Текст книги "Ад находится в Камбодже"

Автор книги: Иван Стрельцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 3
Братья по оружию

– Опаньки, нашего полку прибыло.

– Точно прибыло, бо чужие здеся не бродят.

Перед Денисом стояли двое незнакомых, крепко сложенных парней. Оба в просторных камуфляжных штанах, летних тельняшках с бело-терракотовыми полосами (отличительная черта «краповых» от флотских и десантуры).

Первый обратившийся к Давыдову обладал физиономией типичного урки – такие, как правило, попадают за решетку не осмысленно, а по избытку энергии и по безбашенной удали. Белобрысый чуб торчал над его макушкой, как перья Чиполлино; короткий нос с облупившейся кожей напоминал переваренную картошку; маленькие серые глазки бегали из стороны в сторону, будто высматривали, какую бы пакость устроить. Он был на полголовы ниже Дениса, но при этом умудрялся смотреть на того свысока.

Второй спецназовец был мужчиной серьезным, с грубыми, как у рукотворной статуи, плохо вытесанными чертами лица. Во всей его внешности скользила флегматичная уверенность в своих силах. Незнакомца он не удостоил даже мимолетного взгляда.

Встретившие Давыдова бойцы были абсолютно правы: сюда действительно чужим дорога была заказана. «Балашиха» – учебный центр подготовки спецназа госбезопасности «Альфа» и «Вымпел», а позже «Витязя», отряда специального назначения МВД – был чем‑то вроде закрытого клуба. Почему закрытого? Ответ прост. Несмотря на режим сверхсекретности, с момента демократических преобразований иностранные делегации наведывались сюда с завидной регулярностью. И тем не менее, несмотря на вроде бы внешнюю открытость, руководство ФСБ и милиции имели здесь пару зон, куда до сих пор не ступала нога иностранца. За оградой одной из таких запретных зон и находился сейчас Денис.

– Так кто ты, человече? – с новым вопросом «заумничал» наглец, которого Давыдов уже мысленно окрестил «Гопником».

– А чего я должен отчитываться перед первым встречным? – ухмыляясь, в тон ответил морпех.

– Ни фига себе уха! – «Гопник» даже немного растерялся от встречной наглости. – Каков чудило! Главное, зашел в хату, а представляться не хочет. Нехорошо…

На какое‑то мгновение Денису даже показалось, что белобрысый чуб приосанился, воинственно вытянувшись. Сверкнув золотой фиксой, Гопник обратился к своему спутнику:

– Слышь, Брикет, кореш борзеет. Надо бы поучить.

– Надо так надо, – флегматично повел плечами второй Вован [4]4
  Вованы – служащие внутренних войск ( сленг.).


[Закрыть], всем своим видом демонстрируя безразличие к развитию ситуации.

Денис внешне оставался невозмутимым, хотя внутри его мышцы и сознание напряглись на манер тетивы лука или арбалета. Достаточно одного, едва наметившегося движения, чтобы выбросить смертоносную энергию.

– Что за кипеж?

На дорожке, ведущей в закрытую зону, появился третий, могучего сложения мужик с глубоко посаженными глазами и мощным треугольным подбородком с ямочкой посреди.

– Думдумыч, прикинь, здесь какой‑то наглый перец объявился, – тут же заюлил белобрысый. – К нему по‑людски, а он корчит из себя директора пляжа.

– Понял, – лукаво усмехнулся третий и пытливо посмотрел на незнакомца. – Денис?

– Так точно, майор Давыдов, прибыл в вашу группу.

– Я в курсе, Сергеич только что донес эту радостную новость. – Думдумыч внимательно осмотрел Дениса, потом хмыкнул: – Ладно, пошли, будем знакомиться, как говорится, поближе. – Круто развернулся и двинулся в обратном направлении. Вованы молча расступились, пропуская вновь прибывшего вперед, и двинулись следом.

