Текст книги "О чем шепчут кипарисы"
Автор книги: Иветта Манессис Корпорон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 8
– Эви, пойдем! Не нужно бояться, – уговаривала она дочь. – Здесь совсем неглубоко. Эви, иди сюда! Тебе понравится!
– Нет.
– Эви, давай! Ты даже не знаешь, как это приятно!
– Нет!
– Эви, я жду. Обещаю, что буду держать тебя крепко-крепко!
– Нет, я не хочу! – наотрез отказалась Эви и, повернувшись к матери спиной, вышла на берег и потопала к своему полотенцу, лежащему на песке.
Дафна стояла по пояс в воде, уперев руки в бока, и смотрела на свою строптивицу. «Как такое возможно? – недоумевала она. – Как ребенок из семьи рыбаков может бояться воды? Но какой смысл доискиваться, так ли это в действительности: ответ был очевиден, и она часто повторяла его про себя вместе с фразой «Ах, если бы только…».
Если бы только… она давала себе передохнуть и приезжала бы сюда каждое лето. Если бы только… она не стремилась с головой уйти в работу и не упустила бы столько с Эви. Если бы только… Алекс не взялся за ту ночную приработку, чтобы помочь ей оплатить учебу на курсах кондитеров, куда она так стремилась попасть. Если бы только… водитель грузовика, который пересек разделительную полосу и врезался в машину Алекса, не пил в ту ночь. Если бы только… ее родителей не оказалось в кафе, когда туда ворвались грабители. Если бы только… Baba не препирался с ними и открыл бы кассу, как требовал тот наркоман с пистолетом. Если бы только… Mama послушалась отца, который, истекая кровью, упал на пол, покрытый линолеумом, и кричал ей, чтобы она не подходила. Но Mama бросилась к нему, пытаясь помочь. Если бы только… тот наркоман заметил на шее матери медальон с фотографиями Дафны и малышки Эви и понял бы, что у этой женщины есть близкие люди, для которых она живет, что ее любят и в ней нуждаются. Если бы только он знал… какую боль принесет, снова нажимая на курок.
Если бы только она не потеряла всех, кого любила.
Если бы только…
Но пути назад нет. И невозможно вернуть ни ее родителей, ни Алекса, чтобы они помогли ей растить дочь и окружили бы Эви любовью и заботой, в которых она так отчаянно нуждалась. Дафне было всего тридцать пять, но иногда ей казалось, что вся ее жизнь – это череда потерь и она закутана в черное, как вдовы на Эрикусе. Но на Манхэттене не принято оплакивать потери и повязывать черный платок, поэтому Дафна научилась носить траур в душе.
Она понимала, что прошлое изменить невозможно. И, наблюдая за удаляющейся дочерью, решила, что может изменить будущее и прямо сейчас начнет это делать.
Она выходит замуж за Стивена, и теперь у нее будет больше свободного времени и финансовых возможностей, чтобы дать Эви все, что ей нужно и чего она заслуживает. Она обязана сделать это, ведь уже и так потеряла слишком многих: и мужа, и родителей. А теперь и Эви, ее собственная дочь, тоже растет без матери. И будь она проклята, если потеряет и ее тоже.
Стоя в чистой прохладной воде и чувствуя, как волны разбиваются о ее ноги, Дафна наблюдала за играющей на песке Эви и думала о том, что теперь всегда будет рядом с дочерью и возместит ей потери предыдущих лет. Она покажет ей окружающий мир, ведь Эви даже не представляет, что теряет. Откуда ей знать, какое это удовольствие с разбегу броситься в воду, ведь она видела, как ее мать совершает в жизни лишь осторожные, тщательно обдуманные шажки?
– Эви, Эви, дорогая! – крикнула дочери Дафна. – Я поплаваю немного, и мы пойдем домой. Хорошо?
– Хорошо, мамочка!
Дафна развернулась лицом к морю, согнула колени, подняла руки над головой и набрала полную грудь воздуха.
Эви по-прежнему сидела на песке и строила замок. Внезапно она поднялась на ноги и повернула голову к кипарисам.
– Мамочка, почему эти женщины плачут? Что произошло?
