Текст книги "Соблазненный обольститель"
Автор книги: Изобел Карр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Нас могут увидеть, – беспомощно прошипела она, указав подбородком на гребцов, неутомимо работавших веслами.
– Значит, лучше не поднимать шума и не привлекать их внимания. – Отпив из бокала, Роуленд вручил его Оливии. Темный напиток слегка подрагивал вместе с покачивающейся на воде лодкой. – Будь мы в Венеции, нас сопровождал бы лишь один гондольер. Он стоял бы на корме, где сейчас рулевой. Подумайте, сколько возможностей открылось бы перед нами.
Выхватив бокал, Оливия жадно глотнула вина.
– Я не приглашала вас в Венецию, – с вызовом возразила она.
– Нет? Как досадно. – Дерзкая рука Роуленда скользнула дальше, раздвигая жаркую, влажную плоть, и, отыскав потаенный набухший бугорок, медленно очертила его пальцем. – Я довольно ловко управляюсь с гондольерами. – Оливия вздрогнула, сжав бедра, не в силах прервать эту упоительную муку. – Я мог бы вам пригодиться, – невозмутимо продолжал Девир.
Сделав еще глоток, Оливия вгляделась в серебристую гладь реки, подчеркнуто не замечая своего спутника, как будто это могло помочь, отменить тот унизительный факт, что рука Девира ласкала ее лоно, а ее тело отзывалось на его прикосновения дрожью наслаждения. Распаленная страстью, Оливия уже не владела собой.
– Я не какая-нибудь потаскуха, готовая задрать юбки только потому, что вам этого захотелось, – тихо произнесла она, старательно отводя взгляд.
Пальцы Роуленда, безжалостно терзавшие ее крохотный бутон, проникли в глубину ее плоти.
– Я бы предпочел, чтобы вы задрали юбки, потому что этого хочется вам. Потому что вы охвачены желанием.
Оливия прерывисто вздохнула, чувствуя, что пик блаженства уже близок. Повернув голову, она взглянула наконец Роуленду в лицо. Огромные, с лихорадочным блеском глаза ее казались черными, лишь тонкие синие ободки вокруг расширенных зрачков выдавали их истинный цвет.
– Мне действительно хотелось бы выпить еще вина, – проговорила она. Голос ее дрожал, как и рука, державшая пустой бокал.
– Тогда прикажите мне прекратить.
– Прекратите.
Он послушно отвел руку. У Оливии невольно вырвался протестующий возглас. Роуленд, посмеиваясь, потянулся за бутылкой и наполнил оба бокала.
– На самом деле вам следовало позволить мне завершить начатое, – заметил он, прежде чем сделать глоток.
Оливия метнула на него сердитый взгляд поверх бокала.
– И помочь вам обольстить меня, чтобы утоленная похоть скрасила вашу скуку, пока не истечет срок нашего соглашения?
– Верно, и вдобавок вам не пришлось бы провести бессонную ночь, гадая, что могло случиться дальше.
Глава 13
Ливи поперхнулась, закашлялась, и вино, которое она уже набрала в рот, весьма неизящно вылилось обратно в бокал. Девир громко расхохотался, потом одним глотком осушил свой бокал и, поднявшись, лениво направился на нос лодки, натягивая на ходу перчатку.
Он сказал чистую правду, черт бы его побрал. Тело Ливи изнывало от неутоленного желания. Кожа пылала, соски саднило. Особенно мучительно жгло там, где касались ее пальцы Девира.
Он оглянулся, на лице его появилась широкая ухмылка. Этот несносный человек прекрасно знал, о чем она думает и что чувствует. Ветер разметал его волосы, бросив на лицо темные пряди, и снова, как в гостиной леди Моубрей, Ливи поразило его сходство с пиратом.
Раздраженно фыркнув, она вылила в бокал остатки вина и откинулась головой на упругий валик. Хриплые крики чаек и их быстрые тени, кружащиеся в лазурном небе, служили прекрасным фоном для освещенной солнцем фигуры Девира, стоящего на носу лодки. Это живописное зрелище казалось ожившим полотном художника. Быть может, Каналетто [12]12
Каналетто (Джованни Антонио Канале, 1697–1768) – венецианский живописец и гравер, мастер городского пейзажа.
