Текст книги "Через три войны"

Автор книги: Иван Тюленев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Держись, Тюленев! – весело крикнул мне Погребов. Когда мы вошли в сени и стряхивали с себя снег, он сказал:

– Видал, какая погода? А ты говоришь – наступать. Да в такую погоду хороший хозяин собаку со двора не выпустит.

Буденный нас ожидал. Зотов доложил ему наши соображения, упомянув о неподходящей погоде.

– А я считаю, погода самая подходящая для нашего наступления, – сказал Семен Михайлович. – Обеспечит нам внезапность. Надо полагать, беляки нас не ожидают, а мы им как снег на голову свалимся.

Говорил Буденный убедительно. Взвешивая все "за" и "против", он подробно изложил нам план предстоящей операции.

– Наступать надо завтра же утром, при любой погоде, – заключил Семен Михайлович.

Больше всего Буденного беспокоило, успеем ли мы передать приказ, чтобы все части корпуса подготовились к наступлению.

Решили, что в 11-ю дивизию и в бригаду Колесова поеду я, в 4-ю Потапов, а Семен Михайлович со штабом будет находиться на левом фланге, в главной группировке.

Было очень поздно, когда я вернулся из штаба. Ординарец ожидал меня с ужином.

– Не до ужина, готовь лошадей, выезжаем в 11-ю дивизию.

– В такую-то стужу? Да ведь до одиннадцатой верст сорок.

– А хоть бы и сто! Нужно ехать.

– Мне что, я готов. Пока вы покушаете, лошади будут готовы.

Ночью я со взводом охраны выехал из Стадницы, где был штаб корпуса. Снежная метель продолжала свирепствовать, мороз крепчал. За околицей села бойцы еще раз проверили седловку копей, а я тем временем уточнил по карте маршрут.

Двигаясь переменным аллюром, мы в точно намеченный срок добрались до штаба 11-й дивизии.

Когда я вошел в штабную избу, с головы до ног облепленный снегом, все а здесь собрался весь командный состав дивизии – удивленно посмотрели на меня.

– Вы из штаба Буденного? – спросил начдив Матузенко.

– Так точно! – Я еле шевелил языком, долго потирал замерзшие руки и наконец вытащил пакет с приказом о наступлении.

Матузенко быстро пробежал его глазами, удивленно взглянул на меня, потом вслух прочел приказ находившимся здесь комиссару дивизии Озолину, комбригам Маркозашвили, Подмозко, Патоличеву и Колесову.

– Все будет в порядке, Тюленев, так и доложите товарищу Буденному, сказал Колесов после оглашения приказа, обращаясь ко мне как к старому знакомому.

– А я не собираюсь уезжать, мне приказано остаться с вами.

Комбриги получили боевую задачу. Замысел операции был прост: атаковать противника с юга и севера, окружить и разгромить в районе станции Касторная.

Расходились далеко за полночь. Мне отвели квартиру для отдыха, но я с удовольствием принял приглашение комиссара Озолина и пошел к нему.

Квартировал комиссар дивизии в бедной крестьянской хате. Мы с удовольствием растянулись на охапке душистого сена, брошенного ординарцем прямо на пол. Усталость после трудного пути давала себя знать, слипались веки, но мне хотелось поближе познакомиться с Озолиным, поговорить с ним, поподробнее расспросить о боевом и политическом состоянии дивизии.

Как будто отвечая на мой вопрос, Константин Иванович сказал:

– Дивизия крепкая!.. Много бойцов служили в царской коннице. Кавалерийское дело знают и любят. Коммунисты и комсомольцы есть в каждом полку, они задают тон. Немало добровольцев из рабочих, откликнувшихся на призыв партии: "Пролетарий – на коня!" Многие командиры воевали еще в красногвардейских отрядах. Так что сила вполне надежная! Да что я расхваливаю? Завтра сами увидите дивизию в бою. – Озолин помолчал, заложил руки под голову и, вспоминая недавнее, продолжал: – Перед выступлением на фронт мы во всех полках провели митинги. Вы не представляете себе, как ликовали бойцы, когда мы сообщили им, что наша дивизия вливается в состав конного корпуса Буденного. Земля дрожала от восторженного "ура". По одному этому можно судить о настроении наших бойцов. Я уверен, что одиннадцатая дивизия не посрамит боевой славы буденновцев!