Но Дафна ее не слышала. Когда первый тихий стон достиг ушей Эви, Дафна выпрыгнула вверх, резко погрузилась в воду и открыла глаза. Barbounia, tsipoura – все они по-прежнему там. Прошло уже шесть лет, но ничего не изменилось.
Прошло целых шесть лет – и изменилось очень многое!
Глава 9
– Сходи в сад и принеси мне укропу, koukla mou. Боюсь, мне его не хватит, – попросила Yia-yia, посыпая мукой стол на кухне. Дафна, полная сил после утреннего заплыва, бегом слетела вниз по ступеням и сорвала большой пучок укропа.
Помахивая им возле носа, она улыбнулась: тонкие и нежные, словно перышки, листья щекотали ей губы.
– Как приятно, когда травы растут в огороде, а не лежат в коробке в холодильнике.
– Не знаю, Дафна mou. Я никогда не доставала укроп из холодильника! – Бабушка взяла у Дафны укроп, положила его на разделочную доску из оливы и, зажав в кулаке большой нож, принялась мелко нарезать. Давным-давно она объяснила внучке, почему травы нужно как следует измельчать. Они должны отдавать блюду свой аромат, а не застревать в зубах, как кусок мяса.
– Yia-yia! – вдруг закричала Дафна, заметив на полке над раковиной свой старый розовый кассетный магнитофон.
– Ne, Дафна mou!
– Бабушка, это же мое радио! – Дафна не могла сдержать эмоций, вспомнив, как часами напролет слушала греческую музыку.
– Твои кассеты в ящике, – бабушка махнула рукой в сторону старого деревянного комода за кухонным столом.
Обеими руками Дафна ухватилась за ручки нижнего ящика и потянула его на себя. Там лежали ее сокровища – сборники старой греческой музыки. Вот они: Париос, Даларас, Хатцис, Висси. Порывшись в пакете, Дафна достала белую кассету, черная надпись на которой давно выцвела и стерлась. Это была ее любимица, Маринелла.
– Я так давно ее не слушала! – Дафна села и нажала на кнопку магнитофона. Поставив локти на стол, она положила подбородок на ладони и закрыла глаза. С первыми аккордами, зазвучавшими из маленьких колонок, ее лицо озарилось улыбкой.
– Дафна, дорогая, ты что? Зачем тебе слушать такую печальную музыку? Она наводит грусть! – проворчала бабушка, разминая в пюре остывший вареный картофель.
Дафне, как и ее родителям, всегда очень нравились трагические баллады Маринеллы о всепоглощающей страсти и тяжелых разрывах. После смерти Алекса она с головой окунулась в горе и только и делала, что крутила записи этих песен, но в тот вечер, когда она сказала «да» Стивену, все изменилось.
– Дафна, ella! Мы ждем гостей к обеду. Так что достаточно на сегодня потерянной любви, у нас очень много дел.
– Я знаю, бабушка! – Дафна встала и поставила магнитофон на стул, но не стала выключать его, а лишь слегка убавила громкость.
Все оставшееся утро они работали рука об руку. Когда бабушка закончила резать укроп, Дафна схватила пригоршню зелени и бросила ее на противень. Затем отправила туда же рис и вареный картофель, который помяла бабушка.
– Я займусь фетой, – сказала Yia-yia и достала из холодильника большую белую миску.
– Да уж, пожалуйста, – со смехом кивнула Дафна.
– А ты по-прежнему?.. – бабушка покачала головой. Сняв крышку, она опустила руки в молочно-белую жидкость и достала большой кусок сыра. Блестящие капли острого рассола блестели у нее на пальцах и падали на стол.
Скривив губы, Дафна отвернулась. Она могла почистить рыбу, разделать любое мясо и даже насадить ягненка на вертел, но рассол, в котором маринуется фета, всегда вызывал у нее тошноту.
– Как же ты готовишь ее в ресторане? – недоумевала Yia-yia.
– У меня для этого есть специальный человек!
– О, ты такая современная! – кивнула бабушка.
– Да, я такая, – рассмеялась Дафна и разбила первое яйцо. За ним последовал еще десяток, и Дафна взбивала их, пока смесь не стала бледно-желтой и не начала пузыриться. Затем она добавила яйца к картофелю с рисом и маленькой тарелкой перемешала и разровняла по противню толченую картошку, фету, рис и яичную смесь. По кухне кружились мухи. Дафна попыталась прогнать их, но у нее ничего не вышло.
