Текст книги "Зубной Фей (СИ)"

Автор книги: Изольда Рыбкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

7. Сын маминой подруги

– Дочь, сегодня вечером не планируй ничего, ладно? – мама задает этот вопрос будто между делом, закручивая розы из колбасных лепестков. Но это только случайному наивному зрителю может так показаться. На самом деле это вовсе не вопрос, и ответ на него может быть только один.

В нашей семье есть такая шутка (которая вовсе и не шутка!), что у нас отмечают с размахом только три праздника: Новый год, мамин День рождения и мамины именины. Нет, естественно, мы нормальная семья и все остальные календарные даты нам не чужды, но так уж повелось, что «пир горой» именно в эти дни. Мамин День рождения каждый год отмечается как очень круглый юбилей – куча родственников, съезжающихся с разных уголков нашей и соседних стран. Во дворе (благо, заветный день летом и мы живем в частном секторе) папа натягивает шатер из принесенной с работы палатки. Там тоже шутят в наш адрес: мол, их организация купила эту палатку ко Дню рождения супруги инженера Шпулько, потому что за последние лет десять кроме нашей семьи она никому так и не понадобилась. А после торжества половина гостей остается у нас ночевать. И вот тут главное пережить… нет, не ночь. Следующий день! Дорогие гости ну совсем не хотят разъезжаться по домам. Лишь половина вспоминает, что у них вообще-то дома остались некормленные собаки/кошки/куры/дети. И пока они нехотя собираются, оставшиеся демонстративно хвастаются перед отъезжающими, что ничего подобного у них не имеется, а потому они великодушно соглашаются задержаться еще на денек…

И так каждый год!

Именины, или День Ангела, как его принято называть в нашей семье, проходят гораздо скромнее. Ну, по крайней мере, гости дольше одного дня не задерживаются. А что касается стола – тут даже сравнивать не начинай. И тому есть одна главная причина – к маме на именины приходят все её подруги. ВСЕ! Если вы себе представите трёх кумушек, которые распивают бутылочку настойки на рябине и поют песни о тяжелой женской доле, то – мимо.

Во-первых, количество маминых подруг прибавляется с каждым годом. В прошлом декабре я накрывала стол на 15 персон. Прибавилась тетка, с которой мама лежала в стационаре, и её лечащий врач. И со всеми она успевает общаться, встречаться, перебрасываться картинками в мессенджерах, желая доброго утра, вкусного обеда и уютного вечера… В общем, перед всей этой командой сетевых террористок необходимо было ежегодно доказывать своё соответствие занимаемой должности – предводителя домохозяйственного движения, не то, того и гляди, какая-нибудь тетя Валя обскочит мою родительницу в количестве блюд. И тогда пиши – пропало. Вот уже её рецепты начинают постить в общий чат, и пересылать её картинки «С Добрым утром»…

В общем, формат предстоящего мероприятия вполне ясен. И на протяжении долгих лет роль нас, скромных домочадцев, сводилась к тому, чтобы помочь организовать застолье и деликатно удалиться, как только первые гости покажутся на пороге.

И вот мама просит меня остаться сегодня.

Первая мысль: я что, настолько безнадежно выгляжу, что перескочила стадии «невеста», «молодая мама», «мама школьника», «начинающая хозяйка» и перешла сразу на уровень «домоводство без границ»? Неужели мама и правда устала ждать, когда же я приведу в дом «жениха» и стану «невестой», и решила воспитать из меня хотя бы домохозяйку?

– Или у тебя уже есть какие-то планы? – видимо, не дождавшись моего ответа, мама решила уточнить.

Естественно мне очень хочется соврать, что у меня суперважное дело, лишь бы избежать участи пятичасового (как минимум) кудахтанья об итальянских пирогах с тыквой и средиземноморском салате из квашеной капусты, но я так не могу. С детства во мне воспитали патологическую честность. А врать маме – это смертнейший из всех смертных грехов.