– А скажите, Константин Иванович, – спросил я, – мороз не устрашит ваших бойцов?

– Нет, мороз для нас не помеха. Бойцы хорошо обмундированы, – ответил он и как бы в доказательство протянул мне свой суконный шлем: – Настоящий буденновский...

Постепенно наш разговор перешел на личные темы. Далеко за полночь Константин Иванович задремал, а я еще долго лежал и думал об этом человеке, испытавшем столько невзгод за свои 26 лет, но сохранившем крепость духа.

Родился Озолин в семье рабочего Либавского порта. Жила семья бедно. В шесть лет Костю отправили в деревню к дяде, который сам батрачил на барона. Через два года мальчик вернулся и стал обучаться переплетному ремеслу, а по вечерам учился грамоте. В революцию 1905 года, когда отец и его товарищи рабочие сражались на баррикадах, 12-летний Костя по их заданию расклеивал и разбрасывал прокламации.

Много переживаний и потрясений принес Константину 1914 год. В то время он работал подмастерьем-мукомолом в имении Грендсгоф Добенского уезда. Здесь он полюбил дочь арендатора мельницы Ирину. Девушка отвечала взаимностью, но ее отец и мачеха и слышать не хотели о браке. Тогда молодые люди убежали без родительского благословения. Поселились они в Тукумском уезде, где Озолин, считавшийся уже квалифицированным мукомолом, получил место мастера на мельнице акционерного общества.

Недолгим, однако, было счастье молодоженов. Разразилась мировая война, немецкие войска оккупировали Курляндскую губернию. Захватчики грабили население. Не обошли они, конечно, и мельницу, на которой работал Озолин. Молодому мастеру иногда приходилось вести переговоры с немецкими солдатами. Когда в губернию вступили русские войска, по чьему-то доносу власти арестовали Озолина "за общение с неприятелем".

Озолин сидел в камере вместе с группой латышских и польских социал-демократов. Некоторые из них провели в тюрьмах по пятнадцать лет. В камере часто велись беседы на политические темы, порой разгорались жаркие споры. Здесь-то Константин узнал, что у рабочих есть своя партия, цель которой – свергнуть царское самодержавие, установить в стране власть пролетариата.

Несколько месяцев Озолин находился под следствием. Ему угрожал военный суд. Но вдруг тюремные ворота распахнулись. По настойчивому требованию латышских патриотических батальонов, действовавших на фронте, власти вынуждены были освободить несправедливо арестованных латышей.

Выйдя из тюрьмы, Константин поехал в Нижний Новгород, намереваясь поступить на завод, где работал его дядя. Но едва он явился на регистрацию к воинскому начальнику, его мобилизовали в армию и зачислили в 62-й запасный полк. Предстояла отправка на фронт. Воевать за чуждые народу интересы он не хотел и добился назначения в команду специалистов. Несколько месяцев работал на военных предприятиях. Потом его все-таки послали на Юго-Западный фронт, во 2-й отдельный тяжелый артиллерийский дивизион.

В марте 1917 года на многолюдном собрании солдат и унтер-офицеров рядового Озолина избрали председателем комитета, возглавившего воинскую часть.

В августе "ненадежный" артдивизион сняли с передовой и отправили в Смоленск. Константин Озолин установил там связь с местной большевистской организацией и был принят в ряды партии.

В дни Октябрьского вооруженного восстания дивизион становится опорой большевиков. Он принимает активное участие в разоружении войск, верных Временному правительству. В октябре 1917 года личный состав дивизиона избирает К. И. Озолина своим командиром.