А бабушка уже приготовила тесто-фило. Она с легкостью управлялась с ручкой от старой метлы, катая ее взад-вперед по столу и превращая маленькие шарики теста в тонкие полупрозрачные листы. Наблюдая за тем, как Yia-yia поднимает один лист теста за другим и раскладывает их в сковороды, занимавшие почти все пустые поверхности в кухне, Дафна восхищалась: ни одной дырочки, даже крошечной! Сама она, раскатывая тесто, частенько мочила пальцы, чтобы склеить разорвавшийся лист.
– Entaksi, – сказала бабушка, заполнив последнюю сковороду густой смесью для patatopita[31]31
Картофельный пирог (греч.).
[Закрыть] и посыпав ее сверху сахаром. Ее темное платье было покрыто легким белым налетом муки. Положив руки на бедра, она предложила: – Ella, Дафна mou, давай выпьем кофе, а потом займемся уборкой. И я снова тебе погадаю.
– Нет, Yia-yia, больше никакого kafe! – Дафна протестующе подняла руку, вспомнив о трех бокалах фраппе. Эви потребовала приготовить кофе утром, еще до того, как они отправились в бухту. – К тому же мне понравилось то, что ты вчера увидела в моей чашке, и я не хочу давать тебе возможность разглядеть в ней сегодня что-то другое. – Она прошлась по кухне, выметая засохшие крошки теста за дверь.
Yia-yia взяла свою чашку и вышла на веранду в тень оливы. Опустившись на стул, она выпила кофе, наслаждаясь изредка налетающим легким ветерком и наблюдая за Эви, которая охотилась на ящериц, скрывающихся в расщелинах камней. Вчера, заглянув в чашку внучки, она увидела дно, густо покрытое черным осадком, и всего несколько тонких потеков на стенках.
– Что это значит? – спросила тогда Дафна.
– Дно – это твое прошлое, оно показывает, что у тебя тяжело на сердце. Но, посмотри… – Yia-yia наклонилась, чтобы показать ей чашку: – Видишь, вот здесь на стенках все белое. Это значит, что все налаживается. И твоя боль скоро пройдет.
Дафна обхватила себя руками за плечи и придвинулась к бабушке. Втянув щеки, она ждала продолжения:
– Смотри, вот здесь к ободку чашки идет линия, – это ты. А вот это… – Yia-yia повернула чашку и показала на другую линию, наполовину короче, – это твой жизненный путь. И вот тут рядом появляется еще одна, и они обе неожиданно смещаются вправо. И посмотри, насколько они становятся толще и яснее.
Бабушка снова повернула чашку и, сморщившись, распрямила плечи и выгнула спину:
– Знаешь, Дафна, это человек, который изменит всю твою жизнь. Ты начнешь все сначала, и он присоединится к тебе в этом увлекательном путешествии, поможет стать сильнее и залечит разбитое сердце. Всю дальнейшую жизнь вы пройдете с ним вместе, рука об руку. Такой любви в твоей жизни еще не было.
От этих слов Дафна будто вся засветилась. Стивен приедет всего через несколько дней, и они вместе начнут новую жизнь, их новую жизнь, и кромешная тьма, в которой она жила все это время, наконец-то рассеется.
В прошлом Дафне казалось, что гадание на кофейной гуще – это всего лишь способ провести время после обеда. Но не теперь. Сейчас она хотела верить в то, что бабушка говорит правду. В этот раз ее предсказание было для нее чрезвычайно важным.
– Очень хорошо, а теперь положи указательный палец левой руки вот сюда, на дно чашки. Это самая сокровенная область твоего сердца, где живут все твои мечты! – Yia-yia указала внучке на толстый слой кофейной гущи. Следуя ее инструкциям, Дафна опустила в чашку указательный палец левой руки, той, которая ближе к сердцу, и надавила им на дно.
– Теперь подними его, – скомандовала Yia-yia.
Дафна убрала палец и показала его бабушке, затем они обе наклонились и заглянули в чашку. На дне, прямо в центре, под ее пальцем образовалось белое пятно.
Дафна облегченно вздохнула.