Шагая по асфальтированной дорожке, морпех по профессиональной привычке разведчика внимательно рассматривал свое новое место службы. Ничего особенного или секретного он не увидел. Вдоль дорожки тянулся ряд с десятком однотипных коттеджей, а дальше, под кронами высоченных сосен, увидел сооружения побольше, напоминающие корпуса профилактория.

«А чего же ты ожидал? – мысленно задал себе вопрос разведчик и тут же ответил: – Штурмовая полоса, „тропа разведчика“, стрельбище, все такое. Как говорится, для широкого просмотра. Здесь же классы и тренажерные залы по закрытым методикам. Как в песне поется: „о чем не говорят, чему не учат в школе“».

Думдумыч свернул с центральной аллеи и зашагал по узкой дорожке, ведущей к крайнему коттеджу. Проворно взбежав по ступенькам, прошел на открытую террасу.

Терраса оказалась просторной, изнутри отделанной сосновым шпоном, отчего там царил густой аромат древесной смолы. В центре стоял большой стол, заставленный бутылками с пивом, тарелками со свежими овощами, толсто порезанной колбасой, сыром, ветчиной. Между бутылками, как павшие бойцы, валялись тушки сушеной воблы, а по краям стола курганами высились остатки ее собратьев. За столом в гордом одиночестве восседал еще один представитель «краповых». Правда, был он без тельняшки и даже штанов, а из предметов одежды на этом экземпляре были лишь пляжные шлепанцы и длинные, едва ли не до колен «семейники», из которых выглядывали тонкие, но мускулистые ноги. В отличие от остальных, он был высоким и худым, а продолговатым лицом с интеллигентными чертами напоминал артиста Игоря Старыгина в молодости.

– Блин, куда вы все расползлись, – уставившись на вошедших, недовольно пробормотал интеллигент.

На что старший (а в том, что Думдумыч старший, Давыдов не сомневался) никак не отреагировал, просто подошел к столу и скомандовал:

– Стройся!

Эта команда прозвучала совершенно нелепо в подобной обстановке, но тем не менее трое бойцов в одно мгновение выстроились в ломаную шеренгу согласно уставу, втянули животы и расправили плечи.

– Товарищи офицеры, у нас пополнение. Прошу любить и жаловать, майор Денис Давыдов, разведка морской пехоты. Позывной Гусар, отныне так к нему и обращаться. – Ненадолго прервавшись, Думдумыч продолжил: – Теперь разрешите представить нашу группу. – Указав на тощего интеллигента, сказал: – Есаул, радист группы, первый разряд по альпинизму, отличный водитель и по совместительству санинструктор.

Денис пожал Есаулу руку. Несмотря на кажущуюся хлипкость, хватка у парня была крепкой.

– Брикет, пулеметчик от бога, и этим все сказано.

Пожатие у Брикета было сильным, но умеренным, как у человека, знающего свои возможности.

Третьим был белобрысый Гопник. Стоя в строю, он криво ухмылялся, нагло демонстрируя фиксу золотого металла.

– Цыган, отличный рукопашник, мастерски владеет ножом, виртуоз скалолазания, неплохой сапер. Но баламут.

Цыган не стал пожимать новичку руку, а просто взмахнул рукой, проведя у виска, и нагло выдал:

– Наше вам с кисточкой.

– Я Дум-Дум, до сегодняшнего дня командир группы, снайпер и при необходимости следопыт…

– Что‑то я не понял; это что, у нас новое начальство? – вставил свои «пять копеек» Цыган. – И зачем нам этот водоплавающий? По-моему, за последние три года у нас никто не утонул. На нас никто не жаловался – ни начальство, ни «духи» …

– Раньше мы работали в горах Кавказа, а теперь предстоит ответственное задание в джунглях Индокитая, о которых ни один из нас ничего не знает, а Гусар недавно оттуда вернулся, – с заметным раздражением пояснил Дум-Дум.

– Никак по путевке там были? – Цыган переключился на Давыдова. – Милитари-тур или, может, военно-спортивная игра «Зарница» с местными макаками?

– Типа того, – спокойно ответил морпех. Такой тон мгновенно остудил пыл бойца. – Еще вопросы?