Из Смоленска артдивизион отправили в Тамбов на расформирование. Здесь К. И. Озолин создает из остатков бывших латышских батальонов так называемую колонну латышских стрелков. К латышам присоединились передовые, революционно настроенные солдаты из числа военнопленных. Так родился Коммунистический отряд особого назначения под командованием Константина Озолина.

Отряду Озолина сразу же пришлось выступить против врагов рабоче-крестьянской власти, участвовать в подавлении контрреволюционного мятежа в Тамбовской губернии.

Летом 1918 года по приказу Реввоенсовета Республики отряд Озолина прибыл на Южный фронт, в 9-ю армию. Здесь он влился в Латышскую ударную группу. Спустя два месяца по приказу Реввоенсовета армии Озолин формирует особую кавалерийскую бригаду и назначается ее комиссаром.

Целый год он был комиссаром этой бригады. А тогдашний год по стремительности событий, по напряженности стоил иного десятилетия. Затем Константина Ивановича назначили комиссаром 11-й кавалерийской дивизии.

...И вот наступило утро.

Начинать операцию должны были два полка из бригады Маркозашвили. Спешившись, они шли к пере нраве через реку Олым. Справа от них находилась бригада Подмозко, слева – бригада Колесова. Бригада Патоличева располагалась в центре.

Комиссар находился в первом спешенном эшелоне, действия которого решали успех боя.

Спешенные кавалеристы, пройдя лощину, приближались к реке. Противник огня не открывал. Как только наши вышли на берег Олыма, начали бить вражеские пушки. Однако нашим батареям удалось быстро нейтрализовать огневой удар.

Олым был затянут тонким слоем льда. Первый же вступивший на него боец провалился по пояс в воду и выскочил обратно на берег.

– Что же, придется искупаться, – весело, как будто ничего особенного в этом не было, сказал Озолин.

Подминая ледяную корку, он вошел в холодную воду. За ним последовали бойцы.

Затем ринулись в атаку кавалеристы бригад Колесова и Патоличева. Пехотные части белых, не ожидавшие такого стремительного броска, стали поспешно покидать переправы на правом берегу Олыма.

В мокром, обледеневшем на морозе обмундировании бойцы сели на коней, переправленных через реку, и продолжали преследовать врага.

Почти до самого селения и станции Касторной дошли наши конники. Но здесь наступление захлебнулось. Генерал Постовский бросил для защиты железнодорожного узла офицерские полки, за спиной которых пришла в себя и отступившая пехота белых.

Начдив Матузенко, комбриг Колесов и я, перебравшись на новый командный пункт, с беспокойством наблюдали за полем боя, пытались восстановить связь с 42-й стрелковой дивизией, которая должна была подойти на правый фланг, но все еще не подходила.

Долго длилось сражение. Наши полки то в конном, то в пешем строю атаковали позиции белых. Однако безуспешно. К вечеру противник перешел в контрнаступление. На левом фланге мы отражали атаки, а на правом бригаде Подмозко приходилось отходить. Но вот наконец подошли передовые части 42-й дивизии, и продвижение врага было приостановлено. В это же время главные силы корпуса прорвали фронт противника юго-восточнее Касторной. 4-я и 6-я дивизии, которые вел сам Буденный, перерезали железную дорогу и преградили белым путь отхода на юг.

11-я дивизия снова ринулась в стремительную атаку. И противник уже не смог выдержать этого удара, солдаты партиями сдавались в плен. Только 11-я кавалерийская дивизия на своем участке взяла в плен полторы тысячи солдат, захватила три бронепоезда и много всякого военного имущества.

Касторненская операция была блестяще завершена.

Победа красной конницы под Касторной знаменовала собой начало нашего общего наступления и поражения белых армий генерала Деникина.

* * *

17 ноября 1919 года Реввоенсовет Республики по докладу командования Южного фронта принял решение о переименовании 1-го конного корпуса Южного фронта в Конную армию РСФСР. В Реввоенсовет армии вошли К. Е. Ворошилов и Е. А. Щаденко, а затем бывший секретарь Царицынского комитета РКП (б) С. К. Минин.