[Закрыть]или Тиллеманса [13]13
Петер Тиллеманс (1684–1734) – фламандский живописец, известный своими пейзажами и сценами охоты; с 1708 г. жил и работал в Англии.
[Закрыть].
Насмешливый взгляд Девира оторвался от лица Оливии, когда их лодка поравнялась с другим судном. Гребцы на нем были одеты в черные с золотом ливреи – цвета самого дьявола. Рулевые вступили в разговор, перекрикивая шум весел и плеск воды, но Ливи не поняла и половины слов. Спорящих заставил замолчать плотный мужчина в парике с косой, спрятанной в шелковый чехол. Его богато вышитый сюртук больше подходил для приема в Сент-Джеймсском дворце, чем для путешествия по реке.
– Сто фунтов, мистер Девир, – крикнул он Роуленду. – Ставлю сотню фунтов, что опережу вас и первым ступлю на сушу.
Встав со своего ложа, Ливи вышла из-под балдахина. Ее заставил подняться тон мужчины, еще более возмутительный, чем неслыханная сумма ставки.
Теперь лодки шли так близко друг к другу, что Оливия могла разглядеть не только вычурно расшитый сюртук, но и лицо его владельца. Барон Браунлоу. Прежде ей доводилось встречаться с этим отвратительным человеком, правда, по счастью, не слишком часто. Его жена и дочери заметно робели перед грозным главой семейства и всегда боязливо оглядывались на него, прежде чем ответить на самый пустячный вопрос, будто спрашивая разрешения заговорить.
Будучи младшим сыном, Девир не мог себе позволить швыряться деньгами, о чем лорд Браунлоу, разумеется, знал. Негодяй явно наслаждался замешательством соперника, поставленного перед весьма непростым выбором: отказаться принять вызов и пережить унижение или согласиться на пари, не имея возможности расплатиться в случае проигрыша.
Пробравшись на нос лодки, Ливи встала рядом с Девиром.
– Милорд, – крикнула она, обращаясь к Браунлоу. В крови ее бурлило выпитое вино, неутоленное желание и предвкушение жаркой схватки. – Я впервые участвую в лодочных гонках, и, думаю, по этому случаю мы могли бы заключить пари на что-то более значимое, нежели деньги.
Мужчины настороженно посмотрели на Ливи. В глазах Девира светилось неподдельное любопытство, он с интересом ждал, что последует дальше. Лорд Браунлоу брюзгливо поморщился, недовольный тем, что его перебили. Девир окинул его жалостливым взглядом, словно знал, что тот ступил на зыбкую почву и вот-вот увязнет намертво.
– Что же может быть важнее денег, миледи? – нетерпеливо бросил лорд Браунлоу, когда лодка Моубреев догнала его судно.
– Человеческое достоинство, – отозвалась Ливи со сладкой фальшивой улыбкой. Девир судорожно перевел дыхание, начиная понимать, куда она клонит. Эта его способность читать в ее душе, с легкостью предсказывая ее поступки, и нравилась Оливии, и пугала ее. Браунлоу недоуменно нахмурился, ожидая продолжения. – Я слышала от мадам де Корбевиль, что существует традиция окунать в воду рулевого-победителя, – проговорила Ливи, глядя лорду в глаза.
– Да… – признал Браунлоу, с ноткой тревоги в голосе. Лицо его заметно помрачнело от внезапной догадки.
Ливи улыбнулась еще шире, представив себе мокрый насквозь роскошный сюртук и раскисший от воды щегольской парик этого напыщенного павлина.
– Я предлагаю изменить обычай, – крикнула она. – Тот из вас, кто пристанет к берегу первым, столкнет другого в Темзу.
– Таким способом вы пытаетесь от меня избавиться? – тихо спросил Девир. Ливи бросила на него мимолетный взгляд, но не ответила. Ей не приходило в голову, что при любом исходе пари она окажется в выигрыше. – Согласен, – громко произнес Девир. – Что скажете, Браунлоу?