– Воевать приходилось? – слегка прищурив левый глаз, угрюмо спросил Брикет.

– Приходилось. Во Вторую чеченскую кампанию командовал разведротой. Все?

– Мы относимся к системе МВД, – начал издалека Есаул, и интеллигентские замашки поперли из него, как пот из пор тела. Он явно демонстрировал свою образованность, а значит, и вопрос должен быть с подвохом. Денис не ошибся в своих ожиданиях. – А вы, как всякий нормальный человек, наверняка терпеть не можете ментов?

– Отчего же, – усмехнулся морпех, – у меня даже есть один знакомый милиционер. Полковник Бережной Юрий Иванович. Между прочим, в советские времена был штатным палачом УВД области.

– Ого, – непроизвольно вырвалось у спецназовцев. Действительно, люди, исполнявшие постановления суда, были настолько секретны, что спустя почти двадцать лет после введения моратория на смертную казнь они и вовсе считались мифами.

– Он что, сам об этом рассказал? – осторожно поинтересовался Есаул, позабыв о своем имидже.

– Да, сам. С некоторых пор мы с ним настоящие друзья.

– Ладно, хватит, все это лирика, – буквально ворвался в разговор Цыган. – А мы, между прочим, не один год в одной обойме, и роднее стали, чем кровные братья. А на тебя, командир, извини, надежды мало. Варяг ты, темная конячка, и идти на боевую операцию вместе как‑то стремно.

Последние слова прозвучали как явная провокация, что называется, на «слабака». Начни он доказывать на словах, и авторитета, которого у этих бойцов не заслужил, вовсе не видать. Наоборот поступи – станешь лишь объектом для насмешек. Единственный выход – принимать вызов, хотя какое еще испытание придумают эти башибузуки, неизвестно, и будет ли оно без подвоха, тоже трудно сказать.

– Хочешь проверить, подхожу ли я для вашей компании?

– Хочу. – В глазах Цыгана заискрилось неприкрытое злорадство.

– Каким образом?

Спецназовец оглядел мускулистую фигуру майора, задумчиво почесал плохо выбритые щеки, потом посмотрел на Думдумыча. Тот сохранял каменное выражение лица, что послужило отмашкой.

– Спарринг. Давай так: пять минут против меня продержишься – значит, все, наш человек. Ну а нет… – Цыган красноречиво развел руками.

– Спарринг? – теперь наступила очередь Дениса размышлять. – Может, лучше на стрельбище или, скажем, штурмовая полоса?

– Еще настреляемся. Специфика нашей работы такова. А бегать… так вы у себя в морской пехоте все делаете на бегу, недаром же вас называют лосями. Давай бороться.

– Давай, – со вздохом вынужден был согласиться Давыдов.

– Кимоно дать? – с издевкой спросил Есаул.

– Не стоит. В бою нет времени переодеваться…

Место для ристалища было выбрано на заднем дворе коттеджа, здесь было устроено нечто вроде спортивной площадки. Кроме турника, боксерской груши и макивары, имелось и своеобразное татами – круглая площадка, засыпанная песком.

Поединок должен был проходить босиком и по настоянию Думдумыча в перчатках и защитных шлемах.

– Пять минут, – напомнил Есаул, когда бойцы встали в центре «татами», потом срывающимся голосом рявкнул: – Начали!

Первую минуту Цыган наносил интенсивные, но примитивные удары, в основном приходящиеся в перчатки Дениса, и это, как догадался разведчик, была не столько проверка спарринг-партнера, сколько разогрев мышц.

