Текст книги "По зову крови (ЛП)"

Автор книги: Иви Берне

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Всё будет хорошо.Более или менее успокоившись после пары глубоких вдохов, ему удалось наложить слабое охранное заклинание на своё тайное убежище. Алекс надеялся, что оно выдержит. Для одного дня солнца в качестве врага было более чем достаточно.

Издалека послышался вой новых сирен и ещё больше голосов. А ещё через несколько минут – топот и вибрация от шагов снующих взад-вперёд рядом с его укрытием людей. Всё это время солнце становилось сильнее и сильнее. Трудно было не застонать, не закричать от причиняемой солнечным светом боли. Он проходил через снег и обжигал даже сквозь ботинки, которые не были накрыты одеялом. Свет отражался от алюминиевой поверхности одеяла, но находя хоть крошечную лазейку, выжигал на коже волдыри. Ещё даже не было семи. Что же тогда будет в полдень?

Будь проклят солнечный Колорадо! Где ещё так же ярко светило солнце в январе? Париж, Лондон – они были затянуты такими плотными тучами, что по этим городам можно было разгуливать хоть днём. А в Нью-Йорке было много тени в любое время года. Он должен любыми способами убедить Хелену переехать туда. Боулдер явно не для Алекса. Он с трудом пошевелился под тяжелым от снега одеялом. Всё жутко болело. Да, ей точно придётся переехать в Нью-Йорк. Как только выпотрошит Алекса за его поступок.

Топот шагов и голоса постепенно стихли. Он услышал, как заводятся движки первой… второй… третьей машины, а потом шорох шин по гравию. Поиски переместились в другое место.

То, что происходило в тот день, было худшим ночным кошмаром Алекса. Это было ночным кошмаром любого вампира, но для него этот страх был особенным, единственным, который в детстве заставлял кричать и ночь за ночью будить мать.

В кармане зажужжал телефон. Телефон! Он мог быть его спасением. Прорываясь через муки боли, он запустил под пальто ослабевшую руку и поднёс телефон к лицу, косясь на него и стараясь разглядеть номер звонившего боковым зрением.

Номер его родителей. А это означало, что звонила мама, потому что отец никогда не звонил сам. Телефон приходилось совать ему в руки, но даже тогда он посматривал на него так, словно тот мог укусить или сделать ещё что-то в этом роде.

– Мам?

– Саша! Ох, мой Сашка.Слава Богу, я слышу твой голос. Ты ранен? Что за плохое предчувствие разбудило меня?

Какую ужасную правду придется открыть матери? Я на виселице. Прикован к электрическому стулу.

– Я в ловушке, мам. – Говорить было трудно: губы ощущались как-то странно, будто были обезображены. Может быть даже покрылись волдырями.

– О, мой мальчик! Где ты?

– Под термоодеялом и парой дюймов снега. У нас есть друзья в Колорадо?

– В Колорадо? Нет. Кто из нас стал бы жить в ковбойском штате прямо у солнца под носом? Я пошлю за тобой братьев, но когда? Они не смогут выехать ещё несколько часов.

Снаружи что-то изменилось. Внезапно боль нахлынула с новой силой. Ни ветви деревьев, ни облака, ни тени – ничто больше не сдерживало солнечный свет. Каждая клеточка его тела кричала, молила скрыться от боли – броситься в другое убежище или покорно принять забвение. Но умом он понимал, что у него оставался единственный хрупкий шанс выжить, только если не будет шевелиться и переждет. Чтобы не двигаться, понадобится всё его терпение до последней капли. Господи, будь проклята эта адская боль!Как он переживет этот день?

– Саша? Саша!

Голос матери разорвал пелену боли.

– Мам?

– Не пугай меня так! Ты на равнине или среди холмов?

– Среди холмов, – боль нарастала и он всё больше в ней увязал.

– Хорошо. Тогда оно пройдёт над тобой достаточно быстро, скроется за холмом и перестанет так печь. Если бы ты был на пустоши… – она прищёлкнула языком. – Ты слышишь меня, Саша? Солнце не будет светить на тебя весь день.

– Слышу, – с трудом выдохнул он.

