Текст книги "Погоди, я пойму"

Автор книги: Изабель Ричардс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Отпусти меня, Юджин, – горячо зашептала она, – ведь ты уже получил то, что хотел.

Но его рука продолжала ласкать ее, лениво играя с набухшим соском.

– А ты этого не хотела?– тихо спросил он. – Ты слышишь меня? Ты позволишь мне...

– Нет! – воскликнула она. – Ты забываешь, что я слишком знакома с твоим имиджем красноречивого соблазнителя и не хочу быть твоей очередной жертвой. Рано или поздно ты тоже познакомишься с моим красноречием, Юджин Фрейзерс, на страницах газеты!

Саманта ускользнула от него, ища убежища на скамье в гостиной, почти уверенная в том, что Юджин будет преследовать ее, но он этого не сделал, и наконец, утомленная, она погрузилась в глубокий сон.

Когда она проснулась около одиннадцати, Юджина дома не было. Она вспомнила, что накануне он говорил о деловой встрече. Саманта не сомневалась, что "деловая встреча" назначена с Марджори.

Но, как ни странно, это предположение не подтвердилось. Когда час спустя Саманта сворачивала и убирала в шкаф подушки и одеяла, радуясь, что сегодня у миссис Хуантес выходной, зазвонил дверной звонок. Одетая в джинсы и серую футболку, она открыла дверь и увидела на пороге Марджори в рыжей лисьей шубе. Тщательно подведенные брови гостьи удивленно поднялись при виде босых ног и распущенных волос Саманты.

– Я думала, что застану дома вас обоих,– сказала Марджори, окидывая взглядом пустынный ландшафт.– Но я не вижу машины Юджина.

– Он уехал на деловую встречу, – ответила Саманта, все еще не выпуская дверную ручку в надежде, что рыжеволосая гостья сейчас повернется и отправится восвояси. Меньше всего в этот день ей хотелось видеть Марджори Розенкуист.

– Ну тогда,– Марджори протянула завернутую в серебристую бумагу коробку,– я хотела бы вручить вам свадебный подарок.

– О-о,– растерянно протянула Саманта, не зная, как вести себя дальше.

И хотя все в этой особе ей не нравилось, она не могла выкинуть из головы, что из всех женщин, которые были у Юджина, только эта одна продолжает его интересовать. Так что, хотя бы ради того чтобы получше изучить свою противницу, следовало пригласить ее в дом, что Саманта и сделала. Скрепя сердце.

Марджори сбросила шубу на скамью небрежным жестом привыкшего к дорогим вещам человека.

– Хотите чашечку кофе? – предложила Саманта, продолжая надеяться, что гостья не задержится надолго.

– Не беспокойся, дорогуша, – мило улыбнулась Марджори,– я сама сделаю. Я все здесь знаю. Кроме того, представляю, как ты, наверное, утомлена. – Она посмотрела на Саманту с понимающей улыбкой, напомнив ей Чеширского кота.Как мне это знакомо. Юджин за ночь любви может буквально опустошить тебя, он это умеет.

От такой откровенной наглости Саманта взъярилась, как дикая кошка. Поэтому не было ничего удивительного в том, что ее ответ мало чем напоминал речь великосветской леди.

– Мне помнится, мой муж называл все то, что было у него до свадьбы, траханьем, а не ночами любви.

С ядовитой улыбочкой, в которой сквозило откровенное торжество, Саманта небрежно бросила коробку с подарком на кофейный столик, хотя больше всего на свете ей хотелось бы зашвырнуть его в печь.

Всем своим видом изображая оскорбленную невинность, Марджори подняла шубу.

– Как видно, приятной беседы за чашечкой кофе не получится,– холодно проговорила она.

– Вполне с вами согласна,– в тон ей ответила Саманта.

Марджори собралась было уйти, но неожиданно в самый последний момент, когда ее рука с наманикюренными ногтями легла на дверную ручку, обернулась и, глядя в упор на Саманту, четко выговаривая каждое слово, произнесла:

– Я должна предупредить тебя, дорогуша: если ты действительно любишь Юджина, не становись у него на пути. Он вполне может стать следующим губернатором штата. Да, конечно, его противники и критиканы заявляют, что он слишком молод и пробыл в сенате только один срок. Но с моими связями и поддержкой моего отца у Юджина будут очень хорошие шансы победить на выборах.