– Видишь, Дафна mou, ты оставила чистый отпечаток. Это значит, что у тебя чистое сердце и твое самое заветное желание исполнится.
На этот раз, сидя на веранде с Эви, играющей у ее ног, Yia-yia рассматривала кофейный осадок в своей чашке. Она слышала, как на кухне Дафна поет знакомую старую песню. Это была колыбельная, которую ее дочь, мама Дафны, тихо пела своей малышке много лет назад, сидя у колыбели в тени лимонного дерева. И Yia-yia тоже часто пела эту песню, качая внучку на колене, моля богов услышать ее и понять, как много эта девочка для нее значила. Теперь настала очередь Дафны петь эту колыбельную, вникать в смысл слов и переживать те чувства, которые они порождают. Ей пора осознать, что сила женской любви способна творить чудеса.
Я люблю тебя как никто другой…
Я не могу осыпать тебя подарками,
У меня нет ни золота, ни драгоценных камней.
И все же я отдаю тебе все, что у меня есть,
И это, моя дорогая девочка, моя любовь.
Я буду любить тебя всегда —
Это я тебе обещаю.
Yia-yia крутила чашку в руках. Рассматривая темный осадок, она думала о том, что тоже готова отдать внучке все, что у нее есть. Она была небогата и могла оставить Дафне лишь старые истории и заглянуть для нее на дно кофейной чашки. Вчера Дафна была так счастлива услышать предсказание, что она не решилась продолжить его: у нее не хватило мужества.
Вскоре настанет очередь Дафны занять место, которое долгое время принадлежало ее предкам, и услышать голоса, составляющие ей, бабушке Дафны, компанию все эти долгие годы. И все же это произойдет слишком быстро: Yia-yia знала, что внучка еще не готова.
– Ohi tora, не сейчас, – вслух произнесла бабушка, хотя рядом с ней никого не было. Глядя через весь остров вперед, в сторону горизонта, она продолжала: – Пожалуйста, еще немного времени. – И после небольшой паузы добавила: – Она еще не готова.
Поднявшийся ветер играл листьями кипарисов, и вместе с их шелестом по веранде, где сидела Yia-yia, и по всему острову разносился тихий женский шепот. Это был ответ, которого она ждала, и пока что никто другой, кроме нее, не мог его услышать, – в этом она не сомневалась.
Yia-yia посмотрела в сторону моря и поблагодарила остров за то, что он подарил ей еще немного времени. Она никому не расскажет о том, что увидела на дне кофейной чашки, по крайней мере сейчас. Пусть она необразованная старуха, но кофейную гущу она читала не хуже, чем ученик учебник. Она прекрасно знала, что отчетливая линия, которая вдруг появилась на чашке Дафны, действительно предвещала ей начать все с нуля, но было и еще кое-что…
Я не могу осыпать тебя подарками,
У меня нет ни золота, ни драгоценных камней.
И все же я отдаю тебе все, что у меня есть…
Сейчас Yia-yia решила подарить Дафне свое молчание.
Глава 10
Позже в тот же день Дафна, Эви, Янни и Попи сидели на старых деревянных стульях под оливой и с упоением уплетали бабушкин картофельный пирог. Дафна все утро надеялась, что Янни забудет о приглашении на обед и своем обещании прийти. Но удача отвернулась от нее.
Он явился вовремя и насмешил бабушку, заявив, что вот-вот умрет с голоду. Дафна была вынуждена скрываться от него на кухне, ведь этот человек мог уничтожить спокойствие сегодняшнего дня с такой же легкостью, с какой он уничтожал один кусок питы за другим. Она решила, что проще всего не обращать на Янни внимания. И, судя по всему, он решил выбрать такую же тактику.
Он появился у них во дворе с большой, только что пойманной рыбиной, завернутой в газету, в одной руке и большой плиткой шоколада с фундуком в другой.
– Yia sou, Thea! – прокричал он, слегка наклоняясь, чтобы расцеловать бабушку в обе щеки, и подал ей морского карася.
– А это для тебя, малышка Эви, – произнес он с сильным акцентом на хорошем английском и, потрепав девочку по темным кудрям, протянул ей шоколадку. Для Дафны у него не нашлось ничего: ни подарка, ни слов, ни приветствия.