Её голос стал вкрадчивым и наполнился какой-то странной силой:

– Открой свой разум.

Повиновавшись, его разум последовал за её голосом – домой, в Бруклин. В их гостиную.

Мать сидела, свернувшись в своём любимом кресле, в том самом, которое было обито розовым вощеным ситцем. Она была одета в одно из своих поношенных шелковых кимоно, вокруг головы был обёрнут шарф, чтобы её длинные, с неравномерно поседевшей прядью волосы не падали на лицо, пока она спала. Трясущимися руками она прикурила папиросу.

Прекрасно, а ведь она бросила курить уже год назад.

– Ты храбр, как твой отец.

Длинная тонкая струйка дыма заклубилась из её губ, пока она изучала его взглядом с ног до головы. В сияющих глазах было невозможно прочесть, что именно она видела, когда смотрела на него.

– Однажды ему довелось побывать в такой же ситуации, но он выжил даже без термоодеяла. Их тогда ещё не производили.

В это не очень-то верилось, ведь у отца была целая уйма историй, и всю эту уйму Алекс с братьями знали почти наизусть.

– Папа никогда не говорил об этом.

– И тем не менее, это правда, – она немного небрежно стряхнула пепел с папиросы. – Он выжил, а значит, ты тоже выживешь.

– Мам, ты только что это выдумала? Ты мне врёшь?Вот дерьмо! Меня имеют!

– Тише. Не ругайся при матери. Не знаю, может быть тебя и… имеют, – легкая улыбка появилась на её губах, когда она произнесла это слово. Она никогда не выражалась. Мизинцем убрала крошку табака с кончика языка. Такой привычный жест. Такой родной. – Сегодня ты сам себе злейший враг и ты это знаешь. Захочешь сдаться солнцу.

– Знаю, – быстрая смерть теперь была вполне приемлемой альтернативой медленному поджариванию.

– Переживи этот день. Я пришлю Михаила. Кровь князябыстро тебя исцелит, правда? Теперь слушай внимательно. Я не смогу долго продержать тебя здесь. Тебе нужно поспать. Скройся там, где солнце не сможет тебя достать, – её голос обволакивал его разум, опутывал, словно усики морской водоросли. – Твоя спина лежит на матушке-земле. Представь, что ты опускаешься в неё. В глубине находишь подземное озеро и прохладный ил. И теперь ты плывёшь по подземному потоку, вода вокруг тебя холодна и темна как грех. Плывёшь всё дальше и дальше, пока не оказываешься в гроте сказочной красоты, сотворенном из сверкающих камней и кишащем слепой рыбой…

Глава 4

Полиция прибыла к дому Хелены убедиться, что с ней всё в порядке. Неподалёку они задержали мужчину, похожего по описанию на её сталкера, но он оказал сопротивление и умудрился сбежать. Хелена лишь кивала в ответ и старалась выглядеть встревоженной.

Алекс дрался с полицией? Зачем? Он должен был знать, что даже после случившегося утром она не выдвинет против него обвинения. Вернее, ещё вчера она бы так и поступила, но он отвлек ее другим занятием.

И вот он оказал сопротивление при задержании. Только пьяные да слабоумные нападают на офицеров полиции. Как он мог быть настолько глуп? Оказывается, она совсем его не знала.

Полицейские пообещали усилить наблюдение за её домом и уехали.

В тот день Хелена работала дома, в своём кабинете. Перед ней лежала целая кипа заявлений о финансировании следующего проекта, сроки подачи которых уже поджимали, а девушка только и делала, что бездумно выстукивала карандашом по этой кипе ритм его имени – «Алекс Фостин, Алекс Фостин».

В конце концов, она встала и принялась за уборку. Конечно, первым делом прибралась в прихожей. В тишине, наступившей после … после… да неважно, после чего… наведение чистоты в квартире помогало девушке не сойти с ума. Поначалу Хелена паниковала, беспомощно всхлипывая над разбитыми рамками. Сами фотографии были целы и невредимы – а только это и имело значение – однако осколки стекла на полу очень удручали девушку.

