Подошел Джейми, неся две кружки с кофе.

– Я схитрил, – сказал он. – У меня капсульная кофемашина. Лучше, чем растворимый, но хуже, чем свежемолотый. Зато быстро.

– Нормально.

С первым же глотком по телу разлилось приятное тепло, но присутствие Джейми, который стоял совсем рядом, превращало его в настоящий жар.

– Это Дженна Валенс, – сообщил он.

– Я знаю. – Я указал на ее крупную размашистую подпись, которая, как ни странно, не выглядела здесь лишней, а казалась полноправным элементом картины. – Я умею читать. Тут ты тоже облажался.

– О боже, не напоминай мне! Давай притворимся, как будто меня на тот момент подменили инопланетяне, а? – Он провел рукой по мокрым волосам и поежился. – Мне тоже надо переодеться.

– Тебе нравится? В смысле, картина, – спросил я. Мне было плевать, даже если он ее раскритикует, а маме тем более, просто было интересно, что он о ней думает.

– В ней есть определенный скрытый эротизм, но работа сама по себе довольно незрелая. Более поздние ее вещи гораздо лучше. А знаешь, она ведь была из наших мест. Погибла несколько лет назад в Мексике – попала в селевой поток после бури. Ужасная потеря для искусства.

– И для меня, – прошептал я, когда он ушел переодеваться.

Я только надеялся, что это случилось быстро. Хотя как это могло быть быстро?! Стоять и смотреть, как целый склон холма отрывается и движется вниз на их группу, гигантский поток грязи и камней, который не остановить и от которого не убежать, пока их всех не поглотила земля. Я потом кремировал тело и развеял пепел над океаном, чтобы не отдавать ее земле во второй раз.

Вернулся Джейми. С потемневшими от воды волосами, которые отливали сейчас не броской медью, а скорее бронзой. В узких черных джинсах и черном же свитере «с горлом». Сегодня днем я видел его голым, а сейчас открытыми оставались только лицо и руки, но он был ничуть не менее привлекателен. На левую руку он надел широкий кожаный браслет – я заметил, когда он заправлял прядь волос за ухо. А до этого кожаные ботинки… Может, это ничего и не значило, но я унаследовал от мамы способность замечать и анализировать детали. Правда, в отличие от нее, я даже ровную линию провести не могу, а она всегда смеялась над моими ужасными оценками по изо и говорила, что одного артистического темперамента в семье вполне достаточно.

– Ну, как кофе?

Я сделал еще пару глотков. Кофе чуть остыл, можно было распробовать вкус. Слабоват.

– Нормально.

– Сделать еще?

Я покачал головой. Куда еще, я сегодня уже шестую чашку пью, если считать с завтрака. И, если сексом заниматься мы не собирались – а мы, вроде как, с этим определились, – о чем нам тут еще говорить?

Оказалось, много о чем. Он усадил меня на диван, непринужденно задавая вопросы, рассказывая анекдоты и случаи из жизни, проявляя очевидный интерес к тому, что говорю я, и, похоже, непритворный. Я расслабился и позволил себя увлечь, и, хотя часть меня оставалась начеку, сбегать я не торопился. Болтать с ним было всяко приятнее, чем шкурить стены, когда строительная пыль забивает рот и нос даже через респиратор.

– Ну что, я достаточно постарался, чтобы загладить плохое впечатление? – спросил он, когда мы обменялись парочкой кошмарных историй о неудачных свиданиях.

Если это было все, чего он добивался, то это произошло еще в машине, но я неопределенно покрутил рукой:

– Ты на испытательном сроке.

Он поднял тонкие брови:

– То есть, мне придется все время хорошо себя вести?

О, я прекрасно знал правила этой игры.

– Хорошо необязательно. Вежливо – да, но безобразничать можешь сколько угодно.

Джейми провел пальцем по кожаному браслету на запястье:

– Вежливость – я только за, а вот безобразничать – не особенно. Я именно поэтому так взбесился сегодня, когда ты вошел в класс – решил, что ты проигнорировал указание, а я в некотором роде… одержим контролем. Улавливаешь идею?

Он говорил практически открытым текстом, и, хотя я не разделял его кинк, у меня все тело вдруг заныло от горла до яиц, так мне захотелось опуститься перед ним на колени и шепотом повторять «пожалуйста, сэр» и благодарить за каждое прикосновение, неважно, ласковое или жесткое. Я не мог понять, почему он так на меня действует, но чем дольше я слушал его хрипловатый голос, чем больше видел настоящего Джейми, а не ту ехидную, надменную, капризную маску, которую он показывал миру, – тем сильнее становилась его власть надо мной.

– Ты вполне ясно выражаешься, но я в эти игры не играю. А если и играю, то не всерьез. Пару раз пробовал спанкинг и связывание, но скорее из любопытства, чем из-за чего-то еще. – Я пожал плечами, чувствуя возбуждение, но не от воспоминаний, а от интимности самого факта, что я рассказываю ему о своей сексуальной жизни. Моя откровенность уже свидетельствовала о том, насколько комфортно я себя с ним чувствовал. – С одним парнем это было здорово, с другими не особо.

– Я пока исследую эту часть себя, – сказал Джейми, точно так же пожимая плечами. – Но если ты совсем не по этому делу, забей. Это не главное.