Но с каждой следующей секундой его движения становились все резче, а удары мощнее. Бить он умел, четко перенося вес тела на ударную часть атакующей конечности. Один такой удар мог запросто свалить не то что человека, а и взрослого быка. Все отлично, вот только проблема – ни один из его ударов никак не достигал цели. Давыдов легко танцевал по «татами», не давая себя зацепить, качал маятник, нырял под удары или просто разрывал дистанцию, уходя с линии атаки. Со стороны зрителям казалось, что их товарищ вовсю теснит «Варяга», на самом же деле морпех выматывал оппонента, все больше закручивая темп боя. К концу третьей минуты легкие Цыгана вздымались, как кузнечные меха, глаза заливал горячий соленый пот. Выброшенная в никуда энергия ударов все сильнее и сильнее его изматывала. Уже руки казались не просто ватными – чугунными, а в коленях появилась предательская дрожь…

В работе фронтового разведчика немаловажным является умение пользоваться внутренним хронометром, когда ты, не глядя на часы, умеешь отсчитывать время. Денис владел такой способностью почти в совершенстве. «Четыре минуты прошло, пора».

Морпех, уклонившись от серии боксерских ударов, проворно отскочил назад, а когда спецназовец бросился вдогонку, наклонил корпус в сторону и, обернувшись вокруг своей оси, выбросил правую ногу вверх.

– Ох-ё… – невольно выдохнул Брикет.

Удар пришелся точно в висок. Тело Цыгана будто в замедленной съемке оторвалось от земли и, пролетев несколько метров, шумно рухнуло в палисадник, на пышные кустики анютиных глазок, едва не зацепив полуметровую ограду.

– Как там у классика – немая сцена, – удрученно произнес Есаул, увиденное произвело на него неизгладимое впечатление.

– А что это было? – через минуту из‑за ограды появилась вытянутая физиономия Цыгана. Не дождавшись ответа, он выплюнул изо рта ком земли и сказал: – Так я себя чувствовал, когда под Лисьим Юртом попал под обстрел духов и на меня завалилось перекрытие блиндажа.

К Денису приблизился Дум-Дум и, радушно улыбаясь, проговорил:

– Теперь, думаю, можем познакомиться и поближе. Прошу любить и жаловать – майор Денис Васильевич Давыдов, кавалер ордена Мужества, медали «За отвагу» – это к вопросу о боевом опыте. Герой России – это уже в мирное время. Неоднократный чемпион Дальневосточного округа по рукопашному бою. Кстати, победитель Тихоокеанского флота у лучших бойцов армии Китая и сил самообороны Японии.

– Ё… – непроизвольно дуэтом воскликнули Брикет и Есаул.

– Предупреждать надо, – обиженно проворчал Цыган, выбираясь из палисадника.

– А это тебе, бисова душа, урок, чтобы не забывал, что на любую хитрую гайку найдется болт с обратной резьбой, – от души расхохотался Думдумыч, потом серьезным тоном добавил: – Ну, раз все уже убедились, что Гусар – свой человек, – вперед, накрывать поляну. Сегодня последний день, когда мы можем оттянуться не по‑детски. Послезавтра Папа привезет все необходимое, и будем в темпе вальса готовиться к милитари-туру в жарких странах.

Никто из спецназовцев спорить с ним не стал, все трое поспешили в коттедж. Снайпер подошел к Давыдову, который стаскивал с головы шлем.

– Ну, как тебе наш коллектив?

– Нормально, думаю, споемся, – ответил Денис, потом внимательно посмотрел на Дум-Дума и спросил: – Откуда мое досье узнал?

Снайпер не стал выкручиваться, достал из кармана штанов прямоугольник мини-компьютера, продемонстрировал и пояснил:

– Папа слил информацию, как только привез тебя сюда. Поэтому я и задержался.

– Ясно.

Морпеху действительно многое стало понятно. Например, то, что спецназовцы называют замминистра «Папа», значило, что они не первые попавшиеся спецы, а люди, неоднократно проверенные в операциях личного характера.

– Да, и еще, ты на Цыгана не обижайся. Пришел к нам из «масок-шоу» [5]5
  Маски-шоу – спецназ УИН ( сленг.).


[Закрыть], до этого служил на зоне, там и набрался дурных манер и уверенности во вседозволенности. Ты его хорошо обломал. Впервые за это время, что он служит у нас, такое произошло. Но вообще он парень хороший, отличный боец и настоящий товарищ. Надежный товарищ. Не обижайся.