Разбитые вещи. Разбитые вещи валялись повсюду, и их надо было собрать.

Чем ты вообще думала?

Это мысль не покидала ее в течение всего дня. Зачем она впустила его, почему не оказалась умнее, и чего именно от всего этого ожидала? Она чувствовала себя грязной. Весь дом казался ей грязным. Нет, к уборке не подкопался бы даже самый придирчивый критик, а на первый взгляд дом и вообще сиял чистотой. Но она-то знала, что это не так. Ей хотелось отмыть каждую стену, выдраить зубной щеткой пол, пройтись зубочисткой по каждой трещинке и щели.

Отпечатки рук Алекса остались с одной стороны балконной двери, её собственных – с другой. Девушка шаг за шагом отмывала дверь, натирала до тех пор, пока та не заблестела. Между дверной рамой и косяком всё ещё торчала визитка. Хелена сунула её в карман.

Александр Фостин был очень неаккуратен. Он оставил после себя такой беспорядок!

Эти мысли напомнили ей, что на ковре перед камином красовалось пятно от вина. Девушка захватила бутылку с содовой и прошагала в гостиную.

Похотливый завравшийся ублюдок!Был уже почти полдень, а он даже не позвонил, чтобы извиниться. Конечно, он ведь, должно быть, жутко занят переговорами с Брюсселем. Ага, как же.

Весь дом пах сексом. Пах Алексом. Ей даже пришлось оторваться от чистки ковра и зажечь целую упаковку ароматических свечей, оставшихся ещё с Рождества. Вскоре весь дом пах, словно свихнувшаяся рождественская деревенька.

Не имело значения, как он смотрел на неё прошлой ночью. Не имели значения ни эти бездонные черные глаза, ни его испытующий взгляд. Даже то, что он прикасался к её лицу, словно оно было каким-то редкостным сокровищем, не значило почти ничего. Девушка чувствовала в этом мужчине что-то жутко неправильное. Начиная с того самого момента, когда он вторгся в её жизнь, и заканчивая нелепой байкой о «суженной из пророческих видений». Всё было неправильно.

И на самом деле всё оказалось лишь одной «большой ложью». [25]25
  Большая ложь (нем. Große Lüge) – пропагандистский приём. Определён Адольфом Гитлером в книге «Моя Борьба» (нем. Mein Kampf, 1925 р.) как «ложь настолько „колоссальная“, что никто не поверит в то, что кто-то имел смелость обезобразить реальность так бесстыже».


[Закрыть]Что-то внутри подсказывало девушке, что под его таинственностью скрывалось нечто странное. Нечто очень важное. И это нечто управляло им. Заставило уйти этим утром. Он говорил, что любит её, но всё равно скрывал от неё какую-то непостижимую правду. Это может быть другая женщина, наркотики, мафия, карьера иностранного шпиона – что бы это ни было, оно явно не могло Хелене понравиться.

Алекс сказал, что вечером ей всё объяснит. Что ж, объяснить придётся многое. Может быть, ей даже не захочется этого слышать. Наверное, было бы лучше, если бы он просто исчез?

Точно, было бы.

Даже если он всё-таки позвонит, она попросит его больше не приходить.

Скалли путалась у девушки под ногами и поскуливала, умоляя, чтобы её выпустили на улицу. Хелена вывела собаку на задний дворик и помедлила, позволяя солнечным лучам согреть лицо и плечи. В голубом небе не было ни облачка, на дворе стоял потрясающий ясный день. Достаточно теплый, чтобы растопить снег. Капельки воды падали с ветвей деревьев и стекали по водосточному желобку с весёлым журчанием. Смахнув с глаз слёзы, Хелена вытащила из кармана джинсов визитку Фостина. Медленно и демонстративно порвала карточку на мельчайшие кусочки и развеяла их по ветру. Больше никаких слез! Она твёрдо себе это пообещала. Ей совсем не нужен такой самонадеянный тип, как Александр Фостин.

А ведь они даже не пользовались презервативами.

Какая же я идиотка!

Вот чёрт! Нужно было сохранить эту визитку.