– А со мной в качестве его жены... Марджори не дала ей договорить.

– Да ты будешь мешать ему– простенькая провинциальная девочка. Всем уже давно ясно, что мы с Юджином созданы друг для друга. Если ты его любишь, ты позволишь ему уйти.

Саманта долго стояла неподвижно, после того как за рыжей гостьей в рыжей шубе закрылась дверь. Ей хотелось выкрикнуть ей вслед: "Но я не люблю его!" Но Марджори была явно не подходящим объектом для подобной откровенности.

Телефонный звонок вывел ее из транса. Это была Эмелин.

– О, Эмми! – воскликнула она. – Ты не поверишь, как я рада слышать твой голос! – За всем, что свалилось ей на голову в связи с Юджином, она совершенно забыла о своей подруге.– Обещаю на этот раз рассказать тебе все, – клятвенно заверила ее Саманта. – Да, во время ланча, только дай мне сорок пять минут на дорогу.

Через двадцать минут Саманта переоделась в бежевую шерстяную юбку и темно– зеленый свитер, надела коричневые туфли. Расчесав свободно падающие волосы, она нанесла немного косметики и подвела губы светло-абрикосовой помадой. Посмотревшись в зеркало, она пришла к выводу, что хотя выглядит не столь изысканно, как Марджори Розенкуист, но все же вполне привлекательно.

Наклонившись ближе к своему отражению, она подумала, сможет ли кто-нибудь определить по ее виду, что в это утро она проснулась не такой, какой была, когда ложилась. Не появилось ли на ее лице чего-нибудь вроде каиновой печати, которую оставил на ней Юджин?

Ровно через пятьдесят минут Саманта притормозила на автостоянке возле ресторана в двух шагах от здания Законодательного собрания штата, с такими же портиком и куполом, как его прообраз в Вашингтоне. Внутри ресторан был заполнен в основном политиками. Появление вновь прибывающих законодателей штата сопровождалось дружескими возгласами, рукопожатиями и похлопываниями по плечам. Это было оживленное место, особенно в полуденный час.

Саманта сразу же увидела Эмелин, сидящую за столиком в углу, но только подойдя ближе, заметила, что та не одна.

– Привет, Саманта! – воскликнула Эмелин.– Мой босс предложил мне оплатить ланч, – сказала она, указывая на сидящего наискосок от нее Бромлея.– Я не могла не воспользоваться такой возможностью.

– Привет, Бром,– сказала Саманта, усаживаясь между подругой и бывшим шефом.– Ты что, охотишься за секретной информацией для большого скандала?

– Это как раз то самое местечко, где всегда можно узнать последние новости, – улыбаясь, ответил он,– но Эмми еще и уговорила меня на ланч. Она заявила, что сегодня национальный праздник – День секретарш.

Эмелин состроила гримасу, но прежде чем успела что-нибудь возразить, официант принес их заказ. Саманта, все еще под впечатлением прошедшей ночи и визита Марджори, заказала себе "Маргариту".

Некоторое время они беседовали о редакционных сплетнях, о новом горнолыжном комплексе в окрестностях Флагстаффа и прочих пустяках.

Но когда они покончили с едой и заказали по второй "Маргарите", Эмелин не выдержала и спросил о том, что ее необыкновенно интересовало.

– Ну как твоя семейная жизнь?

Саманта решительно откусила кусок хрустящей тортильи, покрытой расплавленным сыром, и ее глаза увлажнились, но не от огненного перца. Почему бы не рассказать им все – ведь они оба ее друзья?

– Боюсь, что она закончилась, так и не успев начаться.

Карие глаза Эмелин удивленно расширились, даже веснушки на ее лице поблекли, казалось, от столь неожиданного заявления.

– Брось, Саманта, у всех бывают маленькие размолвки. А у вас был такой скоропалительный роман – немудрено, что должно пройти какое-то время, прежде чем вы по-настоящему научитесь понимать друг друга,– принялась увещевать она подругу в надежде успокоить ее.