– Нас в морской пехоте не учат обижаться, – коротко ответил Денис.

– Ну и славненько…

Глава 4
Безымянный король

Профессор был маленький, седенький старичок в допотопных очках в роговой оправе, которые нелепо смотрелись на его грушевидном черепе с непропорционально большими ушами, при ярком свете дневных ламп отливающими малиновым цветом. Он держал в руках большую лупу и медленно продвигался вокруг длинного прямоугольного стола, на котором растянулась гигантская туша белой акулы.

Ученый то и дело щупал своими тонкими, похожими на побеги старого винограда пальцами жесткую и шершавую кожу хищницы.

– Поразительно, – невнятно бормотал профессор, находясь под впечатлением своих наблюдений. – Как настоящая…

Пожилой ученый уже несколько часов безвылазно находился в просторном помещении лаборатории, стены которой были облицованы белой плиткой, что в сочетании с сиянием люминесцентных ламп создавало впечатление, будто свет струится отовсюду; прохладный кондиционированный воздух напоминал атмосферу морга.

На самом деле впечатление было обманчивым: комната не была моргом и вообще не имела никакого отношения к медицинскому учреждению. Даже распластанная на столе акула не была ни живой, ни даже чучелом. Это было производное от современных достижений науки и техники.

– Как вам удалось этого добиться?

Пожилой профессор повернулся к мужчине, неподвижно стоявшему у стены. Это был зрелый пакистанец, смуглолицый, темноокий, выше среднего роста, широкоплечий, с фигурой настоящего атлета. Дорогой костюм ладно сидел на нем; даже неопытный взгляд сразу бы выхватил, что подобная одежда для него вполне привычна. Он стоял, слегка расставив ноги и сложив на груди руки. Темно-карие глаза не выражали никаких эмоций, он был выше земных страстей, как будто ему были открыты тайны потустороннего мироздания.

– Это всего лишь нейлон, покрытый фианитовой пылью для жесткости. Скелет изготовлен из сверхпрочного пластика, не уступающего по прочности высоколегированной стали, но на тридцать процентов легче. Кстати, пневмоцилиндры, заставляющие акулу двигаться, изгибая части тела и хвост, изготовлены из такого же пластика и управляются миниатюрным электромотором. Что позволяет нашей «разбойнице» двигаться со скоростью до восьми узлов в час и нырять на глубину до пятидесяти метров.

– Это не так уж и много, – мягко улыбнулся профессор. – А ведь я вам рассказывал, что взрослая особь белой акулы может уходить на глубины свыше полукилометра, а за одну миграцию проходить до десяти тысяч километров, проходя от Мадагаскара до Австралии и обратно.

– Помню, я все помню, – согласно кивнул пакистанец, – но пока мы еще далеки от таких результатов. Наша «разбойница» без подзарядки может находиться в воде не больше одиннадцати часов, и, соответственно, радиус действия не особо велик. Хотя в будущем – кто знает…

– В будущем? – неожиданно вскрикнул ученый. – Вы, дорогой Камаль, уже приблизили будущее. В свое время мне довелось работать с самым знаменитым из всех исследователей океана, а именно с Жаком Ивом Кусто. Создание подобного подводного аппарата принадлежало его внуку, Фабиану; при помощи своей «Трои» он на камеру снимал поведение белых акул. Но та модель от вашей отличается, как самолет братьев Райт от современного сверхзвукового истребителя.

Действительно, для съемки белых акул Фабиану Кусто надо было находиться внутри «Трои», управлять ею и одновременно снимать на видеокамеру свои наблюдения, рискуя в любой момент быть атакованным изучаемыми хищницами. «Разбойница» была полностью автономной, двигалась при помощи электродвигателя, а управлял ею встроенный бортовой компьютер, который добросовестно выполнял любое заложенное задание.