Для официального оформления этого акта в село Великая Михайловка Старо-Оскольского района, где находился штаб корпуса, прибыло командование Южного фронта – А. И. Егоров и И. В. Сталин.

На объединенном заседании Реввоенсоветов Южного фронта и корпуса командующий фронтом Александр Ильич Егоров зачитал приказ о переименовании 1-го конного корпуса Южного фронта в Конную армию РСФСР.

– Отныне, – сказал он, – штаб корпуса принимает на себя все функции армейского организма и становится штабом Копной армии. Прошу врид начальника штаба Первой Конной армии С. А. Зотова доложить командованию Южного фронта обстановку и те задачи, которые выполняют части армии.

С. А. Зотов раскрыл папку и начал докладывать:

– На фоне общей задачи разгрома противника в Донбассе в соответствии с директивой фронта Первая Конная армия по решению командарма Буденного и его штаба должна явиться основной силой – тараном, разрезающим врага от порога Донбасса до Азовского моря. Ее решительные действия дадут возможность войскам Южного фронта уничтожить вражеские силы по частям.

Члены Реввоенсовета фронта одобрили доклад Зотова. И. В. Сталин сказал в заключение:

– Наша задача состоит в том, как правильно доложил товарищ Зотов, чтобы рассечь фронт противника на две части, не дать войскам Деникина, находящимся на Украине, отойти на Северный Кавказ. В этом залог успеха. И эту задачу командование фронта возложило на Первую Конную армию.

Задача очень ответственная, она потребует максимум сил и напряжения. Конной армии придется идти через Донбасс, где может не быть фуража. Но ее будет встречать пролетариат Донбасса, который ждет Красную Армию и отдаст все, что может... Руководство фронта примет в свою очередь все меры к тому, чтобы обеспечить Конную армию всем необходимым.

На этом заседании С. М. Буденному было вручено Почетное революционное оружие (шашка) с орденом Красного Знамени на нем, а С. А. Зотову – золотые именные часы.

В штабе работы прибавилось, и она значительно усложнилась. Выполняя обязанности начальника разведки армии, я уже не ограничивался только перечислением добытых разведданных, а тщательно анализировал их и делал соответствующие выводы, да еще с прогнозом на будущее. В то же время не раз задумывался: "А по плечу ли мне это? Не лучше ли уйти в строй?"

Свое желание я высказал командованию. Семен Михайлович Буденный и Климент Ефремович Ворошилов и слышать не хотели о моем уходе из штаба.

– Что, бежать хочешь? – сказал Ворошилов. – Трудностей испугался? А может быть, с нами работать не хочешь? Нет, батенька мой, твой пост здесь. Придет время – мы тебя направим на командную должность. А пока работай здесь и не бойся трудностей – не боги горшки обжигают. Опирайся на своих помощников, да и мы поможем...

* * *

В первой половине декабря 1919 года Конная армия выдвинулась на исходный рубеж для решительного удара. Час освобождения Донбасса настал.

Деникин сосредоточил свои силы у Купянска, стремясь здесь задержать наступление Красной Армии. Нам предстояло взять станцию Сватово и перерезать железную дорогу, идущую с севера в Донбасс. Эта задача была возложена на ударную группу в составе 4-й и 11-й кавалерийских дивизий.

16 декабря, серым холодным утром, три бригады четвертой дивизии подошли к станции Сватово и... "осадили назад". Пять бронепоездов открыли по ним огонь.

За полотном железной дороги до самого ската высокой длинной гряды раскинулось огромное село Ново-Екатеринославль. К нему вела одна-единственная дорога – через полотно. Но наши разведчики все же сумели проскочить в село и сообщили, что войск противника там нет, лишь на станции у бронепоездов сосредоточились офицерские роты и разные команды.

Узнав об этом, командир второй батареи Шаповалов решил атаковать бронепоезда с тыла. Его батарея рванула с места и под яростным пулеметным огнем с грохотом проскочила за полотно. Прошло несколько минут, и с тылу по бронепоездам ударили шаповаловские пушки. Удар достиг цели – паровоз предпоследнего бронепоезда сошел с рельсов и преградил путь остальным. Только одному бронепоезду удалось уйти. Удирая, он беспорядочно стрелял по красной коннице, которая лавиной неслась к станции...