Лицо барона исказилось гримасой отвращения.
– Симз! – крикнул он. Щеки его побагровели от досады.
– Да, милорд? – отозвался рулевой.
– Если мне придется искупаться в реке, вас вышвырнут вон без рекомендаций. Увидимся в Ранела, Девир. Леди Оливия. – Сухо кивнув, лорд Браунлоу вернулся к себе под балдахин. Рулевой барона смерил Девира и его гостью недобрым взглядом и призвал гребцов удвоить усилия, пообещав им часть своей доли призовых денег.
– Каждый из вас получит лишний фунт, – сказал Девир своим гребцам, – если мы обставим этих мерзавцев и первыми придем к финишу. – В ответ гребцы налегли на весла, на их суровых лицах застыла решимость. Девир небрежно облокотился на перила фальшборта. Он опять потерял ленту для волос, ветер играл его темными кудрями, в беспорядке рассыпавшимися по плечам. – Во что вы меня втянули? – пробормотал он в замешательстве, качая головой.
– Уверена, упав в воду, вы не растаете.
Множество самых разнообразных экипажей наводнило дорогу из Лондона в Ранела. Поначалу Марго огорчилась, что придется путешествовать в закрытой карете, вместо того чтобы наслаждаться поездкой в двуколке или фаэтоне, но при виде облаков пыли, поднятых копытами лошадей и колесами повозок, поняла: Арлингтон сделал верный выбор.
Граф позаботился о том, чтобы гостья ни в чем не нуждалась, окружив ее всевозможными удобствами. Скоротать время в пути помогало вино, изысканные закуски и сладости. Арлингтон захватил в придачу книги, карты, дорожные шахматы и триктрак. В карете хватало с лихвой мягких подушек и одеял, а чтобы не замерзнуть на обратном пути, если ночь выдастся не по сезону холодной, имелись и предусмотрительно приготовленные кирпичи для обогрева.
Марго привыкла к спартанским условиям – холодным комнатам, холлам, где гуляли сквозняки, и каминам, в которых едва теплился огонь. Ее муж пекся лишь о собственном благополучии, не уделяя внимания нуждам жены. Арлингтон же спешил исполнить малейшую прихоть гостьи и к короткой поездке за город готовился так, будто речь шла о долгом путешествии.
Послышался приглушенный кашель сидевшего на козлах кучера, и в карете стало темно – столбы пыли затмили свет. Марго посмотрела в окно, за которым будто клубился бурый туман.
– Как вы догадались? – спросила она, вновь устремляя взгляд на доску для триктрака, которая лежала между игроками на откидном столике, прикрепленном к дверце кареты.
– Что нам предстоит весь день глотать пыль? – отозвался граф и, сделав ход, подставил под удар две шашки Марго. – Это просто. Два дня не было дождя, значит, грязь можно исключить, а если учесть, что в Ранела сегодня соберется половина лондонского света, пыль неизбежна. – Арлингтон улыбнулся, и в уголках его глаз собрались насмешливые морщинки, выдавая легкий, веселый нрав. У желчных, угрюмых людей не бывает такой улыбки.
Марго отчаянно захотелось протянуть руку и коснуться его лица. Она с трудом сдержалась, чувствуя непривычное стеснение в груди. Наверное, это странно и даже нелепо, когда одна лишь улыбка мужчины пробуждает в женщине желание, но Марго ничего не могла с собой поделать. Видит Бог, случалось, ей хватало и меньшего, чтобы загореться страстью.
Но несмотря на все знаки внимания и настойчивые ухаживания графа, он оставался предельно почтительным, что выводило Марго из себя. Любой другой мужчина на его месте уже давно задрал бы ей юбки и овладел ею еще до первой заставы.
Марго нерешительно поерзала на подушках. Пока что ей не удалось заставить Арлингтона действовать, так, может, стоило подстегнуть его? Что, если сбросить туфлю и, вытянув под столом ногу, нащупать его пах? Прячется ли у него в штанах неистовый дьявол, который только и ждет случая вырваться на волю? Возможно, тогда граф сметет с дороги столик вместе с доской, а все шашки из слоновой кости и черного дерева полетят на пол? Или восторженное выражение на его лице сменится гримасой отвращения?