– За одиннадцать часов непрерывного пребывания в стае, – продолжал восторженно вещать французский профессор-океанист, поглаживая шершавую, как наждак, кожу объекта, – ваша рыбка может скачать информации больше, чем вся семья Кусто, вместе взятая. Ведь время нахождения человека под водой строго ограничено. А белые акулы – это не просто умные морские млекопитающие, это загадочные существа, наверняка помнящие эру динозавров и пережившие ее. И кто знает, как они себя поведут, когда рядом не будет посторонних.

Человек, которого профессор-консультант знал как Камаля Нури, только утвердительно кивал головой. Его темные, как стволы автоматов, зрачки смотрели как будто на ученого и в то же время сквозь него, будто старика уже прошили трассеры очередей.

– Только одно непонятно, – неожиданно прервал свои дифирамбы француз и перешел к деловой части их встречи. – Судя по проекту, изнутри наша девочка заполнена лишь на тридцать процентов, а вся брюшина пуста. К чему такое расточительство?

– Следуя вашим рекомендациям, профессор, мы выдержали при создании подводного прототипа основные параметры белой акулы, – подобный вопрос не был неожиданным для Камаля, ответ был заранее готов и явно заучен. – Длина шесть метров, вес полторы тонны. Но благодаря полимерным материалам и миниатюрному размеру оборудования вес «разбойницы» получился менее пятисот килограммов, оттого и свободное место образовалось. Пока решено ничего не менять, но в будущем (в зависимости от результатов наших исследований) требухой объекта могут стать дополнительные аккумуляторы, что значительно увеличит ее пребывание в недрах океана, или же необходимое оборудование для более детального изучения природы поведения белых акул.

– Великолепно, Камаль. – Профессор, как обрадованный ребенок, громко захлопал в ладоши, но тут же смутился и добавил: – Вы зря говорите о будущем, ведь его делаете именно вы. Каждый ваш эксперимент – это шаг, который встряхивает весь мир.

– Хотелось бы надеяться, – бесцветным голосом произнес пакистанец. Фраза эта прозвучала двояко, но старичок-ученый этого не заметил.

– Как жаль, что я уже не в том возрасте, чтобы отправиться вместе с вами в экспедицию! Ради такого я готов взять на себя обязанности и лаборанта, и матроса палубной команды, лишь бы своими глазами наблюдать новые вехи науки. – Голос ученого сорвался, он тяжело вздохнул. – Но врачи мне категорически запретили не только жаркие широты, даже полеты на незначительные расстояния. Сердце свое растратил еще в молодые годы, – француз указал тонким, плохо гнущимся пальцем на левую сторону груди. – Теперь живу при помощи кибернетического стимулятора и фармацевтической химии.

– Не беспокойтесь, профессор, когда мы опубликуем результаты наших исследований, там будет и ваше имя, – почти с теплотой в голосе проговорил Камаль Нури.

– Да что имя? Так, пустой звук. А наука – это все, цель, достойная, чтобы потратить на нее жизнь, – с пафосом произнес ученый. Причем, как отметил для себя пакистанец, в голосе старика не было даже малейшего намека на фальшь. Он говорил то, во что свято верил. Возможно, это были первые сигналы надвигающегося маразма. Впрочем, такое положение устраивало заказчика: лишний грех на душу брать не придется. Если он что‑то и сообразит, то кто поверит старику, выжившему из ума?

Через час Камаль распрощался с профессором, не забыв предупредить о сохранении тайны, и серый «Мерседес» отвез его домой.

В лабораторию въехал портативный автокран, четверо рабочих тушу механической акулы со всеми предосторожностями зацепили нейлоновыми тросами и бережно уложили в титановый саркофаг, который тут же был загружен в кузов мощного трейлера.

После того как тягач с прицепом покинул территорию предприятия, следом выехали автомобили с трудившимися здесь специалистами. За оградой остался лишь пожилой сторож с толстым и ленивым ротвейлером.