Белых не на шутку встревожил этот прорыв в их тыл. Враг решил во что бы то ни стало разбить здесь наши части. Генерал Мамонтов посадил на крестьянские подводы две тысячи офицеров. Под прикрытием двух конных дивизий и остатков конницы Шкуро и Улагая они устремились к селу, надеясь застать нас врасплох. Но наша разведка не дремала. На рассвете командир 19-го полка Стрепухов докладывал Городовикову:

– Товарищ начдив! От Купянска по хребту движутся обозы белых, прямо на нас прут... А конницы при них мало. Дозволь враз забрать.

– Чего же дозволять? Выступай и действуй. Только донеси, нет ли там чего посерьезнее обозов, – напутствовал его Городовиков и приказал поднять дивизию по тревоге.

Не успел 19 и полк приготовиться к атаке, как из обозов стали выскакивать пехотинцы. Их цепи ринулись вперед. Дивизия, не успевшая развернуться, была атакована пехотой и конницей белых. Наши полки шаг за шагом отходили обратно к селу. А там – станция с огромными трофеями, да еще свои обозы!.. В сумерки все части 4-й дивизии спустились в село. Вслед за ними туда же ворвались и пехотные цепи противника. Утомленные ночным походом и дневным боем, белые не в состоянии были развить уличную схватку. Наша конница тоже была изрядно потрепана и не могла перейти в контратаку.

Так и ночевали войска обеих сторон в разных концах одного и того же села. Лишь на рассвете совместно с подошедшей бригадой 11-й дивизии части 4-й дивизии быстро выбили противника из своего расположения. Белые отошли к югу в село Меловатка, где начали собираться и группироваться, прикрываясь бронепоездами, подошедшими из Донбасса.

Два последующих дня велись бои, не приносившие успеха ни нам, ни противнику. Особенно мешали бронепоезда белых. Были они и у нас, но не могли подойти из-за неисправности пути.

Поздно вечером 19 декабря Буденный, Ворошилов, Зотов и я прибыли в штаб 4-й дивизии. Познакомившись с обстановкой, приступили к обсуждению плана дальнейших действий. Совещание затянулось до рассвета.

Вдруг тишину декабрьского утра разорвал грохот взрыва. Это бронепоезд белых в сумерках подполз к селу. Рвануло еще два разрыва, совсем близко.

– Видимо, не дадут нам сегодня вздремнуть, а мы и вчерашнюю ночь не спали, – спокойно сказал Семен Михайлович.

Я осторожно посоветовал им перебраться на другую окраину села, куда снаряды противника не долетали.

– А вы, дорогой, не беспокойтесь за нас. Когда нужно будет, переберемся. Лучше узнайте-ка, почему молчат наши трофейные бронепоезда? попросил Климент Ефремович и принялся за чай, принесенный ординарцем.

Не успел я дойти до станции, как раздались наши ответные выстрелы. Захваченные у белых бронепоезда за ночь были отремонтированы и ударили по вражескому бронепоезду. Не ожидавший этого, он моментально смолк.

Вскоре разведка донесла, что от Меловатки на хребет начали выдвигаться большие колонны конницы. Наши полки тоже стали вытягиваться на хребет, не ожидая, пока противник появится под самым носом.

Часов около одиннадцати белые заметили наше встречное движение и стали развертываться для атаки. Невооруженным глазом было видно, как огромные колонны конницы расходились в стороны от большака, разворачивались во фронт целыми полками.

О. И. Городовиков обратился к подъехавшим на командный пункт комбригам:

– Видите сами, противник собирается нас атаковать. Мое решение: второй бригаде встретить его тут. Приготовить батарею. Огонь открыть по моему сигналу. Первая и третья бригады движутся балкой к деревням Юрьевка и Марьевка. Как только белые подойдут сюда, атакуйте их во фланг.