Саманта закрыла глаза от внезапного приступа головокружения. Ей определенно не следовало пить вторую "Маргариту". Когда она открыла их, Бром озабоченно смотрел на нее, положив ладонь поверх ее руки.

– Я могу чем-нибудь помочь тебе, Саманта?

Она с благодарностью посмотрела в его доброе лицо, но тут что-то заставило ее взор мгновенно переметнуться дальше, туда, где появился в дверном проеме высокий темноволосый мужчина. Юджин Фрейзерс! Суровым взглядом он смерил Саманту с Бромлеем, после чего резко развернулся и вышел.

Саманта хотела вскочить и броситься за ним, потому что в это самое мгновение поняла, как бесконечно дорог ей этот человек. Она не могла объяснить себе, когда, отчего и почему зародилось это чувство. Просто отныне ее сердце раз и навсегда принадлежало Юджину.

А теперь ей оставалось только догадываться, что он может подумать о ней, сидящей за столом с Бромом, который держит ее за руку. Если же он заметил, что с ними Эмелин, то его сообразительный ум наверняка сделает вывод, что они готовят те самые разоблачительные статьи, которыми она ему угрожала.

– Саманта, я могу тебе помочь? – повторил Бром, всерьез напуганный ее затравленным видом.

Саманта покачала головой, словно пытаясь прогнать из памяти лицо Юджина... и поняла, что ей никогда не удастся этого сделать. За то время, что они провели вместе, он словно выжег на ее сердце свое тавро раскаленным железом.

– Нет, Бром, спасибо тебе, но ты ничем не можешь помочь мне. Я уверена... – Она глубоко вздохнула, чтобы сдержать подступившие слезы.– Я уверена: все, что ни делается,– к лучшему.

– Как насчет того, чтобы зайти после ланча в редакцию и повидаться с остальной нашей бандой? – предложила Эмелин.

– Нет, думаю, мне лучше поехать домой,– возразила Саманта,– мне нужно собраться с мыслями.

Но она не поехала домой, а вместо этого бесцельно направила машину по извилистой дороге, ведущей на северо-восток. Минут через сорок спохватившись, она сообразила, что находится на узком шоссе, забитом машинами, едущими в сторону предгорий, где любители зимних видов спорта предпочитали проводить отпуска и уик-энды.

Саманта свернула на бетонированную стоянку, затормозила, но из машины не вышла, наблюдая за туристами, фотографирующимися на фоне пейзажа или покупающими керамику и прочие сувениры на небольшом базарчике. Неподалеку отец семейства снимал свою жену и троих детей рядом с пожилой мексиканкой, одетой в яркий национальный костюм. И Саманте вдруг нестерпимо захотелось стать членом такой же вот семьи – иметь любимого и любящего мужа и замечательных детей, веселых и беззаботных, и самой при этом быть веселой и беззаботной.

Есть ли у них с Юджином хоть один шанс создать такую семью? Саманта сидела за рулем, пытаясь заставить себя рассуждать логически. Война, разыгравшаяся между ее разумом и сердцем, буквально опустошила ее. Разум неустанно напоминал ей, что Юджин вообще не способен на любовь к какой бы то ни было женщине. Разве он не говорил ей, что развод его родителей настроил его против брака? Сердце же шептало, что со временем она сможет его заставить полюбить себя.

Саманта не сомневалась, что если бы спросила совета у своих родителей, то они порекомендовали бы ей прислушаться к голосу сердца. И с этой последней мыслью она завела двигатель и поехала назад, в Финикс, к Юджину.

До тех пор, пока в ее сердце живет надежда, она будет ждать его любви.

В течение последующих дней Саманта часто задумывалась о том, что ее мечты об ответной любви Юджина – всего лишь глупые несбыточные фантазии. Они спали вместе в его широкой постели, но ни разу не коснулись друг друга. Саманта ощущала себя все более и более несчастной, но старалась отвлечься делами – работой в редакции, покупками и упаковкой рождественских подарков родным и близким. Она долго ломала голову, что подарить Юджину, и наконец остановилась на малоизвестной системе катушки для спиннинга, которую хвалил ее отец.