Через неделю подошел к концу срок годовой аренды мастерской по производству яхт среднего класса, и хозяин дал очередное объявление…

Человек, которого во Франции знали как Камаль Нури, стоя на террасе международного аэропорта Орли, напряженно наблюдал, как титановый саркофаг с наклеенными бирками «научное оборудование» загружают в темное чрево транспортного самолета. Могучий погрузчик, выкрашенный в ярко-желтый цвет, бережно, как самую большую ценность, нес на своих бивнях футляр с «разбойницей» внутри. Впрочем, по большому счету груз был действительно очень дорогим…

Человек с именем Камаль Нури на самом деле имел десяток других имен (для разных стран), а вот настоящего имени, данного при рождении, у него не было. Два года назад оно почило в бозе вместе с обгоревшим трупом помощника военного атташе Пакистана в Испании.

Он был одиннадцатым ребенком в семье судовладельца из Карачи. Их род больше двухсот лет занимался морскими перевозками, начав свой бизнес еще при господстве британских колонизаторов, и с тех пор активно поддерживал с британскими компаниями деловые отношения. Когда младшему сыну исполнилось пять лет, отец отправил его в закрытую школу для мальчиков в Лондоне получать образование и обучаться хорошим манерам. Все сыновья их рода в свое время обучались в престижных заведениях Старого Света, только старший сын окончил медресе в Медине и сейчас служил муллой в северных провинциях Пакистана.

Камаль вернулся на родину через двенадцать лет с багажом знаний, светскими манерами и звериной ненавистью к европейцам за все те обиды и унижения, которые ему довелось испытать от белокожих одноклассников. Он их ненавидел с неподдельной животной яростью и твердо знал, что придет время – и он отомстит, хладнокровно отомстит, без жалости, без пощады.

Спустя несколько месяцев он поступил в военно-морскую академию, еще кадетом приобщился к аравийской религии «ваххабитов», а позже усилил ее идеологией «Талибана». Не обошлось без пояснений старшего брата, который, как настоящий мулла, был терпелив и последователен.

К окончанию академии Камаль уже был взрослым человеком с твердо сложившимися убеждениями. Европейское образование и отличная учеба в военном вузе сослужили ему хорошую службу, и молодой лейтенант был зачислен в военно-морскую разведку. Их отдел занимался разработкой подводных сил соседней Индии. Противоборство за приграничные горные штаты не могло не сказаться и на противостоянии военно-морских сил двух держав. Они, как два опытных поединщика, приглядывались друг к другу, изучали приемы и повадки, потому что понимали – допусти ошибку, и твой противник не даст второго шанса.

Война на море осложнялась тем, что на вооружении ВМС Индии находились дизель-электрические подлодки класса «Амур», закупленные у России. Эти субмарины умели ловко прятаться в глухих слоях океанских глубин, становясь совершенно незаметными для «охотников» противника. Именно за это качество их окрестили «черной дырой».

Отдел Камаля изучал способы борьбы с этими субмаринами, но применение глубинных реактивных бомб, телеуправляемых торпед и даже современных американских ракето-торпед было малоэффективно против «Амуров». И тогда стали рассматриваться другие способы, более экзотические: применение против подводных лодок дрессированных морских животных – дельфинов, тюленей и даже китов. Таких бойцов использовали в США, России, некоторых странах НАТО и даже в Иране. Но мнение всех дрессировщиков было единым – морские животные великолепные охранники портов и морских баз, они эффективны в обнаружении морских мин и потерянных торпед, но вот как наступательное оружие (против патрулирующих на больших глубинах подводных лодок) не годились. Требовалось искать другой способ для нейтрализации «черных дыр».

Вскоре это задание перестало интересовать Камаля. После атаки захваченных пассажирских лайнеров на Нью-Йорк Америка объявила войну «Аль-Каиде» и «Талибану», и вскоре войска альянса вторглись в Афганистан. Началась большая разрушительная война, захлестнувшая большую часть Среднего Востока. Легионы новых оккупантов заняли крупнейшие города Афганистана и засели в них безвылазно, предпочитая воевать с моджахедами при помощи боевых летающих роботов, в прессе именуемых беспилотными разведчиками.