Марго бросила кости и, сделав ход, выбила шашку Арлингтона. Герцог поднял бровь, укоризненно качая головой. Едва ли он собирался наброситься на Марго, сорвать с нее платье и взять ее прямо в карете.
– Боюсь, вы невнимательны, мадам. Вы могли бы занять третье поле и получить преимущество.
– Я с самого начала говорила вам, что не слишком сильна в играх, для которых важна стратегия, мои таланты лежат в другой области, – с коротким смешком проговорила Марго. Она чувствовала себя распутницей рядом с безупречным джентльменом. Как, во имя всего святого, ее угораздило увлечься столь неподходящим мужчиной? Арлингтон совершенно не годился на роль любовника.
Граф взял с доски кости, его изящные руки с длинными пальцами скользнули по гладкому дереву, и сердце Марго учащенно забилось. Опустив кости в кожаный стаканчик, Арлингтон погремел ими, не сводя испытующего взгляда с лица своей спутницы.
– Джентльмен никогда не назовет даму лгуньей, поэтому я лишь замечу, что вы льстите моему тщеславию.
Марго склонила голову набок, старательно изображая невинность.
– Боже милостивый, почему вы так решили, милорд?
Граф недоверчиво усмехнулся, прежде чем бросить кости на доску.
– Я знаю, что значит жить при дворе, – сказал он, передавая стаканчик графине. На мгновение его пальцы коснулись ее ладони. Сделал ли он это намеренно, или Марго лишь приняла желаемое за действительное? – И вовсе не важно, где этот двор – в Версале, в Сент-Джеймсском дворце или в Санкт-Петербурге, – продолжал граф. – И как бы вы это ни называли – интригами или стратегией, – речь идет об одном и том же. Вы или сильны в этом, или нет.
– Выходит, мое умение выжить при дворе… – начала было Марго, вертя в руках стаканчик с костями.
– Не просто выжить, мадам, – перебил ее Арлингтон. – Будем честны. Вы добились самых блестящих успехов.
Марго беспокойно повела плечами, словно платье стало вдруг ей тесно. Арлингтон смотрел на нее своими ясными синими глазами. В его пристальном изучающем взгляде не было осуждения, но казалось, граф видит ее насквозь. Марго почувствовала себя неуютно. Он хорошо понимал, с кем имеет дело, и все же вел себя как истинный джентльмен.
Природная веселость сочеталась в нем с острым, насмешливым умом. Откровенно говоря, это делало Арлингтона самым опасным мужчиной из всех, кого Марго доводилось встречать. Ей приходилось постоянно быть настороже, напоминая себе, что за красивым улыбчивым лицом графа скрывается ум столь же изощренный, как ее собственный. Во всяком случае, так уверяла молва. Арлингтон обладал немалым могуществом. По словам отца Марго, в палате лордов к его мнению прислушивались с особым вниманием. Граф считался фигурой влиятельной, человеком твердых взглядов и убеждений.
– Со столь богатым опытом жизни при дворе мне следовало бы лучше играть в триктрак? Так, по-вашему? – заметила Марго, резко встряхивая стаканчик с костями. Арлингтон широко улыбнулся, и натянутость, возникшая было между ними, мгновенно исчезла, словно лопнувший мыльный пузырь.
– Нет, – сказал граф, откидываясь на подушки и вытягивая под столом ноги. – Но с вашей искушенностью в придворной жизни вы могли бы сыграть эту партию намного лучше, если бы пожелали. Вы напрасно вообразили, будто проигрыш в триктрак больно ранит мое самолюбие. Уверяю вас, я не впаду в отчаяние и не стану рвать на себе волосы, уступив первенство даме. Не начать ли нам новую партию?
Марго кивнула. Она не намеренно проиграла Арлингтону, просто ее не слишком интересовал исход игры. Триктрак был для нее лишь поводом отвлечься от мыслей об Арлингтоне и от попыток его соблазнить.