Юджин тем временем не только никак не выражал своего возмущения тем, что застал ее за ланчем с Бромом и Эмелин, но и вовсе не проявлял по отношению к ней обычного внимания.

Разговор лишь один раз коснулся Бромлея Офенстейна. Это случилось как-то утром за два дня до Рождества, когда колонка Саманты впервые после их свадьбы появилась в "Ивнинг-ньюс пост". Она с нетерпением ждала, пока он просмотрит статью. Запретит ли он ей, как это умеет, непререкаемым тоном вообще сотрудничать в газете или пойдет дальше и открыто обвинит ее в связи с издателем. Ей даже захотелось заметить в нем хоть какие-нибудь признаки негодования или ревности. Любое проявление эмоций было лучше, чем его безразличие.

Но он оставался бесстрастным и, просмотрев колонку, принялся за кофе. Пару раз она ловила на себе его внимательный взгляд, но не более того, так что Саманте оставалось только молча ковыряться в яичнице, приготовленной ею по рецепту, вычитанному в книге о мексиканской кухне.

– Неплохо,– наконец сказал Юджин.– Это я про твою колонку. Я всегда выступал против законопроекта о горных разработках, но мне ни разу не удавалось так четко выразить свои мысли, как это сделала ты.

Саманта буквально опешила от его похвалы. Берясь за статью, она понятия не имела, как Юджин относится к законопроекту. Она даже предполагала, что он его не поддерживает. Но независимо от этого честно написала то, что сама думала по этому поводу.

– Значит, ты не против, если я продолжу работать в газете?

– Ни в малейшей степени. Я рад, что ты не хочешь, чтобы твой светлый ум атрофировался только потому, что ты вышла замуж.– Отложив газету, он какое-то время молчал, потом с необыкновенно серьезным видом обратился к ней: – Саманта, несколько видных граждан штата обратились ко мне с предложением выставить мою кандидатуру на губернаторских выборах в следующем году. Как ты на это смотришь?

Как она на это смотрит? В настоящий момент Саманта смотрела на Юджина в полнейшем недоумении, удивленная тем, что он обсуждает с ней свои планы на будущее. Фигурирует ли она в этом самом будущем или это простая вежливость? Прежде чем ответить, она отпила глоток апельсинового сока.

– Если ты действительно хочешь этого, то тогда должен выставить свою кандидатуру.

– Марджи тоже так думает, – сказал Юджин, не спуская с Саманты внимательного взгляда. – Она вызвалась помочь мне в проведении избирательной кампании, если я буду баллотироваться.

Саманта опустила глаза, не в силах смотреть на него.

– Вот и хорошо,– сухо произнесла она,– вы, несомненно, хорошо сработаетесь. – Затем положила салфетку на стол возле своей тарелки и встала.– Извини. Мне нужно поработать над следующей колонкой.

Юджин тоже поднялся.

– Сегодня я вернусь рано. Думаю, что мы поедем в "Ла Палому" на уик-энд и Рождество к моей бабушке. Я хочу, чтобы ты с ней познакомилась. Мне кажется, вы друг другу понравитесь.

Что это, Юджин предлагает ей встретить Рождество в семейном кругу? Слабый луч надежды вспыхнул в ее душе, но это не могло заставить ее забыть Марджори, имя которой сорвалось с его уст несколько минут тому назад. Тем не менее сдаваться Саманта не собиралась и, подготовив черновик следующей статьи, провела остаток дня, собираясь в поездку с особой тщательностью.

Саманте хотелось быть особенно привлекательной, поэтому она выбрала светло-розовый свитер и подходящие по цвету брючки для поездки на ранчо. Ей это определенно удалось, потому что вскоре после того, как они выехали из города и направились по шоссе в сторону гор, Юджин сказал:

– Ты прекрасно выглядишь, Саманта. Бабуля не только тебя похвалит, но еще и спросит, почему я не женился на тебе раньше.