Несмотря на яркую рекламу, эти «Глобал Хоки» и «Предаторы» были далеки от совершенства, их системы обнаружения часто принимали машины мирных дехкан за колонны с талибами и немилосердно уродовали их при помощи ракет с кассетными боеголовками. На обвинения в неоправданно больших потерях среди мирного населения генералы Пентагона, их сателлиты из Северо-Атлантического альянса лишь разводили руками, иногда добавляя «No comment».

Однажды под удар одного из воздушных убийц попал старший брат Камаля. Мулла возвращался с похорон деревенского старосты. Залетевший на территорию Пакистана «Глобал Хок» принял пикап за автомобиль моджахедов; последовал залп нескольких ракет, начиненных инертно-металлической взрывчатой смесью гексогена с вольфрамовой пылью, не оставивший ни водителю, ни мулле ни единого шанса. Пикап вместе с придорожными валунами превратился в кусок бесформенной массы.

Семья Камаля не стала особо возмущаться – все‑таки их бизнес был завязан на Великой Британии, верной союзнице США. За обещанную компенсацию они согласились признать происшествие несчастным случаем. Совсем другого мнения был младший брат. Служба в военно-морской разведке его окончательно разочаровала, и теперь его душу грело желание мести тем, кто покусился на их религию, на их уклад жизни.

Найти тех, кто борется с агрессорами, оказалось не сложно в стране, где только правительство было лояльным к дяде Сэму, все остальные если не были готовы уйти в партизаны, то наверняка сочувствовали борцам с неверными. Камалю удалось договориться о встрече с главным борцом с американским империализмом; во всем мире его знали как Усаму, и только ближайшее окружение называло Отцом.

Офицера военно-морской разведки везли двое суток в сторону афганской границы. Камаль сидел в кузове грузовика, пропахшем застарелым овечьим пометом, с плотно завязанными глазами. Он был раздет догола, так как связники хотели убедиться, что на новом добровольце агенты спецслужб не прикрепили радиомаяк. Но, даже трясясь в полной темноте в грузовике, он ощущал, что машина едет в одном направлении, затем в противоположном или вовсе двигается по кругу. Связники профессионально путали следы, и если бы за ними увязался «хвост», его вскоре бы обнаружили и обрубили. Но, к счастью, все обошлось, и на третьи сутки с измученного долгим переездом Камаля сняли повязку. Потом дали вдоволь напиться из старинного медного кувшина. Вода была почти горячей, но ничего вкуснее раньше ему пить не приходилось.

Когда к новому рекруту вернулись силы, ему выдали длинную рубашку из грубой домотканой материи и сандалии с подошвами, вырезанными из старых автомобильных покрышек.

Затем старший из связников, мрачный пуштун с короткой седой бородой и пустой глазницей вместо правого глаза, коротко бросил: «Пошли», – и, придерживая полу ватного халата, двинулся вперед по пыльной дороге, Камаль следом, на некотором расстоянии от них держались двое молодых охранников, вооруженных автоматами.

Городок, в котором должна была состояться встреча с Отцом, был небольшим и древним, на его окраинах раскинулось несколько кишлаков, где проживали узбеки, таджики, пуштуны и хазарийцы. Это был настоящий восточный Вавилон в миниатюре, центр которого представлял лабиринт из глинобитных построек. Забредший сюда чужак обязательно бы заблудился, потратив неимоверное количество времени, чтобы обнаружить выход. В древние времена именно так и боролись с захватчиками. Теперь это не имело никакого практического смысла: узнай военачальники, что в этом городке скрывается «террорист № 1», – и армада реактивных бомбардировщиков вмиг смешает постройки с дорожной пылью.

Камаль двигался за старшим проводником по узким кривым улочкам. Опытный взгляд разведчика то и дело выхватывал группы молодых людей, которые прогуливались по определенному маршруту. Все вооружены, хотя свое оружие не выставляли напоказ.

Несколько раз им попадались стайки женщин. По манере двигаться и держать осанку Камаль без сомнений определял под паранджой мужчин. Отца боевиков «Аль-Каиды» берегли как живую святыню, и любой из них не раздумывая отдал бы жизнь за него.