Эви забралась к Дафне на колени и уткнулась носом ей в плечо. Обняв дочку, она изумилась, насколько легче ей стало от прикосновения к ней. Никогда еще Дафна не получала такого удовольствия от того, что Эви забралась к ней на колени и свернулась там клубочком. Чистота и любовь этой маленькой девочки словно охраняли ее, помогая перенести холод, исходивший от Янни, который сидел совсем близко.
Эви продолжала ерзать на материнских коленях, наслаждаясь тем, что ей удалось урвать у мамы немного времени и внимания. Разговор в основном шел на греческом, девочка быстро потеряла к нему интерес и больше не пыталась вникнуть, о чем идет речь. Она играла с мамиными темными спиралевидными кудрями, натягивая и накручивая их на пальцы.
И вдруг Эви подпрыгнула и закричала:
– Мамочка! Мамочка! Сними его с меня!
– Эви, голубушка, что случилось? Что такое? – всполошилась Дафна, оглядывая дочь с головы до ног.
– Паук! Огромный паук! У меня на руке! Ой, мама, мама!
А вот и он, черный крошечный паучок, ползет по руке дочурки. Дафна смахнула его, и паук полетел вниз.
– Все хорошо, дорогая! Не надо бояться, это всего лишь паук! – спокойно сказала она, но, зная дочь, понимала, что все уверения бесполезны.
– Эви, это просто паук! – повторила Попи.
– Да, дорогая! Ничего страшного! – Дафна снова усадила Эви к себе на колени и принялась гладить ее по руке, как будто пыталась стереть с ее кожи следы насекомого.
– Ах, Эви mou, не бойся! Если паук целует ребенка, это хорошая примета. Дафна mou, скажи ей, что это поцелуй Арахны, – дала совет бабушка.
Продолжая держать дочь на коленях, Дафна наклонилась к ее уху и повторила эти слова:
– Видишь, моя хорошая девочка, паука не стоит бояться. Это подарок Арахны!
– Кто такая Арахна? – оживилась Эви. – Еще одна кузина? Мамочка, почему у меня так много кузин со странными именами? – наморщила нос Эви. – Почему здесь у всех такие странные имена?
– Нет, Эви, – расхохоталась Дафна. – Арахна никому не кузина. Она паук.
– Мамочка, что ты болтаешь глупости! – Эви озадаченно почесала лоб и недовольно нахмурилась, вызвав у всех присутствующих невольный смех.
– Эви… – принялась объяснять Дафна, наклонившись еще ближе к дочери. – Арахна – паук. Когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, Yia-yia рассказала мне историю Арахны и Афины. Арахна была молодой девушкой, слишком гордой и тщеславной. По всей Греции она была знаменита тем, что ткала на своем станке невероятно красивые узоры из разноцветных ниток. И однажды она осмелилась заявить, что делает это лучше богини Афины. И этим так разгневала Афину, что та превратила ее в первого на земле паука. С этого момента Арахна была приговорена вечно плести сеть и не иметь возможности выбраться из нее.
– Вот видишь, Эви, – сказала Попи, не переставая жевать пирог. Когда она открыла рот, чтобы закончить фразу, несколько крошек вылетело на стол. – Афина превратила Арахну в паука, потому что она очень плохо себя вела.
– Но почему плохо, Thea Попи? Она ведь ткала узоры. Что в этом плохого? – недоумевала Эви.
– Видишь ли, Эви… Гм… Как тебе сказать… – Попи взглянула на Дафну, ища помощи. – Гм, дело в том, что… – Казалось, Попи впервые не знала, как закончить фразу. По ее реакции было ясно, что вопрос любопытной племянницы обескуражил ее.
Дафна ничего не ответила и, откинувшись на спинку стула, взяла себе еще кусок пирога. Она с удовольствием следила за беседой ее любопытной, веселой дочки со всезнайкой-тетей, не так давно решившейся поставить под сомнение ее материнские способности.
– Да, Попи, – наконец произнесла она. – Расскажи нам, почему Арахна попала в беду? – Дафна двумя пальцами раздавила хрустящую корочку patatopita.
– Эви, я расскажу тебе! – Янни неожиданно придвинул свой стул к девочке и, наклонившись, внимательно посмотрел ей в глаза.