Вдалеке справа гулко грохотала артиллерия. Там наступала наша 9-я стрелковая дивизия. 1-я и 3-я бригады быстро свернули в балку и двинулись вперед.

Противник между тем приближался. Вскоре он открыл огонь двумя батареями. Перелет. Недолет. Но вот одна граната разорвалась в тридцати шагах от командного пункта. Осколки и куски мерзлой земли пронеслись над головами. Шарахнулись лошади. Климент Ефремович, удерживая своего коня, шутливо заметил:

– Вот дураки! Чего зря снаряды расходуют? А вы что ж, когда угостите их? – обратился он к командиру 2-й батареи Шаповалову.

– Да вот, как товарищ начдив прикажет... По-моему, пора начинать, а то нащупают батареи, придется менять позицию, – ответил Шаповалов и ожидающе посмотрел на Городовикова.

– Ну и начинай! Бей их обеими батареями! – ответил Городовиков.

Мимо командного пункта прошел 21-й кавалерийский полк и стал развертываться для атаки. Бойцы, заметив Буденного и Ворошилова, весело приветствовали их.

– А! Доно-ставропольцы, – узнал старых знакомых Климент Ефремович. Он помнил их по царицынским операциям, когда командовал 10-й армией.

– Батареи... огонь!.. – скомандовал Шаповалов. Грянул залп.

Четыре черно-серых столба поднялись над цепями противника.

– Хорош!.. Первая батарея, по колонне... гранатой!.. Вторая – по батарее... огонь! – выкрикивал Шаповалов.

На ровной местности цепи были видны как на ладони. Артиллеристы работали без устали. В считанные минуты они буквально забросали противника гранатами и шрапнелью. Белые не ожидали такого яростного огня. Цепи дрогнули, расстроились. Спасаясь от обстрела, пешие, всадники, повозки шарахались из стороны в сторону, усиливая беспорядок и неразбериху.

И вот уже на врага, словно горные потоки с круч, сверкая клинками, сотрясая воздух громовыми раскатами "ура", стремительно ринулись полки 2-й бригады...

– Видишь, Семен Михайлович, какой паник получился кадетам! – радостно воскликнул Городовиков. – Разреши и мне пойти в атаку, мне тут делать нечего...

– И нам тут нечего делать, – поддержал его К. Е. Ворошилов и, приподнявшись на стременах, пустил коня вскачь.

Мы понеслись за ним. Ветер свистел в ушах, шапки ломило назад. Кавалеристы преследовали небольшие группы отставших всадников. Белая конница, в три раза превосходившая нашу вторую бригаду, была так потрясена огневым шквалом и конным ударом, что не смогла опомниться и оказать сопротивление.

В двадцатых числах декабря Конная армия вступила в Донбасс. Остановились мы на станции Переездной.

С фуражом было плохо. Меня одолевали тревожные мысли: "Чем накормить коней?" Заглянул в конюшню, а кони похрустывают сеном!

Зашел в хату, смотрю – мой ординарец сидит с хозяином, старым шахтером, и пьет чай, вернее, не чай, а заваренную травку. А хозяйка печет коржики.

– Откуда это? – удивился я.

Рабочий укоризненно поглядел на меня:

– Что же ты, товарищ командир, думаешь, мы от беляков спрятать кое-что не сумели? Или, думаешь, мы вас не ждали?

Я с удовольствием уселся за стол к самовару. До чего же вкусной показалась мне эта травка!

Но не успел выпить и кружки, как меня срочно вызвали в штаб. Туда то и дело приходили рабочие – молодые и старые, просили принять их в армию.

Вечером ординарец сказал мне:

– Ну и народ золотой эти шахтеры, товарищ командир! Самому есть нечего, а он последнее отдает.

Никогда конармейцы не забудут теплых товарищеских встреч с донецкими рабочими. Не было ни одного района, села или города, где бы нам навстречу не выходили шахтеры с песнями, знаменами, хлебом-солью.

В тылу у белых восстал Луганск – родной город Климента Ефремовича. Это восстание лишило противника возможности производить какие-либо маневры на левом фланге нашей армии.