– Нет, мам, – обреченно киваю, – планов нет. А ты хотела, чтобы я помогла с посудой?

Это последняя надежда, что я нужна родительнице лишь на некоторое время, а потом могу быть свободной. Но…

– Нет, дорогая. Сегодня я пригласила в гости тетю Марину из Аптеки…

– Постой, – решаю уточнить, – это та, с которой вы разругались, и ты сказала, что ноги её не будет в нашем доме?

– Юляш, – бросает на меня снисходительный взгляд, – ну всякое бывает, что ж теперь до конца жизни не общаться?!

– Но в прошлом году её уже не было у нас.

– А сегодня опять будет. Марина хорошая, на самом деле. Это я что-то перегнула в тот день.

Ага, перегнула. Совсем чуть-чуть. Наехала бульдозером на бедную женщину, когда мазь, купленная в её аптеке, вызвала у мамы сыпь и при этом совершенно не вылечила вывих пальца.

– В общем, я вчера заходила к ней в аптеку, мы разговорились.

Мама таинственно замолкает, словно подогревая мой интерес. Отсутствующий. Напрочь. Но из уважения, делаю вид, что мне прямо жизненно необходимо узнать, о чем же они там разговорились.

– Серьезно? И о чем же?

Не подозревая подвоха в произнесенной фразе, довольная моей реакцией, мама продолжает.

– Да так, о своём, о женском, – ничего себе! И зачем я спрашивала? – Но главное в другом, – о-па, вот тут становится страшновато. Какое-то холодящее спину подозрение пробежалось по коже. – У Мариночки есть сын!

Пожалуйста, скажи, что ему двенадцать и они давно ищут репетитора по русскому. Я спокойно объясню, что не могу позволить взять дополнительную нагрузку, даже если будут платить миллион в час, потому что иначе лето проведу в психоневрологическом диспансере вместе с нашим завучем по воспитательной работе.

Но мама разрушает все мои надежды на легкое решение проблемы.

– Неженатый!

Рука-лицо.

– Умный!

Голова непроизвольно бьётся о стенку.

– Богатый!

У меня вырывается стон отчаяния.

– И я уже его видела – он просто красавчик!

– МАМА!

– Что?

– Ты серьезно сейчас?

– А что такого? – словно даже обижается на меня. – Сколько мне еще ждать, когда ты осчастливишь меня внуками?

Аааа… Вот, где собака зарыта! Похоже, у тети Вали в семье ожидается прибавление! И теперь, чтобы не потерять пальму первенства, нужно действовать кардинально.

– Мам, может ты забыла, но у тебя есть и другие дети, – вкрадчиво напоминаю.

– Ты сейчас о брате, которому вчера восемнадцать исполнилось? Или о сестре, которая третий класс еще не закончила?

– Ну, когда-то же закончит, – в этом, кстати, нельзя быть уверенным на сто процентов – Ксюшка та еще любительница учиться. – Да и в восемнадцать уже можно жениться.

– Мальчики в таком возрасте не женятся, не говори глупостей, – отрезает мама, и я понимаю, что дело совсем плохо. – Да и вообще – что такого, если вы просто познакомитесь? Не захотите с нами сидеть – прогуляетесь в парке.

– Мам, на улице зима – какой парк? Да и о чем мне разговаривать с совершенно незнакомым парнем? Сколько ему хоть лет?

Нет, мне совершенно всё равно, сколько. Просто хочется понимать масштаб катастрофы.

– Двадцать семь, – так произнесла это, словно я должна подпрыгнуть от радости. – И не переживай на счет него. Мальчик очень воспитанный, образованный, наверняка найдется у вас, о чем поговорить.

Капец. Всё. Слова кончились.

***

– Ой, Юлечка, ты с каждым годом всё расцветаешь! – всплескивает руками тетя Валя, которая пришла на торжество одной из первых. – Эх, жаль мои оболтусы уже женаты – такую невестку упустили!