Его предложение застигло Дафну врасплох. Впервые, с тех пор как он появился на веранде перед обедом, она посмотрела на него. Сейчас, когда они все вместе сидели за столом, невозможно было игнорировать этого выскочку-рыбака, коли уж он предложил Эви свою помощь. Дафна снова обернулась к Янни. Он сидел к ней боком, и она видела его чуть крючковатый нос, морщины вокруг глаз и спутанную бороду, седых волос в которой оказалось гораздо больше, чем ей запомнилось.
– Эви, Арахна попала в беду из-за того, что мнила себя лучше других, – проговорил Янни. – Она была чересчур гордой. В мифологии это называется «гибрис».
– Да, он прав, Эви mou, – подтвердила Дафна. – Вероятно, Янни очень хорошо знает этот миф. Очевидно, он и сам преуспел в гибрисе.
Впервые за все время Янни повернулся к Дафне. Спокойная легкость, с которой он общался с Эви, исчезла, как только он встретился глазами с Amerikanida. Для нее он приберег особый, дерзкий взгляд – в нем читался вызов. Дафне тут же захотелось отвернуться и не видеть больше его черных глаз. От них веяло холодом сильнее, чем от рыбины, лежащей сейчас на кухонном столе. Но Дафна продолжала смотреть на него: она не может и не станет снова признавать поражение, больше никогда в жизни!
– Да, Эви, – повторил Янни, переключив внимание на девочку. – Древние греки называли это качество «гибрис». Оно означает, что кто-то чересчур горд. А это ни к чему хорошему не приводит! – Произнося слова «чересчур горд» он обернулся на Дафну.
– Понятно, – сказала Эви, спрыгнув с колен матери. Она увидела ящерицу в противоположном углу двора, и ее больше не интересовали ни гибрис, ни тема разговора в целом.
– Что ж, Дафна, на этот раз тебе удалось полностью завладеть ее вниманием, – рассмеялась Попи.
– Я вижу, – покачала головой Дафна. – Ее нельзя назвать благодарным слушателем, правда?
– Очень красивая малышка, – вдруг подал голос Янни, следивший взглядом за убегающей девочкой. – И в этом нет ничего удивительного, ведь ее назвали в честь Thea Евангелии, так ведь? И красотой она вся в прабабушку.
– Да, ты прав! – Попи налила себе пива и чокнулась с Янни. – Это правда, Дафна? Ты действительно назвала Эви в честь бабушки?
Дафна кивнула и повернулась к Янни. Тот продолжал наблюдать, как Эви скачет по двору и палкой переворачивает камни, пытаясь найти ящериц. Оказавшись около двери в погреб, выкрашенной голубой краской, которая вся потрескалась и начала осыпаться, Эви остановилась и, открыв рот, замерла с широко распахнутыми глазами. В углу дверной рамы сидел паук.
– Thea Евангелия, взгляни на Эви! Она нашла Арахну! – Янни показал на девочку, которая внимательно наблюдала за тем, как паук плетет свою паутину.
– Еще один кусочек, – вздохнула Попи и, потянувшись через стол, взяла последний кусок питы. На белом большом блюде остались лишь крошки хлеба.
– О, сегодня все такие голодные! Я принесу еще питу! – Yia-yia забрала со стола пустую тарелку и зашаркала в сторону кухни.
– За бабушку! – воскликнула Попи, у нее уже начал заплетаться язык.
– За Thea! – прокричал Янни.
– Да, за бабушку, – согласилась Дафна, удивленная тем, что в чем-то она готова была согласиться с этим мужчиной.
– Другой такой женщины не найти, – он покачал головой из стороны в сторону и добавил, допивая четвертую бутылку пива за вечер: – И такой, как она, уже никогда не будет.
– Дафна, я никогда не спрашивала тебя об этом… – заговорила Попи и поднесла бокал к губам. – Почему ты назвала Эви именем бабушки, а не твоей матери Ангелики? – очень красивое имя, и мы традиционно называем дочерей в честь их бабушек, а не прабабушек. Ведь и тебя, Дафна, назвали в честь твоей бабушки, мамы твоего отца.
Янни смотрел на Дафну, ожидая ответа.