– Не думаю, что два дня – слишком большой срок для ухаживания, – лукаво заметила Саманта.

Юджин усмехнулся:

– По меньшей мере – это рекорд штата. Игривое настроение владело ими до конца путешествия, и впервые после Переса Саманта расслабилась в присутствии Юджина.

Открывающийся из окна "доджа" горный пейзаж захватил ее. Она никогда прежде не бывала в этих местах, и сейчас этот горный район показался ей очаровательным. Особенно ей понравились горные селения, где почти все здания были построены из кирпича-сырца, создавая атмосферу законсервированной старины, которой не коснулась цивилизация.

Солнце уже низко висело над скалистыми горами, когда Юджин свернул на грунтовую дорогу, тянущуюся вдоль узкой реки. И вот вскоре посреди плодородной долины показалось ранчо. Лучи заходящего солнца освещали старинное викторианское здание с колоннами, отражаясь теплым розовым светом в его окнах.

– О, Юджин! До чего красиво! – воскликнула Саманта. – Не знаю, почему мы не приехали сюда раньше.

– Я бы вообще сюда не ездил, если бы не бабуля,– ответил Юджин, загоняя машину в каретный сарай, переоборудованный под гараж.

Саманте захотелось дотронуться до складок в уголках его губ, разгладить их, но она знала, что не может раскрывать перед ним свои чувства, если не хочет стать еще одной из женщин, от которых он устал и поспешил избавиться.

Величественная старуха с пышными седыми волосами стояла на веранде, встречая их. Она была очень похожа на Юджина: те же резко очерченные черты лица, те же ярко-голубые глаза, излучающие такое же тепло, как у внука.

Юджин радостно приветствовал ее.

– Бабуля, познакомься с моей женой Самантой.

Дайана Пенроуз одарила гостью на удивление задорной улыбкой.

– Значит, это та самая милая леди, о которой я читала в газете? Как там писала Флоренс Бедербек: "Сирена, чье сладкоголосое пение завлекло Юджина Фрейзерса в бурное море семейной жизни"?

Саманта покраснела:

– Я никогда не считала себя сиреной, миссис Пенроуз.

– Пожалуйста, называй меня бабушкой, – сказала старуха, беря Саманту за руку и ведя внутрь дома.– Может быть, ты и не совсем сирена, но все равно прелестница, если сумела вскружить голову этому парню. Я боялась, что мой внук уже никогда не влюбится.

Саманта скосила взгляд на Юджина, снимающего кожаную куртку. Но он никак не опроверг заявление пожилой дамы, только рассмеялся.

– Просто бабуле никогда не нравились девушки, с которыми я встречался.

– Они все были распущенными и безмозглыми созданиями. Но я уже несколько лет читаю колонку Саманты в "Ивнинг-ньюс пост". У твоей жены головка не только красивая, но и умная, Юджин. И она не боится называть вещи своими именами, верно?

Юджин улыбнулся обеим женщинам.

– Думаю, ты права, бабуля.

Дайана провела Саманту через комнаты, обстановка которых хранила аромат ушедшей эпохи, и показала ей их спальню, выглядевшую, наверное, так же, как и во времена родителей Дайаны.

– Я всегда мечтала о такой комнате,– сказала Саманта, оглядывая обитые миткалем стены, резную деревянную мебель ручной работы и мраморный умывальник с овальным зеркалом.

Ее взгляд задержался на кровати, меньшей по размеру, чем та, что стояла в доме Юджина, и которую им придется делить. Как долго она еще сможет быть так близко к нему, прикасаться к его телу... и не обладать им? А тут еще не знающий жалости внутренний голос принялся нашептывать: "Уж не Марджори ли достаются ласки, что по праву принадлежат тебе?"

Саманта полагала, что будет неловко чувствовать себя в таком легендарном месте, как ранчо "Ла Палома". Но после нескольких минут в обществе Дайаны, рассказавшей ей необыкновенные истории из прошлого этого дома, когда здесь еще горели керосиновые лампы, а вода подавалась наверх ручным насосом, она ощутила себя так, словно бывала здесь уже не один раз.