И как на это реагировать? Из года в год слышу одно и то же. Улыбаюсь, конечно, плакать ведь нельзя на именинах родной матери.

– Дочь, подойди на секунду, – мама обеспокоенно тянет меня на кухню. – Это катастрофа! – она хватается за голову и багровеет на глазах.

– Мама, что случилось? – я тоже начинаю волноваться. Вроде бы всё готово. Тарелки чистые, для верности еще раз протерты специальным полотенцем, не оставляющим следов и разводов. Столовые приборы лежат в строгом соответствии с этикетом. Салфетки для гостей отбелены и накрахмалены. Даже цветы в вазе имеются, как у тети Лиды на прошлом их торжестве.

– У нас соль закончилась… – прозвучало, как объявление конца света, не меньше.

– Мам, какая соль? Все блюдо идеально посолены. Если кому-то покажется мало, вон солонка, – указываю рукой на стол, где в центре всегда имеется стандартная маленькая чашечка с солью.

– Нет! – мама вскрикивает так, будто я сказала страшную глупость. – Ни в коем случае нельзя ставить её на стол. Это же крупная соль. Поваренная. Нужна «Экстра»!

Конечно, я знаю разницу. Но понять, почему обычная соль не может стоять на столе, у меня не получается.

– Ты хочешь, чтобы я сходила за солью? – спорить с мамой самое бесполезное из всех дел, которые когда-либо совершали люди. – А как же тетя Марина с её сыном? – затеплилась надежда: вдруг мама объявит мне амнистию?

– Ты успеешь к их приходу. Марина написала мне, что задержится примерно на полчаса.

***

Выхожу с мыслью – сбежать как можно дальше, и выключить телефон, чтобы никто меня не нашел.

Глупая идея. Расстраивать маму в её день – это не то, чего я хочу. Я потерплю. Ну, погуляем мы с этим умным и красивым, в конце концов, две из меня не станет.

Морозный воздух всё-таки очень бодрит. Еще только половина пятого, а на улице уже глубокие сумерки, и вот-вот ночь полностью вступит в свои права. Людей почти не видно, что меня немного напрягает. У нас частный сектор, и отсутствие людей не делает улицу, почти не освещенную фонарями слишком уж привлекательной. Да еще и дорожка не расчищена. С утра было потепление и снег на радостях начал таять, а к вечеру снова ударил мороз, организовав бесплатный каток для всех (не)желающих.

Два раза чуть не растянувшись на своих каблуках (уже пожалела, что поленилась сходить в комнату за кроссовками, и напялила то, что стояло ближе к выходу), я всё-таки добралась до магазина. Но в нем соли «Экстра» не оказалось. Что ж за напасть-то такая!

Придётся идти на Днепровскую. Там магазинов много, и есть сетевик, не такой уж и редкий продукт, в конце концов, мне нужен.

Днепровская улица довольно оживленная. Тут светло от фонарей и дорожки посыпаны песочком. Иду сразу в сетевик. И тут, чуть не падаю от неожиданности – прямо напротив меня в соседнем ряду ходит никто иной, как Коновалов Вениамин Викторович.

Подумать только – я ждала этой встречи две недели назад, готовилась к ней, и вот теперь стою и смотрю, как он выбирает шоколадные конфеты, и не могу и пальцем пошевелить. Мне бы идти к нему, но тут же возникает целая куча НО.

Что я ему скажу? Помнит ли он меня вообще? Какой смысл навязываться человеку, который сам не захотел продолжить общение?

Завалив мозг аргументами, я хватаю пачку соли и спешу на кассу.

Выхожу из магазина и спешу домой. Почему-то трудно дышать. Вот прям камень какой-то залег внутри и не дает легким развернуться. Да и идти тяжело – вот, слабачка, всего килограмм прибавился после магазина, а ноги еле передвигаются…

Сворачиваю на свою улицу. После хорошо освещенной Днепровской тут кромешная тьма. Первые мгновения я даже останавливаюсь, чтобы дать глазам привыкнуть. Не помогает. Тут и правда не видно не зги.