Граф принялся расставлять шашки для новой игры, и Марго охватило безрассудное желание вскочить и броситься к нему на колени. Когда он поднял голову от доски, в его глазах читалось неприкрытое вожделение, голодная страсть, но уже в следующий миг граф взял себя в руки, и выражение его лица смягчилось. Марго с усилием сглотнула подступивший к горлу ком. По телу ее прокатилась волна жара, голова закружилась, а сердце забилось в сладостном предвкушении. Всего на миг Арлингтону отказало привычное самообладание, и он невольно выдал себя. Значит, взаимное влечение, связавшее их накрепко, словно тугая веревка, не было плодом ее воображения. Под внешней невозмутимостью графа скрывалась страсть, готовая вспыхнуть ярким пламенем пожара.
– Если вы вправду хотите увидеть меня во всем блеске, давайте сразимся в шахматы.
Глава 14
Лорд Браунлоу, отплевываясь и изрыгая проклятия, выплыл на поверхность Темзы. Ливи подавила злорадный смешок. Парик барона сбился на сторону, обнажив лысеющую макушку, сияющую в лучах солнца. Браунлоу походил на испуганного тюленя, отбившегося от стаи и вынесенного приливом на берег. Круглая голова и глаза навыкате лишь усиливали это сходство.
Громкие, радостные выкрики гребцов Моубрея почти заглушали доносившийся с берега свист и улюлюканье. Спрыгнув с лодки на ступени причала, Девир нагнулся и протянул руку, чтобы помочь барону выбраться из воды. Браунлоу уставился на протянутую руку, будто раздумывая, нет ли здесь подвоха. Потом схватил Девира за запястье и резко дернул, оттолкнувшись ногами от короткого пирса.
Девир едва не свалился в реку. Злобная выходка барона застала его врасплох. С трудом устояв на ногах, он выдернул Браунлоу из воды и приподнял над землей. Низкорослый барон, давясь от бессильной злобы, беспомощно перебирал ногами в воздухе, пока Девир не опустил его наземь, небрежно, как набитый сеном тюфяк.
– Джентльмены так не поступают, милорд, – заметил Девир. – Вы заключили пари и проиграли.
Барон, с которого вода текла ручьями, сорвал с головы раскисший парик и с яростным рычанием швырнул его в реку. Парик тотчас пошел ко дну, словно безобразное морское чудище, вспугнутое появлением хищника.
– Повторите эти слова еще раз, и вам придется выбирать себе секунданта, – прошипел барон.
Ливи хихикнула и поспешно прикрыла ладонью рот в запоздалой попытке сдержать смех. Девир бросил на нее укоризненный взгляд, но это не помогло. Ливи продолжала улыбаться, рискуя вызвать недовольство Роуленда. Мысль о дуэли между двумя этими мужчинами казалась полнейшей нелепостью. Девир был вдвое моложе барона и изрядно превосходил его ростом. Бросив Девиру вызов, Браунлоу выставил бы себя на посмешище, однако разыгравшаяся на пирсе сцена привлекала к себе все больше внимания.
– Ваши владения недалеко, милорд. Обсушитесь и смените одежду, – миролюбиво предложил Девир. Ливи едва ли проявила бы подобное добродушие. – Если к тому времени у вас не пропадет охота проткнуть меня шпагой, я буду ужинать с лордом Арлингтоном в ротонде.
Барон трясся, пытаясь совладать с гневом. Лицо его пошло багровыми пятнами. Отчаянно стараясь сохранить остатки былого достоинства, он резко повернулся и взобрался на борт своей лодки. Публика с приветственным ревом хлынула на пирс, Девир оказался в самой гуще толпы.
Качая головой, Ливи вернулась под балдахин, чтобы забрать свою накидку. Девира встречали овациями, словно победителя гонок, хотя его лодка пришла всего лишь четвертой – первые три уже качались на приколе.
Набросив на плечи накидку, Ливи замкнула застежку у горла. Тем временем Девир успел потеснить толпу, расчистив достаточно места, чтобы девушка могла сойти на пристань. Подхватив одной рукой юбки и опираясь на протянутую ладонь Девира, Ливи соскочила на узкий пирс.