С помощью Фейми, толстой служанки, долгие годы проработавшей в этой семье, Дайана приготовила блюдо, известное с тех пор, когда штат Аризона был еще индейской территорией,– тушеную баранину с жареной тыквой и красным перцем чили, а на десерт – абрикосовый коблер, напиток из вина с фруктами.

За столом беседа между Дайаной, Юджином и Самантой вращалась вокруг таких животрепещущих проблем, как налоговая политика президента и необходимость поддержки и развития искусства коренного населения штата, поэтому, когда обед подошел к концу и Юджин докурил сигарету, Саманта уже ощущала себя частицей этой семьи.

Затем разговор как-то сам собой перешел на вопросы, касающиеся усовершенствований на ранчо, в которых Саманта ничего не понимала. Поэтому поблагодарив за обед и извинившись, она отправилась в спальню. В постель она легла одна, надеясь не заснуть до прихода Юджина и мечтая, что они смогут вдохнуть новую жизнь в их так неудачно начавшийся брак. Только одно слово любви от Юджина, хотя бы одни знак внимания были нужны ей. Но старомодный, набитый шерстью матрас в считанные минуты убаюкал молодую женщину, и она даже не услышала, как он пришел.

На следующий день был Сочельник, и, проснувшись, Саманта узнала, что Юджин встал и уехал еще на рассвете, чтобы поговорить кое с кем из работников. Она помогала Дайане и Фей приготовить традиционную индейку на обед, а служанка с сияющим лицом рассказывала истории о детских проказах Юджина, очень развеселившие Саманту.

Обед был таким же приятным, как и накануне, и после него Саманта вручила хозяйке ранчо флакон одеколона "Уайт Шоулдерз". Вообще-то она собиралась подарить его на Рождество Эмелин, но, поскольку Юджин не сказал о поездке на ранчо заранее, другого подарка у нее не было.

Дайана была тронута вниманием Саманты.

– Ты знаешь, Юджин никогда не предупреждает меня о своем приезде, поэтому ты не представляешь, как я счастлива, что вы здесь, да еще в Рождество. – Она наклонилась и потрепала Саманту по щеке.– Именно такую внучку я и хотела иметь в нашей семье. Подождите, я сейчас.

Дайана вышла и минуты через три вернулась, неся в руках небольшую ореховую шкатулку.

– А это тебе мой рождественский подарок. – Она протянула шкатулку молодой женщине.

С замиранием сердца Саманта подняла украшенную резьбой крышку. Внутри на черном бархате лежали массивный браслет и серьги из серебра старинной работы.

– О! – только и смогла произнести она.

– Им больше ста пятидесяти лет, они принадлежали еще моей прабабке.

– Но я...– Саманта не могла найти слов: она была растрогана, и в то же время ей было стыдно – роскошный подарок предполагался законной жене наследника "Ла Паломы", а не ей, временно узурпировавшей это место,– я не могу...

– Не говори глупости: я сразу поняла, как только тебя увидела, что вы с Юджином созданы друг для друга.

Саманта поцеловала Дайану, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

И тут Юджин тронул Саманту за плечо.

– Давай встряхнемся, – сказал он. – Возьмем лошадей и прокатимся верхом.

Саманта поблагодарила его взглядом и отправилась переодеваться в старые джинсы и белый свитер, закрывавший горло. К ним она добавила пару новых ковбойских сапожек и замшевую куртку. Перед самым выходом она забросила распущенные волосы назад и добавила мазок губной помады.

Юджин ждал ее на веранде, спрятав руки от холода в карманы кожаной куртки. Потертая серая шляпа была низко надвинута на глаза.

– Готова? – спросил он. Саманта кивнула, согретая его одобрительным взглядом. Она уже собралась было спуститься по ступеням, как Юджин окликнул ее: – Подожди. – Она обернулась и вопросительно посмотрела на него. Юджин снял шляпу и, собрав ее волосы в пучок, надел на Саманту. Заправив выбившиеся пряди, он сказал, – так будет теплее.

– А как же ты? – спросила Саманта, ощущая дрожь от его близости, от его дыхания на своем лице и от прикосновения его рук к своей шее.