– Даже не знаю. Я думала сделать так, как у нас принято, но мне хотелось порадовать бабушку, показать ей, как много она для меня значит. Она ведь стала мне второй матерью… – Дафна вздрогнула, вспомнив об убитой грабителем маме. – Ее отняли у нас с Эви так рано, малышка тогда только начинала ходить.
– Есть много способов сделать человеку приятное, – сказал Янни, снова наполняя свой бокал пивом. – И я, например, не вижу особой радости в том, чтобы назвать ребенка именем бабушки, которая находится так далеко и день и ночь мечтает о том, чтобы увидеть внучку. На мой взгляд, это не радость, а мучение!
– Что ты сказал? – Дафна резко развернулась, чтобы взглянуть ему в лицо.
Попи выпрямилась на стуле, почувствовав, что обстановка накаляется.
– Что ты, черт возьми, имел в виду? – резко произнесла она.
Янни пожал плечами:
– Я имел в виду, что тебе следовало чуть лучше подумать о том, как порадовать Yia-yia, если уж ты собиралась это сделать.
– Ты ничего не знаешь ни о нас, ни обо мне! – Дафна чувствовала, как в ней вскипает гнев. Ей казалось, что она стала красной, как томаты, висящие на кустах в саду, и горячей, как кофе по-гречески, который Yia-yia варила на огне. Этот мужчина чужой им! Как он может считать, что понимает хоть что-то в их жизни! Как он смеет полагать, что знает всю глубину чувств, которые она испытывает к Yia-yia!
– Я знаю больше, чем ты думаешь, Дафна, – ответил Янни. – Ты считаешь, что порадовала бабушку, назвав ее именем дочь. Но какая от этого польза, если она в одиночестве коротает дни и ночи, моля лишь об одном: дожить и увидеть правнучку, которая носит ее имя. Что хорошего в том, что она плачет от горя круглые сутки и зовет твою дочь по имени, хотя понимает, что находится слишком далеко от малышки, которую ей так хочется обнять и приласкать!
– Да что ты себе позволяешь, черт возьми! – зашипела Дафна. – Ты ведь ничего не знаешь.
– Нет, я знаю то, что неведомо тебе, – невозмутимо, словно его совершенно не задел ее гнев, ответил Янни. – Я вижу то, чего ты не можешь видеть. И я знаю, как она скучает по тебе, как ей одиноко! Очень часто я захожу сюда и застаю ее плачущей у огня. Она льет слезы над фотографиями, которые ты ей присылала. Я приходил проведать ее и поздно вечером, стараясь остаться незамеченным, и не раз видел, как она сидит в одиночестве и разговаривает с твоими фотографиями, нашептывая им свои любимые истории, моля о том, чтобы ее слова хоть как-то оказались услышанными.
– Прекрати! – Дафна вскочила, уронив колченогий деревянный стул. – Что на тебя нашло? Достаточно сказок на сегодня!
– На меня нашло? – Янни пожал плечами. – Я лишь сказал правду, нравится она тебе или нет. Дафна, я вижу, что происходит, и знаю, о чем говорю. Можно, конечно, сколько угодно шутить на тему невежественности американцев, но не надо притворяться, что вы еще и слепы.
Дрожащей рукой Дафна оперлась о стол, чтобы не упасть.
– Ты вообще ничего не знаешь! – зарычала она, ожидая снова встретить его холодный и безразличный взгляд. Но когда их глаза встретились, Дафна с изумлением обнаружила, что он смотрит на нее с выражением, которое можно было бы принять за сочувствие.
– Я забочусь о ней, – возмущенно продолжала она. – Посылаю деньги. Работаю каждый день с утра до ночи, только чтобы у Эви и бабушки все было хорошо. Никто не помогал мне все это время, ни один человек! Я все делала сама, зарабатывала, чтобы мы могли сводить концы с концами. Ты не имеешь права говорить мне подобные вещи! – Дафна почувствовала, что ее глаза наполняются слезами, и отвернулась. Черт возьми, она не допустит, чтобы он увидел ее слезы!
– Какой смысл в этих деньгах, Дафна? – продолжал он, слегка смягчившись. – Неужели ты думаешь, что бабушке они нужны? Или что эти бумажки могут составить ей компанию по вечерам, когда она чувствует себя одинокой?