Рабочие тоже вели войну с белыми: заваливали шахты, уносили и прятали инструменты, выводили из строя электростанции и оборудование. Но как только требовался свет и уголь для Красной Армии, рабочие немедленно исправляли все повреждения.

Помню, как однажды пленный офицер с ненавистью сказал:

– Мы пытались задержаться на Северном Донце, но в этом проклятом районе все за вас, красных. Жаль, – добавил он, – что мы слишком поздно узнали об этом!

...Разбитые, рассеченные на две части, белые армии спешно уходили в Крым и за Дон.

2 января 1920 года Деникин объединил все войска на Дону под общим командованием генерала Сидорина, которому подчинил в оперативном отношении и "добровольческий" корпус генерала Кутепова. Ростов-на-Дону прикрывался "добровольцами", Новочеркасск – Донской армией, в центре же, на уступе, сосредоточились конные корпуса генералов Топоркова и Мамонтова.

Белые рассчитывали задержать наступление красных у Ростова, чтобы успеть эвакуировать ценности из Ростова и Таганрога и вывести армейские тылы за Дон. Но их расчеты не оправдались. 6 января они отошли на ростов-новочеркасский плацдарм.

Несмотря на ожесточенные многодневные бои в Донбассе, Красная Армия не утратила своего боевого порыва. Она с ходу атаковывала врага.

8 января в 20 часов 6-я кавалерийская дивизия ворвалась в Ростов. На окраинных улицах было тихо и безлюдно. Лишь в центре шел пьяный разгул офицеров. Опомнились они лишь тогда, когда красные конники заняли половину города. Завязались уличные бои. До утра не утихали выстрелы. Наши освобождали улицу за улицей.

В тот же вечер 4-я кавалерийская дивизия заняла станицу Нахичевань. Противник предпринял отчаянную попытку вернуть утраченные позиции. К рассвету сюда подошли два пехотных полка белых и атаковали наших конников. Но те спешились и перешли в контратаку. После двухчасового боя оба вражеских полка были взяты в плен. Большую помощь нашим кавалеристам в этом бою оказал автоброневой отряд имени Свердлова.

Утром 9 января 4-я кавалерийская дивизия заняла станицу Аксайская, а 10 января от белых был окончательно очищен Ростов.

Требовалось еще одно усилие, еще один мощный согласованный удар, чтобы на плечах врага форсировать реки Дон и Маныч. Но надо было подготовиться к наступлению: создать ударную группировку из кавалерийских дивизий, перегруппировать части 8-й армии.

Однако командование Северо-Кавказского фронта по сделало этого. Помешали головокружение от успехов и недооценка сил противника. Наступление было начато бел необходимой подготовки, а белые к тому времени успели закрепиться.

Утром 17 января наши 4, 6 и 11-я кавалерийские дивизии двинулись в направлении станицы Ольгинская, а 9-я и 12-я стрелковые дивизии, обеспечивая правый фланг армии, – на Батайск. Одновременно из Ростова должны были выступить части 8-й армии. Однако их перегруппировка затянулась, и в нужный момент к батайским позициям они так и не подошли.

В 10 часов утра части Конной армии по льду переправились через Дон. Противник не препятствовал переправе, но на левом берегу предпринял контратаки. Бой длился весь день. Болотистая местность, затруднявшая действия конницы, отсутствие артиллерии (ее не удалось переправить) заставили нас отойти.

19 января наша кавалерия и пехота, подтянув артиллерию, возобновили наступление на Батайск. В полдень конница обеих сторон развернулась лавой. Исход шестичасового боя решили артиллерия и бронепоезда, которых у белых было больше, чем у нас. Противнику удалось снова отбросить наши части на правый берег Дона.

Реввоенсовет Первой Конной армии доложил командующему фронтом о невозможности добиться успеха в районе Батайска и предложил ранее разработанный план, который сводился к перегруппировке сил Первой Копной, сосредоточению их в районе станицы Платовская и нанесению оттуда удара в направлении станицы Тихорецкая. Но командующий фронтом не поддержал нас и на этот раз. Он приказал снова перейти в наступление и во что бы то ни стало овладеть Батайском.