Пробило пять, потом шесть часов. А он так и не появился. Он не сдержал слово. Вероятно, уже отправился в другой город и ударился в поиски новой «единственной».

Хелена съела на ужин пинту [26]26
  1 пинта – примерно 0,5 литра


[Закрыть]мороженого и выпила почти целую бутылку вина, безразлично щёлкая пультом и уже не по первому кругу прогоняя телеканалы.

Около девяти Скалли вскочила, подбежала к раздвижным дверям и, навострив уши, настороженно посмотрела на улицу. Хелена приложила руки к стеклу, внимательно вглядываясь в темноту на балконе. Алекса нигде не было, так что девушке ничего не оставалось, кроме как просто вернуться на диван.

Скалли пробежала на кухню, вернулась обратно, сбежала вниз по лестнице, опять вернулась и, подняв лапу, застыла перед Хеленой. Собачьи глазки-пуговки оживленно сверкали. Эта поза всегда означала: «мне что-то от тебя надо».

– Если выпущу, ты можешь нарваться на какую-нибудь тварь на заднем дворе. Так что сиди дома.

В ответ Скалли гавкнула, подбежала к лестнице и снова гавкнула.

– Ты час назад сходила.

А она всё лаяла и лаяла, бегала туда-сюда по лестнице и снова лаяла, пока Хелена не стащила с дивана свою несчастную задницу – как Алекс и предсказывал, задница жутко болела – и не поковыляла вниз по лестнице на первый этаж. Выглянула в окно задней двери. Дворик был пуст и неподвижен. Это хорошо, ведь у девушки был нездоровый страх, что её собаку могли сожрать койоты. Скалли скулила и прыгала у Хелены под ногами.

– Ладно, только я выйду первой.

Держа собаку на шаг позади себя, девушка выскользнула за дверь, тут же споткнулась обо что-то бесформенное и упала прямо на это. «Это» тяжело вздохнуло. Хелена закричала и с трудом поднялась на ноги. Скалли заливалась истеричным звонким лаем. Ничком на земле лежал Алекс.

– Алекс! О Боже! – Сначала девушка подумала, что в него стреляла полиция. В мозгу промелькнули проблески воспоминаний о школьных занятиях по оказанию первой помощи. Посмотреть, нет ли повреждений, очистить дыхательные пути, проверить сердцебиение. Как? Чёрт, вот чёрт!Он снова тяжело вздохнул. По крайней мере, хотя бы дышал.

– Алекс? Что случилось? – Она перевернула его на спину и задохнулась. Даже в темноте она смогла разглядеть, что его лицо было жутким кровавым месивом: неровным, обезображенным, страшным. – Не волнуйся, я сейчас же позвоню в 911.

– Нет, – он перехватил её запястье, его рука была влажной и ослабевшей. Это плохо. Он был обожжен? Мужчина несколько раз тяжело вздохнул, прежде чем продолжить. – Не надо.

– Полиция… все это сейчас не имеет значения! – У него, определенно, шок. Ему было так плохо, что он даже не мог этого осознать. – Алекс, тебе нужна медицинская помощь.

– Нет. В дом.

Хелена закусила губу. Его голос был странным и невнятным, слова разобрать было трудно. Она решила затащить его в дом, а уж потом позвонить в 911.

Тяжело застонав, он поднялся на четвереньки. И зашипел от боли, когда девушка попыталась было ему помочь. Поэтому она просто открыла дверь и позволила ему вползти внутрь.

– Под…вал… – прохрипел он.

Она открыла ещё одну дверь и, разинув рот, наблюдала, как он то ли скатился, то ли соскользнул вниз по бетонным ступенькам. У подножья лестницы он свернулся в позе эмбриона и притих. Хелена щёлкнула выключателем и зажгла наверху яркий свет. От того, что она увидела, ей стало плохо. Вино и мороженое подступили к горлу и девушку вырвало прямо на перила подвальной лестницы.

Каждый дюйм его лица был покрыт волдырями, шелушился и блестел от пота и гноя.

И у него совсем не было волос.

– О Боже! Боже. Я сейчас вернусь. – Ей надо было вызвать скорую. Немедленно.