Девир кивком подозвал рулевого.
– Купите команде еды и немного выпивки, – сказал он, бросив моряку небольшой кошелек. – Но проследите, чтобы никто не выпил лишнего. Нам еще предстоит вернуться в город. Я пришлю за вами лакея, когда вы мне понадобитесь.
Рулевой кивнул, и гребцы тотчас принялись швартовать лодку.
Обхватив Оливию за талию, Девир поднял ее и поставил на лестницу. Ливи почувствовала, как обжигающий жар его ладоней проникает сквозь корсет, платье и белье, обволакивая тело, пробуждая страстное, постыдное желание. Она пошатнулась и едва не упала на ступенях.
Ей следовало огреть Девира по голове подушкой, а еще лучше – бутылкой с вином, когда в лодке его рука легла на ее колено. Ливи меньше всего хотелось, чтобы ее безжалостно уличили в слабости, которой она так отчаянно пыталась сопротивляться.
От вершины лестницы вперед уходила длинная дорожка, посыпанная измельченными раковинами. Она вела к Королевскому госпиталю [14]14
Королевский госпиталь в Челси – богадельня для бессемейных военных, учрежденная указом английского короля Карла II в 1682 г. по образцу парижского Дома инвалидов.
[Закрыть], а затем поворачивала направо, к парку.
Когда Ливи и ее спутник миновали госпиталь, показался вход в парк Ранела. Толпа стала заметно гуще. На газоне напротив арок с коринфскими колоннами теснились шатры и балаганы, словно на ярмарке. Среди гуляющих изредка мелькали фигуры гребцов в красочных ливреях, но большинство моряков собралось под большим навесом, чествуя рулевого-победителя. Этот человек промок до нитки, подобно лорду Браунлоу, но в отличие от барона свой мокрый сюртук и парик носил с гордостью, как знаки почета.
У ворот Девир показал привратнику маленький медный жетон, и гостей с поклоном пригласили войти.
– Пятая ложа, – провозгласил привратник, театральным жестом простирая руку в сторону ротонды, похожей на растревоженный улей. Пестрый поток разряженных дам и кавалеров перетекал из павильона в сад, чтобы вскоре устремиться обратно в нескончаемой шумной круговерти.
– Мы сможем отыскать здесь вашего отца и Марго? Возможно, они уже прибыли? – с сомнением проговорил Девир и, выпрямившись в полный рост, вгляделся в людскую толчею. Ливи почувствовала покалывание в кончиках пальцев, по телу прокатилась жаркая волна дрожи. Оливия никогда не придавала особого значения росту мужчины, но высокая фигура в сочетании с природной грациозностью движений наделяла Девира каким-то колдовским, дьявольским очарованием.
– А я думала, лодки быстрее карет, и в этом их прелесть. – Ливи прерывисто вздохнула. Вот если бы она смогла отыскать во внешности Девира какой-нибудь изъян. Однако, как всякий распутник, он обладал весьма привлекательной наружностью, словно красивый плод с гнилой сердцевиной. Мужчин этого сорта следовало бы клеймить как преступников, чтобы каждый мог увидеть метку порока, взглянув на лицо повесы.
– Лодки действительно быстрее, это доказывают многочисленные книги записей пари по всему Лондону, но мы не знаем, когда выехал экипаж вашего отца. Регата задержалась, ожидая короля. Возможно, лорд Арлингтон, получил преимущество в полчаса или больше. Во всяком случае, мы можем отправиться в ложу, зарезервированную вашим отцом, и немного освежиться перед прогулкой по парку. – На губах Девира мелькнула лукавая усмешка. – Меня мучит жажда. Кто-то выпил почти все мое вино.
Ливи вновь обдало волной жара.
– Что ж, давайте пойдем навстречу вашим желаниям, – отозвалась она. Девир ухмыльнулся шире, уловив в ее словах двусмысленность, но Ливи ответила ему самым невинным взглядом, делая вид, будто и не думала заигрывать с ним. Девира следовало слегка проучить, сбить с него спесь.