21 января опять разгорелись бои. Станица Ольгинская несколько раз переходила из рук в руки, но к Батайску мы так и не смогли подойти. Во второй половине дня для нас создалось тяжелое положение. Противник попытался отрезать наши войска от переправ. Только благодаря решительным действиям 1-й бригады 4-й кавалерийской дивизии (резерв Конной армии) удалось ликвидировать угрозу окружения, но нам вновь пришлось отойти.

В безуспешных боях за Батайск Первая Конная и 8-я армии понесли тяжелые потери, хотя крепко досталось и противнику. К концу января наши войска попытались наступать на реке Маныч. Но и здесь из-за несогласованности в действиях и отсутствия необходимой подготовки бои были неудачными для нас.

С. М. Буденному доложили, что погиб комиссар 11-й дивизии К. И. Озолин.

– Очень и очень жаль, что мы потеряли такого чудесного человека. Но берегут себя наши комиссары и командиры, – тяжело вздохнул Буденный.

К нашей великой радости, весть о гибели К. И. Озолина оказалась неверной, и через несколько дней он появился в Ростове.

Как выяснилось позже, Константин Иванович был ранен во время поездки на правый фланг дивизии. Истекая кровью, он добрался до села. Там ему удалось достать лошадь и прискакать в станицу, занятую красными. На льдине он переправился через Дон, а затем на волах добрался до Ростова.

* * *

Белые делали все возможное, чтобы удержать Северный Кавказ. С этой целью спешно проводилась мобилизация.

Генералу Деникину удалось пополнить свои войска и создать мощную конную группу под командованием генерала Павлова. К 24 февраля у Павлова насчитывалось 15 900 сабель, 3 бронепоезда и около 4000 штыков.

Таким образом, врагу удалось собрать и привести в боевое состояние солидные силы. Правда, после поражения в Донбассе и под Ростовом вера в победу у белогвардейских солдат была сильно подорвана. В предгорьях Кавказа многие из них предпочитали дезертировать в так называемые "зеленые отряды".

Требовалось срочно принимать все меры для ликвидации деникинщины. Партия, В. И. Ленин укрепили руководство Северо-Кавказским фронтом. Командующим фронтом был назначен М. Н. Тухачевский, членом Реввоенсовета Серго Орджоникидзе. Новое руководство приняло решение начать наступление. Первая Конная армия во взаимодействии с общевойсковыми армиями должна была нанести противнику поражение ударом во фланг и тыл.

Выполняя эту задачу, дивизии Первой Конной армии сломили сопротивление врага и нанесли ему сокрушительные удары в районе станций Торговая, Белая Глина, Егорлыкская. Крах всей южной группировки контрреволюционных сил был предрешен.

Особенно отличились наши артиллеристы и пулеметчики. Артиллерия быстро выдвигалась вперед и с открытых позиций била по колоннам противника. Тачанки с установленными на них пулеметами врезались в передовые группы конницы, и пулеметчики получали возможность вести огонь с 300-400 шагов. Командование противника растерялось и перестало управлять боем. В результате началась паника, повальное бегство.

Уцелевшие кавалерийские части белых отошли в Егорлыкскую. 26 и 27 февраля при поддержке пехоты они пытались наступать, но энергичным контрударом Конной армии были отброшены в исходное положение.

В начале марта Реввоенсовет Кавказского фронта приказал частям 10-й армии и Первой Конной армии окончательно разбить конную группу генерала Павлова в районе Егорлыкской.

3 марта под Егорлыкской завязался ожесточенный бой. Он закончился поражением белой конницы.

Конармия Буденного в боях под Торговой, Белой Глиной и Егорлыкской захватила 7000 пленных, 67 орудий, 153 пулемета, около 1000 подвод и 5 бронепоездов.

Полевой штаб Первой Конной армии находился непосредственно в боевых порядках своих дивизий.