– Я, вообще-то, просто кофейку зашел попить, – напомнил я, хотя и понимал, что мы с ним на этом не остановимся. Я сам этого хотел – хотел Джейми, – но я заранее знал, каким будет конец у этой истории. Мы займемся сексом, и мне это понравится, и я, конечно, сделаю все возможное, чтобы было хорошо ему. Но я все равно буду знать, что не открылся до конца, и, если мы продолжим встречаться, моя неспособность к полной откровенности рано или поздно все испортит.

Но и рассказать ему о своем кинке в обмен на его откровенность я тоже не мог. Практики БДСМ в наше время стали почти мейнстримом, да он и сам сказал, что пока только экспериментирует, а не считает это стилем жизни, так что обмен вряд ли будет честным.

В конце концов, я решил не заморачиваться, распрощался с Джейми и вышел в тихую ясную ночь. Дождь перестал, и только тротуары глянцево блестели от луж. Я не стал оборачиваться на его освещенные окна, но возникшая между нами связь все еще держалась, так что я знал, что он смотрит мне вслед.

В спальне, которую я более или менее закончил, чтобы где-то ночевать и держать одежду в относительной чистоте от цементной пыли, было тепло – я успел слегка подмерзнуть в машине. Печку надо бы отрегулировать до зимы. Еще одно дело в бесконечном списке моих «надо». Ванной при спальне можно было пользоваться; я встал под душ, стараясь не разглядывать трещины на стенах и оббитую местами плитку. Если определенным образом прищуриться, я мог легко представить себе, как здесь будет потом.

В спальню я вернулся голым, собираясь натянуть на влажное тело уютную теплую толстовку и свободные штаны с начесом, в которых было удобно ходить по дому и работать, но, уже взяв штаны в руки, я снова отложил их и подошел к большому комоду в углу. То, что мне хотелось сейчас надеть, лежало в самом нижнем ящике; пришлось опуститься на колени, и это движение заставило мой член напрячься в предвкушении.

Я не считал это ритуалом. По крайней мере… нет, все равно нет, это просто меня возбуждало, я этим пользовался для самоудовлетворения, когда был слишком вымотан или раздражен, и мне требовался дополнительный стимул. Не уверен, что это бы сработало во время настоящего секса, с партнером, – еще одна, кстати, причина, по которой я не испытывал желания с кем-то поделиться – для чего? Даже если бы человек не стал смеяться или осуждать меня – какой в этом смысл? Для секса я привык раздеваться, а не наряжаться.

Но вот когда я ласкал себя в такие моменты, когда мое тело пело от желания, и ему требовался голос, – я делал это, одевшись в шелк, атлас и кружева.

Дизайнеры создают эти вещи не для женщин – эти изысканные ажурные лоскутки шьются для мужчин. Для таких мужчин, как я. И нет, озабоченным подростком я не дрочил, стащив мамины трусики. Господи, да у меня яйца съеживаются от одной мысли.

Я вынул одни, из нежно-голубого атласа с крошечным темно-синим бантиком у верхнего края, который лишь слегка оттенял простоту кроя. Мои огрубевшие от работы пальцы цепляли деликатную материю, и я подумал, что надо бы перчатками пользоваться, хотя бы когда шлифуешь поверхности.

Откинувшись на кровать, я надел их; от прохладного атласа по коже пошли мурашки. Чуть вздрагивая, я приподнял бедра и подтянул их на место. Пару раз поправил, хотя никакой необходимости в этом не было, – просто чтобы потянуть момент, прежде чем наконец прикоснуться к члену через атлас.

Смотреть на себя в этом белье добавляло восторга. Я взбил подушки и откинулся на них, наслаждаясь тем, как гладкая ткань ласкает кожу. Посмотрел вниз. Ммммм. Дааа… Я никогда не видел другого парня в таких, только фотографии на сайтах, где заказывал эти вещи. Но если бы увидел, я бы зарыдал. Если Джейми так сильно хотел увидеть меня на коленях, ему достаточно было бы надеть шелк и кружева, и я бы тут же пал к его ногам, с готовностью открывая губы, даже если бы просто знал, что такое белье одето у него под джинсами.

Я провел кончиком пальца по всей длине, сдерживая стон, отказывая себе в удовольствии выразить звуками, как это хорошо. Еще немного, и я уже не смогу больше сдерживаться, начну хрипло выдыхать бессвязные фразы, только подстегивая этим собственное возбуждение, пока меня наконец не сорвет в головокружительный штопор, и сперма не пропитает шелковую ткань, не растечется темным пятном…

Уже скоро. Я обхватил рукой мошонку, согревая атлас, обтягивая им тугую выпуклость, и позволил мыслям вернуться к Джейми. Интересно, он тоже дрочит сейчас, или я все разрушил, сказав ему, что не хочу быть его сабом? А если бы согласился? Что бы он захотел со мной сделать? Выпороть? Возможно… На колене было бы, наверно, неудобно – я слишком крупный и тяжелый. Может, на кровати, на четвереньках? Голову опустить, зад приподнять… о боже, а если бы он порол меня в моих прозрачных белых трусиках, и моя пылающая задница просвечивала бы через них розовым узором…