– Давайте, – согласился Девир, ведя свою даму к величественной ротонде, главной достопримечательности парка. Они вошли в круглое двухэтажное здание с ложами, расположенными по кругу и обрамляющими просторный центральный зал, посередине которого высился огромный камин в виде башни. Камин пока не горел, сложенные в нем поленья дожидались своего часа. Его окружали столы со скамьями. Ливи знала, что после ужина их уберут и начнутся танцы. Она не приезжала в Ранела со времени своего первого сезона, но с тех пор здесь мало что изменилось.
Элегантный распорядитель – смотритель павильона – проводил гостей в отведенную им просторную ложу на первом этаже.
– Лорд Арлингтон распорядился, чтобы сразу по прибытии вам подали холодные закуски, – сказал он. – Пожалуйста, располагайтесь, а я прикажу, чтобы вам немедленно принесли кушанья. В погребце вы найдете кларет, шампанское и ликеры. Если пожелаете что-то еще, только скажите – вам тотчас подадут.
Ливи опустилась на одну из скамей, обитых красным бархатом, а Девир, достав из ведерка со льдом бутылку шампанского, принялся ее открывать. Они успели выпить по бокалу, добавив в вино немного лимонного ликера, когда появились лакеи с подносами, полными яств. Здесь были аппетитные булочки, тонко нарезанная ветчина, холодный цыпленок, салат из горошка с огурцом и мятой, а также блюдо со всевозможными сладостями.
Пока Девир разрезал цыпленка, Оливия съела миндальное печенье и, облизнув пальцы от крошек, потянулась за другим.
– Начинаете со сладкого? – усмехнулся Девир, наполняя ее тарелку.
Ливи пожала плечами.
– Я голодна. Начинать с десерта вовсе не такое страшное преступление, как когда-то уверяла моя няня.
– Да, бывают преступления и похуже, – послышался женский голос со стороны галереи.
Обернувшись, Ливи увидела, как в ложу входит графиня де Корбевиль, опираясь на руку лорда Арлингтона.
– Совершенно верно, – подтвердил Девир, когда сестра, усевшись рядом, взяла его бокал. – Например, похитить у мужчины вино.
Графиня с улыбкой отпила глоток. Ливи едва не поперхнулась, вспомнив, как совсем недавно сама столь же бесцеремонно завладела бокалом Девира, пока его рука… Мадам де Корбевиль насмешливо изогнула бровь, как будто точно знала, чем ее брат и Ливи занимались в лодке во время путешествия.
Острая, мучительная зависть кольнула Ливи. Пальцы ее судорожно сжались. Пришлось поставить бокал на стол, чтобы ненароком не сломать хрупкую ножку. Будь Оливия вдовой, подобно графине, она могла бы уступить ухаживаниям Девира, и свет остался бы равнодушен к этой связи. Никто бы и бровью не повел.
Будь здесь ее муж, всеобщее презрение и насмешки обратились бы на него. Публика не любит, когда ее лишают обещанного удовольствия. Древние римляне пришли бы ярость, обнаружив, что гладиатор отказывается сражаться. Не имея возможности утолить жажду крови, вонзив зубы и когти в Суттара, лондонский свет направил свою ненависть на Ливи.
– Как прошло ваше первое путешествие на лодке? Вам понравилось? – с тонкой проницательной улыбкой осведомилась графиня.
Когда на блюдах не осталось ничего, кроме крошек и костей, Филипп сделал знак Ливи и мистеру Девиру выйти в сгущающиеся сумерки и полюбоваться, как зажигают фонари. Мадам де Корбевиль, улыбаясь с видом заговорщицы, протянула ему пустой бокал.
Филипп замер, пораженный этой лукавой, соблазнительной улыбкой, неизъяснимо очаровательной и вместе с тем греховной. На мгновение он почувствовал себя мухой, завязшей в янтаре, но, стряхнув оцепенение, улыбнулся в ответ.
Хотя графиня носила траур, шелковая ткань ее платья, затканная цветами, была расшита крошечными блестками, украшавшими серединку каждого цветка. В сиянии свечей черное платье искрилось и переливалось, придавая графине сходство с изысканной драгоценностью на красной бархатной подушке.