Начинаю медленно двигаться к дому. Почти наощупь. Из-за скользкой дорожки решаюсь держаться за деревянные заборы, которые тут тянутся прямо вдоль всей аллеи. Это действие совсем не одобряют собаки, которые почуяли во мне нарушителя их спокойствия и теперь подняли лай на всю округу. Ну, хотя бы не так страшно…

Ан, нет, страшно. Особенно, когда заметила позади себя тень.

Это может быть просто прохожий. Человек возвращается домой после работы, например.

«Какой еще работы? Суббота» – внутренний голос появился снова не вовремя.

Ну, может, в гости идет к кому-то? Вот мамины подружки же сегодня к нам как-то добирались.

«Их всех привезли мужья или таксисты».

Ну и кто это может быть тогда?

«Маньяк, конечно».

Тень пропала. Но вместо нее отчетливо стали слышны уверенные мужские шаги. Прям как слон топает. Или медведь.

«От такого не отобъешься».

Спорить с внутренним советчиком у меня времени нет, поэтому пришлось согласиться и припустить мелкой рысью.

Хотелось бы крупной, а лучше каким-нибудь олимпийским бегуном, но… долбаные каблуки! Они не дают мне почувствовать себя в безопасности. Сделав всего пару полушагов-полупрыжков, я феерично теряю равновесие и, взмахнув на прощанье пакетом с солью, приземляюсь на то место, которое так старалась сегодня уберечь от приключений.

Не вышло. Я лежу посреди темной улицы и слышу, как мой преследователь, ускоряясь, приближается ко мне. Зажмуриваюсь изо всех сил. Почему-то перед глазами возникает лицо Вениамина. Ну почему я к нему не подошла? Может, сейчас не лежала бы на грязном льду перед маньяком…

Не знаю, сколько времени так лежу, ожидая своей участи. Но пока ничего не происходит. Может, подумал, что я уже скончалась от удара головой об лёд? Приоткрываю глаза. Кстати, ударилась я, похоже, и правда сильно. Иначе, как объяснить, что я даже проморгавшись, всё равно вижу перед собой лицо Коновалова?

8. Одно условие

– Шпулька, прием! – Вениамин машет перед моим лицом рукой, клацая при этом пальцами.

Блин, даже такой обычный жест у него выходит просто идеально…

Так, Юля, соберись, ты и так разлеглась тут у ног Коновалова, не хватало еще начать таять и растекаться.

– Ззздрасьте, – произнесла, стараясь добавить голосу непринужденности, а по факту добавила только заикания. – Я ШпулькО, – почему-то решила поправить Вениамина, в очередной раз коверкающего мою фамилию.

– А я Коновалов. Вот и познакомились, – привстает и протягивает мне руку, чтобы я могла подняться.

Теплая ладонь так приятно обволакивает мою, что хочется растянуть этот миг подольше. Но я прекрасно понимаю, что далее задерживать руку неприлично и забираю. То ли мне показалось, то ли просто очень этого хотелось, но в момент, когда я потянула ладонь на себя, он сжал свою кисть чуть сильнее, словно удерживая меня.

Поднимаю глаза, чтобы понять, что это было, и натыкаюсь на черные-черные омуты. От его пристального и какого-то завораживающего взгляда под ребрами застучало так сильно и быстро, что казалось, этот стук сейчас услышит его виновник.

– Ви… Ве… – это я так прекрасно формулирую мысли, если что.

– Да, Юль… Ты, похоже, капитально приложилась головой. Идти-то сможешь?

Это он сейчас намекает, что я, мягко говоря, недалекая? Да что он о себе возомнил вообще?

– Могу, – резко огрызаюсь и выдергиваю свою вторую руку, которую Коновалов продолжал держать за локоть, чтобы я не упала. Наверное… – И вообще, Вениамин Викторович, я не просила меня поднимать. И сама справлюсь. Идите, куда шли.