Юджин поднял воротник и улыбнулся.

– Ты забыла, что я привык к такой погоде. Как только выдается свободный день, я провожу его на охоте в горах или катаясь верхом здесь, в "Ла Паломе".

Лошади, чалая и гнедая, неслись по освещенной тусклым закатным светом солнца долине, из их ноздрей валил пар. Около четверти часа они ехали молча по едва видимой коровьей тропе. Магическая красота гор под белоснежными шапками взволновала молодую женщину, но еще больше волновало ее присутствие Юджина.

Когда тропа сузилась, и лошади перешли на шаг, ноги Юджина и Саманты случайно соприкоснулись. Потом, когда он спешился и помогал ей слезать с лошади, она перехватила его взгляд, скользящий по ее округлым ягодицам.

Показывая ей коров и телят или секцию колючей изгороди, которую он натягивал еще подростком, Юджин не мог скрыть гордости, звучавшей в его голосе. Потом он со смехом указал ей на первую ветряную мельницу, построенную здесь в прошлом веке.

– Мой прадедушка хотел повесить на ее крыльях известного скотокрада, но прабабушка так рассердилась, что направила на него ружье и заставила отпустить негодяя!

Саманте не хотелось возвращаться домой, ей так нравилось быть вдвоем с Юджином, и то, как он с ней разговаривает – совсем как настоящий любящий муж. Но все тот же мерзкий внутренний голос вернул ее к жестокой действительности: "У Юджина богатый опыт общения с женщинами. Он прекрасно знает, как вести себя с ними, чтобы заставить любую из них поверить, будто она единственная для него".

Однако вопреки всем доводам рассудка сердце ее билось как у школьницы, когда они вернулись в конюшню. Она знала, что губит себя любовью к Юджину: ведь пробудить у него желание ей ничего не стоит, но вряд ли удастся вызвать ответную любовь.

Саманта неотрывно смотрела на него, когда он помогал ей слезать с лошади, обхватив за талию. Медленно, словно ему хотелось помучить ее, он опустил молодую женщину на землю и поставил на ноги.

Его голова наклонилась к ней.

– Ты моя, Саманта! – шепнули его губы, прежде чем поцеловать ее.

Огонь желания вспыхнул в Саманте с новой силой. Она словно таяла от страсти у него на груди, и жар ее крови переливался в его кровь. Ее руки скользнули ему под куртку и легли на плечи. Ладони ощущали тепло, излучаемое его телом. Шляпа упала, и волосы свободно рассыпались по плечам.

Аромат сена и холодной кожи в сочетании с резковатым мужским запахом, исходящим от самого Юджина, переполнил Саманту ощущением изначальной естественности происходящего, сделал ее податливой и покорной. Поэтому, когда Юджин, оторвавшись от ее губ, грубо спросил: "Ну что, теперь поняла, что ты моя?" – она только кивнула, вновь подставляя ему свои жаждущие поцелуя губы.

Теплое шуршащее сено было их ложем, всхрапывающие лошади – стражи, когда Юджин медленно снимал с Саманты куртку, джинсы, потом свитер и наконец тонкое кружевное белье. И то, что последовало за этим, было незабываемым торжеством страсти, в котором каждый чем больше отдавал другому, тем больше получал сам, чтобы тут же возвратить сторицей. Когда Юджин замер, положив голову ей на грудь, Саманта не решилась открыть глаза, страшась встретиться с ним взглядом. Она боялась увидеть на его лице безразличие – после того, как он получил от нее то, что хотел.

Юджин протянул руку и вытащил из ее волос сухую травинку.

– Моя бабушка была права. Ты прелесть, Саманта Фрейзерс.

От горькой обиды у нее сжалось сердце. Почему он ничего не сказал о любви? Неожиданно она почувствовала холодный зимний ветер, обдувающий ее обнаженное тело. С силой оттолкнув Юджина, Саманта встала и начала собирать свою одежду. Он лежал, наблюдая за ней, и под его взглядом она залилась краской стыда и смущения, борясь q джинсами, которые никак не хотели натягиваться на бедра. Когда последняя пуговица на куртке была застегнута, она обернулась к нему.