Лакеи разожгли огромный камин в центре ротонды и унесли столы, освободив место для танцев. Повсюду в ложах шло бурное веселье. Разговоры и смех сливались в рокочущий гул, напоминая шум Темзы, несущей свои воды неподалеку.
Мадам де Корбевиль закусила губу, глядя на Филиппа с выражением, которое он затруднился бы истолковать. Весь день она смотрела на него так, словно собиралась что-то сказать и никак не могла решиться. Подобная робость была ей вовсе не свойственна.
Графиня выиграла у него партию в шахматы и, как ясно видел Филипп, одержала бы вторую победу, если бы игру не пришлось прервать, поскольку карета прибыла в Ранела. Эта дама не просто победила, она нанесла ему сокрушительное поражение. Притом с легкостью, почти без усилий.
Филипп не мог припомнить, когда в последний раз ему доводилось иметь дело с таким сильным противником, да вдобавок проиграть. И никогда прежде проигрыш не доставлял ему удовольствия. Но прелестная смущенная улыбка, осветившая лицо графини, когда та поставила ему мат, совершенно обезоружила Филиппа.
А слово «прелестная» не часто приходило в голову, когда он думал о мадам де Корбевиль. Живая, обольстительная, яркая, она напоминала прекрасную сирену. Но та застенчивая улыбка вовсе не была улыбкой сирены. В ней сквозила очаровательная неуверенность, беззащитность. Так улыбаются женщины из плоти и крови. Казалось, с графини вдруг спала маска, приоткрыв на мгновение ее истинное лицо. Пожалуй, Филиппу никогда не доводилось видеть более захватывающего, волнующего зрелища.
Он повертел в руках пустой бокал графини.
– Лимонный ликер или клубничный? Или, может быть, кларет?
– Лимонный ликер с шампанским, – улыбнулась мадам де Корбевиль. – Если после Ролли что-то еще осталось. Кажется, мой брат выпил немало вина.
Достав из ведерка со льдом две непочатых бутылки – ликер и шампанское, – Филипп ловко открыл их.
– Это неудивительно. Боюсь, большинство мужчин пожелали бы взбодрить себя выпивкой, пытаясь укротить Ливи.
Графиня изумленно приоткрыла рот, глядя на Арлингтона. Казалось, она в растерянности и не знает, что сказать. Наконец, шаловливо хихикнув, она потянулась за бокалом.
– Преодоление трудностей пойдет Ролли на пользу, – произнесла она, вращая бокал, чтобы смешать настоянный на лимоне бренди с шампанским. – Он привык, что женщины сами падают к нему в объятия, словно спелые плоды.
Филипп на мгновение смутился. Он лишь пошутил, а сестра Девира говорила серьезно. Ливи никогда не доставляла отцу ни малейшего беспокойства. Во всяком случае, до того дня, когда она, оставив дом мужа-двоеженца, нашла пристанище у бабушки. Арлингтон не мог себе представить, что дочь, нуждаясь в помощи, будет искать защиты не у него. Даже теперь при мысли об этом он испытывал мучительную, жгучую боль. Он всегда желал для дочери самого лучшего, мечтал видеть ее счастливой, обеспеченной, защищенной. Но, поступив согласно его воле, Оливия оказалась жертвой подлого предательства.
Филиппу хотелось бы верить истории о давней негасимой любви между Девиром и Ливи, но в душе он знал, что это не более чем выдумка. Ощутив, как к горлу подступает ледяная волна горечи и гнева, Арлингтон поспешил подавить в себе это чувство.
Он хорошо знал дочь. Если бы она отдала кому-то свое сердце, то никогда не согласилась бы выйти замуж за другого. Нет, Оливия со своим «женихом» разыгрывали комедию. Филипп понимал, что утратил доверие дочери и она нашла себе другого защитника. Теперь ему оставалось лишь полагаться на ее рассудительность.
Арлингтону не давал покоя вопрос, как Оливии удалось заставить Девира подчиняться ей. И разумеется, оставалось неясным, как она собиралась держать в узде этого человека.