Знаю, что грубо. Ну, а чего он опять смеется надо мной?!

Делаю несколько шагов и, подобрав соль, валяющуюся чуть в сторонке, пытаюсь идти в сторону дома.

– Юююль… – Коновалов что, за мной идет?

Счастливая улыбка растягивается по всему лицу, но я только ускоряюсь, потому что понимаю, если он догонит и увидит мою лыбу в 31 зуб, то сразу всё поймет. Надо сначала вернуть лицу серьезность. Хмурюсь, изо всех сил насупливая брови, но самой становится смешно, едва пытаюсь представить своё лицо в этот момент.

– Юль, если ты решила посыпать солью дорожку, это, конечно, очень благородно с твоей стороны. Но, думаю, ты маловато закупилась: твоего пакета хватит еще метров на пять.

Останавливаюсь и смотрю на пакет у себя в руках – в нем довольно большая дырка, из которой действительно сыпется соль.

– Блин, нет! – подхватываю пачку, и мне на ладонь высыпается последняя горсть белоснежных крупинок. – Мама меня прибьёт…

– В твоей семье так ценят соль? – наверное, опять издевается, но мне почти неважно, потому что мысленно я уже представляю, что мне придется телёпать обратно в магазин по той же скользкой дорожке. А еще Коновалов уж точно со мной не пойдёт. Может, ну её, эту соль?

– Да при чем здесь соль, – досадливо отвечаю. – Я вообще-то к жениху опаздываю, – произношу первое, что выдает мой гениальный мозг, а осознав, чтО произнесла, перевожу взгляд на Вениамина и вижу, как его глаза становятся похожими на блюдца из маминого любимого сервиза. – Ну, то есть не совсем к жениху… – это оправдание звучит еще глупее на фоне ранее произнесенной фразы. – В общем, у нас гости, и нужна соль.

– Это, типа, сватов хлебом-солью встречать? – удивительно, но произносит это совершенно серьезно.

– Нет, соль нужна, чтобы в солонку насыпать и на стол поставить. Крупную нельзя, она слишком крупная, – что я несу?! – В общем, мне срочно нужна еще соль.

Разворачиваюсь, чтобы снова идти к магазину.

– Скажи честно, Юль, – обращается ко мне Коновалов, который, о счастье! идет рядом со мной, – ты ведь не за солью вышла? – смотрю на него непонимающе, продолжая мелкими шажочками семенить по краю ледяной корки. – Ты ведь явно собиралась сегодня попасть в травмпункт, а следующим этапом наверняка – ко мне?

– З-зачем?

– З-зубы вставлять, – передразнивает меня нахал.

– Знаете что?! – негодующе пытаюсь разразиться тирадой, сама не до конца понимая, что собираюсь говорить. На моё счастье или на беду, каблук на сапоге не ожидает такого резкого разворота и, не найдя, за что ему зацепиться, скользит. Вместе со мной.

Нет, всё-таки на счастье. Ибо теперь я снова в руках Вениамина.

– Не знаю, – отвечая на мой вопрос, тихо произносит отчего-то вдруг охрипшим голосом. Его руки, спасшие меня от падения, теперь переместились на талию и слишком нежно для простой поддержки обнимают меня.

Теплая ладонь поднимается вверх по спине, а вторая прижимает меня так, что расстояния между нами почти не остается. Вениамин значительно выше меня, мне приходится поднять голову, чтобы увидеть его лицо, которое установив зрительный контакт с моим, стало медленно приближаться. Я уже чувствую горячее дыхание и нереальный запах его парфюма. Замираю, глядя на его губы, которые находятся в считанных сантиметрах от моих. Закрываю глаза, повинуясь только той силе притяжения, которая сейчас овладела всем моим телом. Инстинктивно делаю вдох, задерживая дыхание…

Всё разрушает звонок моего телефона.