В умоляющем жесте он протянул к ней руку.

– Позвони маме. – Покрасневшие глаза горели совершенной осмысленностью на его почти похожем на череп лице, его взгляд был убеждающим и словно просил девушку о помощи. Алекс нашарил в кармане телефон и подтолкнул его по бетонному полу в сторону девушки. – Хел… звони.

Сотовый остановился всего в нескольких дюймах от кончиков его изуродованных и почерневших пальцев. Оцепенев от ужаса, она прошла оставшиеся вниз по лестнице ступеньки и подняла телефон. Её колени так сильно дрожали, что девушке пришлось опуститься на пол возле Алекса. Сначала позвонит его матери, потом – в 911, даже если он будет против. В меню телефонной книги она отыскала запись «МА».

Кто-то поднял трубку ещё до того, как пошли гудки вызова.

– Саша? – воскликнула женщина с прокуренным голосом.

Что за Саша?

– Миссис Фостин? Меня зовут Хелена Макаллистер…

– Мой сын в безопасности? Он сейчас рядом с тобой? Жив?

– Д… да… но он сильно ранен и не разрешает мне позвонить в скорую.

Женщина пробормотала что-то по-русски. Ну, по крайней мере, Хелене показалось, что именно по-русски.

– Нет, не надо никуда звонить. Ваши больницы ничем не помогут таким как мы. Они растеряются, не будут знать, что с ним делать. А потом настанет утро… Брр!..

Таким как мы?Они что, последователи чего-то вроде Христианской науки? [27]27
  Христианская наука – религиозная система, разработанная в США Мэри Бейкер Эдди (1821–1910); опирается на Библию, а также на учения о духовном врачевании и соответствующей практике. Термин У.Джемса для обозначения этой тенденции – «духовное врачевание» – подкреплял растущую уверенность в том, что обычные люди могут «исцелять» себя от дисгармоний, управлять своей жизнью и наслаждаться не только внешним, но и внутренними богатствами. Согласно Эдди, тело вообще не существует, оно – всего лишь один из аспектов распространенной иллюзии о существовании материи. Существует лишь божественный разум. Эдди не останавливалась перед крайними выводами: она считала, что будет доказана – пусть и «со временем» – иллюзорность физической сексуальности и даже самой смерти. Некоторые приверженцы создали церкви дурную славу, отказываясь принимать медицинскую помощь, что приводило к смерти их детей. На пике своего развития движение Христианская наука, согласно переписи США (1936), насчитывало около четверти миллиона человек (вместе с его членами в Англии).


[Закрыть]

– Миссис Фостин, не хочу вас тревожить, но ему действительно очень плохо. Ему нужна помощь.

– Плохо? – женщина будто сплюнула. – Он ведь поджарился как хрустящий бекон, разве нет? Всё, чем ты ему можешь помочь, так это накормить, потом дать отдохнуть и снова накормить. Приведи для этого кого-нибудь ещё. Чем больше – тем лучше.

– Кого-нибудь ещё?

Этот вопрос разбился о плотину русских ругательств. Мужской голос в трубке спросил что-то у миссис Фостин и она обменялась с ним несколькими беглыми фразами – опять же по-русски.

– Он не сказал тебе, – наконец вернулась к разговору миссис Фостин.

– Не сказал что?

– Разве вы ещё не переспали?

– Прошу прощения?

– Он должен был взять немного твоей крови и тебе это должно было очень понравиться.

–  Что?

– Хелена, девочка, моя будущая родная дочка, дай Александру немного своей крови и ему полегчает. Я прошу тебя об этом как его мать.

Скорее всего, это просто ночной кошмар. Должно быть, с минуты на минуту она проснётся.

Да уж, было бы неплохо.

– Я вас не понимаю, миссис Фостин.

– Помощь уже на подходе, но ты должна помочь ему прямо сейчас. Вскрой себе вену. Сделай так, чтобы твоя кровь попала ему в горло.

– Что за идиотизм?.. Чем это может ему помочь?

– Всем. Мы вампиры.