– Ты был прав, Юджин, я – твоя. Мое тело принадлежит тебе, но сердце нет!

Она солгала и знала об этом. Но это была только ее тайна.

Когда она вошла в дом, Дайана сидела в столовой в кресле-качалке у огня. Оторвавшись от книги, которую читала, она посмотрела на вошедшую женщину. Саманта подумала, что свой проницательный взгляд Юджин, должно быть, унаследовал от бабушки. Едва взглянув на нее, старуха сказала:

– Как видно, хваленое красноречие моего внука подводит его, когда речь заходит о любви.

– О любви? – эхом откликнулась Саманта. Она медленно пересекла комнату и остановилась у очага. Протянув замерзшие руки к огню, начала отогревать их, потом через силу заговорила: – Миссис Пенроуз, я больше не могу вас обманывать.– Посмотрев на Дайану, она смутилась и перевела взгляд на краснооранжевое пламя. – Юджин и я – мы поженились не по любви. Мы заключили своего рода соглашение. Поэтому я не могу принять ваш подарок. – Дайана понимающе кивнула.

– В мое время люди тоже порой женились и выходили замуж, не испытывая друг к другу особых чувств. Но потом со временем они рожали детей и жили счастливо. Так же будет и у вас с Юджином. Поверь мне, девочка!

Саманта обернулась к ней:

– Да, миссис Пенроуз, я влюбилась в вашего внука. Но он не любит меня.

Старуха отложила книгу.

– Пускай холодная внешность Юджина тебя не обманывает. – Она вздохнула. – Как ты теперь уже знаешь, он любит ранчо, однако годы, что он провел здесь, были отмечены частыми ссорами между моей дочерью и ее мужем его родителями. Но, Саманта, точно так же, как он любит это место и не признается в этом, он любит тебя. Дай моему внуку время, и ты сама убедишься. А подарок – твой, и чтоб больше мы к этой теме не возвращались.

Столица Аризоны сверкала, подобно бриллианту на фоне бархатной темноты рождественской ночи. По дороге к Финиксу они проезжали мимо домов, весело украшенных рождественскими свечами. Это время принято проводить в кругу близких людей. Однако Саманта, хотя и находилась рядом с мужчиной, которого любила, все равно не испытывала радости, глядя на мелькающие за окном машины разноцветные огоньки.

Всю дорогу до Финикса она старалась не смотреть на словно высеченный из камня профиль Юджина. Тишина в машине была для нее нестерпимой. Ей хотелось, чтобы Юджин разозлился на нее, накричал, потребовал безоговорочной покорности– всего, чего угодно, только бы не молчал.

Создавалось впечатление, словно он уверен, что Саманта готова полностью сдаться на его милость, и теперь ждал подтверждения этого от нее самой. А в его способности терпеливо дожидаться Саманта уже убедилась. Это была черта настоящего охотника. Ей же оставалось только готовить себя к тому, что, отдав Юджину не только тело, но и сердце, чего ей так страстно хотелось самой, она тут же лишится его.

Юджин остановил "додж" перед их темным домом. Но, когда Саманта хотела выйти из машины, задержал ее.

– Подожди, у меня для тебя сюрприз.

Она попыталась в темноте разглядеть выражение его лица, но это оказалось невозможным. Поэтому позволила ему за руку довести себя до двери и покорно подождала, пока он возился с замком. Потом Юджин первым вошел внутрь, включил свет и воскликнул:

– Готово!

Она медленно переступила порог. Некоторое время, пока глаза ее привыкали к яркому свету, она ничего не видела. Затем взгляд скользнул по комнате, ища то, что хотел показать ей Юджин. И вот она увидела это.

На оштукатуренной стене над очагом висела огромная рыба-парусник, ее обтекаемые формы словно застыли в полете, а плавник будто был наполнен ветром. Она узнала ту самую рыбину, которую поймала на Пересе!

– Вот одна из причин, по которой я предложил поехать на ранчо,– стоя позади нее, пояснил Юджин.– Мне нужно было удалить тебя из дома, чтобы чучело установили к Рождеству.