Ну зачем он такой громкий?! Открываю глаза и вижу раздосадованное лицо мужчины, который вынужден отпустить меня из своих объятий и дать возможность ответить.

– Да, мам, – выдыхаю в трубку тот запас, который должна была потратить на поцелуй с Коноваловым.

– Дочь, куда ты пропала? – мама волнуется за меня, это чувствуется в ее голосе. – У тебя всё хорошо?

– Да, мама, не переживай.

«Я с мужчиной моей мечты» – конечно, это я не могу пока сказать вслух, да еще и при этом самом мужчине.

– Я случайно соль просыпала, – добавляю, чтобы объяснить своё долгое отсутствие. Сейчас вернусь в магазин и …

– Соль просыпала… – мама зацепилась за эту фразу и уже не слушает дальнейших оправданий. – Неужели мы с Маринкой опять поссоримся? – закрываю лицо рукой, потому что только сейчас поняла, как мама воспримет эту информацию. – А может с Валентиной? Хоть бы не с …

– Мам, прекрати себя накручивать, я сейчас сбегаю в магазин, и ни с кем ты не поссоришься, – быстренько отключаюсь, прерывая причитания моей родительницы, которая теперь от каждого будет ожидать подвоха. А в таком состоянии, не сомневаюсь, она обязательно этот подвох сама же и организует. А виноватым будет кто? Правильно – тот, кто рассыпал соль.

Что-то совсем мне перехотелось возвращаться домой…

– Вениамин, – вдруг осмелев, обращаюсь к мужчине. – Викторович, – смелости хватило ненадолго.

– Нет, нет, просто Вениамин, – перебивает меня и, словно между делом, мягко подхватывает под локоть. – Можно даже Веня. Только, пожалуйста, не Веник. Терпеть не могу, когда так сокращают моё имя.

– Почему? – хихикнула, совершенно забыв, что собиралась ему сказать. – Веник, так мило звучит.

«Мило»? Я сказала это вслух? – да что ж сегодня с моим бескостным органом происходит!?

Как ни странно, Коновалов тоже улыбается и как-то слишком уж откровенно прожигает меня взглядом.

– А знаешь, Юлька-шпулька, тебе разрешаю называть меня так, – и подмигивает мне. – Но при одном условии…

Вениамин резко останавливается, и я оказываюсь практически впечатанной в него. Сердце заходится в испанском танце. Вдох, еще вдох… Блин, а выдыхать-то когда?

– П-поцеловать вас? – честно, я не хотела это спрашивать! Такое вообще не спрашивают! Стукнуть бы себя сейчас по лбу хорошенько, может мозги на место встанут.

Секунду Вениамин переваривает мой вопрос, а потом выпускает меня из объятий и разражается диким смехом. Ржет так, что спустя минуту, немного успокоившись, вытирает слезы рукавом своего пальто.

Мне становится обидно. Пока он ухохатывался надо мной, я накрутила себя так, что едва сдерживалась, чтобы не начать заливать у себя под ногами каток из собственных слезных желез.

– Юль, ты просто чудо! – наконец, выдает он, продолжая улыбаться. Вениамин стоит напротив фонаря и ему не видно моего лица. – Поцеловать – это само собой, – ага, щаззз, после такого может забыть вообще это слово! – Но я хотел, чтобы мы для начала перешли на «ты», – он шагает в мою сторону и в этот момент, видимо, замечает моё состояние.

– Да пошел ты! – резко бросаю ему и разворачиваюсь в сторону дома.

Но не могу пройти и двух шагов, меня захватывают те же сильные руки. Вениамин прижимает меня к себе со спины и какое-то время просто фиксирует в таком положении. Я не сопротивляюсь.

Нет, влепить ему за эту наглость мне, конечно, хочется, но пробившиеся всё-таки слезы лишают возможности хоть как-то действовать.

А между тем, Вениамин наклоняется к моей щеке и хрипло шепчет в самое ухо:

– Ну вот мы и перешли на ты.