Миссис Фостин произнесла это слово как «вхам-пииры». Она продолжала, говорила что-то о разнообразии видов, суевериях и гемофилии, [28]28
  гемофилия – наследственное заболевание, связанное с нарушением коагуляции (процессом свёртывания крови); при этом заболевании возникают кровоизлияния в суставы, мышцы и внутренние органы, как спонтанные, так и в результате травмы или хирургического вмешательства.


[Закрыть]но разум Хелены зациклился на слове «вампиры». Алекс так отчаянно пытался убраться из её дома до шести. До рассвета. И он отказался увидеться с ней до пяти вечера. До заката. Нет, такого не бывает. Это же смешно! Если Алекс вампир, то Скалли оборотень.

Миссис Фостин без умолку о чём-то тараторила. Да она же просто сумасшедшая! Как и её сын. Пора было вызывать неотложку. Хелена смогла взглянуть на обожженное лицо Алекса только краем глаза, иначе её бы снова вырвало. И тогда она украдкой заметила, что он не шевелился. Словно был уже мертв.

Охваченная беспокойством, она дотронулась до плеча мужчины. Он вскрикнул от боли, резко отпрянул от руки девушки и застонал.

– Что ты делаешь с моим сыном? Накорми его! – заорала миссис Фостин.

– Я не собираюсь этого делать.

– Ты можешь это сделать и ты это сделаешь. Иначе я приеду и живьём сдеру с тебя кожу. Вот тогда ты узнаешь, что такое настоящее страдание. Я вырву твою печень! Нашлю на тебя проклятие дома Фостинов…

В трубке началась какая-то возня, а потом на противоположном конце линии зазвучал незнакомый голос. Он напомнил девушке голос Алекса, только был грубее и ниже. Мужчина не представился, просто начал давать инструкции:

– Либо ты это сделаешь, либо мой сын умрет. Но ведь никто из нас этого не хочет. Так ведь, Хелена? Найди в доме самое острое лезвие, лучше бритвенное, стерилизуй его огнём или спиртом…

Он продолжал, а в его голосе звучали успокаивающие нотки. Разум Хелены вдруг стал чистым, неожиданно спокойным, и она подчинилась указам мужчины.

Опустившись на колени возле Алекса, девушка провела лезвием ножа для резки бумаги по левому запястью. Было больно. Очень. Но кровь так и не выступила. Содрогаясь от слёз, девушка полоснула лезвием прямо по голубой вене. На этот раз кровь потекла и девушка повернула запястье так, чтобы несколько капель упало на губы Алекса. Он высунул язык и подхватил капли, словно ловил снежинки. Очень осторожно, ведь его губы были покрыты багровыми волдырями, она поднесла запястье ко рту мужчины и Алекс, находясь в полубессознательном состоянии, инстинктивно припал к ране.

Ей не было больно.

А он был вампиром.

Вампиром.

Несмотря на то, что живое тому доказательство сосало кровь из ее запястья, это всё равно казалось бессмыслицей. Девушка взглянула на нож X-Acto, [29]29
  нож X-Acto – (острый как скальпель) одна из офисных или ремесленных принадлежностей производства Elmer's Products, Inc.


[Закрыть]валявшийся на полу. Непонятно, как она набралась смелости и порезала себя. Ведь это абсолютно не имело смысла. И как он вообще мог так обжечься?

Неожиданно он ухватился за её запястье обеими руками и впился в нежную плоть словно пит-бул. [30]30
  пит-буль – порода собак.


[Закрыть]Вот теперь было больно, но по венам проносился адреналин – словно от какой-то ожесточенной схватки или немыслимого полёта, которого ей никогда ещё не доводилось испытать. Она боролась за жизнь – молча, отчаянно сопротивляясь его обезображенной плоти, пытаясь оттолкнуть челюсть, державшую её запястье словно в тисках. Но это не помогало. С поразительной силой он перевернул девушку на спину, бросаясь на неё и ожесточенно вонзаясь зубами в теплую плоть. И когда кровь стала покидать тело, комната начала погружаться во тьму. Глаза девушки заволокла пелена, но слух работал до самого конца. Влажный прихлёбывающий звук был последним, что Хелена услышала. Алекс съедал её заживо…