Дафна больше не могла его слушать: у нее кружилась голова, словно она пила наравне с Попи и Янни, хотя выпила лишь бокал пива. Она встала и пошла к дому.
– Однажды я признался ей, что у меня плохо работает мотор в лодке, а купить новый не на что. Твоя Yia-yia взяла меня за руку и повела в дом, где достала из-под кровати коробку с долларами и сказала, что я могу взять столько, сколько мне нужно, потому что ей они не нужны. Но я не взял ни цента. Ты должна знать, куда идут все твои деньги: она складывает их в коробку! Видишь, как много от них пользы! – Он взял кепку, висевшую на спинке стула, натянул ее на голову и пошел к калитке. – Yia sou, Thea Евангелия! Мне нужно идти. Спасибо за обед.
Калитка захлопнулась за Янни как раз в тот момент, когда бабушка вышла с кухни с подносом и питой в руках.
– Попи, а где все? Что случилось? – спросила она, опустив поднос на деревянный стол.
– Понятия не имею, – ответила Попи, выливая в рот последние капли пива из бокала.
Распахнув дверь, Дафна вошла в дом и прислонилась к косяку, ее ноги дрожали и подкашивались. Подняв голову, она огляделась. Дом был совсем небольшим: всего две крошечные спальни и аскетично обставленная гостиная. Кровь громко стучала у нее в висках, глаза застилал туман.
Она увидела неудобный старый диван с зеленой обивкой и стол с четырьмя стульями, красные атласные сиденья которых были покрыты синтетическими чехлами. «Чтобы их не испортили гости, которых здесь никогда не бывает!» – со вздохом отметила про себя Дафна.
Позади стола около стены стоял длинный буфет со стеклянными дверцами, заполненный семейными фотографиями. Дафна увидела черно-белый снимок родителей в день их свадьбы: папа и мама с замысловатой прической – волосы начесаны, завиты и покрыты лаком. Выцветшая черно-белая фотография Papou, когда он еще служил во флоте: красавец в отглаженной форме и с широкими усами. Рядом с Papou редкий снимок бабушки в молодости: она стоит в порту и держит за ручку свою маленькую дочь, мать Дафны. Лицо строгое, как у всех в те времена. Никто из того поколения не улыбался на фотографиях. А на всех остальных снимках была Дафна: ее крестины, первые шаги на веранде под оливой. Вот портрет, сделанный в третьем классе: неуклюжая девочка с торчащими зубами. А вот фото, на котором она целуется с Алексом в день их свадьбы. А на этом снимке у нее еще греческий профиль, и она гораздо больше похожа на гречанку, чем сейчас. Вот Дафна и Эви, посылающие бабушке воздушный поцелуй из своей квартиры на Манхэттене. Дафна в белом поварском костюме машет бабушке, стоя на кухне своего ресторана. Вся жизнь Дафны прошла перед ней в этих выцветших фотографиях в дешевых рамках.
Сейчас, укрывшись от палящего полуденного солнца и обвинительных нападок Янни, она немного пришла в себя и, уже не сомневаясь, что сможет стоять без поддержки, подошла к бабушкиной кровати. Дафна уже знала, что обнаружит там, и все же хотела проверить. Кровать заскрипела, когда она села на нее и принялась разглаживать вязанное крючком покрывало, пальцами ощупывая узор, похожий на паутину. Через некоторое время она наклонилась и, сунув руки под кровать, почти мгновенно нащупала то, что искала, и подняла к себе на колени пыльную коробку от обуви. Положив на нее руки, она несколько секунд постукивала по крышке ногтями, затем сняла ее и заглянула под крышку.
А вот и они, все так, как сказал Янни. В коробке лежали пачки зеленых купюр, доллар к доллару, несколько тысяч – все деньги, которые Дафна прислала бабушке за последние несколько лет.
Она не могла отвести взгляд от коробки. Вот результат мучительных дней и бессонных ночей, которые она отдала работе вдали от Эви и от Yia-yia. Она перебирала в руках деньги и вспоминала долгие часы, проведенные на ногах в спорах с поставщиками, в пререканиях с сотрудниками и в слезах от чудовищной усталости. Все выстраданные ею награды, хвалебные отзывы и необходимость бронировать места в ее ресторане за много дней вперед лежали сейчас перед ней.
